Принцесса Ангина

Глава десятая

Ангина! Джонатан! Принцесса! — раздались голоса. Ангина прижалась к юноше.

— Не отзывайтесь. Они нас не увидят.

— Они будут волноваться.

— Еще немножко. Чуточку. Пять минуточек…

Голоса удалились. Электрический фонарик пошарил по кустам, и снова стало темно.

— Угадайте, что мне приснилось.

— Не знаю. У вас сейчас глаза гранатового цвета.

— Да, я чувствую. Мне приснилось, что я на вокзале и жду Канцлера к поезду 12:20. Я стою у турникета и смотрю, как через него проходят пассажиры. Вдруг один из них начинает ко мне приставать, говорит, что я на него пялюсь и над ним смеюсь. Я отвечаю, что жду одного человека, а он мне не верит. Потом он меня спрашивает, каким я его запомню. Я говорю, пассажиром. Тогда он злится, говорит, что он не просто пассажир, и обвиняет меня в том, что я вознамерилась его забыть. Я, разумеется, все отрицаю. Тут вмешивается другой пассажир. Очень грустный. И замечает, что я запомню первого пассажира, а его забуду. Я его утешаю. Оба начинают ссориться, потому что хотят, чтобы я о них вспоминала, и нападать друг на друга, потому что каждый якобы пользовался незаконными приемами. Потом я проснулась. И отлично их помню. К счастью, остальные пассажиры не стали ко мне приставать с той же просьбой!

— Двое и так чересчур.

— Зачем вы так говорите? Я могла бы и пятерых запомнить. У меня прекрасная память. Например, я помню, как вы залезали в грузовик в первый раз: тогда вам на глаза падала челка.

Крики возобновились, еще более встревоженные.

— Мы здесь, — гаркнул Джонатан. Ангина ущипнула его за бедро. Подбежали Канцлер и Кофея.

— Слава богу! Слава богу! — все, что могли они произнести.

— О, как мне плохо! — простонала Ангина и застучала зубами. Девочка на самом деле выглядела неважно. Восковое личико, на лбу — капли пота.

— Надо бы вызвать доктора, у нее высокая температура.

Канцлер заламывал руки:

— Никогда себе не прощу. Все из-за меня. Какая я скотина, чудовище… Он полез в словарь.

— …мамонт. Вот кто я. Вдобавок наигнуснейший.

— Пойдемте ко мне, — предложила Кофея. — Я живу в двух шагах отсюда. Малышке будет у меня значительно лучше, чем здесь. Я вызову доктора, ему я бесконечно доверяю. К счастью, Смаркэша нет дома. Он отправился в познавательное путешествие к антиподам. Он осматривает наиболее соблазнительные банковские счета и ждет момента, когда те вызреют.

Вернется он еще не скоро, поскольку передвигается со скоростью 70 часов в километр.

— А сколько ему лет?

— Семьдесят.

— Надо бы подсократить число стариков под семьдесят, — вздохнул Канцлер. — Поехали.

«Роллс-ройс» ловко развернулся, за ним грузовик неуклюже повторил то же движение, отчего Джонатан заработал две шишки на макушке. Он еле удержал Ангину, чуть не вывалившуюся из кровати. Девочка бредила:

— Неправда ли, сударь, она остроумна? — О, да, в ней есть наивность, нечто от ребенка, от старых добрых времен, а иногда и от славных предков. Еще остались неизменно наивные мужчины. Какое право имел ягненок в жаркий день зайти к ручью напиться? Был ли он под охраной закона? И соблюдает ли его волк? Зачем волку понадобилось идти к ручью? Прилично ли он изъясняется? Вы любите волков, мадмуазель? А волков-оборотней?

Джонатан провел влажной губкой по лбу больной.

— Успокойтесь, Принцесса. Поспите.

— Как, вы не пьете вина? Разве французское вино не священный напиток? Разве Бог не благословил Францию? Хорошо ли пить вино во Франции? Не опасно ли пить вино в Америке? Вы любите кофе? А Кофею?

— Не могу ничего сказать по этому поводу.

— Как только я приду к власти, моя полиция с ней разберется. А из ее машины я сделаю чучело. У меня работает лучший чучельник машин во всем мире. Все англичане — людоеды.

Она резко приподнялась:

— Вы знаете, что я прямой потомок Нефертити? Мое генеалогическое древо так высоко, что в него много раз попадала молния. Его верхушка обуглилась и затвердела, словно острие рогатины, но у подножья с недюжинной силой полезли новые ростки. Все личности из словаря имен собственных — мои родственники. У нас с рождения есть нечто общее: три фаланги указательного пальца — фаланга, фалангина и фалангетта. Люблю болеть. Полное ощущение, что живешь в обморочном состоянии. Надо же, ваша сигарета загорела на солнце.

— Это сигара.

— У нее солнечный удар, и кончик покраснел.

Грузовик ехал по аллее, покрытой почечными камнями.

Описав полукруг, машина остановилась.

Слуги помогли Джонатану внести девочку в дом. Внутри замок был бесподобен. Он был задуман как огромный карточный домик. Монументальные фигуры провожали взглядом процессию.

— За замком неусыпно следит Пиковый Король, — шепнула Кофея. Но сегодня вечером трефы — козыри, и вы ничем не рискуете.

Ангину положили в комнате, обитой синим бархатом и с окном во всю стену. Ее личико было белее подушки, на которой пламенела ее шевелюра. Позже пришел доктор, серьезный молодой человек в очках и с черным кожаным портфелем под мышкой.

— Ну-с, осмотрим больную. Если болезнь запущена, мы пропишем пациентке спячку. Сейчас это стало возможным, и риск сводится к минимуму.

— Знакомьтесь, доктор де Прессняк, — представила Кофея. — Он берет по-божески.

— Она выпила слишком много красного, доктор, почти целую бутылку.

— Хм… Виски гораздо безопаснее. Я с удовольствием пропустил бы стаканчик для храбрости, поскольку мне очень страшно.

И выпил залпом. После чего, дрожа, приблизился к Ангине и стал ее слушать.

Не дышите. Дышите. Произнесите три раза «тридцать три» и назовите сумму. Странно, ничего не слышу. Я, наверное, заболел.

Взволнованный доктор де Прессняк забыл о больной и принялся слушать себя. Он кашлянул, произнес «девяносто девять» и задержал дыхание. Так надолго, что потерял сознание. К счастью, Джонатан сообразил, что нужно приказать ему снова начать дышать. К доктору вернулся здоровый цвет лица. После еще одного стакана виски он окончательно поправился. С уверенным видом он вынул блокнот и открутил колпачок ручки.

— Тихо! Сейчас дам рецепт. Как пишется «считать ворон»?

— Через две «о», — сказала Кофея на американском варианте английского.

— Благодарю. Можно сказать «каким бы интересным это не казалось»?

— Нельзя. Следует говорить «каким бы интересным это ни казалось», — поправил Джонатан.

Доктор строчил страницу за страницей. Иногда он прерывался, чтобы осведомиться:

— ?

— !

— Благодарю.

И снова погружался в составление рецепта, который он закончил через несколько часов. Он состоял из сотни листов. Автор устал, но выглядел довольным.

Это мой шедевр, — заявил он, наполняя стакан виски. — Я отправлю его моему издателю, тот даст много денег, и я наконец-то смогу бросить медицину, которая внушает мне отвращение. Я охотно позабавил бы вас некоторыми отрывками, но сам не понимаю, что написал. Обычно я обращаюсь к аптекарю, единственному человеку, которому удается разобрать мой почерк.

— А как же больная?

— Если она захочет вина, дайте ей стаканчик. Лучшее лекарство.

— Зачем же тогда такой длинный рецепт?

— Это мой тридцать первый роман ужасов, наиболее законченный. Его навеяла книга, которую я недавно прочел, и я воспроизвел ее слово в слово. О, сколько деликатности и самоотречения понадобилось мне, чтобы уйти в тень произведения моего собрата по перу! Взяв за основу банальную историю, я сотворил одну из вершин мировой литературы, где разухабистый лиризм органично сплетается с ясностью стиля. Как, спрашивается, в подобной обстановке я мог отвлечься на ничтожных микробов, кишащих в ваших организмах? Прощайте!

— Прощайте. Поставьте бутылку на место, пожалуйста.

Уязвленный де Прессняк с плохо скрываемой обидой поставил бутылку на столик и вышел, хлопнув дверью.

— Ничего страшного, — сказала Кофея. — Он всегда так себя ведет. Он блестящий медик и великий писатель. Лучшего доктора для малышки нельзя было найти. Пусть она отдохнет. А я пока покажу вам ваши спальни. Места, правда, маловато, поскольку в данный момент в замке множество гостей.

Они поднялись на один этаж.

— Это для Санта-Клауса, а это для Джонатана.

Джонатан поблагодарил хозяйку и прошел в комнату.

Кровать стояла в глубине алькова. Раздвинув скрывающий ее кружевной балдахин, юноша с удивлением обнаружил трех спящих бородатых мужчин. Электрический свет разбудил их. Они пришли в ярость оттого, что кто-то их побеспокоил.

Чем вы торгуете? Нам ничего не нужно.

— Меня зовут Джонатан. Кофея сказала, что я могу здесь переночевать. Но поскольку вы тут…

— Если Кофея вам разрешила, тогда мы подвинемся, кровать широкая.

Джонатан притулился на краешке, который выкроили ему три бородача. Ему пришлось встать и выключить свет. В темноте его сосед прошептал:

— Кстати, вам не мешало бы знать, кто мы такие. Я — Черная Борода, а моих братьев зовут Зеленая Борода и Мягкая Борода. Спите спокойно. Вы нас не интересуете. Мы заняты тем, что без устали разыскиваем маленькую рыжеволосую девочку, которая сбегает у нас из-под носа. Спокойной ночи, господин Джонатан, и обязательно нас разбудите, если вы ее встретите, мы будем вам чрезвычайно признательны.