— Что ж, прекрасное место, — проговорил Джон Кишо, поблескивая моноклем. — Я бы сказал — поэтическое. «Ночлег Джона Кишо на реке»! Чудесно звучит, не правда ли?
— Кстати, о ночлеге, — отозвался практичный Турп, не разделявший, как видно, поэтические умонастроения шотландца. — Как мы разместимся на ночь?
— А «Полундер» мой на что? — удивился вопросу Хамяк. — Для ловли бабочек? Вы с Турпом уляжетесь вот под этим тентом, а мы с Джоном и Сопером уж как-нибудь в каюте разместимся.
— А не холодно ли будет ночью под тентом? — обеспокоенно спросил Торп.
— Не баре, — отрезал Хамяк. — Оденетесь потеплее да закутаетесь в одеяло. И вообще, шерсть нужно отращивать, если холода боитесь. Вот так, — Хамяк любовно потрепал свой густой коричневый мех.
Устроив себе некое подобие постели, Торп и Турп сошли на берег и принялись разводить огонь.
— А ну, с огнем подальше, — повелительно крикнул Хамяк, узрев это.
— Что? — переспросил Турп.
— А ничего! «Полундер» мне еще опалите, вот что. В лесу костер разводите!
Сыщики послушно удалились в лес и продолжили прерванное занятие там. Сложив шалашиком тонкие сухие хворостинки, прикрыв их сверху ветками потолще, они облили все сооружение бензином и подожгли.
Сопер наблюдал это из-под ствола здоровенной сосны и тяжко вздыхал.
— Вот огонь, так огонь… — тихонько приговаривал он. — И ничего-то сложного тут нет… Пых-пых… Почему же у меня ничего не получается? Пых-пых… Может, попробовать залить себе в ноздри бензину?
Хамяк, напротив, смотрел на «огненные» манипуляции сыщиков крайне неодобрительно.
— Лентяи, — бурчал он. — Ищут себе легкой жизни, а топором как следует поработать — это дудки. Не то воспитание…
И Хамяк, не переставая недовольно ворчать, улегся на корме, подперев щеку рукой. На носу лодки с совершенно отрешенным видом сидел Джон Кишо. Снятый с головы цилиндр покоился на его коленях, дабы ветер мог беспрепятственно развевать густые желтовато-рыжие волосы поэта.
— Ну что? — сказал Торп Турпу, когда костер разгорелся вовсю. — Приготовим что-нибудь на ужин?
— Угу, — согласился Турп. — Как насчет жареных сосисок?
— Недурно. Скромно, и со вкусом.
И Торп с Турпом принялись за дело. Оба друга считали себя отличными кулинарами. И, надобно заметить, не без основания. Никто не сумел бы лучше них заварить кофе или поджарить яичницу с ветчиной, луком и всем, что полагается.
Наломав тонких веток, друзья насадили на каждую, как на вертел, по сосиске, концы которых разрезали на четыре части и смазали внутри горчицей.
Вскоре по всей округе распространился изумительно аппетитный аромат. Сопер жадно ловил вкусный запах ноздрями и громко сопел. Даже Джон Кишо вышел из своей поэтической задумчивости.
— Не поэзией единой жив человек, — провозгласил он и направился к костру.
Один лишь Хамяк остался совершенно равнодушным к соблазнительному запаху.
— Дикари, — только и буркнул он, — каннибалы.
Выругавшись, Хамяк нырнул в каюту, но вскоре вылез оттуда с двумя пакетами в руках.
— Варвары, — пробурчал он снова и направился к костру, прижимая ношу к груди.
У костра, в предвкушении трапезы, уже сидели Сопер, Джон Кишо и Торп с Турпом. Над углями дымились аппетитные румяные сосиски.
— А ну, подвинься, — велел Хамяк Соперу. — Троглодит…
Сопер испуганно захлопал глазами.
— А что такое «троглодит»? — робко спросил он.
— Ты и есть троглодит, — пояснил Хамяк. — И остальные не лучше. Ну, кому я сказал? Подвинься. Хамяк что, два раза повторять должен?
Сопер живо потеснился. Хамяк уселся между ним и Джоном Кишо и, бросив презрительный взгляд на сосиски, развернул оба принесенных пакета. В одном оказался кочан капусты, в другом — фисташки.
— Вот эта пища — для настоящего мужчины, — удовлетворенно, едва ли не первый раз за вечер, произнес он и захрустел сочным капустным листом.
С удивлением покосившись на Хамяка, Торп и Турп взяли с костра по сосиске. Сопер и Джон Кишо последовали их примеру. Через миг ночная тишина огласилась дружным щелканьем челюстей.
— Тьфу ты, черт, — неожиданно выругался Турп. — Про хлеб забыли. Сидите, я сейчас принесу.
Он поднялся и направился к берегу.
— Хлеба ему захотелось, — снова недовольно пробасил Хамяк. — Может, еще масла сливочного? — и он бросил в пасть пригоршню фисташек.
Торп тем временем доел свою сосиску и с удивлением почувствовал, что сыт.
Звездное небо, раскинувшееся над лагерем наших путешественников, мерное покачивание сосен и тихий плеск реки за деревьями навевали на него иные, далекие от еды мысли.
«До чего все-таки удивительно хорош мир, — подумалось ему. — Каким, однако, надо быть мастером, чтобы сотворить такие простые, и в то же время прекрасные вещи. Вот небо, вот звезды, вот лес, вот костер… И мы сидим у костра. И… Об этом, право, надо написать что-нибудь такое-растакое, раззамечательное!»
Тут его взгляд упал на Джона Кишо, с аппетитом уплетавшего свою сосиску, и Торп вдруг припомнил, что сказал тот по поводу его поэтических опытов.
«Нет, — подумал он, — если я хочу написать НАСТОЯЩИЙ СТИХ, то придется вставлять туда Джона Кишо, черт бы его побрал. Как, бишь, он там советовал? «Мой шотландский друг»? Что ж, попробуем.
И Торп принялся сочинять:
«Вот сидит у костра мой шотландский друг».
— Вроде ничего, — подумал он. — А что дальше? Какая там рифма к слову «друг»?.. «Вдруг»? Тогда, что именно «вдруг»?.. Что может произойти вдруг?
Но тут жизнь сама ответила Торпу на мучивший его вопрос. За спиной сыщика послышалось некое урчание, Торп оглянулся и буквально в нескольких шагах увидел здоровенного волка, который смотрел на увлеченного стихотворчеством детектива нехорошим взглядом.
— Волк! — воскликнул Торп испуганно.
— Зубами щелк, — тут же зарифмовал Хамяк, через мгновение, впрочем, насторожившийся. — Где волк?!
— Вон, вон стоит! — пробормотал Торп, отступая. — Ой, — уже в голос заорал он, — а вон еще один… И еще!..
Действительно, валков оказалось несколько, и они, вдобавок, окружили костер со всех сторон.
— Ну, волк, — снова невозмутимо сказал Хамяк. — Ну и что? Волков, что ль, не видел?
— Это ж наши волки, ручные, — успокоил Торпа, а больше себя, Сопер. — Верно, Джон?
— Определенно верно, — отозвался Джон Кишо. — Поскольку мы находимся на нашей стороне реки, то, следовательно, и волки — наши. Должно быть, они просто прибежали на запах пищи.
— Проголодались, волчары, — дружелюбно обратился к пришельцам Хамяк. — Ничего, щас мы вас покормим.
Он взял капустный листик и направился с ним к одному из волков.
— На! Жри, зверюга, — весело сказал он, протягивая волку лакомство.
Тот зарычал и щелкнул челюстями. Хамяк едва успел отдернуть лапу.
— Ты че, озверел? — изумился он. — Да я…
Но больше Хамяк ничего не успел сказать, поскольку волк молнией бросился на него… Хамяк схватил зверя за челюсти и стиснул их могучей лапой.
— Совсем зажрались, — возмущенно сказал он, отбросив полуживого волка шагов на десять.
— Хамяк, друже, — вдруг растерянно пробормотал Джон Кишо. — Кажется, это не наши волки.
В самом деле, волки (а их все прибывало) совсем не походили на ручных. Напротив, вид них был свирепый и злобный.
Друзья тесней прижались к костру — последнему своему спасению: приближаться к огню волки все-таки боялись. Пока…
Тем временем Турп возвращался назад с буханкой черного хлеба в руках. Ночь была довольно прохладная, он поеживался и торопился поскорее снова оказаться у жаркого пламени костра, уже мерцающего сквозь стволы деревьев невдалеке. Тут-то Турп и увидел схватку Хамяка с волком. Он хотел было уже броситься на помощь, как вдруг заметил несколько четвероногих силуэтов, несущихся в его сторону.
«Волки, — мелькнуло в Турповой голове. — Мама…»
«Мама» — было последнее, что он успел подумать, ибо времени на размышления больше не оставалось. Турп повернул назад и помчался, словно заяц, к реке. Но волки, конечно же, бегали гораздо быстрее. Понятное дело: четыре ноги — это не две. До лодки оставалось совсем немного, однако Турп уже слышал яростное тяжелое дыхание за спиной. Волки настигали его. Турп сделал отчаянный рывок и из последних сил запрыгнул в шлюп. Буквально в ту же секунду два огромных волка со всего размаху врезались мордами в борт «Полундера», своим лихим прыжком Турп спас себе жизнь.
Дело в том, что от сильного удара лодка высвободилась из песка и отчалила. Один из нападавших волков бросился в воду и попытался было преследовать ускользающую добычу вплавь, но успевший уже оправиться от первого испуга Турп выхватил из уключины весло и огрел им назойливого зверя по башке. Волк взвыл. На его счастье, он не успел еще далеко отплыть от берега, не то бы утонул, как котенок.
Избавившись от погони, Турп вставил весло назад в уключину и принялся энергично грести. Добравшись до середины реки, беглец поубавил ход и призадумался.
Он-то был в безопасности, но его друзья… Они, похоже, влипли в жуткую историю, и ему, именно ему, нужно что-то придумать, чтобы помочь им. Но что? В голову Турпа, как назло, не приходила ни одна стоящая мысль.
«Ну, шевели мозгами, — приказал он сам себе. — Если, конечно, они у тебя еще есть. Недаром Торп все подсмеивался над твоими умственными способностями, ой, недаром… Бедный, милый Торп! Что с ним будет теперь? С ним, и со всеми остальными? Ну, думай же, ты! Безмозглый осел! Баран!! Дубина!!! Или у тебя совсем уже мозги заклинило?»
— Стоп! Заклинило… Вот именно: за-кли-ни-ло. А клин, как известно, клином вышибают, — уже вслух произнес Турп, повеселев.
— Клин — клином, а волков — валками.
И он снова принялся лихорадочно грести. Проплыв метров шестьсот вверх по течению, Турп увидел на прибрежной скале небольшой отряд волков. Те сидели, повернув морды к луне, и дружно выли на нее.
«Бедняги, — подумал добрый Турп. — Проголодались, видать. Ну да, конечно. В доме-то никого не осталось, а значит, и объедки им никто не выбрасывал».
Просто удивительно, до чего часто в последнее время в голову Турпа приходили умные мысли.
— Что, братцы, — крикнул Турп волкам. — Поди, жрать хотите? Волки обернулись на голос, заметили Турпа и завыли приветливо и жалобно. Это, как вы уже, конечно, поняли, были наши, ручные волки. Турп вдруг с ужасом подумал, что совершенно не знает волчий язык.
«Как же я с ними договорюсь? — мелькнуло у него в голове. — Разве что тоже попробовать повыть?»
И Турп, встав зачем-то на четвереньки, принялся завывать, подражая валкам.
— У-у-у! — выл Турп.
— У-у-у! — отвечали ему валки.
— У-у-у! Айда за мной! — выл Турп.
— У-у-у! У-у-у! — отвечали волки.
«Ни черта не понимаю. Чего они там воют? — подумал Турп. — Что же делать?»
Но тут ему снова (который уже раз) пришла в голову мысль. Никогда еще Турп не вел себя таким умником. Он снова взялся за весла и, не переставая выть, погреб назад, к злополучной стоянке. И так же, не переставая выть, волки затрусили по берегу вслед за ним.
Достигнув стоянки, Турп выпрыгнул из лодки и смело помчался по направлению к костру. Волки бросились следом. На сцене они возникли одновременно.
— Торп! — только и крикнул Турп.
— Турп! — только и крикнул Торп.
Сказать что-то большее у них не было времени.
— Я не один! Я привел НАШИХ валков!!! — прокричал еще Турп.
— Ура! — раздался вопль Сопера, за которым, естественно, последовало ворчание Хамяка:
— Не «уракай» раньше времени, выскочка.
Отряды противоборствующих волков между тем выстроились мордами друг к другу, позабыв о голоде.
— Какое хамство! — начал речь вожак добрых волков, уже известный нам Горюн. — Как вы смели, подлые псы, переплыть на наш берег? Убирайтесь вон!
— Сами убирайтесь вон! — огрызнулся вожак злых волков, которого звали Куц. Имя свое он получил после того, как в одной из драк потерял добрых полхвоста…
— Сами вы псы. Вот захотели, и посмели! И переплыли на ваш паршивый берег!
— Даем вам восемь секунд, — заявил Горюн, — на то, чтоб убраться отсюда. После этого мы вам не завидуем!
— Это мы вам не завидуем! — угрозой на угрозу ответил Куц. — И никаких ваших восемь секунд ждать не станем! А ну, бей их, ребята!
И волки бросились друг на друга. Завязалась жестокая битва. Силы были примерно равны, но добрые волки дрались все-таки на своей территории, и это придавало им уверенности. Да тут еще Хамяк вмешался. Он, правда, не собирался этого делать — просто четыре незадачливых волка оказались слишком близко от его лап, и Хамяк не смог отказать себе в удовольствии схватить их за задние ноги да хлопнуть головами оземь. Мало-помалу добрые волки оттеснили злых к реке. Те, надо отдать им должное, не сдавались и продолжали отчаянно сопротивляться.
Тут Турпу, для которого эта ночь и без того оказалась такой богатой на идеи, пришла в голову еще одна мысль.
— Торп, — сказал он. — Экие мы, все-таки, с тобой дураки! У нас же есть револьверы!
— Не узнаю этого человека, — восхитился другом Торп. — Не голова — а магистрат!
И они с Турпом выхватили свои револьверы, сделав, для начала, по выстрелу в воздух.
Волки, — как с той, так и с другой стороны, — прервали потасовку и задрали удивленные морды вверх. Было видно, что стрельба им в диковинку. Тогда, чтоб окончательно расставить все точки над «i», Торп прицельным выстрелом оторвал Куцу остаток хвоста. Куц взвизгнул, бросился в реку укрыть свой позор, и поплыл по-собачьи, точнее, по-волчьи, на тот берег. Его соратники, почуяв, что дело пахнет жареным, бросились наутек вслед за вожаком. Добрые волки, правда, тоже не остались отпраздновать победу. Эта стрельба и их так напугала, что серые пустились бежать вдоль берега, забыв об обещанной Турпом еде.
— Эй, вернитесь! — кричал им вслед Турп. — Доешьте хотя бы сосиски!
Но бедным волкам было не до сосисок. Они неслись по лесу до тех пор, пока не выбились из сил, оставшихся после драки, окончательно, и лишь тогда присели отдохнуть, высунув языки и вздрагивая всем телом.
Итак, берег был свободен, и друзья снова были вместе.
— Ну, слава Богу! Вроде пронесло, — сказал Турп. — Будем считать, что отделались легким испугом.
Никто ему не ответил. Сперва к Турпу подошел Хамяк. Он посмотрел на сыщика и одобрительно хмыкнул, что было для него, очевидно, высшей похвалой.
— Турп! — завопил следом Сопер. — Да ты просто герой!!!
— В самом деле, Турп, — сказал Джон Кишо. — Нельзя не отметить, что ты оказал нам неоценимую услугу.
Турп не знал уже, куда и деваться, но Торп его доконал окончательно. Он подошел к Турпу, похлопал друга по плечу и, не сдержавшись, чмокнул в нос. После чего, порядком смущаясь, сказал:
— Вот уж не думал, что ты будешь действовать так умело и обдуманно.
— Но-но, — поводил указательным пальцем Турп, — не подлизывайся. Вот если хочешь заехать мне в нос, тогда пожалуйста.
— Уж я-то не откажусь, — заверил приятеля Торп и легонько стукнул по носу.
В ответ Турп, шутя, несильно двинул его по подбородку. На это Торп ответил герою дня небольшой оплеухой. Спустя минуту, друзья, придя в азарт, привычно тузили друг друга. К обоим окончательно вернулось прекрасное настроение.
— Ну ладно, хватит танцы тут устраивать, — проворчал также вернувшийся в свое привычное состояние Хамяк, и одним движением развел драчунов в стороны. — Спать пора. Завтра еще как-нибудь вставать надо.
Все отправились в лодку и, уставшие от пережитого, скоро заснули.
Наутро, беспощадно разбуженные Хамяком, путешественники наскоро позавтракали и отправились в путь. Дул попутный ветерок, и друзья решили воспользоваться этим, чтобы опробовать парус.
До чего же чудесно было плыть по реке под парусом, летя навстречу неизвестному!
Сосны и ели на одном берегу, береза и ольха на другом махали им вслед своими верхушками. Мимо проплывали кувшинки, а ветер все сильней надувал парус «Полундера», и тот весело мчался вперед, соревнуясь с течением.
Путешественники, освобожденные от необходимости грести веслами, занимались кто чем.
Хамяк, устроившись на корме, что-то по обыкновению вязал, время от времени поглядывая на реку и поворачивая руль. Сопер ужом вертелся вокруг Хамяка, пользуясь тем, что у того было сегодня явно благодушное настроение.
— Слышь, Хамяк! А, Хамяк? А чего ты вяжешь? — вопрошал он, заходя справа.
— Гроб тебе вяжу, — буркнул в ответ Хамяк. — Не видишь, что ли, — пуловер.
— А что за штука такая, «пуловер»? — не унимался Сопер, заглядывая слева.
— Свитер такой, — терпеливо пояснял Хамяк, удивляясь собственной выдержке.
— А-а, свитер, — важно протянул Сопер. — Понятно.
— А не маловат он тебе будет?
— Ты еще поучи меня вязать, ящурка, — ощерился в конце концов разозленный Хамяк. Что-что, а замечания выводили его из себя мгновенно.
Сопер на всякий случай отлетел от Хамяка и примостился возле Торпа с Турпом.
Друзья откровенно бездельничали и от нечего делать решили разыграть Сопера.
— Слышь, Сопер, — заговорщицки поманил его Турп. — Хошь услышать большой секрет?
У Сопера от любопытства аж ноздри зашевелились.
— Ну? — прошептал он, подставляя ухо.
— Убери свои уши, — набивал себе цену Турп. — Или помой их сперва, а потом подставляй! Так вот… Ладно, Торп, говори.
— Думаешь, у Хамяка настоящий мех? — с важностью в голосе шепнул Торп Соперу.
— А то какой? — удивился дракон.
— Не ори, дурья башка. Так вот, никакой это не мех, а просто комбинезон.
— Чего? — опять взвизгнул Сопер.
— Комбинезон из коричневой шерсти. Он его себе сам связал. Вязать он мастер.
— А под этим ком… комбизоном что?
— Ничего, — на ходу импровизировал Турп. — Одно голое тело с татуировками.
Не веришь? Спроси его самого. А еще лучше — подкрадись тихонько сзади и надави на шею. У него там кнопка. Как нажмешь на кнопку, комбинезон — бряк! — и вниз.
— Не-ет, — протянул Сопер, глядя на Хамяка. — Он меня убьет. Такой «бряк» сделает, что не очухаешься.
— Брось, Сопер, — подбодрил дракона Торп. — Хамяк добрый. Это он с виду грозный, а в душе — и мухи не обидит.
— Ну да, — недоверчиво сказал Сопер. — Видали мы этих мух. Где они теперь, эти мухи?
— Да ты не боись, — продолжал между тем Торп. — Если чего и случится, Хамяк только посмеется. Знаешь, какое у него чувство юмора?
— Не знаю, — мрачно ответил Сопер. — Зато я знаю, какая у него…
— Ну и правильно он тебя трусливой ящуркой называет, в таком случае, — презрительно процедил Турп. — Какой ты дракон? Никогда ты так огонь пускать и не научишься! Так и будешь до старости одни сопли из ноздрей высмаркивать.
Расчет был точен. Упоминание о его огнепускательных способностях тут же взвинтило дракончика.
— Я боюсь? — крикнул он хриплым фальцетом. — Я ничего не боюсь! — и он отважно юркнул за спину Хамяка, который не замечал ничего вокруг, целиком поглощенный своим вязанием. Тут Сопер понял, что кое-чего он все же боится, но отступать было поздно. Сопер зажмурил глаза и ткнул Хамяка пальцем в шею.
— Тебе чего, дурило? — сердито поинтересовался Хамяк, оглянувшись.
— Ай! — испуганно воскликнул Сопер.
— Во, чокнутый! — удивился Хамяк, и обернулся к Торпу с Турпом, словно призывая их в свидетели чокнутости Сопера.
Торп и Турп смотрели на Хамяка остекленевшими глазами.
— Торп, — тихо сказал Турп, — ты никогда раньше не замечал в себе прорицательского дара?
— А вы чего уставились? — спросил тем временем недоумевающий и злой Хамяк. Что я вам…
Тут он опустил глаза и осекся. Его роскошный коричневый мех сполз до самого пояса, обнажив голый торс, на котором красовались несколько татуировок: «Не забуду папу-Хамяка», «Не забуду маму-Хамяка», а чуть ниже, помельче и другим почерком — «Не забуду Надюшу-Хамяка».
Несколько секунд лицо Хамяка напоминало каменное изваяние. Потом его исказила гримаса страшного гнева, а из пасти вырвался леденящий душу вопль: «УБЬЮ!»
Сопер почему-то сразу поверил Хамяку и пулей взвился в воздух.
— Все равно убью! — ревел Хамяк.
Однако летать он не умел, а у Сопера хватило ума не спускаться вниз до самого вечера, пока гнев Хамяка немного не остыл.
Хамяк принялся свирепо напяливать свой опавший мех обратно, но у него никак не получалось застегнуть проклятую кнопку на шее.
— Давай, помогу, — сказал услужливо Торп, чувствуя за собой вину.
— Чего?! — снова взревел Хамяк, и Торп испуганно сел на место.
Наконец, Хамяку удалось застегнуть кнопку и вернуть себе прежний пушистый вид. Показав напоследок убито порхающему над лодкой Соперу многообещающий кулак, он снова уселся на корму и принялся свирепо махать спицами, продолжая столь неудачно прерванное вязание.
Джон Кишо сидел на своем излюбленном месте на носу лодки. Ничего из происшедшего поэт не заметил, поскольку как раз в это время творил. Он только что закончил свой стих, но вид у него был не торжествующий, а скорее растерянный и смущенный. Дело в том, что события прошедшей ночи побудили Джона написать стихотворение, в котором должен был воспеваться героический поступок Турпа. Однако в результате у великого поэта вышло следующее:
Все будет прекрасно и хорошо,
Если следовать советам Джона Кишо.
На сей раз сам Джон Кишо чувствовал, что написал явно не то.
«Я готов даже допустить, — думал он, — что в чем-то, пожалуй, отошел от первоначального замысла. Возможно, мне следовало написать не «советам», а «заветам»? Ох, не знаю, не знаю. Кажется, подобное случается со мной впервые. Хотя, в целом, я всегда считал себя весьма и весьма недурным мастером героического жанра. Придется еще поработать».
Тут его размышления были прерваны голосом, который невозможно было спутать ни с каким другим:
— Приветствую другое моих отважных, к цели своей несущихся!
Все задрали головы вверх, однако призрака (а голос был, несомненно, его) не увидели.
— Ты что, старчило, надумал с нами в прятки играть? — рявкал все еще не успокоившийся Хамяк. — А ну, живо показывайся!
— Ау, дед! Где ты? — завопил баловник Турп. — Где ты, привиденье? Человек-невидимка, ку-ку!
Сверху раздался сдавленный кашель и крик:
— Сколько раз вам можно повторять: не привидение, а призрак! Черт бы вас забодал!
— Но-но, без хамства, — пригрозил Торп, — а то как дам по шее!
— Я тебя, молокососа, самого как тресну по уху! — продолжал горячиться призрак.
Однако, он хоть и заговорил по-человечески, но так и не показался.
— Тебе не кажется странным, Турп, — заметил Торп ехидно, — что когда это привидение бесится, оно начинает выражаться теми же словами, что и ты?
— Перестаньте, — вмешался Джон Кишо, — иначе мы не получим необходимых объяснений.
— Ты можешь втолковать нам, где ты находишься? — обратился он уже к призраку.
— Здесь я, — отвечал почти успокоенный (это чувствовалось по слогу) обходительностью Джона Кишо призрак, — подле сего крылатого змия.
Услышав это, перепуганный Сопер хотел было спикировать вниз, на «Полундер», но, увидев свирепую физиономию Хамяка на корме, предпочел остаться в соседстве с призраком.
— А почему же мы тебя не видим? — спросил Торп.
— На то причина есть, — отвечал окончательно пришедший в себя призрак. — Ибо мы, призраки, по природе своей таковы суть, что явственность наша читается не очертаниями при свете белом, но мерцанием во мраке всяческом.
— Ага, понятно, — сказал Турп. — А сейчас тебе, значит, хоть кол на голове теши, все равно не разглядишь.
— Туманна для меня суть большей части слов твоих, но в едином есть правота твоя: разглядеть меня ныне не вольно. Посему прощаюсь я с вами, а явлюсь вам с зарею вечернею. И вновь путеводимой нитью буду вам, ибо и сей путь мне ведом. Прощайте!
— Решительно, — сказал Джон Кишо после того, как призрак умолк, — решительно все пути ему ведомы. Ну-ну.
— И всюду он нам, видишь ли, путеводной нитью будет, — пробурчал Хамяк. — Не привидение, а летающий клубок шерсти.
И Хамяк снова принялся за вязание. Вязал он так яростно, что к вечеру закончил целых два пуловера.
— Вот, — сказал он мрачно, протягивая рукоделие Торпу и Турпу, — это вам.
— Нам? — хором удивились сыщики.
— Ну да. Не еноту же, — буркнул Хамяк. — Чтобы не замерзли под тентом, неженки городские.
— Спасибо, Хамяк, — сказали Торп и Турп, расчувствовавшись.
— Спасибо, спасибо, — передразнивал их Хамяк. — Из «спасибо» пуловер не свяжешь.
И он, все такой же мрачный, улегся на корму. Впрочем, гнев его почти прошел, и сердился он скорее по инерции, а бурчал по привычке.
Уставший от порхания над лодкой, Сопер решился, наконец, приземлиться на борт «Полундера». Хамяк лишь бросил на него угрюмый взгляд, словно говоря: «Ладно, сиди тут. Черт с тобой — я тебя после придушу». Сопер неловко улыбнулся этому красноречивому взгляду и уставился на воду. Вода, вторя небу, теряла розоватый оттенок заката и быстро темнела. Вскоре на ней появились первые, подрагивающие от ряби, звезды. Ольха и березы, росшие на левом берегу, постепенно уступали место соснам и елям. Начиналось царство бесчисленных заводей, притоков и ручьев. Паутинка превращалась в таинственную Хлябь-Паутину.
— Да это же целый лабиринт! — воскликнул Джон Кишо. — Честно говоря, я себе очень слабо представляю, куда нам плыть дальше.
— Пора бы появиться нашему уважаемому привидению, — заметил Торп. — Уже, вроде бы, стемнело.
— Путеводной нитью он, видите ли, будет, — пробурчал Хамяк. — Интересно бы узнать, где эта нить ошивается.
— Не доверяйся гласу гнева твоего, но доверься взору очей твоих. Я ошиваюсь над вами, — раздался голос призрака.
Все подняли глаза вверх, но никакого призрака не увидели.
— Что за чертовщина! — воскликнул Торп. — Ведь в темноте он должен быть виден!
— А это и не привидение вовсе, — подал голос Турп, очень довольный собою. — Это я вас разыграл.
— Вот здорово! — восторженно закричал Сопер. — Совсем-совсем, как привидение!
— Замолкни, ящурка, — грозно оборвал драконовы восторги Хамяк, а Джон Кишо добавил с укоризной:
— Что за дурацкие шутки, Турп! Сейчас, когда нервы у всех напряжены, когда мы не знаем, куда плыть, когда поднимается ветер и, кажется, начинает накрапывать дождь… …Точно, начинает, — подтвердил он, подставляя руку под большие редкие капли и кутаясь в плед. — Так вот, в такую минуту…
— Ветер поднимающийся задержал меня в пути, — раздался сверху голос призрака. На сей раз настоящего, в чем все поспешили убедиться, немедленно задрав головы вверх.
— Ибо мы, призраки, — продолжал тот, — внушению ветра подвержены и движением его несимы в силу сходности природы нашей. Но ныне здесь я, и готов перстом указующим быть вам.
— Ишь ты! Перстом указующим, — съязвил Хамяк. — А нитью путеводной что, слабо стало?
— Понятия сии тождественны суть, — важно пояснил призрак, — и толкование им есть таково: лететь мне впереди вас, ветром влекомым, вам же — вослед мне плыть.
— Ты только не очень-то влекись своим ветром, — заметил Турп, — а то мы еще заплывем тебе вослед к черту на кулички.
Но призрак его не слушал. Он, как и обещал, полетел впереди «Полундера», петляя от ветра.
С дождем призрак, очевидно, был различной природы, ибо тот проходил сквозь него, никак не влияя на траекторию его полета.
Ночь выдалась безлунной, и «Полундер» чуть ли не на ощупь продвигался по воде за мерцающим призраком. Тем временем ветер усилился, а дождь превратился в настоящий ливень. Торп и Турп натянули свои новые пуловеры и подняли над головами одеяло. Хамяк сидел и ворчал, почему-то злясь на призрака.
— Навязался на нашу голову, — бубнил он, — да еще за собой тянет. Порядочные покойники лежат себе в гробу и разлагаются тихо, а этот все рыщет, как хорек. Видать, при жизни вел себя по-свински, вот и не успокоится никак. Нежить полосатая!
Почему именно «полосатая», — этого Хамяк пояснить не мог.
Призрак, однако, его не слышал.
— Близки мы к цели нашей, — раздался его радостный возглас. — Вот заросли сии камышовые и вода у подножия их, и название ей протока, и плыть нам по протоке сей далее!
«Полундер» послушно двинулся вслед за призраком, но тот вдруг точно спятил и помчался вперед с дикой скоростью, выкрикивая что-то на лету.
— По-моему, старик впал в детство, — заметил Джон Кишо.
— Старый балбесина, — выругался Хамяк. — Двумя уже ногами в могиле, а все не угомонится. Дурко!
«Полундер» пустился в погоню за призраком. Парус, естественно, сняли как только ветер стал крепчать, и Торпу с Турпом, сидящим на веслах, пришлось изрядно попотеть. Они долго-долго плыли мимо густых зарослей камыша, сгибающихся от ветра до самой воды. Сквозь всплески от яростных ударов о воду и вой ветра едва доносились чудные крики удаляющегося призрака: юэ-о-ии-ээ-ы-уу-о — э-аа!»
— Чего он там орет? — зло спросил Хамяк.
— Мудрено разобрать, — промолвил Джон Кишо.
— Дикция у него плохая, верно? — рискнул еще раз подать голос Сопер.
До сих пор он благоразумно не напоминал Хамяку о своем существовании, но будучи драконом болтливым, на сей раз не удержался.
— Ага! — коротко и зло сказал Хамяк. — Щас кое-кто у меня за все ответит. И за привидение, и за собственные мерзкие поступки. Если еще раз вякнет, — добавил он.
Сопер испуганно замолчал и на всякий случай зажал себе рот лапой.
Тем временем камышовые заросли кончились, и путешественники увидели перед собой чистую водную гладь. Где-то вдали в последний раз мелькнуло тусклое мерцание призрака и скрылось за черными верхушками сосен.
— Правь туда, — приказал Хамяк.
Торп с Турпом взялись за весла, и минут через десять «Полундер» уткнулся носом в прибрежный песок.
— Что за черт! — выругался Турп. — Откуда здесь взяться берегу, если этот старый летун болтал про какую-то протоку?
— Возможно, мы чуток ошиблись в темноте, — предположил Торп. — Отчаливаем, поищем путь.
Они отчалили от берега, поплыли влево, но вскоре снова уперлись в берег.
— Дьявольщина какая-то! — сказал Торп. — Поплыли дальше.
Друзья проплавали еще часа полтора, однако, куда бы они ни направляли свой шлюп, всякий раз неизменно натыкались на берег. Сомнений быть не могло: они заплыли в какое-то озеро.
— Ну вот что, — сказал Джон Кишо после очередной неудачной попытки. — Больше мы никуда плыть не будем. Это совершенно бесполезно. Предлагаю лечь спать, а утром, которое, как известно, вечера мудренее, продолжить наши поиски, но уже при свете.
— Спать? — разочарованно протянул Сопер. — А ужинать?
— Ежа тебе дохлого в постель, а не ужин! — прикрикнул на него Хамяк. — А ну, марш спать, оглоед.
Сопер, Джон Кишо и Хамяк спустились в каюту, а Торп с Турпом, закутавшись в теплые верблюжьи одеяла, улеглись под тентом. Крыша ходила ходуном под мощными ударами ливня и яростными порывами ветра, который все крепчал и уносил все дальше и дальше беднягу призрака, не перестававшего вопить:
— Ветром свирепым унесло меня!
Но он был уже так далеко от лодки, что измученные путешественники не смогли бы услышать даже прежних его «ээ-о-и-ээ-ы-о-э-аа».