Приключения Синегорова

«Харон»

В кабинете было холодно, угловой все-таки, да и единственное окно выходит на северную сторону. Обогреватель помогал мало, ноги все равно мерзли. Окно было сплошь затянуто льдом. А за ним та же стынь, ветер, снег по пояс и кругом белым-бело. Отогреваясь чаем, Синегоров глядел на ярко цветущий декабрист, стоящий на сейфе, и вспоминал, как его брякнули лицом об стол.

В конце года его вызвал к себе начальник областного управления. Ничего не подозревая, Синегоров вошел в кабинет. И тут же буквально следом за ним зашел заместитель начальника управления Кутаков. С Кутаковым у Синегорова отношения не складывались. Впрочем, не только у него. Первый заместитель за полгода работы успел «достать» всех руководителей отделов УВД.

Надменно цедящий слова сквозь зубы, ни с кем не здоровавшийся, Кутаков никогда не приглашал никого присесть на стул в его кабинете. Да к нему старались лишний раз и не попадать, проще было решить вопрос у генерала. Кутаков обычно редко выходил из своего кабинета и сидел там как сыч за абсолютно чистым столом, перечитывая газеты или смотря телевизор. Синегорова всегда поражало отсутствие каких-либо документов на столе. Но по вызову генерала Кутаков пулей вылетал из своего кабинета, пролетал приемную и в ту же секунду появлялся в кабинете начальника. Видимо, того же он ожидал от своих подчиненных. Но гнуться перед ним никто не хотел, а Синегоров тем более.

Присев на приставной стул, Синегоров вопросительно посмотрел на генерала. Тот, подождав, пока усядется Кутаков, сказал;

— Дмитрий Матвеевич, мы тут решаем, кого поставить на ваше место.

Синегоров опешил:

— Как это на мое место? А меня куда?

— Видите ли, отдел снизил показатели, и вам надо уйти, мы должны укрепить этот отдел.

— Какие показатели? Наоборот же, я за два года улучшил их, год заканчиваем нормально, перспективы хорошие.

Тут вмешался Кутаков (потом Синегоров понял, что все было срежиссировано заранее):

— Вы не можете руководить отделом и должны уйти.

— Да, я вижу, товарищ полковник, что лично вам неугоден, но при чем здесь показатели?

Генерал отвернул свою уродливо огромную голову в сторону и предоставил разговор вести заместителю. Тот, с ненавистью глядя на Синегорова, цедил:

— Пишите рапорт и уходите.

Матвеич уже понял, что говорить о чем-то бесполезно, все было решено, Он попал в цейтнот. По Положению о прохождении службы, сотрудники возрастом 45 лет и свыше обязаны были подавать рапорта с нижайшей просьбой разрешить им послужить еще один год. А Синегорову уже было 45, и через 3 дня надо было писать рапорт. И в полной воле начальника УВД было разрешить дальнейшую службу или нет. До северной же пенсии Матвеичу оставалось полтора года. Хочешь — не хочешь, падай на колени.

Прикинув все это, Синегоров обратился к генералу, игнорируя Кутакова:

— Товарищ генерал, разрешите все-таки доработать полтора года до пенсии.

Тот с готовностью отозвался:

— На другой должности! Согласны?

— Согласен.

Кутаков же перечить начальнику не стал. А Матвеич отлично понял, что они разыграли простую игру «хороший — плохой». Вот так неожиданно для себя, да и для других тоже, Синегоров оказался старшим оперуполномоченным по особо важным делам управления по борьбе с организованной преступностью. Впрочем, не так уж и неожиданно. Его поедом ели, особенно последний год. На такой должности нужен был свой, абсолютно надежный и преданный человек, желательно родственник. И такой человек был. По приезде в Охотоморск начальник УВД сразу же начал вызывать из родного Сибирска преданных людей. И они поехали косяком. Но нельзя же было таких людей держать на простых должностях, а посему и началось «избиение» местных кадров. Эта кампания была проведена тактически грамотно, быстро и качественно. Видимо, все шаги неоднократно обсуждались, взвешивались и оценивались. Первыми пострадали, конечно, кадровики. Придравшись к каким-то старым грехам — кто-то кого-то неправильно оформил на службу (между прочим, по прямому указанию предыдущего генерала) быстренько выперли на пенсию начальника отдела кадров. Следом были уволены три начальника районных отделов, начальник городского управления, и на их места были назначены ну конечно же земляки-сибирцы, они в свою очередь потащили своих людей. Охотоморцы только удивлялись: какой смысл был им ехать сюда, зарплата ненамного выше, цены гораздо выше, а пока все надбавки заработаешь да пенсию, это лет 10–15 надо. До перестройки-то все было понятно. Видимо, ехали ребята подзашибить деньгу, мягко говоря, не совсем законно. А они этого и не скрывали особенно. Самые скромные мечты были у капитанов и майоров, они вслух говорили, что уедут отсюда на джипах. Подполковники же и полковники загадочно помалкивали. Но в отпуска летали по 2–3 раза в год. Особый бзик у начальника УВД — шашлычные. То ли сильно шашлык любил, то ли шашлычников не любил. Но одной из первых команд Синегорову была команда проверить и отработать все шашлычные. Синегоров как-то несерьезно воспринял это указание: «Что их проверять-то, это же не государственный общепит, а мы не санэпидстанция, не налоговая полиция». Вот тут-то он и ошибся. Андреев зашел в одну шашлычку, потом в другую, там его не узнали, двойную порцию в три раза дешевле не предложили, и начальнику ОБЭП было строго указано на недостатки в работе. Второе указание было разобраться и навести порядок в заготовке и торговле пушниной. Никаких аргументов об отсутствии какого-либо заметного рынка пушнины в области шеф слушать не хотел. Пришлось делать запросы в различные инстанции и готовить обширную справку. Это была вторая ошибка. Справка никому не была нужна. Нужно было совсем другое. И вот тут появился Жабский. В Сибирске он работал на незначительной должности начальника одного из многочисленных отделений БЭП. Судя по личному делу, звезд с неба не хватал, да еще выговор не снятый за плохую работу. Тем не менее Андреев отрекомендовал его Синегорову как выдающегося специалиста и хорошего руководителя. Тот по простоте душевной предложил отправить этого специалиста поднимать самый запущенный участок, то есть в отдаленный РОВД.

Но нет, начальник рекомендовал оставить его в городе. Еще тогда у Синегорова остался неприятный осадок от этого разговора, личного дела, фотографии толстомордого с наглым взглядом Жабского. Позвонив начальнику УБЭП Сибирской области и услышав нелицеприятную характеристику протеже, Андреев решил, что такого кадра надо держать в жестких руках.

Но все было решено без Синегорова. По приезде Жабский был сразу назначен на должность начальника ОБЭП городского УВД и сразу же начал заниматься пушниной. Потерпев здесь фиаско, переключился на магазины, рынки и шашлычные. Работа городского ОБЭП через месяц была полностью парализована, и Синегоров, предприняв две безуспешные попытки нормализовать работу этого подразделения, плюнул и отступился. Вместе с Синегоровым в УБОП перешли его сотрудники Фирсов и Панченко. Буквально за месяц отдел полностью рассыпался. Кто ушел в налоговую полицию, кто в другой отдел, кто на гражданку. В основном из-за того, что не хотели работать под руководством Жабского. Как по мановению волшебной палочки отдел сразу перестали критиковать и поносить на всех уровнях.

А Синегоров через полтора-два месяца полностью освоился на новом месте и с удовольствием занялся оперативной работой.

В дверь постучали, и в кабинет несмело вошел предприниматель Кошкин Григорий Иванович, Синегоров познакомился с ним недавно и по укоренившейся привычке быстро выяснил всю подноготную не очень удачливого бизнесмена.

— Заходи, заходи, Григорий Иванович.

— Добрый день, Дмитрий Матвеевич, шел вот мимо да решил заглянуть.

— Правильно решил. Чай будешь?

— Да нет, спасибо, я чай не пью.

— А что? Только водку?

— Вообще-то пиво уважаю.

— Чего нет, того нет, в рабочее время сам знаешь.

— В кино же показывают, то коньяк, то водку из сейфа достают.

— В кино еще кое-что показывают, к примеру, как прокурор в засаде сидит или преследует бандита.

Еще минут двадцать Синегоров объяснял, кто чем должен заниматься. Незаметно разговор перешел на взятки. Матвеич рассказал старую байку об остроумном чиновнике, изобретшем оригинальный способ передачи взятки. Суть была в том, что чиновник и человек, дававший взятку, пришли вечером в заброшенный угол старого парка, разделись до трусов, забрались на два близстоящих дерева и стали раскачиваться. Когда деревья сблизились, деньги перешли из рук в руки. Но получив взятку, чиновник фактически не смог выполнить что требовалось, и в конце концов дело дошло до суда. Чиновник успел всех предупредить, что гражданин, мягко говоря, не в своем уме и порой несет такую околесицу… И когда взяткодатель стал рассказывать, как он передавал взятку, судья с трудом смог установить тишину в зале. «Вот видите, что я говорил», — покачал головой чиновник, и был полностью оправдан.

Кошкин долго смеялся, а потом поведал свою историю, из-за чего он, собственно, пришел. Арендовал он небольшую комнату для своей конторы (офиса, как все нынче говорят) в одном государственном учреждении и платил сравнительно небольшую арендную плату. Но помимо этой суммы приходилось платить еще директору учреждения полторы тысячи рублей в месяц. Полгода Кошкин исправно платил дань, но несколько дней назад директор потребовал уже две тысячи. Дела у коммерсанта шли очень плохо, и две тысячи было для него чересчур.

— Ты мне голову не морочь, директор-миректор, — выслушав, сказал Синегоров, — фамилию говори, что ты как девица смущаешься. Я же знаю, где ты арендуешь помещение. Похоронное бюро. Так ведь?

— Так, — кивнул головой Кошкин.

— А фамилия директора Зваричук, — продолжил Синегоров.

— Да.

— Ты же фактически сделал заявление о вымогательстве и даче взяток. Я — лицо официальное и к тому же нахожусь в служебном кабинете. Что я обязан сделать? Принять заявление, зарегистрировать его и провести проверку. Вот так. На бумагу, ручку и пиши заяву.

— Да как я? Вот так сразу. Может, с ним поговорите? — засмущался Кошкин.

— Ни хрена себе «поговорите». Ты куда пришел? Может, и тебя привлечь к уголовной ответственности? За дачу взятки.

Кошкин, видимо, не ожидал такого поворота и растерянно мял в руках шапку. Синегоров положил перед ним чистый лист бумаги, ручку:

— Пиши!

— А что писать-то? — взяв ручку, спросил Григорий Иванович.

— Как было, так и пиши по порядку: кому, когда, сколько, за что, кто об этом знает. Давай-давай. Сказал «а», говори «б».

Тяжело вздыхая, Кошкин подсел ближе к столу и, подумав, вывел: «Заявление». Через полчаса, исписав лист с двух сторон, протянул его Синегорову. Тот взял его, внимательно прочитал, пробормотал «Зер гут» и вернул Кошкину:

— Допиши, что предупрежден об уголовной ответственности за заведомо ложный донос, распишись и поставь дату.

Кошкин дописал, расписался и облегченно вздохнул:

— Ну, все!

Синегоров усмехнулся: «Все. Это только начало». И вслух произнес:

— Не кажи гоп, пока не перескочишь. Деньги есть?

— Сколько?

— Как это сколько. Две тысячи.

— Да вот как раз приготовил, чтобы отдать.

— Вот и отдашь, — заулыбался Матвеич.

Сняв трубку, он переговорил с молодым опером Засько, чтобы тот срочно привел двух понятых. Минут через 20 шустрый Засько привел в кабинет двух студентов из близрасположенного лицея. Синегоров достал спецкарандаш и на каждой купюре написал; «Взятка. УБОП». Затем осветил их специальным фонариком, чтобы понятые могли прочитать. Те прочитали, а потом расписались в акте. Кошкин, сокрушенно вздыхая, также подписал все акты и укоризненно поглядывал на Синегорова. Но тот, не обращая на него внимания, готовил группу захвата, технику, отдал заявление на регистрацию. Колесо завертелось, и от Кошкина уже ничего не зависело. Минут через сорок группа вместе с понятыми выехала на место. Возле здания по улице Якутской, первый этаж которого занимало бюро похоронного обслуживания, Синегоров еще раз проинструктировал всех, включил магнитофон и отправил Кошкина вручать взятку директору. Вся группа расположилась кто в фойе, кто в магазине, а Синегоров неторопливо пошел по длинному коридору в направлении директорского кабинета.

«Надо будет потом со всеми поработать, сколько тут помещений арендуют, и парикмахерская, и магазин, и мастерская. Сколько же он имеет со всех?» — не сводя глаз с кабинета директора, думал Синегоров.

Но вот дверь открылась, и оттуда вышел Кошкин, на ходу чуть приметно кивнул головой. Матвеич, дав по радиостанции сигнал «Пошли!», стремительно ринулся в кабинет, следом за ним Засько, Сорокин и понятые. В дверях Синегоров чуть не столкнулся с высоким представительным мужчиной.

— Гражданин Зваричук?

— Да-а, а вы кто?

На ходу вынимая удостоверение, Синегоров представился и теснил мужчину к столу. Не давая опомниться, сказал;

— Вы сейчас получили деньги, где они?

Зваричук, недоуменно пожимая плечами, спросил:

— Вы что, думаете, что я получил взятку?

— А вы что думаете? — переспросил его Засько.

Зваричук выдвинул ящик стола, достал оттуда деньги:

— Вот деньги. Мне сегодня долг отдали.

Синегоров пригласил понятых поближе и осветил фонариком купюры. На каждой четко зеленым светом выделилось: «Взятка. УБОП». Сорокин все фиксировал на видеопленку.

— А теперь что скажете, Василий Федорович? — спросил Синегоров. — У нас ведь и соответствующее заявление имеется.

Зваричук вздохнул:

— Ну что делать? Отвечать буду, ведь знал, что продадут. Арестуете меня?

— А как вы думаете?

На этом операция «Харон» в основном завершилась.