Приключения студентов

ГЛАВА XXXII

Беседа Карнаро, шедшая так вразрез с веком, произвела глубокое впечатление на Марка и Мартина. Впервые услыхали они не только о возможности сомнений в установившихся авторитетах, но даже о необходимости проверки их. Привыкшему к безусловной вере во все написанное, Марку эта смелая речь казалась жуткой и несколько кощунственной; упорный и прямой Мартин, склонный к сомнению и проверке всего умом, а не сердцем, как Марк, ощущал радость, взыгравшую у него в душе.

Толпа слушателей философа, войдя в город, рассыпалась по разным направлениям и Марк и Мартин оказались вдвоем у древней широкой и низкой баптистерии Св. Джиованни, патрона Флоренции, в которой на Пасхе, сразу в один день, крестили всех детей, родившихся в течение года.

Неподалеку от входа в нее толпились несколько десятков прохожих; на свободном пространстве между ними четверо человек дрались на шпагах; два цветных и два черных плаща валялись на земле неподалеку от них; бой кипел горячий и не прошло и минуты, как вскрикнул и повалился один из бойцов; за ним навзничь опрокинулся другой; владельцы цветных плащей накинули их на свои плечи, вытерли шпаги и, не торопясь, стали удаляться с площади. Их никто не преследовал.

Часть зрителей бросилась помогать упавшим, другие, стоя в стороне, толковали о причине ссоры и обсуждали качество ударов.

Один из бойцов был убит, второй ранен в живот и по одежде его медленно текла кровь.

— Я знаю, почему я ранен!.. — слабеющим голосом проговорил он. — Вчера я поел скоромного!..

В тот же день вернулся Луиджи, исчезавший куда-то по своим делам, и в числе новостей привез весть, что из Болоньи, с паломниками из местной знати, отправился с семьей в Рим и рыцарь Готье — там должна была состояться свадьба Габриэль.

Ян, при котором в траттории сообщили это, изменился в лице; веселое и бодрое настроение, державшееся у него все последние дни, разом исчезло. Он посидел немного с собравшимися товарищами, затем отговорился головной болью и удалился.

Луиджи сообразил, что не следовало говорить при Яне о Габриэль, и хлопнул себя по лбу.

— Осел я!.. — воскликнул он.

— Неужели, синьор?.. — серьезно спросил при общем смехе Киджи. — Как, значит, мы в вас ошиблись!

На другой день Ян показался в мастерской на несколько минут и исчез неизвестно куда. На третий он не пришел совершенно. Луиджи отправился на разведку и наконец разыскал его в одном из погребков мертвенно пьяным. К вечеру он протрезвился и мрачный, с измятым лицом, лежал на постели и молча слушал ругательства, которыми осыпал его неаполитанец.

— Завтра я ухожу… — вдруг проговорил Ян.

— Куда?.. — изумился Луиджи.

— В Рим.

— Послушай, брат, поговорим до конца?.. — Луиджи присел на край кровати приятеля. — Ты веришь, что я желаю тебе добра?

Ян кивнул головою.

— Так поверь и тому, что всю эту твою канитель надо бросить! Ну скажи, пожалуйста, есть ли хоть капля здравого смысла в том, что ты няньчишься с какой-то любовью, да еще к кому — к важной синьорите. Что в ней особенного? Макароны, подумаешь, какие! Выдадут ее за тебя замуж? Нет, будь я трижды проклят!

— Я этого и не ищу… — проговорил Ян.

— Так черта ли тогда тебе надобно? Девчонок и прехорошеньких кругом тысячи: тискай их, где можешь, и кончено! Живи и не куксись — в этом, брат, вся соль жизни! А уж пьянствовать, как какому-то мужику, тебе стыдно!

— Это все верно!.. — отозвался Ян. — Только я все-таки в Рим уйду.

— Зачем?

— Так… — Ян уперся взглядом в стену. — Надоело здесь все.

— А скульптура твоя?

Ян пренебрежительно махнул рукою.

Не успел Луиджи ответить — дверь в каморку, где шел разговор, распахнулась и вбежал в белом переднике один из помощников Кастро.

— Синьор Киджи ранен!.. — запыхавшись, произнес он.

Луиджи подскочил как на пружине, Ян поднялся и сел.

— Кем, где?.. — спросил неаполитанец.

— На улице. Трое каких-то неизвестных набросились на него сзади, ударили в спину кинжалом и убежали!

— Жив?

— Да!

Луиджи забрал все нужное для перевязки и бросился с Яном вслед за вестником.

Когда они явились во взбудораженную мастерскую, Киджи был уже раздет и лежал на земле, на брезенте, стонал и ругался. Луиджи в качестве доктора осмотрел его рану и убедился, что кинжал только скользнул по ребрам и просек тело до кости.

— Опасность есть, но я здесь!.. — важно объявил он окружавшим. — Я отвечаю, что через несколько дней поставлю больного на ноги!

Неаполитанец быстро, умелой рукой обмыл рану и принялся делать перевязку.

Вечером, после происшествия с Киджи, Луиджи позвал троих товарищей и зашел вместе с ними в погребок. Как обычно, потребовали вина и неаполитанец рассказал тайну Яна. Надо было что то предпринять, чтобы удержать его от нелепых выходок.

— Обалдел парень!.. — проговорил Мартин. — Эка лезут в голову людям разные глупости!

— Он непременно уйдет, а одного его отпустить нельзя!.. — сказал Марк и Луиджи поддержал его.

— Что ж?.. мы ведь не собирались зимовать во Флоренции?.. — добавил Мартин. — Так, ведь, Адольф?

— Так!.. — пророкотала октава.

— В пути его пообдует немного!.. — заметил Луиджи. — Глядишь, и образумится человек! Ах, черт его побери, трубадур еще какой выискался?!

Через неделю после этого разговора из ворот Флоренции показался навьюченный серый ослик, а за ним целая толпа народа: болонских гостей, так неожиданно собравшихся уходить от них, провожали Кастро с семьей, выздоровевший и по-прежнему лохматый Киджи, философ Карнаро и многие другие.

В парасанге от города был сделан привал и из-под плащей художников появились пузатые кувшины и корзинка со стаканами. Вино было налито.

— За наше будущее светило и за моего милого доктора!!.. — зычно протрубил Киджи по крайней мере на пол- парасанга. — Счастливого пути и возвращения!!

Все зачокались и выпили.

— А я пью за счастье всех уходящих!.. — сказал Карнаро.

— Верю в то, что, быть может, кто-то из вас уносит с собой флорентийское зерно и взрастит его в душе своей. Еввива!! — крикнул он и залпом осушил стакан.

Луиджи сорвал с себя шляпу и замахал ею.

— За вас всех!!.. — возгласил он. — Еввива!!

— Еввива!!.. — раздались дружные крики и, под перекрестный пожелания счастья и маханье шляпами и руками, маленький караван тронулся дальше.

Несколько раз путники оборачивались и видели, что новые друзья стоят на прежнем месте и смотрят им вслед. Перевал дороги скрыл их и только серый лес из башен долго еще виднелся путешественникам.

Вино и теплые проводы, устроенные флорентийцами, привели всех в благодушное и шутливое настроение. Луиджи обнял шедшего с ним рядом Марка.

— Эх ты, ротозей!.. — сказал он ему. — Такая хорошенькая рожица с тебя глаз не сводила, а ты философские мыльные пузыри пускал?

— Кто, какая рожица?.. — удивленно спросил Марк.

— Да старшая сестра Кастро, та, что с пушком на верхней губке! Вспомнишь про этот пушок — так даже с курткой судороги делаются!

Марк смутился.

— Поди ты со своими глупостями!.. — ответил он. — Уж попадет тебе когда-нибудь за твои шашни!..

Луиджи засмеялся и запел, прищелкивая пальцами.

— А ты помнишь, что здесь очень опасно?.. — обратился к нему Мартин. — Кастро предупреждал, что ухо надо востро держать!

— Нигде, брат, губ распускать нельзя! — воскликнул неаполитанец. — Главное — надо знать кому, и когда молиться! Святой Юлиан посылает хороший ночлег и охраняет в пути. А вот если погода испортится да болота начнутся — тогда не знаю, какого святого призывать! Завидовать нам будет некому: путь неблизкий!

— А дорогу ты хорошо знаешь?.. — спросил Марк.

— Все дороги ведут в Рим!.. — важно заявил неаполитанец. Он выпустил из корзины своего ворона и стал забавляться со смышленою птицей. Она то летала над караваном, то садилась на плечо к своему хозяину.

— Раз она спасла меня!.. — промолвил он. — И еще какую-то роль сыграет в моей жизни, помяните мое слово!..

— Пророк еще какой нашелся!.. — пробурчал Мартин.

Под вечер путники завернули в одно из нескольких попадавшихся им имений; не то замок, не то дворец в нем лежал в развалинах; несколько низких, видимо, наскоро сколоченных, строений-овчарен было разбросано среди невылазно-грязного, обширного двора; слышался густой овечий запах; навстречу с яростным лаем кинулись громадные лохматые собаки. Отбиваясь палками, путники добрались до дома, переделанного из остатков башни; из открытой двери выглянула черная курчавая голова, затем другая, потом показался плотный пожилой человек угрюмого вида.

— Отогнать собак!!.. — вдруг разъярившись, свирепо крикнул он и из-за спины его вынырнули несколько рабов с перевязанными веревочками длинными волосами и набросились на собак, хлеща их длинными бичами. Псы с визгом кинулись в стороны и замолкли.

— Мы певцы… — произнес, снимая шляпу, Луиджи. — Не позволите ли переночевать у вас?

Управитель зажевал губами, рассматривая гостей.

— Можно… — разрешил он наконец. — Сведите под виллу их!

Двое рабов поспешили исполнить приказ и путники тронулись за ними. Отведенное им место для ночлега оказалось двумя очень большими сводчатыми подвалами, где, по всей видимости, когда-то помещалась кухня. В одном находился стол и пара длинных скамеек. В углу из крупных булыжин был устроен очаг; стены около него блестели от копоти, как каменный уголь. Рабы развели огонь, принесли несколько охапок соломы и в осветившемся подвале сделалось уютно. Путники уже стали раздеваться и устраиваться на ночь, когда на лестнице показался высокий светлорусый человек, несший только что освежеванного молодого барана; вошедший положил тушку на стол и ломаным языком сказал, что это дар гостям от управителя.

Луиджи, уже разлегшийся было на соломе, вскочил и вместе с принесшим принялся пристраивать барана к треноге для жарения.

— Не немец ли ты?.. — обратился к нему Марк.

— Нет, господин! — ответил присланный. — Я из Киева…

Ян быстро оглянулся.

— Ты наш, славянин?!.. — воскликнул он.

Раб вскинулся, услыхав родную речь.

— Господин из нашей страны, с Днепра?!.. — радость и изумление написались на лице его.

— Почти!.. — ответил Ян. — Давно ли ты здесь, как ты попал в рабство, как тебя зовут?

— Ярославом. Жив ли наш ласковый князь, Владимир-господин?

— Жив и славен по всему миру!

— А я ничего не знаю про нашу светлую родину! Как там хорошо, господин, какое небо у нас, Днепр какой синий, сосны не в обхват! — Он завесил лицо широким рукавом своей грязной холщовой хламиды и беззвучно заплакал.

— Где же тебя схватили?

— В ладьях на Цареград мы шли… греки обманом завлекли нас, опоили зельем и продали на рынке!.. Десять лет уже, как я не видел родины!..

— О чем стрекочут эти сороки?.. — полюбопытствовал Луиджи.

Немцы пожали плечами.

— Странно — мужчина с бородой, а плачет!.. — заметил Мартин.

— А выкупиться тебе нельзя?.. — продолжал свой разговор Ян. — Сколько за тебя хотят?

Ярослав покачал головою.

— Наш господин никогда не продаст нас, рабы очень дешевы!.. — ответил он. — Мы все осуждены умереть от лихорадки в здешних болотах!

— А если бежать?.. — вполголоса вымолвил Ян.

— На мне тавро, господин! Никто не поможет мне!.. — Он распахнул хламиду и скинул ее с плеча — спина его вся была покрыта сине-багровыми полосами. — Вот мой побег! — пояснил он, показывая их и руки, потертые, видимо, недавно снятыми кандалами почти до кости.

Когда баран был готов, Ян отрезал большой кусок жаркого и дал его земляку; тот с жадностью голодной собаки проглотил его и Ян только тут рассмотрел, какой исхудалый его собеседник и как горят у него глаза.

Долго ворочался на постели Ян в ту ночь и думал о Ярославе и сотнях тысяч несчастных, томящихся в рабстве по всему свету.

Ранним утром другого дня путники слышали сквозь сон шум и блеяние множества овец, но подыматься было лень и, когда наконец встали, на дворе было уже тихо и мертво; не замечалось даже собак и караван выбрался на дорогу.

Было довольно свежо, хотя день сиял яркий.

Солнце чуть передвинулось за полдень, когда путники заслышали за собой топот нескольких лошадей и из-за изгиба дороги показались трое верховых; впереди них, неуверенно мотаясь из стороны в сторону, бежали две собаки. Догнав караван, всадники сдержали коней.

— Не видали ли вы беглого раба?.. — спросил старший из погони; он быстро оглядел путников и убедился, что того, кого они ищут, нет. — Высокий он, светло- русый?

— Не встречали!.. — ответил Луиджи.

— И не перегонял вас такой?

— Нет, никто не перегонял. Да что он, пеший или конный?

— Пеший.

— Так что же — собаки с вами — ищите!.. — сказал Луиджи.

— Да вот не идут что-то!.. — ответил старшой. — Сначала, было, ходко взялись, а потом хоть ты что!..

Собаки, действительно, равнодушно лежали по бокам дороги и жарко дышали, вывалив красные языки.

— Не идут собаки — значить нет его здесь!.. — сухо произнес Ян.

— Да куда ж он бросился тогда?.. — спросил старшой. — Не во Флоренцию же побежал?

— Да, в подесты[4] его там не выберут!.. — глубокомысленно заметил Луиджи.

— Он, должно быть, как в тот раз, где-нибудь около дома на болотах отсиживается, пока хлеб не выйдет!.. — решил всадник. — Ну, будьте здоровы!..

Погоня повернула коней и шагом поехала восвояси. Двинулся дальше и караван.

Минуло несколько часов и шедшие по совершенно пустынной дороге путники вдруг услыхали за своими спинами негромкий крик. Все оглянулись и увидали, что из кустов выбирается какой-то лохматый, весь облепленный грязью человек. Ян сразу признал в нем Ярослава.

Караван остановился; раб подбежал к Яну, упал на колени и обнял его ноги.

— Господин?.. — надорванным голосом произнес он. — Убей меня, но не гони!.. Я бежал из виллы!

Товарищи Яна окружили их; лица у всех, кроме Марка, посумрачнели: за укрывательство беглого раба возмездие ожидало жесточайшее.

— Да как ты ухитрился уйти?!.. — спросил Ян.

— Я пробежал немного по дороге, потом свернул на болота и ими все время шел за вами; несколько раз озера переплывал — след собаки и потеряли! Я не собирался бежать, а повидал тебя, услыхал нашу речь — так и потянуло! Вышел от вас вчера на двор, остановился, гляжу на звезды, слышу — журавли кличут, летят… Этого уж я не мог стерпеть!

— Что ж нам теперь с ним делать?.. — обратился Ян к общему суду.

— Да какое нам до него дело?.. — отозвался Мартин. — Пусть идет, куда хочет!

Марк отрицательно качнул головою.

— Нет!.. — возразил он. — Если мы прогоним его, он погибнет в болотах либо убьют его! А он человек!

— Важное кушанье, что и говорить!.. — процедил сквозь зубы Луиджи. — Но все-таки, черт с ним, пусть с нами тащится! Что нам — дороги, что ли, жалко? Чуть что — опять в болота нырнет!

Ян решительно поддержал его; Мартин более не возражал.

Беглеца накормили, всякий уделил ему что мог из одежды и осчастливленный, взволнованный Ярослав пошел в новый жизненный путь со своими избавителями.

Часов в пять дня справа заблестело небольшое озеро. С довольно высокого западного берега его смотрелось в водную гладь необыкновенное белое здание, приковавшее к себе внимание всех, кроме Луиджи.

Казалось, оно все состояло из длинной колоннады, сквозь которую голубело небо. К озеру широкими, длинными ступенями нисходила величавая лестница; кругом раскидывался густой, то багровый, то золотистый лес.

— Вилла Поппеи, жены Нерона!.. — сказал Луиджи. Все столпились и стали разглядывать здание. Ослик воспользовался случаем и принялся щипать траву.

— Здесь мы и заночуем!.. — добавил неаполитанец.

— Здесь?.. Где жил Нерон?!.. — с суеверным чувством переспросил Марк.

— Мало ли где он жил!.. — возразил Луиджи. — Теперь вилла давным-давно разорена и разрушена. Туда и не заглядывает никто!

— Кем разорена?

— Да мало ли чьи полчища тут тысячи лет шлялись?.. Говорят, Тотилла какой-то окончательно доконал ее! Видите, какой дворец будет у нас: недаром я всегда молюсь в пути святому Юлиану — запомните этого святого!

Караван свернул по тропке, едва намечавшейся среди густой поросли дубняка; она сменилась многовековым лесом; показалась развалившаяся кирпичная стена, служившая когда-то оградой. От ворот уцелело только два могучих, покосившихся каменных столба; за ними опять тянулся лес, росший на вымощенной площади — на бывшем дворе; желтым ковром его усеивали опавшие листья; с мягким шелестом они медленно стекали с деревьев.

Показались новые развалины; по сохранившимся аркам и переходам можно было распознать висячие сады; за ними открылась мраморная колоннада с высокой двухэтажной серединой.

Стены и колонны были увиты курчавым вечнозеленым плющом и пламенным виноградом.

Путники остановились.

— Куда же идти? — спросил Ян, взяв ослика за повод.

— Я тоже не бывал здесь, не знаю!.. — ответил Луиджи. — Вали прямо!

Двери не было. Ослик зашуршал грудой опавших листьев, целым сугробом наметенных у входа, и мозаичный пол золотистыми и розовыми кругами разбежался под их ногами; мрамор высоких стен был не тронут ни людьми, ни временем. Каких-либо вещей не имелось и признака. На расписанном потолке в красноватых силуэтах была изображена охота богини Дианы. Караван втянулся в следующую дверь, и шедший впереди Ян вдруг остановил ослика и попятился; оцепенели и остальные: со всех сторон из-за внутренних колонн показались вооруженные люди в черных плащах и шляпах. Их высыпало так много, что о сопротивлении нечего было и думать.

— Это вы, молодцы, к кому же пожаловали?.. — насмешливо осведомился один из незнакомцев, подходя ближе. — Дубины к черту!!.. — вдруг прикрикнул он, заметив, что Адольф уже собрался расшибить его в лепешку.

Мартин и Марк обезоружили Адольфа; все побросали палки на пол.

— Мы странствующие певцы, синьор!.. — еще не оправившись от испуга, произнес Луиджи. — Мы хотели переночевать здесь!

— И переночуете!., траттория здесь великолепная!.. — под общий смех отозвался незнакомец. — Отведите их вниз и заприте!..

Несколько человек сперва разгрузили корзины ослика, затем то же проделали с карманами пленников и гурьбой повели их куда-то по темной лестнице.

Мартин спускался рядом с Луиджи.

— Помолился святому Юлиану!.. — сердито буркнул Мартин. — Очень он помогает в пути!

Луиджи не отозвался.

Путников заперли в каком-то подземелье. Высечь огня было нечем и все, опасаясь провалиться в тартарары, тесно разместились на полу у входа, где кому привелось. Никто не двигался.

— Есть здесь кто-нибудь, кроме нас?.. — громко спросил после долгого молчания Марк.

Отзыва не было.

— Мы одни!. — послышался в некотором отдалении голос Мартина. — Иди сюда!

Марк поднялся, вытянул впотьмах вперед руки и, нащупывая ногой землю перед собою, стал продвигаться на голос. Перекликнулись и Ян с Луиджи и с Ярославом и тоже, простерев вперед руки, нашли друг друга.

— Что с нами сделают?.. — сказал Ян и опять ниоткуда не было ответа.

Прошло с час времени и в коридоре заслышался глухой шум и голоса; яркий свет нескольких факелов ослепил пленных: они, скучившись в разных позах, сидели на полу в низкой, но большой комнате, уставленной вдоль стен множеством резных лавок и табуретов. В дверях стоял высокий, чернобородый человек с орлиным носом и блестевшими глазами. Из-за спины его выглядывали несколько любопытствующих.

Луиджи лицо его показалось знакомым.

— Что за народ?.. — голосом, привыкшим повелевать, спросил незнакомец.

Все поднялись на ноги.

— Ваши знакомые, синьор Ветер!.. — отозвался Луиджи; он отстранил соседа, за которого в первое мгновение отшатнулся, и выступил вперед.

— Святой Джиованни?!.. — воскликнул незнакомец. — Да это ты, петушок?.. И рыжие усы здесь? Куда вы направлялись?

— В Рим, синьор… покаяться в грехах хотим!

В смиренно опущенных глазах и на внезапно сделавшемся постным лице неаполитанца отразилось столько лукавства и юмора, что собеседник его расхохотался.

— Дело доброе!.. — заявил он. — Помяните и меня грешного в своих святых молитвах!

— Непременно, синьор!.. — подхватил Луиджи. — К сожалению, мессу за ваше здоровье нам придется попросить отслужить бесплатную!..

— Почему?

— Потому что свидание с вами так нам дорого, что вряд ли во всех наших карманах отыщется теперь хоть один кватрони!

Незнакомец засмеялся снова.

— Все вернуть!.. — приказал он своим людям. — Наложите им в корзины всякой всячины, об остальном я сам позабочусь. Ну, марш все за мною!

И он вышел в коридор, затем поднялся наверх; за ним вперемешку повалили путники и их стража.

В одной из отдаленных комнат оказалось несколько длинных столов и скамеек.

— Наша столовая!.. — проговорил чернобородый. — Если хотите, здесь на ночь устраивайтесь — нет — вниз идите — там целый лабиринт и там теплее!..

— Мы к холоду привыкли!.. — сказал Луиджи. — Разрешите остаться наверху?

— Как знаете!..

Стало сильно темнеть и по углам столовой зажгли четыре факела; столы быстро покрылись всякою снедью, откуда-то прикатили целую бочку вина и началось шумное пиршество.

— Кто эти люди — как ты думаешь?.. — потихоньку спросил Марк у Луиджи, сидевшего с ним рядом.

Тот удивленно глянул на него.

— Да неужели сам не видишь?.. Ангелы с небес! А зовут их разбойниками!

После ужина началось пение и многочисленный хор долго оглашал древние стены; Ян и Ярослав, незамеченные никем, вышли из-за стола и попали на открытую, широкую и тоже мраморную веранду. Из черно-синего неба прямо на них глянул узкий серп месяца; мигали несколько звезд. Нет-нет и безмолвный лес, вторя вилле, вдруг разражался бурными криками, хохотом и пением.

Ян и его товарищ долго стояли и слушали ночь. На белых плитах пола лежали от них две слабые тени. Лица обоих были подняты к небу — оттуда доносилось курлыканье журавлей.

В полдень другого дня путники остановились близ дороги для обеда уже далеко от волшебной виллы и сделали обрадовавшее их открытие: кроме многочисленных съестных припасов в одной из сум оказался тяжелый узел, заключавший в себе дар предводителя разбойников — двести золотых монет.

Луиджи желтой струей высыпал их перед товарищами на плоский камень.

— Что, рыжеусый кит — какому святому надо молиться в пути?!.. — торжествующе воскликнул он.