Глава 20

В то же время. Ноябрь 629 года. Константинополь

Стефан в который раз перечитывал письмо от брата, привезенное ему Марком. Ничего более странного в его жизни не случалось. Союз с тюрками — пустышка? Дочь императора Евдокия никуда не поедет? Юного персидского шаха убьют? Шахрвараз — новая сила? Господи Боже, помилуй раба своего! Да у него просто голова кругом идет. С одной стороны, суждения брата всегда были весьма точны и своевременны, а с другой он пишет, что совсем скоро главной опасностью Империи станут арабы. А вот это вообще ни в какие ворота не лезет. Почему арабы? Какие именно арабы? Лахмиды? Гассаниды? Этот новый пророк в оазисе Ясриб? Арабы поставляли наемную конницу и персам, и ромеям, но сами по себе, разбитые на племена, никакой серьезной силы из себя не представляли. Да, они усилились на юге, где проповедник нового учения захватил власть. Но совсем недавно император повелел восстановить царство арабской династии Гассанидов, исповедовавших христианство, и они стали надежным щитом для Сирии и Иудеи. Шайку всадников из Ясриба недавно разбили в битве при Муте. Неужели нужно волноваться еще и из-за этих дикарей? Все это было очень странно и требовало осмысления. А как можно спокойно подумать, если еще не решил, что сегодня будет на ужин. Хотя…

— Бана! — крикнул Стефан служанке. — Сходи-ка на рынок. Я сегодня хочу ягненка и жирную пулярку. Самую жирную, что ты сможешь найти!

— Не пойду, хозяин! — замотала головой она, бледная от ужаса. — Страшно мне!

— Что? — изумленно посмотрел на нее Стефан. — Почему страшно?

— Шум на улице, — затравленно посмотрела на него Бана. — Когда люди так кричат, значит, скоро будут убивать. Я это точно знаю.

— Да что случилось-то? — Стефан вскочил с мягкой кушетки, где предавался своим мыслям, не замечая зловещего гула, который доносился и сюда.

Он выскочил на улицу, по которой тек поток решительно настроенных людей. То и дело раздавались злые голоса.

— Скоро по миру пойдем!

— Франки проклятые! Всю торговлю у нас отняли!

— Пусть государь свое слово скажет!

— Да нет его! Только Август Константин в столице!

— Тогда куропалат пусть решит, что с этими злодеями делать!

— На ипподром!

Беда! Как есть беда! Стефан побледнел. Если «зеленые»[37] собрались идти толпой на ипподром, жди бунта. Евнух побежал со всех ног к дому Марка, благо тот жил неподалеку. Стефан отнюдь не был атлетом, и когда добежал до места, грудь его разрывало от боли. Он изо всех сил замолотил в украшенные резьбой двери.

— Марк! Фабия! Открывайте скорее!

Дверь открыла перепуганная служанка, которая без слов пропустила Стефана в дом. Тут его хорошо знали. Дочь купца Приска была испугана не меньше, и она бросилась к нему навстречу, прижимая к груди младенца. Двое других детей тихонько плакали в углу, чувствуя ужас матери.

— Где Марк? — бросил Стефан.

— Не знаю, — ответила Фабия, молодая женщина лет двадцати пяти. Иссиня-черные волосы римлянки позволяли ей сходить тут за свою, а небольшой акцент никого не смущал. В столице было полно людей из провинций.

— Собирайся, бери детей и ценности, — скомандовал Стефан. — Вы спрячетесь у меня!

— Да что происходит, Стефан? — Фабия была бледна, как полотно. — Почему кричат все эти люди?

— Бунт, Фабия, бунт, — пояснил Стефан. — Быстро! Скорее всего, ваш дом разграбят и сожгут.

— Я сейчас, — решительно сказала женщина, и уже через пару минут стояла с котомкой в руках. — Стефания! Возьми детей! Мы уходим с этим господином.

Два крепких парня из местных остались охранять дом, и они напряженно смотрели на улицу, прикидывая свои шансы в случае беспорядков. Шансы были невелики.

— Один остается здесь, второй ищет хозяина, — скомандовал Стефан, и охрана молча склонила голову, с большим облегчением признавая его право отдавать приказы. — Приведите его ко мне в дом, и всех его людей тоже, кого увидите. Товары бросайте, все равно ничего не спасете. Кажется, начинается мятеж! Если толпа будет громить этот квартал, тоже идите ко мне. Приводите еще два-три десятка ребят покрепче и получите по десять золотых. Те, кого приведете вы, получат по три. Еда моя.

— Поняли, господин, — глаза стражников блеснули в предвкушении. — Тридцать крепких парней приведем, с ножами и дубинками. Кое у кого даже копья имеются, хоть и нельзя этого. Не извольте беспокоиться, не дадим хозяев в обиду.

Один из стражников быстрым шагом пошел в сторону гавани Неорион, что была на восточном берегу. Именно там работали купцы из земель франков и словен. И именно туда, к складам с товарами, к купеческим конторам потечет разъяренная толпа, если не добьется справедливости у властей. А она ее, скорее всего, не добьется…

— Десять золотых! — бурчал себе под нос стражник. — Почаще бы бунт был, что ли. Такие деньжищи!

А Стефан, придя домой, отвел Фабию с детьми в дальнюю комнату и велел не высовываться. Он зашел в каморку и снял со стены самый странный из подарков своего брата. Стефан ведь еще смеялся, когда тот показывал, как им пользоваться. Зачем такое дворцовому евнуху?

— Ну, господи, благослови! — сказал он сам себе, взводя арбалет с помощью железной штуковины, которая называлась «козья нога». — Надо вспомнить, как там Само показывал. Ага, вот так вроде бы! Ослабить! Взвести! Ослабить! Взвести! Кажется, все просто! Где стрелы? Ага, вот они!

Он положил арбалет на лавку, а сам опустился на колени перед иконой.

— Святая Дева Мария! Помоги мне, молю! Не дай свершиться убийствам, вразуми этих людей! Господи боже, как же мне все-таки страшно!

Большой Цирк был полон народа. Конечно, людей было куда меньше, чем на скачках, но и сегодня сюда пришли многие тысячи. Тут были лавочники, купцы и прочий люд, который был охоч до новостей и зрелищ. Константинополь разделился на два лагеря. Одни благословляли словен и франков, что везли сюда серебро, а другие, теряющие кусок хлеба, готовы были порезать их на куски. Если вначале из земель варваров шел мех, воск и мед, то сейчас все больше и больше везли железное оружие великолепного качества, украшения и даже ткани. Ткани были простые, грубые, но очень, очень дешевые по столичным меркам. И множество ремесленников, которые раньше молились за словенского князя, начинали его ненавидеть. Ведь проклятые франки и словене, укрывшиеся под вывеской торгового дома, не платили налогов, а значит, могли себе позволить обрушить цены, вгоняя честных тружеников — ромеев в нищету[38]. Народ бесновался, требуя к ответу власти.

Куропалат Феодор проследовал по крытой галерее, что шла из дворцовых покоев прямо в императорскую ложу. Император Ираклий вновь уехал в южные провинции, и вернется теперь не скоро. А поручать такие вопросы василевсу Константину никто бы не посмел. Юный император был личностью нерешительной, никчемной и совершенно бесцветной, ничуть не похожей на своего великого отца. За куропалатом шествовали патриции и оба димарха[39].

— Мы разорены!

— Прогнать варваров из города!

— Они налогов не платят!

— Нам детей кормить нечем! Всю торговлю отняли!

Крики неслись со всех сторон, и, по знаку куропалата перед его ложей встала целая делегация, собранная из самых горластых купцов. Их жалобы не были для него внове. Феодор прекрасно все знал, и размышлял день и ночь, как ему выйти из столь щекотливого положения. Да, Империя победила. Да, казна получила много золота в виде добычи. Но что с того, если провинции разорены, а некоторые, вроде Греции и Македонии, и вовсе отторгнуты варварами — склавинами. У империи нет сил даже для того, чтобы вышвырнуть их оттуда. Чего уж говорить о том, чтобы начать новую войну. Это просто невозможно. Тем не менее, выход был найден, и выход довольно изящный. Куропалат, выслушав жалобы, надел на лицо маску сожаления и сказал:

— Добрые люди! Мне близки ваши беды, и я скорблю вместе с вами! Мое сердце разрывается от боли, когда я вижу, как разоряются наши собственные купцы, а варвары богатеют на их несчастьях. Но василевс Ираклий поклялся Девой Марией и господом нашим, что не нарушит договор с архонтом склавинов. Как тогда могу нарушить его я?

— Да что же это?!! — растерянно сказал пожилой купец, который только что толкнул прочувствованную речь. — Нам живыми на кладбище идти, что ли? А нам налог — коммеркий простят, великолепный[40]?

— Нет! — скорбно покачал головой куропалат. — Это невозможно. Казна нуждается в деньгах, добрый человек.

— Убить их всех! — раздался одинокий голос, который в чаше ипподрома стал неожиданно громким и пронзительным.

— Убить! Убить! — бесновалась толпа.

Люди повалили из Цирка, толкаясь и переругиваясь. Они спешили к складам купцов, и к их богатым домам. Там было, чем поживиться. Проклятые кровопийцы возместят честным людям их убытки.

— Великолепный, послать скутариев и варангов? — спросил эпарх[41] Константинополя, у которого волосы на голове зашевелились от неприятных предчувствий.

— Немного пошли, — повернулся к нему куропалат, — но только в те кварталы, где живут добрые подданные василевса Ираклия. Мы не обязаны охранять всяких варваров.

Кровавая волна покатилась по районам у восточных гаваней. Всех встречных иностранцев избивали в кровь, топча ногами со сладостным придыханием. В руках горожан появились ножи, камни и палки. Толпа, словно лютый зверь, не щадила никого. В кровь били не только иностранцев, но и тех, кто походил на них, а потом уже били вообще всех, кто попадался под горячую руку. Склады в порту разорили тут же. Мародеры тащили штуки ткани, пруты железа, сушеную рыбу, мешки с шерстью, горшки с медом и многое, многое другое. Купцы плавали в лужах крови, забитые со звериной жестокостью. Рядом лежали их охранники из местных, те, кто не струсил, и выполнил свой долг. Их убивали с не меньшим остервенением.

Вскоре опустошенные склады запылали, а толпа потекла в кварталы у гаваней, где жили ненавистные варвары. На мирных еще недавно улицах раздался женский вой и детские крики. Из домов тащили все, что попадало под руку, с женщин срывали одежду и насиловали тут же, а насытившись, убивали, оставляя лежать на земле. Толпа бесновалась, выискивая новые жертвы, и она их нашла.

Две сотни человек обступили дом доместика Стефана.

— Тут они! — раздался истошный крик. — Он их спрятал! Я сам видел!

В двери начали стучать кулаками и палками, а крепкие парни, стоявшие на защите дома, вступили в перебранку с толпой. Завязались драки, но до серьезной крови дело пока не дошло.

— Хозяин, их больше! — к Стефану и Марку подошел бледный охранник. — Не сдюжим. Уж очень они злы.

— Иди к дворцу, — сказал Стефан, голова которого работала быстро и четко. — Найди казарму варангов. Спроси Хакона Кровавая Секира или Сигурда Ужас Авар.

— Кого? — выпучил глаза охранник.

— И не вздумай перепутать или сократить их имена, — предупредил Стефан. — Они обидятся. А когда они обижаются… Не будем о плохом… Скажешь, Стефана убивают. Они нашего языка почти не знают, поэтому ори погромче «Стефан!» и води рукой по горлу. Тогда они все быстро поймут.

— Понял, — кивнул охранник и припустил, что есть мочи.

— Мы можем уйти, — сказал бледный, как полотно Марк. В дом набилось еще человек двадцать купцов и их семей. — Тебе не обязательно умирать из-за нас.

— Заткнись, Марк, — зло бросил Стефан, и начал взводить арбалет. — Да если вас на моих глазах поубивают, я в петлю полезу. Ни за что себе этого не прощу. Я же крестный твоему сыну. Забыл?

— Дай арбалет мне! — протянул руку Марк. — Не марайся об эту шваль.

— Нельзя! — покачал головой Стефан. — И никому нельзя! Ты не понимаешь. Я в своем праве. Мне ведь даже штраф не присудят, я же свой дом защищаю. Уйди в дальнюю комнату, Марк!

Стефан перекрестился и вышел на улицу, где нанятая им охрана едва сдерживала толпу. В дом уже полетели камни, а вперед вышел оборванец, у которого в руке был факел. Он уже замахнулся, чтобы бросить его на крышу.

— Получи, сволочь! — взвизгнул Стефан, а бродяга упал, уставившись в небо удивленным взглядом. Щербатая улыбка так и не успела уйти с его лица.

— Убил! — выдохнула толпа, увидев короткую толстую стрелу, торчавшую из груди оборванца. — Убил, кастрат проклятый! Ну, конец тебе!

Толпа схлынула, отступив на десять шагов. Стефан еще раз взвел арбалет и стоял у своего порога, стиснув до боли зубы. Он с трудом сдерживал дрожь в руках. Он высматривал вожака. Того, кто больше всех орал, распаляя себя и других. В руках людей появились камни, которые полетели в охрану, в дом, и даже в многострадальную крышу, разбивая на куски черепичную кровлю.

— Бей эту сволочь! — орал вожак, но осел, получив стрелу в плечо. — А-а-а! — завыл он диким голосом, когда рука повисла плетью. Тяжелый наконечник раздробил кость плеча, и бедолага осел наземь, резко побледнев.

— А-ах! — снова выдохнула толпа, словно один большой организм.

Люди побежали, остановившись в полусотне шагов от дома, и стали совещаться. Ругань и божба длилась минут пять, но никто не расходился. Стефан направил арбалет на толпу и вновь нажал на спусковую скобу. Еще один горожанин упал, резко всхлипнув. Стрела пробила ему живот.

— Ну, теперь нам точно конец, хозяин, — сказал охранник. — Сейчас двери посрывают с домов и укроются за ними.

— Лавки, столы, стулья, всю мебель тащите на улицу, — резко скомандовал Стефан. — Она тут шириной восемь шагов. Валите все в кучу. Из-за нее отобьемся.

Как и сказал охранник, мародеры сорвали двери с ближайших домов, и пошли вперед, укрываясь за ними. Но было поздно. Поперек улицы лежала резная мебель из дома асикрита Стефана, а рядом с охранниками молча встали купцы, обнажившие ножи — саксы. Они были свободными людьми, и без оружия из дома не выходили. Бургундцы, франки из Кельна, бавары, парижские франки, которые почти не понимали языка своих братьев из Австразии, словене из Новгорода стояли плечом к плечу рядом с ромеями, нанятыми за золото. Их было в разы меньше, но узкая улочка, перегороженная изысканной обстановкой богатого еще недавно дома, давала им призрачный шанс на спасение. Варварам было уже все равно, они больше не придут в этот город. А если так, то зачем соблюдать его законы?

Мародеры бросились в атаку, и на баррикаде в ход пошли ножи и дубинки. Доместик Стефан, визжа как полоумный, поминая демонов подземного мира и Ахурамазду вперемешку с девой Марией, пускал стрелу за стрелой из-за двери собственного дома. Какой-то бродяга прорвался к нему через ряды бойцов и уже занес дубинку над его головой. Это конец, обреченно подумал доместик, бессильно опуская разряженный арбалет. Он зажмурился, ожидая удара, но он так и не последовал. Горожанин застыл на мгновение, а потом с утробным всхлипом упал лицом вперед, прямо в объятия своего врага.

— И-и-и, — тонко заскулил Стефан, когда ему на лицо толчками брызнула горячая кровь. Она прилетела из-под германского сакса длиной в локоть, которым работал молчаливый широкоплечий франк. Это он до самой кости перерубил своим ножом шею незадачливому погромщику, и теперь тот лежал в луже собственной крови, подергивая ногами в агонии.

Стефан осел по стене, теряя сознание от ужаса, который накрыл его с головой. Туника тонкого полотна вымокла в чужой крови, и доместик даже обрадовался этому, потому что впервые за всю свою сознательную жизнь он обмочился со страха. Сердце евнуха, колотилось, словно пойманная птица и он смотрел с ужасом на ручеек крови, что тек прямо к нему из перерубленной шеи горожанина. Стефан помотал головой, отгоняя наваждение, и трясущимися руками вновь натянул тетиву арбалета. До окончания боя было еще далеко, а толпа разъяренных погромщиков напирала, выставив перед собой наточенные колья. Он умудрился убить и ранить еще несколько человек, когда за спиной нападавших раздался протяжный рев множества глоток:

— То-о-о-р!

Сигурд Ужас Авар без медвежьей шкуры и маски производил не такое жуткое впечатление, но его плечи возвышались над макушками ромеев почти на локоть. Строй воинов перегородил улицу, выставив вперед копья. Толпа застыла в ужасе.

— Я доместик императора! — закричал Стефан. — Вы бунтовщики и должны быть наказаны! Но я дарую вам свою милость. Я и мои люди уходим в дом, а вы бежите отсюда изо всех сил, или воины василевса вас убьют. Вспомните, что было при великом Юстиниане. Тридцать тысяч мятежников перебили в цирке.

— Мы уйдем, — раздался злой голос из толпы. — Повезло тебе, сволочь. Не радуйся сильно, мы еще вернемся!

Защитники зашли в дом, а погромщики, подгоняемые уколами копий императорской гвардии, перелезли через завалы и скрылись без следа. Даны с любопытством разглядывали залитого кровью евнуха с арбалетом в руках и пересчитывали трупы, в которых торчали короткие стрелы. Увиденное им явно понравилось, и они оживленно обсуждали этакое диво, без стеснения тыча пальцами то в трупы, то в Стефана. Судя по всему, в казарме им будет, о чем поговорить.

— Ха! — Сигурд хлопнул по плечу Стефана, который все еще держал в руках разряженный арбалет. У доместика от этого удара даже колени подогнулись. — Я-то думал, что ты слабак, у которого нет яиц. А у тебя, оказывается, были еще одни яйца, но ты их зачем-то спрятал.

— Ты, наверное, теперь вису сложишь про эту битву? — обреченно спросил Стефан, колени которого выбивали барабанную дробь.

— Как ты догадался? — просиял простодушный Сигурд.

— Я хочу, чтобы ты прочел ее мне и этим людям, — Стефан показал рукой на купцов, которые с немалой опаской поглядывали на воина. — Только не сегодня, а когда все успокоится. Мы дадим пир в вашу честь. Ведь ты сочиняешь лучшие висы на свете, дружище!


Три дня спустя

— Скольких, говорите, он убил? — поднял в изумлении бровь куропалат Феодор, принимая делегацию ткачей, принесших жалобу на действия императорского чиновника.

— Восемь человек, сиятельный, — почтительно ответили ткачи. — И еще нескольких ранил и искалечил! Как может работать ткач, если у него перебита рука?

— Значит так, — сказал совершено сбитый с толку брат императора. — Вы жалуетесь на то, что хотели ограбить и сжечь дом слуги императора, а он вышел из дома и убил из ручной баллисты восемь погромщиков? Убил дворцовый евнух, который в своей жизни ничего опаснее чернильницы в руках не держал? Я сейчас ничего не путаю?

— Ну, все было не совсем так, сиятельный, — смущенно замялись ткачи. — Мы хотели с ним поговорить по-хорошему, а он ни с того, ни с сего стрелять начал. А тот дурак с факелом не наш был. Мы его не знаем. А потом еще варанги подошли…

— Варанги? — неприлично выпучил глаза Феодор. — А они как там оказались?

— Мы не знаем, — пожали плечами ткачи. — Но один был здоровый, как слон. Мы его в триумфе василевса видели. Его же не спутать ни с кем. Сигурд это был.

Делегация ушла, а куропалат переваривал услышанное. То, что доместик Стефан на редкость отчаянный малый, уже знали все без исключения. Убить восемь человек при защите собственного дома… Хм… Весьма необычно, но он имел на это полное право. Что-то тут не так! Что-то не так! Варанги? Нет! Они с Сигурдом дружны. Недавно опять случилась какая-то дикая история, где этот ненормальный поставил на кон собственную свободу. Или там как-то по-другому было… Неважно, Августа всё равно все заслуги приписала ему, унизив этим патрикия Андрея. Нет, с простаком даном все ясно. Его позвали на помощь и он пришел.

— Но почему все эти купцы спрятались у него в доме? — осенила Феодора мысль, подобная молнии. — Почему именно у него? Не где-то еще? — И куропалат простонал. — Ах, ты, сволочь! А ведь я тебе почти поверил!

Загрузка...