Приключения студентов

ГЛАВА XXIX

Еще два дня благополучного странствования и тропа привела путников к маленькому, взобравшемуся на холм городку, защитившемуся невысокими кирпичными стенами и частыми башнями: это была Лукка; на просторном выгоне около нее раскинулась шумная и пестрая ярмарка; далеко разносилось ржание лошадей, крики ослов и гомон людей; среди площади, образовавшейся между карруцами, на высоком шесте чернела широкополая шляпа с длинным орлиным пером — знак того, что торг состоит под покровительством какого-то синьора; иногда вместо нее вешалась боевая рукавица.

Продиранье ночью в дремучем лесу прошло для путников небезнаказанно и к ним сейчас же стали привязываться, предлагая свои услуги, странствующие портные и владельцы передвижных лавочек готового платья.

— Синьоры?.. — кричали хозяева и приказчики, заманивая прохожих к себе и даже хватая их за руки. — Штаны, колеты, куртки, береты — всякого цвета!

— Не штаны, а радуга!.. — зазывали другие, раскидывая товар на руках, а то и прямо на земле.

— К нам пожалуйте — зашьем, починим, латки положим, в полчаса — творим чудеса — делаем из старого новое!

— А ведь и впрямь нам надо починиться?.. — сказал Луиджи. — Мы совсем в оборванцев превратились!

Предложение было разумное и путники отдались во власть двум приглянувшимся подмастерьям; те отвели их в палатку, около которой, сидя прямо на земле, проворно работали иглами несколько человек. Действительно, в какие-нибудь полчаса все было готово и даже разутюжено.

— Ей Богу, франты!.. — сказал Луиджи, облачившись и охорашиваясь.

В таверне, куда товарищи зашли посидеть и выпить вина, они узнали, что в городе сегодня предстоит свадьба богатого синьора Гвиниджи и что приезд невесты ожидается с минуты на минуту; путники порешили отдохнуть как следует и остались ночевать в городке.

На башне зазвонили в колокол и все, коротавшие время в кабачках, высыпали наружу: со стороны поля приближался длинный и многоцветный поезд невесты.

Она ехала верхом в розовом платье; четверо рослых слуг несли над ней балдахин такого же цвета, предохранявший ее от солнца, впереди в две шеренги шли трубачи и барабанщики; позади следовали фамильные знамена нескольких поколений; многочисленная свита замыкалась вооруженным отрядом.

Из ворот города навстречу поезду показался, весь в бледно-зеленом бархате, рыцарь; на левой руке его золотилась длинная перчатка, на ней сидел сокол с алым колпачком на голове.

За рыцарем выехали и полукругом расположились близ ворот его пышно разодетые родственники и близкие.

На башне сверкали трубы ожидавших сигнала музыкантов; заходившее солнце обливало их косыми лучами. Снизу подали знак и с башни раздались звуки встречи; откликнулись приближавшиеся трубы и барабаны; сбежавшиеся отовсюду толпы народа разразились приветственными криками. Два шествия слились в одно и стали втягиваться в город. Из усеянных зрителями окон на невесту и жениха посыпались цветы.

Начало темнеть и городок превратился во что-то сказочное: на крышах, на стенах, из окон, отовсюду выставились зажженные факелы и казалось, что гигантским костром запылал весь город; на черном небе заалело зарево, стало светло как днем; улицы запрудили нарядно одетые обыватели. Из дома Гвиниджи разносилось пение, звуки рогов и флейт.

Луиджи потолкался с товарищами в толпе заполночь и затем вернулся с ними в кабачок, где был оставлен ослик и все уснули как убитые.

Еще день пути и равнинная местность начала холмиться; вдали наметились горы. Дорога сделалась оживленнее и лучше, то и дело стали попадаться встречные — все указывало на близость большого города.

Ранним утром путники завидели суровые башни и стены многолюдной, богатой Пизы.

— Вот где можно дела делать!.. — прищелкнув языком, сказал Луиджи и кивнул в сторону города. — Главное торжище мощами на весь мир, можно сказать!

— Надобно будет и нам купить!.. — отозвался Марк.

— Зачем?.. — изумился Луиджи. — Да мы их теперь везде наберем сколько угодно! Отсюда их целыми кораблями увозят!

— А как отличают мощи от простых костей?.. — спросил Марк.

— По степени глупости покупателя!.. — заявил Луиджи.

Базар в Пизе, как и во многих других городах, находился не в городе, а снаружи его, под стеной у ворот. Путники пробрались среди толпы продавцов и покупателей к башне, миновали проезд под нею и попали на тесную и извилистую многолюдную улицу. Прежде всего они отыскали тратторию, заняли для себя комнату, устроили ослика и Луиджи повел своих товарищей на знаменитый мост Меццо, перекинутый через широкую, синюю ленту Арно.

Вдоль моста двум я бесконечными рядами тянулись столы, лари, передвижные и деревянные лавочки с навесами; пространство между ними заполняла густая и необычайно пестрая толпа в одеждах разных народностей: были здесь юркие греки, смуглые сирийцы и арабы в белых чалмах, фригийцы в красном, светловолосые немцы, и подвижные французы, и долговязые медлители-бритты. Весь этот разноплеменный люд, как пчелы вокруг сотов, теснился вокруг продавцов и почтительно приценивался к грудам лежавших и висевших почернелых и желтых костей, каких-то перьев, полотняных грязных тряпок и всевозможной дряни. У сходов с моста помещались несколько лавок уличных писцов, являвшихся в то же время чем-то вроде бродячих нотариусов, у которых заключали всякие письменные договоры и сделки.

— Перья из крыл архангела Гавриила!!.. — воскликнул один из продавцов, махая над головой белым пером. — Помогают при трудных родах, хороши для деторождения!..

— Часть паруса с лодки апостола Петра!.. — возглашал другой, показывая кусок рваного донельзя брезента. — Предохраняет от кораблекрушения!..

К нему разом потянулись несколько жилистых, грубых рук.

— Чепчики с младенцев, избитых проклятым Иродом!.. — выкрикивали дальше. — Ума придают детям.

— Частицы шкуры святого осла, на котором въезжал в Иерусалим Спаситель… прыть увеличивают при беге!

— Кусок колесницы Ильи пророка!.. Отводит громовые удары!

— Мощи младенца, замученного Иродом!..

Какая-то пожилая женщина набожно приложилась к чему то иссохшему, как вяленая рыба, и потом потрогала пальцем.

— Почем?.. — басисто спросила она.

— Три золотых. За благочестие твое за два отдам!

— А почему головки у младенца нет?

— У царя Ирода осталась.

— А ручки и ножки где же?

— Палачами отрублены! Ты думаешь, в святые-то легко попасть? Можешь и с ножками получить — на два золотых дороже!

Женщина отошла, подумала, потом вернулась.

— Заверни младенчика-то!.. — сказала. — Один золотой даю, больше нету!

Продавец махнул рукой, накинул на «мощи» тряпку и подал покупательнице.

— Кошку сушеную купила!.. — шепнул Луиджи на ухо Марку. — Я сам тут пару таких же продал!

Спутники Луиджи, еще не видавшие подобных зрелищ, шли растерянные и ошеломленные; даже у невозмутимого Адольфа расширились глаза и в них светилось почтение и недоумение: драгоценная святость возвышалась кругом целыми ворохами. Один Луиджи шел с самым равнодушным видом.

Марк уже полез было в карман, чтобы купить что-то необыкновенно полезное, но Луиджи тронул его за плечо, издал многозначительное «пет» и качнул головою; Марк спрятал деньги обратно.

С моста Луиджи провел товарищей к собору; на широкой паперти его и по сторонам главного входа сидели за столиками упитанные каноники; от одного к другому из них переходили кучки богато одетых иноземцев или приезжих из далеких местностей Италии. Все набожно прикладывались к святыням, затем начинали торговаться.

— Тут продаются мощи первый сорт: свистнешь, так не залают! — пояснил Луиджи. — Публика сюда идет самая удойная!

Каноник, мимо которого они проходили, позвонил в маленький колокольчик.

— Пеленки Христа… — мягким распевом произнес он.

— Частица жезла Аарона!.. — проворковал сосед его.

— Кости святых мучеников, погибших при Нероне!.. — предложил третий.

Закупки производились в огромных размерах и заказы принимались и записывались канониками как самый обыкновенный товар.

Луиджи, не пропуская ни одного столика, прикладывался к каждой реликвии, его примеру следовали Ян и Марк; последний имел подавленный и недоумевающий вид; Мартин шел словно каменный, не прикасаясь ни к чему; Адольф делал то же.

— Не жизнь, а помидоры!.. — шепнул Луиджи Марку, кивая на упитанных каноников. — Изумрудами не так выгодно торговать, как гнилыми костями!

— Зачем ты целовал все это?.. — сурово обратился к нему Мартин, когда они отошли на некоторое расстояние от собора. — Ведь там наполовину нечеловеческих костей напихано — я сам конские видел!..

— Пст!.. Не богохульствуй!.. — убежденно ответил неаполитанец. — Только черту известно — конские они или только такими тебе кажутся — бес ведь силен! А во-вторых, и среди них может попасться что-нибудь порядочное! Поцелуй — ничего не стоит, а душе — глядишь — польза!

Мрачная Пиза с ее жадными обитателями, у которых, как стало казаться Марку, у всех карманы были набиты костями мертвецов, спутникам Луиджи не понравилась; везде, даже в тавернах, разговоры велись главным образом о мощах, о сделках и о проделках с ними.

Уже с полудня по улицам то и дело стали попадаться пьяные; Марка поразило не только количество их, но и число каноников среди них; некоторые валялись по улицам или, шатаясь, шли в обнимку со своими покупателями и горланили кощунственные или языческие песни о похождениях Венеры и Зевса.

В одном из кабачков, куда зашли посидеть и закусить путники, им с трудом отыскалось место за большим столом; рядом с ними оказался долговязый патер с грубым лицом, рубленным одними прямыми чертами; длинный нос его совершенно неожиданно задирался на самом конце вверх. Маленькие глазки его владельца часто помаргивали и поблескивали.

С ним спорили двое — один генуэзец в обычной для этого города черной одежде, другой пестрый венецианец.

— А ей-ей, дорого хочешь!.. — говорил длиннолицый и бледный генуэзец с тонкими змеями бровей. — Ведь кости у тебя совсем неизвестного мученика!

— А тебе бы за эту цену полфунта апостола Петра, что ли, отпустить?.. — с иронией пробасил патер. — Шалишь!.. Нигде дешевле моего не получишь! И ты напрасно скупишься, — обратился он к венецианцу, — всего одну лодыжку святого взял: на одной лодыжке далеко не уедешь!..

Путники заночевали в Пизе и с первыми лучами солнца покинули базар мертвецов.

За восточными воротами начиналась дорога на Флоренцию; по обе стороны ее узкими полосами тянулись кладбища древнеримских времен.

Путники шли, точно в аллее из памятников — башен, саркофагов, часовен и земляных насыпей; все было полуразрушено, заросло кустами и деревьями; давно опустошенные усыпальницы глядели черными впадинами входов; Ян несколько раз останавливался и разглядывал художественные скульптурные украшения на них; могилы бедных людей — маленькие, чуть заметные холмики либо неглубокие провальцы — ютились повсюду; над ними трудилось множество гробокопателей, добывавших полуистлевшие кости и глиняные статуэтки разной величины. Аллея тянулась с четверть стадии; дальше памятники исчезали и только несколько курганчиков сменили их. Над ними тоже работали десятки людей.

Луиджи, успевший устроить в Пизе какой-то оборот с мощами одного из сорока тысяч младенцев, избитых Иродом, беззаботно распевал песни; Марк и Мартин обменивались впечатлениями и мыслями. Мартин с негодованием говорил, что духовенство толкает людей в объятия дьявола, а не Бога.

Ухо Луиджи уловило фразу: — «надо быть честным» — и он повернул к Мартину лицо.

— А что такое значит «быть честным»?.. — с любопытством осведомился он.

— Значит — не обманывать… — ответил Мартин.

— Это кто же так учит?

— Евангелие.

Луиджи покачал головою.

— Вот потому-то папы и запретили читать его!.. — убежденно сказал он. — Прочли — и черт знает что в башках у вас поделалось! Вся жизнь, братишки, обман! Только мертвые могут обойтись без него. Твоя «честность» просто глупость!

— Нет, Мартин прав… — вмешался Марк. — Не делай людям того, чего не хочешь, чтобы сделали тебе!

— Это еще откуда? Из Торы, что ли?.. — воскликнул Луиджи. — Всего на три дня я расстался с вами, а до чего вы поглупели без меня!..

— Ведь ты совсем язычник!.. — заметил Мартин.

— Врешь — католик, вот крест! — он вытащил из-за воротника шнурок и маленький крестик, — и верую, как и все! А вот вас двоих следовало бы подвесить за хвост да поджарить с полчасика!

— А вот этого хочешь?.. — пророкотал Адольф, показывая кулачище.

— Кушайте сами, моя умница! — откликнулся неаполитанец, запел и стал погонять ослика, замедлившего шаг.