МЕСТЕ с Шеклтоном снаряжались в путь метеоролог Адамс, врач Маршалл и Фрэнк Уайлд, ведавший продовольствием и транспортом.
— Ни одного лишнего килограмма мы не возьмем, — сказал Шеклтон. — Запасы провизии рассчитаны на девяносто один день. Доктор Маршалл, пожалуйста, еще раз проверьте наше продовольствие… У каждого будет свой спальный мешок и пара белья, несменяемая, а в сильные морозы мы сможем надевать поверх нее вторую пару. Инструменты, приборы, блокноты и карандаши, сложенные в особом ящике, весят пятнадцать килограммов. Это поручается вам, Адамс… Все должно быть тщательно осмотрено и уложено: палатки, лыжи, снаряжение… Как наши пони, Уайлд?
— В хорошей форме.
— Мы двинемся двадцать девятого октября.
Отряд берет запас сухарей, сахара, пищевых концентратов, овсянки, чая, печенья, сыра, шоколада, соли, перца; взят и традиционный у полярных исследователей пеммикан, приготовленный из обезвоженного мяса, жиров и яиц. Суточный рацион человека — больше одного килограмма. Маньчжурские лошадки повезут свое «меню», главным образом маис. Когда пони выбьются из сил, они будут убиты; свежее мясо подкрепит путешественников.
Своим заместителем на зимовке Шеклтон назначает биолога Мёррея и оставляет ему письменную инструкцию: что надо сделать, если в намеченный срок не вернется отряд профессора Дейвида; какие задания поручаются Западной партии, в которую включены молодые Пристли и Брокльхёрст…
У Шеклтона нет мрачных мыслей о будущем, но все же он дает Мёррею точные указания «на случай невозвращения Южной партии»: «Самый крайний срок, до которого вы должны оставаться, — 10 марта 1909 года; если мы не вернемся к этому сроку, то, очевидно, с нами случилось несчастье».
К Южному полюсу! В неизведанные края! Тысяча четыреста километров туда и тысяча четыреста километров обратно…
Как только они вышли с зимовки, начались неприятности. Захромал пони Соке. Во время короткого привала, когда люди сидели на санях, Гризи ударил копытом по ноге метеоролога Адамса, кость почти обнажилась.
В первую неделю ноября пурга вынудила трое суток провести в палатках. Вспомогательная партия повернула к зимовке; в тот день полюсный отряд продвинулся на полтора километра.
Потом дела улучшились — ежедневно проходили 25–27 километров, но давались они нелегко. При густой облачности трещины ледника были невидимы. Маршалл, сопровождавший пони Гризи, удачно перебрался через незаметный провал почти двухметровой ширины. Заглянув вниз, Шеклтон увидел зияющую пропасть. Но и его подстерегала опасность. В подозрительном месте Шеклтон остановил своего Квэна секундой-двумя позже, чем следовало: сам он, лошадь и сани с продуктами уже находились в центре снежного моста, прикрывавшего трещину. Квэна отпрягли и тихонько перевели на другую сторону, осторожно вытянули и сани. Спустя час едва не угодил в пропасть пони Чайнамен, которого вел Адамс.
— Лишь по счастливой случайности не погибли Чайнамен, сухари, половина керосина, все кухонные принадлежности, — невесело заметил Шеклтон. — Еще немного, и нашему путешествию пришел бы конец…
Людей терзала снежная слепота. Сперва появлялся насморк, затем все вокруг расплывалось, предметы двоились в глазах, возникало ощущение, будто под веки попал песок. Защитные очки запотевали, а когда их снимали, белизна становилась нестерпимой. На лошадей надели предохраняющие козырьки.
Километрах в восьмидесяти южнее барьера путешественники услышали сильный глухой гул. Словно великан, зажатый в недрах ледника, пытался сбросить давящую его тяжесть. По-видимому, от барьера оторвался огромный айсберг.
Ночь прошла беспокойно — маньчжурские лошади не давали спать: они разгрызали и пожирали все, что могли, — упряжь, веревки, неосторожно оставленную одежду, разбрасывали по снегу приготовленный для них фураж, объедали друг другу хвосты.
В пути они нередко глубоко проваливались сквозь снежную корку. Старый Чайнамен изнемогал, его пришлось застрелить. За 81-й параллелью появился очередной склад — «депо № 2», где оставили сорок килограммов конины, часть сухарей и жестянку с керосином.
23 ноября отряд с тремя пони одолел рекордное расстояние — около 30 километров.
— Если все пойдет как сегодня, мы через пять-шесть недель будем у цели, — сказал довольный Шеклтон.
Он внимательно разглядывает горы, к которым пробирался с такими мучениями прошлый раз, сопутствуя Роберту Скотту и Эдварду Уилсону. Теперь у него совсем другое настроение. Все чаще Шеклтон отмечает в дневнике: «Поверхность ледника неплохая»… «Дорога значительно лучше»… «Погода восхитительная»…
Торжественным днем было для Шеклтона 26 ноября: его отряд миновал самую южную точку земного шара, достигнутую людьми. Со Скоттом и Уилсоном он шел сюда почти два месяца, а теперь добрался до этой широты за четыре недели.
Путешественники предвидели, что очень скоро расстанутся с лошадками. У Гризи и Квэна пропал аппетит, силы их иссякли; они пережили старого Чайнамена лишь на несколько дней. Мясо пони оставили в путевых «депо», часть взяли с собой.
Люди охотно питались кониной, ели ее сырой, замороженной, варили похлебку. Вкусно было слегка разогретое мясо, но приходилось экономить керосин.
Начальник экспедиции ведет отряд через глетчер, сползающий из прохода Шеклтона. Справа тянется горная цепь с могучими пиками, покрытыми вечным снегом. Мало кому выпадает увидеть страну, не известную ни одному человеку!
Все выше взбираются они по леднику Росса, кое-где спускаются по обледенелым склонам. В дороге складывают из снеговых плит двухметровые гурии — вехи для возвращения. После пурги, задержавшей отряд в начале ноября, погода все время благоприятствует путешественникам. Они довольны, обидно только ограничивать себя в пище; аппетит у всех отличный, однако надо бережно расходовать провизию.
Отряд вступает в область, где с шельфовым гигантом Росса смыкается неведомый миру ледник. Шеклтон дает ему имя Уильяма Бирдмора, своего покровителя. Под мощным давлением в этом месте возникли колоссальные белые гребни, бесчисленные трещины разверзли свои темные пасти. Необходимо чрезвычайное внимание! Пропасти расширяются книзу. Люди смотрят в сине-черную ловушку, бросают в бездну куски льда, но отзвука нет.
Глетчеры, сползающие по склонам гор и в долинах, обтачивают скалы, увлекают с собой огромные валуны и обломки. Первобытный хаос!
— Вероятно, так выглядела Северная Европа во времена Великого оледенения, — говорит Маршалл.
— Скорее бы добраться до другого берега этой ужасной ледяной реки, — откликнулся Шеклтон.
У отряда теперь двое саней с грузом. Впрягшись в лямки, люди тянут первые сани, позади идет единственный уцелевший пони Сокс со вторыми. Скорость уменьшилась, но, к счастью, нет пурги. Температура 5–8 градусов мороза, солнце обжигает, люди вспотели, хотя поверх белья на них только рубашка и легкие штаны, а вот ноги мерзнут.
Если светит солнце, трещины удается заметить, но в пасмурные дни трудно распознать перекинутый над пропастью снежный мост, и то мгновение, когда люди ступят на него, может стать роковым.
Беда пришла 7 декабря. Уайлд вел Сокса. Трое шедших впереди услышали возглас: «Помогите!» Они бросились назад. Передний конец саней повис над бездной. Уайлд, раскинув руки, держался за ее края, а Сокс исчез. Путешественники помогли товарищу выбраться и подползли к провалу. Ни звука не доносилось из черной пропасти, поглотившей последнего пони, ничего нельзя было разглядеть в ее глубине.
— Я шел по вашему следу и вдруг почувствовал как бы сильный порыв ветра, повод выхватило из руки, — рассказал Уайлд. — Дышло саней обломилось под тяжестью Сокса…
Но беда могла быть несравнимо большей. Человек спасся от гибели. А если бы вместе с пони в пропасть рухнули сани, четверо исследователей с двумя спальными мешками и мизерным запасом продуктов вряд ли добрались бы до зимовки.
Люди тащат двое саней — 450 килограммов груза — и все же в следующие три дня проходят по 19–20 километров.
Показалась вершина, над нею нависло облачко. Неужели это действующий вулкан? Так далеко на юге?! Отряд подходит к подножию вершины. Нет, это не вулкан! Гору назвали Клаудмейкер — «Делающий облака». Шеклтон поднимается метров на двести и приносит образцы горных пород. Его спутники тем временем приготовили ужин, теперь они перетирают между камнями остатки маиса — «наследство», доставшееся от пони; в таком виде лошадиный корм можно сварить быстрее.
Голод изводит путников. На стоянках и в пути они вспоминают вкусные блюда, придумывают необычайные яства и вполне серьезно рассказывают о них. Ночами людям снится еда, а пробуждаются они с чувством острого голода.
Дорога ухудшилась. 12 декабря отряд продвинулся к югу лишь на пять километров. Все выше взбираются путешественники. За полтора месяца они достигли 85-й параллели и поднялись на 2000 метров над уровнем моря. А горы еще тянутся к юго-востоку.
Люди часто падают, ушибаются, у всех синяки. То один, то другой проваливается в трещину и повисает на лямках, прикрепленных к саням. Товарищи шутливо кричат: «Достал до дна?» Потерпевшего вытаскивают и продолжают путь. Голод с каждым днем усиливается. Когда же удастся поесть вдоволь? Отросшие бороды превращаются в комки льда, он оттаивает только на ночевках. «Напрасно не взяли с собой ножниц», — досадует Шеклтон.
Фрэнк Уайлд ушел разведать местность и вернулся с новостями:
— Я взобрался на высокий холм и увидел к югу плато.
— Значит, завтра наступит конец нашим испытаниям, мучительных подъемов больше не будет?! Мы пойдем по ровному материковому льду…
— А вот что я нашел на склоне, — продолжал Уайлд, показывая несколько геологических образцов. — Думаю, каменный уголь. Его несколько слоев, толщиной от десяти сантиметров до двух метров.
— Это важное открытие, представляю, с каким интересом ученые займутся нашей находкой, — заметил начальник. — Возможно, в отдаленные геологические эпохи Антарктида была «мостом», соединявшим Южную Америку с Австралией, и на месте нынешней белой пустыни росли густые леса, существовал животный мир. Великое оледенение погубило их… Надо бы осмотреть угольные пласты, но нам нельзя терять время. Отложим это дело до возвращения, а сейчас поспешим…
До полюса больше 500 километров. С места ночевки берут только необходимое, остальное укладывают в «депо». Отряд пересекает высокие, острые, как бритва, гребни, мощные ледопады, огибает огромные белые глыбы. На крутизну сани втаскивают поочередно, общими усилиями, а через островерхие гребни перебираются, связавшись альпийскими веревками, не раз спасающими жизнь.
— Весь день мне казалось, будто я иду по стеклянной крыше лондонского вокзала, — говорит Уайлд на биваке.
— Мы преждевременно обрадовались, полагая, что плато близко. Высота более 2700 метров, а подъемам конца не видно.
Горы простираются за 86-ю параллелью, их снежные куполы возвышаются на четыре с половиной километра, почти вертикальные склоны некоторых пиков обнажены.
Путешественники истощены, но вынуждены снова сократить пайки — иначе не дойти до полюса. По утрам они накидывают лямки: «В дорогу!» Обходят пропасти, эти ледяные могилы, вязнут в сугробах и все дальше проникают в таинственный и коварный белый мир.
Отряд взбирается с одного ледяного уступа на другой. Снежный путь каждые несколько километров поднимается на крутой гребень. Какая-то гигантская лестница! Одолевая очередное препятствие, люди надеются, что это последний перевал, за которым лежит равнина, плоскогорье Антарктиды. С ожесточением, иной раз с яростью они карабкаются по льду, таща на веревках сани. Скользят, срываются, падают, опять ползут и опять видят впереди новую преграду, а за ней еще и еще… Эти дикие обрывы отнимают не только физические силы, но и частицы надежды.
24 декабря они перебрались через крутизну, какой еще не встречали, а на другой день устроили праздничный обед. Сварили похлебку из маиса с пеммиканом, добавив немного консервированного бульона с сухарями. Шеклтон изготовил маленькие порции плум-пудинга. Выпили какао, по ложечке коньяку, с наслаждением закурили. Впервые за несколько недель наелись досыта.
Шеклтон делится планами. Придется снова сократить рацион. До полюса и обратно к этому месту около 900 километров. Сухарей осталось на три недели, другой провизии — на месяц. Как быть?
— Будем съедать утром по сухарю, в полдень — по три, вечером — по два, — говорит он. — Завтра оставим здесь все, кроме жизненно необходимого. Приходится рисковать! Последние 110–120 километров до полюса пройдем налегке, скорым маршем, взяв только одну палатку и строго рассчитанный запас продовольствия. Остальное уберем в склад у 89-й параллели.
Вечером врач Маршалл измерил всем температуру, она оказалась 34,4 градуса — на два градуса ниже нормы. Такой результат дали и следующие измерения.
Близок 1909 год. Маис кончается, керосина осталось в обрез. Силы путешественников иссякают, но они идут вперед. Протащив сани один лишь час, падают на снег и несколько минут отдыхают в полном молчании.
Начальник подсчитал: при благоприятной погоде отряд достигнет полюса 12 января, лишь бы скорее кончились подъемы! Его и Адамса изводят сильные головные боли, двух других — носовое кровотечение. Дует пронизывающий ветер. Шеклтон встревожен: «Чтобы дойти до полюса, положительно необходимо увеличить количество пищи!»
На пути к 87-й параллели их встречает 45-градусный мороз. Шквальный ветер сбивает с ног, слепит снегом. Высота 3200 метров. Но как будто они поднялись на плато? Люди не верят своему счастью… Несомненно, Южный полюс находится на высоком плоскогорье!..
«Я не могу думать сейчас о неудаче и вместе с тем должен взглянуть на дело разумно, — записывает Шеклтон в дневнике 2 января 1909 года. — Если мы зайдем слишком далеко, то при таком состоянии пути не доберемся назад. Наши геологические и метеорологические наблюдения принесут много пользы науке, но, конечно, это еще не достижение полюса!»
Запасы продуктов таяли. 3 января, за 87-й параллелью, отряд оказался на высоте 3370 метров. А на другой день Шеклтон писал: «Приближается конец нашего пути… Быстро теряем силы… Мы дошли до предела».
С помороженными лицами и пальцами бредут они на юг, постепенно спускаясь. 88-ю параллель пересекли 6 января. Это был последний переход к югу с санями и лагерным снаряжением. Стоял шестидесятиградусный мороз. «Непреодолимые силы природы не дают нам довершить начатое», — записал Шеклтон.
Двое с половиной суток провели они в лагере, задержанные ураганом. Мороз 58 градусов. Люди теснятся в истрепанной, заваленной снегом палатке, растирают друг другу окоченевшие ноги, отгоняя терзающую мысль: не занесет ли пурга путевые склады?
Ранним утром 9 января двинулись к югу налегке, захватив национальные флаги, фотоаппарат, бинокль, компас и скудный завтрак. Люди бежали, иногда немного замедляли шаг, опять убыстряли. Непривычно и странно им было не чувствовать саней за спиной. За пять часов прошли более 30 километров.
Широта 88°23′. До Южного полюса 179 километров — каких-нибудь восемь-девять дневных переходов, а в пути они уже семьдесят третьи сутки…
В крайней достигнутой точке пробыли несколько минут. Зарыли в снег медный цилиндр с документами о достижении рекордной широты. А Южный полюс остался мечтой.
В три часа пополудни путешественники вернулись в свой лагерь, быстро собрали имущество и потащили сани на север — к зимовке. Спустя два часа расположились на ночлег. В этот день отряд прошагал 65 километров. И все же Шеклтон нашел силы, чтобы взяться за дневник: «На крайней точке своего пути мы подняли флаги и именем его величества короля объявили это плоскогорье британским владением… Как ни велики наши сожаления, большего сделать мы не могли».
Выдающийся полярный путешественник и мужественный человек проявил несвойственную ему скромность, одарив Великобританию одним только центральным плоскогорьем шестого континента; ведь ничто не мешало Шеклтону с таким же успехом украсить английскую корону всей Антарктидой и омывающими ее морями…