Фламандский городок Мехелен (по-французски Малин), расположенный между Антверпеном и Брюсселем на берегу реки Диль, процветал, в основном, за счёт производства и продажи сукна и напоминал маленькую Венецию благодаря каналам, которых насчитывалось больше десятка. Именно его избрала для своего постоянного пребывания с 1477 года вдова Карла Смелого. После трагической гибели герцога бездетная Маргарита Йоркская энергично поддерживала свою падчерицу словом и делом в управлении Нидерландами, а также сыграла важную роль в подготовке её брака с Максимилианом Габсбургом.
– Только сын императора достоин Вашей руки! – постоянно твердила эта принцесса, сестра двух английских королей, своей падчерице.
Выйдя замуж, Мария в качестве благодарности выплатила мачехе её приданое, что позволило той приобрести дворец епископа Камбре, самое большое здание в Мехелене, и другие земли. В этой резиденции Маргарита Йоркская принимала знать, своих земляков и иностранных послов. Став богатейшей вдовой Европы, она также завела собственный двор.
После безвременной кончины Марии в 1482 году англичанка, выполняя обещание, данное падчерице, занялась воспитанием её малолетних детей, Филиппа и Маргариты (последнюю, как известно, вскоре увезли во Францию). Она любила литературу и именно по её распоряжению в Мехелене была издана первая книга на английском языке. А когда император вызвал Максимилиана к себе в Австрию, Маргарита Йоркская от имени зятя управляла Франш-Конте. Таким образом, отвергнутая «маленькая королева» поселилась во дворце своей крёстной, который к тому времени стал официальной резиденцией подросшего сына Максимилиана.
В августе 1493 года, после смерти своего отца, Максимилиан был избран императором. От этого, впрочем, он не сделался могущественнее. Имперская власть к тому времени впала в такое ничтожество, что не давала её носителю ни войск, ни денег. Тем не менее, Максимилиан I постарался установить в Германии хоть какой-то порядок. И, желая улучшить своё финансовое положение, стал присматривать себе новую жену.
Недаром венгерскому королю Матьяшу Корвину, одному из лютых врагов Габсбургов, приписывали полную зависти остроту:
Пусть сильные выигрывают войны;
ты, счастливая Австрия, женись:
то, что другим даёт Марс, тебе дарит Венера
Через год Максимилиан женился во второй раз на Бьянке Сфорца, дочери герцога Милана, получив за ней огромное приданое в размере 400 000 дукатов, которое должно было компенсировать «низкое» происхождение невесты. Приданое итальянки быстро растаяло, и брак оказался бездетным. Зато число внебрачных отпрысков Максимилиана от многочисленных любовниц не поддаётся подсчёту. Он радовался обществу женщин всех сословий, и мог ухаживать, как за настоятельницей монастыря «Одиннадцать тысяч девственниц» в Кёльне, так и за горожанками Аугсбурга, с которыми танцевал танец факелов вокруг горящего костра в день Святого Иоанна. Но ко второй жене не испытывал ни малейшей привязанности, и, посетив очередной город и устроив там пышный праздник на занятые деньги (постоянной резиденции у него не было), оставлял Бьянку в качестве заложницы у кредиторов, пока не «выкупал» её. Правда, с детьми мужа, к тому времени уже достаточно взрослыми (Филиппу было шестнадцать, а Маргарите четырнадцать), у несчастной императрицы сложились очень хорошие отношения.
Став императором, Максимилиан I передал власть над Нидерландами и Франш-Конте своему сыну Филиппу, который официально носил титул герцога Бургундии. Если Маргарита Австрийская внешне больше походила на отца, то её брат, получивший своё имя в честь прадеда, герцога Филиппа Доброго, был вылитая мать. Впервые представляя его мужу, Мария Бургундская с гордостью произнесла:
– Сир, посмотрите на своего сына, нашего ребёнка, юного Филиппа из императорского рода.
В ответ счастливый Максимилиан, поцеловав младенца, сказал:
– О, благородная бургундская кровь, мой отпрыск, названный в честь Филиппа Валуа!
Но шпионы французского короля тотчас распустили слух:
– На самом деле принц – это девочка!
Тогда после крещения младенца Маргарите Йоркской, его крёстной матери, пришлось вынуть его из пелёнок и показать собравшейся под балконом толпе.
Несмотря на бурные политические события, раннюю смерть матери, а также разлуку с отцом и сестрой, детство Филиппа не было лишено роскоши, и он, получив соответствующее образование, преуспел в стрельбе из лука, любил игру в мяч, охоту и проявил себя доблестным рыцарем. Он также был хорошим танцором и собеседником, и унаследовал страсть своих родителей к музыке. Только спустя три года взволнованный Максимилиан смог впервые обнять сына.
– У меня теперь есть верный друг! – с гордостью объявил император.
Однако «верный друг», который почти всё детство провёл без отца, доставил Максимилиану немало неприятностей. Ориентация на Францию во имя блага Нидерландов являлась важнейшей целью воспитания Филиппа, что невероятно раздражало его отца. К тому же, после возвращения единственного сына Максимилиану пришлось оставить его в Мехелене под присмотром Маргариты Йоркской, так как сам он постоянно находился в разъездах. И то, что отец по-прежнему отсутствовал в жизни мальчика, привело к охлаждению между ними. А вот свою сестру Филипп обожал, и та платила ему такой же любовью.
Многие современники отмечали приятную внешность брата Маргариты. Филипп был среднего роста, с белым, румяным лицом с правильными чертами, длинными рыжеватыми волосами, голубыми глазами и хорошо сложенной фигурой. Он излучал ещё больше очарования, чем его отец, и все дамы, включая безумно влюблённую в него сводную бабушку, Маргариту Йоркскую, соревновались друг с другом, балуя его.
Даже французский король Людовик XII, увидев его, воскликнул:
– Какой красивый принц!
Тем не менее, современные историки считают, что Филипп, прозванный «Красивым», по натуре был холоден и чёрств, а также неразборчив в сексуальных связях. Но в Нидерландах его особенно любили и дали ему ещё одно прозвище «Справедливый», считая «идеальным принцем». Филипп обожал роскошь и удовольствия, и был покровителем искусств. По его заказу Иероним Босх написал своё знаменитый триптих «Страшный суд». В капелле эрцгерцога работали самые выдающиеся музыканты Европы, а самый знамений из них, Жоскен Дюпре, тоже иногда сочинял для него музыку. Современный венецианский посол писал домой из Нидерландов:
– Три вещи (здесь) высочайшего качества: шёлк, гобелены и музыка, о которой, безусловно, можно сказать, что она совершенна.
Обладая твёрдым характером, Филипп быстро освободился от контроля своего отца, недвусмысленно заявив:
– Я больше не позволю обращаться с собой как с глупым мальчишкой!
В припадке бешенства император прогнал бургундского учителя своего сына и запретил ему когда-либо показываться себе на глаза. Однако, несмотря на то, что его подросший сын стал «настоящим французом», Максимилиан не терял надежды перетянуть Филиппа на свою сторону и часто приглашал в совместные поездки по немецким городам.
В противоположность брату, Маргарита, страстная по натуре, всегда руководствовалась разумом и, даже будучи влюблена, не теряла голову. Пока она залечивала свои душевные раны в кругу родных и близких, её бывший жених, Карл VIII, наконец, освободившись от опеки своей сестры, решил завоевать Неаполитанское королевство, на которое претендовал как наследник Анжуйского дома. Для этого он заручился поддержкой Лодовико Моро, регента Милана, а также согласился вернуть королю Фердинанду Арагонскому графства Руссильон и Сердань в обмен на свободу действий в Италии. В августе 1494 года французский король с многочисленной армией пересёк Альпы, с триумфом прошёл почти через весь Апеннинский полуостров и торжественно въехал в Неаполь, не «сломав копья», в то время как неаполитанский король, покинутый своими подданными и преданный своими военачальниками, бежал на Сицилию. Но в разгар своего торжества Карл VIII узнал о вероломстве своих союзников и новой лиге (союзе), созданном против него герцогом Миланским, королём Англии, Максимилианом I, папой Александром VI, Венецианской республикой и Фердинандом Арагонским. Все они объединились для того, чтобы изгнать французов из Италии и вскоре добились своего.
– Амбициозные планы Карла VIII способствовали установлению общности интересов между великими европейскими государствами, какой никогда раньше не существовало… и личные отношения естественным образом привели к смешанным бракам между основными державами, которые до этого периода, казалось, были разделены…, как если бы между ними были океаны…, – утверждал Уильям Прескотт, историк ХIХ века.
По Венецианскому договору восемнадцатилетний принц Хуан Астурийский, наследник испанских монархов, должен был жениться на Маргарите Австрийской, а Филипп Красивый – на его сестре Хуане. Причём ни одной из принцесс не требовалось приданого, а флот, который должен был доставить Хуану во Фландрию, затем должен был отвезти Маргариту в Испанию. В книге А. Р. Вильи «Жизнь доньи Хуаны Безумной» упоминается следующий забавный анекдот: когда испанский посланник Франсиско де Рохас прибыл во Фландрию, чтобы вступить с дочерью императора в брак «по доверенности», его предупредили, дабы он оделся опрятно, ибо во время церемонии бракосочетания ему придётся раздеться до рубашки и чулок. Испанец пообещал, что всё будет в порядке, но как только он снял верхнюю одежду, его рубашка сзади задралась (трусы тогда не носили) и присутствующие едва смогли сдержать улыбки.
В конце лета 1496 года испанский флот из ста тридцати больших и малых судов под предводительством дона Фадрике Энрикеса, адмирала Кастилии, был готов к отплытию. В то же время семнадцатилетняя инфанта Хуана в сопровождении своей матери, Изабеллы Кастильской, и многочисленной свиты прибыла в порт Ларедо. 20 августа королева сообщила де Пуэбле (посланнику её мужа, Фердинанда Арагонского, в Англии), что флот, предназначенный для перевозки принцесс, должен отплыть на следующий день, прибавив:
– Если они войдут в английский порт, я надеюсь, что в Англии с ними будут обращаться так, как если бы они были дочерями Генриха VII.
Не ограничившись этим, Изабелла написала также самому английскому королю. Когда же 22 августа корабли, на которых находилось не менее 15 000 вооружённых человек, отчалили из гавани, королева с тяжёлым сердцем отправилась в Бургос. Известно, что перед этим Изабелла поинтересовалась у Христофора Колумба:
– Будет ли погода, по Вашему мнению, благоприятна для путешествия нашей дочери?
– По всем приметам, море будет спокойным, Ваше Величество! – успокоил её знаменитый мореплаватель.
Однако вскоре после отплытия Хуаны начался сильный шторм и флот был вынужден укрыться в Портленде, причём один из самых больших кораблей затонул. Но на этом беды инфанты не закончились, поскольку у фламандского побережья потерпел крушение ещё один большой корабль с большей частью её свиты, имуществом и драгоценностями. В конце концов, оставшиеся корабли прибыли в Рамуа, сильно повреждённые и нуждающиеся в капитальном ремонте.
Когда в начале октября к Филиппу прибыл курьер с известием, что его невеста прибыла в Нидерланды, он выехал тотчас же навстречу ей и застал свадебный поезд в Лиере. Эта встреча поразила их, как гром и молния. Хуана не была красивой, но тёмные волосы, оливковая кожа, глаза цвета морской волны и обращённый внутрь себя взгляд, придавали ей нечто экзотическое. Филипп настоял на том, чтобы епископ обвенчал их в тот же день, и он мог провести с ней ночь. Бабушку и сестру поспешно привезли из Мехелена, церемония шла своим чередом и, пока гости развлекались на поспешно приготовленном празднике, супружеская пара удалилась в снятый домик возле реки.
Начиная с этой брачной ночи Хуана страстно влюбилась в своего супруга. Со временем это стало раздражать Филиппа. С самого начала в их семье едва ли было хотя бы мгновение мира. Между супругами постоянно случались бурные сцены ревности. Венецианский посол доносил своему правительству:
– Принцесса так мучает своего супруга, что у него есть причины быть ею не слишком довольным.
Филипп, говорят, мог укрощать её взрывы бешенства только тем, что отказывался спать в супружеской постели.
Их брак был отпразднован с большой помпой в Лилле. На турнире же, устроенном в честь инфанты в Брюсселе, три рыцаря, одетые в её цвета, вышли на ристалище и сразились с тремя рыцарями Маргариты, которые были одеты в белое с вышитыми на груди маргаритками. При этом Филипп Красивый настолько равнодушно отнёсся к соотечественникам своей жены, что позволил девяти тысячам человек, оставшимся на кораблях в Антверпене, умереть от холода и лишений, даже не попытавшись им помочь. Вдобавок, он удержал деньги, предназначенные на содержание двора Хуаны, под предлогом, что Фердинанд Арагонский не выполнил свою часть сделки, указанной в брачных контрактах.
Таким образом, испанский флот, который должен был доставить невесту юного принца Астурийского в Испанию, задержался в Антверпене до следующей зимы. Между тем Маргарите пошёл восемнадцатый год, и она уже отличалась теми интеллектуальными качествами, которые впоследствии сделали её одной из самых замечательных женщин своей эпохи. К тому же, дочь Максимилиана была прелестной девушкой высокого роста, со стройной фигурой, копной вьющихся золотистых волос и белоснежной кожей, несмотря на то, что у неё было довольно длинное узкое лицо с немного вздёрнутым носом и выпяченной нижней губой, характерной для представителей дома Габсбургов. Вдобавок, она немного прихрамывала, почти незаметно: вероятно, как и у её матери, у неё на одной туфле была войлочная подошва. Этот физический недостаток был довольно распространён в то время, когда повитухи пользовались щипцами при родовспоможении.
В начале 1497 года она простилась с любимым братом, заметив с присущим ей остроумием:
– Не заставляй меня плакать, ведь мне и так предстоит проглотить достаточно солёной воды.
Слова Маргариты оказались пророческими: её пришлось пережить ещё худшее путешествие, чем Хуане. Снова поднялся шторм, и её корабль едва не потерпел крушение. Когда буря немного утихла, дочь Максимилиана и её спутники, в виде развлечения, принялись сочинять собственные эпитафии. Вот что вышло у принцессы:
– Здесь лежит Марго, благородная девица, у которой было два мужа, но которая никогда не была на супружеском ложе.
Затем она вложила клочок пергамента в свой браслет, чтобы её смогли опознать, если волны выбросят тело на берег. К счастью, эта остроумная эпитафия не понадобилась. В начале февраля войдя в пролив Ла-Манш, флот был вынужден из-за непогоды укрыться в гавани Саутгемптона. Узнав об этом, английский король Генрих VII Тюдор сразу же написал Маргарите приторно-сладкое письмо:
– Самая прославленная и самая превосходная принцесса, наша самая дорогая и любимая кузина, от всего сердца мы приветствуем Вас и рекомендуем себя. Мы получили через самого известного, самого благоразумного и самого сдержанного посла наших самых любимых кузенов короля и королевы Испании при нашем дворе письма адмирала и посла упомянутых короля и королевы, которые сопровождают Ваше Высочество. Они сообщают нам, что Ваше Высочество, пребывая в добром здравии, вошли со всем своим флотом и свитой в нашу гавань Саутгемптон… Как только мы услышали об этом, мы послали наших любимых и надёжных вассалов и слуг… чтобы… посоветоваться с Вами от нашего имени и рассказать Вам, насколько приятным и восхитительным для нас было прибытие Вашего Превосходительства в наши владения, тем более, что Богу было угодно дать Вам и Вашему окружению крепкого здоровья и бодрого настроения. Наши слуги должны предоставить в Ваше распоряжение нас, наше государство и всё, что в нём можно найти. Они должны обеспечить Вас всем, что Вы пожелаете, служить и повиноваться Вам, как самим себе.
Получив любезный ответ Маргариты, король в следующем послании предложил ей как следует отдохнуть в Саутгемптоне и даже сам захотел навестить её.
Однако не сохранилось никаких сведений о том, что Маргарита приняла приглашение Генриха или об их встрече в это время. После различных приключений она, наконец, благополучно прибыла в испанский порт Сантандер в первых числах марта 1497 года. Ей навстречу был отправлен посол с обозом из ста двадцати мулов, нагруженных посудой и гобеленами. Молодой принц Астурийский в сопровождении своего отца, короля Фердинанда Арагонского, поспешил на север, чтобы встретиться со своей невестой. Эта встреча произошла в Рейносе. Когда Маргарита увидела, что её будущий муж и король приближаются, она захотела поцеловать руки последнего, чему Фердинанд пытался помешать, но принцесса проявила настойчивость и таки поцеловала руки короля, а также руки своего будущего мужа. По прибытии в Бургос она была торжественно принята «с величайшим удовольствием и удовлетворением» королевой и всем двором.
Сразу же после окончания Великого поста были сделаны приготовления к церемонии бракосочетания Хуана и Маргариты, которая состоялась в Вербное воскресенье, 3 апреля, и была проведена архиепископом Толедо в присутствии грандов и знати Кастилии, иностранных послов и представителей Арагона. Среди этих последних были магистраты главных городов, носившие муниципальные знаки отличия и малиновые мантии. В этот же день Маргарите преподнесли в качестве свадебного подарка тарелки и драгоценные камни «такой ценности и совершенного изготовления, что подобного никто никогда не видел». Вечером же, как обычно, состоялся банкет.
Та же самая безграничная чувственность, которая наполняла сестру, переполняла и брата. Хуан точно так же безумно влюбился в светловолосую австрийскую принцессу, как Хуана влюбилась в Филиппа. Опасаясь за здоровье своего сына, королева Изабелла попыталась разлучить юную пару. Она посоветовала своей невестке:
– Будьте немного сдержанней по отношению к инфанту, чтобы его мужская сила не сгорела слишком быстро.
Золотоволосый и голубоглазый, Хуан, должно быть, тоже пришёлся Маргарите по душе. Недаром за красоту телесную и духовную единственного сына Фердинанда и Изабеллы прозвали «Ангелом».
За свадьбой последовала блестящая череда праздников, турниров, состязаний и других воинственных зрелищ, в которых испанские рыцари старались продемонстрировать свою доблесть в присутствии своей будущей королевы. При этом современные хроники отмечают поразительный контраст между естественными манерами Маргариты и фламандской знати и помпезным и величественным кастильским церемониалом, к которому дочь Максимилиана, воспитанная при французском дворе, так и не смогла привыкнуть.
– И хотя принцессе оставили всех её слуг, свободу в поведении и развлечениях, её предупредили, что в церемониальных делах она не должна обращаться с королевскими особами и вельможами с фамильярностью и открытостью, обычными для домов Бургундии и Франции, но с серьёзностью и взвешенным достоинством королей Испании, – пишет историк Абарка в «Королях Арагона».
Кроме этикета, ничто не омрачало счастье молодых, и тем же летом они совершили своего рода триумфальное шествие по самым большим городам страны. Свадьба наследника престола не могла бы быть отпразднована в более счастливое время. Двор испанских монархов был на пике своего великолепия: Фердинанд и Изабелла уже успели изгнать мавров с Пиренейского полуострова и снарядить две экспедиции Колумба.
Однако Смерть разрушила все самые заветные мечты и надежды королевской четы и их невестки.
Через семь месяцев после женитьбы принца Хуана его сестра Изабелла вышла замуж за короля Португалии. Свадьба состоялась в пограничном городе Валенсия-де-Алькантара, в присутствии католических монархов, без какой-либо помпы. В это время посыльный принёс известие об опасной болезни их сына, принца Астурийского. Хуан в сопровождении своей юной жены направлялся на свадьбу своей сестры, когда пал жертвой злокачественной лихорадки в Саламанке. Слабый от рождения организм принца не смог противостоять этой болезни, и когда его отец со всей возможной скоростью прибыл в Саламанку, уже не было никаких надежд на его выздоровление. Фердинанд, однако, пытался подбодрить сына, хотя сам уже не питал никаких иллюзий. Но юный принц ответил ему:
– Ваше Величество, обманываться уже слишком поздно. Я готов умереть, и всё, чего сейчас желаю, – это чтобы Вы с королевой испытывали такое же смирение перед Божественной Волей, какое испытываю я сам.
Фердинанд черпал мужество в героическом поведении своего сына, чьи предчувствия, к несчастью, сбылись слишком быстро. Врачи, опасаясь тревожить Маргариту, которая вскоре должна была стать матерью, как можно дольше скрывали от неё тяжёлое состояние её мужа. Зная, что он болен, принцесса Астурийская стремилась отправиться в паломничество, чтобы помолиться о его выздоровлении.
Когда, наконец, ей разрешили войти в его комнату 4 октября 1497 года, она была потрясена, увидев перемену, произошедшую в нём всего за несколько дней. Её умирающий муж попрощался с ней прерывающимся голосом, поручив их ещё неродившегося ребёнка её нежной заботе. Маргарита прижалась губами к его губам, но когда обнаружила, что они уже холодные, упала в обморок, и её пришлось полумёртвую вынести из комнаты.
Испанцы, уверенные в том, что силы Хуана подорвала пылкая страсть к жене, говорили:
– Принц умер от любви.
Маргарита же так и не оправилась от шока, вызванного внезапной утратой, и вскоре после смерти мужа родила мёртвую девочку.
Эта двойная трагедия была описана Педро Мучеником (д’Ангиера), наставником принца Астурийского, который живописал трогательную картину страданий молодой вдовы и скорбящих родителей:
– Так была уничтожена надежда всей Испании. Никогда ещё не было смерти, которая вызвала бы такой глубокий и всеобщий плач по всей стране.
Фердинанд, опасаясь того эффекта, который могло оказать на королеву внезапное известие об этом горе, через короткие промежутки времени отправлял письма, содержащие рассказы о постепенном ухудшении здоровья принца, чтобы подготовить её к неизбежному концу. Однако Изабелла восприняла роковую весть в духе христианского смирения:
– Господь дал, Господь взял, да будет благословенно Его имя!
Другой историк рассказывает, что Фердинанд, опасаясь, что внезапное известие о смерти Хуана убьёт Изабеллу, приказал вместо этого сообщить ей о кончине мужа, самого Фердинанда, так как предполагал, что горе от смерти сына она перенесёт не так тяжело, убедившись, что её муж жив. Но эта идея, похоже, был не очень удачной, поскольку Изабелла была глубоко потрясена, когда услышала правду. Это был удар, от которого она так и не оправилась. Хуан был её единственным сыном, её «Ангелом» с момента его рождения, и самым заветным её желанием было объединение Испании под его властью и властью его потомков.
Покойному принцу были оказаны все почести, какие только могла придумать Любовь. Двор, чтобы засвидетельствовать своё необычное горе, надел вретище (власяницу) вместо белой саржи, которую обычно носили в знак траура. Все учреждения, государственные и частные, были закрыты на сорок дней, а служащие оделись в чёрное. Дворяне и богатые люди задрапировали даже своих мулов чёрной тканью до колен, оставив только прорези для глаз, а на стенах и воротах городов были подвешены чёрные флаги. Такие необычные признаки общей скорби показывают, какие надежды все возлагали на принца. Педро Мученик был в восхищении от своего ученика, чьё интеллектуальное и моральное совершенство позволяло питать самые радужные надежды на будущее страны. Увы, эти надежды были разрушены безвременной кончиной Хуана и смертью его ребёнка.
Похороны принца были устроены с большим размахом, и он упокоился в доминиканском монастыре Святого Томаса в Авиле, который был построен его родителями. Несколько лет спустя его казначей Хуан Веласкес приказал воздвигнуть в его память красивый памятник и сам добавил короткую, но трогательную эпитафию. Хуан изображён лежащим во весь рост, сложив руки, как будто в молитве. Вся фигура изысканно проста и величественна в своём совершенном покое, и если прекрасное мраморное изваяние соответствовало реальности, можно понять горе Испании в связи с этой тяжёлой утратой.
После смерти мужа популярность Маргариты в Испании ещё больше возросла. Современник свидетельствует:
– Ей часто приходилось ждать в полях под тенью олив наступления ночи, поскольку она не осмеливалась входить в города и селения днём из-за того, что люди толпились вокруг её носилок и громко выражали своё желание видеть её своей единственной госпожой, хотя, когда королева Португалии, наследница, торжественно и помпезно въезжала средь бела дня, они едва приветствовали её.
Изабелла, старшая сестра принца, была следующей в очереди на престол, но после её смерти через год и смерти её маленького сына два года спустя, наследницей королевств Арагона и Кастилии стала Хуана, жена Филиппа Красивого.
Король и королева тоже очень нежно относились к Маргарите, и всячески пыталась утешить её. Известно, что дочь Максимилиана обучала французскому языку свою невестку Екатерину, которая была помолвлена с принцем Уэльским, наследником короля Англии, так как 17 июля 1498 года Генрих VII поручил послу де Пуэбле передать испанским государям:
– Королева и мать короля желают, чтобы принцесса Уэльская всегда говорила по-французски с принцессой Маргаритой, которая сейчас находится в Испании, дабы выучить язык и иметь возможность общаться на нём, когда она приедет в Англию. Это необходимо, потому что эти дамы не понимают латыни, а тем более испанского. Они также желают, чтобы принцесса Уэльская приучила себя пить вино. Вода в Англии непригодна для питья, и даже если бы это было так, климат не позволил бы её пить.
Маргарита провела почти два года при испанском дворе. Только после того, как прошла первая годовщина смерти её мужа, и его память была должным образом почтена помпезными богослужениями в Авиле, началось обсуждение её возвращения в Германию. Её фламандские слуги так и не привыкли к утомительному этикету и торжественному церемониалу испанского двора, и своими необоснованными претензиями вызвали недовольство короля и королевы. Услышав тревожные вести, Максимилиан призвал Маргариту:
– Не теряйте времени, дочь моя, и возвращайтесь ко мне!
В свой черёд, Филипп прислал ей весть о рождении у него сына:
– Умоляю тебя, возвращайся поскорее, если хочешь подержать на руках племянника возле купели!
Однако Фердинанд и Изабелла, похоже, испытывали настоящую привязанность к своей овдовевшей невестке, и когда пришло время расставаться, выразили глубокую скорбь по поводу её отъезда.
Наконец, в 1499 году она отправилась домой. Её бывший жених, Карл VIII, скоропостижно скончался ещё в апреле 1498 года, оставив королевство своему кузену герцогу Орлеанскому, который взошёл на трон под именем Людовика XII. Причём у брата Маргариты сложились прекрасные отношения с новым французским королём, что огорчало Максимилиана. А вот знаменитый гуманист Эразм Роттердамский, которому покровительствовал Филипп, похвалил его за заключение мира с Францией:
– После Бога долг принца в первую очередь перед «patria» (нацией), а не перед «pater» (отцом).
Тем временем император подумывал жениться на Анне Бретонской, вдове Карла VIII, а Бьянку – отослать обратно в Милан, но Людовик опередил его. Узнав, что Маргарита решила покинуть Испанию, новый французский король написал ей нежное письмо, предлагая безопасный проезд по его владениям. При этом он ссылался на их счастливую юность:
– Вы были вторым человеком (после матери?), которого я любил больше всего на свете; и теперь больше всего на свете я хочу обнять Вас, свою кузину, верноподданную и мою первую любовь! А после того, как напомню Вам о наших детских играх, и заставлю Вас покраснеть от моих комплиментов, хочу поклясться Вам в вечной любви.
Конечно, Людовик, руководствуясь политическими соображениями, явно переигрывал, клянясь Маргарите в любви, так как, будучи на восемнадцать лет старше её, вряд ли принимал активное участие в её детских играх. В свой черёд, Анна Бретонская тоже написала Маргарите любезное письмо. Ответив королевским супругам в том же духе, принцесса вежливо отказалась от их предложения. Она больше не желала возвращаться во Францию, помня о своей обиде. К своим двадцати годам Маргарита уже успела хлебнуть немало горя и дважды из-за жестокой судьбы упустила случай стать королевой – сначала Франции, затем Испании. Но беды закалили её и время, которое она провела при дворе Фердинанда и Изабеллы, не было потрачено впустую, поскольку она продолжала там изучать управление государственными делами и совершенствоваться в политических интригах, что вместе со знанием испанского языка сыграло значительную роль в дальнейшей жизни будущей регентши Нидерландов