Приключения капитана Кузнецова

ИЗ ДНЕВНИКА СВЕТЛАНЫ

Уважаемый читатель!

Сегодня я получил от капитана большой пакет. В нем письмо от Ивана Ивановича и двадцать листов из тетради в клеточку, исписанных мелким аккуратным незнакомым почерком. И так как письмо и записи на листах тетради связаны с записками капитана, я полностью привожу их здесь.

«Здравствуйте, мой дорогой попутчик! — пишет капитан. — До сих пор я еще не разыскал Светлану, с которой, надеюсь, Вы уже знакомы по моим записям, и ее судьба Вам не безразлична.

Был в милиции, в адресном столе, посылал запросы в другие города Сибири, ездил к ее матери в Читу. Никаких следов, никаких результатов.

У меня остался еще месяц отпуска, и я потрачу это время на поиски. И обязательно найду, где бы она ни находилась.

На ее квартире, между книг, я нашел дневник. И так как большинство записей — только ее мечты и мысли, совсем не относящиеся ни ко мне, ни к событиям, связанным со мной, то я, без разрешения на то автора дневника, вырвал и посылаю Вам несколько листков. Надеюсь, что после нашей встречи Светлана простит мне такое обращение с ее секретами. Она, как и все до этого, считает меня погибшим, а мертвым ведь многое прощается.

Как прочтете листки — пришлите обратно.

До свидания, мой дорогой попутчик».

Ниже я помещаю записи из дневника Светланы без изменений.

Воскресенье, 5 мая 1957 г. (Почти всю страницу занимают химические формулы. Некоторые исправлены, зачеркнуты и написаны вновь, и все они придавлены огромным вопросительным знаком. Ниже рисунки пером: утка, гусь, голубь и что-то похожее на орла. И только внизу страницы начинается запись).

Любит??. Хочется верить, что да… Но ведь это не все. Кроме этого чувства, у человека должно быть еще человечное сердце. Любовь познается быстро, а человечность после пуда съеденной соли с горчицей и перцем. Да, да… С горчицей и перцем!.. Главное — не торопись, Светланочка, повремени, присмотрись, подумай. Окончит университет, я — аспирантуру, а там пусть и дети… Так долго ждать?!.. Ладно. Пусть долго. Было бы только все хорошо.

А как же я??. Не знаю. Ничего не знаю! Может быть это не любовь, а просто так? И все расклеится…

Суббота, 11 мая. Сегодня были в парке. Ходили, гуляли, спорили. И о чем спорили? О самом возвышенном чувстве молодого человека — о любви. На эту тему уже спорили тысячелетия все философы и мудрецы мира. В этот спор нового вклада, конечно, мы не внесли.

Я настаивала на том, что любовь — независимое от нас чувство и проявляется неожиданно и случайно, без преднамеренных поисков там, где ее не ищешь. И что девушка или молодой человек может полюбить навсегда с одного взгляда. Тут я так увлеклась, что не постеснялась, глупышка, привести в пример нашу первую встречу. Потом спохватилась, да было уже поздно. Сказанного не вернешь.

Мои примеры Ваня называл «литературщиной», желанием подражать героям не очень серьезных романов.

— Не забывай, Света, — старался доказать он, — что, кроме чувства, которое есть и у зверей, человек, и только человек обладает еще и рассудком. И раз он действительно человек одаренное разумом и способностью мышления существо, — то он должен направлять свои чувства, руководить ими, а не идти у них на поводу.

— Бывает же так, — не успокаивался мой капитан, — что влюбляются в артистку или артиста, в молодого ассистента в вузе, а то и в учителя. А сколько из них предлагает потом свою руку и сердце? Сколько женится таких влюбленных? Да не больше, как по одному случаю в год на всем земном шаре!.. Да и того меньше. Так это же просто случайности. А почему так бывает? Да потому, что, кроме чувств, человеком руководит еще здравый рассудок, разум. Человек же понимает, что возможно и допустимо, а что недопустимо. Ну и обуздывает свои чувства вовремя. В конце концов находит равную любовь. А ты — «независимое от нас чувство…» Это значит расписаться человеку в своем бессилии!

— Был у нас такой случай, — рассказывал Иван немного поостыв. — Влюбился один мой друг в ассистентку кафедры неорганической химии в университете. Дело было перед началом войны. Она молодая, умная и красивая женщина. Но друг убедил себя, что этой любви не должно быть. Со временем она действительно испарилась. Только и осталось, что друг лучше других дисциплин изучил неорганику.

Воскресенье, 12 мая. Ходили в кино, смотрели «Веселые звезды». Ваня познакомил со своим начальником и другом майором Федором Курбатовым. Симпатичный. Шутник и весельчак. Рыжеватые космы бровей, как у озорного мальчишки, не знают своего постоянного места. И уже один вид майора вызывает улыбку. В таких влюбляются с первой встречи, очертя голову.

Когда Ваня ушел за мороженым, серые глаза майора стали вдруг какими-то бездонными, и он так посмотрел на меня, что захватило дыхание. Даже душно стало и как-то страшновато. Но пришел Иван, и опять стало легко. Наверное, мне просто почудилось, и я, дурочка, подумала бог знает что А в общем, парень хороший.

Вторник, 14 мая. Сегодня опять ходили в кино. Федор познакомил нас со своей подругой — Розалиной. Красивая, просто позавидуешь. Особенно лицо, с небольшим прямым носом и правильными чертами. И руки. Только сразу же насторожило ее высокомерие. В каждой нотке ее голоса, в каждом движении нарочито подчеркивается превосходство… И не пойму, в чем она его видит: в красоте или в положении кандидата технических наук. Ведь мне до кандидата еще далеко.

А вот Федор — молодец. И хоть я, кажется, люблю своего Кузнечика, но не могу сказать, что у него есть все, что я хотела бы видеть у мужчины, у будущего своего мужа. У него… ой, как не достает жизнерадостности, оптимизма, задора. Чересчур серьезный. Иногда кажется просто скучным. Целует и то слишком серьезно. А рядом с Федором легко и весело. Даже у моего Кузнечика исчезает медвежья угловатость.

Слов нет, у Ивана хорошее сердце; твердость характера и упрямство в достижении своей цели придают благородство. Но для нас, для женщин, выходит, этого мало. Нас еще надо уметь развлечь.

А Розалина! Наверно — просто воображалка и больше ничего. Жалко Ивана, а то я так бы ее проучила, что не стала бы больше строить из себя высокородную дамочку. Подумаешь, красавица!..

Сегодня Федор опять глядел на меня так, что в душе застыло. Так могут смотреть только любя или ненавидя. Но ненавидеть он меня не может. Не за что. А если любовь, тогда что?!. Ой… Не знаю… Не знаю!.. Лучше об этом не думать…

Суббота, 25 мая. В конце рабочего дня у подъезда института встретил Федор. Я удивилась, что он один, но где-то в глубине души, кажется, была довольна.

— Сегодня в кино не пойдем, — сказал он. — Кузнецов в полете и опоздает. Хочу просить вас к себе на новоселье. Я получил комнату.

— Я буду одна?

Нет, почему же? Лина тоже придет. А после девяти — Иван Иванович.

— Хорошо, — согласилась я, — только сперва зайду переоденусь.

Он терпеливо ждал у ворот, пока я подгладила платье, поправила прическу. Хотелось щегольнуть перед Розалиной. Пусть немного поубавит свою гордость.

Небольшая продолговатая комната Федора убрана по- мужски, и ни один предмет не говорил о том, что в этой комнате бывала женщина, если не считать букета ярких лесных цветов, наполнявших комнату ароматом тайги. Он стоял на небольшом столе в банке от баклажанной икры.

В домашней обстановке Федор показался каким-то застенчивым и даже суховатым. Я объяснила это чувством неловкости перед женщиной из-за убранства комнаты и старалась не присматриваться к обстановке.

— Вы удивляетесь, откуда букет? А правда же хорош? — вдруг оживился он. — Я люблю лесные цветы, только этот букет попал ко мне случайно. Садитесь вот здесь. Телевизор я только вчера купил и вожусь с ним как дама с обновкой. «Рекорд» мне, правда, не нравится, но «Рубинов» в продаже нет. Народ стал настолько зажиточным, что дорогую вещь купить стало не легко. И за этим пришлось постоять в очереди часа полтора.

— Так кто же подарил вам букет? — спросила я просто для разговора, думая, почему же не приходит Розалина.

— Представьте себе — сам не пойму. Ребятишки или их учительница, не знаю. Пришли ко мне утром два постреленка: рыжий один, вроде меня, а другой с черными, как терн, глазенками. Так, лег по одиннадцать им. Стоят у двери штаба, командира спрашивают. Я вышел, а у них смелость, видно, вся израсходована — стоят и молчат. Потом рыжий осмелился.

— Товарищ майор! — говорит. — Вчера в вагоне один ваш летчик хотел у нас букет купить. Больно нужен, говорил. Для невесты. Пятьдесят рублей давал. А мы не продали, потому — учительнице цветы везли. А как Анна Яковлевна про летчика узнала и как он нам про саранку рассказывал, послала отдать этот букет летчику. Так вы передайте, пожалуйста!

— А как фамилия летчика? — спрашиваю.

— Не знаю, — отвечает.

— А по званию кто?

— Да в вагоне свет был плохой, не разглядели, сколько звездочек на погонах. Я видел будто по четыре, а Сашка говорит — по три.

— Ну что же, — говорю, — букет оставьте, хозяина найду. Только пятидесяти рублей сейчас у меня нет.

А нам и не надо. Мы так, — ответил черномазый, и ребята ушли.

Вечером рассказал пилотам — смеются, а претензий на букет никто не предъявляет. Так и принес домой.

На экране телевизора зарябило море, потом вышла симпатичная девушка и объявила, что будут показывать картину «Старик Хотта-быч». Поплыли титры, зазвучала увертюра. Но у меня перед глазами все стояли два мальчика с букетом.

Тут я почувствовала прикосновение щеки к моему плечу и только сейчас заметила, что Федор подсел ко мне вплотную. Почувствовав неловкость, попросила включить свет.

— Не хотите смотреть «Хоттабыча»?.. Согласен. В кино лучше, — заспешил скороговоркой хозяин, включая свет. — Тогда давайте выпьем по бокалу шампанского.

— Нет, подождем Лину. Да и Иван, наверное, скоро придет?

— Для них тоже хватит. А то боюсь — заскучаете.

— С вами не скучно, — призналась я. И только когда заметила, что это ему польстило, — спохватилась, что сказала лишнее.

Федор опять сел рядом и, глядя мне прямо в глаза своими бездонными глазами, спросил.

— А при разводе с женой Иван мальчика возьмет к себе или об этом вы еще не говорили?..

— С какой женой?! Какого мальчика?!.. — почти вскрикнула я, и улыбающееся лицо с бездонными глазами закружилось и полетело в пропасть. Сильно застучало сердце.

Федор подал бокал шампанского, я выпила его залпом, не почувствовав вкуса.

— Успокойтесь и извините. Я думал вы знаете. Ведь вы — невеста… — оправдывался Федор.

Еще что-то говорил, но я не слышала. Было обидно, хотелось зарыдать, но глаза оставались сухими, их жгло огнем.

На улице я попросила Федора не провожать, оставить одну. До двенадцати часов бродила по тротуарам, в сквере, где-то сидела, плакала. А теперь, вот, пишу эти строки. Завтра воскресенье, но я не смогу его видеть. Разрыдаюсь, наговорю кучу упреков, глупостей… Слава богу, что в понедельник ехать в командировку, а там в экспедицию, в тайгу.

Воскресенье, 26 мая. Вежливый и предупредительный, зашел Федор на квартиру и пригласил в город. Мне надо было уйти от своих мыслей, забыть обиду и я согласилась. Ходили по улицам, заглядывали в магазины, сидели в парке. От бессонницы болит голова и все как в тумане. Хочу видеть Ивана и понять, как он мог обманывать, но встречи боюсь.

Знаю — скажу слово и тут же разрыдаюсь. Выдам себя с головой. Скорее бы уехать. Еще шесть часов, и я в поезде. Успокоюсь, подумаю, а там и поговорить можно, когда вернусь. А надо ли говорить?..

Среда, 5 июня. Вернулась из командировки и… о горе! Почему на меня повалились все несчастья? Кто отнимает у меня все, что дорого сердцу?!

Недавно потеряла отца… Иван помог несколько забыть горе, а сегодня узнала, что он разбился в тайге при очередном полете. Еще не зажила первая рана — появилась вторая! И какая из них больнее — трудно сказать… Кажется, больнее та, что свежее.

Не заходя домой прямо с чемоданом поспешила в штаб части, где служит Иван. Часовой требует пропуск… Прошу вызвать начальника, а оттуда запросы: откуда, кто такая?

— Я невеста капитана Кузнецова!

Из двери вышел незнакомый полковник: Козырнул и сухо: «В чем дело?».

— Меня очень волнует судьба капитана. Поймите меня, пожалуйста. Я только сейчас узнала…

— Трудновато понять, гражданочка, — отвечает холодно. — Ведь майор Курбатов говорит, что вы его невеста.

— Неправда!.. — вскрикнула я, рыдая.

— Успокойтесь, прошу вас, — более вежливо проговорил полковник. — Капитана разыскивали три дня. Поиски возглавлял майор Курбатов. Признаков катастрофы не обнаружено. Будем искать еще. Надеюсь на успех…

— Нет, не успокоюсь!.. — кажется крикнула я. — Не за сердечными каплями пришла!.. Ваш товарищ погиб с машиной, а вы обсуждаете здесь, чья я невеста. Сейчас же посылайте в поиски!.. И не «жениха». Он постарается опять не найти. Не уйду отсюда, пока не найдете капитана!.. — закончила уже в кабинете.

Тут я свалилась на диван. Полковник до вечера звонил по телефону, говорил по радио: просил, требовал, приказывал. Когда совсем стемнело, он, уставший, не включая света, подсел ко мне.

— Так, дочурка! — заговорил тепло и участливо. — Утром улетаю на поиски с товарищами сам. Сделаю, что можно. А сейчас завезу вас на квартиру.

Четверг, 6 июня. Весь день сидела в штабе. Вечером откуда-то радировал полковник: «Сорок седьмого не нашел».

Дома плакать уже не могла: внутри все сгорело. Поздно вечером постучался в дверь и вошел Курбатов. Хотелось обругать и выгнать, но надежда услышать что-либо об Иване охладила гнев.

— Успокойтесь, Светлана, — начал он. — Ведь наша жизнь летчиков всегда на волоске. Ничего не поделаешь… Профессия.

— Что вы знаете о катастрофе? — перебила я майора.

— В блокноте, вот, принес вам выписку всех радиограмм капитана. Читайте.

«Лечу по заданному курсу над верхней кромкой облаков, — сообщал Иван. — В просветах вижу реку. Машина отличная. Вибрации нет. Прибавляю скорость до предельной… Сорок седьмой».

И дальше:

«…Я сорок седьмой. На предельной скорости машина пошла в пике… Запас рулей близок к концу… В просветах тайга. Реки не вижу… Запас вышел… Рули не действуют… Пытаюсь выйти из пике моторами… Примерные координаты…»

И последняя:

«…Из пике не вышел… В левом моторе взрыв… Не поминайте лихом!..»

Я попросила Курбатова оставить меня одну. Он долго сидел молча, а когда я прилегла на кровать лицом к стене, наконец ушел.

Пятница, 7 июня. Опять приходил и сидел Курбатов. Называл женщиной-героиней, вполне достойной быть женою летчика-героя. Просил разрешения приходить каждый вечер. Сожалел, что у него не было и нет такой подруги, как я, и что полжизни отдал бы, чтобы найти такую. На лесть я ничего не ответила. Посидел с полчаса и ушел.

Понедельник, 10 июня. Ходила в штаб. Полковник принял с отеческой лаской, спросил о здоровье, об учебе. Известий о Кузнецове — никаких. Собираются еще раз обследовать несколько квадратов северной тайги.

Я спросила, знает ли о катастрофе мать и первая жена капитана.

— Что вы? Какая жена? Женатым он не был. Ивана Ивановича я знал давно, — ответил полковник.

Вечером стучался Курбатов, но я не ответила. Не могу простить себе, как могла поверить этому наглому лжецу. И как бы я дорого заплатила за одну лишь возможность извиниться перед Иваном.

Вторник, 11 июня. Вышла на работу, но в лаборатории душно и тоскливо. Анализы не получаются, пробы перепутала. Пошла в сквер и долго глядела на играющих в песке ребятишек. Вспомнились школьники с букетом. И тут только догадалась: ведь букет-то приносили наверное Ивану, а он хотел подарить его мне! Как я раньше об этом не подумала? Все затуманила обида.

В ГорОНО назвали три школы, где работают учительницами — Анны Яковлевны. Подъехала к сорок первой железнодорожной, но заходить не стала. Глядя на стены, снаружи почувствовала, что моя Анна Яковлевна — не здесь. Сороковая городская встретила как-то ласково. В учительской увидела средних лет женщину, сидевшую за одним столом с двумя молодыми учительницами, и сразу узнала, что это она.

Поговорить сели в пустом прохладном классе.

— Я зашла поблагодарить вас за букет, за внимание, — начала я.

— О, не стоит. Майор уже приходил. Я рада была познакомиться с вашим женихом. О нем так хорошо отзывались мои ученики. Да что с вами? Почему плачете. Что случилось?

— Мой жених на днях погиб, — ответила я сквозь слезы.

Когда я успокоилась и начала прощаться, заметила, что Анна Яковлевна плачет. Потом она рассказала, что потеряла мужа на фронте и теперь вся ее жизнь в работе, в детях. Я купила «Конструктор» и спиннинг и попросила Анну Яковлевну передать подарки тем двум ученикам. На душе стало как-то теплее и покойней. Скоро в экспедицию. Скорее бы из города, подальше от мест, напоминающих о недавнем прошлом.

Суббота, 26 октября. Здравствуй, мой молчаливый друг, мой дневник. Сегодня вернулась из экспедиции. Трамвай, скверик, рокот моторов в воздухе, моя комната — все здесь напоминает об Иване. И сейчас, как и все это время, не хочется верить, что он погиб. Такие люди так просто и бесследно не погибают. Бывало, в экспедиции иду таежной тропой и думаю, что вот за поворотом встречу… Брошусь оборванному, заросшему и голодному на шею и больше от себя не отпущу. А по ночам подолгу поддерживала высокое пламя костра. Думалось, увидит и придет на огонь.

Но он не встретился, не пришел, хотя сердце чувствовало, что он где-то близко, в тайге… В части ничего нового о нем не знают. Полковник встретил, как родную дочь. Сказал, что ко дню сорокалетия Великого Октября получат такую же машину и кто-то полетит на ней по трассе Кузнецова.

Воскресенье, 27 октября. С самого утра занялась стиркой. Над корытом и застал меня Курбатов. Он пришел сообщить, что через неделю полетит на новой машине по Ивановой трассе. В душе еще кипело зло, но мне не хотелось обижать человека, который скоро должен выполнить большое дело и, которого, может быть, тоже ждут не легкие испытания. Одного уже обидела незаслуженно перед полетом.

Приглашал в гости за праздничный стол на 7-е ноября. И хотя я не обещала, но и не ответила отказом.

Четверг, 14 ноября. Вчера вечером приходила Розалина. Хвалила Курбатова, говорила, что он в меня влюблен, и она за это не в обиде. А когда я вспылила, заговорила о другом.

Диплом кандидата она еще не получила, — какая-то задержка с утверждением в Аттестационной комиссии в Москве. А без диплома не может устроиться в институт редких металлов. Вот и зашла попросить, чтобы мой профессор поговорил с директором института. Ведь они — друзья.

А сегодня я передала ей ответ профессора: «Хорошим работникам протекция не нужна. Даже если человек и без кандидатского диплома».

Думала, что ответ ее обидит, а Розалина только презрительно улыбнулась и ушла.

Пятница, 15 ноября. Нет, так работать нельзя. После катастрофы с Иваном не могу сосредоточиться ни над анализами, ни над литературой. В декабре экзамен по диалектическому материализму, а я совершенно не готова. Решаю окончательно: приведу в порядок экспедиционный материал и иду в продолжительный отпуск.

Что буду делать?.. Прежде всего уеду из этого города; устроюсь техником или кем угодно, хоть поваром, в какую-нибудь поисковую партию и уеду в экспедицию на год или больше. Словом, не вернусь до тех пор, пока не заживут на сердце раны.

Пятого ноября Федор потерпел катастрофу. Он направил машину в воды какой-то большой сибирской реки, а сам высадился на парашюте в тайгу. Выехавшая комиссия неделю искала машину, но не нашла даже обломка. К несчастью, ни рыбаки, ни бакенщики, ни лесорубы падения самолета не видели. На поиски выходило больше двухсот человек.

— Сам не пойму, куда могла подеваться машина, — сказал Федор. — Могло унести в океан.

Он приходил ко мне вчера невеселый, подавленный, похудевший. Видно сильно огорчает неудачный полет и особенно — безуспешные поиски машины>.

На этом записи в дневнике Светланы прерываются.