Призраки прошлого

Глава 3

Татьяна, сидящая в гостиной и внимательно вслушивающаяся в доносящиеся из холла звуки, услышав, как открылась входная дверь, испуганно вздрогнула. Втроем — ибо она слышала о нежелании оборотня присоединяться к битве — выступать в лоб против целой армии было, на ее взгляд, совершеннейшим безумием. Впрочем, как и на взгляд любого другого здравомыслящего человека. Однако, вероятно, среди защитников замка здравомыслящих людей не наблюдалось, а единственный, кто еще мог бы, хоть и с некоторой натяжкой, подойти под это определение, останавливать их или помогать, как уже говорилось, отнюдь не планировал.

Промаявшись на протяжении нескольких, показавшихся ей невероятно долгими, секунд, Татьяна, до которой даже сквозь вновь застекленные окна очень ясно доносились злобные звуки, издаваемые на улице не менее злобными тварями, наконец, не выдержала. Вскочив со стула, на котором, во имя отдыха, восседала до сей поры, девушка бросилась к двери, ведущей в холл. В бой она вступать, разумеется, не планировала, однако же, предполагала хотя бы увещевать Ричарда, сейчас, должно быть, с видом самоотверженного бодигарда охраняющего дверь гостиной.

Распахнув последнюю, она убедилась, что совершенно не ошиблась.

Оборотень, выглядящий, как уже упоминалось ранее, довольно потрепанным, несколько обессиленным и очень бледным, тем не менее, стоял с самым, что ни на есть серьезным видом за балюстрадами возле гостиной, скрестив руки на груди и демонстрируя всем видом твердое намерение никого не впускать и, уж тем более, не выпускать. Не взирая на то, что к выглянувшей на волю девушке он находился спиной, решимость эта была весьма очевидна и едва ли не ощущалась физически.

— Между прочим, мог бы и помочь! — нацеленность на вежливое увещевание при виде столь яркой и упрямой непоколебимости как-то сразу разлетелась вдребезги. Ричард, услышав обращение к нему, недовольно дернул плечом и, бросив быстрый взгляд через него на собеседницу, вновь отвернулся.

— Исчезни из поля моего зрения.

— С ума сойти, как вежливо, — недовольно отреагировала Татьяна и, подражая оппоненту, скрестила руки на груди, — С такими манерами тебе прямой путь в английские лорды! Или что же, «страстные французы» не считают необходимым проявлять такт к леди?

— Либо ты леди, либо мадемуазель, — огрызнулся оборотень, не меняя позы, — Определись уже. И уйди с глаз моих, кому сказал!

— У тебя на затылке глаза? — ядовито осведомилась в ответ девушка, сверля взором если не затылок, то, уж во всяком случае, шею собеседника, — Волосы их не застят?

— Татьяна, — Ричард резко обернулся и девушка, неожиданно обнаружив своего оппонента абсолютно серьезным и от чего-то весьма усталым, как-то сразу потеряла все настроение язвить и препираться, — То, что ты здесь, даже если просто высовываешься из комнаты, — крайне опасно. Тебе, как всегда, наплевать на себя? Хорошо, я этому не удивляюсь, но подумай о своих друзьях. Эти твари реагируют на запах живой крови. Если они почуют тебя, станут еще злее, будут еще сильнее рваться в замок, и тогда никто не сможет предсказать исход сражения.

Татьяна сглотнула, не найдясь сразу, что ответить и на всякий случай отступила назад, в гостиную. Впрочем, дверь в нее она пока что не закрыла, предпочитая продолжить занимательный разговор.

— Но разве не тебя Альберт оставил у них за главного?

Оборотень криво усмехнулся.

— Странно, что ты не заметила, как любит твой батюшка шутить. Слабый, не до конца пришедший в себя после побоев человек — один против целой армии, почти лишенный реальной возможности оказать сопротивление ей! — да уж, идеальный командир. Таким командиром только закусить, прежде, чем перейти к основному блюду…

Татьяна опять не нашлась, что ответить. Слова Ричарда звучали вполне логично, особенно в свете того, что происходило у нее на глазах, но верить в то, что отец может оказаться до такой степени жестоким, хладнокровным убийцей, ей все еще не хотелось. Хотя, если вспомнить то, как он швырнул в Эрика кол…

С улицы донесся чей-то хрип, и девушка содрогнулась, возвращаясь мыслями к происходящему прямо сейчас.

— Рик… — взгляд ее, обращенный к собеседнику, был исполнен мольбы, голос звучал жалобно, — Они ведь справятся, да?.. — и, не дожидаясь ответа, пробормотала, — Что за безумие выступать втроем против этих всех…

Ричард едва заметно пожал плечами, вновь поворачиваясь в сторону выхода из замка, словно стараясь рассмотреть происходящее за приоткрытыми дверями.

— Не могу ничего сказать насчет этого твоего «брата»… Но граф с виконтом и этим тварям дадут нехилую фору, — он хмыкнул, неожиданно улыбаясь с ясно заметным оттенком довольства, — Честно сказать, мне кажется, Эрик бы и один раскидал их. Но пусть уж ребятишки позабавятся все вместе…

С улицы неожиданно донесся львиный рык, и оборотня передернуло. Всю его разговорчивость, все относительно приветливое настроение этим рыком сдуло с него, словно ветром. Он снова обернулся на девушку, к этому времени уже успевшую миновать дверной проем и стоящей теперь в гостиной, и, сделав резкий шаг к двери, не говоря ни слова, захлопнул ее. Чувствовалось, что продолжать беседу мужчина по каким-то причинам не считает целесообразным.

Татьяна, вновь оставшаяся в гордом одиночестве, сумрачно вздохнула и, предпочитая в свете собственного состояния, ужасаться сидя, опять опустилась на стул, с которого недавно поднялась. Крики, визги и предсмертный хрип тварей, доносящийся с улицы, неотвратимо сливались в сплошной, трудноразличимый шум, и девушка, с радостью не слышащая среди этой какофонии знакомых голосов, позволила своим мыслям беспрепятственно заскользить в направлении, абсолютно не веселом, но зато отчасти отвлекающем от страха за близких.

То, что Альберт был в курсе ее пребывания в замке, для нее не осталось секретом, тем более, что отец особенно и не скрывал этого. Как и не оставило сомнений то, что одной из целей его визита сюда было именно представление самого себя в качестве отца девушки своего племянника, и, как следствие, разрушение каких бы то ни было отношений между ними. В том, что родитель знает ее достаточно для того, чтобы предсказать ее поведение в такой ситуации, Татьяна не сомневалась. При всей ее любви к Эрику, при всей злости на собственного отца, она не могла не отступить перед неопровержимыми фактами, как бы сильно те ее не расстраивали. Да, Эрик, конечно, попытается убедить ее в глупости такого поведения, Роман с Винсентом, вероятнее всего, придут ему на помощь, но… Это ведь не каприз, не девичья глупость. Ни при каких условиях она не может быть женой двоюродного брата! Пусть даже о женитьбе речи пока и не заходило.

Шум, доносящийся с улицы, неожиданно оборвался. Последовавшая за ним тишина отчего-то показалась жуткой, зловещей, и Татьяна, мгновенно заволновавшись еще сильнее, чем прежде, вскочила со стула. Первым ее порывом было броситься к окнам, попытаться выглянуть в них, рассмотреть хоть что-нибудь, но внезапно представив, как это самое «что-нибудь» может выглядеть, девушка от идеи отказалась.

Тем более, что по каменным плитам пола уже громко звучали чьи-то уверенные шаги.

Девушка взволнованно подалась им навстречу. В том, что подходящий к гостиной человек не был врагом, она была почему-то уверена, быть может, предполагая, что враг бы передвигался как-то иначе, однако же беспокоиться за состояние здоровья подходящего ей это отнюдь не мешало.

Двери распахнулись, являя взору Татьяны молодого графа, буквально с ног до головы заляпанного, перепачканного в крови. Заметив несколько рассекающих его рубаху порезов, девушка испуганно прижала руки к груди и бросилась, было, вперед, беспокоясь за здоровье молодого человека, однако, тот жестом и улыбкой остановил ее.

— Не стоит волноваться, — мягко проговорил он, сам подходя к собеседнице ближе, — Кровь не моя, а все раны достались рубашке.

— Слава Богу… — Татьяна, облегченно выдохнув, едва удержалась, чтобы не перекреститься, но тотчас же заволновалась вновь, — А что с остальными? Как Роман? Винсент? И где Ричард? Я не заметила его у дверей, когда ты входил…

— Ричарда, вероятно, опять призвал Альберт, — Эрик, начиная отвечать с конца, чуть повел плечами, — Во всяком случае, здесь его нет, а чтобы он покидал замок, я не видел. Роман в абсолютном порядке, доволен «разминкой», а вот Винсент… — блондин замолчал, закусив губу и девушка ощутила, как у нее холодеют пальцы.

— Что?.. — еле слышно переспросила она и, не дожидаясь ответа, добавила уже громче, — Что с Винсом?!

— Я в нереальном порядке! — ответил ей из холла хриплый, звучащий несколько слабовато, но все же жизнеспособно голос хранителя памяти, — И даже могу сам… Почти… Ты меня что, решил по периллам размазать?! Тоже еще, добрый самаритянин…

— Самаритянин бы тебя в лесочке под кустиком закопал, пока не очухаешься, — не остался в долгу, вероятно, помогающий другу Роман, — И это называется балюстрады, ты, неученый ты кот! Можешь почти сам, так и не почти на мне! В смысле, не виси.

— Можешь гордиться ролью костыля, — противно захихикал Винсент, чем окончательно убедил слушающую эту перепалку из гостиной девушку в своем здоровье, — Это почти повышение… Ай! Косяк-то здесь при чем?

— Косяк мне тоже жалко, — виконт, заходя в гостиную и заводя и в самом деле практически висящего на нем Винсента, грустно вздохнул, — Но его я пожалею потом.

— О, я счастлив быть первым в очереди на жаление, — проворчал хранитель памяти и, остановившись в дверях, замолчал, будто предоставляя возможность всем присутствующим и, в особенности, Татьяне, полюбоваться его состоянием. Последняя в ужасе прижала руки ко рту.

Вопреки попыткам говорить бодро и весело, да и самому заявлению о «нереальном порядке» своего здоровья, выглядел мужчина ужасно. Закинув руку на плечо придерживающему его за талию виконту, практически, как уже говорилось, повисая на нем, Винсент едва стоял на очень явственно подламывающихся, подкашивающихся ногах. Футболка его, до начала сражения плотно облегавшая могучий торс, сейчас болталась на теле рваной тряпкой, и то, что от нее осталось, при всем старании не могло скрыть жутких длинных ран, порезов, рассекающих плотную, бледную после лет сидения в подвале, кожу. Клочья футболки уже слиплись от крови, джинсы, перепачканные ею, стекающей вниз, казались скорее идеальным костюмом жертвы из фильма про маньяков, нежели обычной человеческой одеждой. Впрочем, и сам хранитель памяти вполне вызывал ассоциации с такой жертвой. Сознавая производимое впечатление, он попытался выпрямиться, очевидно, для того, чтобы наглядно продемонстрировать великолепное состояние своего здоровья. Раны закровоточили еще больше, и мужчина, едва слышно охнув, поспешил вновь чуть согнуться.

Роман, от которого сия жалкая попытка бравады отнюдь не укрылась, обреченно вздохнул и, бросив на друга полный недовольства осуждающий взгляд, аккуратно подвел его к ближайшему стулу, помогая сесть на него.

— Фух, — знаменовал он сие событие облегченным вздохом, — Ну и тушка… Надеюсь, вашему кошачьему величеству довольно стула? А то, быть может, корзинку сплести, клубочек притащить…

— Хватит ерничать! — Татьяна, с замиранием сердца следившая за перемещением хранителя памяти по комнате, не выдержала и, бросившись к раненому, встревожено присела на корточки рядом с его стулом, — Ему срочно нужен врач… Срочно!

— Эх, незадача, — Роман демонстративно огорченно взъерошил собственную шевелюру, — И как это мы до сих пор не озаботились наличием в замке ветеринара?

— Роман! — девушка в негодовании так резко повернулась к юному шутнику, забывая о собственном состоянии, что едва не приземлилась с корточек совсем на пол, — Не время шутить! Ты сможешь где-нибудь… как-нибудь… Знаю, звучит глупо и, наверное, это сложно, но, быть может, получится…

— Найти доктора, схватить за шкирку и приволочь сюда? — молодой интантер насмешливо фыркнул, — Будет сделано, мадемуазель! Только позволю себе заметить, что мямлить в этой ситуации не менее глупо, чем шутить.

Ответить Татьяна не успела. Роман, передвигающийся, что не удивительно, с невозможной для человека скоростью, уже скрылся за дверями гостиной и, вероятнее всего, благополучно покинул замок.

Эрик, по сию пору, за неимением возможности вставить хоть слово в напряженную беседу, хранивший молчание, чуть вздохнул и, подойдя ближе, аккуратно поднял все еще сидящую на корточках девушку на ноги.

— Ты не поможешь ему, если ко всему прочему, упадешь, — негромко проговорил он. Татьяна сделала для себя вывод, что от хозяина замка ее крайне шаткие попытки усидеть в неустойчивом положении не укрылись, и не стала возражать. Хранитель памяти молча следил за происходящим.

— Хочешь чего-нибудь? — девушка, глядя на него с нескрываемой жалостью, опять прижала руки к груди. Мужчина саркастически усмехнулся.

— Можно ядику грамм двести. В остальном, по-моему, смысла уже нет.

— Как был остряком, так и остался, — блондин чуть покачал головой и, решительно усадив и стоящую-то на ногах не очень устойчиво, Татьяну на стул, облокотился на его спинку, — Брось паниковать, друг мой. Роман найдет врача, тот поможет тебе…

— Может, лучше было бы какого-нибудь портного? — с самым, что ни на есть, серьезным видом, перебил его собеседник, — Меня, по-моему, после когтей той твари, только швейной машинкой штопать.

— Слушай, я очень рада, что ты даже в таком состоянии не потерял чувства юмора, — не выдержала Татьяна, — Но сделай одолжение, не используй его так уж рьяно. А то, знаешь ли, как-то не смешно… Как тебя вообще так угораздило? На Романе же с Эриком ни царапины…

Винсент моментально помрачнел.

— Самым, что ни на есть, кретинским образом. Твари-то, хоть и выглядели жутковато, убивались легко, довольно скоро весь холм был укрыт ровненьким ковром их трупов. Ну и, иду я, значит, по этому ковру, а вдруг один из трупов оказывается не трупом. Я не заметил, наступил на него, а он и бросился… Я даже среагировать не успел.

— Хорошо, мы с Романом успели, — подхватил Эрик, — Правда, прежде, чем избавились от той твари, она успела оставить несколько следов на память Винсу…

— До свадьбы заживет, — довольно сумрачно, но вполне убежденно буркнул в ответ хранитель памяти, вероятно не желая продолжать неприятную ему тему.

Татьяна тихо вздохнула. Романа с доктором пока что в пределах видимости не наблюдалось, а позволять Винсенту задумываться о собственных страданиях ей решительно не хотелось. Посему, зная по собственному опыту, что наилучший способ вылечиться — просто забыть о болезни, она предпочла найти другую тему, дабы отвлечь раненого.

— Кто они вообще такие? Ну, в смысле были. Твари эти, монстры, или как их…

— Упыри, — Винсент глубоко вздохнул, слегка поморщился и задумчиво взглянул на потолок, — Луиза, собственно, тоже к ним относилась.

— Упыри? — граф де Нормонд, похоже, удивленный сим известием не меньше, чем поднявшая эту тему девушка, удивленно воззрился на друга, — Погоди, а разве это были не вампиры?

Хранитель памяти коротко хрипловато рассмеялся.

— Э, нет, друг мой, будь это вампиры, мы бы не отделались одним подранным мной. Да и вряд ли вампиры стали бы столь тупо выполнять приказы какого-то мага… У них-то мозгов побольше будет.

— Да какая разница? — удивилась в свой черед Татьяна, — Что те, что другие… Вообще, слова «вампир» и «упырь» часто вполне синонимичны.

— Ага, я знаю, — Винсент недовольно шевельнулся и чуть присполз на стуле, — Ну, ладно, господа студенты, коль уж доктора мне никак не ведут, прочитаю вам небольшую лекцию. Во-первых, вспомним бумажку, из которой стало ясно, что вы с Романом, — взгляд хранителя памяти упал на хозяина замка, — Интантеры. Про этот вид я, честно, сказать ничего не могу, ибо науке в моем лице он неизвестен. Однако, там же упоминались и другие кровопьющие создания, вроде упырей и вампиров. Если помните (я помню неплохо, как за счет профессиональной памяти, так и потому, что не так давно изучал эту записочку), упырь там характеризовался как «кровосос», а вот вампир уже «выш.» чем упырь. Возникает вопрос — что же такое упырь, и почему о нем так мало информации в этом листочке? А ответ прост — просто больше о нем ничего и не скажешь. Упырь — создание, начисто лишенное разума, ведомое лишь инстинктом, жаждой крови, голодом, и более ничем. Помните, как Луиза попыталась броситься на Татьяну, лишь увидев ее? И это при том, что она-то казалась умнее, чем вся эта толпа безмозглых тварей!

— Да, — девушка несколько поникла, грустновато добавляя, — А Ричард оттолкнул ее… И тогда, в прошлом, тоже…

Эрик при этих словах слегка нахмурился, однако, говорить ничего не стал, снова обращая взгляд к хранителю памяти. А тот между тем продолжал.

— Ее вела жажда крови, затмевающая собою последние остатки сознания. Учитывая же, что и эти остатки находились под контролем Альберта, Луизу и в самом деле можно счесть не более, чем инструментом в его руках. Эти твари были еще хуже. В принципе, упырь образуется почти по тому же принципу, что и вампиры в старых сказках: укусил — напился — обратил. Но, тем не менее, существует между этими двумя «превращениями» очень и очень важная разница. Упырь, обращая, не пьет кровь.

— Не понял, — молодой граф, чуть отстранившись от стула, но продолжая сжимать его спинку пальцами, недоуменно сдвинул брови, — Кровосос, но не пьет кровь?

— Пьет, — спокойно сообщил Винсент, который, рассказывая о сути чудовищ, от атаки которых пострадал только что, и в самом деле странным образом приободрился, забывая о ранах, — Когда голоден. Но когда ему нужно воспроизвести себе подобное существо — можно сказать, что таким образом они размножаются, — он поглощает нечто другое, — хранитель памяти замолчал, выдерживая драматическую паузу и, обведя слушателей значительным взглядом, наконец произнес, — Черепно-мозговую жидкость. Обращая, эти твари фактически лишают жертв некоторой части мозга, очевидно, той самой, что отвечает за адекватное мышление, что и превращает тех в тупых кровососов. За счет этого череп упыря становится значительно мягче черепа нормального человека, в чем ты, Эрик, мог убедиться лично, а сознание куда как более восприимчиво внушению разного рода магов.

— Магов?.. — раздавшийся от двери гостиной чуть дрогнувший молодой, незнакомый голос, заставил всех присутствующих обратить внимание в сторону выхода. На пороге, поддерживаемый (читай — удерживаемый) виконтом де Нормонд, стоял неизвестный молодой человек в белом врачебном халате, почти мешком свисающем с его худощавых, тонкокостных плеч. Большие, небесно-голубые, выделяющиеся на совершенно бледном лице яркими незабудками, глаза его были широко распахнуты, и ужас, плещущийся в них, отражался, казалось, и во всем облике этого человека. Худой, высокий, стройный, но кажущийся от чего-то нескладным, он, стоящий в полутени распахнутой двери в гостиную, производил впечатление хрупкой фарфоровой игрушки, доставленной сюда с неизвестными целями. Тонкие, мягкие волосы пшеничного цвета, растрепанные и взъерошенные, очевидно, в процессе слишком быстрого перемещения, мягко обрамляли узкое высоколобое лицо, проскальзывающие в тень лучики света подчеркивали четкие, тонкие и изящные черты его. Незнакомец мог бы, пожалуй, даже показаться красивым, если бы не искажающий милые черты почти животный ужас.

— Что… что вы… где?.. — пролепетал он, и Роман, вероятно, предпочтя взять на себя роль добровольного экскурсовода, чуть подтолкнул его вперед.

— Представляю вашему вниманию прекрасный старинный замок! — юноша широко улыбнулся явно ненатуральной, какой-то заученно-профессиональной, улыбкой и, сделав широкий жест, продолжил, — Перед вами сейчас находится гостиная. Обратите внимание направо — там стоят обалдевшие от внезапной радости вашего визита хозяин замка, по совместительству мой брат, и его девушка, по совместительству его кузина… — заметив, как помрачнело лицо упомянутой кузины, виконт предпочел сменить объект представления и, схватив приведенного им парня за худые плечи, рывком повернул в сторону Винсента, — А прямо налево у нас находятся раненные котики, в смысле несчастные, искалеченные в жестоком бою самоотверженные герои, которых, в общем-то, вас, дорогой гость, и позвали починить. Вы как, в состоянии?

Молодой человек, очевидно, еще не успевший до конца прийти в себя от невероятного, кажущегося невозможным для обычного, настроенного весьма материалистически, человека, перемещения из пункта «А» в пункт «Б», подавленный этим обилием красноречия, не сразу осознал обращенный к нему вопрос. Впрочем, Роман отнюдь не планировал давать ему времени для осознания случившегося.

— Чарли! — он уверенно тряхнул собеседника и подтолкнул его в сторону восседающего со скептическим видом хранителя памяти, — Не притворяйся, что никогда такого не видел! Лучше притворись, что видел.

— Это… но… — молодой человек, не отводя взгляда от ран сидящего перед ним человека, медленно моргнул, — Надо… надо полицию… когда такое…

— Полиция уже бежит сюда со всех четырех копыт! — жизнерадостно заверил виконт де Нормонд, окончательно деморализуя бедного парня этой фразой и, выпустив его плечи, сделал шаг назад. Голос его, когда он произнес следующее слово прозвучал непривычно сурово, едва ли не устрашающе:

— Действуй.

Молодой человек, названный приведшим его интантером Чарли, вздрогнул всем телом и неуверенно сделал еще один шаг вперед. Во взоре его, устремленном на Винсента, все еще в большей степени превалировал страх, нежели желание помочь, или хотя бы профессиональное стремление спасти человеческую жизнь, и девушка, нервы которой уже на протяжении некоторого времени были взвинчены до предела, неожиданно разозлилась.

Не обращая на откровенно зависшего «доктора» абсолютно никакого внимания, она медленно и тяжело поднялась со стула, на котором сидела, бросая на виконта совершенно убийственный взгляд.

— Ты кого притащил? — слова эти сорвались с ее губ злобным шипением, но Татьяна даже не обратила на это внимания, — Он хотя бы отношение к медицине имеет, этот тип? Или ты увидел первое попавшееся чудо в белом халате и решил, что он сумеет оказать необходимую помощь?

Роман тяжело вздохнул. Приведенный им юноша, услышав слова девушки, медленно перевел взгляд на нее и несколько раз непонимающе моргнул. Лицо его выразило совершенно натуральное удивление, правда, пока что непонятное никому из присутствующих, да и не замеченное ими, и он попытался что-то произнести, но виконт де Нормонд ожидаемо не позволил ему этого.

— Верь или нет, но этот парень — профи в своем деле. Он один из лучших хирургов в городе, искать кого-то еще было бессмысленно. И вообще, что за глупая привычка судить по внешности? Дай ему швейную машинку — он Винса вмиг заштопает!

Теперь уже на лице доктора отразилось откровенное недоумение. Судя по всему, таких речей он в сложившейся ситуации явно не ожидал, и сейчас, услышав их, растерялся настолько, что даже забыл про снедающий его до сей поры страх.

Винсент тяжело вздохнул и, видя, что лечить его никто не торопится, попытался сесть на стуле более прямо. Раны его, и до того не особенно стремящиеся закрыться, снова дали о себе знать, исторгая несколько капель крови. Хранитель памяти стиснул зубы, стараясь сдержать рвущийся наружу стон, однако, сделать этого не сумел, и от осознания сего факта враз ощутил себя до крайности несчастным.

Доктор вздрогнул. Стон, изданный больным, его попытка пошевелиться, его без следа исчезнувший нарочито безмятежный вид, — все это произвело на него совершенно невероятное впечатление. Взгляд молодого человека мгновенно изменился, становясь твердым, слегка обеспокоенным и сосредоточенным.

— Необходима вода, чистая ткань, что-нибудь обеззараживающее… — при этих словах он окинул взглядом окружающих его людей и чуть нахмурился, — Хотя бы спирт. Медицинский, алкогольные настойки не годятся. И шелковая нить, — голос его, только что дрожащий, как заячий хвост, обрел небывалую и неожиданную твердость, не подчиняться казалось невозможным, — Не шевелитесь, — этот приказ уже относился к хранителю памяти, — Чем меньше вы будете делать движений, тем лучше. Да, не помешают еще ножницы, — шагнув ближе к раненому, молодой доктор обернулся через плечо на, хоть и не особенно уверенно, но все же уже отправившихся выполнять его распоряжения людей, — Раны необходимо освободить от остатков одежды…

— Я очень надеюсь, что он все-таки сумеет помочь Винсу, — проговорила Татьяна, когда они втроем, покинув гостиную, направлялись к каморке, как к единственному месту, где существовала хотя бы теоретическая возможность найти то, что затребовал доктор.

— Ну, хуже-то уж точно не сделает, — до удивительного серьезно проговорил в ответ Роман и, тотчас же не замедлив испортить это впечатление, на редкость весело прибавил, — Хуже-то уже некуда. Разве что он его совсем на кусочки распилит… И будет у нас много-много маленьких Винсят.

Несколько мгновений тишину холла нарушали только уверенные, поспешные шаги. Ни хозяин замка, ни девушка не находились, что ответить на крайне уместную шутку молодого виконта, а последняя еще и начинала вновь испытывать угасшее было раздражение. Наконец, когда дверца каморки находилась от них уже в нескольких шагах, она не выдержала.

Остановившись, Татьяна рывком обернулась к шедшему позади нее Эрику и, нарочито не обращая внимания на тоже затормозившего Романа, холодно проговорила:

— Интересно, почему твой брат так плохо умеет различать серьезные моменты?

— Эй, что за наезды! — юноша, не давая брату ответить, нахмурился, решительно делая шаг вперед, — Я тут, вообще-то, не за просто так клоуном подрабатываю, я напряжение с ситуации снимаю! И, кстати говоря, я такой же брат твой, как и его.

Девушка побледнела. Все мысли, все отчаяние, задавленное новой бедой, от этих слов разом навалилось на нее, заставляя испытывать боль едва ли не равную по силе той, что переживал сейчас Винсент.

— Не смей… — она задохнулась и, отчаянно сдерживая слезы, прошептала, — Не напоминай…

— Что такое? — теперь уже сам граф де Нормонд, видя, что относительно мирная поначалу перепалка принимает какой-то очень плохой оборот, предпочел вмешаться и, сдвинув брови, сам шагнул к новоявленной кузине, — Татьяна… Что тебя так взволновало?

— А ты, конечно, не понимаешь! — слезы жгли глаза девушки, она вся дрожала от сдерживаемого из последних сил отчаяния. Роман, видя такое ее состояние, мгновенно посерьезнел. На лице его, незамеченное Татьяной, отразилось горькое понимание.

Эрик же, в отличие от брата и в самом деле не сознающий причин поведения девушки, тоже предпочитал помалкивать, ожидая пояснений.

— Я… мы… — Татьяна всхлипнула и, стараясь высказать все, мучающее ее, сразу, сдавленно и сбивчиво проговорила, почти прокричала, — Мы родственники… родная кровь… вместе теперь не сможем… никогда, ты понимаешь, никогда!

— Почему?.. — граф де Нормонд, пораженный поведением собеседницы, потрясенный ее столь бурной реакцией на, как ему казалось, ничего не значащее положение вещей, растерянно заморгал, — Это ничего не меняет. Нужно только разрешение церкви, да и потом, через столько лет…

— Это меняет все! — девушка, почти не услышав заключительных слов молодого человека, неожиданно метнулась вперед, направляясь к дверям замка. Оставаться дольше в обществе того, кого так сильно любила, и кого, казалось, навеки потеряла, она больше не могла.

Отчаяние придало ей сил. Споткнувшись о стоящий среди холла стул, девушка одним движением распахнула тяжелую створу входных дверей и, не потрудившись закрыть ее за собой, бросилась куда-то вдоль замка.

Эрик, на несколько секунд опешивший от случившегося, не долго думая, рванулся за ней.

— Татьяна!..

Ощутив удерживающую его руку брата, он недоуменно опустил на нее взгляд, а затем, с еще большим непониманием, уставился на чрезвычайно хмурого виконта.

— Роман… — он попытался высвободить запястье из хватки юноши, но тот не пустил, — Да что происходит, в конце концов?!

Молодой интантер тяжело вздохнул и, распахнув ведущую в каморку дверцу, практически втолкнул туда брата, словно избегая отвечать на его вопрос.

— Поищи лучше тут, что просил Чарли, — голос виконта звучал до удивительного тихо и, вместе с тем, весьма серьезно, что заставило блондина забеспокоиться еще больше, — Чистая ткань-то здесь вроде как где-то была…

— Роман! — Эрик, практически насильно усаженный братом на маленькую жесткую кровать, пытаясь успокоиться, внимательно и подозрительно наблюдал за его нарочито тщательными поисками, — Ты ведь знаешь, в чем дело, не так ли?

Виконт вновь вздохнул и, развязав какой-то мешочек, недоверчиво принюхался к его содержимому. Затем поморщился и, положив его на то место, откуда взял, сунул руки в карманы, соблаговоляя, наконец, опять повернуться к брату.

— Россия — загадочная страна, Эрик, — задумчиво проговорил он, созерцая стену за спиной собеседника, — Наши нравы и обычаи там не приемлемы. Поэтому, боюсь, что Татьяна…

— Погоди, — граф де Нормонд останавливающее поднял руку, — А при чем здесь вообще Россия?

— А, ну да, ты же не в курсе, — Роман, вытащив одну руку из кармана, задумчиво почесал висок и, улыбнувшись почему-то виноватой улыбкой, пожал плечами, — Она русская, Эрик. Не француженка. Да-да, я тоже был этим крайне удивлен, когда узнал, — молодой человек, видя готовое выплеснуться наружу изумление брата, замахал на него рукой, — Не надо громких изумлений, я уже поизумлялся. Татьяна у нас представительница той самой загадочной страны, в которой отношения между кузенами считаются куда как более аморальными и предосудительными, чем у нас. Так что…

— Так что, — перебил молодой граф, вскакивая на ноги, — Я что, не имею права любить ее, коль уж она моя кузина?

Роман опять вздохнул, переводя взгляд со стены на брата.

— А ты любишь, Эрик?

Блондин нахмурился, снова опускаясь на кровать.

— Винсент что, снова поработал над твоей памятью? Ты не помнишь, что я говорил тогда на балу?

— Со времени бала утекло, как говорится, много воды, — элегически протянул в ответ молодой человек, — Ты уверен, что те твои слова еще актуальны сейчас? — и, заметив, что собеседник порывается ответить, виконт останавливающее поднял руку, — Не мне, Эрик. Ответь на этот вопрос для начала себе, реши все окончательно, и уж тогда… Будем решать что-то еще, — здесь он сделал многозначительную паузу, а после продолжил уже совершенно иным тоном, — Ладно, пойду искать штопательные принадлежности для Чарли. А то с вами, страдальцами, наш бедный несчастный кошак так и останется незашитым. И кто тогда будет мышей ловить? Я на такое точно не соглашусь.

Эрик не прореагировал. Слова брата, оказавшиеся до странного точными, всколыхнули в душе молодого графа уже, казалось, забытые опасения и страхи, — боязнь того, что не будучи человеком он не способен испытывать любовь. Симпатию, возможно, желание, — да, но не что-то большее, не что-то светлое, согревающее, заставляющее сердце сладко таять при одном только взгляде в самые дорогие в мире очи.

Роман тихо покинул каморку, захватив с собой тот кусок ткани, что остался лежать здесь еще с тех пор, как Эрик помогал раненой при первом нападении на замок Татьяне перебинтовать руку. В отличие от оставшегося в узкой комнатушке в крайней задумчивости блондина, юноша как раз был совершенно убежден в его способности испытывать всю обширную гамму человеческих чувств, включая и самые светлые из них. Наблюдательный по своей природе, Роман не раз обращал внимание на мимолетные взгляды, бросаемые Эриком в сторону Татьяны, замечал их и тихо радовался тому, что брат наконец, после трех столетий самоизгнания, самоотречения и отказа от окружающего мира, вновь сумел обрести смысл жизни. Происходящее сейчас не нравилось ему самым решительным образом, однако, вполне ясно понимая и представляя себе мысли обоих влюбленных, он пока не находил решения проблемы. И в тоже время, в собственном сознании виконта навязчиво копошились какие-то воспоминания, очень смутные и неясные, влекущие за собою нечто неприятное, и, в силу необходимости думать о нескольких немаловажных вещах одновременно, пока не поддающиеся осознанию, но, кажется, способные пролить свет на сложившуюся ситуацию.

И тем не менее, искать конец этой запутавшейся мысленной нити у него сейчас времени не было. Вообще, проводив взглядом психанувшую внезапно девушку, и оставив брата размышлять о вечном в маленькой каморке, Роман с какой-то особенной остротой вдруг почувствовал себя единственным разумно мыслящим существом во всем этом сумасшедшем замке. Даже Винсент, ухитрившийся получить серьезные ранения и нуждающийся сейчас в помощи не только друзей, но и спешно выдернутого с какого-то семинара врача, к таковым им отнесен быть не мог, посему молодой человек, чувствуя некоторую толику гордости от данного прозрения, в то же время ощущал безумный гнет ответственности, который, в отличие от гордости, его решительно не устраивал.

На мгновение сморщившись, юноша решительным шагом зашел в гостиную и, шлепнув на стол возле успевшего присесть доктора моток ткани, протянул ему небольшой пузырек, который ухватил с одной из полок в каморке в самый последний миг, уже покидая ее.

— Честно, не знаю, что это за пакость, — многозначительно поведал он, — Но пахнет очень вонюче. И вполне себе спиртообразно. Так что, может, сгодиться простерилизовать нашего болезного?

Чарльз, уже целиком и полностью сосредоточившийся на работе и осторожно освобождающий тело раненого от обрывков одежды, пусть пока и без помощи ножниц, на шутку ожидаемо не отреагировал.

— Возможно, — лаконично заметил он и, приняв флакончик из рук собеседника, сам отвернул его пробку, проводя горлышком возле носа. Вердикт его после этого действия прозвучал не менее лаконично:

— Годится.

Роман, довольный собой, гордо выпрямился, было, однако, тотчас же вспомнив о прочих требованиях, предъявленных доктором, немного сконфузился.

— Так, нужны были еще нитки для художественной вышивки… — он хлопнул себя по бедрам, — Пойду попробую разорить комнатку какой-нибудь рукодельницы.

Винсент, проводив его, направляющегося в сторону коридора, где в свое время разыгралась страшная трагедия, внимательным взглядом, нахмурился.

— Еще вода! — хрипловато напомнил он, немного выпрямляясь на стуле к явному негодованию своего лечащего врача. Роман, не оглядываясь, неопределенно помахал в воздухе рукой.

— Не волнуйся, котяра. В случае чего, будем отстирывать тебя в озерце. Только стиральный порошок надо приобрести, и дело в шляпе!

Большой лес, залитый кажущимся особенно ярким после недавних проявлений гнева мага, солнцем, дышал свежестью и легкой прохладой. Кроны деревьев издавали тот особый, ни с чем не сравнимый запах, какой может испускать только согретая теплом летняя зелень; воздух дрожал от перелива птичьих голосов, и все вокруг казалось до удивительного прекрасным, словно устланным серебристым, полупрозрачным, нежным, струящимся шелковым покрывалом, придающим собственной красоте лесного массива неизъяснимо тонкую прелесть.

Девушка, сама не заметившая, как отошла от замка, медленно шла сквозь все это великолепие, машинально переступая торчащие из земли корневища деревьев, утопая ногами в мягком бархате травы, и чувствовала себя совершенно несчастной. Окружающая прелесть не радовала, а лишь раздражала ее, пение птиц, как нарочно, громкое, прекрасное, заливистое, вызывало в душе глухую ярость и желание скормить пернатых певцов Винсенту, как только он поправится. Пожалуй, иди сейчас дождь, она бы чувствовала себя лучше. Тонкие или тяжелые струи, падающие с небес, холодные, пусть даже совершенно ледяные капли ливня несомненно подарили бы сейчас облегчение, смывая с души печаль, а с мыслей горечь, или, во всяком случае, хотя бы просто соответствуя настроению путницы. Но, — увы! Небо, мелькающее в просветах между деревьями, оставалось совершенно чистым и ясным, ни единого облачка не появлялось на нем, и надежда на дождь казалось столько же несбыточной, как и надежда на хоть какое-нибудь исправление сложившейся ситуации. Да и в самом деле, что могло бы исправить ее? У нее есть отец, у Эрика есть дядя и то, что оба эти, казалось бы, независимых друг от друга лица, являются одним человеком, перечеркивает все, лишая всяких надежд и даже надежд на возникновение таковых. Кровь, как сказал Альберт, не вода…

Девушка все больше углублялась в лес. Куда она шла, она не знала, не смогла бы ответить на этот вопрос даже самой себе, но и не задумывалась об этом, продолжая бездумно шагать. Мысли ее, растрепанные, расстроенные, неуверенно и в то же время весьма прытко скакали с места на место. Идя так, она вполне может заблудиться, а тут где-то бродили хищные звери… Когда-нибудь все же, наверное, придется, вернуться в замок… А может быть, стоит попросить приюта в той деревне, жители которой нападали на них? Если уж не суждено, так зачем видеться…

— Ты убегаешь, даже не закончив разговор, — знакомый, немного прохладный голос, раздавшийся прямо за ее спиной, нарушил неровное течение мыслей девушки, заставляя ее, испуганно вздрогнув, рывком повернуться назад. Молодой граф, неслышно оказавшийся позади нее, стоял, прислонившись плечом к одному из больших деревьев и смотрел на беглянку с каким-то странным выражением, не то с неудовольствием, не то… с торжеством.

— Хотя это похоже на тебя, — он дернул плечом и, отстранившись от дерева, шагнул в сторону своей собеседницы, приближаясь к ней.

— Мы не так давно знакомы, чтобы ты мог делать такие выводы, — Татьяна постаралась смягчить резкость ответа, однако ей это не удалось. Эрик задумчиво почесал в затылке.

— Ах да, точно… — пробормотал он себе под нос и, неожиданно пожав плечами, приблизился еще на несколько шагов, — Хотя, вообще говоря, можно сделать такой вывод по твоему общему поведению, — он потер переносицу и девушка, хоть и находящаяся под гнетом дурных мыслей, невольно насторожилась. Что-то было в этом жесте странное, что-то очень знакомое и в тоже время далекое, решительно не вяжущееся с обликом говорящего с ней человека.

— Так ты догнал меня, чтобы обвинять? — тем не менее не преминула осведомиться она, все же привлеченная больше словами, чем жестом. Молодой человек, демонстрируя полную капитуляцию, поднял перед собой руки.

— Упаси Боже, дорогая моя! Я собирался извиниться, поговорить нормально, безо всяких там нервов… ты не против? — он вскинул брови и Татьяна ощутила, как вдоль позвоночника ровной чередой пробежали мурашки. В этом жесте блондина тоже было что-то странное, что-то абсолютно не похожее на его обычную манеру держаться, как, впрочем, и в речи.

— Я не против… — медленно произнесла она и, склонив голову на бок, пристальнее вгляделась в своего собеседника, — С тобой все нормально? Ты какой-то… не такой.

— Мало ли чего бывает с горя, — Эрик как-то слишком безмятежно пожал плечами, подходя к собеседнице теперь уже вплотную, — Но ты же меня простишь?

— Прости… за что прощу? — не поняла девушка, — То, что случилось, в общем-то, не твоя вина, скорее Альберта, хотя… по большому счету это и виной-то назвать трудно. Просто ужасное совпадение…

— Ну, значит, прощение никому не нужно! — молодой человек широко улыбнулся, совершенно неожиданно кладя руки на плечи собеседнице, — Но все равно, ты знаешь, как-то муторно от всех этих дел… Может, мы хотя бы ссориться не будем?

— Мы разве собирались? — Татьяна, уже совершенно ничего не понимая, осторожно попыталась высвободиться, — Слушай, ты правда какой-то странный… Что произошло?

— Да ничего не произошло, — граф де Нормонд удивленно захлопал ресницами, и в неожиданном порыве привлек девушку к себе, — Я, знаешь, так заволновался, когда ты ушла, и… — он замолчал, все так же не выпуская Татьяну из объятий и неожиданно тихо вздохнул. Девушка, совершенно уверившись после этого вздоха, что в замке произошло нечто крайне неприятное, может быть, даже ужасное (мысли ее мигом обратились к отданному на поруки подозрительно юного врача Винсу), неуверенно завозилась, все-таки надеясь освободиться.

— Эрик… — начала, было, она, но хриплый шепот над ухом прервал ее.

— Прости меня… — коснулось кожи девушки горячее дыхание, и она, внезапно осознав, что произнесены эти слова были чьим-то другим, слишком знакомым, чтобы не быть не узнанным, но от того не менее пугающим голосом, испуганно дернулась, предпринимая заведомо безнадежную попытку оттолкнуть крепко держащего ее человека. Его рука уверенно легла куда-то на основание ее шеи, и пальцы, безошибочно найдя нужную точку, сильно надавили на нее. Татьяна почувствовала, что теряет сознание. Последним, что она видела, были серые, стремительно темнеющие глаза в обрамлении черных ресниц напротив, с застывшим сожалением в них, после чего свет для нее померк.

Странный шум неизвестного происхождения привлек внимание девушки, и сознание ее, переключившись из бездны небытия на это внешнее проявление жизни, неожиданно вернулось.

Татьяна распахнула глаза. Взгляд ее, ожидавший встретить кроны зеленых деревьев, ибо о своей лесной прогулке она помнила и перемещения своего из леса как-то не предполагала, неожиданно наткнулся на низкий по сравнению со ставшими уже привычными Татьяне сводами замка, белый потолок. По всей длине его, вдоль стены небольшой комнаты, бежала узкая, тонкая трещина и девушка, ощущающая себя все еще где-то вне реального бытия, медленно проследила ее взглядом, сначала до одной стены, а затем, в обратную сторону, до другой. Откуда над ее головой взялся потолок она решительно не понимала, на белой же поверхности никаких подсказок на сей счет категорически не наблюдалось.

Сбоку снова послышался шум, будто что-то большое шевельнулось совсем близко, и девушка, почему-то никак не могущая заставить себя отвести взгляд от потолка, испытала дежа-вю. Когда-то — сейчас ей казалось, что это случилось очень и очень давно, — она стояла в полной темноте среди подвала Нормонда и слушала, как совсем рядом шевелиться кто-то большой и неуловимо грозный в своей незримости. Сердце, словно по привычке, стиснул обруч страха.

В этот момент руки ее, вытянутой вдоль тела коснулось чье-то теплое, почти горячее и одновременно кажущееся слегка прохладным дыхание. Девушка, вообразив, что ее обнюхивают, вероятно, выясняя, можно ли ей подкрепиться, отдернула руку и, не давая себе размышлять, рывком повернулась на бок.

Взгляд ее натолкнулся на янтарно-желтые глаза на черной морде хищника, и Татьяна, дернувшись, как от удара током, почти отскочила назад, мгновенно принимая более вертикальное положение и вжимаясь спиной в так удачно и одновременно так некстати оказавшуюся позади стенку. Взор ее был прикован к существу, преспокойно восседающему на полу совсем рядом с кроватью.

Большая черная пантера, даже в сидячем положении кажущаяся невероятно ловкой, гибкой и грациозной, в свой черед наблюдала за явно препорученной ей для охраны пленницей весьма лениво, не выказывая особенного интереса. Вспомнив, что несколькими секундами ранее хищник обнюхал ей руку, Татьяна попыталась утешить себя мыслью о том, что ее сочли непригодной для пищи.

Мысль эта, к сожалению, большого утешения ей не доставила, и девушка, опасливо выдохнув, постаралась посильнее прижаться к прохладной стене позади. Холод ее неожиданно оказался очень кстати, — то ли на фоне стресса, то ли по еще каким-то, пока непонятным ей, но, видимо и приведшим к ее заточению здесь, причинам, — голова ее неожиданно заболела, с категоричной настойчивостью требуя холодного льда. Кроме головы почему-то болела и шея, словно тонкая жгучая нить пролегала прямо вдоль позвоночника от какой-то точки возле основания вверх, к черепу. Все это в срочном порядке нуждалось в могущем принести облегчение охлаждении, однако, кроме стены под рукой ничего не было.

Татьяна грустно вздохнула и, стараясь расположиться так, чтобы каждому страдающему месту перепало хоть немного прохлады, вновь обратила внимание на своего страшного тюремщика. Тот же, за время, что девушка разбиралась с собственным организмом, успел уже улечься и теперь наблюдал за действиями пленницы словно бы исподлобья, глядя снизу вверх, все так же лениво, но от того не менее внимательно.

— Кошечка… — жалобным голосом окликнула хищника девушка и, очень надеясь на присутствие у него хоть каких-то зачатков совести, добавила, — У меня головка бо-бо. Ты не сбегаешь, не позовешь кого-нибудь на этот счет?

Пантера даже ухом не повела. Татьяна снова вздохнула, на сей раз обреченно и, подтянув поближе к себе ноги, продолжила уговаривать «кошечку».

— Ну, скажи, зачем нам друг друга обижать? Я, между прочим, вообще люблю зверюшек, особенно всяких больших и хвостатых, эээ, кошачьих. Тем более, что их так редко можно встретить в местных широтах, у меня есть только один знакомый лев, и… — девушка замолчала, пораженная внезапной мыслью. Ведь и в самом деле, не так уж часто попадаются, даже здесь, в месте, производящем впечатление не самого обычного, на каждом шагу разного рода большие хищные кошки, да еще и столь крупных размеров. Винсент, обращаясь, становится просто гигантом, пантера, лежащая рядом с ее кроватью, тоже, похоже, намного превосходит средние размеры, характерные для представителей ее вида… А где мы совсем не так давно встречали большую черную пантеру? Татьяна нахмурилась и, на глазах теряя страх, рывком подалась вперед, всматриваясь в своего стражника. Как это у Винса звучало? «Он такая же пантера, как я лев» — кажется, так. А еще то, что Ричард исчез из замка совсем внезапно, и вот теперь она здесь…

Девушка нахмурилась сильнее и чуть покачала головой.

— Не может быть… — пробормотала она, не сводя глаз с пантеры. Та на сей раз, как это не странно, прореагировала на слова пленницы и, будто скрываясь, поспешила отвернуть морду. Однако, Татьяне уже и не нужны были лишние доказательства.

— Итак, ты Дэйв, — не терпящим возражений тоном произнесла она и, резко выдохнув через нос, с трудом сдерживая раздражение, продолжила, — А где же хозяин твой, а, кошачья морда? — поймав брошенный на нее недовольный взгляд янтарно-желтых глаз, девушка криво ухмыльнулась, — Да-да, друг мой, я прекрасно знаю, что ты понимаешь меня. Посему давай-ка прекратим мотать друг другу нервы. Повторяю вопрос снова, для внезапно сильно оглохших, — где Ричард?! — последние слова ее прозвучали на удивление громко. Татьяна, повысившая голос, сама не ожидала, что он отразиться от узких стен тесной комнатушки столь громким эхом, посему, ощутив, как протестует ее болящая голова против таких шумовых эффектов, невольно поморщилась и как-то беспомощно оглянулась на стенку. Вновь отодвигаться и прислоняться к ней девушке не хотелось, дабы не демонстрировать опять мнимого страха перед не менее мнимой пантерой.

Негромко скрипнула распахиваемая дверь.

Ричард, являясь как ответ на требовательный вопрос девушки, облокотился о косяк двери и, проведя пальцами этой же руки по собственным волосам, насмешливо улыбнулся.

— Поразительно, как быстро способна заскучать девушка даже в новом для нее обществе, — голос мужчины звучал как глас естествоиспытателя, исследующего поведение пойманной любопытной зверушки в неожиданных для нее условиях, и вместе с тем казался ласковым, почти сочувствующим. Легкая язвительность, тенью скользнувшая в каких-то его словах, совершенно не портила этого впечатления.

Татьяна, отвлекшись от пантеры, сумрачно подняла взгляд. В сероватом свете, падающем в комнату из высоких окон, оборотень, стоящий на фоне темного дверного проема, казался все таким же бледным, как и некоторое время назад, в слепящем свете солнца перед дверями замка. Правда, синяков, составлявших столь идеальную гармонию с мертвенно-бледной кожей тогда, ныне на его теле заметно не было, но нос, кажущийся вдавленным внутрь черепа чьим-то сильным ударом, все еще сохранял следы некоторой припухлости.

Тем не менее, больным Ричард не выглядел. Ухмылка, расцветшая на его лице, казалась подтверждением абсолютной наглости и здоровья, движения были довольно легки и уверенны, да и озноба он явно более не ощущал, стоя перед пленницей спокойно и непринужденно.

— И поэтому ты решил, что в старом обществе девушка будет скучать меньше? — Татьяна, в данный момент совершенно забывшая о питаемой ей некогда к этому человеку жалости, заставила себя выпрямиться, надменно приподнимая подбородок, — Может, чтобы меня развлечь, ты еще и объяснишь мне все это? — при этих словах она красноречиво окинула взглядом комнату, случайно останавливая его на поднявшейся при виде хозяина пантере. Ее собеседник и, как небезосновательно полагала девушка, похититель, отметив это, красноречиво хмыкнул.

— А мне казалось, вы уже успели познакомиться с моим приятелем. Это Дэйв, вы даже виделись с ним как-то… Дэйв, не хочешь подать даме лапу?

— А ты не хочешь спросить даму, хочется ли ей пожимать лапу большой пантере? — недовольно отреагировала Татьяна и, заметив, как ягуар повернулся в ее сторону, вероятно, планируя все-таки выполнить предложение хозяина, торопливо отодвинулась подальше. Ричард вздохнул и, вероятно, решив, что продолжать беседу, находясь практически в коридоре, не имеет смысла, наконец зашел в комнату, прикрывая за собой дверь.

— С тем львом ты была определенно более вежлива, — заметил он, делая несколько шагов вперед и неожиданно, пораженный внезапной мыслью, остановился, даже не приблизившись к пантере. Последняя, вероятно, уловив мысли хозяина, насторожилась и, приподняв голову, пристально глянула на него. Оборотень этого не заметил.

— Подожди-ка… — проговорил он, медленно сдвигая брови, — До меня только что дошло… — он автоматически потер переносицу и неожиданно резко шагнул вперед, — Льва звали Винсент, ведь верно? Верно? — Татьяна медленно кивнула, не понимая, к чему этот внезапный вопрос, и мужчина на несколько мгновений закусил губу, будто соображая что-то.

— И тот парень, который на балу прикинулся твоим братом, — наконец продолжил он, не сводя с собеседницы пристального взгляда, — Он ведь тоже… Так значит?..

— Так значит, ты притащил меня сюда, чтобы устроить допрос, — девушка, совершенно не желающая сейчас пояснять, кем является упомянутый «лев» и кто вообще такие хранители памяти, тем более, что пантера, переводя взгляд то на нее, то на хозяина, явно умоляла не делать этого, предпочла прервать собеседника, меняя тему, — Интересно, ты будешь применять ко мне какие-нибудь инквизиторские пытки или думаешь, что хватит оскала твоего котика? — и, видя, что собеседник планирует что-то сказать, она останавливающее подняла руку, — Знаешь, я только не понимаю, как тебе это вообще удалось. В лесу я была с… — она замолчала на полуслове, внезапно вспоминая странное поведение молодого графа и, вновь подавшись вперед, недоверчиво уставилась на стоящего перед ней мужчину, — Да не может быть…

— Почему же? — Ричард, к которому в процессе небольшого монолога девушки опять вернулась былая язвительная наглость, самодовольно ухмыльнулся, — Если человек может быть львом, то почему один человек не может стать другим? Я ведь все-таки оборотень, моя милая, или ты уже успела об этом забыть?

— Не твоя и не милая! — огрызнулась в ответ Татьяна и, недовольно выдохнув, раздраженно отвернула голову, всем видом показывая, что лицезреть собеседника ей неприятно. Ричард, наверное, все-таки не ожидавший столь бурной реакции, умолк и, продолжая стоять, аки соляной столб, опустил взгляд вниз, изучая мыски собственных ботинок. На некоторое время повисло молчание.

— Зачем ты притащил меня сюда? — наконец негромко проговорила девушка, продолжая довольно мрачно изучать стену, — Просто поболтать мы и при других условиях могли.

— Ты думаешь, это было мое желание? — Ричард вскинул голову, вновь взирая на собеседницу и, явно еще не до конца уверенный в собственных действиях, сделал шаг вперед. Правда, тотчас же остановился, впрочем, не сводя пристального взгляда с девушки в ожидании ответа. Та неопределенно пожала плечами, продолжая очень внимательно изучать какую-то точку на стене.

— Чье же еще?

— Тебе нужна подсказка? — мужчина, мрачнея буквально на глазах, неожиданно подошел к кровати вплотную и, сев на нее спиной к пленнице, сцепил руки в замок, внимательно изучая пол. Голос его, когда он продолжил, прозвучал глухо.

— Твой отец выразил желание побеседовать с родной дочерью. Он велел сказать… — оборотень замолчал, на мгновение сжав губы, и вновь продолжил уже с некоторым нажимом, как будто выталкивая из себя слова, — Что держит слово и нашел время пообщаться с собственным ребенком. Поэтому он просил… — мужчина вновь замолчал и, неожиданно тяжело вздохнув, выпрямил спину, — Просил не задерживаться особенно. Время-то он выкроил, но этого времени не так уж и много.

Татьяна, во время этой речи все же соблаговолившая сменить объект созерцания и буквально сверлящая взглядом затылок оборотня, при последних его словах откровенно скривилась.

— До чего благородно, сил никаких нет, — она сморщилась еще больше и, недовольно бормотнув, — Воистину манеры, достойные дворянина… — неожиданно замолчала, взирая на своего собеседника с уже несколько иным выражением. Ее голос в момент продолжения речи прозвучал тихо и, казалось, более спокойно, хотя и с явным оттенком недоверчивого сомнения.

— Так значит… желание было его?

Ричард, не отвечая, попытался подняться с кровати. Девушка, рывком подавшись вперед, резко схватила его за плечо, мешая сделать это и, коснувшись другой рукой вновь напомнившего о себе участка острой головной боли, чуть сжала футболку собеседника.

— Рик… Я понимаю, правда, но… Ты же говорил, что я тебе дорога, просил помочь, почему же тогда?.. — вопрос она не закончила, но этого и не требовалось.

Оборотень порывисто обернулся, сбрасывая с плеча руку собеседницы, и рывком вскочил на ноги. В глазах его полыхнуло пламя неожиданной ярости.

— Ах, ну разумеется! — голос его зазвучал так ядовито, что у девушки невольно мелькнула мысль, что в какое-нибудь ядовитое пресмыкающееся ее собеседник сумел бы превратиться не менее ловко и просто, чем в Эрика. Впрочем, доказательствами обратного она не обладала.

— Человек же у нас всегда имеет выбор, не так ли?! — раздраженно продолжал между тем Ричард, начиная, как часто бывало с ним в моменты высокого эмоционального напряжения, расхаживать по комнате. Пантера заметалась из стороны в сторону, стараясь не попасться ему под ноги.

— Как там обычно? Лево или право, огонь или вода, сделать или нет… — он неожиданно остановился, а затем, в несколько шагов оказавшись вновь рядом с кроватью, буквально навис над пленницей, — Только когда имеешь дело с Альбертом, выбора нет! Ты думаешь, я лгал тебе, да? Думаешь, я притащил тебя сюда только по своему желанию, чтобы держать под замком, без его ведома и приказа?! Да сто раз мне это нужно! — он отстранился, и снова прошелся по комнате, останавливаясь на сей раз возле двери. Рука его коснулась дверной ручки, и мужчина замер, не то собираясь с мыслями, не то решая — покинуть комнату или же сделать… что-то другое. Татьяна молча ждала окончания этих раздумий. Немного напуганная вспышкой ярости гневливого оборотня, вновь вспомнившая, что общение, а тем более — спор с ним, это всегда игра с пламенем, она не решалась опять подавать голос, не желая злить похитителя еще больше.

— Он обещал свободу, — голос Ричарда прозвучал тихо, как-то сдавленно и приглушенно, и тем не менее заставил девушку вздрогнуть. Даже пантера, казалось, не ожидала таких слов от хозяина и, сев от неожиданности, склонила голову на бок.

— Свободу мне, Дэйву… — тихо продолжал между тем мужчина, — Если приведу тебя. Свободу от его влияния, его мыслей в моей голове… Но это не важно, — он неожиданно повернулся и собеседница увидела, как лицо его озаряет слабая, какая-то растерянная и обреченная улыбка, — Он солжет, я знаю. Я… Он — кукловод, а я — марионетка в его руках. Он дернул ниточку, и я был вынужден сделать то, что сделал… Прости меня, — взгляд оборотня уперся в девушку и та, неожиданно ощутив почти забытую жалость, вдруг почувствовала, что собеседник не врет.

Тот же неожиданно коротко, горько рассмеялся.

— Свобода… — почти прошептал он и, подняв взгляд к потолку, чуть покачал головой, — Я так мечтал о ней, так обрадовался его обещанию, что забыл обо всем… Я так устал быть марионеткой. А он все равно продолжит дергать за ниточки и будет продолжать до тех пор, пока ему не наскучит.

Ричард умолк, очевидно сожалея о собственной откровенности и, опустив взгляд, рывком подался вперед.

— Не думай, что я пытаюсь вызвать жалость, — голос его на сей раз прозвучал скорее резко, нежели расстроено, и мужчина, вероятно, не желая более продолжать эту тему, опять шагнул к собеседнице, — Он не любит ждать, Татьяна. Идем.

Девушка медленно спустила ноги с кровати. Не взирая на заявление собеседника, жалость к нему она все-таки испытывала, и вести себя так же отстраненно, как и прежде, уже не могла.

— Где же находятся эти ниточки, — негромко начала она, глядя почему-то на пантеру, сидящую совсем недалеко от нее, а не на ее хозяина, — О которых ты говоришь? — при последних словах она все-таки подняла глаза. Ричард резким движением поднес руку к голове и прижал два пальца к виску. Ответ его был отрывист:

— Здесь.

Татьяна сдержала вздох и, тоже решив закрыть на этом тему, по крайней мере, на некоторое время, попыталась подняться на ноги. Пантера, как будто бы только и ждавшая этого момента, тоже встала и весьма дружелюбно уставилась на нее, чуть приоткрывая пасть. Блеснули желтоватые, угрожающе острые клыки, и девушка, попятившись, вновь плюхнулась на кровать.

— Не хотелось бы, конечно, настаивать… — неуверенно начала она, медленно подтягивая к себе ноги, — И вообще приставать со всякими глупостями… Но, быть может, кто-нибудь смог бы поспособствовать мне в хождении мимо опасного хищника? А то я как-то пропустила обучающий этому раздел йоги, могу только лежать на углях.

— По-моему, по углям они ходили, — мужчина, явно довольный сменой темы, сделал несколько шагов вперед и, отодвинув коленом черную морду, галантно подал девушке руку, — Позвольте сопроводить вас, мадемуазель.

— Позволяю, — поспешно согласилась Татьяна и, стиснув пальцы собеседника, поторопилась вновь подняться на ноги. На сей раз она старалась держаться так, чтобы между ней и черным ягуаром находился хозяин последнего и, хотя и не чувствовала себя в совершенной безопасности, все-таки ощущала некоторую уверенность.

Путь до выхода из комнаты, как и ожидалось, не занял много времени. Пожалуй, он не занял даже минуты, — потребовалось всего несколько шагов, чтобы миновать комнатушку и оказаться за ее пределами.

Ричард, во время этого коротенького перехода уверенно удерживающий руку пленницы, да еще и приобнимающий ее за плечи, в коридоре тотчас же выпустил ее, даже делая шаг в сторону. У Татьяны это вызвало неподдельное изумление.

— На балу ты вел себя куда как более… — она замялась, пытаясь подобрать подходящее, но не слишком грубое слово и, в конце концов, неуверенно закончила, — Свободно? Что же мешает тебе теперь?

— Может быть то, что сейчас не бал? — последовал несколько колкий ответ, и девушка негромко фыркнула.

— То есть, так нагло ты можешь вести себя только на балу? — уточнила она. Ответом ей послужила на удивление мечтательная улыбка.

— Знаешь, как в то время называли балы? — поинтересовался мужчина и, не дожидаясь ответа, подхватил пленницу под руку, увлекая ее вперед, — Их звали местами, где зажигается кровь… Ты не представляешь, как полыхнула моя кровь в тот миг, когда я увидел тебя, моя очаровательная, — Ричард хитро улыбнулся, явно специально называя девушку так, как звал ее в восемнадцатом веке, — Горит, между прочим, до сих пор. И это не взирая на то, что ты упорно не хотела запоминать мое имя… Хотя это сыграло мне на руку.

— Это как же? — Татьяна, без сопротивления шагающая с весьма неспешно идущим собеседником, и с невольной улыбкой слушающая его излияния, вопросительно приподняла бровь. Мужчина хмыкнул и неожиданно остановился, поворачиваясь к ней лицом.

— Я же говорил тебе, что собираюсь посетить Англию. Но то было весьма буйное время, французов в Британии не жаловали и, пожалуй, явись я туда как Ренард Ламберт, меня бы скорее расстреляли без суда и следствия. Поэтому, так или иначе, встал вопрос о смене имени. И вот тут я, вспомнив, как одна обворожительная девушка упорно звала меня Ричардом на последнем из тех балов, где мне довелось бывать, подумал, — чем черт не шутит?

Девушка, поначалу слушавшая этот рассказ с искренним интересом, к концу его неожиданно посерьезнела. Некстати вспомнились слова Винсента, произнесенные им в том же восемнадцатом веке, о вероятности вмешательства в ход событий и влиянии на их будущее развитие. Впрочем, сказать, что воспоминания эти пришли некстати, было трудно. Перед нею стоял живой пример того, что может сделать опрометчиво брошенное не в то время и не в том месте слово.

— Боюсь, он много чем не шутит, — сумрачно пробормотала Татьяна и, тяжело вздохнув, сама продолжила путь, потянув спутника за собой. Тот недоуменно моргнул, но подчинился, предпочитая, ввиду непонятной реакции девушки, замолчать. Однако, та вовсе не планировала прерывать беседу, возвращаясь ненадолго к оставленной, казалось бы, теме.

— Значит, он способен управлять не только такими, как эти… — она неопределенно мотнула головой и уточнила, — Как Луиза. Да?

— Да, — последовал короткий ответ. Татьяна тихо вздохнула и, сделав еще несколько шагов, остановилась перед тяжелой деревянной дверью.

— Сюда? — негромко уточнила она и, внезапно почувствовав себя ведомой на эшафот преступницей, бросила на спутника едва ли не умоляющий взгляд. Тот, в эту секунду тоже глянувший на собеседницу, опустил глаза.

— Татьяна… — голос его прозвучал хрипло, почему-то слабо, словно бы через силу, но от того не менее решительно, — Если ты хочешь… То есть, не хочешь с ним общаться… Я отпущу тебя.

Девушка, уже, было, коснувшаяся ручки двери, оглянулась, внимательно взглядывая на собеседника.

— И что он сделает с тобой за это?

Ричард неопределенно пожал плечами и, словно этого было недостаточно, недовольно мотнул головой.

— Не важно. Подумаешь, сломает еще что-нибудь…

Момент был серьезным, пожалуй, даже чересчур серьезным, однако Татьяна не удержалась от улыбки.

— Герой, — коротко характеризовала она поведение своего спутника и, стараясь поднять ему и себе настроение, продолжила с полушутливой интонацией, — В твое время джентльмены дамам стихи писали, а ты, я вижу, не размениваешься по мелочам.

Ричард, вероятно, все же приободренный весело звучащим голосом девушки, чуть ухмыльнулся.

— А ты думаешь, я не писал тебе стихов? Они затерялись где-то в анналах времени, я ведь так и не смог встретить тебя вновь, чтобы прочесть их… Но дело было, я писал. Татьяна, — он снова посерьезнел и, выпустив руку собеседницы, неожиданно сжал ее плечи, пристально взирая в глаза, — Что бы не случилось, пожалуйста, знай — ты можешь на меня рассчитывать. Даже против… — он не договорил, переводя красноречивый взгляд на тяжелую дверь. Девушка ободряюще улыбнулась и слегка потрепала его по руке.

— Я знаю, Рик. Спасибо… Но не думаю, что в беседе отца с дочерью может быть что-то очень криминальное. Не стоит так сильно переживать. Что ж… Я пошла, — и с сими словами она, решительным жестом высвободившись из рук оборотня, потянула на себя тяжелую створку двери, заходя внутрь. Створка захлопнулась, оставляя Ричарда в одиночестве. Несколько секунд он молча смотрел на темнеющую в полумраке коридора замочную скважину, а затем решительно сделал шаг назад.

— Я спасу тебя, — сорвался с его губ тихий шепот, — Спасу, клянусь своей честью… и его жизнью, — он бросил последний, исполненный ненависти взгляд на тяжелую дверь, явно адресуя его отнюдь не скрывшейся за ней девушке, а после, рывком развернувшись, быстрыми шагами направился прочь, возвращаясь в ту комнату, где все еще оставался его единственный, надежный и верный друг — большая пантера.

— Роман, — голос брата, раздавшийся со стороны холла, заставил молодого виконта отвлечься от созерцания кропотливой и старательной работы доктора, зашивающего раны практически распластавшегося на стуле хранителя памяти, и перевести вопросительный взгляд на входящего в гостиную хозяина замка, — Ты не видел Татьяну?

— С тех пор, как она психанула и ускакала страдать на улицу, нет, — молодой человек, держа голову повернутой, ухитрился склонить ее на бок, — А что?

Граф де Нормонд, почему-то помрачнев, перевел взгляд на Винсента, наблюдая за ловкими действиями врача.

— Я хотел поговорить с ней, — негромко произнес он, — Я подумал, и… Ты, наверное, прав, и я вел себя неправильно. Надеялся обсудить все более спокойно.

— Ну, так и в чем проблема? — Роман, вероятно, утомившийся держать голову в неудобном положении, повернулся к брату вполоборота, — Сходи в лесочек, найди ее, утри ей слезки, ну и далее по сценарию.

Эрик на секунду замолчал. Затем вновь взглянул на собеседника, и медленно, как будто бы не до конца уверенно, проговорил:

— В окрестностях ее нет. В лесу, кажется, тоже.

— Но в замок она не возвращалась, — голос виконта прозвучал совершенно безмятежно, и отчасти даже насмешливо, — Я, правда, мотался туда-сюда, искал материалы для кройки и шитья по просьбе Чарли, мог и не заметить…

— В замке ее нет, — последовал категорически уверенный ответ, и блондин, очень явственно начиная беспокоиться, сдвинул брови, — Я ее не слышу.

— Ох, — Роман тяжело вздохнул и, подойдя к брату, ободряюще похлопал его по плечу, — Знаешь, такое случается. К старости слух ослабевает, на него уже нельзя полагаться… Проще сходить проверить.

— Она не проходила, — голос Винсента, прервавший беседу братьев, прозвучал несколько слабо, но от того не менее уверенно и обеспокоенно. Юноша пожал плечами.

— Ну и что? И вообще, ты мог от ужаса и боли отключиться, и просто не заметил…

— Я не терял сознание, — оборвал его хранитель памяти, изо всех сил стараясь не шевелиться, дабы не мешать работе Чарльза, и лишь иногда морщась, когда игла пронзала его кожу, чтобы затем при помощи нити ее стянуть, — Другого пути к ее комнате нет, а здесь она не появлялась.

— Это так, — Чарли, по сию пору старающийся сделать свое присутствие здесь как можно менее заметным, видимо, проникся постепенно напрягающейся атмосферой и решил подать голос, — Мисс не было здесь, она, должно быть, все-таки снаружи…

— Ага, сидит, рыдает за пеньком, — саркастически подхватил виконт и, фыркнув, сунул руки в карманы, — Чарли, не обижайся, но ты вообще был сильно занят художественной вышивкой, тоже мог не заметить, как мимо проскочила маленькая хрупкая девочка.

Эрик, по мере развития разговора, мрачнеющий все больше, открыл, было, рот, чтобы высказаться, однако, Винсент опередил его.

— Слушай, для парня, у которого внезапно неизвестно куда делась неожиданно нарисовавшаяся сестренка, ты ведешь себя как-то крайне весело. Наводит на определенные мысли… Колись, куда девочку дел, а? — последний вопрос прозвучал на удивление резко. Шутка, которая, казалось бы, сквозила в нем, производила впечатление деланной, создавалось ощущение, что хранитель памяти и в самом деле подозревает молодого интантера. Тот, на мгновение потеряв дар речи, возмущенно приоткрыл рот.

— Знаешь, что… — наконец сумел выговорить он, сдержав возмущенный вздох, — Я бы мог потребовать сатисфакции за такие наглые наезды, понял, раненый? — он вытащил одну руку из кармана и отвел ее чуть в сторону, — Но раз уж о защите моей чести позаботились заранее другие, так и быть, я тебя пощажу. Я не понимаю, Винс, чего ты от меня ждешь? Хочешь, чтобы я начал метаться по гостиной с воплями «на кого ж ты нас покинула»? Да еще не факт, что она вообще кого-то покинула, говорю же, — небось сидит за пенечком и роняет на землю горючие слезы, — заметив одновременно поникший и возмущенный взгляд брата, юноша тяжело вздохнул, — Ну ладно, ладно… Я проявлю человеколюбие и заботу о слабеющем слухе моего братца и обшарю замок. Вдруг найду кроссовок, будем потом из Татьяны Золушку делать…

— Я проверю лес, — голос хозяина замка звучал довольно серьезно, из чего виконт сделал вывод, что шутка его поддержана не была. Тем не менее, он не преминул дать добрый совет.

— Только повнимательнее смотри во всяких кустах и за пнями!

— Не хотелось бы расстраивать, но, боюсь, плодов это не принесет, — незнакомый голос, раздавшийся от дверей холла, заставил всех присутствующих совершенно синхронно повернуть головы в его сторону. Даже Чарли, который, получив в ответ на попытку хоть как-то помочь ядовитую насмешку, вновь старался прикинуться почти предметом интерьера, не сумел удержаться и недоуменно воззрился на незнакомца, отвлекаясь от своего пациента. Как выяснилось, это он сделал зря.

— Дэйв… — пораженно выдохнул Винсент и, упершись обеими руками в сидение стула, попытался принять более вертикальное положение. Нить, которой доктор зашивал последнюю из его ран, от этого движения подалась, расползаясь, и Чарли, всполошено потянувший ее, дабы снова закрыть рану, не сдержал взволнованного возгласа:

— Осторожнее!

— Дэйв? — вопрос молодого графа прозвучал одновременно с этим возгласом, да и куда как тише, однако, Винсент, привыкший за долгое время угадывать его мысли, моментально понял его.

— Хранитель памяти Ричарда, — негромко пояснил он, вновь медленно откидываясь назад и чуть сползая на стуле. Чарли при этих словах бросил на него совершенно недоумевающий и вместе с тем подозрительный взгляд, однако, промолчал, опять обращая внимание на почти завершенную работу.

Между тем, молодой мужчина, столь неожиданно возникший перед глазами обитателей замка, хмуро воззрился на раненого, скрещивая руки на груди.

— Ну, а ты, конечно, всем все рассказал, — с плохо скрытым раздражением проговорил он и, неожиданно изменив позу, сунул одну руку в карман коричневого пиджака, другой взлохмачивая и без того взъерошенные каштановые волосы, — А я-то надеялся на твое чувство профессиональной солидарности…

— Я ведь не Ричарду все рассказал, — голос Винсента странно похолодел, и он, чуть сузив глаза, внимательнее вгляделся в нового собеседника, — Что ты здесь делаешь?

Дэйв медленно втянул воздух и, опустив руку, сунул ее в другой карман.

— Хозяин послал меня сказать, что та девушка… Татьяна. Она у Альберта.

— Что?.. — Эрик, по сию пору внимавший молча, взволнованно подался вперед.

— Что?! — Винсент, в свою очередь, тоже подался, практически дернулся, к немалому негодованию доктора, только что закончившего зашивать последнюю рану.

— Вам нельзя делать резких движений, — негромко проговорил он, однако, на сей раз слова его услышаны не были. Роман, от столь неожиданного сообщения мгновенно посерьезневший, упер руки в бока.

— И что же еще тебе велено передать? — голос его, звучавший довольно язвительно, тем не менее, навевал странный, холодящий ужас, — Дядюшка желает потребовать с нас выкуп?

Ответом ему послужил почти негодующий взгляд вновь прибывшего хранителя памяти.

— Ричард хочет помочь ей, — веско и несколько раздраженно проговорил он, — Но с ним сам не справится. Поэтому нужны вы.

— Ах, значит, нас хотят заманить в ловушку, — понимающе кивнул виконт и криво ухмыльнулся, — Значит, хозяин твоего хозяина велел ему сказать тебе, чтобы ты…

— Нет, — прозвучавшее неожиданно слово, исходящее отнюдь не от оскорбленного таким недоверием Дэйва, а от Винсента, заставило всех присутствующих обратить взгляды к нему. Хранитель памяти чуть сузил глаза, вглядываясь в своего «коллегу».

— Он и в самом деле хочет помочь ей, — медленно проговорил он и, глубоко вздохнув, неожиданно поднялся на ноги. Чарли, явно абсолютно не ожидавший такой прыти, растерянно приоткрыл рот. Между тем, присутствующие, к Винсенту питающие явно большее доверие, нежели к Дэйву, зашевелились, принимая вполне определенное решение, выразил которое хозяин замка.

— Тогда идем, — Эрик, одарив друга все-таки обеспокоенным взглядом, повернулся к его собрату, — Покажешь дорогу?

Тот кивнул. Винсент вновь сделал глубокий вздох, и уже хотел, было, решительно шагнуть вперед, но тут Чарли все-таки не выдержал.

— Ты с ума сошел? — стихийно переходя со своим подопечным на «ты», молодой человек решительно сделал шаг вперед, преграждая ему дорогу, — Тебе нельзя никуда ходить, раны могут открыться снова! Никаких резких движений, постельный режим…

— Чарли, — хранитель памяти, перебив доктора, мягко улыбнулся, кладя руку ему на плечо, — Слушай… Я признателен, правда, очень признателен за помощь, но… Я не могу не пойти. Это… Долго объяснять, просто смирись, ладно? В случае чего, когда я вернусь, ты снова меня подлатаешь, только и всего.

Молодой доктор медленно поднял голову, в силу своего роста взглядывая на собеседника немного свысока, затем опустил ее в резком кивке, задерживая острый подбородок в нижней точке.

— Смирись, — с совершенно непонятным выражением повторил он и неожиданно сбросил руку пациента со своего плеча, взирая на него уже откровенно негодующе, — А у меня, конечно же, есть выбор! Сам я из этого места не выберусь, как бы мне этого не хотелось! А ты…

— Хватит, — голос графа, прозвучавший жестко и решительно, словно призыв полководца перед сражением, моментально положил конец этому спору, — Винс, ты уверен?

Хранитель памяти кивнул и, отвернувшись от Чарльза, тяжело шагнул вперед. Последний встревожено смотрел ему вслед.

— Постарайся хотя бы не делать слишком резких движений, — хмуро произнес он и, сев на один из стульев, еще более мрачно добавил, — Мне работы меньше будет.

Дэйв неожиданно шагнул навстречу собрату и на удивление легко, при учете его худощавости, поддержал того.

— Я прослежу за этим, — пообещал он, сдерживая ухмылку. Винсент лишь хмыкнул в ответ и, словно специально посильнее опершись на него, немного прибавил шаг, направляясь к двери.

— Одного не могу понять, — проговорил он, уже выходя вместе со своим спутником в холл, — Каким образом, не зная, кто ты такой, Ричард послал тебя звать на помощь?

— Он послал меня как пантеру, — усмехнулся в ответ его собеседник, — И велел побеседовать на кошачьем наречии с тем парнем, что умеет перевоплощаться в льва…