Приключения Торпа и Турпа

Глава третья

Попыхивая своими любимыми сигарами и элегантно постукивая о деревянные ступеньки белыми тросточками, Торп и Турп спускались вниз по лестнице в город. Лестница эта начиналась сразу у двери их нового дома и тянулась по склону холма аж до самого города. Через каждые сто ступенек на ней были устроены небольшие площадки, где можно было бы отлично отдохнуть, если б там стояла хоть одна скамейка.

— Все-таки, Турп, — сказал Торп, когда друзья преодолели уже добрую половину пути, — спуск по лестнице без багажа таит в себе ОГРОМНЫЕ преимущества в сравнении с подъемом по ней с багажом.

— Все-таки, ты удивительный чудила, Торп, — ответствовал приятелю Турп. — То напускаешь на себя черт-те знает какую серьезность, а то болтаешь всякую ерунду перед действительно важным делом.

— Турп, — спокойно продолжал Торп, — неужели же в тебе нет ни крупинки поэзии? Неужели жесткий здравый смысл настолько подчинил себе твою природу, что ты совершенно неспособен предаться таким вещам как фантазия и импровизация? И запомни, пожалуйста, — мы с тобой идем не допрашивать свидетелей, а купить «Монтекки и Капулетти» у табачника, апельсинового ликера у виноторговца, булочек и черного хлеба у булочника и по-дружески с ними поболтать о том, о сем. А если ты прямо с порога, не поздоровавшись, набросишься на них со своими крышами, они обидятся и ничего не скажут, даже если что и видели.

Так вот беседуя, сыщики добрались до города.

Дом табачника Спича, где также находилась и его лавка, стоял у самого подножья холма.

Сам Спич был человеком ужасно необщительным, целыми днями торчал в своем магазинчике, и постепенно его лицо, такое же тощее, как и он сам, приобрело табачный оттенок.

— Добрый день, Спич, — сказали Торп и Турп, едва очутившись в лавке. — Прекрасная сегодня погода, а?

В ответ Спич по обыкновению пробурчал что-то весьма невнятное. Это могло в равной степени означать и «Добрый день!», и «Идите вы к черту с вашей погодой».

— Как дела, Спич? Как здоровье? — поинтересовался Торп.

Спич молчал.

— Ну, и чего ты молчишь, как пень? — первым не выдержал нетерпеливый Турп.

— Жду, — наконец-то снизошел до ответа Спич. — Точнее, ждал. Ждал очередной банальности. Сначала погода, затем здоровье. И, наконец, дождался оригинального сравнения меня с пнем. Прекрасное начало для беседы, просто прекрасное.

— Ты чем-то огорчен, Спич? — участливо спросил Торп.

— Огорчен? Нимало. Жизнь полна радостных сюрпризов. В ее распоряжении имеются такие прелестные вещицы как землетрясения, наводнения, эпидемии, пожары. А теперь еще к этому прибавилась соблазнительная возможность, проснувшись поутру, не обнаружить крыши над своей головой.

— Ну, брось, старина, — утешил его Торп. — Не следует сгущать краски. Почему именно у тебя должна пропасть крыша?

— Уж я-то знаю, почему. Поживете с мое — и вы узнаете.

— Знаешь? — воскликнул Турп, не обращая внимания на сигналы, которые ему подавал Торп. — Уж не хочешь ли ты сказать, что тебе что-то известно по делу похищения крыш?

— Вот это мило, — заметил Спич язвительно. — Я бы даже сказал, ЧРЕЗВЫЧАЙНО мило. Человек целыми днями сидит в лавке, единственно чтобы оказать услугу каждому, кому вдруг взбредет в голову покурить сигару. Естественно, казалось бы, что ОН вправе ожидать от своих посетителей новостей. Если же новостей требуют от него, и он в ответ на это не смеется любопытному в лицо, то это означает лишь одно: этот человек очень хорошо воспитан и умеет держать себя в руках.

С этими словами Спич принялся перекладывать на прилавке товар с видом человека, которого ничто не сможет заставить продолжать беседу.

— Ты не знаешь, Турп, — сказал Торп, когда они направлялись от дома табачника к дому виноторговца, — почему мы покупаем сигары именно у этого противного субъекта?

— Наверное, потому, — ответил Турп, — что у него единственная табачная лавка в городе.

— Пожалуй, ты прав, — согласился после небольшого раздумья Торп. — Что ж, жизнь учит нас смирению. Надеюсь, у виноторговца мы встретим более радушный прием.

В отличие от неприветливого табачника, виноторговец Шампаки был жизнерадостным толстяком, и его усы всегда весело топорщились над белозубой улыбкой.

— Ах, здравствуйте, здравствуйте! — закричал он, только завидя друзей на пороге. — Турп, как поживает Торп? Торп, как поживает Турп? Почему вы не спросите, как поживает старый Шампаки? Почему вы не спросите старого Шампаки, как поживает апельсиновый ликер? Почему…

— Да постой ты, старый Шампаки, — в один голос взмолились Торп и Турп. — Ты нас совсем оглушил. Мы еще даже не успели сказать тебе «Добрый день».

— В самом деле, — заметил Шампаки. — С каких это пор вы стали такими грубиянами, что не желаете здороваться со старым Шампаки?

— У тебя, Шампаки, не поймешь, — сказал Торп, — когда ты шутишь, а когда говоришь всерьез.

— Я шучу! — захохотал Шампаки. — Я всегда шучу! Я очень веселый человек! Ха-ха-ха! Сейчас я принесу ваш любимый ликерчик. А еще одну бутылочку мы сейчас разопьем просто так и забесплатно.

— С чего это вдруг? — удивился Турп.

— Потому, что у меня сегодня День рождения, — закричал Шампаки, — и я ужасно этому рад!

— Постой-ка, Шампаки, — заметил Торп. — Помнится, День рождения у тебя был две недели назад. Ты, конечно, очень славный человек, но даже очень славные люди не могут рождаться так часто.

— Это верно, — сказал Шампаки, — но что я могу поделать, если вы не можете просто посидеть со старым приятелем за бутылочкой ликера безо всяких там «чего» и «почему»? Вот и приходится придумывать повод.

— Что-то не похоже, — сказал Турп Торпу, пока Шампаки спускался за ликером, — чтоб наш толстяк был сильно опечален исчезновением крыш.

— А ты вообще видел когда-нибудь опечаленного Шампаки? — возразил Торп. — Шампаки всегда весел, за это его и любят все. За исключением, разве что, табачника. Ты же знаешь Спича — он, когда слышит смех, всегда считает, что это обязательно смеются над ним.

Тем временем вернулся Шампаки, держа в каждой руке по бутылке ликера.

— Вот, — сказал он, — это вы возьмете с собой, а это мы выпьем сейчас.

Все трое уселись за стол и налили по рюмочке.

— Давай, Шампаки, — сказал Торп, — выпьем за твое веселье и оптимизм.

— Точно, Шампаки, — подхватил Турп. — Уж чего-чего, а оптимизма в тебе навалом. Готов поспорить, что пропади с твоего дома крыша, ты и тогда останешься таким же бодряком.

— Ну, конечно! — воскликнул Шампаки. — Стану я переживать из-за какой-то дурацкой крыши. Вон, бургомистр, глупый человек, ходит и переживает. Ну и что? Ему от этого легче, что ли?

Они выпили ликера и налили еще по рюмочке.

— А по-моему, — заявил Шампаки, развеселившийся от выпитого пуще обычного, — все это чья-то шутка. Просто веселый розыгрыш, вот и все.

— Розыгрыш? — изумился Торп.

— Ну да! — жестикулировал Шампаки. — Вот поснимает он крыши со всех домов: все бегают, суетятся, ругаются на чем свет стоит. А на следующее утро все просыпаются с крышами. И к крышам на веревочке записка привязана: «Ну что, здорово я вас разыграл?» Весело!.. А то люди у нас в городишке совсем юмор перестали понимать. Ходят все с такими серьезными физиономиями, что смотреть не хочется. Ну что, еще по рюмочке?

— С этим Шампаки не соскучишься, — вслух размышлял Турп, когда они направлялись к дому булочника Круха. — От одной рюмки начинает такое городить, что хоть стой, хоть падай. Тоже выдумал: розыгрыш. За такие розыгрыши и по ушам можно схлопотать!

Булочник Крух встретил наших героев с огромным бутербродом в руках.

— Ага, — промычал он набитым до отказа ртом, — Торп и Турп пожаловали к булочнику Круху с целью выяснить, не известно ли ему чего по делу пропажи крыш. Ну-ну, валяйте, выясняйте.

— С чего ты взял, Крух? — спросил Торп. — Мы просто зашли купить у тебя булочек и черного хлеба.

— Ну да! Знаю я вас, сыщиков, — важно проговорил Крух. — Все вы с виду покупаете булочки и черный хлеб, а на самом деле только и думаете, как бы чего выведать у почтенного булочника. Так что уж давайте, задавайте сразу свои каверзные вопросики.

— Ты, Крух, — заметил Торп, — начитался всяких детективов без меры. Уж и не знаю, Турп, что нам делать с этим мнительным человеком. Как думаешь?

— Я думаю, — сказал Турп строго, — надо позадавать ему каверзных вопросиков, раз он так этого просит.

— Ну-ну, — только и сказал Крух.

— Итак, — продолжал Турп, — вопрос первый. Тебе известно, Крух, что в нашем городе похищено четыре алюминиевые крыши?

— Очень умный вопрос, — фыркнул булочник. — Вполне достойный такого сыщика, как Турп. Да, хитрец, мне об этом известно.

— Прекрасно. Ты кого-нибудь подозреваешь КОНКРЕТНО?

Булочник скорчил презрительную усмешку.

— Да, — сказал он, — я подозреваю.

— Кого? — спросил Торп.

— ВСЕХ. Я подозреваю ВСЕХ, потому что не знаю НИКОГО, кто был бы лучше ОСТАЛЬНЫХ.

— А себя ты тоже, в таком случае, подозреваешь?

Крух удивленно посмотрел на Торпа.

— Разумеется, нет. Про себя-то я, по крайней мере, ЗНАЮ, чего я делал, а чего — нет. Разве, что я лунатик?..

— А ты точно знаешь, что ты не лунатик, Крух? — спросил Турп многозначительно.

Крух посмотрел на Турпа, как на привидение.

— Ну, вот что, — сказал он. — Кто-то, кажется, говорил, что пришел купить булочек и черного хлеба? Так пусть этот кто-то поскорее покупает свои булочки и черный хлеб и перестает морочить голову порядочного булочника разными глупостями.

— Послушай, Турп, — сказал Торп, когда они, покинув дом булочника, направлялись домой, — ты когда-нибудь научишься разговаривать с людьми?

— По-моему, — заявил Турп, — я прекрасно умею разговаривать с людьми. В целом, я доволен сегодняшними результатами.

— О-хо-хо-х, — только и сказал Торп.

А тем временем в домике, где поселились наши друзья, происходил не менее интересный разговор. Джон Кишо, развалившись в непринужденной позе в своем любимом кресле, с насмешливой серьезностью поглядывал на Сопера, который, дико вращая глазами, размахивая лапками и сопя пуще обыкновенного, пытался что-то ему втолковать.

— А я тебе говорю, что я видел, ВИДЕЛ его! Вот, как тебя вижу! О, какое это было СТРАШНОЕ привидение!

— Сопер, — лениво отвечал Кишо, — а может, это была птичка колибри?

— Чего? — поразился Сопер.

— Или капуста кольраби, — продолжал издеваться поэт. — Очень уж многие драконы путают их с привидениями.

— Нет, нет! — закричал дракончик, ударив себя для убедительности в грудь лапкой. — Это было самое настоящее привидение!

— И что же, оно летело по воздуху?

— Да! Да! — обрадовался Сопер. — Именно летело по воздуху.

— И на чем же оно летело? На метле? Или на геликоптере?

— На чем? — не понял Сопер.

— Это такая машина, — пояснил Джон Кишо, — на которой обычно летают привидения.

— Нет, — сказал Сопер, — оно летело само.

— Тогда, — зевнул Джон Кишо, — это была капуста кольраби. Или птичка колибри. Они обычно летают без геликоптеров.

— Да нет же, — вскричал окончательно раздосадованный Сопер чуть не плача, — это было ужасное привидение.

— Спроси его, — раздался за стеной голос Хамяка, — может, это было привидение его дедушки-фельдфебеля?

— Ты, Хамяк, не видел, так и не говори, — закричал Сопер запальчиво.

— Чего? — переспросил за стеной Хамяк.

Сопер испуганно замолчал.

— Посопи еще, — сказал Хамяк с угрозой. — Ящурка!

— Но ты-то, Джон, мне веришь? — с мольбой прошептал Сопер, поглядывая на стенку.

— Поверю, — сказал Кишо, — если ты встанешь на передние лапки, трижды помахаешь задними и скажешь: «Клянусь святым Дунканом».

— А зачем? — опасливо спросил Сопер.

— Это старинный шотландский обычай. Так поступают все порядочные шотландцы, когда хотят, чтобы им поверили.

— Но я-то не шотландец, — заныл Сопер.

— А я шотландец, — гордо проговорил Джон Кишо. — Ну?

Бедняга Сопер встал на передние лапы, трижды помахал в воздухе задними и сказал:

— Клянусь святым Дунканом!

— В жизни не видел такого дурня, — меланхолично заметил Джон Кишо. — Не позвать ли сюда Хамяка?

— Позови, позови, — пробасил, подыгрывая приятелю, за стеной Хамяк. — Я ему точно все перепонки на крыльях отгрызу. Трусливая и брехливая ящурка.

— Ага, так вот вы какие! — вскричал со слезами Сопер. — Вы еще смеетесь и обзываетесь? Знать вас больше не желаю!

И с этими словами он пулей вылетел из окна Джона Кишо, сделал в воздухе три яростные петли и влетел к себе в мансарду. Торп и Турп в это время как раз подходили к дому.

— Ишь ты, как Сопер нынче разлетался, — заметил Турп.

— Прямо не дракон, а маленькая комета.

— Упражняется, — сказал Торп. — Когда-нибудь доупражняется, что сломает себе позвоночник.

Друзья вошли в дом, поднялись на первый этаж и зашли в свою комнату.

— Кхе-кхе, — послышалось вдруг чье-то покашливание.

Торп и Турп повернулись на звук и увидели сидящего за столом Торпа бургомистра.