Принцесса-гувернантка

Пленение Франциска I.

Прибыв в Испанию, Карл V узнал, что если восстание коммунерос в Кастилии полностью подавлено, то в Валенсии до сих пор бесчинствуют «братства» (гильдии ремесленников), поднявшие мятеж ещё в 1519 году. По словам советников императора, в этом был виноват вице-король Диего де Мендоса, граф Мелито, стремившийся к примирению с восставшими. Узнав об этом, Карл сместил вице-короля с его поста и назначил на его место Иоганна Бранденбург-Ансбахского, который немедленно отбыл с супругой из Барселоны в Валенсию. Карл надеялся, что тот не будет церемониться с повстанцами. Но по-настоящему делами провинции занималась Жермена, а не её супруг. Чувствуя за спиной поддержку Карла, она состояла с любовником в постоянной переписке. Налагая суровые наказания на участников восстания, Жермена лично подписала более 100 ордеров на их казнь (а всего в исполнение было приведено до 800 смертных приговоров). Такие суровые меры способствовали тому, что уже в конце 1523 года восстание было подавлено, хотя преследование его участников продолжалось до декабря 1524 года, когда вице-королева, наконец, подписала всеобщую амнистию. Выплаты же штрафов городами и гильдиями, связанными с «братствами», продолжались ещё много лет. А когда после подавления мятежа в Валенсии Карл начал приготовления к новой войне с Францией, Иоганн с согласия жены заложил её драгоценности, а также серебряную и золотую посуду, чтобы добыть средства. Таким образом, Карл мог быть доволен своей любовницей.

Тем временем его зять, король Кристиан, целый год пробыл в Германии, тщетно ища средства для снаряжения войска на выручку остававшейся ему верной столицы Дании, осаждённой войсками его дяди Фредерика, которого датское дворянство избрало королём. В том же, 1524 году, Маргарита подписала торговое соглашение с Фредериком I о поставках зерна в Нидерланды, обязавшись не поддерживать свергнутого с престола Кристиана II. Позже тому удалось заручиться поддержкой Карла V благодаря усилиям его секретаря Корнелиса де Шеппера, но Маргарита отказалась следовать даже приказу императора:

– Интересы Нидерландов выше династических интересов!

В подавленном состоянии духа Кристиан искал утешения в проповедях Мартина Лютера, что расстроило его отношения с императором. Королю пришлось переселиться в Люттих. На прожитие ему с семьёй и свитой отпускалось, по приказанию императора, по 500 гульденов в месяц, но этого не хватало, и королевской семье приходилось закладывать не только драгоценности, но даже игрушки детей. После смерти Изабеллы Австрийской в 1526 году у Кристиана отобрали детей из опасения, чтобы он не воспитал их еретиками. Убедившись в бесплодности борьбы с дядей, король решился вступить в личные переговоры с ним, для чего прибыл в Данию, положившись на то, что ему был гарантирован свободный пропуск. Но его вероломно схватили и заточили в Сённерборгский замок. 8 лет он провёл в самом строгом заключении, после чего новый король Кристиан III несколько облегчил его положение. Пленника перевели в замок Калунборг, где он и провёл остаток дней своих в сравнительно сносных условиях.

Обручив свою старшую сестру Элеонору с герцогом Бурбоном, Карл предложил руку своей младшей сестры, Екатерины, которая всё своё детство и юность провела с безумной матерью в Тордесильясе, Жуану III, новому королю Португалии. 24 сентября 1524 в Аньягии в присутствии императора состоялось их бракосочетание. Перед этим, 5 сентября, Карл сообщил Бурбону:

– Что касается меня лично, то я бы с большой охотой отправился в Барселону в соответствии с Вашим пожеланием, если бы мои дела позволили мне это сделать. Но сначала я должен выдать замуж мою сестру, мадам Екатерину, и уладить кое-какие дела в этом королевстве. Кроме того, я уже несколько дней страдаю от перемежающейся лихорадки, которая мешает мне уделять много внимания делам. Упомянутая лихорадка, однако, значительно уменьшилась, и я надеюсь, с Божьей помощью, скоро поправиться!

Весной того же года Бурбон, который вместе с Ланнуа, вице-королем Неаполя, и маркизом Пескарским командовал имперской армией, добился своего первого успеха над французами и вытеснил их из Милана (во время отступления французов погиб Баярд, «рыцарь без страха и упрёка»), но в течение следующего лета мятежный герцог столкнулся с большими трудностями. Он двинулся на Марсель, надеясь взять этот город штурмом, но нехватка средств и провианта вынудила его вернуться в Италию, где его встретила мощная армия под командованием адмирала Бонниве. Любимец Франциска вскоре отвоевал Милан, а затем осадил Павию, удерживаемую императорским полководцем Антонио де Лейвой. Франциск I, пренебрегая всеми советами, поспешил присоединиться к своей армии в Италии, заявив:

– Я полон решимости взять Павию или пасть в бою!

Осада продолжалась четыре месяца, а затем пришла новость, которая поразила всю Европу. 24 февраля (в день рождения императора) 1525 года произошла битва при Павии, и ещё до наступления ночи французская армия была наголову разбита, король взят в плен, а цвет французского рыцарства либо пал на поле боя, либо разделил судьбу своего господина. Пока битва ещё бушевала, аббат Наджеры отправил императору из Павии следующую депешу:

– В полночь армия начала движение. Солдаты проникли внутрь ограды через три отверстия, которые они проделали в стене. На рассвете враг атаковал арьергард, и имперские немецкие и испанские войска вступили в бой со швейцарскими, немецкими и итальянскими войсками короля Франции, которые вскоре обратились в бегство, услышав, что «добрый» Антонио де Лейва находится у них в тылу.

– Победа полная, – продолжал прелат. – Король Франции взят в плен. У него две очень легкие раны на лице. Его лошадь была убита. Когда он упал на землю, вице-король немедленно помог ему подняться. У короля также незначительная рана на одной из ног. Вся французская армия уничтожена. Адмирал Франции умер у меня на руках, менее чем в пятидесяти ярдах от того места, где упал король. Ла Паллис мёртв. Король Наварры, Лескун, Монморанси и другие капитаны находятся в плену. Большое количество французской пехоты утонуло в Тичино. Имперская армия всё ещё преследует врага. Ожидается, что к концу дня враг потеряет 10 000 убитыми. Маркиз Пескара сотворил чудеса. У него три ранения. У имперцев было шестнадцать артиллерийских орудий, но не было произведено ни одного выстрела....

И, наконец, постскриптум:

– Сегодня праздник святого апостола Матфея, в который, как говорят, двадцать пять лет назад родились Ваше Величество. Двадцать пять тысяч раз благодарю и восхваляю Бога за его милость! С этого дня Ваше Величество в состоянии диктовать законы христианам и туркам по своему усмотрению.

Шарль де Ланнуа, вице-король Неаполя, на следующий день тоже написал императору из лагеря, сообщая о победе:

– Сир, вчера мы дали сражение, и Богу было угодно даровать Вам победу. Король Франции в Ваших руках, у меня в плену. Я умоляю Вас, насколько это возможно, серьёзно подумать о своих делах и незамедлительно привести их в исполнение теперь, когда Бог послал вам такую благоприятную возможность; ибо у Вас никогда не будет более благоприятного времени, чем настоящее, чтобы потребовать возвращения корон, по праву принадлежащих Вам, ибо Вы ничем не обязаны ни одному принцу в Италии, и они больше не могут надеяться на защиту от короля Франции, поскольку Вы держите его в плену. Сир, я думаю, Вы помните высказывание месье де Берсале: «Бог посылает людям раз в жизни урожайный август, но если они позволяют ему пройти, не собрав урожая, не факт, будет ли такая возможность предоставлена им снова». Я говорю это не в расчёте на то, что Ваше Величество склонны пренебрегать своими преимуществами, а только потому, что считаю своим долгом, так сказать. Сир, месье де Бурбон хорошо проявил себя и сослужил хорошую службу. Сир, победа, дарованная вам Богом, произошла в День святого Матфея, который является днём рождения Вашего Величества.

Франциск I проявил необычайное мужество на протяжении всего сражения. Окружённый, выбитый из седла и раненый, он отказался сдаться Бурбону, воскликнув:

– Я не знаю другого герцога Бурбонского, кроме себя!

Вместо этого он передал свой меч Ланнуа, который принял его, стоя на коленях, и немедленно предложил пленённому королю свой собственный, сказав:

– Это не такой уж большой удар, что монарх должен оставаться безоружным в присутствии одного из подданных императора.

Франциска немедленно доставили в императорский лагерь, а Ланнуа отправил военачальника Пеньялосу к императору с сообщением о великой победе. Французский король вручил ему разрешение на въезд во Францию и следующее письмо к своей матери, Луизе Савойской:

– Мадам, Вы должны знать о масштабах моего несчастья, – из всех вещей у меня не осталось ничего, кроме чести и жизни. Зная, что в Ваших невзгодах и печали эта новость утешит Вас, я попросил разрешения отправить Вам это письмо, что мне было с готовностью предоставлено. Я умоляю Вас не поддаваться крайнему горю, но руководствоваться присущим Вам благоразумием; ибо у меня есть твёрдая надежда, что, в конце концов, Бог не оставит меня. Я поручаю Вашей заботе моих детей и Ваших собственных. Более того, я умоляю Вас предоставить свободный проезд посыльному, который доставит Вам это письмо, поскольку он направляется в Испанию с поручением к императору, чтобы узнать, какой приём мне следует оказать. Вверяя себя Вашей благосклонности и привязанности, я остаюсь Вашим очень скромным и послушным сыном, Франсуа.

Маргарита была хорошо информирована о ходе дел в Италии, и 6 марта написала графу Гаврскому, генерал-губернатору Фландрии:

– Сегодня я получила известия о том, что 24 февраля армия императора атаковала короля Франции в лагере Форта; и что, хотя он был хорошо укреплён, король был взят в плен, четырнадцать сотен воинов убиты в лагере, а остальные, обратившиеся в бегство, были схвачены и тоже убиты, и неизвестно, спасся ли кто-нибудь из них. Ты нужен мне, потому что эта новость послужит утешением для вассалов и подданных вашего правительства, нужно сообщить им об этом, а также приказать им благодарить Бога за победу, которую он послал нам, посредством фейерверков, шествий, молитв и других благочестивых дел, и, прежде всего, молиться за души тех, кто погиб.

Наконец-то Маргарита могла вздохнуть с облегчением и почувствовать себя отомщённой! Тем более, что зловредный Рене, Бастард Савойский, сражавший на стороне французов, погиб в битве при Павии. Эта великая победа имела первостепенное значение для Нидерландов, и Маргарита надеялась, что она приведёт к восстановлению герцогства Бургундия и графства Шароле, а также зависимых от них территорий. Через три дня после битвы Франциска посетили военачальники победоносной армии, которые выразили ему своё сочувствие, а маркиз Пескара даже появился в трауре. Во время беседы король проявил большую стойкость духа и с показной весёлостью обсуждал различные моменты сражения со своими захватчиками. Замок Пиццигитоне был выбран в качестве его временной тюрьмы до получения инструкций из Испании. Император находился в Мадриде, когда прибыл гонец с известием о победе. Карл проявил обычное самообладание и ни голосом, ни манерами не выдал никаких внешних признаков ликования. Только, словно ошеломлённый, повторил слова гонца:

– Битва выиграна, и король – наш пленник!

А затем, едва дождавшись поздравлений окружающих придворных, он удалился в свою молельню, где, упав на колени, провёл долгий промежуток времени в молитве, после чего попросил рассказать подробности своей победы. Тем не менее, костры, иллюминации и все публичные увеселения были строго запрещены как неподходящие, «когда христианского короля постигло такое великое несчастье». Умеренность и смирение Карла вызвали восхищение у всех, кто был свидетелем этого.

На следующий день император принял участие в религиозной процессии в церковь Богоматери Аточа, чтобы возблагодарить за победу, однако проповеднику было запрещено распространяться о триумфе. Но это чрезвычайно скромное отношение не помешало императору максимально использовать свой успех. 14 марта он написал из Мадрида своему шурину, королю Португалии:

– Потери французов, как нам сообщили, составляют 16 000 человек, в то время как мы со своей стороны потеряли только 400. Мы благодарили и продолжаем благодарить нашего Господа за эту победу; и мы надеемся, что она может привести к всеобщему миру во всем христианском мире, чего мы всегда желали и продолжаем желать до сих пор…

30 марта английская королева Екатерина отправила поздравления своему племяннику из Гринвича:

– Я поручила послам короля, моего мужа и повелителя, которые сейчас отправляются в Испанию, сообщить Вашему Высочеству, какое огромное удовольствие и удовлетворенность я испытала, услышав о знаменательной победе, которую Всемогущему Богу по Своей бесконечной милости было угодно даровать императорскому оружию в Италии, надеясь, что Ваше Высочество вознесёт благодарение тому же Богу, как это сейчас делает король, мой повелитель, отдавая торжественный приказ о процессиях и других религиозных действах по всему этому королевству.

Император также получил поздравления и от самого Генриха VIII. 31 марта король написал:

– Мой самый любимый сын, настоящим письмом я поздравляю тебя с выздоровлением, а также с почётной победой, которую нашему Господу было угодно даровать твоему оружию, победив и взяв в плен французского короля, нашего общего врага…

Письмо подписано: «Это главное дело в жизни отца, брата, кузена и дядюшки Генри».

Незадолго до битвы при Павии Маргарита отправила послов в Англию с поручением попытаться убедить короля Генриха направить существенную помощь имперским войскам, которые остро нуждались в деньгах, предположив, что теперь, во время отсутствия Франциска I в Италии, может быть совершено нападение на Францию. Маргарита завершила свои инструкции предложением отправить принцессу Марию (которой было всего девять лет) в Испанию с увеличенным приданым и передать под опеку императора до тех пор, пока она не станет достаточно взрослой, чтобы выйти замуж.

Послам было велено добавить:

– Поскольку мадам и легат (Вулси) уже были сватами в двух разных случаях, нет причин не продвигать это дело. Она сама желает этого брака больше, чем чего-либо другого, и не оставит без внимания ничего, что могло бы привести к этому.

Вулси в ответ на эти просьбы заявил, что король, его повелитель, вполне готов пересечь Ла-Манш и напасть на Францию при следующих условиях: во-первых, Маргарита должна предоставить 3000 конных и 3000 пеших; во-вторых, армия должна войти во Францию через Нормандию; в-третьих, император должен раздобыть достаточно денег, чтобы содержать свою итальянскую армию, и т.д., и т.п. Но когда посланники заявили, что 200 000 дукатов, которые Карл отправил своей армии в Италию, попали в руки врага, кардинал ответил, что если Маргарита согласится перевести 50 000 дукатов, король внесёт равную сумму. Однако ответ посланников был таков:

– У мадам нет средств для этого; никто не одолжит ей денег, хотя она готова за… 3000 лошадиных сил и 2183 пеших продать или заложить свои собственные кольца и драгоценности.

Что касается отправки Марии Тюдор в Испанию, кардинал ответил:

– Принцесса слишком молода, и англичане видят в ней сокровище королевства, поэтому никакие заложники не будут достаточной защитой для неё.

Но вскоре после этого маленькую Марию заставили отправить императору прекрасный изумруд с сообщением:

– Когда мы поженимся, я смогу узнать по этой драгоценности, будет ли Ваше Величество вести себя так же сдержанно и целомудренно, как, с Божьей милостью, я того пожелаю.

Согласно средневековому поверью, если бы камень треснул, то это свидетельствовало бы об измене супруга. Неизвестно, что сталось с изумрудом, но так как императору было уже двадцать пять лет, а его маленькой невесте – всего девять, то три месяца спустя Карл без зазрения совести расторгнул помолвку с дочерью Генриха, решив жениться на своей кузине, двадцатидвухлетней Изабелле Португальской.

– Моя женитьба, – написал он в своём дневнике, – станет хорошим поводом потребовать от Испанского королевства крупную сумму.

В Испании собрался совет, чтобы решить, что делать с королём Франциском. Если герцог Алава предлагал самые жёсткие условия в качестве цены за свободу короля, то епископ Осмы умолял о более великодушном обращении. Но мнение герцога возобладало, и Франциску были предложены самые унизительные условия мира, которые он с негодованием отверг, но, в конце концов, согласился на предложения жениться на сестре императора Элеоноре, вдовствующей королеве Португалии, а взамен отдать герцогство Бургундское. Ещё он должен был помиловать Бурбона и вернуть все его владения, выдав за него замуж свою сестру, герцогиню Алансонскую, а также заплатить большой выкуп и предоставить войска для участия в коронации императора в Риме.

10 июня 1525 года Франциск был отправлен в Геную, а оттуда – в Испанию. Император решил поручить заботу о своём царственном пленнике, в знак благодарности, мужу Жермены де Фуа, который должен был держать его под стражей в Валенсии. Интересно, что испанцы встречали его повсюду с огромным уважением.

– Народ с жаром устремлялся ему навстречу, желая видеть живого героя (?), – свидетельствует местный хронист. – Женщины буквально сходили по нему с ума. В его честь устраивались спектакли, представления и даже праздники, на которых танцующий пленный король был неизменно галантным кавалером. А дочь герцога Инфантадо, донья Химена, даже заявила, что «если ей не позволят выйти замуж за короля Франции, она никогда и ни за что не выйдет замуж за кого-либо другого и непременно станет монахиней».

Так, впрочем, и случилось позднее, когда Франциск женился вторично, она ушла в монастырь.

Но в конце июня вице-король Валенсии внезапно тяжело заболел, и 5 июля 1525 года скончался в тяжких мучениях, хотя король Франциск любезно предложил ему услуги своего лекаря. Интересно, что маркраф, как и первый муж Жермены де Фуа, король Фердинанд, перед смертью приказал приготовить себе зелье для поднятия потенции. Оставшись во второй раз вдовой, Жермена поспешила присоединиться к своему любовнику, а Франциска отдали на попечение Ланнуа, вице-короля Неаполя, к негодованию Бурбона и Пескары, которые надеялись, что им будет оказана честь сопровождать королевского узника в Мадрид. Карл же сообщил об этом в вежливом письме к Луизе Савойской, которая исполняла обязанности регента во время отсутствия своего сына. На что мать Франциска льстиво ответила:

– Монсеньор! Из письма, которое Вы соблаговолили мне написать, я узнала о прибытии монсеньора короля, моего сына, в Вашу страну, а также о доброй воле и расположении духа, которые Вы проявляете, чтобы хорошо с ним обращаться, за что я не знаю, как в достаточной мере выразить Вам свою благодарность, и смиренно умоляю Вас, сеньор, продолжать действовать в этой милосердной манере, которая так хорошо соответствует Вашим величию и великодушию.

25 июня 1525 года Карл также написал длинное письмо своему брату Фердинанду из Толедо:

– Что касается лютеран и зла, которое они совершили и, по всей видимости, намерены совершить, то оно продолжает сильно раздражать меня. Если бы в моей власти было быстро исправить это, я бы не пощадил ни себя, ни свои земли ради этого дела, но Вы видите, в чём заключается трудность, особенно с учётом того, что я надеюсь скоро оказаться в Италии, чтобы получить свои короны, как я уже писал Вам. Когда это будет сделано, я намерен приложить все свои силы для истребления упомянутой секты лютеран.

В ответ же на просьбу своего брата использовать своё влияние, чтобы его (Фердинанда) избрали королём римлян, император заявил:

– В настоящее время это дело лучше держать в секрете до тех пор, пока я не буду коронован императором, поскольку избиратели, вероятно, будут утверждать, и это чистая правда, что в настоящее время я сам, по сути, не более, чем король римлян, и что по этой причине избрание другого должно быть отложено…

– Король Франции сейчас здесь, – продолжал Карл. – Я распорядился, чтобы его поместили в замок Патина, где с ним будут хорошо обращаться. Он предложил мне некоторые статьи мирного соглашения, копию которых я посылаю Вам, и пообещал сделать ещё лучше. Я сообщу Вам о результате, и если это послужит к моей чести и выгоде, а также к сохранению моих друзей, я последую Вашему совету прийти к соглашению, хорошо понимая, что в моих интересах было бы заключить мир до того, как я уеду отсюда в Италию. Если указанный мир не может быть заключён, я прикажу, чтобы упомянутый король Франции содержался здесь в полной безопасности, и буду обсуждать вопрос о войне на следующий год… Для того, чтобы оставить эти королевства под хорошим управлением, я не вижу другого средства, кроме как жениться на инфанте донне Изабелле Португальской, поскольку кортесы упомянутых королевств потребовали от меня предложить себя для такого союза, и что со своей стороны король Португалии предлагает мне миллион дукатов, большая часть из которых должна быть выплачена сразу, чтобы помочь покрыть расходы нашего упомянутого путешествие в Италию. Если бы этот брак состоялся, я мог бы оставить здесь правительство в лице упомянутой инфанты, которой следует предоставить хороший совет, чтобы не было видимых причин опасаться какого-либо нового мятежа.

Кроме того, 12 августа 1525 года он написал Генриху VIII о расторжении брачного контракта с его дочерью:

– Вы знаете о великом зле и катастрофах, которые когда-то вызвало моё отсутствие в этих королевствах из-за того, что я не смог обеспечить правительство этой страны всем необходимым. Вследствие чего мои подданные настойчиво просят меня жениться на принцессе, которая могла бы занять моё место и править во время моего отсутствия, что, по моему мнению, является единственным способом сохранить их довольными и дать мне возможность свободно передвигаться и заниматься своими личными делами.

Далее, заверив Генриха в своей вечной дружбе, он завершает своё послание следующими словами:

– Поэтому, если по вышеназванным причинам я был вынужден жениться (на другой принцессе), я прошу Вас не воспринимать это плохо и не допускать, чтобы это стало причиной ослабления нашей взаимной любви и привязанности, ибо я могу заверить Вас, что я буду ждать Вашего ответа и отсрочу, насколько это возможно, упомянутый брак; и что, когда послы получат Ваши полномочия и сообщат мне о Ваших пожеланиях, Вы убедитесь в моей доброй воле и желании развивать и приумножать нашу взаимную дружбу и обеспечивать Ваше благополучие в такой же степени, как и моё собственное.

Неизвестно, как король Генрих воспринял вышеупомянутое сообщение, но вскоре после этого до Маргариты дошло известие о том, что он подумывает о заключении союза с Францией. Предвидя, что это, вероятно, приведёт к новой войне, она сразу же приготовилась перевести Нидерланды в состояние обороны и созвала Штаты, попросив 100 000 флоринов. Штаты отказались удовлетворить её просьбу, заявив, что страна истощена до предела, а торговля зашла в тупик. Но Маргарита не сдавалась, и Штаты были вновь созваны уже в Гертруденберге. Граф Хогстратен, как глава финансового совета, ездил из города в город, пытаясь уговорами и обещаниями собрать желаемую сумму.

В свой черёд, Луиза Савойская отправила своего секретаря Виарди в Брюссель убедить Маргариту Австрийскую заключить перемирие сроком на шесть месяцев, чтобы дать ей время собрать выкуп за сына и заключить мир. Маргарита благосклонно выслушала Виарди и приказала графу Хогстратену, архиепископу Палермо и графу Бергу встретиться с ним в Бреде, где во дворце Генриха Нассауского было заключено перемирие. С Карлом, по-видимому, не посоветовались относительно условий этого перемирия, и, сильно раздосадованный, он поспешил резко упрекнуть её:

– Мадам, моя добрая тётя! Я… получил копию договора о прекращении военных действий, который Вы заключили. Но я не могу скрыть от Вас, мадам, что мне показалось очень странным и очень далёким от удовлетворения то, что это было сделано без знания моих намерений и без получения от меня инструкций и полномочий на этот счёт. Поэтому счёл удобным, как для пользы моих дел, так и для сохранения моей власти, как и прежде, заявить послам Англии, а также послам Франции, что, поскольку указанный договор был заключён без моих инструкций и полномочий, я не признаю его, и не собираюсь ни ратифицировать его, ни соблюдать!

Далее Карл снизошёл до того, чтобы объяснить свою позицию:

– Прекращение военных действий во всех моих королевствах и странах в целом я считаю гораздо более подходящим, чем любое частичное или конкретное соглашение, и только что заключил договор при участии и с согласия упомянутых послов Англии (как основных договаривающихся сторон совместно со мной), в котором статьи гораздо больше делают мне честь, чем они были в Вашем…

Можно себе представить, как сильно, должно быть, расстроилась Маргарита, получив этот суровый упрёк, вызванный докладом, который император получил от своих послов в Лондоне. В нём содержался отчёт о беседе, состоявшейся у них с Вулси, который выразил большое удивление и досаду по поводу перемирия, которое регентша заключила с Францией.

– Виндзорские договоры предусматривали, – заявил кардинал, – что ни одна из договаривающихся сторон не должна была заключать перемирие без согласия и полного одобрения другой. Мы до сих пор придерживались этого, и, хотя французы часто обращались к королю с просьбами, он никогда не давал на это своего согласия… Я бы никогда не подумал, что после стольких обещаний и заявлений, сделанных мадам, она первой нарушит их…

Ответ Маргариты племяннику, объясняющий причины её поведения, к сожалению, не сохранился, но она, очевидно, нашла способ унять его гнев, поскольку долгое время они снова были в наилучших отношениях. Карл был искренне предан своей тётке и относился к ней с величайшим уважением, и до конца своей жизни Маргарита пользовалась его полным доверием и всегда советовалась с ним по каждому важному поводу.

В августе Франциска I перевезли из Валенсии в Мадрид. По прибытии в город он был горько разочарован, узнав, что император уехал на охоту в Сеговию, поскольку возлагал большие надежды на личную беседу и свою собственную силу убеждения. Несмотря на то, что его поселили с удобствами и относились к нему со всеми проявлениями уважения, непривычная жизнь в уединении в мрачной башне Мадридского замка вскоре сказалась на его здоровье, и распространился слух, что он опасно болен. Узнав о его болезни, его сестра Маргарита, герцогиня Алансонская, поспешила в Испанию, получив от своей матери, регентши, все полномочия для ведения мирных переговоров. Вечером 18 сентября Карл был на охоте, когда получил известие о том, что французский король умирает. Он немедленно отправился в Мадрид и, почти не натягивая поводьев, поскакал прямо в Алькасар. Франциск спал, когда он прибыл, но император подождал, пока его пленник проснётся. Медленно поднявшись, больной воскликнул:

– Вот он я, мой господин император, Ваш слуга и раб!

На что Карл учтиво ответил:

– Это не так; Вы – мой добрый друг и брат, и я надеюсь, что Вы всегда будете таковым

Он умолял Франциска не падать духом и думать только о выздоровлении, говоря, что «когда прибудет его сестра, герцогиня Алансонская, вскоре последуют мир и свобода, ибо он просил только о том, что было разумно, и не сомневался, что Франциск сделал бы то, что было справедливо». На следующий день Карл нанёс королю ещё один визит и был столь же добр и внимателен, в результате чего здоровье Франциска значительно улучшилось. Когда император спускался по лестнице из комнаты больного, он встретил герцогиню Алансонскую, которая только что прибыла, и, тепло приветствовав её, проводил к брату. На следующий день, 24 сентября 1525 года Франциск впал в полную прострацию, «лишившись сил и потеряв последнюю способность слышать, видеть и говорить». Врачи заявили, что надежды больше нет. Тогда Маргарита Алансонская приказала воздвигнуть в башне импровизированный алтарь и вместе с дамами из своей свиты и спутниками несчастного короля приняла участие в мессе, которую читал архиепископ Амбренский. При звуке песнопений (псалмов) король, наконец, пришёл в себя. Болезнь отступила.

Лишь после этого герцогиня Алансонская покинула брата и отправилась в Толедо, чтобы начать переговоры с Карлом V. Маргарита была очень обаятельной женщиной, и министры предупредили Карла, чтобы он не принимал её:

– Будучи молодой вдовой, она приезжает… чтобы видеть и быть замеченной.

В общем, они боялись, что император может влюбиться в неё, но, хотя Карл целовал её и беседовал с ней наедине, всё её очарование не смогло заставить его хоть на один пункт смягчить условия освобождения её брата. Император настаивал на том, чтобы Франция передала ему все земли, принадлежавшие когда-то его прадеду Карлу Смелому. Кроме того, Франциск должен был отказаться от прав на Милан и Неаполь. Но самым прискорбным для пленника было требование амнистировать коннетабля-изменника Бурбона с возвращением ему всех его владений.

Жёсткая позиция императора не обескуражила сестру Франциска. Она ездила из Толедо в Мадрид, из Мадрида в Гвадалахару, резиденцию герцога Инфантадо, как пишет Брантом, «склонив к себе слух самых суровых и жестоких душ». Однако энтузиазм испанцев по отношению к Франциску и расположение грандов к его сестре не понравилось Карлу и он приказал герцогу Инфантадо и его сыну более ни при каких обстоятельствах не разговаривать с герцогиней Алансонской.

– Слава Богу, дамы для меня по-прежнему не запретны, – заявила тёзка регентши Нидерландов, – и с ними я буду говорить за двоих.

Дама, к которой она обратилась, была сестра Карла V, Элеонора, вдовствующая королева Португалии, на которой в это самое время должен был жениться герцог де Бурбон. Две женщины хорошо поладили друг с другом. Маргарита постаралась создать у Элеоноры представление о своём брате как о романтическом герое, надеясь, что это продвинет её дело. Франциску даже удалось убедить своего стража, Шарля де Ланнуа, передать Элеоноре любовное письмо. Сестра Карла пала жертвой обаяния царственного пленника и была польщена и восхищена его вниманием.

– Я никогда не выйду замуж за предателя, погубившего короля Франциска! – заявила она брату.

– Ах, мадам! Если бы в моей власти было освободить короля! – затем написала она Луизе Савойской.

Эта фраза подала матери короля мысль о довольно оригинальном мирном договоре: Франциск уступит Карлу одну Бургундию, дабы удовлетворить гордость императора, а Элеонора получит эту провинцию в приданое и вернёт её королю Франции, выйдя за него замуж.

Узнав о том, что его помолвка с Элеонорой под угрозой разрыва, Бурбон срочно отправил к ней своего эмиссара, пытаясь отговорить её от брака с Франциском. Он привёл три аргумента: во-первых, её будущая свекровь, Луиза Савойская – ужасно злая женщина; во-вторых, сам Франциск заражён сифилисом; и, наконец, по утверждению коннетабля, король Франции просто физически не мог быть верным ни одной женщине. Хотя всё это было чистой правдой, Элеонора не поверила ему, и отделалась фразой:

– Я сделаю всё, что прикажет мне Его Величество, мой брат.

Герцогиня Алансонская надеялась, что Элеонора окажет некоторое влияние на Карла, но она, к сожалению, ошибалась. Карл не был склонен слушать свою сестру. Он даже отослал Элеонору, чтобы она больше не могла общаться с Маргаритой. После многих бесплодных усилий и бесконечных споров Маргарита была вынуждена вернуться во Францию, так и не добившись столь желанного мира.

19 ноября 1525 года Перрено де Гранвель написал длинное письмо Маргарите Австрийской из Толедо, в котором рассказал ей о визите герцогини Алансонской:

– Сначала упомянутая дама повторила предложение, которое уже рассматривалось в отношении брака, выкупа или уступки герцогства (Бургундии) при условии, что парижский парламент объявит его владением, принадлежащим по праву королю, который будет готов предоставить заложников в данном случае. Однако по этому поводу император заявил, как и прежде, без каких-либо упоминаний о браке (Элеоноры), что его не удовлетворит никакой выкуп, ни что иное, только герцогство, его древнее наследие, основа его ордена, имя и герб которого он носил. С обеих сторон были переданы письменные сообщения, результатом которых стало не более того, о чём говорилось выше. Теперь они откланялись, как герцогиня Алансонская, так и послы, заявив, что король принял решение не отказываться от упомянутого герцогства иначе, как на уже предложенном условии, предпочтя скорее вечное тюремное заключение; и в этот самый день упомянутая дама запросила своё разрешение, чтобы она могла вернуться во Францию под той же гарантией, под какой она путешествовала сюда. С тех пор никаких дальнейших предложений не последовало.

Хотя Маргарита Алансонская не преуспела в своей миссии, всё же её визит оказал влияние на Карла. Теперь выздоровевшему Франциску I разрешались недолгие увеселительные прогулки, пиры и праздники в обществе испанских грандов, визиты в монастыри и беседы с монахинями. Испанцы, которые во время его болезни толпами наполняли церкви, моля Бога о даровании ему спасения и здоровья, теперь искренне радовались выздоровлению короля. А желание Элеоноры выйти за Франциска было так велико, что она не без труда всё-таки добилась от брата согласия на этот брак.

Наконец, 14 января 1526 года между Карлом V и Франциском I был подписан Мадридский договор, и император сразу же написал своей тётке, чтобы сообщить ей радостную новость, приложив краткое изложение договора. В обмен на свою свободу французский король согласился отказаться от столь желанного герцогства Бургундского и графств Шароле и Эзден, признав суверенитет Фландрии и других владений императора в составе Франции. Также он отказался от всех притязаний на Неаполь, Милан, Геную и Асти, Турне и Аррас. Согласился восстановить герцога Бурбонского во всей его собственности и отпустить на свободу принца Оранского без какого-либо выкупа. Было решено, что все пленные с обеих сторон должны быть освобождены и что герцогу Гельдерскому должно быть позволено сохранить свой титул пожизненно, при условии, что после его смерти герцогство перейдёт к императору.

Брак короля с Элеонорой Австрийской должен был быть заключён в ближайшее время, причём она приносила в качестве приданого 200 000 дукатов золотом, помимо графств Макон, Осер и Бар-сюр-Сен, которые должны были перейти к её наследникам. Особо оговаривалось, что если король не сможет вернуть Бургундию или выполнить другие части договора, он должен снова вернуться в плен, оставив дофина и своего второго сына в качестве заложников. Помолвка Элеоноры с герцогом Бурбоном была разорвана, и последний был в ярости.

Император попросил тётку созвать Штаты 22 мая, чтобы сообщить им о только что заключённом мире. Но Франциск не собирался выполнять обещания, которые были вырваны у него под принуждением, и втайне решил нарушить их, как только вновь обретёт свободу.

Через несколько дней после подписания Мадридского договора Маргарита узнала о кончине своей племянницы Изабеллы, королевы Дании, в Генте 19 января в возрасте двадцати пяти лет, которая была похоронена в этом же городе. Её жизнь с Кристианом II не была счастливой, и говорили, что она умерла из-за разбитого сердца. Своих троих детей, Ганса, Доротею и Кристину, она оставила на попечение своей тётки, «которую она всегда называла своей матерью». Маргарита, конечно же, оправдала это доверие и нежно присматривала за детьми до самой своей смерти. Она назначила учёного Корнелия Агриппу, в то время проживавшего при её дворе, наставником принца Ганса, которому на момент смерти его матери было всего восемь лет. В письме к брату Карл таким образом упоминает о смерти Изабеллы:

– Я очень сожалею о смерти нашей сестры, королевы Дании, и позаботился о том, чтобы были произнесены молитвы за упокой её души. Я бы охотно порекомендовал Вам её детей, наших племянников, которые в настоящее время находятся в руках нашей дорогой тёти во Фландрии.

В пепельную среду, 14 февраля, Шарль де Ланнуа написал Маргарите Австрийской из Мадрида, чтобы сообщить ей, что император прибыл накануне, а король Франциск выехал за город, чтобы встретиться с ним. После ужина они провели за разговором два часа и, казалось, были очень довольны друг другом. Король попросил разрешения повидаться с королевой Элеонорой, и это разрешение было дано с заверением, что, как только он ступит на землю Прованса, сестра императора будет передана ему.

16 февраля Карл написал Луизе Савойской:

– Мадам, моя добрая мать, поскольку я собираюсь вернуть Вам короля, Вашего сына, то предлагаю Вам и королеву, мою сестру, в качестве дочери. Я приехал в этот город Мадрид, чтобы увидеть короля, Вашего сына, и мне было жаль, что я не смог сделать это раньше. Любовь и дружба, которые, по его словам, он питает ко мне, доставили мне немалое удовлетворение, и я больше не сомневаюсь в искренности этих добрых чувств.

Но, похоже, Карл всё-таки подозревал, что Франциск может обмануть его, потому что 19 февраля он написал Де Прету:

– Поскольку упомянутый сеньор король (Франциск) обязан передать нам определённых заложников, как Вы увидите из этого договора, мы желаем, чтобы Вы узнали, кем должны быть упомянутые заложники, будь то два старших сына короля или монсеньор дофин и двенадцать лиц из высшей знати, Вы должны проявить особое внимание к детям Франции, тщательно ознакомиться с обликом, физиогномикой, ростом и характером каждого из них, когда дело дойдёт до их передачи, чтобы не было никакого обмана в подмене одного человека другим, и Вы смогли с уверенностью распознать в них идентичных людей.

В другом письме де Прету он говорит:

– Мы оставались в Мадриде вечером во вторник, среду и четверг, а на следующий день отбыли оттуда с упомянутым королём, нашим братом, и переночевали в четырёх лигах от Мадрида, чтобы в субботу добраться до Иллескаса, расположенного двумя лигами дальше. В Иллескасе мы найдём королеву, нашу сестру (Элеонору). Здесь они встретятся, увидят друг друга и поговорят вместе; а затем король вернётся в Мадрид, и вечером мы составим ему компанию. На следующий день он отправится прямиком в Байонну в сопровождении нашего упомянутого вице-короля. Вскоре после этого наша сестра королева также отправится туда же в сопровождении нашего коннетабля Кастилии. А что касается нас самих, то мы намерены отправиться в Севилью, где мы встретимся с нашей императрицей и где состоится наша свадьба.

После обручения с королём Франции Элеонора Австрийская сняла траур, и по прибытии в Талаверу её встретили император и герцог Бурбон, едва сдерживавший свою злость. 20 февраля Карл и Франциск вместе отправились в Иллескас, где нанесли визит Элеоноре.

Сестра императора стояла на последней ступеньке у подножия большой лестницы в большом зале замка. Её сопровождали Жермена де Фуа и Эрнандес Веласко, констебль Кастилии. Элеонора хотела было поцеловать руку Франциска, но он остановил её:

– Я хотел бы, чтобы Вы поцеловали мне не руку, а губы.

И так поцеловал её, что кое-кто из испанцев счёл этот поцелуй черезчур бесстыдным для первого раза.

Затем Франциск взял её за руку и повёл в зал, где были под балдахином установлены четыре кресла. Во время обеда Франциск сидел рядом с Элеонорой, а Карл – с Жерменой. На следующий день император попросил сестру станцевать перед Франциском, и она исполнила старинный испанский танец.

23 февраля 1526 года Карл простился со своей сестрой, новоявленной королевой Франции, которая осталась в Иллескасе, и продолжил своё путешествие в Севилью, чтобы встретиться там 9 марта с принцессой Изабеллой Португальской, своей невестой. Карлу не хотелось жениться, и несколько раз он откладывал помолвку, но Империя нуждалась в деньгах. А за Изабеллой давали приданое в миллион дукатов. Перед такой суммой даже император не смог устоять и согласился на брак. В этот день он въехал в Севилью, где встретился с миловидной девушкой с золотистыми косами, серо-зелёными глазами и белоснежной кожей. К своему облегчению, Карл обнаружил, что она превосходно изъясняется на испанском языке, на котором к тому времени он и сам научился говорить довольно сносно. После общения с Изабеллой император был сражён её обаянием и умом и потребовал, чтобы их обвенчали уже на следующий день, что и было выполнено. 10-го числа была отпразднована свадьба, тогда же состоялся бал.

Жениху было 26 лет, а невесте – 22. Супруги влюбились друг в друга. При этом, хотя Карл не отличался красотой, зато был умён, амбициозен, прагматичен и обладал отличным чувством юмора, хотя почти никогда не улыбался. Вдобавок, западные историки дружно приписывают ему благородство и называют последним рыцарем на троне (а я думала, что они писали это про Франциска). Медовый месяц Карла и Изабеллы растянулся на несколько месяцев, которые молодожёны провели во дворце Альгамбра в Гранаде. Польский посол докладывал королю Сигизмунду, что бракосочетание не было слишком дорогостоящим, поскольку начался Великий пост, и кроме того, двор пребывал в трауре по сестре Карла, королеве Дании.

Говорили, что «когда они (Карл и Изабелла) были вместе, сколько бы людей ни находилось рядом, они никого больше не замечали; они говорили и смеялись, и ничто не могло отвлечь их друг от друга». Император, влюблённый как мальчишка, желая поразить Изабеллу, заказал семена иноземных цветов красного цвета, до тех пор невиданных в Испании. По его повелению ими засеяли поля рядом с дворцом, и вскоре королева увидела тысячи душистых гвоздик. Изабелла была в восторге, поэтому Карл сделал этот цветок эмблемой страны. Карл доверял умной и сдержанной жене, поэтому она много лет была его регентом в Испании и успешно управляла страной в отсутствие мужа, беспрестанно колесившего по своей огромной империи.

В письме своему брату Карл очень кратко упомянул о торжественном событии:

– Теперь я вступил в брак, который мне очень нравится.

Гийом де Баррес, секретарь Маргариты прислал ей следующее описание невесты:

– Я бы многое отдал, чтобы ты могла увидеть её, потому что, если тебе рассказали об её красоте, достоинствах и доброте, ты нашла бы у неё ещё больше достоинств, когда увидела бы, насколько они (Карл и Изабелла) счастливы вместе.

26 апреля 1526 года Маргарита отправила посольство в Испанию, чтобы поздравить племянника с женитьбой и передать свои наилучшие пожелания императрице, которой она написала:

– Я хотела бы, чтобы всё устроилось так, чтобы Вы смогли посетить Фландрию, в которой столько прекрасных городов…

Среди прочего её послу было приказано передать императору, «что эрцгерцогиня получает величайшее удовлетворение от искоренения секты лютеран». От себя же посол добавил, что Маргарита жила так просто и экономно, что в стране не было ни одного канцлера провинции, вице-губернатора, лейтенанта, который жил бы так, как она.

Тем временем, 17 марта, король Франциск был отпущен на свободу. Карл в письме своему брату сообщил:

– Король Франции отправился в своё королевство 17 числа этого месяца после того, как я принял дофина и герцога Орлеанского в качестве заложников, которых я пожелал доставить в Бургос; и упомянутый король Франции обещает выполнить всё… в соответствии с мирным договором…

Карл сопровождал короля Франции часть его пути до побережья. Протянув Франциску на прощание руку, он спросил:

– Вы знаете, что Вы обещали?

– Будьте спокойны, брат мой, – отвечал тот, – я намерен всё сдержать и, если Вы услышите обо мне что-то другое, можете считать меня трусом и негодяем!

Современный итальянский историк Гвиччардини приводит следующий интересный отчёт об обмене пленными:

– …18 марта, французский король в сопровождении вице-короля и капитана Аларсона с пятьюдесятью всадниками прибыл на берег реки, которая отделяет королевство Францию от королевства Испании; в то же время господин де Лотрек с детьми короля и таким же количеством всадников появился с другой стороны. Посреди реки стояла большая барка, закреплённая якорями, в которой не было ни единого человека. Король подплыл к этой барке в маленькой лодке, в которой его сопровождал вице-король и другие…, и к другой стороне барки точно так же доставили в маленькой лодке господина де Лотрека с заложниками… После этого вице-король взошёл на барку… и король с ним… Месье де Лотрек перенёс из лодки на барку дофина, которого передали вице-королю… и немедленно препроводили в свою лодку, а за ним последовал маленький герцог Орлеанский, не успевший взойти на барку, как французский король… прыгнул… в свою лодку с такой быстротой, что перестановка… была произведена в одно мгновение, а затем короля доставили на корабль. На берегу он вскочил (как будто опасался какой-то засады) на турецкого иноходца, который был подготовлен для этой цели, и без остановки помчался в Сент-Иоанн-де-Люз, свой город, расположенный в четырёх лье оттуда; и, переменив коня на свежую лошадь, с той же быстротой отправился в Байонну, где был принят с невероятной радостью всем двором.

Как впоследствии оказалось, отпустив Франциска на свободу, Карл упустил свой шанс и не воспользовался плодоносным августом, который, по словам Ланнуа, бывает в жизни только один раз.