Притворись (ЛП)

37

Кейд

Когда мы спустились, то все уже сидели за столом и ждали только нас. Я впервые оказался в доме, в котором была настоящая столовая, а не просто стол, втиснутый на кухню. Ее родители сидели в разных концах стола, места Майкла и Бетани находились с одной стороны, прямо напротив двух пустых стульев, что предназначались нам. Я выдвинул для Макс стул, а сам сел рядом.

Ужин был не такой изысканный, как приготовленный миссис Миллер на День Благодарения, но все же не отставал от него. Мне было даже сложно представить, что тут будет на само Рождество.

- Мик, прочитаешь молитву? - спросила миссис Миллер.

Я начал уже опускать голову, когда Макс выпалила:

- Можно мне?

Даже Майкл удивился.

Миссис Миллер несколько раз моргнула, но улыбнулась:

- Конечно, милая.

Она протянула мне свою руку, и я взял ее.

Я повернулся к Макс и не прекращал смотреть на нее, пока наши пальцы сплетались. Все склонили головы, и я последовал их примеру. Но глаза я не закрыл, и продолжал следить за Макс.

Не отрывая взгляда от пустой тарелки, как если бы та помогла ей подобрать слова, она заговорила:

- Господи, благодарю тебя эту еду и за свою семью. За страх и прощение. - Она замолкла, словно хотела сказать что-то еще, но не могла подобрать слова. В итоге она закрыла глаза и сказала: - И пусть в нашей жизни будет понемногу того и другого. Аминь.

Остальные с небольшой заминкой произнесли аминь, а Макс продолжала смотреть в тарелку. Я сжал ее руку, наши пальцы по-прежнему были сплетены.

Бетани положила на колени салфетку и тихо сказала:

- Я никогда раньше не слышала такой молитвы.

- Это было восхитительно, родная, - похвалила Макс ее мать.

Макс тихо поблагодарила ее, и это было все, что она сказала на протяжении всего ужина. К счастью, Бетани ни на секунду не умолкала. Она болтала о работе Майкла, их доме и том, что они почти готовы завести детей. И я стал понимать, как ей удается оставаться такой худой - она много говорила и мало ела. Макс отвлекала себя тем, что ковырялась в еде, я - тем, что наблюдал за Макс.

Когда ужин закончился, миссис Миллер выгнала нас в гостиную, чтобы убрать со стола.

А без отвлечения на еду, напряжение все нарастало. Мистер Миллер решил показать мне чучела животных, одни из которых висели на стенах, а другие были расставлены по комнате. Я вырос в Техасе, а там на каждом углу подобные экспозиции, но я вдруг представил, каково было другим парням, которых Макс приводила домой. Перед глазами тут же возникло лицо Мейса, он смотрит в стеклянные глаза за двенадцать долларов и еле сдерживает смех.

Мы стояли перед диким кабаном, и мистер Миллер стал рассказывать о его путешествие, когда я услышал, как Бетани разговаривает на диване с Макс.

- Знаешь, плохо, что вы уже на ранней стадии начинаете ругаться. Я имею в виду тот спор наверху и неловкое молчание за ужином. Я даю вам неделю. Может, две, а потом вы разойдетесь.

К моему большому удивлению, Макс была спокойна. Она смотрела вперед, и пальцами теребила торчащую из подлокотника дивана нитку.

- Тебе еще повезло, что на протяжении ужина я поддерживала разговор, а то твои родители что-нибудь да заметили бы. - Макс продолжала молчать. - Знаю, это тяжело. - Бетани положила руку Макс на плечо, и она вся напряглась. - Но не жди, что сможешь удержать первого порядочного парня, который посмотрел в твою сторону. Уверена, ты уже ошибалась и как-то оттолкнула его от себя, но в следующий раз будешь умнее.

Не знаю, что у Бетани было против Макс, но в ее тоне было что-то злое, и я понял, что она наслаждалась ситуацией. Я не мог больше этого вынести. Я повернулся к мистеру Миллеру и сказал:

- Извините, сэр, я на минутку. - И направился к дивану.

Я плюхнулся рядом с Макс, чем немного напугал ее, но она хотя бы перестала изображать статую.

- Привет, - сказал я, а затем наклонился и поцеловал ее.

И все только ради того, чтобы заставить Бетани замолчать. Я хотел сделать это еще с утра, когда впервые ее увидел. Макс застыла, а потом, через мгновение, закрыла глаза и ответила на поцелуй.

Мое тело ожило, и я боролся с желанием углубить поцелуй. Отстранившись, я закинул руку на плечо Макс и потянул ее к себе, чтобы опорой ей служила моя грудь.

- Прости, соскучился, - улыбнулся я и спросил: - О чем вы двое разговаривали?

Бетани что-то пробормотала, а Макс широко улыбнулась. И от этого мне стало как никогда хорошо на душе.

- Я просто рассказывала Бетани, какой ты замечательный.

- А это так?

- Конечно, ты почти так же идеален, как они сами.

Я рассмеялся и ответил:

- О, нет, это ты совершенна.

Она положила голову мне на грудь, и мне стало любопытно, слышит ли она, как учащенно бьется мое сердце.

- Думаю, мы идеальны друг для друга, - подытожила она.

Я обнял ее обеими руками и притянул еще ближе к себе.

Бетани встала и сказал:

- Простите меня. Пойду найду Майкла. Не понимаю, куда он запропастился.

Уверен, он куда-то смылся, чтобы насладиться компанией своего Блекберри. Когда Бетани вышла из комнаты, Макс, поколебавшись несколько секунд, уткнулась лицом мне грудь и попыталась заглушить смех.

- Официально заявляю - это мое самое любимое рождественское воспоминание, - выдохнула она.

- Почему она так тебя ненавидит? - не удержался я.

Уткнувшись подбородком мне в грудь, Макс посмотрела на меня. Когда она этого не делала, я легко мог притворяться, что это все игра, очередная роль, которую нужно сыграть. Но, смотря в ее глаза, я забывал обо всем на свете.

- Я же предупреждала, что она дьявол, да?

- Так это битва между добром и злом?

- Нет, это война против ненормальных.

- В это я поверю. Она наслаждается своим голосом. И так много говорит, чтобы только ее не посчитали социопаткой.

Глаза Макс, затрепетав, закрылись, и тогда я заметил, что перебираю ее волосы. Я даже не осознавал, что делал это. Я знал, как на ее это действовало. Я уже хотел убрать руку, но она щекой припала к моей груди и обняла за талию.

Если это не было разрешением, то я в этой жизни ничего не понимаю.

Вместе с Майклом вернулась Бетани, а миссис Миллер принесла поднос с чашками горячего шоколада. Я взял одну, Макс отказалась. Она все так же прижималась ко мне, ее голова лежала прямо напротив моего сердца. В это время остальные члены ее семьи рассаживались по местам.

Я старался не волноваться.

Я устал задаваться вопросом, что все происходящее значит, и просто смирился. Я продолжал водить пальцами по ее волосам, то и дело переходя на шею, а затем и на спину. Я не знал, о чем она в тот момент думала и думала ли вообще, но мы с ней излучали умиротворение, словно нам не был важен весь остальной мир.

Бетани продолжала смотреть в нашу сторону, но, к моему удивлению, ничего не сказала. Я прикрыл глаза и щекой прикоснулся к голове Макс. Я взял небольшую передышку, потому что мы оба в ней нуждались.

- Майкл, - обратилась миссис Миллер к сыну, - почему бы нам не вспомнить наши уроки игре на пианино и не спеть рождественские песни?

О подобном безумии Макс предупреждала.

Майкл покорно подошел к пианино и открыл крышку скамейки, чтобы что-то найти. Он вытащил книгу.

- Нужна красная, - подсказала миссис Миллер.

Он положил первую книгу на место и вытащил нужную.

Несколько секунд он листал ее, а потом спросил:

- “Святую ночь”?

Миссис Миллер кивнула, и он заиграл.

Макс приподнялась и положила голову мне на плечо. Все начали петь, но я слышал лишь ее:

Тихая ночь, священная ночь,

Все спокойно и ясно

Вокруг Девственной матери и ее Дитя.

Священный Младенец такой нежный и уязвимый

Спит в небесном покое,

Спит в небесном покое…

Невероятно. Песня, которую я слышал уже миллион раз, вдруг стала такой прекрасной и необыкновенной, когда ее исполняла она. Что-то было в ее интонациях, в том, как она расставляла акценты, что заставило меня слушать эту песню, как в первый раз. Ее голос был мягкий и чувственный, и я не мог перестать смотреть на нее. В этот момент она подняла голову и тоже посмотрела на меня. Я провел рукой по ее щеке, и она чуть повернула голову навстречу моему прикосновению.

Я откинул ее волосы назад и почувствовал, как ее стены дали трещину. Ее страх исчез, моя злость сошла на нет, осталась лишь уверенность. Уверенность в том, что мы не такие разные, как хотим верить. Что я ей небезразличен, и у нас все может получиться.

Она вздохнула, и я готов был поклясться, и она это почувствовала.

Но музыка закончилась, и волшебство момента пропало. Я увидел, как она снова замыкается в себе. Она отстранилась и вернулась в первоначальное положение. Вся моя уверенность испарилась.

Я понял, что она пока ничего не знает наверняка, но я не мог больше с этим мириться.