Принц и инспектор Вест

5. УЖАС

Джанет все еще плескалась в ванной под душем и напевала. Великодушный слушатель узнал бы отрывки из «Трубадура». Роджер подождал около двери в ванную, стук повторился. Перед ним все еще стояло лицо девушки, столь же четко он запомнил человека, вошедшего через дверь в стене, — короткий, темноволосый, быстро двигающийся на толстых ногах.

Роджер встал сбоку от двери и открыл ее.

Человек, стоявший в коридоре, прикоснулся к своему лбу.

— Привет, полицейский, — сказал он. — Не хочешь ли благословить мою руку серебром?

— Я хотел бы благословить другую часть твоего тела плеткой, — ответил Роджер, но в голосе его не было злости. — Входи и не шуми.

Он впустил пришельца и закрыл дверь в коридор как раз в то время, когда Джанет запуталась где-то на верхних регистрах.

— Не будь таким самоуверенным, — сказал вошедший, — у моей жены также бывают приступы. Именно поэтому мы особенно хорошо ладим, когда она в Лондоне, а я в Милане. Не можешь ли ты поделиться чем-нибудь с полуголодным газетчиком? Может, есть что?

У него было приятное лицо с пухлыми щеками, хотя тело выглядело довольно худым в тесноватом костюме из серебристо-серого тропика. Волнистые светло-каштановые волосы окаймляли небольшую лысину. Круглые, очень яркие голубые глаза и полные губы со вздернутыми уголками завершали его портрет. Коричневые ботинки сверкали, а в руке он вертел легкую тропическую шляпу. Это был Уайттекер из «Глоба», и не было никаких сомнений в том, что именно он находился в «фиате», который преследовал Роджера по дороге из аэропорта.

— Да, — ответил Роджер, — у меня есть сюжет. Меня послали сюда проверить, не смогу ли я одурачить прессу. И я не смог. Остальное — не для огласки, но ты можешь сделать две вещи, чтобы устроить небольшую шумиху немного позднее.

— Полицейский, — печально сказал Уайттекер, — никогда не существовало племени, более страждущего куска живого мяса. Но, по крайней мере, ты можешь подвергнуть меня искушению.

— Во-первых, — начал Роджер, — покажи моей жене достопримечательности. Возьми ее в тот ресторан на крыше, о котором я слышал. Дай ей понять, каким романтичным может быть Милан при лунном свете. Она не позволит тебе зайти слишком далеко.

— Отвлечь ее от тебя и от одиночества, — пошутил Уайттекер, — что ж, во всяком случае, это новый поворот. Сознательный полицейский жертвует свою жену донжуану, журналисту. А что в этом для Альманаха?

— Во-вторых, что сейчас вселяет такой страх в Энн Пеглер? — спросил Роджер.

Ухмылка исчезла с лица представителя «Глоба». Без нее он выглядел старше и более деловитым: скорее бизнесмен, чем плейбой. Фактически в свои тридцать пять он имел отличную репутацию зарубежного корреспондента газеты.

— Должен сказать, что ты не теряешь даром времени. Чем ты пользуешься? Счетчиком Гейгера? — Он вытащил черепаховый портсигар из кармана и предложил Роджеру закурить. — У тебя, по-видимому, задатки гения, — объявил он. — Угадай почему?

— За ней охотится миланская полиция, — предположил Роджер. — Ставь плюс мне.

Уайттекер поднял обе руки кверху:

— Сдаюсь! Не пытай меня больше, хорошо? Да. Ты встречал когда-нибудь здешнего начальника полиции? Хороший малый. Высокий, красивый, ему следовало бы быть вторым Тосканини, и его сердце на самом деле принадлежит «Ла Скала». Именно поэтому он не думает о своей работе. У него абсолютно не лежит к ней сердце. А у него именно сейчас очень серьезное дело: сохранять баланс между преступностью и политиками в городе, где коммунисты имеют множество голосов, — это не то, что я считаю синекурой. Он, конечно, исправно делает свою работу. Он чуть не встал на четвереньки, чтобы остановить это королевское шествие, поскольку считал, если ребята из Зары не доберутся до Его Высочества, это сделают коммунисты. Однако Его Высочество стал очень популярным из-за предоставленных Италии концессий на добычу нефти, и власти распорядились, чтобы ему были оказаны все возможные почести, чтобы встреча была со всей помпой. Северини была поручена охрана порядка, а тебе то же дело в дорогом старом Лондоне; не так ли?

— Поделили.

Уайттекер усмехнулся:

— Традиционная английская уравновешенность как-то не согласуется с такими порядками, Красавец. Во всяком случае, я полагаю, что Северини на протяжении последнего месяца спит лишь один час в сутки из двадцати четырех. А он и в нормальном состоянии не отличается покладистостью и благодушием. Он думает, что девица Пеглер лжет, и не дает ей передышки. Все дело в логике, — продолжал Уайттекер, поглядывая на ванную, где плеск душа прекратился и Джанет мурлыкала песенку, которая отдаленно напоминала «Этот восхитительный вечер».

— Энн Пеглер признает, что видела, как Барнетт подходил к окну, признает, что видела нож, но клянется, что не видела лица убийцы. Полдюжины тщательных реконструкций показали, что она должна была его видеть. Кто Энн Пеглер нужен сейчас, так это друг. Я бы мог пойти на это, но, если я поступлю так, меня отсекут от пресс-конференции Северини и уж в любом случае — у меня не тот пол.

Он снова взглянул в сторону ванны, где Джанет начала насвистывать.

— Из доклада, который я прочитал, следует, что Энн Пеглер имела время и возможность все это сделать. Вполне возможно, что все свои показания она сочинила, но ведь никакой крови на ее одежде не найдено, так?

— Нет. — Уайттекер склонил голову набок и поднял одну бровь. — Я не хочу сгущать краски, но по версии, на ней вообще не было никакой одежды. Она просто могла смыть кровь. Она…

Дверь из ванной открылась, и вошла Джанет.

Вокруг ее плеч было обмотано банное полотенце, свободно спадавшее на грудь. Она выглядела свежей, сияюще-розовой, а глаза ее как-то необычно сверкали. Но только до тех пор, пока она не заметила Уайттекера: в этот момент она оцепенела и стояла, как изваяние, вся бело-розовая в белоснежной накидке.

Уайттекер от неожиданности глотнул воздух и отвернулся с такой быстротой, на какую способен мужчина. Свой доблестный поступок он украсил немыслимой вежливостью, глухо проговорив:

— Прошу прощения!

— Роджер! — беспомощно воскликнула Джанет и исчезла в ванной комнате, с треском захлопнув дверь.

Уайттекер повернулся и нерешительно взглянул на Роджера, не зная, как на все это отреагирует супруг. Однако Роджер улыбнулся, быстро подошел к двери, приоткрыл ее и громко произнес:

— Дорогая, все в порядке, ты была вполне прикрыта. Ты не знакома с Бобом Уайттекером?

— Я… я не знаю.

— Накинь что-нибудь на себя и познакомься. Он собирается поужинать с тобой сегодня вечером, а затем показать тебе город, — сказал Роджер. Он просунул голову в дверь и улыбнулся. Джанет не знала, смеяться ей или сердиться. — Боб знает Милан лучше, чем я Париж, и к тому же все его расходы оплачивает «Глоб». Но может быть, ты предпочитаешь, чтобы мы с ним посидели в баре, а ты поужинала одна внизу?

— Ты мог бы, по крайней мере, предупредить, что у нас посторонние, — пожаловалась она. — Никогда я себя так не…

— В следующий раз надень бикини. Уж больно ты стыдлива! — Затем он произнес одними губами: — Пообедай с Бобом, это важно.

После некоторого раздумья Джанет решительно кивнула.

Когда Роджер вернулся в комнату, Уайттекер разглядывал из окна позолоченный металлический шпиль, украшавший фонтан, и ставни и навесы от солнца. Три человека сидели со стаканами внизу, в углу дворика. Ставни в номере Энн Пеглер были закрыты.

— Что-нибудь еще испугало Энн Пеглер? — спросил Роджер, как бы продолжая прерванный разговор.

— Я ничего не знаю.

— Ты думаешь, она лжет?

— Я не стал бы ничего утверждать.

Если она не убивала Барнетта, то что бы вы могли подумать о мотивах убийства?

Уайттекер медленно покачал головой:

— Убийство в состоянии аффекта или простое ограбление. Бумажник Барнетта был украден, а в нем, как известно, было тридцать или сорок тысяч лир и, кроме того, несколько английских фунтов. Его золотые часы и камера исчезли. Но ты это знаешь.

— Я знаю то, что написано в докладе.

— Здесь есть некий сержант Джонсон…

— Тебе совсем не обязательно оказывать ему помощь, заметил Роджер. — Играй ему на руку, если ты печешься об интересах «Глоба». Теперь об этой истории про уличное нападение с ножом на Барнетта; есть ли какие-нибудь доказательства? Не знаешь?

— Мне об этом ничего не известно. На Северини это не произвело впечатления. Не спрашивай меня, пытался ли он найти свидетелей, я могу только предположить, что максимум, что он сделал, — это опросил местных полицейских и карабинеров. Не так легко найти свидетелей этого нападения; может быть, на месте что-либо удастся подобрать.

— Ты знаешь, где это произошло? — настаивал Роджер. — Можешь показать мне место?

— Да, пять минут отсюда на машине.

— Отлично, — Он подошел к двери в ванную комнату как раз в тот момент, когда она отворилась и появилась Джанет. Она была еще без макияжа, но в бледно-зеленом халате, волосы ее были тщательно причесаны, а глаза лучились смехом. Уайттекер не мог скрыть своего восхищения.

— Дорогая! — воскликнул Роджер. — Это Боб Уайттекер — твой спутник на сегодняшний вечер. Нам нужно отлучиться на полчаса, я думаю, что за это время ты успеешь одеться. Хорошо?

— А куда ты направляешься сегодня вечером? — требовательно спросила Джанет.

— О, я буду работать, — заверил ее Роджер. — А чего еще ты ожидала?

На улицах, ведущих к «Ла Скала», галереям и кафедральному собору, движение было слабое. С неба веяло теплом сухого, безоблачного дня, а жара, казалось, сосредоточилась в булыжных мостовых, трамвайных линиях, сверкающих витринах магазинов. Кроме Роджера Веста и Боба Уайттекера, никто не спешил. Боб небрежно держал одной рукой руль отливающего бледной голубизной «фиата».

— Как они чистят улицы, вакуумным очистителем или по старинке щеткой? — спросил Роджер.

— Это тебе не Нью-Йорк и не две тысячи первый год, — усмехнулся Уайттекер, — щетка и тележка. Не можешь ли ты сказать представителю своры газетчиков, который дрожит от возбуждения в связи с тем, что находится рядом с детективом Номер Один всей Великобритании, что мы сейчас…

— Обломки стального ножа, — прервал его Роджер.

Уайттекер так изумился, что снял ногу с акселератора и машина почти остановилась:

— Что?

— Энн Пеглер говорит, что кто-то пытался срезать камеру с плеча у Барнетта. Нож упал на мостовую, на него наехала машина и сломала его. Лезвие могло разлететься на несколько кусков, и при удаче мы сможем подобрать один из них. Это и будет тем свидетельством, которое нам нужно. Потому что если на него напали днем, то логично предположить, что могли напасть ночью снова.

— Если ты найдешь кусок этой стали, постарайся день или два не попадаться на глаза Северини, — сказал Уайттекер, затормозил и выехал на обочину. — Это здесь. Вот тот угол, о котором она говорила и за который забежал грабитель. Она сама была от него на расстоянии четырех или пяти ярдов. У тебя есть увеличительное стекло?

Роджер с сосредоточенным видом вытащил из нагрудного кармашка небольшую лупу в коричневом пластмассовом футлярчике. Уайттекер, молча, наблюдал за ним. Они вышли из машины и медленно пошли по тротуару в ту сторону, где, по словам Энн, сломался нож. Через пару минут их окружила толпа из тридцати или сорока человек. Одни стояли совсем рядом, другие — в отдалении.

— Я не думаю, что шансов больше, чем один из тысячи, — сказал Уайттекер, — но на это стоило потратить время. Ты действительно хочешь, чтобы я провел вечер с твоей женой?

— Да.

— А для чего тебе это?

— Чтобы она выкачала из тебя побольше, — ответил Роджер и наклонился с лупой над чем-то блеснувшим. Но это был обрывок серебряной бумажки от шоколадки или пачки сигарет. — Все о нападении на Асира, о самом принце, мало ли…

— Красавец, — прервал его Уайттекер, — я знаю, расследование дела Барнетта — это только предлог, на самом деле ты должен из первых рук выяснить все обстоятельства покушения. Не мог бы ты мне сказать, почему ты уделяешь так много времени этому делу?

Роджер опять склонился:

— А кто говорит, что это так?

— Я не люблю разгадывать загадки, — твердо сказал Уайттекер. — И если тебе нужна моя помощь: пожалуйста! — Он выпрямился, хотя Роджер по-прежнему высматривал что-то на земле. — Не думаешь ли ты, — он поспешно нагнулся к нему и понизил голос, — не считаешь ли ты, что эти два происшествия могут быть как-то связаны?

— Я — нет. Я разыскиваю какой-нибудь кусочек стали, который мог бы быть частью ножа, или стилета, или кинжала. Вот для тебя, кажется, есть сенсация.

Он остановился и стал изучать тонкий длинный серебристый кусочек, застрявший между двумя камнями. Помолчав, он вручил лупу Уайттекеру, а сам достал из кармана коробочку с инструментами. Это был набор, столь же необходимый радиолюбителям, как и электрикам и кому угодно. Он надавил на серебристый кусочек острой отверткой и, когда тот подался, ухватил его миниатюрными пассатижами и вытащил. Это был блестящий стальной обломок шириной около полудюйма.

— Это кончик ножа, — тихо проговорил Уайттекер. — После этого уже не может быть сомнений. Я сделаю для тебя, Красавец, все, что ты хочешь, если, конечно, смогу.

Пятьдесят или шестьдесят человек смотрели, как Роджер открыл коробочку, похожую на спичечную, и уложил на ватку кончик стального ножа. Закрыв коробочку, он спрятал ее вместе с инструментами, а затем, на голову возвышаясь над присутствующими, направился к машине с таким видом, словно просто прогуливался.

— Спасибо, — сказал он. — Расскажи Джанет все, что можешь об Энн Пеглер. Если Джанет взбредет в голову, что она должна взять девушку под свое крыло, это будет неплохая идея. Энн может с ней разговориться. — Под взглядами толпившихся людей они подошли к машине. — Если Энн Пеглер что-нибудь и скрывает, Джанет не хуже кого-либо другого вытянет это из нее. — Он помолчал минутку, а затем, не меняя тона, спросил: — Ты знаешь управляющего нашим отелем?

— Ты имеешь в виду Витторио Муччи? — Его голос прозвучал резко.

— Да.

— А зачем тебе?

— Просто любопытно.

— Ему бы я не доверял, — заявил Уайттекер. — Но у него могущественные друзья. Иногда я задумываюсь, откуда? Множество официальных и полуофициальных лиц останавливаются в отеле «Муччи». Он уже не владелец, он продал его синдикату и…

Неожиданно Боб замолчал.

Они завернули за угол и оказались вблизи от бокового входа.

Серо-голубой «кадиллак», поражающий своими размерами, конструкцией и великолепием, стоял в переулке; рядом в серой форме стоял шофер. По сравнению с этим гигантом «фиат» напоминал болонку, соседствующую с овчаркой.

— Попробуй проскочить под ним, — посоветовал Роджер.

Ну, знаешь, такие шутки с этим дворцом на колесах неуместны, — серьезно заявил Уайттекер. — Это Его Высочество принц Джардии Асир. И он здесь, у отеля «Муччи», — хочешь верь, хочешь не верь. Я знал, что у Витторио могущественные друзья, но…

Они миновали «кадиллак». Через открытую во дворик дверь виднелся высокий, почти квадратный человек в сером костюме и красной феске. Он нервно ходил вокруг фонтана и все время поглядывал на окна, выходящие во двор.

Затаив дыхание, Уайттекер произнес:

— Это генерал Фузаль, помощник и верный раб самого принца. Но Асир не может быть здесь. Не может. А может быть, может?

Боб поставил машину недалеко от «кадиллака», и они вышли. Высокий шофер, похожий на вождя племени, смотрел на них, как на нищих с рынка. Кроме генерала во дворе находились еще два человека в обычной одежде, но с военной выправкой. Фузаль, друг покойного полковника Ягуни, остановился и посмотрел на пришедших.

Роджер шел, не глядя по сторонам, а Уайттекер пошутил:

— После всего этого, при каждом упоминании твоего имени я буду трижды кланяться и снимать шляпу. Не потому, что я испытываю, конечно, такое почтение.

Они остановились и посмотрели вверх на открытое окно.

Там, в облаке волнистых волос, с неимоверно блестящими глазами, стояла Джанет, излучая такое сияние, что не верилось глазам.

И причиной этого был не Роджер.

Рядом с ней стоял принц Асир.