«Господи! Что он там ищет? Вот запятую поставил, профессор, вот что-то подчеркнул, не поймешь, то ли корректор, то ли руководитель оперативного подразделения. Ну какого хрена ты там вычитываешь? Ведь бумажка-то так себе, никчемная и ни к чему не обязывающая. Ну, блин, начальники! Послал мне бог напоследок крючкотворов», — думал Синегоров, глядя, как исполняющий обязанности начальника управления Дробот очень внимательно читает ответ на очередной дурацкий запрос из главка. Наконец Дробот изучил письмо и, как следовало ожидать, произнес:
— Вот здесь исправить надо, а вот тут переделать как-то, а то непонятно.
— Бумагу жалко тратить, отпечатано ведь уже, — попытался возразить Синегоров, зная, что бесполезно.
— Нет-нет, Дмитрий Матвеич, нас там не поймут.
— А что там понимать? На дурацкий вопрос дурацкий ответ.
— Ну так же нельзя, в общем переделайте, а я потом подпишу, — закончил разговор Дробот.
Скрепя сердце Синегоров забрал бумагу и вышел из кабинета.
Вернувшись к себе, отдал бумагу своему заместителю Фирсову.
— Что, не подписал? — спросил тот, уже зная ответ.
— Переделай там немного, и завтра подпишем.
— Срок-то уходит, и что там переделывать? — пробурчал Фирсов.
— Что ты меня спрашиваешь? Слова переставь и запятые не забудь, побольше. У нас ведь не УБОП, а ОББ — отдел борьбы с бумагой. Сколько уже бумаги извели. Знал бы народ, чем мы тут занимаемся.
Фирсов крутил бумажку в руках и хмурился;
— Вот делать больше нечего, нормально ведь написано.
— Знаешь, Никитич, ведь большинство людей, становясь какими-нибудь начальниками, считают, что они уже умнее всех, тем более подчиненных. Вот он совершенно искренне думает, что просто обязан что-то вставить свое, что-то исправить. Зачастую даже сам видит, что не надо, но положение обязывает. И вот вместо того, чтобы предоставить инициативу сотрудникам, доверять им, он начинает лезть во все дырки, вникать во все мелочи, контролировать каждый чих. В итоге страдает дело. Люди перестают проявлять инициативу, ждут, когда начальник им укажет, чем заниматься. Бумаги пишут уже кое-как; а зачем утруждать себя, начальник ведь все равно исправит и запятые проставит. Теперь начальнику действительно больше приходится исправлять, поправлять, и он вынужден внимательно изучать документы. А сотруднику бара-бер, все равно. В итоге получается замкнутый круг. Ты ведь, кстати, заметил, что я ваши бумаги почти не читаю, а сразу несу на подпись к начальнику, ему же все равно хочется что-то исправить, вот пусть долго и не мучается. Но все это ерунда, главное — работа. Что у тебя там нового?
Отложив бумагу в сторону, Фирсов как всегда неторопливо и очень подробно рассказал о своей поездке на рыборазводный завод, находившийся в 60 километрах от областного центра на побережье моря.
Как и следовало ожидать, завод пребывал в крайне плачевном состоянии и нуждался в срочном капитальном ремонте. А между тем на его ремонт ежегодно выделялись бюджетные деньги. Причем деньги немалые. Только в прошлом году почти полтора миллиона рублей, и так каждый год. А завод разваливался на глазах. Фирсов уже выяснил, что «ремонтом» занимается ООО «Мурена». А возглавляет его небезызвестная госпожа Горина Елена Михайловна.
Три года назад отдел Синегорова уже занимался очень плотно этой дамой. Был собран хороший материал по фактам хищения бюджетных денег при производстве ремонта объектов Охотоморской рыбинспекции. А ремонт как раз и производило ООО «Мурена» под руководством Гориной. Ремонта было произведено на копейку, а деньги получены большие. Дело почему-то забрала областная прокуратура.
Расследование долго и нудно вела следователь по особо важным делам Рашитова, уже лет 20 собирающаяся на пенсию. Дамы быстро подружились и чуть ли не целовались при встрече. На допросы Елена Михайловна иногда приходила с огромными пышными букетами, которые Софья Муслимовна благосклонно принимала. В конце концов дело было прекращено с формулировкой «за отсутствием состава преступления».
Оказывается, государство (надо же!) задолжало госпоже Гориной немалую сумму, но великодушная мадам простила долг бедному государству.
Оперативники долго возмущались, Синегоров даже письмо написал прокурору, но плетью обуха не перешибешь. Однако Синегоров и Фирсов про мадам Горину не забыли.
А Горина, получив таким образом индульгенцию от прокуратуры, расширила поле деятельности и уже третий год занималась капитальным ремонтом рыборазводных заводов, Охот-рыбинспекция исправно перечисляла государственные денежки на счет ООО «Мурена», весь штат которого состоял из одной Елены Михайловны.
А Елену Михайловну понесло. Она сама решала в Москве вопросы финансирования рыбинспекции, смещала и назначала руководителей этой самой инспекции. Обвешавшись золотом, ездила на новеньком джипе с личным шофером по всему побережью и командовала заводами. Еще умудрилась получить в аренду всю технику рыбинспекции, сдала ее в субаренду и только успевала стричь купоны. Рыбинспекция же терпела одни убытки, но государство с завидным постоянством покрывало их и перечисляло деньги на очередные ремонты.
Собрав эту информацию, Фирсов решил сам объехать все рыборазводные заводы и под каким-нибудь благовидным предлогом осмотреть их и выяснить осторожно, когда кто проводил ремонты. Осторожно надо было действовать из-за опасения пропажи или уничтожения всех документов. Нет документов — нет и дела. Оперативники еще даже не представляли, с чем им придется столкнуться. А впереди ждало такое, что даже Синегоров с его двадцатилетним опытом работы в ОБХСС-ОБЭП имел дело всего один раз и что послужило тогда одной из причин его перевода на Крайний Север из родного Казахстана.
На первом же ближайшем заводе Фирсов убедился, что фактически никакого ремонта уже несколько лет не было и не планировалось. Завод разваливался, бассейны покрылись трещинами, вода замерзала, крыши худые, стены гнилые. В общем, мерзость запущения.
Обсудив результаты поездки, Синегоров и Фирсов решили пока собирать дополнительную информацию, а уже с 1 июня, как только растает снег, начать официальную проверку. Сейчас же, пока лежит снег, бессмысленно что-либо предпринимать, так как предполагался большой объем контрольных обмеров выполненных работ на всех четырех заводах. А проверку надо было провести быстро, одновременно и решительно, чтобы никто не успел ничего понять и вмешаться.
— Лишь бы политику нам не пришили, — усмехнулся Синегоров.
— Откуда здесь политика? — изумился Фирсов.
— Да все оттуда. Сам знаешь — демократия, все дозволено, воруй сколько хочешь. Но не дай бог обидеть кого даже подозрением. А эта «Мурена» всех накормила, денег-то немерено, — ответил Матвеич.
— Да-а, крепко придется пободаться, — протянул Фирсов.
— Ничего, бог не выдаст, свинья не съест, — приободрил его Синегоров.
И вдруг непредвиденные обстоятельства резко ускорили ход событий. Видимо, в это время ангел-хранитель Елены Михайловны где-то крепко дреманул. На должность начальника рыбинспекции был назначен бывший сотрудник УВД Игнатенко Валерий Иванович. Очень принципиальный и честный человек, едва приступив к своим обязанностям, он сразу столкнулся с непонятным: все его указания, распоряжения упирались в какую-то стену: а как на это посмотрит Елена Михайловна? а что скажет Горина?
Игнатенко задал естественный вопрос:
— А кто такая эта Горина? Кем она у нас числится? Где находится?
Ответы были расплывчатые:
— Ну, это же Горина!
— Она в Москве все вопросы решает.
— Кстати, она и сейчас там находится.
Горина действительно в это время решала вопрос о снятии с должности Игнатенко и продвигала своего кандидата на это место. И это ей вполне удалось. Одним из первых приказов вновь назначенного председателя Госкомитета по рыболовству Наздратенко был приказ об освобождении от обязанностей начальника Охотоморской инспекции Игнатенко. И на эту должность предполагалось назначить протеже Гориной некоего Шубарина, работавшего здесь же заместителем и, как впоследствии выяснилось, утверждавшего все акты на списание денег, которые в большом количестве стряпала Горина.
Но вот тут-то и нашла коса на камень. Игнатенко сдаваться не собирался. Началось перетягивание каната Москва — Охотоморск. К этому увлекательному делу вскоре подключились «тяжеловесы». К величайшему изумлению публики, победил Охотоморск! Игнатенко был восстановлен в должности начальника инспекции и сразу же решительной рукой начал наводить порядок. Первым делом следовало разобраться с «Муреной»! И тут Синегоров со своим отделом получил карт-бланш. Мгновенно были изъяты все документы, проведена ревизия и возбуждено уголовное дело, которое взял под личный контроль новый областной прокурор.
— Вот так бы всегда, — мечтательно говорил Синегоров оперативникам, — а то работаем, как во вражеском тылу, хрен где бумажку лишнюю изымешь, везде коммерческая тайна. А вообще, мужики, знаете, как мне представляется наша работа? — продолжал он и, не ожидая ответа, закончил свою мысль: — Представьте себе, что горит огромный дом, пылает ярким пламенем, а мы, то есть наша служба, в образе ма-аленького человечка где-то сбоку, где меньше пламени, из ма-аленькой леечки или чайника пытаемся что-то залить-потушить, а со всех сторон злые собаки гавкают и еще норовят цапнуть за ногу, а то и за горло. Ну и как вы думаете? Затушим? Вот и я так думаю, что вряд ли. Ладно, это лирика, а работать кому-то надо.
Пока собрали все необходимые документы, подобрали специалистов, закончился май, снег почти везде растаял, и можно было проводить контрольные обмеры.
На первый обмер выехала целая бригада во главе со следователем Глебовым. Контрольный обмер ясно показал, что на заводе никто никакого ремонта не производил и все акты приемки выполненных работ являются липой. Огромной, цветущей липой стоимостью в полтора миллиона рублей!
— Все! Теперь ей не отвертеться, — возбужденно говорил старший оперуполномоченный Рублев, выезжавший на обмер.
Но Синегоров так не думал. Пока не проведены все обмеры, не найдена сама Горина, успокаиваться рано. Еще не известно, какие аргументы она выдвинет.
Горина же в Охотоморске пока не появлялась и не давала знать о себе. По городу шустрили ее помощницы и помощники. Распустили слух, что скоро «Мама» приедет и всех прижмет к ногтю. Но «Мама» не спешила, издалека оценивала обстановку, давала указания, не понимая, что ее песенка спета. Громоздкая бюрократическая машина следствия между тем неотвратимо поворачивалась, и остановить ее на этот раз Гориной не удавалось. Синегоров с Фирсовым всерьез опасались, что она все-таки скроется где-нибудь за границей, на той же Украине, например, и доставай ее потом оттуда. Но по имеющимся сведениям, Горина все-таки собиралась вскоре нагрянуть и привести все в порядок. Видимо, старая хищница потеряла уже всякий нюх и осторожность, решив, что ей море по колено.
Во второй половине июня Синегоров с Фирсовым и Рублевым поехали на самый дальний рыборазводный завод, находящийся в 150 километрах от города. Большая часть дороги шла вдоль моря. Уже было тепло, но на море еще стояли льды, и о рыбалке можно было пока только мечтать. Тем не менее на побережье то и дело попадались группки рыбаков, с нетерпением ждавших, когда ветер отгонит лед, а некоторые прямо в разводьях плавали между льдинами на резиновых лодочках в надежде что-то поймать. Дымились костерки.
— Одурели за зиму в городе, — смеялся Фирсов, глядя на них.
Миновав паромную переправу, подъехали к заводу. Суровая женщина-вахтер, несмотря на участкового инспектора Бубнова, категорически отказалась пропускать машину на территорию завода.
— Это она перед вами бдительность показывает, — заметил Бубнов.
Оставив машину у ворот, пошли дальше пешком, Синегоров удивился:
— Смотрите, завод же практически новый, все блестит, да и построен-то недавно, Что здесь можно было капитально ремонтировать на полтора миллиона?
Фирсов засмеялся:
— Вы бы посмотрели третий завод, тот вообще американский и ремонту подлежит лет через десять, а его уже тоже три раза «ремонтировали».
— Чудны дела твои, Господи! До чего обнаглеть надо так неприкрыто воровать бюджетные деньги! На что они надеялись? — продолжал удивляться Синегоров.
На пороге их встретил директор завода Комаров и провел в свой кабинет.
Фирсов тут же сказал ему, что милицейскую машину вахтер обязана была пропустить на территорию завода, ведь это не военный объект и не частная собственность. Комаров не смущаясь ответил, что любые машины могут проехать только по его личному приказу. Синегоров вопросительно посмотрел на участкового. Тот на директора.
— Не уважаете милицию, Петр Васильевич?
— Да нет, у меня такое распоряжение руководства.
— Хорошо-хорошо, — перебил их Фирсов, — давайте завод посмотрим.
— Ну что ж, пойдемте, если вам интересно, — поднялся Комаров.
— Еще как интересно, — уверил его Синегоров, и они пошли на экскурсию. Рублев же с Бубновым пошли «в народ».
Рыборазводный завод — это, в сущности, несколько больших крытых бассейнов, в которых плавают мальки лососевых пород. В одних поменьше размером, в других побольше. Чистая, холодная проточная вода и в ней тысячи маленьких юрких рыбок.
Оперативники с интересом осмотрели все хозяйство, но никаких следов ремонта не нашли. Комаров же после долгих поисков показал им все-таки эти следы: две небольшие заплатки на крыше и один приваренный вентиль на трубе, да еще два-три деревянных трапа. И, помявшись, признался, что все это сделали его же рабочие в рабочее время.
— А как же акты формы 2? — спросил Синегоров. — Как вы их подписывали?
Уже в кабинете Комаров признался, что его попросили эти акты подписать.
— Вот так взяли попросили, и вы подмахнули на полтора миллиона? — не поверил Фирсов.
— Ну да, так получилось, — сокрушался директор.
— А сколько вам отстегнули? — спросил Синегоров.
Потупив голову, Комаров ответил, что полущил тридцать тысяч рублей.
— Всего? — не поверил Фирсов.
Комаров подтвердил, что всего, и часть денег он отдал своим рабочим за ремонт.
— Дешево вас купили, — резюмировал Синегоров.
Тут за окном раздался еле слышный шум автомашины, и, выглянув, Синегоров увидел черный джип и вылезающую из него толстенькую женщину лет 55 в светлых коротеньких штанах в обтяжку и полупрозрачной кофточке.
«Горина! Вот так встреча!» — подумал он, а вслух сказал:
— Так как же, Петр Васильевич, машины без вашего приказа на завод проезжают? Или приказы не на всех распространяются?
Привстав, Комаров глянул в окно и тут же заторопился к выходу.
— А вы не торопитесь, товарищ директор, мы сами ваших гостей встретим, — осадил его Синегоров, и они с Фирсовым вышли на крыльцо.
А на крыльцо уже поспешно всходила мадам Горина. Всем своим видом она хотела выразить превосходство. Две или три толстых цепи на дряблой шее, короткие, обтягивающие толстый зад штанишки, масса штукатурки на лице и очень-очень самоуверенный вид. Ни на кого не глядя, она попыталась пройти в дверь. Но на пути стояли трое мужчин, подошел и Рублев, и даже не подумали освободить ей дорогу. Не привыкшая к подобному обращению, Горина остановилась и надменно с недоумением уставилась на них.
— А вы к кому, гражданка? — «заметив» ее, с невинным видом спросил Рублев.
— Я к директору, — процедила мадам, не глядя на него.
— По какому вопросу? — продолжал допытываться Сергей.
— Это не ваше дело, дайте пройти!
— А вообще, кто вы такая и что здесь делаете? — переменив тон, строго спросил Сергей.
— А вы кто такие?! Стоите здесь! — вскипела Горина.
Синегоров с Фирсовым, не обращая на нее никакого внимания, продолжали беседовать о погоде и рыбалке, а Сергей достал свое удостоверение и представился:
— Старший оперуполномоченный УБОП майор Рублев. А вы кто?
— Какой-то Рублев стоит здесь, мешает мне пройти. Я — Горина и работаю здесь.
Не утерпев, вмешался Синегоров:
— Что это такое? Какая-то Горина проникла на охраняемый объект. И что вы здесь намерены делать?
— Да я работаю здесь, пропустите меня к директору! — запузырилась взбешенная мадам.
— А директор не желает вас принимать, садитесь в свою машину и немедленно покиньте территорию завода.
Тут как раз приоткрылась дверь и выглянул очень смущенный директор.
— Петр Васильевич, что тут происходит?! Какой-то произвол! — возопила Горина. Петр Васильевич поспешно прикрыл дверь.
— Вот что, боярыня! Путь перед вами чист, и скатертью дорога, — глядя в упор на Горину, произнес Синегоров.
— Я это так не оставлю! Мы еще встретимся! — пригрозила пунцовая от злобы мадам.
— Обязательно встретимся, — ответил ей Фирсов.
— И даже быстрее, чем вы думаете, — подхватил Рублев.
Горина слетела с крыльца, взобралась в машину, громко хлопнув дверью, и джип медленно выехал с территории завода. Следом пошел участковый проводить профилактическую беседу с вахтером. Оперативники вернулись в кабинет, и здесь Фирсов подробно опросил директора по всем пунктам. Комаров очень переживал и все приговаривал, что вот на старости лет влип в неприятную историю, и теперь весь его многолетний честный труд насмарку.
На обратном пути решили перекусить и, съехав с дороги, остановились на берегу реки, Быстро соорудив костерок, вскипятили котелок воды и, расположившись вокруг импровизированного столика из валявшихся на земле досок, хорошо перекусили и не спеша попили чаю.
— Как здесь хорошо! — восклицал то и дело Фирсов. — Вот бы на денек остаться.
— Да-а, жаль только, что не порыбачишь, вода большая, — подхватил Рублев.
— А знаете, мужики, кого мне эта борзая дамочка напоминает? — неожиданно спросил Синегоров. И сам же ответил: — Помните сказку Пушкина «О рыбаке и золотой рыбке»? Так эта козырная дама как раз и похожа на эту самую старуху, которая захотела стать владычицей морской, Горина-то тоже начинала по мелочи, а вот разошлась не на шутку. И ждет ее то же самое разбитое корыто в виде параши и неба в клетку.
— Может, ее задержать надо было, и в камеру? — спросил Рублев.
— Нет-нет, пусть по городу побегает, посмотрим, откуда ветер подует, а закрыть всегда успеем.
— А убежит?
— Теперь не убежит, раньше надо было думать, попалась птичка, пока почирикает, повыделывается, кучу адвокатов наймет.
— Они уже и так как вороны слетелись, почуяли поживу, — заметил Фирсов.
Допив чай, собрались, уселись в машину и поехали дальше.
На допрос к следователю Горина явилась только после четырехкратного письменного приглашения в сопровождении адвоката.
Увидев перед собой очень молодого Колю Глебова, она недоуменно хмыкнула и поначалу вообще отказалась отвечать на вопросы. Но адвокат посоветовал ей не обострять отношений с правосудием, и Горина снисходительно пояснила следователю, что все деньги, перечисленные на счет «Мурены», являются ее собственностью и она вольна была с ними поступать как ей заблагорассудится, работы же все были выполнены. Подписав эти показания, мадам величественно удалилась. Ни на другой день, ни на третий она больше на вызовы не являлась, ссылаясь на занятость, и тем самым загнала себя в тюремную камеру.
На четвертый день Глебов все-таки потерял терпение и подписал постановление о взятии Гориной под стражу. Рублев в этот же день задержал ее и препроводил в СИЗО. Для мадам это был сокрушительный удар, она даже в мыслях не допускала, что ее, такую всемогущую Горину (!), могут посадить в камеру вместе с воровками.
Оперативники же недоумевали от действий адвокатов Гориной. Почему они не убедили ее, что нужно своевременно являться на вызовы следователя? Зачем они посоветовали не отвечать на все вопросы, убеждали свидетелей давать ложные показания? Прятали вместе с Гориной какие-то документы?
— А что тут непонятного? — объяснил старый следователь Петрович. — Чем глубже она увязнет, тем больше они с нее слупят. Пока была на свободе, что с нее возьмешь? А теперь надо вытаскивать из камеры, а за это особая плата. Адвокаты-то со второй конторы? Ну вот, там лихие ребятишки, обдерут ее как липку. Вот их сейчас трое, и каждый наверняка штуки по три баксов уже получил. А вы говорите. Ей бы одного хорошего адвоката с первой конторы и потихоньку добиваться смягчающих обстоятельств, а не обострять отношений со следователем.
После первого же дня пребывания в СИЗО с Гориной слетела вся спесь, она как-то сразу постарела, осунулась, и стало видно, что это, в сущности, уже немолодая, усталая, больная женщина. От показаний не отказывалась, но старалась как-то преуменьшить свою роль в хищении денежных средств.
Оперативники же в это время разыскивали, куда делись деньги. Банков по стране тысячи, и попробуй отыщи, куда она положила свои миллионы.
Отыскали одну квартиру в Москве, одну в Липецке, и на этом застопорилось. Но тут Горина пошла навстречу. После ее звонка дочь, проживающая в Москве, внесла за нее три миллиона рублей.
В это время стало известно, что на счет Охотоморской рыбинспекции поступило восемь миллионов рублей. И предназначались они на капитальный ремонт рыборазводных заводов!
— Уму непостижимо! Четвертый год подряд на одни и те же заводы одни и те же суммы! — возмущался Синегоров. — Они что там думают, что здесь одни идиоты замороженные остались? Хоть бы суммы меняли.
— Вот где рыба гниет. С головы, — подхватил Фирсов, — но туда мы хрен доберемся.
— А я не понимаю, ведь возбуждено уголовное дело, Горина в камере, а деньги поступают, — удивился Рублев.
— А что тут непонятного? Сметы-то когда были составлены? Еще в прошлом году, вот машина и крутилась, — объяснил Синегоров. — Теперь уж действительно пойдут по назначению.
— Хотелось бы верить, — протянул Рублев.
— А вот ты потом и проверишь, — улыбнулся Матвеич.
— Как вы думаете, сколько ей дадут? — вдруг спросил Фирсов.
— Лет восемь, я думаю, — предположил Рублев.
— Это вряд ли, — возразил Матвеич. — Если доживет до суда, то лет пять — не больше.
— А что, может не дожить?
— Когда еще суд будет, а вот один директор завода уже застрелился.
— Да-а, жаль его, хороший мужик был, а его смерть на ее совести.
— Хорош, мужики, о работе, завтра суббота — едем на охоту, — стихами заговорил Матвеич.
— Куда едем? — обрадовался Фирсов.
— Ну куда еще? Как всегда, на Буюнду, уток постреляем, отдохнем.
— Жаль, что я с вами не могу, дела семейные, — сокрушался Рублев.
— Не переживай, Сергей, в следующий раз поедешь, — утешал Фирсов.
— Конечно поеду. Да, кстати, как вы думаете, мы премию-то за это дело получим?
— Ты опять за свое? Какую премию? Тебе что, зарплаты мало? Аж пять тысяч в месяц получаешь! — притворно возмутился Синегоров.
— Ага, хватает только, чтобы ноги не протянуть. Мы ведь уже одиннадцать миллионов вернули.
Синегоров устало махнул рукой и терпеливо объяснил:
— Слушай, Сергей, ты забыл, где и кем работаешь. Если бы ты работал в уголовном розыске и раскрыл кражу рублей на 200, то получил бы премию рублей 500, и все бы спасибо сказали. И преступление раскрыл — процент повысил, и вещь хозяину вернул, и вора наказал. А здесь? Затрагиваешь очень большие интересы больших людей, мешаешь создавать состоятельный класс, хороший человек сидит в СИЗО, другой застрелился, а не дай бог глубже копнешь. Представляешь, что будет? Это только «Мурена». А сколько еще таких? И всё бюджетные денежки. Ведь везде, где ремонт, реконструкция, строительство грандиозное на бюджетные деньги, там уворовывают не менее тридцати процентов. Вот тебя поощри — ты полезешь в какой-нибудь «Автодыр» или «Прахпром». Представляешь, что будет? Вот поэтому мы никаких поощрений не получим, хотя я, кстати, уже два рапорта подавал. Все, мужики, давайте по домам, — закончил свою речь обычно немногословный Матвеич.
У выхода из управления Рублева поджидал уже Эдик Подколзин. Вместе они отбарабанили две кавказские командировки, в последней из которых Подколзина зацепило двумя осколками.
— Ну что? Зайдем в «Сити»? — весело спросил никогда не унывающий Эдик.
— Зайдем, — легко согласился Сергей.
«Сити-бар» находился сразу за углом, почему и пользовался популярностью у убоповцев. Возле стойки толпился народ, но один столик был свободен, и друзья направились к нему. Пробираясь через толпу, Эдик вдруг увидел милиционера в форме, спокойно попивавшего пиво возле стойки. Глаза по привычке сразу выхватили автомат, небрежно висевший на плече стража порядка. «Ну, ни хрена себе, — подумал Эдик, — мы что, в Израиле?»
Не выдержав, он тронул сержанта за плечо и дружелюбно посоветовал не испытывать судьбу, находясь на службе, на что сержант грубо огрызнулся, чтобы не лез не в свое дело. Возмущенный Эдик полез было в карман за своим удостоверением майора милиции, но Рублев мягко увлек его в зал за столик. Сержант же заказал следующую кружку пива. Усевшись за столик, офицеры заказали по паре кружек пива, но Эдик не мог успокоиться и кипел как самовар:
— Ты смотри, салабон с автоматом в баре! Пьет пиво! Во дожили! Распустили все и всех, и хрен ты ему замечание сделаешь!
— Да ладно ты, успокойся. Нужен он тебе. Все равно долго в органах не продержится, — успокаивал его Рублев.
Но Эдик успокоился только после первой кружки. Сергей, посмотрев в сторону стойки, сказал:
— Я сейчас вернусь, — и пошел на выход.
Потолкался возле стойки и, протискиваясь мимо обнаглевшего сержанта, привычным движением легко отцепил магазин с автомата и, сунув его себе в карман, вышел из бара на улицу.
На пятачке у выхода под фонарями дымили курильщики. Рублев присоединился к ним.
А в это время в баре сержант допил третью кружку пива и, собираясь уходить, поддернул ремень автомата, но, не почувствовав локтем магазина, обомлел. Магазина не было! Оглядев осоловевшими глазами окружающих, пристально уставился на пол. Потом заставил всех разойтись и начал бессмысленно тыкаться под стойкой. Друзья его, узнав в чем дело, тоже включились в поиски. Но магазина с 30 патронами нигде не было, ни на полу, ни в карманах, ни на стойке, ни под стойкой, Подколзин с интересом всматривался в суету возле стойки, не понимая в чем дело. Не вытерпев, встал и подошел поближе, Узнав, в чем дело, и не найдя здесь Рублева, вышел на улицу. Увидев спокойно курившего сигарету Сергея, захохотал и, хлопая его по плечу, громко заметил:
— Ну, Серега, молодец! Так их и надо учить!
Рублев невозмутимо покуривал и поглядывал на звезды, густо усыпавшие темный небосклон.
Наконец из бара вышел злосчастный сержант с двумя друзьями. Увидев Эдика, сразу подошел к нему и взмолился:
— Отдай магазин, пожалуйста. Я уже все понял.
— Что ты понял? Какой магазин? — попытался отвязаться от него Эдик.
— Ребята, я же не на посту, я отдежурил и шел сдавать оружие. Всего кружку пива выпил, — заныл сержант, к своему счастью, не сделавший попытки угрожать или даже повысить голос.
Мягкосердечный Эдик посмотрел на Сергея, тот только пожал плечами.
— Ну ладно, смотри в следующий раз, как со старшими офицерами разговаривать, — и, взяв магазин у Рублева, Эдик отдал его мгновенно повеселевшему сержанту.
— Спасибо, спасибо! И за науку спасибо, — сержант положил магазин в карман, похлопал по нему и почти бегом кинулся сдавать оружие.
— Вот так бы сразу, — удовлетворенно произнес Эдик.
Рублев все так же задумчиво смотрел на звезды Севера.