30

РЕН

— Как мы себя сегодня чувствуем? — Доктор Стоун складывает руки на коленях и понимающе улыбается. У меня до сих пор такое чувство, что она знает обо мне больше, чем я сам. Даже после стольких недель, проведенных с ней и открывшихся мне, я так и не привык к этому.

— Все так же, как и на нашем последнем сеансе. — Меня поражает, что я больше не чувствую угрозы. Я так долго нервничал и боялся поделиться секретами, которые годами хранил внутри. Теперь у нас как будто нормальный разговор. Просто два человека сидят рядом и перекидываются всякой чушью. так уж получилось, что одному из нас за это платят.

— Ривер в последнее время не появлялся?

Я поднимаю один палец, и, как это ни глупо, я чувствую некоторую гордость.

— Это было неплохо. Думаю, в тот момент я был ошеломлен. Это длилось недолго — по крайней мере, по словам Скарлет. Она сказала, что он был, но потом исчез. Я едва заметил, как прошло время.

— Что тебя ошеломило? Что вызвало это чувство?

Тот факт, что она вынуждена спрашивать, заставляет меня немного рассмеяться.

— Я имею в виду, нужно ли мне что-нибудь еще? Я собираюсь стать отцом.

Она склоняет голову набок.

— Я думала, ты этому рад?

— Да, — сразу же отвечаю я ей. В этом не должно быть никаких сомнений. — Но это много. Это ошеломляет.

— Но не в плохом смысле?

Качая головой, я говорю ей:

— О, нет. Совсем не в плохом смысле. Я имею в виду, не то чтобы я это планировал. Это не то, что ты, вырастая, представляешь себе происходящим. Но это хорошо. Это действительно хорошо.

Она вздыхает с облегчением.

— Это замечательно. Я счастлива за вас обоих. Это приятное, свежее начало. Новая жизнь.

Я знаю, о чем она говорит. Я полностью согласен. Но…

— Интересно, смогу ли я быть хорошим родителем после всего, через что я прошел.

— Ты никогда не говорил о Софи и Романе ничего, кроме положительного. Ты что-то утаиваешь?

Я понимаю, к чему она клонит, и мне приходится тихо посмеяться над собой, когда я смотрю на это с такой точки зрения.

— Нет, они замечательные. Они наверняка сделали для меня и Луны больше, чем должны были.

— Это то, что делают родители. Это то, что ты собираешься делать для своего ребенка. Сосредоточься на тех хороших вещах, о которых мы говорили. Используй разработанные нами техники, чтобы проработать те моменты неопределенности, когда ты чувствуешь себя наиболее взволнованным или сбитым с толку.

Это то, через что мне приходилось проходить в последнее время.

— Верно. Спасибо. Наверное, мне просто нужно было выговориться.

— Как далеко сейчас продвинулась Скарлет?

— Двенадцать недель. Первый триместр закончился, а она почти ничего не осознавала.

Доктор тихо посмеивается.

— Счастливица. Все идет хорошо?

— Конечно. Она замечательная. Ее родители… Ксандер не устраивает вечеринку или что-то в этом роде, но и не угрожает убить меня.

Ее губы подергиваются.

— Это очень хорошее начало.

Так и есть. Наконец-то у меня есть новый старт. Больше не нужно прятать секреты в тени, больше не нужно жить во тьме. Я больше не боюсь тянуться к свету, потому что теперь я знаю, что там есть кто-то, кто возьмет меня за руку. Я не мечусь, потерянный и сбитый с толку. Я знаю, кто я и где хочу быть.

Как только наш сеанс заканчивается, я возвращаюсь мыслями к тому, что не давало мне покоя уже несколько недель. Каждый проходящий день приближает нас к рождению ребенка. Нужно принять несколько важных решений. Если это действительно будет новое начало, значит, начинать все с чистого листа.

Могу ли я это сделать? Смогу ли я жить, зная, что Нью-Хейвен все еще существует? Возможно, мне придется. Ребекки больше нет. Если я пойду туда с оружием наперевес, в полном одиночестве — а я бы так и сделал, поскольку Ксандер уже отказался связываться с русскими, — что из этого выйдет, кроме моей смерти? Это означало бы, что мой ребенок будет расти без отца. Я бы не поступил так с ним, и уж точно не поступил бы так со Скарлет.

Я должен любить ее и нашего ребенка достаточно сильно, чтобы принять решение отпустить. Я не могу спасти мир. Мне нужно оставить это позади раз и навсегда, что означает принятие того, что я не могу изменить. Разве это не часть молитвы о безмятежности? Спокойствие никогда не было тем, к чему я стремился, но я начинаю понимать, что это, возможно, не такая уж плохая идея. Я не могу прожить остаток своей жизни, полный ненависти, жажды мести. Пришло время для чего-то нового и лучшего.

Вот почему, хотя мое сердце колотится о ребра, как барабан, а колени трясутся чертовски сильнее, чем я когда-либо признался бы кому-либо, я выхожу из своей комнаты и спускаюсь вниз, где, я знаю, найду Ксандера. Я бы не удивился, если бы оказалось, что он спал в своем кабинете. Он проводит там так много времени. Хотя в этом есть что-то почти успокаивающее. Знаешь, чего ожидать.

Его брови приподнимаются, когда я стучу в дверной косяк.

— Как все прошло с доктором?

— Все прошло хорошо. У меня такое чувство, что она готова покончить со мной.

Откидываясь на спинку стула, он кивает, жестом предлагая мне присесть, прежде чем я успеваю спросить, могу ли я занять его. Интересно, был бы он таким щедрым, если бы знал, зачем я наношу этот визит.

— Тебе значительно стало лучше. Логично, что твои сеансы станут реже, а промежутки между ними увеличатся. Я уверен, что она захочет время от времени связываться с тобой — возможно, было бы хорошей идеей отстаивать это. Просто чтобы убедиться, что все по-прежнему идет гладко. Я знаю, что это была тяжелая работа, и я уважаю тебя за это.

Как бы мне ни нравилось это слышать и как бы я это ни ценил, я также хотел бы, чтобы она этого не говорила. Все его отношение изменится примерно через пять секунд.

— Есть кое-что, о чем я хотел с тобой поговорить, — начинаю я, прочистив горло. Почему это так сложно? О, точно, потому что это, вероятно, самое важное решение, которое я когда-либо принимал, и вся моя жизнь висит на волоске. Ничего особенного.

— Продолжай. Что у тебя на уме?

Мне трудно поверить, что он, по крайней мере, не имеет ни малейшего представления, но тогда, возможно, он захочет позволить мне немного повисеть на волоске, а не облегчать мне задачу. Полагаю, это своего рода прерогатива отца.

— Скажу прямо. Я хочу попросить Скарлет выйти за меня замуж. Но сначала я хотел получить твое благословение.

Я всего лишь пытаюсь поступить правильно. Я имею в виду, я бы все равно попросил ее выйти за меня замуж. Это всегда было в моем сердце. Просто так получилось, что на пути встала куча другого дерьма.

Сейчас, с ребенком, кажется более важным, чем когда-либо, создать из нас настоящую, крепкую семью. Я хочу поступить с ней правильно. Я хочу иметь возможность защитить ее и ребенка. И я хочу сказать все это, правда, но что-то в проницательном взгляде Ксандера мешает выразить чувства словами. Я не могу отделаться от мысли, что все это прозвучало бы безнадежно жалко, если бы я попытался объяснить, о чем я думаю. Ксандер не из тех, кто говорит о чувствах, да и я, если уж на то пошло, тоже.

Кроме того, зачем мне утруждать себя поиском слов, когда я уверен, что он откажется от меня и вышвырнет из своего дома навсегда? Должно быть, это то, что у него на уме, когда он сидит там и смотрит на меня с другой стороны огромного стола между нами. Я почти уверен, что он и глазом не моргает. А чего я ожидал? Чтобы он принял меня в семью с распростертыми объятиями?

Его глаза закрываются. Он делает глубокий вдох. Сейчас мне надерут задницу. Хорошо, что Скарлет того стоит.

Этот мужчина заставляет меня ждать слишком долго. Наконец, уголки его рта растягиваются в медленной улыбке.

— Как раз время.

Я не могу поверить своим ушам больше, чем своим глазам. Он действительно выглядит счастливым.

— Серьезно? Ты это серьезно?

— Жаль, что у тебя все немного наоборот, вот и все. — Когда я бросаю на него растерянный взгляд, он объясняет: — Ты должен был жениться, прежде чем обрюхатить мою дочь, Рен. Но, полагаю, я могу простить тебя.

— Я не могу дождаться, когда привезу сюда ребенка. — Рука Скарлет обвивается вокруг моей, а голова прислоняется к плечу, пока мы прогуливаемся по саду. Ветерок благоухает ароматом новых весенних цветов. Через несколько месяцев воздух будет полон пчел и бабочек, и по всей территории разольется столько красок. Мне тоже нравится идея привезти сюда ребенка.

Солнце согревает мою шею и плечи, а приятный ветерок шевелит волосы Скарлет и длинное ниспадающее платье, которое на ней надето. Это тот идеальный день, который дает человеку надежду. Всегда намного легче надеяться в такой день, как этот.

— Как ты себя чувствуешь? — Спрашиваю я ее.

— Так же, как и в последний раз, когда ты спрашивал. — В ее голосе много любви. Она смотрит на меня, ухмыляясь. — Я чувствую себя великолепно. Правда. Не думала, что когда-нибудь смогу быть так счастлива.

И все же, я знаю почему. Я многого не помню, множество обрывков стучат у меня в голове. Но я помню, как забирал ее из этого места. Здесь, в саду, где мы боролись в грязи, пока на нас лил дождь, а гром и молнии рассекали воздух. В такой день, как этот, трудно поверить, что та ночь когда-либо была.

— Что это там такое? — Я замедляю шаг, гравий хрустит под моими ботинками, пока указываю на живую изгородь из роз, бутоны которых только начинают распускаться.

— Что-что? — Скарлет отпускает мою руку и делает несколько шагов к изгороди.

— Там что-то есть. Это листок бумаги?

— Думаю, да. — Она вытаскивает сложенный листок из перекрещивающихся стеблей и медленно разворачивает его. Я задерживаюсь на секунду, чтобы восхититься тем, насколько она красива прямо сейчас. Солнце играет в ее волосах, окрашивая кожу в золотистый цвет. Она действительно ангел, пришедший на землю только ради меня.

— Однажды я украл тебя из этого места, — бормочет она, читая сообщение, напечатанное на бумаге. — Но ты украла мое сердце задолго до этого.

К тому времени, как она поворачивается с широко раскрытыми глазами, полными вопросов, я уже стою на одном колене. Это действие заставляет ее отступить на шаг, прижимая руку к груди, и из нее вырывается недоверчивый смех, прежде чем она спрашивает:

— Что это? Это реально?

— Это реально. — Так же реально, как коробочка в моем заднем кармане, которую я сейчас вытаскиваю. Мама практически настояла на том, чтобы подарить кольцо, которое хранилось в семье много лет, и я открываю коробочку, чтобы подарить его Скарлет. Моему ангелу.

— Ты — все, чего я когда-либо хотел. Твое счастье, твоя безопасность — вот в чем смысл моей жизни сейчас. Пожалуйста, скажи, что ты позволишь мне провести остаток своей жизни, не посвящая его ничему, кроме как тебе и нашей семье. Я не могу обещать, что жизнь со мной будет лёгкой, но я всегда буду любить тебя всей душой. Как ты думаешь, ты могла бы рискнуть и стать моей женой?

Дело в том, что она даже не смотрит на кольцо. Она слишком занята, уставившись на меня, закрыв рот руками, ее глаза наполняются слезами. Это слезы счастья? Я чертовски на это надеюсь. До этого самого момента я никогда не понимал, что значит полностью отдавать свою жизнь в чьи-то руки. Мое будущее, весь я, все это связано с ней.

— Конечно, я согласна, — пищит она, мотая головой вверх-вниз. Солнце, которое и без того светило так ярко, теперь ослепляет, когда я встаю и протягиваю ей руки, чтобы она бросилась ко мне. Сейчас я держу в руках весь мир, все, что имеет значение больше всего. Я никогда ее не отпущу.

— Я люблю тебя. — Она берет лицо в ладони, сияя, прежде чем наши губы встречаются в самом сладком, нежном поцелуе. Такой поцелуй знаменует новые начинания. К тому времени, как она отстраняется, смеясь и плача одновременно, ее слезы на моих щеках. — Я так сильно люблю тебя. Я не могу в это поверить. Мы собираемся пожениться.

Взяв ее за левую руку, я надеваю ей на безымянный палец кольцо с бриллиантом в четыре карата.

— Теперь это официально. Пути назад нет.

— Как будто я этого хочу. — Потратив секунду на то, чтобы полюбоваться платиновым кольцом, она берет меня сзади за шею этой рукой и притягивает к себе для еще одного поцелуя.

Загрузка...