Пришедшие издалека

В ЗАГЛАВНОЙ РОЛИ — ШТУРМАН ШЕКЛТОН

СВОБОДНОЕ время Роберт Скотт, вернувшийся на службу в адмиралтейство, отдавал разработке плана новой антарктической экспедиции. Одна из главных ее задач — завоевание Южного полюса. Лишь этим можно удовлетворить национальное тщеславие общества, не вникающего в сущность научных исследований и жаждущего, чтобы британский флаг развевался над сердцем Антарктиды. Но Скотт уже предрешил, что и сам поход к полюсу будет подчинен интересам науки, — только так!

Вероятно, его весьма удивило внезапное появление претендента на достижение Южного полюса. Неожиданным соперником оказался старый знакомый, бывший штурман «Дискавери», ведавший хозяйством экспедиции, участник похода на юг — Эрнст Генри Шеклтон.

Когда у него возникла идея организации своей экспедиции в высокие широты? Быть может, в недели плавания из южных морей к берегам Англии? Или после провала его попытки сделать политическую карьеру?..

Книгу о путешествии к центру Антарктиды Шеклтон начал так: «Люди отправляются в дальние, неведомые страны по разным причинам: одних побуждает к тому просто любовь к приключениям, других — неутомимая жажда научного познания, третьих, наконец, увлекают с проторенных путей манящие голоса эльфов, таинственность и очарование неизвестного. Что касается меня, то, я думаю, комбинация всех трех этих причин побудила меня еще раз попытать счастья на скованном льдами Юге…»

Эрнст Шеклтон умолчал о других побудительных причинах. Перед уходом на Юг он писал в «Географическом журнале»: «Я не собираюсь жертвовать научными целями экспедиции, но, говоря откровенно, приложу все усилия, чтобы достичь Южного полюса».

Штурман вернулся на родину годом раньше Роберта Скотта и не упустил возможности использовать выгодную ситуацию. Оправившись от болезни, окрепший еще в пути домой, он давал журналистам пространные интервью об открытиях экспедиции «Дискавери», предоставлял прессе редкостные фотографии Великого ледяного барьера, заснятые с борта судна и из корзины аэростата, читал доклады и лекции о путешествии за 82-ю параллель. Шеклтон охотно взвалил на свои плечи бремя славы, предназначенной Роберту Скотту и его товарищам, которые второй год зимовали невдалеке от исполинской ледяной стены.

Решительный и предприимчивый, он изыскал пути в высшее общество Великобритании, в военные и научные круги, завязал полезные знакомства. Страсть к открытиям у него отлично уживалась с честолюбием и практическим расчетом. Сын ирландского врача, младший лейтенант запаса, штурман «Дискавери», признанный недюжинным полярным исследователем, занял пост секретаря Географического общества Шотландии. Для Шеклтона это была лишь очередная ступенька. Вскоре он размахнулся довольно широко и в 1905 году выставил свою кандидатуру в члены парламента. Шеклтон рассчитывал, что женитьба на дочери капиталиста, связи с финансистами и некоторая личная популярность принесут ему успех на выборах. Но тут сорвалось — его забаллотировали. Он занялся игрой на лондонской бирже и снова потерпел неудачу. Пришлось удовлетвориться должностью секретаря Технического комитета в Глазго.

Скромное положение не устраивало честолюбца. Южный полюс — вот куда надо двинуться! Путь к центру Антарктиды мучительно тяжек, длителен и опасен, но он сулит славу, богатство, власть. Ученый мир воздает почести экспедиции Роберта Скотта, его имя широко известно, но публика желает, чтобы на Южном полюсе был водружен британский флаг. И пока Скотт занимается проектом нового путешествия в Антарктиду, это сделает он — Эрнст Генри Шеклтон! Его экспедиция направится в море Росса. А там — восхождение на Эребус, поход к Магнитному полюсу, исследования побережья, поиски природных богатств… И важнейшее, решающее — завоевание Южного полюса! Хотя и были неудачи, он верит в свою «счастливую звезду». Только бы достать денег, иначе сгинут все его замыслы…

Шеклтону помогают крупные дельцы, в первую очередь Уильям Бирдмор, его друг и покровитель. Удается раздобыть деньги в Австралии и Новой Зеландии. Часть необходимых средств Шеклтон берет взаймы под солидное поручительство.

Пресса рассказывала о новой экспедиции. И у тех, кто помнил путешествие трех исследователей за 82-ю параллель и обратно, могла возникнуть досадливая мысль: «Ведь без помощи Скотта и Уилсона штурман Шеклтон навеки остался бы в ледяной пустыне! А теперь он хочет „обскакать“ своего спасителя и друга!..» Как оценивал намерения Шеклтона сам Роберт Скотт — неизвестно. Вряд ли они пришлись по душе организатору и руководителю экспедиции «Дискавери». Возможно, Скотту вспоминались былые сомнения в искренности штурмана: друг ли тот ему, навсегда ли? Вспоминались и черты характера, не соответствующие представлениям о джентльмене. И при всем этом Скотт прежде не поверил бы, что Шеклтон способен умышленно перебежать дорогу такому товарищу, каким он был для штурмана. Но подлинный ученый, умный, справедливый, корректный, конечно, не считал себя монополистом антарктических исследований, попыток достижения полюса.

Экспедиция Шеклтона вышла из Англии на маленьком, старом и тихоходном зверобойном судне «Нимрод» с паровой машиной и парусами. За сорок лет плаваний по морям и океанам оно неоднократно боролось со льдами. Путь до новозеландского порта Литлтон занял три с половиной месяца. 1 января 1908 года судно двинулось на юг.

Пятнадцать будущих зимовщиков простились с обитаемой землей. В Антарктику отправились геологи Томас Дейвид и Реймонд Пристли, метеоролог Джеймсон Адамс, врач и картограф Эрик Маршалл, австралийский физик Дуглас Моусон, биолог Джемс Мёррей, врач Элистер Маккей, участники экспедиции «Дискавери» Эрнст Джойс и Фрэнк Уайлд — потомок знаменитого капитана Кука, художник Джордж Марстон… Старшим по возрасту был профессор Дейвид, он недавно перевалил на шестой десяток. Самым молодым — талантливый фотограф-любитель сэр Филипп Ли Брокльхёрст, питомец известных колледжей Итона и Кембриджа, боксер-легковес, — ему исполнилось двадцать лет; юного баронета в экспедиции называли не полным именем, а просто Брок или Фил. Несколькими месяцами старше был геолог Реймонд Пристли. К «юнцам» относили и двадцатитрехлетнего механика-автомобилиста Бернарда Дэя. Над молодежью дружески подтрунивали, бывалые полярники измышляли всяческие ужасы о шестой части света, пытаясь застращать антарктических пионеров, но те только посмеивались.

На пути участники экспедиции сходились в субботние вечера в маленькой кают-компании «Нимрода», чтобы провозгласить традиционные тосты: «За отсутствующих друзей», «За жен и любимых». Нередко в это время Шеклтон находился на мостике или в своей каюте.

— Какие же это тосты без стаканчика доброго вина?! — говорили собравшиеся. — Надо намекнуть начальнику, действуйте, Уайлд!

Потомок капитана Кука затягивал популярную песню «Любимые и жены», ее подхватывал десяток голосов. «Намек» помогал — на столе появлялась пара бутылок.

— А вы почему не пели? — спросил как-то Джойс у «юнцов».

— Да ведь у нас нет жен, — наивно ответил Брокльхёрст.

— Я и сам холостяк. Но, клянусь бородой пророка, любимые-то у вас имеются!.. Как обстоит с этим, Пристли?

— Можно сказать, пока нет…

— Пристли, вы лишили пророка бороды! — с комическим ужасом воскликнул Джойс. — Что же вам помешало?

— Не оставалось свободного времени — занятия в колледже я совмещал с преподавательской работой, — смущенно объяснил молодой геолог. — Но… я еще успею. Ручаюсь, борода отрастет…

«Нимрод» приближался к морю Росса. Больше полутора тысяч миль его буксировал пароход «Куниа»; это позволило Шеклтону сберечь запасы угля на своем судне.

Он отлично организовал экспедицию, обеспечил ее всем необходимым для зимовки и дальних санных походов. Шеклтон избрал невиданное в полярных странах средство транспорта — маньчжурских лошадей[8]. Он утверждал, что эти дикие, своевольные, но очень выносливые животные, ростом немного больше метра, будут возить сани с грузом даже в сильные морозы.

— Маньчжурская лошадка заменит по крайней мере десяток ездовых собак. Правда, ей понадобится примерно столько же пищи, как собакам, однако она пройдет за день гораздо большее расстояние.

Видимо, лишь соблюдая полярные традиции, Шеклтон взял одну упряжку.

— На «Дискавери» было десятка два собак, но, кроме неприятностей, они ничего нам не дали, а в походе по леднику Росса упряжки оказались малопригодными, — говорил он механику Дэю. — Не знаю, какие качества покажет ваша машина, но главная моя надежда — на десять лошадок, этих настоящих пони.

Дэй был водителем автомобиля «Нью-Эролл-Джонстон» с мотором в 12–15 сил. «Механический транспорт в Антарктике!.. Автомобиль среди ледников!» — кричали лондонские газетчики. Отголоски рекламной шумихи достигли России. Вера в универсальность нового вида транспорта была так велика, что автор книги, изданной в Петербурге незадолго до выхода «Нимрода» на Юг, с полной серьезностью писал: «Шеклтон поедет по направлению к полюсу на автомобиле».

В середине января 1908 года пароход «Куниа» повернул на север. «Нимрод» прошел сквозь паковые льды и вступил в открытое море Росса. Через шесть дней показался Великий барьер.

Шеклтон приказывает снять крепления с автомобиля и подготовить лебедку. Как только «Нимрод» подойдет к южной части бухты, где высаживался Борхгревинк, «Джонстон» будет спущен и поднят на барьер. Именно тут, на леднике-гиганте, надо построить зимовку. Отсюда намного ближе к полюсу, чем с острова Росса. Такой план Шеклтон наметил еще в Англии.

Шесть лет назад он с экспедицией «Дискавери» посетил этот район. Но какие произошли перемены! Откололись огромные части барьера, возник обширный залив, в нем много китов, тюленей, пингвинов. Китовой бухтой назвал его Шеклтон.

Теперь он не сомневается: белая стена и здесь находится на плаву. Опасное пристанище! Очень досадно, что место, где он собирался поставить дом, исчезло, но ведь все его спутники невредимы. А могло сложиться по-иному: они благополучно высадились, остались на зимовке и вдруг эта часть барьера отрывается… Путешествовать в океане на айсберге?! Кто бы уцелел?..

Начальник экспедиции предусмотрел: если не удастся создать убежище на барьере, идти к Земле Эдуарда и отыскать место на прочной скалистой почве. «Нимрод» направился туда, но льды задержали его. Попытки прорваться не принесли успеха.

— Даже мощный русский ледокол «Ермак» не одолел бы эти белые поля, — заметил Шеклтон.

«Нимрод» пошел к острову Росса и 29 января оказался в проливе Мак-Мёрдо. Широкая полоса сплошных льдов преградила путь к мысу Хижины, где стоял дом экспедиции Скотта. Очередное разочарование! После неудач на востоке Шеклтон надеялся зимовать здесь, а к мысу Хижины не подойти. Но сохранился ли дом «Дискавери»? Возможно, он разрушен ураганами или занесен снегом?

Метеоролог Адамс с двумя товарищами, взяв сани, продовольствие и немного снаряжения, уходит к острову Росса. Судно стало на якорь у большого белого поля. Лебедка перенесла туда автомобиль. Дэй запустил мотор. Машина пробежала сотню метров и завязла в рыхлом снегу. Исследователи поволокли ее на более ровное место. «Джонстон» двинулся и снова застрял. Это повторялось много раз.

— Недалеко прошла машина, меньше полмили, — сказал геолог Пристли, возвращаясь на «Нимрод».

— Да и то с помощью наших рук и при некотором содействии мотора, — откликнулся Шеклтон.

После завтрака исследователи вернулись к машине, ее окружали пингвины. «Джонстона» потащили к судну, там было меньше снега. Дэй уселся за руль. Шипя и урча, автомобиль опять проехал сотню метров и завяз.

— А я еще сегодня утром мечтал, что буду мчаться вместе с Дэем и обгонять любую санную партию, — признался Шеклтон.

С «Джонстоном» проделали немало опытов, механик Дэй выбивался из сил. Мотор запускали в сорокаградусный мороз, и он исправно работал. По голой земле и гладкому морскому льду автомобиль шел хорошо, но на снегу задние колеса проваливались и буксовали.

— Весной попробуем заменить колеса, — решил начальник. — Если автомобиль сможет двигаться по барьерному льду, мы будем ежедневно приближаться к цели не меньше чем на сто миль.

Неужели Шеклтон позабыл поверхность ледника Росса? Или надеялся, что за шесть лет она изменилась?..

С мыса Хижины вернулся отряд Адамса. Дом экспедиции «Дискавери» уцелел. Путешественники забрались в него через окно, в помещении снега не было. Они нашли жестянку с отличным чаем, сохранившим аромат, и банку керосина. Роберт Скотт позаботился, чтобы будущие путешественники нашли не только кров, но и пищу: вдоль одной из стен стояли ящики с сухарями и мясными консервами.

«Нимроду» удалось приблизиться к острову Росса километрах в тридцати пяти севернее мыса Хижины. Шеклтон, Адамс и Уайлд подошли на вельботе к берегу и выбрали для зимовки мыс Ройдса с остроконечными вулканическими скалами и холмами. Множество пингвинов расположилось на прибрежных склонах и морском льду.

— Наши геологи и биологи одобрят выбор, — сказал Шеклтон. — На этом мысе и в окрестных озерах они соберут интересные коллекции.

Сильные бури мешали разгрузке судна. Лишь через три недели «Нимрод» ушел в Новую Зеландию. На мысе Ройдса осталось пятнадцать зимовщиков. Они выкапывали из снежных сугробов ящики с экспедиционным имуществом, перевозили уголь, часть его поместили в жилище. Добывали тюленей, убили сотню пингвинов и зарыли их в снег.

Шеклтон требовал строить дом неукоснительно по проекту, соблюдая строгую экономию: каждый квадратный фут площади надо разумно использовать. Начальник лично следил за кладкой печи. Девять месяцев подряд ее будут топить круглосуточно; в ней станут выпекать хлеб, ежедневно три раза готовить горячую пищу, растапливать лед.

В жилище поместили газогенератор и четыре газовые горелки, устроили крохотную лабораторию, темную каморку фотографа, буфетную, поставили ящики с продовольствием, кухонный стол; выкроили место для типографского и литографского станков. Обеденный стол после еды подтягивали веревками к потолку.

Внутри было тепло, но тесно. Десять зимовщиков устроились в одиночных кабинах, в двух «каютах» стояли по две койки; начальник занимал комнату немного побольше возле закутка с книжными полками. Из-за скученности не всегда удавалось поддерживать порядок.

Долготерпеливый геолог Реймонд Пристли заявил во всеуслышание:

— Я не возражаю, если на меня во время сна кладут том Британской энциклопедии либо сборник шекспировских пьес, а иной раз ставят стул, но, согласитесь, мало приятного, когда на твои вещи бросают сапоги, только что побывавшие в конюшне…

Хотя жилище находилось под защитой холма, его при первом же урагане с такой силой трясло, что, казалось, вот-вот дом рухнет. После бури зимовщики протянули через крышу стальной трос, а концы закопали в грунт, где они примерзли.

К дому примыкали кладовые, с другой его стороны устроили конюшню; лошадей содержали под кровлей. Собак поместили возле входа.

Из десяти маньчжурских лошадок на мыс Ройдса доставили восемь, две околели; за первый месяц зимовки экспедиция потеряла еще четырех. Уцелевших пони — Квэна, Сокса, Гризи и Чайнамена — старательно берегли. Шеклтон тревожился: если погибнут хотя бы две из последних четырех лошадей, план завоевания полюса рухнет. Вернуться домой с поражением?! Ни в коем случае!

Обстоятельства заставили больше заботиться о ездовых собаках. Первое время их было девять, но они принесли потомство, и вскоре на зимовке оказалось двадцать три. Шеклтон приказал запрягать молодых собак в сани и тренировать. С легким грузом они пробегали за час 8–9 километров.

К напряженной работе постепенно готовили пони — необъезженных, хитрых, смышленых, причинявших всем беспокойство.

В начале марта шестеро исследователей пошли на вершину Эребуса, до нее было около 30 километров. Профессор Дейвид, Моусон и Маккей несли за спиной спальные мешки, в которых лежало снаряжение и продукты на десять суток. У вспомогательной партии — Адамса, Маршалла и Брокльхёрста — были сани, большой спальный мешок на троих и недельный запас продовольствия. Шеклтон разрешил им, если позволят условия, сопровождать товарищей до самой цели.

С мыса Ройдса в ясную погоду хорошо различались три кратера Эребуса — два древних и действующий. Столб пара вздымался над вершиной вулкана иногда на километр, заметно было сильное свечение.

За десять часов первого дня антарктические альпинисты поднялись на высоту более 800 метров и очутились в 11 километрах от зимовки. Наутро термометр показал минус 23. Весь второй день шестеро исследователей карабкались по склонам, вязли в снежных сугробах. Завывала пурга. Подъем стал круче. Они прошли около пяти километров и поднялись до 1500 метров.

— Мы находимся на уровне самого древнего кратера Эребуса, осталось, взобраться еще на два с половиной километра, — сказал Моусон, укладывая в ледяную пещеру сани и часть продуктов, необходимых для обратного пути.

— Решено, пойдем до вершины вместе, вшестером, — объявил Адамс.

Зимовщики следили за ними в подзорную трубу, видели, как они бродят по краю старейшего кратера, ищут место для ночевки. На третьи сутки исследователи исчезли, но после полудня их ненадолго снова увидели.

День выдался трудный. Вьюга неистовствует, мчит тучи снега, стихия ополчилась против людей, несущих по двадцать килограммов груза. Насилу добираются они до скалистого выступа, под которым проводят ночь. Их разбудил ураган.

— Невероятно! — воскликнул Маккей, выглянув из палатки. — Куда девались наши друзья?!

Густая снежная завеса скрыла палатку вспомогательной партии, расположенную в нескольких шагах. Мириады колючих сухих снежинок сделали невидимым весь окружающий мир. Вой ветра заглушал голос Моусона, окликавшего товарищей. В полдень немного утихло. Снежный сугроб зашевелился, оттуда вылез фотограф Брокльхёрст:

— Все благополучно! Посмотрю, можно ли двинуться в путь.

Порыв ветра сорвал с его руки меховую рукавицу и отбросил в сторону. Он побежал вдогонку и упал, фотографа понесло по откосу. Адамс кинулся на помощь, но ветер сбил его с ног. Маршалл, оставшийся один в трехспальном мешке, делал отчаянные усилия, чтобы удержаться на месте: «Сейчас и меня унесет в преисподнюю…» Через полчаса приползли его товарищи — избитые, окоченевшие, жаждущие тепла, но в спальный мешок набился снег. До вечера все лежали, ожидая конца бури, грызли сухари, съели по кусочку шоколада. Хотелось чаю, но они не смогли разжечь примус.

Утром шестеро продолжали подъем. У Брокльхёрста очень мерзли ноги, да и другие ощущали сильный холод, влияние большой. высоты. Маккей отделился от группы, надеясь с помощью ледоруба проложить более короткий путь по крутому скату. Вдруг донесся его крик. Дейвид и Маршалл бросились к товарищу.

Маккей казался совершенно обессиленным. Его освободили от груза, он немного прошел и упал без сознания. Видимо, действовать ледорубом на высоте, имея за плечами увесистый тюк, ему было не по силам.

На пятый день все добрались до обрыва второго древнего кратера с давным-давно застывшей черной лавой. За ним тянулось снежное поле, а дальше поднимались пары действующего кратера.

— Какие странные возвышенности на этом поле, они напоминают не то пчелиные улья, не то башенки, — сказал фотограф.

— Это фукаролы — отверстия, через которые выделяется вулканический пар, — объяснил Дейвид. — В умеренном климате их опознают по облачку, взлетающему над поверхностью земли, но пары Эребуса, выходя из фумарол, быстро превращаются в лед. Так и возникают ледяные холмики различной формы.

Альпинисты насчитали около пятидесяти фумарол.

Они разбили лагерь и занялись приготовлением обеда. Врач Маршалл осмотрел обмороженные ноги Брокльхёрста; большие пальцы почернели. После массажа фотограф сменил носки и переобулся, но продолжать восхождение не смог. Его оставили в лагере, закутав в трехспальный мешок.

Пятеро уходят исследовать старый кратер. Связавшись веревкой, они осторожно движутся. Вернувшись в лагерь к вечеру, путешественники наблюдают поразительный закат: внизу плывут облака, а на западе в солнечных лучах пылают горы. Ранним утром новое зрелище: огромная тень Эребуса ложится на облака, проносящиеся внизу, и тянется через пролив Мак-Мёрдо к далеким горам.

Еще до полудня исследователи подошли к самому краю действующего кратера; за четыре часа они поднялись на 600 метров выше места последней ночевки. Перед ними — бездна, наполненная клубящимися облаками. Прерывистое шипение, клокотание и свист доносятся из глубины.

Внезапно с глухим гулом вздымается огромная шарообразная масса, распространяя едкий запах серы. Порыв ветра развеял облако пара, показался кратер, глубина его 300 метров, наибольшая ширина — около 800. Из трех отверстий с шумом вырываются белые клубы. По другую сторону кратера сползают быстро тающие снежные пласты.

Пятеро исследователей возвращаются в лагерь, наскоро обедают, разбирают грузы и спускаются по крутому склону вместе с фотографом.

— Домой, на зимовку! — кричит Брокльхёрст, несущий, как и другие, часть груза; хотя ноги у него поморожены, он не хочет, чтобы его ношу тащили товарищи…

Шеклтон вышел из дома, увидел вблизи шесть фигур, ползущих к жилищу, и кинулся навстречу:

— Добрались до вершины?

Никто не ответил. Он повторил вопрос. Адамс молча поднял вверх палец.

— Скажите, добрались до вершины? — третий раз спросил Шеклтон.

— Да, — наконец произнес Адамс.

Повар Робертс принес огромную кастрюлю овсянки на молоке. Она была мгновенно съедена. За кашей последовал окорок и множество ломтей хлеба с маслом.

— Они принесли с Эребуса необыкновенный аппетит, — шепнул повар Робертс молодому Пристли и не без опаски доверительно спросил: — Как вы думаете, он у них скоро пройдет?

Другие зимовщики тоже были поражены, но Шеклтона, Уайлда и Джойса, побывавших в Антарктиде и совершавших дальние путешествия, не удивила жадность альпинистов.

Близилась полярная ночь. Геологи Дейвид и Пристли с утра допоздна лазили по скалам и холмам в окрестностях зимовки со своими молотками и мешками, собирая коллекции. Наблюдения за погодой вели каждые два часа; днем и вечером ими занимался Адамс, в остальное время — ночной дежурный. На высоком холме Моусон установил анемометр своей конструкции для определения скорости ветра; его порывы достигали 170 километров в час. Профессор Дейвид оборудовал «снегомер», показывавший количество выпавших осадков.

Пока солнце не скрылось за горизонтом, художник Марстон делал зарисовки. Он не ожидал, что в Антарктиде можно увидеть такую волшебную игру красок. Великолепны были закаты, когда Западные горы и вершина Эребуса ярко пламенели, а склоны окутывала дымка. В полярную ночь заснеженные утесы резко выделялись на фоне оголенных черных скал.

Физик Моусон с апреля почти ежедневно наблюдал за полярным сиянием. Дэй мастерил широкие полозья для автомобиля, а потом, с одобрения Шеклтона, принялся «облегчать» машину. Он снял с нее все, без чего можно было обойтись; уцелели шасси с колесами, мотор, руль и рычаги управления, место водителя.

С помощью Пристли биолог Мёррей исследовал животный мир, вылавливал моллюсков, рачков, иных обитателей морского дна и глубинных слоев. В кусках озерного льда оказались водоросли с живыми микроскопическими существами. Зимовщики как-то принесли биологу много лишайников, найденных под вулканической почвой.

Джойс, Уайлд и Дэй занимались выпуском «Южного сияния» — первой книги, написанной, отпечатанной, иллюстрированной и даже переплетенной в Антарктиде; в томе было 120 страниц.

— Настанет время, когда библиофилы будут охотиться за этим изданием, — предсказал Реймонд Пристли.

— Еще бы! — поддержал механик Дэй.

Фотограф Брокльхёрст слег, обморожение на Эребусе не прошло бесследно: одна нога была у него в хорошем состоянии, но на другой предстояло ампутировать большой палец. Маршалл произвел операцию под общим наркозом. Через несколько недель фотограф начал работать, отпечатал серию снимков, сделанных при восхождении на вулкан.

Шеклтон ежедневно погружался в расчеты: сколько и какого рода продовольствия, снаряжения, топлива необходимо для путешествия к полюсу? Южная партия покинет мыс Ройдса в конце октября. Удастся ли использовать автомобиль хотя бы в начале похода? Надо обследовать поверхность ледника Росса.

Солнце еще не появилось, держались морозы, когда Шеклтон с двумя спутниками отправился разведать путь. Пони Квэн вез сани, на которых лежали двухнедельный запас продуктов, спальные мешки, бидоны с керосином, хозяйственная утварь. Товарищи провожали разведчиков. В нескольких километрах от зимовки Квэна пришлось отправить назад: погода портилась, нельзя было рисковать даже одной лошадью.

Не привыкшим к физической работе людям груженые сани показались непосильной тяжестью. Все быстро устали и на ночевку остановились рано. Утром они пересекли Ледниковый язык глетчера, спускающегося по склонам Эребуса в пролив Мак-Мёрдо, миновали трещины и снова двинулись по морскому льду. До мыса Хижины добрались на третьи сутки, пройдя от зимовки 36 километров. Заночевали в доме экспедиции «Дискавери».

Южнее острова Росса путешественники достигли места, где морской лед примыкает к барьеру, и увидели волнистую поверхность Великого ледника, завалы рыхлого снега.

— Рассчитывать на автомобиль не приходится, — сказал Шеклтон. — Хотя бы мы и притащили сюда машину, она не пройдет десятка метров.

— А с другими колесами автомобиль тоже не сможет работать? — спросил Дейвид.

— Поверхность ледника различна, а непрестанно менять колеса нет смысла.

Температура упала до 50 градусов. Керосин побелел и сгустился. Исследователи провели беспокойную ночь. На мыс Хижины вернулись перед началом сильной пурги и несколько дней отсиживались в доме Скотта. Пробыв в путешествии десять суток, они прибыли на зимовку. Шеклтон объявил:

— Надо перебросить запасы продовольствия и снаряжения на мыс Хижины. Каждую неделю туда будет уходить небольшая партия с санями, пока весь груз для полюсного отряда не окажется на месте.

Он убедился, что 320 килограммов — самая подходящая нагрузка для маньчжурской лошадки. Но справятся ли они даже на первых этапах пути по шельфовому леднику, в рыхлом снегу?

— Из-за гибели шести пони мы не сможем взять в поход достаточного количества продуктов, — сказал Шеклтон.

— А наши упряжки? — спросил Джойс, заботившийся о собаках.

— Они не побегут, если им прямо в морды будет дуть поземка, а такая погода бывает на леднике и летом.

Дэй не терял надежды использовать автомобиль и утверждал, что на колесах с цепями машина пойдет. Он напомнил о поездке с Адамсом и Брокльхёрстом на Ледниковый язык, когда к автомобилю привязали сани с грузом 350 килограммов. При 30-градусном морозе и сильном ветре машина пробежала 13 километров, но дальше помешали заструги — гребни снега, нанесенного ветром и промерзшего. Удалось найти лучший путь. Машина добралась почти до самого языка, правда, последние сотни метров люди сами волокли сани. Обратно «Джонстон» быстро доехал по колее.

— Попробуем еще раз, — сказал Шеклтон механику. — 22 сентября я с пятью товарищами отправляюсь на барьер, чтобы устроить склад. Вы повезете сани на первом этапе, а там поглядим…

Дэй доставил отряд и сани с грузом опять же только за 13 километров, путь занял час с четвертью. Печальный механик развел руками: «Дорога невозможная…» В будущем он не раз ездил по морскому льду, отвозил зимовщиков километров за тридцать добывать тюленей, пингвинов и поморников для зоологической коллекции. Обычно пассажиры Дэя приезжали с ушибами и ранами, а у Реймонда Пристли сорвало ноготь — в пути приходилось тащить машину, исправлять поломки…

— Захватите щенков, — сказал Шеклтон механику, уезжавшему к зимовке.

С мыса Ройдса за отрядом увязались три молодые собаки. Но они не захотели возвращаться с Дэем и вертелись вокруг Эрнста Джойса, который всегда кормил их.

— Возьмем собачек до мыса Хижины, — предложил Маршалл.

В доме «Дискавери» щенков накормили, оставили им сухари и мясо. Теперь снега внутри было с излишком, животные могли утолять жажду. Их заперли в доме.

Отряд потащил сани на юг. Температура падала. Снова замерз керосин, его нельзя было налить в примус. Часто попадались опасные трещины. На очередной ночевке художник Марстон, впервые совершавший путешествие по леднику Росса, сказал товарищам:

— Думаю немного побродить в окрестностях.

— Хотите поиграть в «или-или»? — улыбнулся Джойс.

— Как это понять?

Марстону разъяснили: суть «игры» состоит в том, что человек или проваливается в трещину, или остается цел…

В 230 километрах к югу от зимовки отряд оставил размолотый лошадиный маис и запас керосина. Чтобы опознать этот склад, вертикально установили сани, а к ним прикрепили шест с черным флагом.

Подходя к дому «Дискавери», путешественники услышали неистовый лай и визг. Едва открыли дверь, щенки бросились навстречу. Хотя им, вероятно, было скучно и страшновато взаперти, собачки за время своего заключения пополнели. Мясо они съели, но сухари еще оставались.

Вернувшись на зимовку в середине октября, Шеклтон не застал Дейвида, Моусона и Маккея — они ушли к Магнитному полюсу. Месяцем раньше начальник экспедиции вручил профессору Дейвиду инструкции, в одной из которых писал: «Если вы достигнете Магнитного полюса, то должны водрузить на нем флаг Соединенного королевства и от имени экспедиции объявить эту местность собственностью британской нации. Когда вы будете в Западных горах, сделайте то же в каком-либо месте, объявив таким образом Землю Виктории частью Британской империи. Если вы обнаружите полезные ископаемые, объявите тем же способом этот район собственностью британской нации от моего имени…»

Теперь Шеклтон спокоен на этот счет: своевременно вколотить заявочный столб — большое дело! Сколько золотоискателей, запоздав с этим, обнищало… А природные богатства на материке безусловно есть! Наивные простаки полагают, что геологи стремятся проникнуть в недра Антарктиды для разгадки ее истории. Но практических людей интересует не прошлое, а нынешний день и будущее, когда станет возможным добыть эти ценности с пользой — сотнями процентов прибыли на каждый затраченный фунт стерлингов. Несомненно, уже сейчас найдутся желающие вложить капитал в такое предприятие. А недурно бы открыть в Сити респектабельный оффис и у входа вывесить бронзовую доску с солидной надписью — что-нибудь вроде «Исследовательской компании», как додумались американские дельцы на Аляске… «Главные директоры — Уильям Бирдмор и Эрнст Генри Шеклтон»… Право, это внушает уважение… Раньше или позже он разбогатеет, добьется золотого будущего! Заявка Дейвида на Землю Виктории — один из возможных путей…

У партии профессора Дейвида не было ни пони, ни собачьих упряжек. Три человека волокли сани с полтонным грузом. Шли по морским льдам, рискуя, что шторм расколет белое поле и унесет на обломке в море. Одолевали горные хребты, разверзшиеся трещины, огромные сугробы, лабиринты ледяных глыб. Ледник, шириной меньше 40 километров, потребовал двухнедельной тяжкой борьбы. Другие два ледника, где встретились зияющие черные пропасти и завалы рыхлого снега, пришлось обойти. На плоскогорье Земли Виктории большая высота стесняла дыхание, пронизывающий ветер не давал двигаться. Исследователи жестоко страдали от холода, сказывалось и систематическое недоедание. На этом горном плато они провели много наблюдений и точно определили место Магнитного полюса.

Четырехмесячное путешествие Дейвида, Моусона и Маккея на расстоянии 2300 километров было не менее отважным, чем поход отряда Шеклтона к центру Антарктиды.