Глава пятая



Возвращение у нас прошло специфически — вновь чего-то взыграло. и отправились мы кружным путем, краешком. В надежде найти укромное место ан… Занято! Причем, судя по всему, тут аморально разлагалась публика простая, неблагородная, отчего не то чтоб особо сдерживалась в эмоциональных проявлениях. В итоге все у нас ограничилось чуть ли ни пионерскими поцелуями при луне, аж стыдно — взрослые ж люди… а поибаццо негде! Позорище…

Охранник ждал нас за столом, поблагодарил за шашлык, отчитался о полном порядке и соблюдении режима на объекте. Посторонних лиц не замечено, младшая раз покинула жилой блок по естественной надобности, сонно осведомившись — где мол мы с Морой шляемся, удовольствовавшись ответом, мол — погулять ушли. В кустах выше по склону шебурхается какая-то звериная мелочь, но опасности не представляет. От предложенного материально-денежного поощрения охранник деликатно отказался, мотивировав отказ уже полученным финансовым довольствием и строгими инструкциями. После чего отбыл на прежний пост за внешним периметром. А мы отправились в палатку, потому что ничего толкового все одно уже не выйдет сегодня, это ж понятно. Перед сном, разве что, я тихонько застегнул обоим девчонкам на запястьях браслеты. Что было несложно совсем — дрыхли они натурально без задних лап. Да, надо сказать, вот теперь и нас с Морой разморило. Так что быстренько под плед — и слушать шумы подводной лодки.

Утром все порочное времяпрепровождение было налицо и по форме. В плане — рожи у всех были помятые, опухшие и заспанные, а одежда пребывала в настолько измятом виде, что просто караул. Ну, натуральные ткани, никакой синтетики. Пришлось срочно приводиться в порядок, благо проснулись все рано — явно раньше большинства чистой публики, только в расположении прислуги уже вовсю шевеление и гомон, а благородные дрыхнут еще. Ну так — гулеванили до утра, поди. Два бидона воды, принесенные вчера варенговскими парнями — отлично пригодились. Сначала обливание и обтирание весьма бодрящей водицей — девки кобенились, стеснялись раздеваться, не хотели обливаться холодной. Пришлось взяться за дело лично, в итоге опять у меня давление шалит. Правда, умилился, как они обрадовались браслетикам. Надо ж, столько радости из-за фигни за три копейки. Я им еще по ушам проехал, на вопрос "Откудова ето?" — мол, место тут такое. Не поверили, конечно, ну все ж не совсем дети. Только все скакали теперь передо мной, нервы мне расшатывая. А еще и Мора, как назло, не кобенилась вовсе, а сама разделась, и совершила водные процедуры. Вот же гадство, скорее бы домой уже! Прогнал я их всех в палатку, велев в пледы завернуться, а сам, растопив небольшой самоварчик, налив самую чуть воды, давай под паром одежи вид возвращать. Ничего, что сыровата будет, зато выглядеть нормально станет. Это я еще по советской школьной форме помню, а уж с ха-бэ сколько возиться приходилось… Как там у Задорнова было? "Натяните брюки на кастрюлю с кипящей водой. Если это не поможет…" Поможет. Уже помогло. Так или иначе — а к приходу Хуго с работниками, которым предстояло убирать лагерь, мы были все свежие, бодрые, и даже позавтракавшие чаем с холодным мясом и овощами.

— Йо, ты не представляешь, сколько заказов вчера поступило! — вместо доброутра заявил мне Хуго — Мы с братьями уже решили: все пойдет через завод! Пойдемте скорее в лавку, скоро туда пойдут женщины, насчет костюмов, Витус уже все устроил.

— Витус специалист по связям с женщинами? — попытался я подколоть его.

— Ну… Можно сказать и так. Он умеет, и у него слава соблазнителя и вообще… Правда, могу тебя заверить — безосновательно. Он женат уже третий раз, и вполне счастливо. Но — об этом известно только близким к нему людям. Кстати, вчера он имел краткий разговор и с господином Аллертом…

— И?

— Ну, тот просто уточнил, когда мы представим винтовки на испытание… Впрочем, этого более чем достаточно. Аллерт известен тем, что всячески уклоняется от поддержи каких-либо группировок, и уж тем более — от протаскивания чьих-то интересов. А уж о чем-то подобным за личную выгоду и речи нет. И уж если он сам интересуется…

— Ну уж — постарайтесь не подвести.

— Ты что! — моментально завелся Хуго — Как можно! Все будет отлично. я сам поеду проверю каждое ружье!

В лавке Варенгов нас встретил явно недоспавший приказчик Серг с подчиненными, причем тут же набросился на Мору с девками, мол, где вы там шляетесь?! Клиентов мол вот-вот нагонят, и так вчера весь вечер досаждали… Ну, он-то не посвящен во сложности взаимоотношений, и воспринимает их вовсе как не то чтоб равных себе а даже гораздо пониже статусом. Хуго раскрыл уже было рот, но я его придержал. Ничего, им полезно. а то зазвездятся, и охренеют. Обратно же, Мора ничуть не смутилась. а девки и вовсе с радостью — им все интересно, тут новые заботы, да еще и по девчоночьим делам помогать — мерки там снимать и прочее — это тебе не с ружьем бегать! В общем, оставили мы их в лавке, а сами отправились на прогулку. Хуго все восхищался, как оно вышло, да строил наполеоновские планы, а я его урезал, отчего он огорчался секунды на три, и вновь начинал мриять.

…- Эта хижина называется "Уединение" — рассказывал Доран — Как-то так получилось, что мы с отцом часто тут отдыхали. Тогда тут все еще было несколько иначе, потом все перестроили, но место-то осталось. и мальчики потом сюда часто приезжали… Вот и сложилась традиция.

Хижина, мать ее… Домина огромный, с кирпичными пилястрами. черепичной крышей, и высоченными стрельчатыми окнами. С каминным залом, занимавшим, по сути, три четверти помещения — остальное прихожая, если можно так назвать роскошную комнату при входе. Убранство — дерево. камень, янтарь. в каминном зале — огромный длинный стол из гранита. Причем во главе оного — гранитное же кресло-престол. Остальные впрочем — высокие стулья резные. Вся "хижинность" в том, что не приспособлено для жизни — нет ни кухни. ни спальни. павильон для пьянки, не более. Но очень роскошной пьянки! А самое, конечно, главное — это место. Отсюда и название. Уединение на все стосорокшесть процентов. Павильон расположен посреди глубокого ущелья, на высоком, островом таким вздымающемся на пару десятков метров, уступе с плоской вершиной. На эту вершину ведет длинная сужающаяся к подножию дорога, эдакими естественными ступенями. Но это далеко не все — мало того что павильон словно спрятан в ущелье, так еще и ровно напротив него грохочет водопад. если выйти на опоясывающую домик, да, по сути и всю верхушку уступа балюстраду — то кажется. что совсем рядом. На самом деле метров сорок, не меньше, но смотрится красиво. А внизу, под скалой — озерцо, выбитое этим водопадом, и огибающие уступ два ручья.

— Тут, по легендам, любили собираться некогда влиятельные люди — продолжает Доран. Мы с ним и Хуго поправляем здоровье винишком, пока Витя с парнями изволит шароебится где-то по лесу — конная прогулка, видишь ли… Ну да — нам-то что. Все насущные дела мы обсудили, да и было-то тех дел… Братцев в основном интересовало, не возжелаю ли я на волне успеха как-то менять наши с Хуго соглашения. Получив ответ. что ни в коем случае — они успокоились, а все дальнейшие планы решили обсудить после решения Гвардии по винтовкам… — Место такое, что легко поставить охрану, никто не подберется. А водопад шумит так, что даже если у окон снаружи поставить охранника — он изнутри ни звука не услышит. Но это красивая сказка. Водопад этот появился лет сто назад — ручей промыл путь в штольню, и по ней сюда и вышел. А потом и другие ручейки влились, и промыли большое русло. Тут все вокруг на бОльшую часть — не игра природы, а замысловатая выработка — как жилы медные шли, так и вырубали их. В общем, я не помню, чтобы тут кто-то по серьезным делам встречался. Хотя, может мне о том и знать не пришлось. Все ж, наше дело промысел держать, а не интриговать…

— Я даже в детстве лазал… там, за водопадом, можно забраться в остатки штольни. Ход тогда еще держался, и по нему можно было выйти наверх, вон у той скалы на склоне…

— Хуго! Ну вот почему ты всегда лез во всякое! — Доран аж морщится — Ну ведь это опасно. Ты знаешь, сколько горняков за год у нс в городе хоронят? А в Ирбе и Свирре не проходит, говорят, и дня, чтобы каторжанина-угольщик не хоронили… Счастье твое, что я только сейчас об этом узнал!

— Ну… Ты же помнишь сыновей Хорга? Мы с ними…

— Отлично помню! И оба уже погибли на войне. При всем моем сочувствии Хоргу и Наиле — к этому все шло с самого детства!..

Воспоминания были прерваны появлением Витуса с мальцми, которые чуть ли не хором заявили о желании что-нибудь сожрать. Доран тут же вспомнил, что он обещался пригласить якобы для домохозяйства моих барышень, и мы с Хуго отправились за ними. Попутно отбуксировали на исходные лошадей. Хуго предлагал проехать пешком, но я поопасался — с моими навыками езды верхом на этих полуфабрикатах сервелата, да по горной местности — мне никакой медстраховки не хватит. А Хуго, оказывается, умеет, и даже предложил меня научить. Согласился на "когда-нибудь потом". А вот про старую штольню расспросил подробнее — люблю всякие такие штуки. Горы не люблю, а пещеры, подземелья и прочие заглубленные сооружения — тоже не люблю, но интересно. Обещал показать…

…Мора с девочками выглядели предельно гордыми и замученными. Спасло их только то, что, во-первых, все же количество дам тут в принципе конечно, а во-вторых — начались выставки-продажи животин. Тут-то мы их и утащили в наш вертеп. А они и не возражали. Мора похвастала количеством заказов — да, солидно выйдет. ей теперь тоже на месяц работы. Впрочем, уже на месте обо всем этом подробно расспросил Доран, и, нахмурясь, заявил, что лучше бы перепродать заказы вместе с патентом каким именитым портным. Мора не то, чтоб возражала, хотя, по всему — тут ее полное право решать, просто как-то огорчилась. Отчего уже Доран расстроился, может и непритворно. Он как-то сочетает в себе купеческую жесткость и даже жадность, и в то же время добродушие и искренность. В общем он тут же приобнял сидящую на стуле Мору, и загудел ей на ухо:

— Милая моя, ну как Вы себе это видите? Вы ж не представляете, сколько это работы по примерке… А главное… Я, конечно, не видел тех дам, что изволили к Вам обратиться. Но, уверен — минимум половина там… Не блещут красивой фигурой. А часть… вообще ею не блещут. Ведь так?

— Ну… — Мора явно замялась. Так вот просто согласиться, что половина клиенток — жЫрные тюлени, которым кожаный комбез пойдет как трактору "Кировец" щипцы для завивки — вроде как и неприлично… — Конечно, некоторые из дам…

— Вот-вот! А потом… Потом они будут Вас обвинять в плохом пошиве! И Вам мотать нервы! Вам оно надо? оно никому не надо! Пусть они мотают нервы именитым портным, и еще посмотрим у кого это лучше получится! А Вы, влезая в это — только репутацию себе испортите!

— Мора, мастер Доран дело же говорит — сдуру я ляпнул.

— Да, конечно. Как скажешь — отвечает. Я даром что сдержался, стаканом ей в башку не запустив. Вот же сука, все настроение испоганила. Встал я и вышел, пошел воздухом дышать, по пути нашипев на подвернувшуюся Альку. Они с сестрой вполне себе нашли общий язык с младшими Варенгами, засранки. Охренели все и распустились. Бесят, заразы… от нервов опять заболела голова. Пошел к балюстраде, встал напротив водопада. Тут сыростью и прохладой даже сейчас тянет. глаза закрыл, постарался успокоиться, может попустит. Как эта сзади подошла даже и не услышал. Опять давай меня просто молча по голове гладить. Дернулся, хотел нарычать, но ведь самое паскудное — помогает же… Минут через пять словно обруч с башки сняло. Уф. Повернулся, что-то благодарственное буркнул, и тут смотрю — нате вам. Все наличное семейство Варенгов через темно-серые свинцовые стекла нас наблюдает. Вот ведь стыдоба-то. Покраснел до самых мочек мошонки, да и Мору приобнял — на публику все же, неудобно получается иначе. А она тоже эдак ко мне — прям идиллия… Ну не гадость ли? В общем, во время дальнейшего чуть ли не семейного застолья я постарался нажраться вхлам, благо было чем. Вышло, по-моему, не очень. Помню только сначала сидевшую у меня на коленях Милку, которою я кормил виноградом. Потом Мору, которая смеется, судя по всему от того что я ей говорю. А вот что говорю — не помню. Потом был кусок, как мы с младшими Варенгами, под контролем Витуса, пуляем в водопад из моего мелкана. После этого помню отрывком, как я спел какую-то "древнюю песню северных варваров" — и вот тут воспоминания снова путаются — то ли про советский мирный трактор, то ли про здоровый образ жизни. А может — обе. Надеюсь, не одновременно. А потом уже помню, что мы, уже внизу, на равнине, все же распрощались с приветливо на меня взиравшими Варенгами, причем память хорошо запечатлела Хуго, висящего на плече Витуса в столь же, если не более печальной кондиции, нежели я сам. Потом помню как девочки и Мора крайне заботливо помогали обеспокоенному Полу загрузить меня в экипаж, и всю дорогу меня всячески подбадривали и успокаивали. Вот примерно с этого момента голова уже начала болеть вполне штатно, предсказуемо и безопасно, а память более не распадалась на отрывки. Потому хорошо помню множество технических остановок для экстракции негодной закуски, и просто проветривания организма. К дому подрулили уже в намечающихся сумерках. Ярко выходные прошли, нечего сказать.

А дома нас ждал собакен. Он так радостно приветствовал всех, повизгивая, урча, подпрыгивая и метя хвостом как вертолет, что нам всем стало стыдно. И эта лохматая сволочь был откормлен едва ли не половиной привезенных с собой гостинцев. Хотя, подозреваю я — он не раз оставлял пост, дабы заохотить кролика за ручьем, и из ручья же напиться, ибо задний забор двора он преодолевает без особого труда. Но выражение радости и преданности были настолько яркими, что даже я не устоял. В общем, эту сволочь шерстяную загладили, закормили, зачесали пузо… Я уж снова стал расслабляться, как в ворота постучали. Явился Сэм, поздоровался со всеми, некоторое время оценивал мое состояние. Потом изрек:

— Йохан, ты б зашел потом, поговорить.

— На предмет, гражданин начальник? — с Сэмом мы вполне нормально общаемся, так что вовсе и не хамлю я ему, тем более не на людях же — Завтра в обед я непременно уже проснусь, и захочу пива… Как насчет?

— Сойдет, гражданин Йохан. Тем более я завтра и сам пивка с удовольствием, никакого начальства не предвидится. И, вот что еще… Соседи на собаку вашу жалуются.

— Ну?

— Спать мешает, орет по ночам.

— Врут, гады. Ни разу такого не было, с чего бы опять-то? Нам-то не мешает же?

— Ну, вчера полночи орала, говорят.

— Так нас вчера дома и не было. Загуляли, вишь.

— Вижу… Не было, говоришь? Тогда тем более завтра зайди, а теперь уж, пожалуй, тебе б отдохнуть пора… Бывай!

— И тебе удачи, начальник! — говорю ему вслед. Аниськин хренов… Ладно, сходим, поговорим, про пиво я почти не шутил, скорее даже вовсе не шутил, а серьезные дела на завтра планировать глупо. И насчет отдохнуть он совершенно прав.

Отдохнуть так сразу все же не вышло. Пересилив себя и тупую головную боль, совершил омовение, и выпил чаю. Подождал чутка — вроде усвоилась жидкость. Отправился почивать, предусмотрительно не ложась, а усевшись, подложив подушку под спину, потому как этот эффект центрифуги с школьных лет известен: только приляжешь, так не успеешь встать, а уж всю постелю заблюешь. Приготовился отойти ко сну, и тут дверь открылась, в комнату просочились девчонки. Подошли, по очереди в щеку меня чмокнули, сказав тихонько "Спасибо!", и убежали. Нет, ну вот что мне в итоге-то с ними делать? Ох, жизня моя бляцкая… И зачем же надо было так нажираться, кстати?

* * *

… Если так дело пойдет и дальше, то надо будет срочно искать какую-нибудь войну. Ох уж мне эти копрооративы, еще в той жизни изрядно поднадоели. И это мы еще стороной прошлись. Так вот и надобно в сторонке держаться… Абыр. На службу я заявлюсь в обед, не раньше, там только и рады будут скостить выплату за опоздание… А я нонеча печеньками отравился… Абыр!

Это я так рассуждаю, переползая трясущимися перебежками в сторону стройки. Ночь прошла относительно бессонно, утро не переставало быть томным, и к полудню я хотел убивать, сдохнуть и пожрать, но уже в себя. Однако экстракции прекратились, и не выказывали тенденции к возобновлению, Мора хлопотала на предмет очередной порции жирнющего говяжьего бульона — спецом с утра гоняла девок в лавку за мослами, и я решил заняться уже каким-то делом. К Сэму пойду попозже. Когда дойду до кондиции. Господи, мне б до будущей бани дойти…

На стройке все шло изрядно хорошо, отчего я нахмурился. Как мог, аккуратно и неторопливо, все проверил — нет, никакого подвоха. Странно. Баню возвели практически, осталось крышу крыть, да внутрянку ладить. Вышло неплохо, даром, что обошлось недешево, а все ж радует.

— Как будэмо крышу кыць, хазяин? — подходит бригадир. Паренек с характерным элбянским акцентом, состоятельный, неторопливый — они там все такие — Чарэпицу пакупац нада? Я тут у курсэ, де можна взяц незадорага… Нэ новая, правда што, но харошая… По палтара медцяка за аршин, нам двянацаць сажен надо, того ж отдадут разом за палтара сярябром…

— Откуда ж такое? — вопрошаю. Довольно дешево, а мы с ними поначалу договорились на то, что дранкой покроют. Надо б соглашаться, но по морде вижу — наебет же, че-то мутит — Хорошая ли?

— Харошая! — аж показывает, насколько харошая, руками разводя — Склад адин рацбирают, а брац мой там мусор вывозиц… на дарогу, в Вастоцной…

— Ага, — говорю. Дело ясное — везет, не спеша поди, а по дороге мусор сортирует, и нычит кирпичи и черепицу годную где-то по пути, чи в тарантасе, да набрал, видать, уже прилично. Ну, чому бы ни… Потому говорю ему: — Валяй, архитектор, ставь черепицу свою! Но деньги — по факту, вперед ни гроша не дам — и все до одной проверю, чтоб не треснувшая! Еще чего придумал, по глазам же вижу… Ну?

— Так эта… — аж шапку мнет, и по сторонам косит глазом — Вам жа, хазяин, гаварили — лавки нужны унутры? Штоб без смалы?

— Так.

— В парту… Знакомы адин работаец тама… Он гаварит — у него дубовая есц… Дацка палтара дюйма, не новая, но как новая… За доцку палтара сажени пяць медью…

— Ворованные? — сразу спрашиваю. Тут в потру всякое бывает, но можно же и попасться.

— Нееее! Ну… как… — смотрит честными глазами, как кот на колбасу — Не варованое, просцо продаец… навернае, рацбирают старый какой…

— Ясно. Я адреса дам, записку напишу. Там дед один. Злой. Когда бить тебя перестанет — расскажешь ему. Вот если он купит — все что есть, то мне бесплатно принесешь, сколько на лавки надо. А если откажется — мой тебе совет — и не связывайся, в тюрьме плохо. Усвоил?

— Да! — с радостью ответствует бригадир. Значит, точно ворованное. Давеча, кажется, Варенг-средний сетовал. что пролетели они мимо контракта на постройку чего-то там для флота? Доска сороковка, дубовая — это вполне и охотник может быть… Подорвем боеспособность ВМФ, ничего, город не обеднеет. А если Барт откажется — то лучше и не связываться… Осмотрел еще раз все — пора печника искать, пожалуй. Да и напоследок, ощущая тягость от жары и несовершенства бытия, окунулся в скудных одеяниях своих прямо, в новенькую купель. С матюгами выскочил обратно — водица в ручье весьма прохладная — и бегом до дома. Жить стало лучше, жить стало веселей, как говорил один дядя с большими усами гражданской наружности, и помирать я пока передумал. В теле такая гибкость образовалась. Бегом, трусцой ДЦПшника, до дома. Жирный бульон с перцем — самое то, что надо. И может даже остограммлюсь уже осторожно. А потом срочно в Якобочку, на оперативную встречу с Сэмом. А оттуда, благо форму заранее нацеплю — в Управу. А потом. может, навещу Хуго. Или нет, лучше не надо. Тогда — потом домой. и отдыхать…

… - Ты бы. Йохан, все же как-то поаккуратнее. То напьешься, и драку учинишь. то пьяный ночью гуляючи бандита подстрелишь — кстати, говорят, выздоровел он…

— Какой еще драко, начальник? — пивом поперхнувшись холодным, хрипло ему отвечаю — Тот кабан сам полез.

— Та я знаю! — Сэмэн лапой машет, пиво цедя через усы, словно кит.

— Ну вот. Он, кстати, приходил потом побакланить…

— Та тожы знаю…

— Донесли уже, паскуды?

— Проинформировали…

— Ну так и што ж?

— А все ж аккуратнее. Мне в околотке порядок нужен, тишина и покой. Тут и без тебя есть кем заняться.

— Так и занимайся. Нешто я чем мешаю дело охраны правопорядка и законности в отдельно взятом околотке?

— Ох, Йохан… Ты вот скажи, откуда у тебя столько денег-то?

— Нууу, начинается… Ты ж не по мытарским делам, Сэм…

— Та это я так… для себя… просто…

— Чего?

— Да вот по ночам ездишь в море куда-то…

— И?

— Нет, я ничего… Только ты б осторожнее, сейчас, говорят. в море демон знает что творится. Сам видел.

— Угу. И дальше что?

— Да ничего, я ж так. Обратно же — выходит, кто-то в дом к вам поди наведаться хотел, пока не было никого.

— Думаешь?

— Да похоже, Йохан. Может, решили тебя пощупать за вымя? Живешь-то ты не богато вроде, ан деньги есть, всякому видно…

— С войны осталось. трофеи. А раз хотят пощупать… придется отучить…

— Вот только без этого! Это тебе не зингарский квартал в Северной, тут у меня чтоб никакой стрельбы и взрывов! Ты уж как-то решай дела тихо!

— Ну, знаешь, начальник… То стращаешь злодеями, то тихо решай… Я ж в ландмилицких пока числюсь, на это все и спишут! Оформим как помощь вашим…

— В заднице у демона я такую помощь, как в Северной, видал! — фыркает Сэм — Ты уж, если что, просто меня предупреди. А мы все как надо…

— А коли не успею?

— А ты успевай! — прямо-таки с выражением "когда убьют, тогда и приходите", ответствует тот, допивая пиво.

— Слушай… — осеняет меня мысль — А может, это таки ваш этот… Рыбак? А? Если что — тут мне точно некогда будет…

— Не… — почти сразу отвечает Сэм — Не Рыбак. Так что не устраивай тут нам битву на переправах, о которой теперь в школе рассказывают. Обойдемся как-нибудь. А если что — зови сразу. Не умничай.

— Ага, понял я. Поумней меня люди есть, и то в турме сидят…

— Во-во…

Допил я пиво в невеселых раздумиях. Надо шо-то делать, раз такие дела. Но что тут поделаешь? Оглянулся — народу никого, Юми столы протирает, старый хрыч Пол за стойкой возится. Встал я. поплелся, Юми на меня посмотрела недоеными глазами коровы… Так, надо побыстрее, и валить отсюда, иначе у меня нервы, а после этого трактора я ж в себя неделю приходить буду, и стонать тоненько по ночам в кошмарах. Пробрался мимо, оценив все же визуально могучий круп, коим она ко мне явно случайно развернулась. Да… Надо сваливать. Только быстро с кабатчиком посоветоваться — уж он-то в курсе…

… Из кабака прямиком до дому, сгреб в мешок бумаги, и бегом к стряпчему. Однако ж — облом вышел. Как только выяснилось, что я на службе состою, так клерк в" Гарантийном обществе Урма" так лимона откусил, как будто скривился. Никак, говорит, невозможно — все нести в "Общество военных выплат" надо. В местную Военно-Страховую. Там все оформлять. В контракте сие прописано, обязательное дело. Страховка на случай чего обязательная и по алтыну в месяц с жалованья списывается — а добровольное чего дополнительно тоже к ним. Монополисты. Еще и добавил с сожалением — да и дешевле там выйдет. Попытался я его развести на коррупцию — мол, ты оформи, а никому ничего не скажем, и плевать, что там дешевле… Не, ни в какую — видать, если поймают, то припечет. Лениво. это ведь даже надо не в Управу, а прямо на Полковой Двор идти. В квартал, где Городской Полк квартирует. Там и казармы и Дом Офицеров, и солдатская кантина, и всяческие службы и администрации. там и страховая обитает. Но, делать нечего — отмечусь на службе, и потом уж туда.

… - Стало быть, господин… Йохан, страховая премия за договор об заявленном имуществе, движимом и недвижимом… от утрат ввиду природных или рукотворных несчастий… составляет… тэкс… семьдесят шесть с половиной, серебром… — нотариус посмотрел на меня поверх пенсне — Если желаете рассрочку, то по шесть с полтиной в месяц, оформим…

— Нет уж, давайте сразу! — говорю — Чего тянуть, деньги пока есть…

Вышел я из конторы, да все прикидывал — как бы теперича гарантировать моей Вороньей Слободке… Ведь, как славно бы все сразу вышло? Ай, ну хоть прям самому искать этого Рыбака и кидать ему нелепые предъявы… До чего бы все славно было… Этих только жалко, пожалуй. Но — что поделать, судьба, знать, такая. Но все же — как бы устроить-то?.. Эхххх!

Заглянул по привычке в полковую солдатскую пивную. Местные обитатели воззрились несколько недоуменно. Да уж. Заведение оказалось самое низкопошибное. Жрать вообще опасно, по-моему. Воняет с кухни отвратно. Вроде ж городской полк… Хотя, наверное, это для нищебродов и пьяниц, ибо на свое жалование городской ландскнехт вполне может харчеваться прилично. А вот коли кто спускает все на выпивку или игру — то тут задешево помоями накормят. Заказал пиво за три гроша. Подали кислое, кружки пристегнуты цепями, и омываются лишь наливаемой в них жидкостью… Не допил, на радость местных завсегдатаев оставил кружку, из-за чего вышла у них даже короткая потасовка, да и пошел прочь. Настроение совсем испортилось. Отчего-то захотелось поскорее домой, да выгнать девчонок куда-нибудь, да утащить Мору в спальню. Совсем от таких мыслей расстроился, и тут сообразил — собственно, чего б мне не нагрянуть в местный Дом Офицеров? В караулке часто разговоры ходили — многие, особливо молодежь, часто сию обитель посещали, тем более иные вечеринки и рауты почитает вниманием немалое количество дам. Кто постарше же, те ворчали за дороговизну, и предпочитали разве по официальным поводам банкет закатить — тогда на организацию всего скидка, вроде как от службы. Но — мне это заведение по карману, так отчего б не посетить? Уже который месяц тут обитаю, а ни разу не был. Решено, вечер снова грозит перестать быть томным, но когда нас это пугало? Все же отправил смску Полю — мол, заедь через пару часов, забери тело. И смело перешагнул порог сего вертепа.

В целом Полковой Двор напоминал мне типичные кварталы гвардейских казарм в Питере — тут тебе все, и всякие хозслужбы и бани, и казармы и плац, и штаб с гауптвахтой. Сама гауптвахта тоже примечательная, чем-то напоминающая питерскую же, на Сенной — симпатичный павильончик, вполне себе классического стиля, с колоннами и всяческими барельефами. Расположение гауптической вахты напротив Дома Офицеров имело, вероятно, воспитательный смысл. Тем более что — ‘пленных’ на обед водили именно в ДэО. Как положено — распоясанных и расшнурованных, под конвоем. Причем конвоировать офицера брались солдатики его же роты — ну или комендачи, если кто безротный. Наряд на псарню у солдатиков считается весьма почетным и необременительным делом, кстати. Вот, и ведут солдатики своих офицеров в непотребном виде через плац — мимо Штаба к ДэО, и все должны это зреть, и осуждать, а сами повинные — устыжаться. И вина им за трапезой не положено. Правда, тут такое дело — конвой ожидает подопечных в кордегардии, кто ж посмеет офицера внутри конвоировать. Оттого ничто не мешает прочим угостить попавших в плен товарищей… В целом же — гауптвахта тут скорее формальность. Кто борзеет сверх меры — выкинут со службы не заморачиваясь, желающих в полк всегда много. Даром, что полк он только по названию — уже вполне на усиленную бригаду тянет, только что называется по старинке ‘Городской Полк’. И уже в городе воинству тесновато, даром, что этот Полковой Двор уже новый, вынесенный из старого города, где остались лишь моряки. У них, кстати, свой клуб — Морское собрание. Не то, чтоб конкуренция была б сильная у армии и флота, но появляться без приглашения армеутам в Морском, а мокрохвостым в Доме — не комильфо. И так вышло, что, больше, наверное, по месту расположения — к морякам тяготеют полицаи с всякой таможней и жандармерией, а к армейцам — ландмилиция и погранцы. Наособицу от всех держат нейтралитет пожарные — у них свое Собрание при управе, где они или провожают насовсем очередного сгоревшего на работе коллегу, или тихонько радуются, что их сие миновало. Женский пол пожарных любит более всего, что делает их персонами нон-грата в Доме Офицеров и Морском Собрании сразу. Ну и к ним никто из служивых не ходит — дерутся пожарные крепко. Впрочем, все это касается именно ‘своих’ так сказать головных заведений. При встрече в кабаках все проходит обычно более чем мирно, да и дружбу промеж себя водят без разбору по месту службы. А уж матрозня с солдатней и обычные топорники и вовсе кастово-профсоюзными предрассудками не охвачены, и дерутся более по причине избирательности внимания женского полу, да с перепою.

Сам Дом Офицеров был весьма немалым сооружением — в три этажа, причем в левом крыле два света занимал Зал Собраний. Правое крыло занято ветеранским обществом. Там, в общаге, обитают по старости и увечью всяческие заслуженные старперы, не щадившие себя ради города. Третий этаж занят всяческими залами поменее, включая библиотеку и Зал Славы. А по центру размещалось наименее пафосное, но наиболее используемое помещение — столовка. Сама по себе уже внушая уважение размером и размахом. Тут тебе и едальня и танцпол и бар… Нет, всякие грандиозные попойки по поводам проходят в Зале Собраний, а вот так, по-простому — это тут прямо. В Трапезной.

Эту всю информацию я щедро почерпнул из балабольства сослуживцев — потому в целом даже неплохо ориентировался в ДэО. Однако, слушать это одно, а вот видеть… Однако, весьма недурно — на уровне провинциального ресторана. СтатУи, может даже и мраморные — как бы и не натуральная древность-то. От прежнего мира. Фонтанчик с сисястыми русалками при входе. Лестницы, балюстрады, мрамор и гранит, красиво, почти как в метро ‘Универститет’. Еще и роспись на стенах, картины по штукатурке. Тематические. В Собрании — там естественно нечто батальное, как и на третьем этаже, а вот тут — всяческие привально-лагерные сценки, восторженные девушки, кормящие солдат пирогами и прочее. Далее, во втором зале, за главной лестницей, идущей на третий этаж — там, говорят, полотна куда как интересней. Там уже так сказать — господа офицеры в гражданской обстановке, в основном — с дамами. Сюжеты порой очень раскованные, но естественно — в рамках. Ну так, второй зал для того и есть, там вся обстановка способствует. Есть еще и третий, довольно небольшой. Из него выход на задний подъезд. Там роспись, судя по описаниям, в стиле несравнимого Босха. Предельно глумежно изображены те же господа офицеры, впавшие в свинство и блуд. И неспроста — в третий зал дюжина крепких старшин, работающих в ДэО обслугой, перетаскивает разом весь стол с содержимым, а после, если требуется, и экипаж стола. ‘Дабы видом их не осрамлять звания офицера, однако, и не мешать посильному отдыху’. Все ж продумано, и с черного ходу забирают подгулявших защитников экипажи, денщики, или высвистанные с роты ефрейтора. Впрочем, на черный ход можно по галерее за портьерами просклизнуть и из второго зала. С дамой, например. На таксо — и в нумера. Иногда, рассказывали наши пацанчики — покуда муж сей дамы уже пребывает в третьем зале. А иные ухитрялись, и пока тот еще в первом зале — и вернуть даму вовремя. На уровне слухов даже существует версия, что иные ветераны предоставляют свои скромные кельи для нескромных дел молодежи — чтобы тем не тратиться на извозчика (лучше ведь потратиться на ветерана, ибо от города тем положена всего одна кружка пива в день, бесплатно-то…) и не нервировать супругов или родителей. В общем — хорошее местечко этот Дом, уютное и высоконравственное. Это я понял еще до своего внезапного визита сюда, по разговорам, а теперь воочию убедился. Ну-с, здесь уж будет грех не выпить…

Однако, ознакомившись с расценками, вынужден был отбиваться от земноводной. Нет, вполне могу себе позволить столько заплатить за выпивку, но не могу себе позволить платить за выпивку столько! Потому что не бывает пива, втрое лучше, чем в Якобочке, а вино в пять раз дороже должно быть вовсе амброзией. Про водочку и конинку и не говорю. За такие бабки это чистые слезы Богов. Да и закуска… Теперь понятно, отчего ландмилицкая молодежь предпочитает приходить в Дом, предварительно покушав, и проводить вечер с бокалом вина, общаясь с дамами. Да и господа старшие офицеры, кто может себе позволить — гулеванит не так часто. А все, в основном, от случая — всяческие внезапные приобретения обмывая, а то и спуская. Оттого днем, до вечера, да еще в будни — здесь спокойно и скучновато, по мнению наших оболтусов. К вечеру подтянутся со ‘службы’ милицаи какие, наверняка, но немного.

Осмотрелся я, в огорчительстве своем будучи. Негусто народу, в углу капитан с майором, оба с дамами такого мерзкого вида, что не иначе как жены. У стойки тусят погранцы и старичье. Какой-то офицерик очкастый трапезничает в одно харё в сторонке. Вот ведь, и выпить хочется, и не с кем! Покосился на кордегардию — оттуда негромкий, но веселый гомон доносится. Денщики кулюторно отдыхают в ожидации. Все же, мне солдатско-старшинское общество ближе, но… И там встретят с непониманием, и офицерье такого либерализьму не оценит. В общем — попала собака под колесо, так полезай в кузов. От мыслей сих окончательно расстроился. И решил — значит, это судьба. То есть — не судьба. Выпить тут. Но не уходить же не солоно не жрамши? Дошел до стойки, поприветствовав кивком погранцов, да заказал себе кофею с какими-то круассанами. Краем уха увидел на лицах у зеленых — мол, выпендривается. Они-то с дедами пивком баловались. Ладно, я, по случаю посещения страховой даже очки на нос напялил, выгляжу вполне солидно. А в кофий сахара набуровить поболее — и голове легче будет. Глюкозка — она всегда алкоголь забарывает. Однако, кофий пить рядом с пивососами как-то вовсе некулюторно, уж надо и честь знать. Оглянулся по залу — ан на втором этаже по краю помещения галерейка идет, оказывается. Велел туда все принесть, и удалился на поверх, там и глаза никому не намозолю, и сам осмотрюсь поподробнее.

Наверху было как-то просторнее и свежее — окна открыты, похоже. И народу никого — напротив только, на другой стороне зала, сидел какой-то дядька. В чинах — аж золотом погон блестит. Из штабных кто-то. Делом каким-то занят, вот и хорошо. Я тихо, не помешаю, на глаза не попадусь. Да и форма песочная, армейская — если что, то всеж не указ мне. Тут и заказ принес усатый старшина. Кофий на вкус оказался отменный, на все немалые деньги, а плюшки так себе. Моя-то дура и повкуснее печет… Только вот незадача — никогда я с этим этикетом в ладах не был, сдуру-то не заметив за собой, давай сахарозу размешивать, да звякнул ложкой. Тот аж дернулся, осмотрелся недовольно — вот ведь, Гниденбург очередной план шлиффен унд полирайтунг, а я тут нате вам. Накроется теперь пелоткой весь блицкриг с барбарисом, к гадалке не ходи. Армейский снова в бумаги свои уткнулся, а я, пирожок подхватив, да чашку в руку — и тишком прогуляться типа. Напротив лестничной площадки на другую сторону балконом комната выходит — надо думать, курительная. Вот я там и покурю, от греха подальше в лес, где щепки летят. Может, и на балкон вылезу даже.

На балконе мне не понравилось. Там оказалась отвратительно смердящая табачным пеплом бадья, и спящий пьяный вусмерть ландмилицанер. Старший смены, не из наших, не помню его. Мало того, что вид ландмилицая напоминал мне о моем состоянии, так еще и похрапывал тот, пуская слюни на мундир вовсе неэстетично. Вздохнув, вернулся в курилку, попивая кофе, пялюсь на живопИсь по стенам бездумно. Не сложился сегодня день, как есть, не сложился… Надо бы Хуго проведать, да чего-нибудь придумать, или просто потрещать. Он много интересного знает за местные дела и историю. Рассказал бы мне…

— О, вот уж не думал, что и в ландмилиции есть поклонники батальной живописи! — я аж вздрогнул от хорошо поставленного, чуть рокочущего голоса — Ну, и как Вам? А? Все вот говорят — безвкусица, искусство для дураков… А мне нравится! А Вам?

— Кгхм! — краем глаза вижу — золото погон. Ну, все. Добрался до меня, Мольтке сраный… Сейчас спросит за все, и за просранную ‘Цитадель’, и за потопленный ‘Бисмарк’. И как, позвольте спросить, отвечать на столь двусмысленную характеристику картин… или таки характеристика спросившему? М-да-с. Поднял глаза наконец на картину, и обомлел. Вот уж блин…

— Ну? — подбадривает меня золотопогонный. Старательно не глядя на него вовсе — типа я тут не на службе, неформально, и вообще крайне увлечен живописью, оттого невежливо себя веду так — внимательно рассматриваю полотно. Затем, полностью игнорируя офицера, оборачиваюсь и рассматриваю картину на другой стене… Матерь Божья… За что? Снова перевожу взгляд на первое произведение…

На нехилом таком холсте, полторы на две сажени, в добротной золоченой раме, взорам зрителя представала пронзительнейшая сцена. Окоп, разбитый артогнем, ноги в сапогах — на дне окопа и на бруствере, изломанное оружие, гильзы. И в центре — двое израненных солдат. В грязных бинтах и изорванной форме. Вдвоем ведущих огонь из одной винтовки. Пафос в смеси с официозом стекали с полотна на мраморный пол, и, вытекая на балкон, грозили сожрать попердывавшего там во сне милицая, не хуже какого Сгустка из старого кино.

Но это еще было бы полбеды… На иной стороне помещения пребывал холст размером даже поболее первого, явно другой кисти, и явно созданный в пику первому. Даже сюжет, в общем, тот же. Только…

Огонь из винтовки ведут уже ПЯТЬ солдатиков. Слепой солдат, с замотанной головой держит ружье на плече явно контуженного, с кровью из ушей, которого поддерживает еще один инвалид с перебитой рукой. Четвертый закладывает патрон, а пятый, лежа за бруствером, очевидно, прицеливается, корректируя действия слепого, держа того за плечо. А вдогонку — командует всем этим безобразием, махая бебутом, лежащий на груде битого кирпича метрах в трех позади солдат-героев молоденький офицер. В расстегнутом кителе, без фуражки, с искаженным болью лицом, на башке намотан бинт, скрывающий один глаз, щека в крови… Герои, в общем. Все. И авторы. Оба. Как же отвечать — то?

— Нет, — говорю я глубокомысленно — Это не искусство для дураков.

— Правда? — настолько искренне удивляется офицер, что мне даже стыдно стало. — Вы тоже так считаете?

— М-да! — ну, я и впрямь считаю, что это даже доля дураков перебор, но надо ж как-то… Ого, а по погонам-то — целый полковник! Полковники дураками уже не бывают, они могут быть несколько недальновидными, в крайнем случае — недостаточно компетентными офицерами… Надо аккуратно…. Во! Есть решение. Искусство для дураков, говоришь? — Знаете, ведь винтовка-то — это же длинная пехотная! Ого. Я с такой войну начинал. После карабина-то она, конечно, куда как неудобнее. Но. На три сотни шагов — бой просто изумительный!

— Хм!

— А вот на этом полотне мне решительно нравится офицер! — поворачиваюсь я — Посмотрите — усы подстрижены по уставу! Я, знаете ли, столько навидался, как молодые ребята с пренебрежением относятся… А этот молодец! Фуражки, вот, правда, нету… и на винтовке тут — отметьте, уже не пехотная, а обычная драгунская, это важно! А офицер — тоже кавалерист, это очень правильно! Так вот, на винтовке шомпол утерян! Это, вообще-то, недопустимо!

— Но ведь — война! — искренне возражает полковник.

— Да-с! — отвечаю, кофе прихлебнув, словно в азарте созерцания — А вот манер подсумков такой я не встречал… Впрочем, я больше рисскую форму, да валашскую изучил… а союзную не очень.

— Я Вас впервые тут вижу, наверное, Вы недавно в городе, а стало быть, и по выправке судя — с войны к нам?

— Так точно — без лишнего почитания, вежливо лишь, отвечаю — Из рисской армии в Рюгель… Капитан… точнее, уже майор Ури поспособствовал…

— О! Я знаю Ури — радостно восклицает полкан — Вы знаете, мы с ним однажды так крепко заложили за воротник на праздновании Дня Города… Вы с Ури, стало быть, на Южном фроне познакомились? Эм… Улльский сводный батальон?

— Именно так, господин… полковник. Честь имею — бывший фельд-лейтенант рисской армии, командир отдельной номерной роты, Йохан Палич. С севера, да. Теперь — вот, в ландмилиции.

— Штаб-полковник Фальк — и руку мне тянет. Пришлось пожать, в глаза приветливо глядя. Так-то дядька видный. Хоть прямо на плакат. Волосы с сединой, стрижка уложена идеально, усы подстрижены по уставу. Не старый, морщины только мужественности придают. Форма сидит по фигуре, весь весьма подтянутый и даже спортивный. Глаза умные, внимательные. Образцовый офицер. Стоп. Полковник Фальк. Что-то я о нем… Мать его ж! Ну, угораздило, попил кофейку… И тот заметил, глаза прищурил:

— А, вижу — слышали? Ну, и что же про меня уже успели Вам наговорить?



Загрузка...