Принцесса-гувернантка

Регентша Нидерландов

После смерти Филиппа Красивого Нидерланды остались без правителя, так как его старшему сыну Карлу едва исполнилось шесть лет. Несколько недель спустя, в восемь часов утра 18 октября 1506 года, депутаты от провинций собрались в Мехелене в Зале Суда, чтобы обсудить назначения регента для Нидерландов и наставника для детей покойного короля. Светловолосый эрцгерцог Карл присутствовал там вместе с членами своей семьи, своим Советом и рыцарями ордена Золотого Руна, одетыми в глубокий траур. После длинного вступления, в котором было рассказано о главных событиях последнего путешествия Филиппа в Испанию, канцлер Бургундии предложил депутатам выбрать регента и обеспечить опеку над королевскими детьми. Представители Брабанта, Голландии, Зеландии и Фрисландии проголосовали за императора, а представители Фландрии, Артуа, Лилля, Дуэ и Орше заявили, что у них нет на это никаких инструкций. Депутаты же от Эно и Намюра отказались высказывать своё мнение, опасаясь вызвать неудовольствие короля Франции, чьи войска уже стояли у их границ. Поэтому выбор был за Брабантом, который согласился отправить своих послов в Эмс, чтобы предложить регентство Максимилиану I. Довольный уважением, выказанным ему верными провинциями, император принял их предложение, но под предлогом бремени государственных дел, связанных с управлением его собственными владениями, он поручил своей дочери Маргарите воспитывать и обучать детей Филиппа и назначил её регентшей Нидерландов, пока Карл не достигнет совершеннолетия.

По предложению Максимилиана Генеральные штаты Нидерландов снова собрались в Лувене в марте 1507 года, чтобы утвердить кандидатуру Маргариты. Сначала герцог Юлихский от имени императора принёс присягу «мамбур» (наставника), а затем Маргарита была признана главной воспитательницей (гувернанткой) и опекуном детей Филиппа.

– Максимилиан, – утверждал историк Гарнье, – не мог выбрать более способного и умного правителя; она также была самым опасным и активным врагом, которого только могла иметь Франция.

Император, самый непостоянный из людей, был постоянен только в своей ненависти к Франции. Чтобы подпитать это своё врождённое отвращение, он часто перечитывал то, что он называл своей «Красной книгой». Эта книга, по сути, была реестром, в котором он тщательно отмечал все оскорбления, которые Франция причинила лично ему и его стране. При этом он приговаривал:

– Это для того, чтобы сполна отплатить ей (Франции) при случае!

В августе того же года Максимилиан произнёс пламенную речь на сейме в Констанце, в которой назвал Людовика XII честолюбцем, предателем, клятвопреступником и возмутителем христианства.

В качестве своей резиденции Маргарита выбрала Мехелен, где на протяжении многих лет находился её двор. Став, таким образом, столицей Нидерландов, Мехелен, и без того процветающий город, приобрёл ещё большее значение. Его девиз «In fide constans» («Неизменно верные») был дан городу в знак признания мужества и верности его жителей Бургундскому дому. Этот факт, возможно, повлиял на выбор Маргариты. Вдобавок, Мехелен был также местом обитания её крестной Маргариты Йоркской, последней герцогини Бургундии, известной как «мадам Гранд» («великая госпожа»), которая заменила ей мать. Кроме этого города и сеньории, полученных в качестве вдовьей доли, а также дохода в шестнадцать тысяч флоринов, англичанка, как известно, купила там дворец епископа Камбре, который в 1505 году по её завещанию достался Филиппу и его сестре.

Сначала Маргарита Австрийская поселилась в этом дворце, который позже стал известен как «Двор императора», со своим племянником Карлом и его тремя сёстрами, Элеонорой, Изабеллой и Марией. Что же касается её младшего племянника Фердинанда, то он остался в Испании со своим дедом, королём Арагона, который дал ему образование и чьим любимцем он стал. Младшая же дочь Филиппа, Екатерина, родившаяся после его смерти, делила с матерью заточение в старом дворце Тордесильяс, пока не вышла замуж семнадцать лет спустя. Решив, что дворец в Мехелене недостаточно велик для неё самой и детей Филиппа, Маргарита убедила отца купить другой дом напротив, принадлежащий Жерому Лауврину. После ремонта и переделки в соответствии с её требованиями император подарил его дочери. Вдобавок, Маргарита приказала разбить во дворе сад в итальянском стиле, служивший образцом для садов нидерландской знати. 6 июля 1507 года она торжественно въехала в город и поселилась в своём прекрасном готическом дворце с элементами ренессанса на фасаде со своим племянником и племянницами. Как оказалось впоследствии, дни, проведённые там детьми, оказались самыми счастливыми в их жизни.

В «Хронике» Жана ле Мэра приводится интересный рассказ о поминальной службе в память о Филиппе Красивом, состоявшейся в Мехелене несколько дней спустя в воскресенье, 18 июля 1507 года, в церкви Святого Румбольда (Ромбо). В своём описании великолепной процессии, возглавляемой офицерами и слугами покойного короля, которая медленно продвигалась по улицам Мехелена к соборной церкви Сен-Ромбо, хронист Мэр упомянул священников и капелланов, нищенствующих монахов, юристов и депутатов от провинций, церквей и всех гильдий Мехелена в парадных облачениях, с бесчисленными крестами и знамёнами, за которыми следовала толпа простых горожан с горящими факелами. В процессии также участвовали послы, епископы и вооружённая знать во главе с герольдами на богато украшенных конях, несущих гербы и знамёна Габсбургов и Бургундии, со знамёнами предков короля Филиппа, императора Фридриха III (отца Максимилиана), Карла Смелого, его второй жены Изабеллы Бурбонской и дочери Марии Бургундской. В середине своей «Хроники» Мэр внезапно обращается к Маргарите:

– Вы, милостивая госпожа и принцесса, также присутствовали, тайно молясь… за душу Вашего единственного брата, да простит его Бог, очень просто одетая в траур и покрытая вуалью, вместе со своими благородными дамами.

В соборе молодой эрцгерцог Карл сидел лицом к кафедре, в то время как духовник покойного короля Иоанн, епископ Салюбри, произнёс надгробную речь, подробно остановившись на добродетелях и великих дарованиях короля Филиппа. Мэр рассказывает, что присутствующие были так тронуты его красноречием, что многие расплакались, и он добавляет:

– Я полагаю, любезнейшая госпожа…, что Вы тоже тайно плакали… в конце торжественной мессы, когда епископ Аррасский произнёс слова: «Et verbum caro factum est» («И слово стало плотью») и герольды бросили свои знамёна на мраморный пол перед главным алтарём, а магистр Золотого руна – свой служебный посох, и воскликнул три раза: «Король мёртв». После паузы он поднял его и, вознеся над головой, провозгласил: «Да здравствует дон Карлос, Божьей милостью эрцгерцог Австрийский и принц Испанский». …Затем первый герольд поднял своё знамя и, высоко размахивая им, прокричал: «Герцог Бургундии, Лострика и Брабанта!» И второй герольд подхватил клич, когда он поднял своё знамя, провозгласив Карла «графом Фландрии, Артуа, Бургундии, палатином Эно, Голландии, Зеландии, Намюра и Зутфена». Затем третий и четвёртый герольды подняли свои знамёна и продолжили торжественную перекличку, закончив её словами: «Маркиз Священной Империи, господин Фрисландии, Салина и Малина!»

Траурная шляпа, которую носил молодой принц, затем была снята с его головы королевским оруженосцем, который взял с алтаря большой меч, благословлённый епископом, и держал его перед эрцгерцогом Карлом, обращаясь к нему так:

– Принц имперский и королевский, этот меч правосудия дан вам от Бога… и от Ваших благородных предков… чтобы Вы могли защитить Святейшую Веру и все Ваши королевства....

После чего королевский военачальник поцеловал меч и передал его в руки молодого эрцгерцога, который взял его за рукоять и, подняв острие в воздух, приблизился к высокому алтарю и преклонил колени перед ним.

Генрих VII, всё ещё лелеявший надежду жениться на Маргарите, в письме от 18 октября 1506 года, соболезнуя Максимилиану в связи со смертью его сына, обещал оставаться его хорошим другом и другом принца Кастилии и помогать им во всём.

– Если бы король Филипп был жив, – не без умысла заметил он, – договоры, которые я заключил с ним, были бы выполнены.

Максимилиан ответил дипломатично:

– Мы надеемся, что Ваше Величество не оставит бедного сироту, который теперь стал и нашим, и Вашим сыном.

Если несколько лет правления Филиппа были относительно мирными, но после его смерти снова начались проблемы. Голландские провинции в целом отличались по характеру и интересам от фламандских, в то же время, торговые и промышленные фламандские провинции значительно разнились от франкоязычных государств Артуа, Эно, Западной Фландрии, Люксембурга и Франш-Конте. Последние находились под властью Империи, и юный Карл, как граф Фландрии, также был пэром Франции. Княжеская епархия Льежа, французская по языку и симпатиям, но политически связанная с Империей, была далека от фламандских провинций также, как Намюр, Лимбург и Люксембург, бывшие бургундские владения. Лотарингия находилась между Франш-Конте и Нидерландами, Франш-Конте имела гораздо более тесные связи со Швейцарией, чем с Нидерландами, в то время как история Лимбурга и Люксембурга сильно отличалась от истории голландских и фламандских провинций. Поэтому задачей будущего правителя должно было стать возрождение монархических институтов и создание национального единства среди чуждых рас и интересов. После смерти отца Карл получил растраченное наследство. Все основные мануфактуры в Нидерландах пришли в упадок и даже рыболовецкий флот сократился до нескольких судов в некоторых портах Зюйдер-Зее.

Современники описывали Карла в первые годы его жизни как застенчивого и неразговорчивого мальчика, который боялся один оставаться в комнате. Маргарита с любовью заботилась о детях брата и постаралась дать им хорошее образование. Карлу и его сёстрам прислуживали не менее девяносто трёх человек: кормилицы, гувернантки, воспитатели, врачи, повара, камердинеры, лакеи, управляющие винным погребом. Максимилиан тоже время от времени навещал внуков, которых в письмах к Маргарите называл: «наши дети» или «наши общие дети». Дед подарил Карлу деревянную лошадку, двух игрушечных рыцарей в доспехах, которыми можно было управлять с помощью шнуров, а затем сани в форме корабля с мачтами, канатами и флагами. Зимние виды спорта вообще играли большую роль в светской жизни при дворе Маргариты. Когда Карл уехал в Испанию, то писал:

– Я очень скучаю по вечеринкам на коньках.

В играх, как и большинству детей, ему нравилось быть на стороне победителя. Когда он и его паж играли в сражения между турками и христианами, Карл всегда был христианином, а паж, который командовал вражеским войском, жаловался, что Маргарита заставляла его поддаваться принцу. С помощью игр она старалась воспитать в мальчике мужественность. Её племянник искусно стрелял из лука и получал огромное удовольствие от охоты, что нравилось старому императору Максимилиану.

– Поскольку в противном случае, – писал он, – мальчик не мог бы быть нашим законным внуком.

При дворе устраивали банкеты и охотились, бывали путешествия в большие города – Брюссель, Антверпен и Лувен.

Английский посол оставил описание одного такого посещения Брюсселя в 1512 году, когда снаружи перед воротами дворца горел большой костер по случаю празднования дня Святого Иоанна:

– Принц, его сёстры и молодёжь танцевали.

Французские дипломаты, по словам язвительного англичанина, с кислыми минами наблюдали за маленькими Габсбургами, «вид которых, как я полагаю, для упомянутых посланцев не был ни приятным, ни радостным, потому что, слава Богу, все они были высокие, светловолосые и стройные».

Что касается внешности Карла, то он был хорошо сложён, но из-за бледного лица казался хрупким. Его длинная выступающая нижняя челюсть, столь характерная для семьи Габсбургов, мешала пережёвыванию пищи и затрудняла речь. Однако ясный спокойный взгляд голубых глаз и высокий лоб придавали его лицу приятное и достойное выражение. В Мехелене под присмотром своей тёти Маргариты он воспитывался в соответствии со строгим этикетом бургундского двора.

Как и его отец, Карл любил музыку, и на протяжении всей своей жизни покровительствовал музыкантам. А его сестра Элеонора брала уроки игры на клавикордах и других инструментах у органиста домашней капеллы. Наставником внука императора был назначен француз Уильям де Крой, сеньор де Шевре, а читать и писать его научил Хуан де Верд, которого в 1505 году сменил другой испанец, Луис Вака, который через шесть лет передал свои обязанности Адриану Утрехтскому, декану собора Лувена и будущему папе римскому. Увы, Карл не был прилежным учеником и Адриан с большим трудом вдалбливал в голову своего воспитанника латынь, тщетно ссылаясь на желание императора, чтобы внук скорее начал учить языки. На что Карл отвечал с детской непосредственностью:

– Но ведь мой дедушка наверняка не приказывал Вам сделать из меня школьного учителя.

Наследник стольких обширных владений так и не выучил, как следует, латынь, и не овладел немецким языком. Через два года после того, как он стал королём Кастилии и Арагона, Карл знал всего несколько слов на испанском языке. Его знание итальянского языка тоже нельзя было назвать идеальным. Фламандский же он начал изучать только в тринадцать лет. Родным языком принца был французский, но его устная и письменная речь не отличалась изяществом. О теологии же будущий поборник католицизма практически тоже не имел представления. А математику начал изучать уже в зрелом возрасте, так как считал, что эта наука необходима для того, чтобы стать великим полководцем.

Тем не менее, в 6 лет Карл стал главой Ордена Золотого Руна. В семь лет он подписывал государственные бумаги, в восемь набрасывал дипломатические письма папе римскому (с помощью учителей). В десять лет уже сидел в Государственном совете и педантично вёл протокол чётким почерком. В его комнате спал гувернёр и порой будил его среди ночи, чтобы он прочитал только что пришедшую депешу и написал на полях своё мнение. Когда Карлу исполнилось 13 лет, оба его деда – Максимилиан и Фердинанд – встретились вместе со своим союзником, королем Англии Генрихом VIII, и торжественно договорились, что каждый из них выставит «доверенное лицо» благородного происхождения, для службы камергером у Карла, с ключом от его комнаты, чтобы спать там по очереди.

Таким образом, развитие физических и умственных сил Карла было замедленным и трудным. В детстве он страдал припадками, напоминавшими эпилептические, с возрастом сменившиеся мучительными головными болями, а к тридцати годам почувствовал первые приступы подагры, донимавшей его потом до самой смерти. Но, благодаря сильной воле, он научился блестяще скакать верхом, фехтовать и биться на рыцарских турнирах. При том Карл не наследовал от матери её горячего, страстного темперамента. Холодная кровь Габсбургов, по-видимому, взяла в нём перевес над кровью южной расы, к которой он принадлежал по женской линии

На момент назначения Маргариты регентшей Нидерландов ей было двадцать семь лет. Её описывают как «молодую женщину с золотистыми волосами, круглыми щеками, строгим ртом и прекрасными ясными глазами». Вероятно, после первых родов она немного располнела, но её никогда не называли толстой. Когда Маргарита снова появилась во Фландрии, то, благодаря новому очарованию, порождённому её многочисленными горестями, была принята с единодушной радостью. Маргарите повезло с советниками: помимо Жана Молине, её учёного библиотекаря, её поддерживали умные и преданные министры. Самым способным среди них был Меркурино де Гаттинара, который происходил из знатной семьи Версейль и был одним из величайших юристов своего времени. Сначала он занимал должность советника покойного герцога Савойского, а затем стал президентом парламента Франш-Конте.

3 февраля 1507 года Маргарита написала из Мехелена послу короля Фердинанда во Франции:

– Я очень сожалею, что мир между королём Франции и королём римлян (Максимилианом) так и не был заключён. Но если король Франции нападёт на владения принца Карла, я сделаю всё возможное, чтобы защитить их, и надеюсь, что король Англии и король Фердинанд помогут мне.

Ради интересов своего племянника регентша готова была на время забыть о своих обидах (вернее, сделать вид). Тем не менее, Людовик ХII был не менее Маргариты опытен в дипломатических играх. Гаттинара, которого Максимилиан отправил в качестве посла к Людовику, сообщил Маргарите, что французский король назвал графство Шароле и другие бургундские территории, захваченные Францией, её наследством. После чего прибавил:

– Я отдал дань уважения королю, поцеловав его от Вашего имени и сказал, что лучше бы он поцеловал Вас, чем меня.

Однако Маргарита не обманывалась насчёт истинных целей французского короля. После вступления в управление Нидерландами она в сопровождении своего юного племянника посетила все города Фландрии и от имени Карла пообещала сохранить все права и привилегии семнадцати провинций, клятву верности от которых она получила. А 20 июля 1507 года эрцгерцогиня созвала Генеральные штаты в Мехелене и попросила их утвердить новый налог «филиппус» (в честь её брата) с каждого домовладения. Этот налог должен был использоваться для содержания армии и для выкупа заложенных земель принца. Штаты не приветствовали это предложение, но проголосовали за субсидию в размере 200 000 флоринов («филиппусов»). Карл, которому уже было семь лет, выступил со своей первой публичной речью перед Штатами в Лувене, куда Маргарита привезла его, чтобы утвердить субсидию. Смысл его речи был понятен скорее по его жестам, чем по звучанию мальчишеского голоса.

– Но в любом случае, – добавляет хронист, – люди не могли не быть довольны.

Однако Штаты, собранные в Генте, отказались поддержать расходы на армию в составе 10 000 пехотинцев и 3000 кавалеристов, которую Маргарита сочла необходимой для охраны страны во время несовершеннолетия принца. Депутаты возразили, что в нынешних обстоятельствах этот сбор кажется им бесполезным, но если стране действительно будет угрожать опасность, они рассмотрят этот вопрос, несмотря на то, что в тот самый момент Голландия и Брабант подверглись нападению герцога Гельдернского, которому тайно помогал король Франции. В 1505 году Филипп Красивый захватил Гельдерн и взял в плен тамошнего герцога, Карла Эгмонтского. Однако вскоре тот бежал и теперь с помощью французов пытался вернуть свои земли.

Отказ Штатов предоставить необходимые субсидии сильно раздражал Максимилиана. В своём письме он попытался доказать им:

– Война с Гельдерном представляет угрозу не только для Брабанта, как вы думаете, но и для всех Нидерландов, поэтому все провинции должны принять в ней участие!

Затем он вспомнил, как принцы Бургундского дома со времён Карла Смелого старались противостоять герцогству Гельдерн и французским королям, пытавшимся обманом лишить их законных прав. Но прежде всего он жаловался на Людовика XII, который использовал все мыслимые средства, чтобы передать спорные территории Карлу Эгмонтскому.

– И какова его (короля) настоящая цель? – риторически вопрошал император. – Он претендует на то, чтобы через посредство Гельдерна отделить нашу страну от Священной Империи и от Бургундского дома, дабы держать её в своём подчинении.

16 сентября Максимилиан написал письмо Маргарите в ответ на её просьбу приехать во Фландрию, чтобы заключить новый союз с Англией. По его словам, дела мешают ему сделать это, но он хотел бы, чтобы король Генрих продолжал тешить себя ложными надеждами на брак с Маргаритой, что удержало бы его от заключения союза с Францией и Испанией. В то же время, сам Максимилиан тоже надеялся рано или поздно уговорить дочь на этот брак:

– Если бы Вы, дочь моя, согласились выйти замуж за короля Англии, можно было бы устроить так, чтобы Вы одновременно оставались регентшей Нидерландов и проводили три-четыре месяца в году в своей собственной стране.

Несколько дней спустя де Пуэбла в письме из Англии королю Фердинанду сообщил, что к английскому двору прибыли послы от Максимилиана и из Фландрии, причём первый умолял короля Генриха начать войну против Франции, утверждая, что французский король желает узурпировать владения внука императора. Посол также затронул тему брака Карла с принцессой Марией, дочерью Генриха VII. Фламандский же посол дон Диего де Гайяра поставил в известность английского короля, что Людовик ХII объявил войну всем бургундским сеньориям и вторгся в них с армией, за исключением Фландрии и Артуа, двух провинций, признавших суверенитет Франции, которые отправили реляции об этом непосредственно в Парижский парламент. Таким образом, посол тоже умолял Генриха о помощи против Франции и герцога Гельдернского. Со своей стороны английский король пообещал попросить Людовика не вмешиваться в дела Германии, но в то же время он хотел сохранить дружбу с Францией и поэтому отделался от послов вежливыми и общими фразами, которые ничего не значили. Де Пуэбла добавил в постскриптуме:

– Король Англии посылает эрцгерцогине Маргарите шесть лошадей и несколько борзых собак, а также письмо.

Несколько недель спустя испанский посол снова написал своему господину, что Маргарита на прошлой неделе отправила очень любезное послание Генриху, в котором выразила надежду, что её отец отправит «важное лицо» в качестве посла в Англию с полными полномочиями для подписания всех договоров, которые хотел заключить её брат Филипп. Де Пуэбла утверждал, что, когда он спросил Генриха, о чём идёт речь, король ответил:

– Это были очень хорошие договоры, и очень выгодные для меня лично, а также для моего королевства, поскольку, помимо моего собственного брака с эрцгерцогиней Маргаритой, был бы заключён союз между эрцгерцогом Карлом и моей дочерью, принцессой Мэри, и все вопросы, касающиеся торговли, решались бы в соответствии с моими пожеланиями.

Своё письмо де Пуэбла закончил тем, что Генрих стремится сохранить дружеские отношения с императором Максимилианом и не прекращать переговоры с ним, во всяком случае, не посоветовавшись сначала с королём Арагона.

4 декабря Максимилиан подтвердил письмо Маргариты и статьи, заключённые между фламандским и английским послами. Также он сообщил дочери, что Людовик ХII жаловался папе, королю Фердинанду и даже сейму Констанца, что он (Максимилиан) нарушил своё слово, решив женить принца Карла на принцессе Марии Тюдор. Желая сохранить свою честь, император попросил, чтобы в брачный договор был включён пункт о том, что договор станет недействительным (без выплаты штрафа), если король Франции объявит о своей готовности в течение года выдать свою старшую дочь Клод замуж за принца Карла.

21 декабря 1507 года в Кале были составлены два договора. Во-первых, о союзе между Генрихом VII, Максимилианом и принцем Карлом, а, во-вторых, о браке Карла с принцессой Марией (интересно, что о браке Маргариты Австрийской речь не шла). По этому договору внук императора должен был обручиться с английской принцессой лично или по доверенности до следующей Пасхи. Когда же ему исполнится четырнадцать лет, в течение сорока дней принц обязан был отправить для заключения брака послов в Англию. Генрих обещал отправить принцессу Марию к эрцгерцогу Карлу в течение трех месяцев после заключения брака в соответствии с законом. Приданое же её должно составлять 250 000 флоринов. В свой черёд, император, эрцгерцогиня Маргарита, Шарль де Крой и Генрих, граф Нассау, обязались выплатить королю Генриху 250 000 флоринов, если эрцгерцог откажется жениться. Король Англии и его дворяне пообещали выплатить равную сумму Максимилиану, если принцесса Мария откажется выполнить соглашение. Договор должен быть ратифицирован договаривающимися сторонами до следующего праздника Пасхи.

Существует интересный отчёт о беседе между английским послом и Максимилианом. Из неё мы узнаём, что император долго совещался со своей дочерью относительно её брака с Генрихом Тюдором. Чтобы убедить Маргариту, Максимилиан сказал ей:

– Этот брак необходим для блага Австрийского дома, помимо того, что он делает Вам честь, дочь моя, поскольку король Англии является образцом всех добродетелей.

Затем он добавил, что это также необходимо для торговли, для обеспечения испанского наследства и сдерживания герцога Гельдернского. К тому же, Генрих VII мог жениться на другой и поставить под угрозу брак между принцем Карлом и принцессой Марией. Ещё император сказал английскому послу, что эрцгерцогиня полностью осведомлена обо всех достоинствах его господина:

– Если моя дочь снова выйдет замуж, то ни за кого другого, кроме него. Но поскольку она уже трижды была несчастна в своих браках, то не склонна к ещё одному испытанию.

Маргарита же, пытаясь отклонить навязываемый ей брак, не нашла ничего лучшего, чем заявить:

– Боюсь, у меня не будет больше детей, что может вызвать недовольство короля Англии.

Видя, что он не может убедить дочь изменить своё мнение, Максимилиан созвал Тайный совет, на котором присутствовал его внук Карл. Вопрос о браке был ещё раз обсуждён, но эрцгерцогиня осталась тверда в своём решении. Посол же отметил:

– Из всего этого ясно, что император сделал всё, что в его силах, чтобы убедить свою дочь согласиться на брак, и что он больше ничего не может сделать.

Но, несмотря на категорический отказ Маргариты выйти замуж за Генриха, посланцы императора ещё более года давили на неё. Но максимум, чего Максимилиан от неё добился, это убедил её время от времени писать королю лестные письма, чтобы обеспечить некоторые преимущества для её отца.

В мае 1508 года Генрих VII написал Джону Уилтширу, губернатору Кале, о переписке с Маргаритой, посредством которой пытался убедить её встретиться с ним в Кале, чтобы лично обсудить брак её племянника с принцессой Марией, добавив:

– Отправьте туда пораньше благоразумных и способных лиц, чтобы довести упомянутые вопросы до окончательного и совершенного завершения, ну, а когда мы встретимся, то можем поговорить и о других приятных вещах (вероятно, об их собственном браке).

Но Маргарита, похоже, не приняла это приглашение, и встреча, столь желанная Генрихом, не состоялась. Тем не менее, Максимилиан пытался выжать из английского короля всё, что только можно. Король Генрих пообещал ему 100 000 экю, но потребовал, чтобы в качестве гарантии каждый город Фландрии должен был нести ответственность за всю сумму (или, по крайней мере, за определённую часть). Император решил согласиться. Узнав об этом, Маргарита написала отцу:

– Умоляю Вас, измените инструкции своим послам, которых Вы собираетесь отправить в Англию!

На что Максимилиан чистосердечно ответил ей:

– Я не могу этого сделать, поскольку Вы знаете, дочь моя, что основная причина, побудившая меня обручить принца Карла с принцессой Марией, – получить приличную сумму от короля Англии.

Таким образом, император частенько втягивал дочь в различные авантюры.

Однако вскоре Генрих VII серьёзно заболел, и это, по-видимому, стало причиной отсрочки бракосочетания принца Карла с принцессой Марией, которое должно было состояться перед Пасхой. Тем не менее, позже Йоханнесу де Бергесу было поручено отправиться в Англию и провести церемонию в соответствии с церковными обрядами от имени эрцгерцога. 7 октября 1508 года Карл женился по доверенности на английской принцессе. В возрасте восьми лет он написал или, скорее, подписал своё первое любовное письмо, адресованное Марии Тюдор, и подарил ей огромный рубин с монограммой «K». А Маргарита позже прислала невесте племянника выкройки «платьев, которые носят местные дамы, чтобы Вам было проще, когда Вы сюда приедете».

Это был последний дипломатический триумф Генриха VII, который скончался в следующем году. Брачный договор был подтверждён в 1513 году, когда Карл лично посетил своего шурина, короля Генриха VIII, в завоёванном им французском городе Турне. Однако спустя год брат выдал Марию Тюдор замуж за овдовевшего короля Людовика ХII.