Когда я пришёл на Окулинину гору, Сиракузовы уже были там. Они прохаживались перед самым обрывом, и я подумал, что вот такие же, наверное, типы убили поэта Лермонтова.
— Явился, — сказали они мне.
— Явился, — сказал я.
После воскресной победы (мы победили в двух видах: метание гранаты — дядя Борис, бег на шестьдесят метров среди девочек — Вера) я чувствовал себя более уверенно.
Сиракузовы переглянулись. В отличие от убийц Лермонтова, они, вероятно, не знали, что делать дальше.
— Ну, где же твои угрозы? — спросили они. — Свет ты нам выключил? Не выключил. В травматологическом пункте нас приняли? Приняли. И позавчера нас дядя Борис на машине катал.
— Вы свои угрозы тоже не выполнили, — сказал я.
— Мы?!
— Вы. На лодочную станцию и в кино нас не из-за вас не пустили. А в парикмахерскую я могу пойти хоть сейчас.
Они молчали. И я молчал.
Вдруг они медленно начали ко мне приближаться.
— Стойте! — сказал я.
Но они продолжали приближаться. И тогда я вытащил из кармана пистолет.
— Ну, вот что, — сказал я. — Видите этот пистолет? — Они видели. — Он заряжен фиолетовыми чернилами. А фиолетовые чернила, это вы сами знаете, не смываются.
— Убери пистолет! — сразу сказали Сиракузовы.
И, когда я сделал попытку убрать, бросились на меня.
Первым же ударом я свалил Петра Сиракузова, вторым ударом Павел свалил меня.
— Ну, получил? — спросили меня Сиракузовы.
И уже хотели облить меня, лежащего, из моего же пистолета, как вдруг мы услышали знакомый голос.
— Стойте! — сказал этот голос.
В двух шагах от себя мы увидели Веру. В руках у неё были мамины ножницы, и она угрожающе ими щёлкала возле своей головы.
— Ещё одно движение, — сказала Вера, — и…
И я, и Сиракузовы, вероятно, одновременно вспомнили про Окулину, которая предотвратила однажды драку между Лапиными и Сиракузовыми на этой горе. Но то была прекрасная Окулина, а тут перед нами стояла Вера. И я не надеялся, что она точно так же подействует на Сиракузовых.
— Обожди, — поспешно вдруг сказали Сиракузовы. Вероятно, им всё-таки не хотелось, чтоб Вера отрезала себе косы.
— Обожди, — снова повторили они и бросили мой пистолет.
Я протянул к нему руку, но Вера резко сказала:
— Не поднимай!
И опять угрожающе щёлкнула ножницами. Я поспешно отдёрнул руку.
Так мы стояли некоторое время, рассматривая Веру.
И тут откуда-то из кустов послышалось мягкое и хриплое «мяу».
Мы обернулись и увидели нашего кота Кирюшу. Он шёл к нам, подняв хвост трубой, а за ним шло ещё какое-то рыжее создание.
— Вот вам ваш Кирюша, — сказали Сиракузовы.
— А сзади-то, сзади кто? — изумлённо спросила Вера.
— Друг, наверно, — ответили Сиракузовы.
Вера критически оглядела Кирюшиного друга и взяла Кирюшу на руки.
— Подержите ножницы, — сказала она Сиракузовым.
— Это ваши ножницы, — передавая их мне, сказали Сиракузовы.
Мы обступили Веру и Кирюшу.
— Так вот он где пропадал, — сказала Вера.
Кирюша тёрся о Верину руку, изредка бросая тёплые взгляды на своего приятеля.
— А знаете что, — предложили вдруг Сиракузовы, — мы заберём Кирюшиного друга к себе. Пусть они ходят друг к другу в гости. Так им будет ближе.
И, не дожидаясь нашего согласия, поймали рыжего и посадили в пиджак.
— Между прочим, — сказал я, — кресало нашлось.
И виновато поглядел в сторону.
— Ясное дело, у нас нашлось, — ответили Сиракузовы.
— Нет, — сказал я, — отец брал его с собой.
Сиракузовы посмотрели на меня уничтожающе и молча взялись за пиджак.
Когда мы спустились с Окулининой горы и вошли в город, увидели Ферапонта Григорьевича: он шёл по улице и, ничего не замечая вокруг, читал газету. Под мышкой у него была ещё пачка газет. И мы сначала даже подумали, что он по совместительству стал работать ещё и почтальоном.
— Ферапонт Григорьевич! — позвала его Вера.
Он поднял голову, и мы увидели, что лицо у него совершенно отрешённое.
— Большие новости, ребята, — сказал он. — Меня напечатали.
— Где? — спросила Вера.
— В газете. Давайте завернём куда-нибудь и сядем.
Мы завернули в сквер и сели.
— Почитать вслух? — спросил Ферапонт Григорьевич.
— Мы сами, — сказали Сиракузовы.
Пока мы читали, Ферапонт Григорьевич задумчиво разглядывал рыжего кота.
Собственно, я уже знал эту историю: это была история про банку Лафонтена. Только в газете она имела ещё подзаголовок «Рассказы бывалого человека».
Я был так рад за Ферапонта Григорьевича, будто это я сам напечатался в газете.
— Ну? — наконец спросил он.
— Это неправда, — мрачно ответили Сиракузовы и строго посмотрели на Ферапонта Григорьевича.
Тот печально и приветливо улыбнулся. Даже снял фуражку и провёл рукавом по козырьку.
— А ты, Вера?
— Это сказка, — сказала Вера.
Ферапонт Григорьевич надел фуражку.
— Это почти правда, — сказал он. — Некоторые ещё называют это художественным вымыслом. Поздравляю тебя, Кирюша, с возвращением домой.
После чего забрал у нас обе газеты, сунул их в пачку и, улыбаясь чему-то, пошёл к автобусу.