Пришедшие издалека

НОРВЕЖЦЫ В ПУТИ

ОРВЕЖЦЫ готовились покинуть родные берега. Репортеры осаждали Руала Амундсена.

— О нашем трансполярном дрейфе писали так много, что нет необходимости повторяться, — уклончиво сказал он.

— Маршрут не изменился?

— Нет, «Фрам» пойдет Атлантическим океаном на юг… В пути сделаем остановку, чтобы пополнить запасы пресной воды, а затем возьмем курс к мысу Горн.

Августовским вечером 1910 года экспедиция вышла в рейс протяжением около 30 тысяч километров. На судне было девятнадцать человек. Девяти предстояло зимовать на Великом барьере, пятерым — совершить исторический поход к Южному полюсу, но знали об этом пока лишь сам Амундсен и капитан Нильсен.

Даже Хельмер Хансен и Адольф Линдстрем, спутники Амундсена в экспедиции «Йоа», были убеждены, что «Фрам» стремится к Берингову проливу, а оттуда пойдет в Арктику.

— Удивительное дело, Хансен, — сказал приятелю Линдстрем. — Чего ради мы везем чуть ли не сотню собак, разве мало их на Аляске? На судне свободного местечка не осталось, а вой на всю Атлантику.

— Ладно, допустим, что начальник хотел иметь эскимосских собак из Гренландии, — отозвался Хельмер Хансен, числившийся в секретном списке пяти участников будущего похода к Южному полюсу. — Но не пойму я, зачем мы взяли домище — с тройными стенами, двойной крышей, здоровенной плитой, десятью койками! Неужели его поставят на плавучие льды, в море? Чудно! Спросить бы у лейтенанта Преструда…

— Спрашивал я, когда грузили части дома, а Преструд буркнул: «Так нужно!»

— Ну, стало быть, он и сам не знает.

Амундсен проведал, что его офицеры оказались в неловком положении и пригласил к себе лейтенантов Преструда и Ертсена:

— Обещайте, что никому не обмолвитесь, даже не намекнете о плане, с которым я вас ознакомлю.

— Честное слово моряка!.. Клянусь!

— Этого достаточно. Так вот: «Фрам» не пойдет ни к мысу Горн, ни к Берингову проливу, ни в Северный Ледовитый океан, — отчетливо сказал начальник, развертывая карту, на которой пунктиром был обозначен маршрут. — Мы направляемся в самую южную точку земного шара, которой можно достигнуть морем.

Глаза офицеров следили за прерывистой линией. Атлантика… В обход Южной Африки… Море Росса! Антарктида!..

— Наша цель — Южный полюс! Об этом известно Леонарду Амундсену, который встретит нас на Мадейре, капитану Нильсену и мне, теперь знаете и вы. Не сомневаюсь, что в вашем лице я нашел верных помощников.

— Безусловно! Высоко ценим доверие!..

В начале сентября показался остров Мадейра. «Фрам» встал на якорь у города Фуншал. Это был последний пункт, откуда экспедиция могла держать связь с миром. На борт судна поднялся Леонард Амундсен.

Ветерок доносил ароматы фруктовых садов и плантаций. Вместе с норвежцами на цветущую землю глядел Александр Степанович Кучин, единственный иностранец в экспедиции. Сердце его тосковало по родине. Окончив Архангельское мореходное училище и опасаясь репрессий за участие в революционном движении, Кучин переехал в Норвегию и практиковался в океанографии на Бергенской научной станции под руководством профессора Фритьофа Нансена. Тот и посоветовал своему ученику отправиться на «Фраме».

Всех вызвали на палубу. Глаза людей не отрывались от карты, которую разворачивал капитан Нильсен.

— Сейчас мы услышим какие-то новости, — шепнул Хансен парусному мастеру Мартину Ронне.

Амундсен обратился к спутникам:

— Наши планы изменились. Вместо Северного полюса, уже открытого, мы пойдем к Южному, ожидающему своих победителей. К сожалению, я не мог сообщить вам об этом прежде — огласка нанесла бы вред делу, но теперь каждый, кто пожелает, вернется домой. Капитан Нильсен, покажите наш путь и опросите всех поименно.

На радостных, улыбающихся лицах Амундсен прочитал ответ.

— Лейтенант Преструд?

— С радостью!

— Лейтенант Ертсен?

— Счастлив!

— Александр Кучин?

— Иду с вами!

— Хельмер Хансен?

— Не все ли мне равно — на Северный или на Южный…

— Мартин Ронне?

— Можно бы и не спрашивать!

— Стубберуд?

— Только дурак откажется…

— Оскар Вистинг?

— Вместе со всеми!

— Бек?

— Я не хуже других, хотя и показал себя болваном, не догадавшись раньше…

— Сверре Хассель? Улаф Бьолан? Адольф Линдстрем? Иохансен?

— Да! Не тороплюсь возвращаться… И я тоже… Да!

— Карениус Ульсен?

— Если я не пойду, кто же вас кормить будет! — пошутил кок, самый молодой участник экспедиции.

Ни одного «нет» не прозвучало на палубе. Даже невозмутимый Амундсен был растроган, жесткие глаза его потеплели. Молодцы! Самая тщательная подготовка, самый образцовый план могут быть испорчены неумелым или недостойным человеком… На «Фраме» таких не оказалось!

Из Фуншала привезли местную газету. Амундсен пробежал первую страницу и расхохотался:

— Необыкновенная газетная «утка»! Здешние журналисты связывают нашу экспедицию с Южным полюсом. Конечно, они ничего не знают, а просто вообразили: если какое-то полярное судно идет на юг, значит, это дело касается Южного полюса… «Утка» случайно оказалась правдой. Будем надеяться, что она не вылетит за пределы Мадейры.

Леонард Амундсен, возвращающийся в Норвегию, взял письма и телеграммы участников похода. Начальник экспедиции договорился с братом о сроке, когда следует оповестить через прессу о новом плане; лишь после этого можно разослать почту «Фрама». Среди корреспонденции было уведомление на имя капитана Роберта Скотта. Руал Амундсен извещал о своем намерении вступить с ним «в состязание относительно открытия Южного полюса». Эта телеграмма, адресованная в Новую Зеландию, не застала Скотта — «Терра Нова» уже ушла в море Росса.

«Фрам» продолжал далекий путь к Китовой бухте. Досуга у людей почти не было.

Парусный мастер Ронне часами не отходил от швейной машины. Он стал портным, шорником, сапожником. Ронне смастерил маленькую трехместную палатку; сшитая из тонкого полотна, она весила меньше килограмма и умещалась в обширном кармане. Амундсен решил установить ее на Южном полюсе.

Экспедиция вступила в тропическую зону.

— Берегите собак, следите за ними, — постоянно напоминает Амундсен своим спутникам. — Мы должны доставить на барьер все это отдаленное потомство волков.

Норвежский полярник превосходно знает повадки гренландских собак. Многие из них становятся закадычными друзьями, но самое большое их удовольствие — драка. У собак в обычае скопом набрасываться на какую-нибудь жертву. Если их вовремя не остановить, жизнь животного будет мгновенно загублена.

Собак держали на цепи. За несколько недель они стали покладистыми, чуть ли не ручными. Почему не дать им немного прогуляться по палубе, конечно, в прочных намордниках? К вечеру животных спустили с привязи, но они долго не покидали привычного места. Потом какой-то пес поднялся и пошел. Лежавшие вблизи собаки встрепенулись, добрый десяток бросился на беднягу. Но ремень, стягивавший челюсти, не давал всадить клыки в тело жертвы; она потеряла лишь немного шерсти. Первое нападение вызвало общую свалку. В течение двух часов шерсть летела клочьями, но шкуры уцелели.

— Сегодня намордники спасли не одну жизнь, — сказал Амундсен.

— Да-а, симпатичные песики, — протянул Ронне.

Путешественники узнали, почему некоторые собаки до этого вечера были унылы: их старых друзей случайно поместили в другом месте палубы, и разлука испортила настроение.

Драчливых животных старались смирить, и те скоро поняли, что побоища не поощряются. Но одолеет ли выучка прирожденные свойства гренландских собак?..

К исходу пятого месяца плавания с «Фрама» увидели айсберги и белые поля. Экспедиции посчастливилось. Паковый пояс моря Росса, через который недавно три недели пробивалась «Терра Нова» Скотта, а спустя десятилетия задержавший на пятнадцать суток два сильных американских ледокола, оказался для Амундсена «местом приятной четырехдневной прогулки». На разрозненных плавучих полях спокойно лежали сонные тюлени. Норвежцы без труда добыли больше тонны свежего мяса и сала. Собак накормили до отвала.

14 января 1911 года, на сутки раньше срока, намеченного Амундсеном, «Фрам» вступил в Китовую бухту и остановился у кромки ледяного поля. Начальник экспедиции и трое его товарищей пошли на лыжах к барьеру, до него было километра два. На льду развалились тюлени — большие горы жирного мяса, неиссякаемый источник пищи для людей и упряжек.

По отлогому склону лыжники взобрались на барьер. Где-то тут будет основана база экспедиции: Фрамхейм — дом «Фрама».

Выбрав место, разведчики возвращаются на судно. Впереди кто-то из моряков охотится за двухметровым тюленем-крабоедом. Выстрел! Морской зверь с удивительной быстротой скользит по рыхлому снегу, извиваясь, как гусеница, и вздымая белые столбы. Вдогонку мчится охотник, выпуская один заряд за другим, но вязнет и отстает. Амундсен от души хохочет. Еще выстрел! А тюлень несется, не убавляя скорости, и исчезает. «Все мои пули попали, — утверждал неудачник. — Чертовски живучий зверь!»

Фрамхейм строят километрах в пяти от моря. Конечно, лучше бы обосноваться поближе и быстрее перевезти грузы, но от барьера откалываются айсберги и судно не раз меняет «пристань».

Обленившиеся собаки не захотели везти сани. Животным задали основательную трепку, но она мало подействовала. Амундсен разгневался:

— Если так будет в походе к полюсу, нам понадобится год, чтобы добраться туда!

Зимовщики принудили упряжки работать, хотя те и норовили действовать самостоятельно, без команды. Собак исправно кормили, но, заметив лежащего тюленя, они мчались к живому мясу. Чтобы остановить упряжку, у каюров было одно средство — опрокинуть сани. Стоял 20-градусный мороз, а люди часто возвращались на «Фрам» в поту. За семь дней собаки перевезли девятьсот ящиков.

Через две недели после прибытия девять зимовщиков поселились в доме, выстроенном на леднике Росса. Вблизи жилища появились четырнадцать больших конусообразных палаток, напоминающих горные пики; восемь занимали упряжки, в остальных сложили сушеную рыбу и тюленину для собак, продовольствие и топливо. Норвежцы старательно добывали жирных морских зверей. Разгрузка «Фрама» шла к концу. Утром 4 февраля зимовщики, как обычно, отправились с порожними санями к судну. События этого дня крепко запомнились многим…

Лейтенант Ертсен вышел на палубу и остолбенел: к барьеру приближался красивый парусник под английским флагом. Вероятно, это «Терра Нова» капитана Скотта? Кто еще заберется сюда?! Нежданные гости! Амундсен говорил, что англичане устроят базу в районе острова Росса. Возможно, Скотт передумал и тоже хочет зимовать на барьере? Нашему начальнику это придется не по вкусу…

А на борту «Терра Нова», где никто даже не подозревал о появлении соперников, недоумевали гораздо больше. Вахтенный офицер отлучился на несколько минут — стюард пригласил его выпить кофе. Подле рулевого Томаса Маклеода стоял боцман Читэм, разглядывая айсберги. Вдруг ему почудилось, будто в странном углублении белой ленты, нависшей над морем, обрисовывается силуэт судна. «Господи, я заболел, у меня галлюцинация», — испугался боцман.

— Томми, ты видишь что-нибудь впереди? — глухо спросил он.

— Льды вижу, воду, — ухмыльнулся рулевой.

— Балда! Там… судно…

Читэм незаметно ущипнул себя за ляжку. Больно! Нет, это не сновидение! У самого барьера стоит парусное судно…

— Парусник! — заорал Томми.

Боцман понесся в кают-компанию. Человек десять высыпали на палубу. Виктор Кэмпбелл навел бинокль:

— Парусное судно. А флаг… норвежский…

— Зверобойное? — предположил Реймонд Пристли.

— Не похоже… Сейчас прочту название… О, это «Фрам»! Непостижимо!.. «Фрам» Руала Амундсена?!

У окраины шестой части света встретились два экспедиционных судна. Зная, что за 600 километров к западу зимует Роберт Скотт, норвежцы все же были удивлены прибытием «Терра Нова». Нетрудно представить себе, как поразились англичане, увидев «Фрам»…

Подъехали зимовщики с упряжками. Амундсен поднялся на свое судно, где лейтенант Кэмпбелл беседовал с норвежцами.

— Мы не смогли высадиться на Земле Эдуарда и возвращаемся к острову Росса, — объяснил гость.

Амундсен пригласил английских моряков на зимовку. Командир «Терра Нова» Пеннел, лейтенант Кэмпбелл и биолог Лилли оказались во Фрамхейме.

— Что же привело вас в Китовую бухту? — спросил во время завтрака капитан Нильсен.

— Интересно было посмотреть этот уголок. Сперва мы приняли «Фрам» за китоловное судно…

Позднее на «Терра Нова» любезно встретили Амундсена, Нильсена и Преструда. В обоих случаях хозяева и гости были безукоризненно корректны, но Кэмпбелла не оставляла беспокойная мысль: «Какое неприятное известие для капитана Скотта! Всегда он высказывался против рекордсменства в научных исследованиях, а теперь ему придется идти вперегонки с Амундсеном. Опаснейший соперник! Неужели норвежцы опередят?» А Руал Амундсен, прощаясь с англичанами, не без тревоги думал: «Никто не откажет Роберту Скотту в мужестве, сильной воле, полярном опыте, а его спутники, надо полагать, достойны своего начальника. Борьба будет нелегкая, но за нас природная выносливость норвежцев, привычка ко льдам и снегам, к саням и лыжам. Мы должны быть первыми!»

«Терра Нова» не успела скрыться за горизонтом, а все норвежцы уже энергично работали. Зимовщики перевозили грузы во Фрамхейм, добывали тюленей.

Не в характере Амундсена было мешкать, а встреча с англичанами как бы подхлестнула его. Спустя неделю он и трое зимовщиков ушли к 80-й параллели, где надо было создать первый склад. Каждая из трех упряжек — по шести выносливых собак — везла 300 килограммов груза.

Впереди бежал на лыжах лейтенант Преструд, прокладывавший дорогу. Никаких ориентиров не было на палого поднимавшемся снежном пути. Каюр головной упряжки Хельмер Хансен часто поглядывал на компас и кричал передовому: «Немного вправо! Влево немножко!» Всех волновало: что они встретят дальше, какая будет дорога? Пока что она прекрасна, на тонком слое рыхлого снега собачьи лапы оставляют едва заметный след.

Стоял туман, но за день норвежцы легко прошли, как намеревались, 28 километров. Такое же расстояние одолели на второй день за шесть часов. В серой пелене с трудом различались неровности местности, передовой лыжник иногда падал. Некоторые страдали от снежной слепоты. Собаки заметно устали.

Располагаясь на ночевку, путешественники видели Китовую бухту, они находились в 140 метрах над уровнем моря. Несомненно, что ледник-гигант равномерно спускается с антарктического плато. Значит, полюсный отряд сможет подниматься постепенно и избежит утомительных подъемов? Однако надежды их не оправдались.

Дальше отряд шел при 11-градусном морозе, подъем стал круче, люди вспотели. «Кальсонный склон», — пошутил Амундсен, раздевшийся почти догола.

Они достигли 80-й параллели на пятые сутки. Собаки проходили в последние дни 37–40 километров.

На пути от Фрамхейма через каждые пятнадцать километров норвежцы устанавливали бамбуковый шест с флагом. Таким же шестом и ящиками они обозначили место первого склада, где оставили пеммикан для собак, немного тюленины, сала, сушеной рыбы, маргарина, шоколада и печенья.

— Бамбуковых шестов недостаточно. Чем еще можно отметить дорогу при возвращении? — сказал Амундсен. Взгляд его упал на сани, где лежали связки сушеной крупной рыбы. — Эврика! Нашел! Сомневаюсь, чтобы сушеную рыбу когда-либо использовали в качестве путевых знаков, но можно не беспокоиться; никто ее не съест, а в свое время эти рыбины попадут по назначению — в желудки наших собак.

Возвращаясь налегке, каюры сидели на санях. «Непривычный способ передвижения», — заметил Хельмер Хансен. Упряжка Амундсена без напряжения везла сани, на которых устроились он и Преструд; передовой лыжник теперь был не нужен. Лейтенант следил за одометром и каждые полкилометра втыкал в снег сушеную рыбу. Обратный путь занял меньше двух суток. За второй день упряжки пробежали 100 километров! Путешественники спешили, надеясь проститься с моряками, но «Фрам» уже ушел.

— Я окончательно убедился, что собаки вполне пригодны для работы на леднике Росса, — сказал Амундсен. — Не знаю, как будет дальше, но пока мы встретили только две трещины, да и то не опасные.

К середине апреля норвежцы устроили еще два склада — на 81-й и 82-й параллелях. Дорога сюда оказалась тяжелее. Температура резко падала. По пути к последнему складу три собаки угодили в трещину и повисли на постромках, животных вытащили. Снежный покров не выдерживал тяжести собак, они проваливались, ранили лапы; между когтями набивался и крепко застревал снег. Сильный гладкошерстный пес Тур в дороге жалобно выл и вдруг упал замертво; вся его грудь была сплошной раной. Окрики каюров и удары шестом не действовали.

— Животные крайне изнурены, — сказал Амундсену лейтенант Преструд.

— Изнурены?! Мы просто-напросто загнали собак, они превратились в скелеты.

Упряжки поредели, несколько животных пало, часть пришлось убить. В этой поездке норвежцы потеряли восемь собак; столько же погибло вскоре после возвращения.

По пути к Фрамхейму от 80-й параллели отряд шел по рыбным вехам. Каюры подбирали сушеную рыбу и клали на сани, а во время привала кормили изголодавшихся животных. Амундсен полагал, что большинство павших собак были жертвами морозов, — это тревожило его.

В апрельском походе с дополнительными грузами к 80-й параллели он не участвовал. Вернувшись на зимовку, товарищи рассказали: за 75 километров от Фрамхейма, в районе, который Амундсен пересек четыре раза и считал безопасным, обнаружились «ужасающие трещины». Оказалось, что отряд шел западнее проложенного маршрута, и эта ошибка стоила жизни двум собакам, окончившим существование в ледяной бездне.

К зиме норвежцы добыли около 60 тысяч килограммов тюленины. На складах по пути к полюсу лежало больше трех тонн продовольствия. Обилие запасов у 80-й параллели позволило Амундсену считать это место исходной базой будущего путешествия; так он приблизился к Южному полюсу еще на 150 километров.

Солнце скрылось, Фрамхейм погрузился во мрак полярной ночи. На полную мощность работал «холодильник» Великого барьера; «температура выплясывает танец между 50 и 60°», — записывал Амундсен.

«Фрам» находился в это время между Африкой и Южной Америкой. Моряки вели океанографические работы, памятуя приказ начальника: вернуться в Китовую бухту за зимовщиками до 15 января 1912 года.

Лейтенант Преструд составлял план похода с двумя товарищами на неисследованную Землю Эдуарда, а на досуге упражнялся в русском языке, которому обучил его Кучин, и спрягал глаголы.

В конце августа снова появилось солнце. Амундсен долго не мог определить срок выхода к полюсу: все было готово, но температура «бесчинствовала».

Чуть ли не ежедневно на зимовке вспоминали англичан:

— Интересно бы знать, куда уже добрался Скотт?

— Ну, нет, он еще не вышел! Разве ты не понимаешь, что для его маньчжурских лошадей пока слишком холодно?

— Это верно. Но кто тебе сказал, что у них так же холодно, как у нас на барьере? Быть может, там гораздо теплее, а тогда можно душу прозакладывать, что баклуши они не бьют. Эти ребята показали, чего от них можно ждать!..

Амундсен встревожен — очень упорно держатся морозы! Долго ли это будет?! В начале сентября термометр показал минус 53 градуса, но спустя несколько дней значительно потеплело.

Четверо норвежцев пошли к 80-й параллели. С упряжками пришлось немало повозиться — за зиму они одичали. Внезапно температура резко упала; замерз даже спирт, налитый в компас. Но Амундсену в голову не пришло возвращаться с полпути — отряд привез запасы на склад.

— Ощущение у меня такое, будто пропала пятка правой ноги, — сказал Хельмер Хансен на привале по дороге к Фрамхейму.

— И с моей что-то неладно, — заметил Стубберуд.

Оба разулись, сняли чулки и обнажили восковидные, помертвевшие пятки. Амундсен с невеселой иронией подумал: «Эти пятки могут стать ахилессовой пятою экспедиции… Как бы из-за моих ротозеев не сорвалось дело!»

— Немедленно растирайте обмороженные места! — приказал он.

От холодов пострадал и Преструд. На зимовке все трое занялись «штопкой пяток».

В конце сентября на льду Китовой бухты появились тюленьи лежбища, над зимовкой проносились буревестники.

— Весна пришла всерьез. Недели через три двинемся в поход. Мы должны опередить англичан! — объявил Амундсен.