Глава 7

— Мда, — подвела Татьяна черту относительно недолгому пути, взирая на достигнутую конечную цель, — В самом деле обитель злого колдуна. Избушка, избушка, встань ко мне задом…

— Дошутишься, — предупредил ее хранитель памяти, — Повернется — потом сама искать вход будешь. Впрочем, коль скоро мы все еще питаем надежды, что колдун добрый…

— Избушка вертеться не будет? — предложил логичное завершение фразы молодой граф, изображая почти детскую наивность. Хранитель памяти улыбнулся с некоторой кислинкой и, предпочитая оставить вопрос без ответа, почесал оцарапанный нос.

Дорога до сего места, как и обещал Винсент, заняла немногим больше часа, однако, что у Эрика, что у Татьяны, да даже и у самого хранителя памяти создалось стойкое ощущение, что дошли они, как минимум, до пригородов Парижа. Причиной этого смело можно было назвать путь, точнее — полное его отсутствие. Никто, разумеется, не озаботился прокладыванием ровной и прямой дороги к заброшенному домику мага с неизвестными намерениями, поэтому путешественникам пришлось пробираться сквозь довольно густые заросли дикого леса. Тот факт, что лесной массив, по крайней мере, не представлял собой непроходимые джунгли, безусловно, радовал, однако, препятствий и подстроенных природой ловушек и в нем было предостаточно. Свисающие в самых неожиданных местах ветки, колючки неизвестных растений, густая трава, скрывающая коварные корни, спотыкаясь о которые, Татьяна и прежде очень любила падать, а уж тут просто не могла отказать себе в таком удовольствии; изредка попадающиеся поваленные буйством стихии деревья, закрывающие своей кроной значительный участок леса, где только, было, вознамерились пройти путники, и даже небольшой ручей, о существовании коего в этих местах не знали ни Эрик, ни Винсент, — вот лишь небольшой перечень того, что встретилось им по дороге сюда. Результатом их относительно недолгого, но вполне трудного похода явились многочисленные синяки Татьяны, оцарапанный нос Винсента и мокрая рубашка Эрика, умудрившегося упасть в пресловутый ручей.

Короче говоря, обычно такой приветливый, весело щебечущий птичьими голосами лес, на сей раз встретил их до крайности недружелюбно.

Однако, по счастью, в мире этом все временно и тяжелый путь наконец был завершен. Лесной массив остался позади, и путники, вышедшие на небольшую, но довольно колоритную поляну, стоя на ее краю, с интересом и некоторой опаской созерцали расстилающийся пред ними пейзаж.

Главным украшением этого места, или, по крайней мере, главной его достопримечательностью, без сомнения можно было назвать старый, явно давно покинутый деревянный домик.

Он был не слишком велик, однако, впечатление производил и, надо сказать, впечатление довольно гнетущее. Потемневшая от времени и непогоды крыша нижнего этажа его, поддерживаемая несколькими деревянными столбами, не менее, если не более темными, чем сама крыша, покорная закону тяготения, свисала с них так низко, что казалось, вот-вот медленно стечет на землю. Отбрасываемая ею тень была густа до такой степени, что рассмотреть где-то в ее глубине входную дверь, или хотя бы стену домика, было почти невозможно.

Крыльца или хотя бы какого-то его подобия здесь не наблюдалось, деревянные столбы были вбиты прямо в землю, и это делало древнее здание еще более жутким и заброшенным. Сбоку от него виднелась пристройка, когда-то, вероятно, служившая сараем, а ныне являвшая собою нечто, похожее разве что на деревянный короб из криво сбитых, истерзанных временем и природой темных досок. Когда-то, наверное, короб этот выглядел более прилично, возможно, и доски были сколочены ровнее, но ныне, без должного наблюдения человека, он с помощью всемогущей природы был приведен в весьма плачевное состояние. На самой его крыше росло дерево, достигшее уже едва ли не верхней оконечности крыши второго этажа.

Хотя называть этажом странную надстройку было бы, пожалуй, слишком самонадеянно. Венчающая ее крыша, казалась, конечно, несколько более опрятной, нежели та, что ниже стекала на землю, однако, кривая стена с единственным окошком, стекла в котором не то отсутствовали вовсе, не то были разбиты, навевала ассоциации более с чердаком, нежели с жилым помещением. А с другой стороны, кто знает, какие забавы у старых колдунов? Может быть, сон в скошенном на восток помещении выравнивал его энергетический план или был необходим для каких-то таинственных обрядов.

Над поляной внезапно прокатился крайне неприятный звук, будто чьи-то когти царапнули по старой черепице, и за остатками трубы, торчащими из крыши верхней части дома, мелькнуло черное крыло.

Девушка невольно поежилась. Избушка и сама по себе навевала довольно малоприятные ощущения, пробуждая в душе страх и трепет, навевая одним своим видом воспоминания о всякого рода призраках и прочей нечисти, так что приятные звуки и, тем более, — черные крылья оказались чрезвычайно удачным дополнением сего пейзажа.

— Винсент… — тихонько окликнула Татьяна, не сводя взора с крыши домика, — А нам точно надо туда, а?..

— Сами просили меня привести вас сюда, — последовал невозмутимый ответ и хранитель памяти ухмыльнулся с явственным оттенком коварства, — А что такое? Тебя напугала маленькая и невкусная птичка?

— Я же ее на вкус не пробовала, — сварливо отозвалась девушка и тяжело вздохнув, подняла взгляд к небу. На нос ей капнула маленькая дождинка и Татьяна, совершенно по-кошачьи фыркнув, недовольно тряхнула головой. Небо, не так давно радовавшее глаз чистой голубизной, сейчас было плотно обложено серыми тучами, явно намеревающимися низвергнуть на головы путешественников сильный ливень. Воздух вокруг как-то потяжелел и сгустился, на поляне основательно потемнело, и старый домик, и без того не кажущийся особо привлекательным, стал выглядеть еще более мрачно. Тень над входом теперь казалась не менее, чем филиалом ночи, целиком и полностью скрывая дверь.

— Пойдем? — Эрик, то ли не желающий мокнуть еще больше, то ли просто желающий поучаствовать в общей беседе, вопросительно взглянул на девушку. Однако, судя по всему, состояние последней и ее сильно поубавившаяся страсть к исследованию древней избушки отнюдь не являлись тайной для него, а может, молодой человек и сам неожиданно испытал нечто похожее, поэтому вопрос его так и остался вопросом, не будучи сопровожден действиями.

— Пошли, — решительно ответствовал вместо Татьяны хранитель памяти и, не желая дольше оттягивать неизбежное, уверенно шагнул вперед.

Девушка машинально зажмурилась. Шаг их проводника был до такой степени решителен и, как ей казалось, почти до безрассудства смел, что разверзнись сейчас небеса и порази наглеца, посмевшего нарушить покой этого места, молния, она бы ничуть не удивилась, однако, смотреть на это желания не испытывала. Тем не менее, все было тихо, вокруг царил тот же покой и Татьяна, соблюдая крайнюю осторожность, медленно приоткрыла глаза.

Винсент, спокойно шагающий по полянке к дому, обернулся через плечо и, бросив на своих спутников недовольный взгляд, нахмурился.

— Я не пойму, я что, сюда не вас привел, а исключительно себя? Вы долго там торчать будете?

Молодые люди молча переглянулись и, так и не найдясь, что ответить, не слишком уверенно двинулись вперед. Хранитель памяти, убедившись, что все заинтересованные следуют за ним, опять повернулся к домику и уверенно зашагал вперед, бурча себе под нос что-то о нервных личностях, пугающихся каких-то там птичек.

Поляна, как уже упоминалось, была довольно скромных размеров, посему к домику, выстроенному точно в ее центре, путники добрались буквально за несколько шагов и замерли возле края тени. Татьяна, подняв голову, несколько секунд довольно неприязненно созерцала низко свисающую крышу, пока, наконец, не выдержала.

— А что мы будем делать, если она все-таки шмякнется? — поинтересовалась она, вглядываясь в царящий под крышей полумрак, где смутно угадывалась фигура Винсента, — Хотя бы даже не на голову, а пока мы будем внутри?

— Здесь есть окна и второй этаж, — последовал невозмутимый ответ из тени и в следующее мгновение окрестности огласил жуткий, душераздирающий скрип, сопроводивший решительные действия хранителя памяти, открывающего дверь. Татьяна с Эриком, совершенно не ожидавшие такого, невольно вздрогнули. С крыши, где мостилось неизвестное пернатое, донеслись странные звуки, по которым девушка решила, что невкусная птичка едва не стала вкусной, чуть не свалившись от неожиданности в печную трубу.

— Надо бы было помягче, — медленно проговорил граф, когда отголоски скрипа, разнесшиеся по округе эхом, наконец-то затихли, — Так и слух недолго потерять.

— Вот именно, — поддакнула Татьяна, демонстративно потирая ухо, — Еще и птичку напугал, живодер.

— Ой, да ладно, — хранитель памяти, ненадолго задержавшись на пороге, равнодушно пожал плечами, — Она бы даже не поджарилась, так что не страшно, — завершив тираду, он решительно вошел внутрь домика.

— Это кому как… — слегка вздохнула девушка и, переглянувшись с обнявшим ее за плечи блондином, несколько неуверенно последовала за проводником.

Продолжать обсуждение гастрономических особенностей местных пернатых как-то не хотелось — окружающая обстановка к непринужденной беседе располагала мало.

Крыша, опасно свисающая снаружи, ожидаемо перекрывала и доступ свету, посему в первой же комнате домика царил таинственный и жутковатый сумрак. По сторонам, куда ни глянь, радовали глаз едва различимые в полумраке пыль, разруха и вполне красноречивое запустение. Доски пола, по своему оттенку казавшиеся немного светлее, чем те, что страдали от непогоды снаружи, неприятно поскрипывали при каждом шаге, добавляя в общий угнетающий антураж нотку леденящего ужаса.

— Интересно, тут летучие мыши-вампиры случайно не водятся? — мрачновато поинтересовалась девушка, продолжая изучать взглядом окружающую обстановку. Сейчас ей, как никогда раньше стал понятен тот трепет, что, как ей доводилось слышать, рождает в душах наблюдателей вид заброшенного жилища. В разуме, при взгляде на окружающую разруху, невольно начинали тесниться тревожащие вопросы. Кто здесь жил? По какой причине покинул собственное жилье? Что его заставило сделать это? Хранимые старыми стенами смутные воспоминания, такие же пыльные, как и самый воздух здесь, казалось, витали в воздухе, касаясь неосязаемыми руками лица и оставляя в сознании липкий след страха.

Видимо, не зря многие истории о призраках берут свое начало именно в старых и заброшенных домах, среди паутины и пыли.

Обратив внимание на паутину, Татьяна нахмурилась. На память ей пришли недавние подозрения, касающиеся пауков.

— Надеюсь, никакое членистоногое за нами не последовало сюда, — пробормотала она и, чуть повысив голос, окликнула уже успевшего пройти вглубь комнатушки хранителя памяти, — Винс, а ты уверен, что здесь никто не живет?

— На сто процентов, — отозвался мужчина, беря с хлипковатого на вид стола какой-то лист бумаги и обстоятельно стряхивая с него пыль, — Дверь ведь была не заперта.

— А может, магам и не надо запирать двери, — подал голос граф де Нормонд и осторожно выпустил плечи девушки, которую по сию пору продолжал приобнимать, — У них, вероятно, есть другие способы защиты от непрошенных гостей.

— Ага, несмазанные петли, — Татьяна не сдержала смешка. Смешок получился несколько нервным.

— Попытаешься открыть дверь и от ужаса шмякнешься в трубу, как птичка.

— Отстань ты уже от птички! — вознегодовал хранитель памяти, поднося лист бумаги к глазам и пытаясь что-то рассмотреть на нем, — Она так и не шмякнулась, так что Гринпис в твоем лице может спать спокойно.

— Гринпис не может спать спокойно, пока рядом бродит хищный дикий зверь! — мигом парировала девушка и, обратив внимание на занятие собеседника, слегка вздохнула, — Хищный зверь, я не думаю, что тебе удастся хоть что-то рассмотреть в таком прекрасном освещении. Или ты думаешь, что ты все-таки кот?

— Я все-таки лев, — беззлобно огрызнулся Винсент и, признавая победу листочка, бессовестно скооперировавшегося с мраком, над своим зрением, перевел взгляд на предпочитающего сохранять молчание графа, — Эрик, иди сюда. Может, в тебе еще бродят следы былой нечеловечности и ты сумеешь разобрать тут больше, чем я.

— Что-то я питаю некоторые сомнения на этот счет, — блондин, вопреки своим словам все-таки приближаясь к приятелю, негромко хмыкнул, — Я и тебя-то вижу хуже, чем видел бы раньше.

Татьяна глубоко вдохнула пыльный воздух и недовольно закашлялась. В душу ее начали закрадываться смутные подозрения, сводящиеся в целом к тому, что, не смотря на заверения Винсента, поиски хоть сколько-нибудь полезной информации окажутся тщетны.

— Зря только дверями скрипели, — недовольно пробурчала она и, переступив с ноги на ногу, тоскливо огляделась вокруг. Взгляд ее скользнул по склонившимся над пыльным листочком исследователям, миновал кучку мусора чуть дальше стола и, наконец, остановился на узкой двери в противоположной входу стене. Открытие, надо сказать, немного воодушевило девушку и надежда вновь всколыхнулась в ее душе.

— Эй, — окликнула она своих чересчур уж заинтересовавшихся листочком спутников, — Ребят! Ни у кого, случайно, нет желания еще капельку поскрипеть дверями? — и, дождавшись вопросительного взгляда, она красноречиво кивнула на узкую створку. Как не странно, энтузиазма ее предложение ни у кого не вызвало.

Хранитель памяти, недовольно отмахнувшись, вновь склонился над загадочным листком.

— Поскрипи сама, — буркнул он, проводя пальцем по какой-то невидимой девушке строке, — Если я правильно вижу…

— А за дверкой может быть светлее, — почему-то ябеднически произнесла Татьяна, вновь привлекая к себе внимание, — Не хочешь проверить?

Винсент, вновь вынужденный оторваться от увлекательного чтения, хмуро воззрился на нее, опершись кулаком на стол.

— Татьяна, — голос его звучал слишком недовольно, чтобы иметь ту проникновенность, которую хранитель памяти тщетно пытался ему придать, — Тебя что, кроме птичек, еще и дверки пугают? Если хочешь проверить — иди, дерни за веревочку. Или боишься, что дверка откроется, а за ней серый волк? Кстати, помнится, прежде запертые дверки тебя не пугали, только привлекали.

— Волк остался дома, — недовольно отозвалась девушка и, прекрасно поняв намек на таинственный коридор Нормонда, куда некогда самонадеянно влезла, с демонстративной решительностью промаршировала к запертой или же просто закрытой двери, — Между прочим, я просто решила в кои-то веки проявить благоразумие, а ты мне мешаешь! — и, завершив обвинительную речь, она решительно дернула на себя ручку неизвестной двери.

И тотчас же, растерянно приоткрыв рот, медленно выпустила ее из пальцев, делая нетвердый шаг назад. Ноги ее подкашивались, дыхание сбилось. Взгляд был прикован к темному дереву загадочной створки, на котором медленно проступали белые, нечеткие буквы, складывающиеся в слова.

Татьяна неловко махнула рукой, силясь привлечь к себе внимание. Голос не слушался ее и, покуда она тщетно пыталась с ним совладать, буквы стали четче и слова сложились в весьма загадочное стихотворение, написанное чьим-то мягким, округлым почерком:

И долгой дороге приходит конец,

Коса налетает на камень

Пред дверью пред этой постой, молодец,

Замри, не касаясь руками.

Ты добр и смел, о, мой младой друг,

Но беды тебя не минуют

Проклятие есть, тьму несешь на руке

Она же тебя и погубит.

Пути вперед нет, не тревожь сон того,

Кто прежде его создал

В спираль он время согнул, для чего?

Того он мне не сказал.

Но истину я расскажу тебе здесь

Словами, в которых нет нового.

Я вижу — забрызгана кровью Луна

Знакомого иль незнакомого.

Я вижу — идут по волнам корабли,

Спеша к неведомой цели,

За бо́ртом в дожде не видно ни зги…

Кого-то спасти не сумели.

Но зверь, что придет — не пугайся его,

Он помощь тебе окажет

Прими лишь ее, я прошу, от него —

Спасенье тебе покажет.

И он не один, кто сумеет помочь,

Но ты сохрани неверие

Порой лживый свет утянуть может в ночь,

Предавши твое доверие.

Тебе лишь немногое сделать должно:

Очистить Луну от крови,

Пройти по морям волна за волной,

Избавить других от их доли.

Ты добр и смел, коль пришел ты сюда,

Однажды войти ты сможешь.

Пока же — о, нет. Камень точит вода…

И Бог пусть тебе поможет.

— Чт… — Татьяна закашлялась и, отчаянным усилием воли возвращая голос, с трудом выдавила из себя, — Это за еще такое?.. В смысле… это… такое… что?..

Эрик и Винсент, по сию пору все еще продолжавшие изучать пыльный листочек, одновременно подняли головы.

— Да, это можно счесть даже более интересным… — задумчиво вымолвил хранитель памяти, отвлекаясь от древней записки и подходя к испуганной и ошарашенной девушке, — И как ты постоянно ухитряешься находить черт знает что?

— Оно меня само находит, — нервно огрызнулась Татьяна и, прижавшись к тоже подошедшему блондину, немного спряталась за его спиной, — Я тут вообще не причем. Сам сказал мне открыть дверцу, я ее дернула, а она давай ругаться на меня всякими загадочными рифмами…

— М, вот очень интересно, зачем ты дергала дверь, открывающуюся от себя… — не скрывая ухмылки проговорил мужчина и, тяжело вздохнув, перевел взор на загадочные письмена, — Ладно, вернемся к произведению неизвестного поэта.

— Мне кажется, это не совсем стихотворение, — вмешался в мирное переругиивание своей девушки с их общим другом, граф де Нормонд, внимательно вглядываясь в белые буквы, — Это больше похоже на какое-то пророчество или предсказание, или…

— Таинственные пророчества в заброшенном домике мага — не самая приятная находка, — буркнула девушка, не давая любимому закончить, — И чего оно вообще мне явилось? Я бы и без него спокойно продолжала обходиться.

— А тебе слова о тьме на руке ни о чем не говорят? — очень вежливо осведомился Винсент, обернувшись на мгновение через плечо, — Ты которой рукой несчастную дверку дергала?

Татьяна, изумленная вопросом настолько, что даже не нашла в себе сил обругать еще раз пресловутую дверку, с какой-то стати защищаемую собеседником, растерянно заморгала и вопросительно уставилась на собственные руки, явно пытаясь свалить обязанность отвечать на них. Руки обязанность на себя принимать отказались, посему девушка, недовольно поморщившись, вынуждена была ответить сама.

— Я что, помню, что ли? — вполне резонно сообщила она и, почесав в затылке, неуверенно добавила, — Кажется, правой… а может быть, и левой.

— Хорошо, что у тебя их только две, — спокойно резюмировал хранитель памяти и, отступив на шаг, окинул пророчество критическим взором художника, — Вообще, мне кажется, что адресовано оно скорее Эрику, чем тебе.

Молодой граф, поперхнувшись от неожиданности, раскашлялся, прикрывая рот рукой.

— Я-то здесь причем? — выговорил он, справляясь с кашлем, — У меня браслета на руке нет, да и двери я не касался.

— Но именно на твоей руке он был, — резонно возразил Винсент, как-то быстро теряя любые признаки насмешливости, — Вряд ли к Татьяне обращались бы как к «мо́лодцу», согласись. На твоей руке был браслет, ты достаточно молод и вполне смел, и кроме того, беды тебя и в самом деле не миновали.

— Верно, — блондин слегка помрачнел и, бросив взгляд на пророчество, со вздохом прибавил, — И спасти я и в самом деле не сумел… довольно много кого.

— Перестань, — девушка, решительно прерывая попытку самобичевания со стороны Эрика, нахмурилась, — Во-первых, ты бы и не смог спасти их всех. А во-вторых…

— Может, будет еще кто-то, кого не сумеют спасти, — подхватил хранитель памяти и, потерев подбородок, в раздумье добавил, — Интересно, что тут за наезды на Луну, которую надлежит очистить…

— Не знаю, — Татьяна, убедившись в том, что ее спутники определенно не намерены бросать ее с пророчеством один на один, и почувствовавшая себя поэтому намного спокойнее, легко пожала плечами, — Не знаю насчет Луны, но вот намек на тебя довольно ясен, — с этими словами она указала на строки о звере, которого не следовало опасаться. Винсент недовольно хмыкнул. Быть упомянутым в пророчестве ему, видимо, не хотелось.

— А может, речь не обо мне, а о кошке, — моментально высказал он альтернативный вариант, — Она, в конце концов, тоже зверь. Правда, если бы ты ее не выпустила, она бы не пришла.

Эрик, как-то сразу отвлекшийся от пророчества, непонимающе сдвинул брови.

— В смысле выпустила? — переспросил он, устремляя взор к девушке, на лицо которой постепенно наползало виноватое выражение, — Откуда выпустила? Ты же говорила, вроде, что она пришла к замку…

— Нет, ну, когда-то она может быть и пришла, — хранитель памяти, не давая Татьяне ответить, предпочел сам бессовестно сдать все ее преступления, — Но было это дело давно. А потом она была заперта в башне, которая в том самом коридоре, куда влезла наша естествоиспытательница и выпустила зверушку.

— Погоди-погоди, — совсем растерялся блондин, как-то машинально взлохмачивая собственные волосы и тотчас же поправляя их, — В башне?.. Ты хочешь сказать, она просидела там три сотни лет??

— Ага, — невнимательно отозвался Винсент и неожиданно шагнул ближе к двери с пророчеством, уверенно касаясь ее ручки, — Что ж… Полагаю, прочитав страшное пророчество, мы имеем право проверить, откроется ли дверь, если ее толкнуть, а не потянуть на себя. В конечном итоге, входить туда запрещено только Татьяне, но не нам, — и, едва завершив свои рассуждения, не давая никому времени возразить, он решительно толкнул деревянную створку.

Послышался тихий скрип и дверь, подчиняясь действиям хранителя памяти, отворилась.

* * *

На некоторое время в комнате повисла тишина. Ни единый звук не нарушал ее, никакого движения не наблюдалось ни здесь, ни в том помещении, дверь в которое отворил Винсент. Наконец, девушка, морально готовая поприветствовать вылетевшую из-за двери стаю летучих мышей или еще что-нибудь, столь же приятное, разочарованно вздохнула.

— А я ждала жутких скрипов и какое-нибудь испуганное крылатое… — протянула она, стараясь одновременно держаться от открытой двери как можно дальше, и при этом силясь заглянуть за нее. Хранитель памяти, продолжающий стоять на пороге комнатушки, не спеша пройти внутрь, заинтересованно оглянулся через плечо.

— То есть, таинственных пророчеств тебе уже недостаточно? Должен честно предупредить — если ты надеешься обнаружить тут очередную кошку, то зря. Такое здесь явно не водится.

— Кошки не крылатые, — недовольно парировала Татьяна и, скрестив руки на груди, красноречиво чихнула.

— Будь здорова, — откликнулся Винсент и, вновь обратив взгляд внутрь новооткрытого помещения, как-то примолк. По виду его, хотя девушке и стоящему с ней рядом блондину и была видна только спина мужчины, было понятно, что он все-таки собирался продолжить непринужденное общение, но что-то впереди моментально изменило его намерения.

— Кажется, мы нашли того, чей сон пророчество не рекомендует нарушать… — медленно проговорил хранитель памяти и как-то очень осторожно шагнул вперед. Фигуру его неожиданно озарили отсветы пляшущего пламени и Эрик, тоже обративший на это внимание, нахмурился, неспешно отстраняясь от девушки и направляясь следом за другом. Татьяна, не слишком-то обрадованная перспективой оставаться в одиночестве среди пыльной комнаты, тем не менее, предпочла не двигаться с места, памятуя о вполне ясном запрете пророчества, да и не слишком горя желанием изучать подозрительные помещения.

К тому моменту, как граф де Нормонд приблизился к дверному проему, Винсент уже успел пройти вглубь комнатушки, поэтому молодой человек получил прекрасную возможность разглядеть то, что так поразило хранителя памяти. Открытие это его определенно не порадовало, и блондин замер на пороге, потрясенно глядя в комнату.

Татьяна, до сих пор пребывающая в неведении, вытянула шею, пытаясь все-таки рассмотреть то, что находилось за порогом.

— Ты думаешь, это он «согнул время в спираль»? — тихо проговорил молодой граф и сам, нескрываемо напрягшись, шагнул в комнату. На бледном лице его заплясали отблески пламени и он, будто желая избежать их света, немного посторонился, вольно или же нет давая девушке возможность рассмотреть то, что находилось внутри.

Татьяна слабо ахнула и в ужасе прижала ладонь к губам.

Картина, представшая ее взгляду, была, безусловно, довольно загадочной, но совершенно не казалась хоть сколько-нибудь приятной, и скорее пугала.

Прямо напротив двери, сейчас широко распахнутой, в явно давно не посещаемой комнатушке ярко пылал камин. На верхней его полке виднелись, довольно смутно, угадываясь скорее по очертаниям, какие-то сосуды, настолько древние, что, казалось, они могут рассыпаться лишь от одного прикосновения, если не дуновения ветерка.

Слева от камина, возле окна, находилось довольно невнятное подобие стола, заляпанного чем-то еще более невнятным. Где-то по правую руку угадывались освещенные гораздо хуже другие предметы мебели; на стенах кое-где что-то темнело.

Однако, ни мебель, ни камин, ни стены не интересовали сейчас девушку. Взгляд ее был прикован к тому, что находилось практически перед ней, возле камина.

Там, прислонившись к его краю, в опасной близости от яркого пламени, полулежал человеческий скелет со страшно изувеченной грудной клеткой.

— Ка… кажется… пророчество было право… — заикаясь, пролепетала Татьяна, делая на подкашивающихся ногах неловкий шаг назад и стараясь нащупать за спиной хоть какой-нибудь стол для поддержки, — Мне туда… не надо…

— Это уж точно, — откликнулся Винсент и, демонстрируя поразительное бесстрашие, аккуратно присел рядом со скелетом на корточки, окидывая его внимательным взглядом. На протяжении нескольких томительных секунд он молчал, затем тяжело вздохнул.

— Да, бедняга… Кто только мог с ним это сделать?

— И чем? — прибавил Эрик, в знак уважения к останкам понижая голос, — Мне неизвестно ни одно оружие, могущее сделать такое. Конечно, о современном оружии я знаю мало… Но ведь и скелет, мне кажется, далеко не вчерашний.

— И даже не позавчерашний, — хмыкнул хранитель памяти и, еще раз присмотревшись к грудной клетке несчастного незнакомца, прицокнул языком, — Боюсь, это и не было оружие. Посмотри на форму дыры в его груди. Это, скорее, похоже на след удара чьей-то очень сильной руки.

— Ты хочешь сказать, его просто кто-то ударил вот так? — граф недоверчиво сжал кулак и попытался, было, поднести его к груди скелета, вероятно, чтобы сравнить размер своей руки со следом в его груди, когда Винсент резко схватил его за запястье и аккуратно отвел кулак блондина назад.

— А вот трогать его лучше не надо, — с несколько нарочитым спокойствием проговорил он, медленно выпуская запястье друга, — Кости слишком древние, боюсь, от прикосновения рассыплются в порошок.

Молодой человек, явно не подумавший об этом ранее, торопливо сделал шаг назад.

— Извини, — явно неосознанно пробормотал он, обращая это слово не то к приятелю, не то к останкам, чей покой едва не нарушил, — Но я не понимаю, кто мог обладать такой силой… Чтобы совершить такое… кем надо быть для этого?

— Лучше об этом не думать, — голос хранителя памяти прозвучал устало. Он еще раз окинул взглядом останки неизвестного бедолаги и, покосившись через дверной проем на Татьяну, которая, испуганно молча, только потрясенно хлопала глазами, отвернулся и от нее и от скелета, обращая более пристальное внимание на каминное пламя и продолжая задумчиво рассуждать вслух.

— Как бы там ни было, а хозяин этого места определенно был странным человеком. Если я что-нибудь понимаю в пророчествах, то под «спящим» подразумевается именно этот парень, так что писал его определенно не он. А жить, имея под боком скелет это как-то… — он замолчал, то ли не находя подходящего слова, то ли просто не желая продолжать и, завершая фразу, слегка махнул рукой. Находился мужчина в этот момент довольно близко к камину, где яростно бушевало пламя, посему ладонь его в момент взмаха прошла в опасной близости от последнего, едва не задев его. Однако, Винсента, судя по всему, это ничуть не испугало, даже напротив — явственно привлекло. Недоверчиво нахмурившись, он, будто пробуя воздух на ощупь, потер пальцы, почти коснувшиеся огня, друг об друга и, явно изумленно качнув головой, внезапно вытянул руку вперед, без колебаний засовывая в пламя по самый локоть.

Девушка, еще не успевшая до конца прийти в себя от лицезрения жутко изувеченного скелета, испуганно вскрикнула, одновременно едва ли не теряя от ужаса сознание и подаваясь всем своим существом вперед, дабы заставить явно потерявшего рассудок хранителя памяти вытащить руку из огня.

Винсент, услышав ее вскрик, оглянулся через плечо и неожиданно ободряюще улыбнулся, нарочито медленно вытаскивая совершенно невредимую руку из камина.

— Не волнуйся так, — спокойно произнес он, — В этом пламени можно разве что замерзнуть, но уж никак не сгореть.

Татьяна, моментально забывая свои тревоги, приоткрыла рот, в изумлении, почти в шоке взирая на собеседника.

— Оно… оно холодное?.. Как там?

Эрик, на протяжении недолгого времени исполнявший, в общем-то, довольно привычную для него роль молчаливого слушателя и созерцателя, услышав вопрос девушки, удивленно глянул на нее.

— Там? — непонимающе переспросил он, — Где — там? Ты прежде не говорила ни о каком холодном пламени… — во взгляде молодого графа смутной тенью мелькнуло недовольное подозрение. Судя по всему, тот факт, что Татьяна постоянно утаивает от него информацию, потихоньку начинал ему надоедать.

Девушка, легко угадав настроение любимого, слегка поморщилась. Необоснованных обвинений с его стороны ей как-то не хотелось.

— Там — это там. То есть, в коридоре. Ну, в том… То есть, не в коридоре, а в будуаре, из которого можно выйти в коридор и на пороге которого ты… ну, в смысле, тебя… слегка пострадали.

— Где меня пыталась убить Луиза, — решительно уточнил Эрик и, проведя пальцами по волосам, на миг сжал губы, — Я понятия не имел, что в будуаре было пламя. Ведь камина там, кажется, нет.

— Его там и нет, — отозвался хранитель памяти, с редкостным вниманием изучая нижнюю часть камина, — Зато там есть свечи. Или были, не помню, выкинули ли мы их во время уборки… Как бы там ни было, Татьяна в свое время, с наслаждением влезая куда не надо, обнаружила их и вынудила меня пойти поддержать ее страх пред ними, — завершая тираду, мужчина недовольно махнул рукой, смахивая с каминной решетки пыль и изучая уже ее.

— Нет, ну ничего себе наезды, да? — девушка, рассчитывая на поддержку со стороны графа, скрестила руки на груди, обращаясь, собственно, именно к последнему, дабы не отвлекать Винсента от его попыток почистить от пыли древний предмет интерьера, — Вообще-то, я просила пойти объяснить мне все про них! Это ты меня потом страшными комнатками запугивал, защитник…

— Угу, я помню, — с достоинством ответствовал хранитель памяти, оглядываясь на Татьяну и насмешливо кивая, — Тебе со мной было «почти» не страшно, ага, поэтому я тебя и пугал.

Девушка, совершенно вознегодовавшая от злопамятства собеседника, сделала неловкую попытку изобразить крайнюю степень обиды и надуться, однако, неожиданная мысль, пришедшая ей в голову, не позволила сделать этого, заставляя ее мгновенно посерьезнеть.

— А, кстати, интересно… — задумчиво проговорила она, постукивая себя указательным пальцем по подбородку, — Анхель тогда все-таки видел нас или нет?..

— Я ведь уже говорил тебе — его мысли я не слышу, — пожал плечами Винсент, поднимаясь на ноги и скользя пальцами по боковой части камина, — Может, и видел, да никому не сказал.

Эрик, все это время с определенным интересом внимавший беседе своих спутников, тихонько вздохнул.

— Прошу прощения, а не могли бы вы вернуться к изначальной теме свечей? И при чем здесь Анхель?

— Да ни причем, — откликнулся хранитель памяти, не давая Татьяне вставить и слова, — Просто когда мы ходили туда, никто, кроме нее, еще не знал, что я не только лев. Но вас с Романом дома не было, поэтому пошел я на двух ногах, а не на четырех, а она возле гостиной внезапно вспомнила про Анхеля.

— Интересные же дела творились в замке… — задумчиво промолвил граф де Нормонд и почему-то вздохнул, — Так что там со свечами, холодным огнем и будуаром?

Девушка слегка фыркнула.

— Да что с ними может быть? Пылятся себе потихоньку. Хотя, конечно, если будуар почистили, свечки выкинули, а листочек я забрала…

— Какой листочек? — не понял блондин, чуть сдвигая брови, — Как тот, что мы с Винсом нашли сейчас здесь?

Хранитель памяти, без особенной симпатии рассматривающий выступающий край каминной полки, невнимательно помотал головой.

— Нет, такой, как тут, мы нашли в другом месте. Хотя, кажется, опять же она нашла… Ну, может, вы вдвоем. А то был другой…

— Стоп-стоп-стоп, — заволновалась девушка, — Я что-то теряю нить повествования. Что еще за листочек вы нашли тут?

Винсент, ненадолго отвлекшийся от камина, обернулся к собеседнице. Выглядел он на редкость серьезно, что после мимолетных шуточек, только что проскальзывающих в его речи, казалось даже странным.

— Список, — негромко ответствовал он, внимательно глядя на девушку, — Точно такой же, как и тот, что вы с Эриком обнаружили в каморке твоего родителя.

Татьяна изо всех сил постаралась не измениться в лице, поняла, что ей это не удается и бросила бессмысленные попытки, предпочитая просто ответить.

— Ты хочешь сказать… — медленно проговорила она, — Что Альберт побывал здесь?..

— Если только листик не занесло сюда ветром, да, — хранитель памяти пожал плечами и, вновь обернувшись к камину, продолжил, — Но должен заметить, тут есть надписи куда как более интересные, чем Альбертовы зверюшки.

Девушка, покосившись на графа, напряженно нахмурилась. Упоминание каких-то надписей вкупе с холодным пламенем вызывало у нее не самые приятные ассоциации.

— Не буду слишком уж испытывать ваше терпение, — в голосе Винсента ясно слышалась ухмылка, но почему-то довольно невеселая, — Татьяна, должно быть, помнит, но для вновь посвященных я поясню, — он бросил довольно красноречивый взор на внимательно слушающего его блондина, — В будуаре, кроме свечек, холодного пламени, пыли и листочка было еще кое-что. И этим кое-чем была надпись на подсвечнике, где и находились свечи. Три слова на латыни, заклятие или заговор… — мужчина опять обратил взор к камину и, эффектно проведя пальцем по выступающему краю каминной полки, медленно и с выражением прочел, — Dum spiro, spero.

Граф де Нормонд, похоже, ожидавший чего-то более устрашающего, слегка приподнял бровь.

— Пока… дышу — надеюсь? — он вопросительно глянул на девушку и, внезапно разуверившись в собственных знаниях, опять глянул на Винсента, — Или «пока живу — надеюсь»?

— Перевести можно по-разному, но суть от этого не изменится, — мужчина вздохнул, почему-то, как показалось Татьяне, виновато, опуская взгляд на пламя, — Как бы там ни было, звучит, да и выглядит, символично. Пламя, как я помню по свечкам, потушить нельзя. Даже любопытно, может ли потушить его тот, кто зажег, или…

— Тебя только это интересует? — девушка, совершенно недовольная отступлением от темы, скрестила руки на груди, — Или тебе уже совершенно понятно, кто мог побывать и тут и в замке? Да и, собственно говоря, ради чего? — она почесала бровь и недоумевающе пожала плечами, — Не для того же, чтобы просто облагородить интерьер будуара и осветить здесь, по доброте душевной, темную комнатку. Верно… же? — заметив устремленный на нее внимательный и серьезный взгляд Эрика, она растерянно умолкла. Молодой же человек, куснув себя за губу, зачем-то сцепил пальцы в замок и, слегка хрустнув ими, неожиданно нахмурился, серьезнея еще больше.

— А может быть, и не верно… — медленно проговорил он, словно бы додумывая посетившую его мысль на ходу, — Может, ему зачем-то нужно было освещение… И здесь и в замке, — взор его, устремленный к девушке, стал столь красноречив, что та мгновенно поняла его значение и слегка приподняла брови.

— Неужели думаешь, что он что-то искал?

Ответ последовал со стороны камина.

— Почему бы и нет, — меланхолично вклинился в беседу хранитель памяти, — В жизни все возможно, а здесь, например, вполне есть, что поискать… Любопытно только, кто же он такой, этот «он».

— А может, «она»?.. — вопрос граф де Нормонд задал, казалось, скорее для поддержания разговора, однако, в голосе его мелькнуло что-то, заставившее Татьяну насторожиться, а Винсента оторваться от пристального созерцания пляшущего огня. Затаенная боль, глубокая ненависть и странное сожаление — все смешалось в этот миг в тоне молодого человека, моментально давая понять, кого же именно он имел в виду.

Хранитель памяти легко улыбнулся и, хмыкнув, вновь обратил внимание на камин, зачем-то опускаясь с ним рядом на одно колено.

— Луиза? — слышащаяся на сей раз в его голосе ухмылка была явно веселой и даже какой-то ободряющей, — Она, конечно, местами обитала в том будуаре, но, поверь мне, Эрик, упыри не владеют магией. Даже зачатки ее им неведомы. А вот то, что здесь бывал всеми любимый и всем известный маг…

— То есть, по-твоему, огонь зажег Альберт? — Татьяна, не удержавшись, хмыкнула, — Пробраться в будуар мимо Эрика было бы затруднительно. Конечно, он умеет перемещаться, но…

— Нет, — голос Винсента прозвучал неожиданно резко и девушка, прервавшись на полуслове, удивленно воззрилась на него. Хранитель памяти, качая головой, как китайский болванчик, медленно запустил руку в камин, шаря по старой золе, оставшейся здесь, видимо, еще с тех времен, когда пламя рождали дрова, а не чары.

— Нет, это не он, — продолжил Винсент, не обращая ни на кого внимания и следя за собственными действиями, — Это чары, да, магия, но магия не принадлежащая магу.

— Что это значит? — Эрик, наблюдающий за действиями друга не менее внимательно, чем он сам, чуть склонил голову набок, — Маг, который не маг, не умеющий колдовать колдун… Если это не он, тогда кто же?

— Интересный вопрос, — хмыкнул хранитель памяти и, неожиданно подавшись вперед, сунул в камин, помимо руки, еще и голову. Дальнейшие его слова прозвучали глухо.

— Если мне на него кто-нибудь ответит, я с вами поделюсь.

Молодые люди, ошарашено созерцающие действия своего спутника, медленно переглянулись. Зрелище, надо сказать, было впечатляющим — пусть пламя и не жгло, выглядело оно все же вполне натуральным, и мужчина, который, стоя на одном колене перед камином, совал в него голову, производил впечатление откровенно ненормального.

— Ты… — почувствовав, что голос охрип, Татьяна вежливо кашлянула и продолжила, — Прости, перегрелся? Охлаждаешь свою буйную головушку?

Винсент в камине недовольно фыркнул. Звук получился гулким.

— Винсент!.. — несколько нараспев окликнул, в свой черед, друга молодой граф, — Что ты там ищешь?

— Как найду, покажу, — буркнул хранитель памяти и, не шокируя более публику, подался назад, снова появляясь на свет божий. Выбираясь, он зацепился за решетку внизу камина и, раздраженно чертыхнувшись, хотел, было, прибавить что-то еще, как неожиданно заметил на ней что-то и, нахмурившись, вгляделся пристальнее. Затем недоверчиво глянул на скелет, словно испрашивая у него ответа и перевел взгляд на пол возле камина. После чего вздохнул и, поморщившись, немного отполз в сторону, там усаживаясь на пол по-турецки.

— Мое предположение подтверждается, — как-то очень неприязненно проговорил он и, кивнув на скелет, пояснил, — Старика кто-то ударил, причем сильно. Причем, прямо здесь, как я понимаю — решетка и пол залиты кровью. Оттереть ее было явно некому…

Татьяна, которую слова мужчины почему-то не столь испугали, сколь удивили, растерянно моргнула.

— А почему старика?..

Взгляды обоих находящихся в комнате искателей обратились к ней. Ни Эрик, ни Винсент вопроса явно не поняли. Девушка, обычно терпеть не могущая быть не понятой, и возмущающаяся на этот счет, сейчас растерялась еще больше.

— Ну… Винс сказал «старика ударили». А почему старика, ты думаешь? Может, это был какой-нибудь парень, сам его так называл… Или вообще девушка.

— Да уж, убийц девушек нам только и не хватало для полного, так сказать, антуража… — пробормотал Винсент, снова переводя взгляд на скелет, — Синяя Борода вышел на охоту и оставляет после себя освежеванные трупы.

Татьяну откровенно передернуло. Воображение, не на шутку разыгравшись, мигом отобразило в ее сознании нарисованную хранителем памяти картину. Последний, на девушку внимания не обращавший, но каким-то шестым чувством догадавшийся, что слова его ей вряд ли приятны, поспешно пожал плечами.

— Не знаю я, почему сказал так. Просто на язык прыгнуло… В конце концов, даже если это было что-то молодое, скелету уже явно не один десяток, и даже сотня лет.

— Блеск, — недовольно буркнула Татьяна, старательно не глядя на обсуждаемые останки и пытаясь выкинуть из сознания неприятную картину, — Ты там нашел, что искал?

Собеседник неопределенно повел плечом.

— Может быть, — лаконично сообщил он и, подняв и немного вытянув перед собою ту руку, которой шарил в камине, принялся медленно сыпать из зажатого кулака на пол золу. Некоторое время товарищи хранителя памяти по изучению старого домика молча наблюдали за этим, но вскоре девушка не выдержала.

— Может, в песочек лучше на улице поиграешь? Надо было предупредить, мы бы лопаточку для тебя захватили.

Винсент бросил на нее очень выразительный и раздраженно-негодующий взгляд искоса и исподлобья и, очевидно, завершив процесс рассыпания золы, нарочито медленно открыл перепачканную в ней, потемневшую ладонь.

Татьяна, сделав невольный шаг, подошла вплотную к двери и, сжав косяк, немного подалась вперед. Воздух впереди, плотный, будто подушка, брошенная в лицо, как-то сразу дал понять ей, что делала она это зря.

Тем не менее, рассмотреть предмет, лежащий на ладони хранителя памяти, ей удалось и глаза ее изумленно расширились.

На руке мужчины возлежал добытый из камина, но почему-то совершенно не кажущийся испачканным, тяжелый, массивный перстень-печатка, украшенный несколько выпуклым, продолговатым камнем молочно-желтого цвета.

— Это оно… он был в камине? — ошарашено пролепетала девушка, недоверчиво вглядываясь во внезапную находку.

Эрик, в свой черед с интересом склонившийся, дабы получше рассмотреть перстень, восхищенно качнул головой.

— И как ты только рассмотрел его там, среди огня?

— Сам не знаю, — задумчиво откликнулся хранитель памяти и, аккуратно взяв кольцо пальцами, поднес его поближе к своим глазам, внимательно изучая, — Я посмотрел на пламя и мне показалось, что в нем что-то сверкнуло. Почему-то подумал, что это может быть что-то важное, вот и… — он немного повернул перстень, ловя камнем отсветы огня и облизнул губы, — Если я хоть что-то смыслю в драгоценных камнях, то это опал.

— А если не смыслишь? — мрачновато отозвалась Татьяна, немного отстраняясь от двери, дабы избежать неприятного давления воздуха, — Если не смыслишь, то изумруд?

Винсент медленно перевел на нее не предвещающий ничего хорошего взгляд.

— Если бы мне не было жалко кольцо, — проникновенно проговорил он, — Я бы, пожалуй, швырнул им в тебя, — и, тотчас же опровергая собственные слова, отрицательно помотал головой, — Хотя, нет. Это чревато. Ты бы его, небось, сразу примерять начала…

Девушка, в возмущении приоткрыв рот, попыталась фыркнуть, в результате совершенно некультурно хрюкнула и, разозлившись больше на себя, чем на собеседника, уперла руки в бока.

— Я всегда знала, что ты хам! Не доверяешь мне — примерь колечко сам! Тем более, что размерчик его, по-моему, как раз тебе подходящий…

Глаза Винсента, по сию пору откровенно смеявшиеся, после этого предложения вмиг исполнились праведного негодования.

— И это я хам? Ты меня подозреваешь в крайней степени безрассудства, которое свойственно скорее тебе, а хамом называешь меня! Знаешь, что, дорогая моя, я, в отличии от некоторых, инстинктами самоубийцы не страдаю и всякую подозрительную дрянь на себя напяливать не планирую! В конце концов, мне мои пальцы пригодятся еще.

— А ты полагаешь, что оно тебе их откусит? — граф де Нормонд, не желающий позволять мирной беседе превращаться в ссору, хотя она и казалась довольно миролюбивой, предпочел немного разрядить обстановку. В конечном итоге, эта находка хранителя памяти отнюдь не казалась устрашающей и, в отличие от скелета и крови на полу и решетке камина, производила достаточно приятное впечатление.

— Знаешь, как-то не горю желанием проверять это, — отрезал его собеседник и, снова поднеся перстень ближе к глазам, склонил голову к плечу, изучая его, — Хотя, конечно, зубов у него вроде бы нет, да и слишком пугающим он не выглядит.

— Конечно, ведь его нашел ты, — кисло прореагировала Татьяна и, уперев руку в бок, продолжила, — Разумеется, как что-то нахожу я — так это опасная гадость, а уж если ты — так прекрасная радость, да? Хотя чему я удивляюсь. Чего еще ждать от типа, ржущего в темноте над падающими девушками!

— Это когда это ты ржал? — граф де Нормонд, крайне заинтригованный вновь открывшимися обстоятельствами, с интересом приподнял брови. Хранитель памяти, явно не считая предлагаемую тему достойной хоть какого-нибудь внимания, недовольно сморщил нос, продолжая с преувеличенным вниманием рассматривать кольцо.

Татьяна, ощутив, что в этом вопросе победа остается за ней, гордо расправила плечи.

— Это было, когда я впервые попала в подвал, — претенциозно заявила она, — Когда у меня болела нога, между прочим! Я спускаюсь себе по лесенке, и вдруг слышу смех в темноте…

— К тому времени ты уже спустилась, — недовольно буркнул Винсент, похоже, и в самом деле ощущающий свою вину за тот маленький инцидент, — Бродила по подвалу и смешно падала, я не удержался.

— Да ты постоянно ржешь! — совсем возмутилась его оппонентка, — И когда мы увиделись впервые…

— Кстати, — блондин, во время пикирования переводящий взгляд с одного из спорщиков на другого, в зависимости от того, кто в данный момент говорил, заинтересованно прищурился, — А как вы вообще познакомились? Татьяна, неужели ты, испугавшись тогда, снова отправилась в подвал к страшному льву?

Девушка, как-то сразу растерявшая гордость и самоуверенность, скорчила недовольную рожу и опустила плечи.

— А что такого? — недовольно буркнула она, — Я, между прочим, вообще люблю все кошачье, а тем более, когда оно особо крупных размеров.

— О, да, я помню, — хохотнул хранитель памяти, даже опуская руку с кольцом, — Когда ты заявилась ко мне в клетку, помнится, угрожала грязной одеждой. Жестокая обманщица, как не стыдно было пугать меня, маленького львенка?

— У тебя странное понимание слова «маленький», — совсем надулась Татьяна и, оправдываясь скорее перед Эриком, нежели перед его, да и своим, другом, развела руки в стороны, — Я просто искала прачечную. А в результате моя кофта так и затерялась где-то в восемнадцатом веке… — девушка ностальгически вздохнула и, возвращаясь к напечатанному, бросила все еще несколько недовольный взгляд на Винсента, — Ты закончил изучение перстня, гражданин ювелир?

— Закончил, — гражданин ювелир, уверенно поднявшись на ноги, поднял кольцо повыше и, посмотрев снизу сквозь него, хмыкнул, — На нем гравировка.

— Где? — вопрос прозвучал неожиданно громко и Татьяна с Эриком, произнесшие его в один голос, удивленно переглянулись. Хранитель памяти, усмехнувшись, опустил перстень.

— Внутри, — совершенно спокойно ответствовал он, — Снова латынь, кажется, обитатели этого дома питали к ней некоторую слабость. «Однажды здесь засияет Солнце» — как видите, ничего угрожающего.

— Ну, это как сказать, — со вздохом отозвалась девушка, — Надежды на сияющее светило, безусловно, очень радуют, но ведь пока оно, видимо, не светит.

— Пока нет, — согласился Винсент и, довольно небрежно на взгляд Татьяны, с трепетом относящейся к антикварным изделиям разного рода, сунул перстень в карман джинсов, — Ладно… Кажется, мы нашли здесь все, что не нашел неизвестный поджигатель, — с этими словами он демонстративно кивнул на каминное пламя, — Думаю, пора бы уже и обратно. Надо бы только пророчество записать… Ни у кого ручки не будет?

— Даже ножки нет, — хмыкнула в ответ девушка, — А что, ты думаешь, дома, в обществе Романа и Ричарда думаться лучше будет?

— В самом деле, Винс, зачем тебе оно? — граф де Нормонд, не поддержав шутку, хотя и поняв и даже оценив ее, предпочел задать тот же вопрос уже более серьезно, — Мне казалось, мы во всем в нем уже разобрались, что еще ты хочешь узнать?

— Во всем? — хранитель памяти, не скрывая насмешки, изогнул левую бровь, — А корабли? А луна? А море? Да и с чего бы это наш спящий друг согнул в спираль время, как гласят строки? У меня лично осталось еще довольно много вопросов, посему подумать над ними я предпочел бы дома, в тишине и спокойствии.

— Ага. В обществе Романа, — вновь напомнила Татьяна и мечтательно вздохнула, — Он-то тебя спокойствием обеспечит…

— Издержки, — развел руки в стороны мужчина и, обреченно улыбнувшись, тронул за плечо внимательно изучающего что-то на стене, графа, — Пойдем, поищем ножку, которой писать.

Эрик, не реагируя на слова приятеля, медленно поднял руку в останавливающем жесте.

— Подожди… — голос его звучал как-то странно, приглушенно, будто придавленный гнетом мыслей, — Может быть… там имелся в виду именно этот корабль?

Винсент, который, коснувшись плеча друга, смотреть, тем не менее, продолжал в сторону выхода, медленно перевел взгляд на то, что рассматривал блондин. Брови его заинтересованно взметнулись и хранитель памяти, отпустив Эрика и даже слегка отодвинув его назад, шагнул ближе к стене.

— Корабли-то там имелись в виду во множественном числе… — задумчиво вымолвил он, разглядывая что-то на стене, недоступное взору девушки, которая в приступе любопытства нервно мялась у двери, — Хотя, может быть, что это один из флотилии.

— Да что там такое? — Татьяна, не выдержав, сжала дверной косяк и сильно подалась вперед, опасно склоняясь над порогом и заглядывая в комнату. Она еще успела смутно заметить на стене небольшую модель парусного судна, как вдруг воздух в легких стремительно закончился. Перед глазами потемнело, голова закружилась. Пальцы, сжимавшие дверной косяк, начали слабеть и девушка, уже ничего не понимая, подчиняясь только инстинкту самосохранения, отчаянным рывком дернулась назад, каким-то образом ухитряясь повернуться и прижаться спиной к стене, отделяющей основное помещение от комнатки. Губы ее дрожали, сердце бешено колотилось; приоткрыв рот, Татьяна жадно ловила живительный кислород, даже не замечая, как медленно сползает вдоль стены.

— …яна! — донесся до ее ушей конец испуганного возгласа блондина и спустя секунду сильные руки, подхватив ее с двух сторон, помогли девушке принять более или менее вертикальное положение. Из неохотно рассеивающегося тумана выплыло обеспокоенное, испуганное лицо графа, где-то сбоку виднелся не менее взволнованный лик Винсента.

Последний, оглядевшись вокруг, недовольно поморщился.

— Черт, даже стула нет… Какой дурак не оставил в доме даже самой завалящей табуретки?

Эрик, мельком глянув на друга, ничего не ответил, продолжая поддерживать тяжело дышащую, испуганную девушку, в поисках поддержки льнущую к нему.

Заметив, что взгляд Татьяны стал несколько более осмысленным, хранитель памяти слегка погрозил ей пальцем.

— Больше никогда не делай так, ладно? Я вас вел сюда не для того, чтобы ты погибла смертью храбрых.

— Что… — дыхание перехватило и девушка, не в силах ответить, лишь сильнее прижалась к нежно и уверенно поддерживающему ее молодому человеку. Тот, легко угадав возможное продолжение фразы, сам глянул на Винсента.

— Что произошло? — негромко вопросил он. Татьяна, пока еще не в силах сказать что-либо, лишь слабо кивнула, подтверждая, что задать хотела именно этот вопрос.

Хранитель памяти тяжело вздохнул и, прислонившись плечом к дверному косяку, невольно послужившему спасению девушки, нехотя начал объяснять:

— Если в пророчестве был высказан запрет заходить в эту комнату, значит, от носителя милых побрякушек она защищена. Вернее даже будет сказать — закрыта. Это древняя магия, очень неприятная по своей сути. Когда-то давно колдуны, скрывая какие-то тайные помещения или от нежеланных гостей, или же вообще ото всех, накладывали запрет на вход в них. Этот запрет предохранял куда как надежнее простых засовов, и превосходил по степени сохранения тайны все современные замки и сигнализации, — мужчина замолчал и, видя, что слушатели ждут продолжения, вздохнул, — Стоило неугодному человеку, незваному гостю или еще кому-то, на кого распространялся запрет, зайти в закрытое помещение, как он умирал. Смерть наступала практически мгновенно, гость не успевал выйти, оставаясь навеки там, куда входить было нельзя. Так что… — он как-то виновато ухмыльнулся, — Хорошо, что ты держалась за косяк и тебе все же хватило сил покинуть комнату. Полагаю, что ты первая и единственная, кому удалось преодолеть этот страшный запрет.

Татьяна, почувствовав, что у нее подкашиваются ноги, буквально повисла на графе. На мгновение ей показалось, что она сейчас потеряет сознание. Никогда в жизни она не испытывала подобного, никогда еще не была столь близка к смерти… Даже в миг, когда стояла передо львом, которого полагала тогда диким хищником, находясь в его клетке, она не боялась до такой степени.

Эрик, прекрасно понимающий состояние своей избранницы, прижал ее сильнее к себе, успокаивающе гладя по спине.

— Тише, тише… — зашептал он, — Все уже позади, моя хорошая, больше такого не произойдет… Тебе не нужно заходить туда, мы… Винсент все расскажет.

Хранитель памяти, в общем-то, не собиравшийся отлынивать от обязанности вести репортаж с места событий, заинтересованно вскинул бровь.

— Это понимать так, что ты теперь туда тоже опасаешься заходить?

Граф де Нормонд, отнюдь не предрасположенный сейчас к шуткам, хмуро глянул на друга.

— Это понимать так, что я теперь не оставлю Татьяну одну, — тихо промолвил он и, дабы сменить тему и отвлечь внимание девушки от только что происшедшего, осведомился, — Ты рассмотрел корабль? Вернее, эту… игрушку.

— Это модель, — поправил блондина собеседник и, отлипнув от косяка, вновь уверенно зашел в комнату, останавливаясь возле стены и рассматривая миниатюрное судно, — Модель фрегата, насколько я помню виды кораблей. Парусного, стало быть, не слишком современного… Делаем вывод — скорее всего кораблик в его истинном виде по волнам уже… — он неожиданно умолк и изменившимся голосом закончил, — Прошел.

— Что такое? — обретшая вновь возможность говорить, а главное — дышать, девушка, заволновавшись, немного повернулась в объятиях графа, взирая на дверной проем.

Хранитель памяти в комнате, скрытый на данный момент от взглядов молодых людей, слегка помотал головой.

— Нет, я… В смысле, все в порядке, я просто… Мне кажется, я уже видел эту модель раньше. И видел на этой самой стене…

Блондин, глянув на обнимаемую им девушку, слегка нахмурился.

— Быть может, ты прежде заходил сюда?

— Совершенно уверен, что нет, — последовал резковатый ответ, — Я не помню ни камина, ни скелета, а этот корабль… Наверное, просто дежа-вю, — мужчина слегка вздохнул и, всмотревшись в миниатюру судна пристальнее, хмыкнул, — А выполнено искусно. На борту даже название имеется, ну-ка… — он немного отошел, позволяя свету каминного пламени озарить модель и, всмотревшись, прочитал, — Semper vivens, — голос его вновь обрел нотки странной задумчивости.

Татьяна, теперь уже сама глянувшая на продолжающего ее обнимать графа, чуть пожала плечами. Название, видимо, вновь написанное на латыни ни о чем не говорило ей.

— Оно тоже знакомо тебе? — граф де Нормонд, не желая ждать, пока друг сознается сам, предпочел подтолкнуть его вопросом. За стеной послышался вздох и воцарилось молчание.

Девушка, вытерпев целых три секунды, предпочла нарушить его. В конечном итоге — рассуждала она, — жизнь и в самом деле слишком коротка, чтобы постоянно ждать открытия каких-то невнятных тайн. Впрочем, сказать она практически ничего не успела.

— Ви… — только, было, начала Татьяна, когда голос из комнаты перебил ее.

— Знакомо, — глухо ответствовал хранитель памяти, по-видимому, все еще продолжающий созерцать модель неизвестного корабля, — Знакомо не потому, что знаком с латынью или слышал это словосочетание… Не могу объяснить, почему, но чувствую… С этими словами, мне кажется, было связано что-то важное.

Татьяна нахмурилась. Странные провалы в памяти самого хранителя памяти смущали ее.

— Если бы ты не был собой… — медленно и осторожно проговорила она, — Честное слово, я бы подумала, что это тебе кто-то стер память…

— Глупости! — мужчина, похоже, оскорбленный этим заявлением до глубины души, решительно покинул комнату, хмуро взирая на собеседницу, — Кто мог бы стереть мне память? В моей жизни не было ничего такого, что надо бы было стирать, да и даже если бы было возможно хранителю памяти иметь своего хранителя, возле меня его нет. Это, скорее всего, не более, чем дежа-вю…

— Ну-ну, — невесело откликнулся молодой граф и, решив более не настаивать на высказанной Татьяной, но пришедшей в голову и ему мысли, поинтересовался, — А как переводится название корабля? Мои познания в латыни, видимо, не столь глубоки, чтобы перевести его самостоятельно.

— Всегда живой, — хмуро откликнулся Винсент и, тяжело вздохнув, как-то неохотно прибавил, — Видимо, название давали, исходя из постулата «Как корабль назовешь, так он и поплывет». Если бы модель пустили по волнам… Впрочем, не важно. Касаться ее я не рискнул — кораблик выглядит не менее древним, чем скелет.

— Может, он когда-то его и соорудил, — тяжело вздохнула девушка и, демонстративно повернувшись спиной к неприятной комнате, осведомилась, — Может, нам все-таки пора домой?

Хранитель памяти, явно обрадованный этим предложением, радостно ухватился за возможность отвлечься от неприятной ему темы.

— Нам все-таки нужна ручка, — напомнил он, — Или карандаш. Или… не знаю, чем еще можно записать. Самое обидное, что даже листочек есть, а вот ручки…

— Хочешь записать пророчество на оборотной стороне списка? — граф де Нормонд в самом искреннем изумлении вскинул брови, — Я думал, мы собирались взять его в замок, чтобы сравнить почерк.

— Почерк идентифицировать я итак могу, — моментально включилась вспомнившая о своих обязанностях дочь мага, — Вообще, я думала, вы уже уверены, что это именно его записка.

Винсент, успевший приблизиться к столу, на котором лежал пресловутый список, взял его в руку и, пробежав еще раз взглядом рукописные строки, вытянул губы трубочкой.

— Нуу… Тут, вроде бы как, присутствуют знакомые сокращения, слово «лично», упоминаются интантеры и… Ах, черт! — мужчина, закусив губу, напряженно впился глазами в лист бумаги в своих руках, затем медленно повернул его к молодым людям, — И здесь… — он почему-то сглотнул и севшим голосом проговорил, — Semper vivens. И, судя по всему, тут это название существ, а не судна… — замолчав, он запустил руку в волосы, снова взирая на список сам. На лице его буйным цветом распустилось абсолютное потрясение.

Татьяна и Эрик, не совсем понимая реакцию друга, переглянулись, затем вновь обращая внимание на него.

— Ну… Должно быть, глядя на корабль, ты вспомнил именно о словах в списке, — неуверенно вымолвил граф, — Полагаю, это вполне способно объяснить твое дежа-вю.

Девушка, не видя смысла что-то добавлять, только уверенно кивнула, затем подумала и для большего эффекта кивнула еще раз, всем видом демонстрируя, что дела обстоят именно так, как сказал любимый и иначе обстоять не могут.

Хранитель памяти, даже не глядя на них, нахмурился. Лицо его было мрачно.

— Нет… — тихо вымолвил он, не отрывая взгляда от строки в списке, — Я готов поклясться, что нет… Все было иначе, я буквально слышал… Не помню… Не помню ни от кого, ни почему, ни когда.

— Наверное, это просто было давно, — осторожно предположила Татьяна, искренне желая поддержать друга и как-то успокоить его. Винсент медленно отвел взор от листа бумаги и взглянул на девушку. В голосе его, когда он заговорил, прозвучала странная горечь.

— Я помню все, что случалось со мной, помню до мельчайших подробностей. Это… профессиональная особенность, можно сказать так. А это… — он качнул головой и внезапно мрачно улыбнулся, — Если бы я не был совершенно уверен, что это невозможно, тоже бы решил, что кто-то подчистил мою память. Но я даже не испытываю ничего, что обычно сопутствует попытке вспомнить запретное — ни головной боли, ни давящего страха… Я просто не помню.

— Тогда… — Татьяна переглянулась с графом де Нормонд, который, все-таки перестав ее обнимать, теперь просто стоял рядом, легонько сжимая ее плечи, и старательно изобразила ободряющую улыбку, — Тогда, быть может, у тебя просто сбой программы и ты и в самом деле что-то забыл совершенно естественным образом?

— Может быть, — отстраненно буркнул мужчина и, тяжело вздохнув, постарался все-таки отвести внимание от собственной памяти, — Так… На чем мы остановились? Чем писать-то будем?

— Может, где-то среди пыли и грязи здесь имеются перо и чернила? — предположил блондин, вероятно, тоже не горящий желанием выяснять, что произошло с памятью его друга, — Если последние, конечно, не высохли.

— Вот в этом я как раз не сомневаюсь, — все еще довольно невесело хмыкнул Винсент, уточняя, — В том, что высохли, я имею в виду, — и, оглядевшись, в раздумье проговорил, — Интересно, местные маги не писали карандашами?..

Девушка, окинув пыльную комнатку взором, слегка пожала плечами.

— По-моему, местные вымерли или ушли до изобретения карандашей. Хотя… — отвлеченная совсем другой мыслью, она, тотчас же забыв о карандашах, почесала нос, — А чем вообще люди пишут? Ну, или писали, когда писать нечем было… Перьями, чернилами, ммм… красками?

— Пальцем, — фыркнул Винсент, — Какие еще варианты?

Татьяна честно задумалась.

— Мелом…

Хранитель памяти кивнул.

— Кстати, по-моему, именно им и написано пророчество. Но его я кругом что-то не вижу, так что, быть может, придумаешь другое?

Татьяна, вмиг разозлившись, недовольно передернула плечами.

— Я одна, что ли, думать должна? Углем, блин! Не знаю, огнем выжигали!

— А между прочим, огонь у нас есть, — граф де Нормонд, как обычно, сохраняющий в зарождающемся Содоме олимпийское спокойствие, задумчиво перевел взгляд на столь неприятную и Татьяне, и теперь уже и Винсенту, комнату, — И даже, как я понимаю, уголь…

Повисло молчание. Хранитель памяти, изумленный столь простым и удобным выходом из положения, пораженно смотрел на девушку, та, в свой черед, обалдев от собственной гениальности, созерцала его.

Наконец, Винсент, отвиснув, подал голос, при этом аккуратно кладя список обратно на стол.

— Что ж… И кто полезет там его искать?

Татьяна невинно пожала плечами. По губам ее медленно растеклась сладкая улыбка.

— Ну, наверное, тот, кто уже итак туда лазил, — почти нежно проворковала она и, бросив взгляд на руки мужчины, прибавила еще более сладко, — Тот, кто уже успел испачкать золой руки…

Хранитель памяти, похоже, не особенно горящий желанием опять общаться с камином, нахмурился, старательно пряча испачканную ладонь за спину.

— Я там не нашел ни единого уголька, — недовольно заявил он, — Мне нельзя доверять такие поиски. А вот Эрик…

— Винс, хватит играть в «передай другому», — молодой человек вздохнул. Во вздохе этом явственно прозвучала усталость.

— Я не рискну приблизиться к пламени, хоть оно и холодное, как утверждаешь ты, Татьяне и вовсе не войти туда, поэтому искать уголь придется тебе. К тому же, это твоя идея — записать пророчество.

— Плата за дальновидность, — буркнул хранитель памяти и, не говоря более ни слова, решительными шагами вновь направился к оказавшейся столь неприветливой с гостями, комнате.

Дальнейшие свои недовольные сомнения он принялся высказывать, уже шаря рукой в камине.

— Вообще, писать углем на листе бумаги — не самая удачная мысль, — бурчал мужчина, периодически засовывая в холодный огонь и голову, — Буквы же будут крупнее, чем от пера или карандаша, места не хватит…

— Надо было захватить еще и тот листочек, что я нашла в будуаре, — вздохнула девушка, с интересом наблюдая за говорящим, — Но меня же никто не предупредил.

Эрик, отвлекшись от исканий друга, глянул на нее со вновь проснувшимся интересом.

— Так что там был за листочек? Ты так и не сказала.

— Да ничего интересного, — откликнулся хранитель памяти, забираясь в камин уже едва ли не по пояс, — Мельком упомянутый Альберт и, собственно, все. А она из-за этого такую бучу подняла…

— Это ты бучу поднял, узнав, где я его нашла, — недовольно отреагировала Татьяна и, снова обратив внимание на стоящего с ней рядом молодого человека, продолжила объяснять, — Судя по всему, это было что-то вроде обрывка дневника. И, видимо, дневника Луизы, ибо там были долгие и нудные страдания на тему того, какой плохой ты, какой плохой ее брат, и какой замечательный некто «Р.». Ну, и Альберт. Он тоже хороший.

— «Р.»? — Эрик слегка приподнял брови, — Роман?

— Рене, — откликнулся из камина Винсент, медленно подаваясь назад, — По крайней мере, Татьяна так решила, когда мы были в прошлом.

— Потому, что это было видно! — слегка вознегодовала девушка, — И, по-моему, Ричард что-то такое говорил, что она липла к нему…

— Да ну их, в конце концов, обоих, — хранитель памяти, всклокоченный, с испачканным в золе кончиком носа, да и вообще напоминающий пренебрегающего мытьем после работы трубочиста, вынырнув из камина, недовольно махнул рукой, — Я нашел уголь. Теперь дайте мне листок бумаги и я раскрашу этот мир!

— У кого-то после ползанья по золе поднялось настроение, — Татьяна, сдержав ухмылку, сделала приглашающий жест в сторону стола, где сиротливо белел листочек, — Прошу, господин художник. Творите.

Винсент, не реагируя на почти ничем не прикрытую насмешку, только хмыкнул, шагая в указанном направлении. Почти подойдя к столу, он неожиданно остановился.

— Кстати… — чумазое лицо мужчины обрело явственно задумчивое выражение и он, забывшись, потер подбородок грязными пальцами, оставив на нем темную полосу, — А вы заметили, что этот список выглядит как-то аккуратнее, чем тот, что в замке? Как будто это чистовик, а то так… записка, напоминание самому себе.

— Ну и что? — не понял блондин, легко пожимая плечами, — Мы итак считали тот список запиской, что тут такого?

— Да так, просто подумал… — Винсент как-то посерьезнел, безотрывно глядя на лист бумаги, — Что, если сейчас перед нами лежит, так сказать, оригинал этого списка? Если это действительно так, то составлял его Альберт здесь и, вероятно, руководствовался чем-то, что здесь же и обнаружил… А как знать, что еще он мог найти тут и чему он мог здесь научиться? — мужчина окинул собеседников внимательным взглядом, — Мы ведь так и не знаем, как ему удается открывать двери в пространстве, словно хранителю памяти. И если он научился этому здесь… Тогда кто же тут жил, из чьих записей он узнал это?

* * *

Когда они вышли на улицу, полумрак непогоды уже дополнился сгущающимися сумерками. Дверь домика, выпуская посетителей, опять надсадно, душераздирающе заскрипела и с крыши вновь донеслось недовольное царапанье когтей и даже хлопанье крыльев.

— Видимо, мы снова напугали птичку, — заметила девушка, с неимоверным наслаждением вдыхая полной грудью прохладный, чистый лесной воздух. После пережитого в доме он казался ей равным глотку жизни.

— Может, съесть ее, чтобы не пугалась? — Винсент плотоядно облизнулся и, покидая пространство под свисающей крышей, с ярко выраженным гастрономическим интересом поднял взгляд вверх. Лицо его, только, казалось, лучившееся весельем, вмиг изменилось, как-то потемнело, словно окружающий сумрак бросил свой покров и на него.

Татьяна, который такие метаморфозы как-то не слишком грели душу, на всякий случай нащупала ладонь идущего рядом Эрика, сжимая ее. Граф де Нормонд, и сам обративший внимание на чересчур быструю смену настроений хранителя памяти, на всякий случай притянул девушку ближе к себе и, медленно покидая вместе с ней темную тень под крышей, негромко осведомился:

— Что случилось?

— Кажется, я слегка недооценил птичку… — последовал медленный и откровенно напряженный ответ. Винсент продолжал стоять, подняв голову и созерцая крышу второго этажа.

Татьяна, не очень-то желающая узреть на печной трубе какого-нибудь дракона или, на худой конец, птеродактиля, тем не менее, решила последовать его примеру, медленно поднимая взгляд. В конечном итоге, известная опасность страшит в определенной мере меньше неизвестной…

Впрочем, опасности она так и не увидела. На печной трубе, недовольно нахохлившись, словно огромная курица, сидел большой черный ворон. Подобных девушке прежде доводилось видеть разве что в зоопарке и, уверенная, что в живой природе такие птицы не встречаются, она изумленно приоткрыла рот.

— Вот это птичка… — выдавила она из себя по прошествии нескольких секунд, — К маленьким ее отнести точно не получится…

Эрик, который, чтобы не отставать от спутников, тоже с интересом изучал потрясающее пернатое, ненатурально вздохнул.

— Да и в печную трубу бы она не поместилась, даже от страха. Удивительно, конечно, увидеть такое создание, но…

Хранитель памяти, хмурясь, останавливающе поднял указательный палец. Взор его был прикован к тоже разглядывающему его ворону.

— За нами следят, — негромко промолвил мужчина. Взгляд его стал откровенно неприязненным и птица, будто бы поняв, что радости созерцателям отнюдь не доставляет, внезапно тяжело сорвалась с крыши и, хлопнув крылья, уверенно направилась по воздуху куда-то в сторону, противоположную той, откуда пришли незваные посетители.

Татьяна, проводив ворона долгим взглядом, опустила голову, удивленно взглядывая на Винсента. Тот был мрачен.

— Почему за нами следят? Ты подозреваешь птичку во всех смертных грехах лишь потому, что она большая?

Хранитель памяти неожиданно не поддержал шутку и, повернувшись спиной к избушке, уверенно направился в сторону леса, явственно намереваясь скрыться в нем. Молодые люди, не горя желанием потерять своего проводника, поспешили за ним.

Вновь заговорил Винсент только тогда, когда избушка мага осталась достаточно далеко позади.

— Я подозреваю птичку, — мрачно вымолвил он, даже не оборачиваясь на своих спутников, — Потому, что подобные ей очень умны. Вороны способны говорить по-человечьи, способны понимать обращенные к ним слова, способны выполнять задания, команды, просьбы… И способны следить, если хозяин велит им сделать это. Я не думаю, что он прилетел бы сюда просто так, столько времени провел бы на крыше и улетел бы, услышав мои слова о слежке, по собственной воле. Птичку определенно кто-то подослал. И мне почему-то кажется, что это не Альберт…

— Винс, — Эрик, внимательно выслушавший слова друга, нахмурился, переглянулся с девушкой, будто бы испрашивая у нее совета и, слегка понизив голос, продолжил, — Ты пугаешь нас. Огонь зажигает кто-то, но не Альберт, ворона подсылает тоже не он… Пытаешься намекнуть, что кроме дяди у нас есть еще неведомые враги?

Винсент, явственно предпочитая воздержаться от ответа, а быть может, полагая его очевидным, резко шагнул вперед, переступая какой-то корень и внезапно остановился.

Вокруг по-прежнему царила умиротворенная сумеречная лесная тишина, уже практически не прерываемая щебетом птиц, где-то впереди весело журчал ручеек, преодоленный путниками еще по пути сюда, и остановка хранителя памяти, вкупе с явственно обалдевшим его видом, вызывала самое искреннее недоумение.

Татьяна с Эриком, передвигавшиеся по лесу, взявшись на всякий случай за руки, благополучно едва не врезались в решившего вдруг изобразить каменное изваяние мужчину и, недовольно переглянувшись, вслед за последним вынуждено остановились. Впрочем, оставлять причину внезапного привала невыясненной они не собирались.

— Винсент, что опять случилось? — граф де Нормонд тщетно попытался скрыть недовольство в своем голосе, однако, поняв, что потерпел фиаско, слегка поморщился.

Татьяна, покосившись на него и не желая оставаться не у дел, предпочла внести свою лепту.

— Ты что, внезапно вспомнил, что кошки боятся воды? Немедленно забудь.

Девушка предполагала произнести еще что-то, но звонкий, веселый молодой голос, неожиданно ответивший на ее небольшой выпад, мгновенно сбил ее со всех мыслей.

— Наверное, он просто понял, что надо бояться меня. Что ж, не прошло и пары столетий.

Эрик Стефан де Нормонд, при звуке этого голоса на несколько секунд явственно остолбеневший, внезапно подался вперед, совершенно точно забывая о Татьяне, чью руку сжимал. Девушка, пискнув, вынуждено сделала несколько шагов следом за ним и, на сей раз все-таки врезавшись в хранителя памяти, недовольно потерла ушибленный нос. Винсент к этому столкновению остался совершенно равнодушен, по-прежнему изображая постамент, разве что выражение лица сменив на более недовольное, посему Татьяна, совершенно не желая оставаться в стороне от событий, ухватила его свободной рукой за плечо и, приподнявшись на цыпочках, заинтересованно глянула вперед.

На той стороне ручья, как раз напротив путников, спокойно стоял, сунув руки в карманы высокий, худой юноша, облаченный в джинсы и легкую футболку. Ярко-зеленые глаза его насмешливо поблескивали, казалось, ловя и отражая какой-то невидимый свет, темно-русые, кажущиеся в сумраке еще темнее, волосы венчала черная элегантная шляпа. На губах его застыла насмешливая полуулыбка, отражающаяся на всем лице.

Не узнать молодого человека было невозможно, и Татьяна, мгновенно поняв, почему голос его показался ей таким знакомым, тихонько вздохнула.

Все описываемые события заняли на деле не дольше пяти секунд. Только-только прозвучала насмешливо-ехидная фраза со стороны так неожиданно повстречавшегося путникам юноши, а девушка, выглянув из-за плеча хранителя памяти, уже не смогла удержаться от ответа.

— С чего бы ему бояться маленького, невинного мальчика? — мрачновато буркнула она, слегка переступая на мысках, дабы найти более устойчивое положение. Людовик, а это был именно он, заинтересованно склонил голову набок, вежливо приподнимая брови.

— А я маленький и невинный? — на лице его сразу после этих слов сверкнула ослепительная, почему-то кажущаяся жестокой, улыбка.

Граф де Нормонд, как-то сразу помрачнев, опустил плечи.

— Видимо, больше нет, — тихо вымолвил он, опуская вслед за плечами и взгляд, и стараясь не смотреть на младшего брата, — Ты слишком изменился, Людовик.

— Да неужели? — юноша честно попытался изобразить искреннее изумление, однако, широкая улыбка, не желающая никуда исчезать, помешала этому. Тем не менее, парень, продолжая, старательно сдвинул брови, принимая на себя вид ненатурально серьезный и довольно странный.

— Какой кошмар, правда, Эрик? Твой маленький братик вырос, да и вообще посмел остаться в живых! И как только ему не стыдно? При встрече обязательно поинтересуюсь.

Винсент, заметивший краем глаза совершенно поникший вид друга, нахмурился, решительно переключая огонь на себя и даже сделал, было, небольшой шажок вперед, но обнаружив, что тем самым сильно нарушает равновесие практически висящей на его плече девушки, вернулся обратно.

— Какого черта тебе надо здесь? — голос хранителя памяти прозвучал довольно мрачно, со скрытым, но вместе с тем очень явным вызовом. Чувствовалось, что мужчина, абсолютно не питающий к молодому магу ни родственных, ни вообще хоть сколь-нибудь добрых чувств, отнюдь не собирается спускать ему хамство ни в свой адрес, ни в адрес своих друзей.

Людовик, фыркнув, резким движением вытащил руки из карманов, разводя их в стороны и, уверенно шагнув вперед, без колебаний ступил в воду.

— Рыбку ловлю, — ответ молодого мага прозвучал насмешливо и, вместе с тем, как-то недовольно, словно бы собеседники и в самом деле мешали ему добывать будущую уху. Не дожидаясь ответов, которые, вполне вероятно, могли бы последовать, он сделал еще один, довольно резкий на сей раз, шаг и, присев посреди ручья на корточки, полубоком к путникам, внимательно вгляделся в воду, даже проводя по ней пальцами.

— Никто не видел, тут форель не пробегала?

Хранитель памяти, почему-то посчитавший сей ответ прямым оскорблением его львиной натуры, недовольно скривился. Татьяна, все еще держащая его за плечо, ощутила, что мужчина напрягся, как-то напружинился и даже мускулы его под тонкой тканью футболки буквально заходили ходуном.

Тем не менее, Винсент, сделав глубокий вдох, каким-то образом ухитрился удержать себя от опрометчивых действий.

— Форель по горам бегает, — буркнул он и, недовольно скрестив руки на груди, дернул плечом, едва не сбросив руку девушки, — Тоже мне, рыболов…

Юноша, мигом обратившись в его сторону, закусил губу, насмешливо склоняя голову и удерживая кончиками пальцев шляпу от падения. Налетевший легкий ветерок шевельнул его волосы, заставляя несколько прядей упасть ему на лицо.

— Кому, как не тебе знать это, верно? — голос молодого мага прозвучал до омерзения сладко и, вместе с тем, как-то зловеще.

Ответить Винсент не успел.

Граф де Нормонд, некоторое время не принимавший участия в общей бессмысленной беседе, скользнул взглядом по насквозь мокрым концам штанин юноши и неодобрительно покачал головой.

— Ты простудишься, — говорил он негромко, как будто бы не желая привлекать к себе внимания, однако, глаз с младшего брата не сводил, явно ожидая его реакции.

Тот насмешливо хмыкнул, искоса взирая на неожиданно подавшего признаки жизни родственника.

— Своевременная забота, ничего не скажешь. Решил исправить ошибки прошлого, братик?

Эрик, столь явственно пытавшийся наладить контакт с братом, вновь помрачнел. Видно было, что молодой человек обманут в своих самых лучших надеждах и теперь убежден скорее в их тщетности.

— Ты не ответил, что делаешь здесь, — в голосе графа прозвучали металлические нотки и взор его ощутимо похолодел. Людовик, похоже, предпочитающий не замечать перемен, которые вызвали в собеседнике его слова, кривовато ухмыльнулся, умудряясь даже в столь неудобной и неустойчивой позе сунуть руку в карман. Девушке, внимательно и подозрительно следящей за действиями молодого мага, внезапно почудилось, что в его облике чего-то не достает, чего-то немаловажного, такого, что постоянно притягивало к себе внимание в их прошлую встречу… Однако, понять, что же это, мешала сама ситуация.

— Вообще-то, я ответил, — спокойно и равнодушно вымолвил самый младший представитель рода де Нормонд и, пожав плечом той руки, которую держал в кармане, неожиданно сузил глаза, медленно обводя всех собеседников пристальным взглядом, — А вот что вы все здесь делаете?

Татьяна, абсолютно недовольная таким обилием наездов в адрес ее любимого и ненаглядного блондина, негодующе приподнялась на мысках повыше, даже вытянув шею, чтобы стать как можно более заметной. Усилия же ее, однако, ни к чему не привели.

— Это не твое… — только, было, начала говорить она, как молодой маг, мигом вытащив руку из кармана, слегка погрозил ей пальцем, затем прижимая его к губам, будто призывая к тишине.

— Я не с тобой разговариваю, девочка. Тут есть личности и постарше… — колкий взгляд зеленых глаз скользнул к мрачному, как дождливое небо, графу. Винсент в данный момент к более старшим личностям отнесен явно не был.

— Хотя, постой… — Луи, не позволяя брату ответить, задумчиво провел указательным пальцем по нижней губе и внезапно воздел его вверх, призывая на сей раз к вниманию, — Я догадаюсь сам. Мо не в этой стороне, значит, ты ходил не в гости к старушке, которую любишь больше меня… Тогда к кому же? Неужели к дедушке-колдуну, который тут уже лет сто, как не живет?

— Скорее к птичке, сидящей на его крыше, — буркнул категорически не желающий отмалчиваться Винсент, — Это ты подослал ее шпионить за нами?

Лицо Людовика приняло явственно озадаченное выражение. Неспешно он выпрямился во весь рост, почесал в затылке, сдвинув шляпу на лоб, поправил ее и, наконец, медленно моргнув, пробормотал:

— Какой еще птичке?.. — взгляд зеленых, почему-то потемневших до изумрудного цвета глаз, снова устремился к графу де Нормонд, — Эрик, что несет твой служка? — слова эти были сопровождены указующим жестом в сторону хранителя памяти.

— Мальчишка!! — рык взбешенного мужчины раскатился по окрестностям, будто львиный. Татьяна, стоящая в опасной близости к нему, заволновалась, как бы ее невзначай не задел вот-вот грозящий появиться хвост с кисточкой на конце.

— Как смеешь ты так говорить обо мне?!!

Молодой маг, мигом принимая на себя облик невинного ягненка, которого грозит обидеть, а то и укусить, большой хищник, растерянно заморгал, часто-часто хлопая густыми ресницами. Лицо его на эти секунды стало откровенно детским, казалось, наглый и самоуверенный юноша отступил, давая место тому самому четырнадцатилетнему мальчику, чью гибель его братья оплакивали долгие годы.

— А что такое? — даже голос парня изменился, становясь по-детски наивным, — Разве он не хозяин тебе?

Винсент, сдержав рвущийся наружу рык, опустил руки, стискивая их в кулаки.

Бывший хозяин, — очень зло и отчетливо процедил он, одаряя притворяющегося барашком юного мага взглядом, полным откровенной ненависти.

Людовик, вероятно, уставший изображать того самого невинного маленького мальчика, коим его столь наивно назвала Татьяна, укусил себя за губу и, не выдержав, расхохотался, откидывая голову назад и едва не теряя шляпу. Ребенок исчез. Перед наблюдателями снова стоял повзрослевший, опасный, острый, как игла, ядовитый, словно змея, дерзкий, наглый и насмешливый Людовик Филипп де Нормонд. В зеленых глазах его искрилось злое веселье, лицо так и светилось насмешкой, когда он, отсмеявшись, снова взглянул на хранителя памяти.

— Тогда что же ты бегаешь за ним, как верный пес? Исполняешь все, что он скажет, по первому слову, едва ли не тапочки таскаешь в зубах? — юное лицо неожиданно озарилось странным, насмешливо-злым интересом. Молодой человек, приоткрыв рот, приложил указательный палец к подбородку и воздел глаза к небесам, словно бы испрашивая у них ответа.

— А кстати… Любопытно, Лэрд теперь тоже стал таким? Он всегда был покорной шавкой, выполнял все приказы дяди, так что теперь… — юноша, не опуская приподнятого подбородка, скосил глаза на собеседников, — Вы уже совсем испортили нашего с Альбертом песика, да?

— По-моему, портили его как раз вы, — Татьяна, вовсе не желающая, подчиняясь наглецу, хранить молчание (хотя и хранила его некоторое время), недовольно сжала плечо Винсента, — А мы теперь исправляем, перевоспитываем…

— Могла бы и пораньше это сделать, — мигом прореагировал Людовик, легко пожимая худыми плечами, — Все претензии на этот счет к дяде. Я честно пытался привить псу хорошие манеры… — юноша ностальгически вздохнул и, ухмыльнувшись, потер кулак, — Но его нос оказался слишком хрупким.

Лицо графа де Нормонд, побледнев при этих словах, исказилось мгновенной гримасой отвращения. Он недоверчиво покачал головой и, будто стараясь держаться подальше от родного брата, сделал небольшой шаг назад. Девушка, получившая по этой причине возможность созерцать происходящее, не выглядывая из-за плеча Винсента, с невероятным облегчением опустилась на полную стопу. Стоять на мысках за время милой беседы она уже откровенно замучалась.

— Ты и в самом деле изменился, Луи… — взгляд Эрика так и сочился недоверием и, в тоже время — скрытой ненавистью, направленной, однако, явно не на собеседника, — Что же он сделал с тобою, братик?..

Юноша, как-то мгновенно посерьезнев, хотя и не прекращая ухмыляться, вновь немного развел руки в стороны.

— Он дал мне жизнь, — голос его звучал сейчас холодно и колко. Впрочем, длилось это лишь одно, немного затянувшееся мгновение. Серьезность и холод как-то быстро исчезли из глаз молодого мага и он, будто расслабившись, в раздумье почесал висок указательным пальцем.

— И силу… — вымолвил он, тотчас же даря собеседнику насмешливую улыбку и странно-ядовитый прищур зеленых глаз, — А вот твою жизнь он, скорее, собирается забрать.

Татьяна, чуть пошатнувшаяся от такого заявления, сильнее стиснула ладонь любимого. Мимолетные наезды на него как-то внезапно трансформировались в откровенные угрозы и этого стерпеть она попросту не могла.

— Он не убьет его, — слова эти прозвучали тихо, однако, высокий процент уверенности придал им веса.

Людовик, бросив взгляд на вновь беспардонно подающую голос «девочку», элегантно приподнял бровь. В уголках губ его притаилась очередная ядовитая, змеиная улыбка.

— И кто же помешает ему? — зеленые глаза вновь сузились, — Может быть, ты? Ох, Татьяна-Татьяна, боюсь, ты сильно переоцениваешь свое влияние на отца. Он не поступится ради тебя своими планами и желаниями, — лицо молодого мага внезапно изменилось. Теперь уже серьезность, появившаяся на нем, была определенно искренней, не искусственной, теперь в нем не было притворства.

— Если Альберт вбил себе что-то в голову… — говорил юноша тихо, немного опустив голову и, казалось, что-то изменилось в нем. Словно исчезла куда-то вся злость, вся насмешка, испарился яд.

— Остановить его не сможет никто, — продолжил он и, подняв голову, в упор взглянул на девушку, — Ни ты… ни даже я.

Последние слова молодого человека, столь неожиданные и столь полнящие надеждой сердце его брата, казалось, повисли в воздухе. Эрик, не веря самому себе, похоже, еще больше, чем прежде, смотрел на собеседника, чуть приоткрыв губы и никак не мог заставить себя произнести хоть слово. Татьяна и Винсент, понимая состояние блондина, молчали, не желая в данный момент встревать в беседу братьев.

— Ты… — почувствовав, что охрип, граф де Нормонд тихо кашлянул, — Ты пытался бы остановить его? Если бы он…

Людовик кривовато ухмыльнулся. Казалось, он пытается вернуть вновь прежнее настроение, но в ухмылке его совсем не было зла и жестокости, не было ни насмешки, ни издевки.

— Я не хочу потерять брата, только обретя его вновь, — твердо вымолвил он. Лицо его неожиданно ожесточилось.

— Поэтому, Эрик, сделай одолжение, будь осмотрительнее. Ты теперь человек, а люди в той деревне по-прежнему ненавидят тебя, веря в глупые сказки чертова старика. Впрочем, на руку тебе может сыграть то, что они считают, будто у вампиров нет крови… — завершив свою загадочную, но вполне приятную графу тираду, юноша усмехнулся, — А теперь мне пора. Все, что хотел, я выяснил.

— Про птичку, что ли? — буркнул Винсент, однако, на сей раз остался не услышанным.

Граф де Нормонд, пристально глядя на брата, внезапно чуть сдвинул брови.

— У тебя на руке синяк… Что-то случилось?

— А? — голос молодого мага вновь обрел былую легкость и взгляд его удивленно метнулся ко внутренней стороне правой руки, где и в самом деле виднелся темный след, — А, да ерунда. Дядя укол делал, не бери в голову. Au revoir[3], - тонкие пальцы юноши коснулись края шляпы, голова склонилась в прощальном кивке и в следующее мгновение младший брат Эрика исчез. В воздухе растаял звук щелчка.

Татьяна, будто очнувшаяся от этого звука, слегка вздрогнула и, неуверенно переведя взгляд с блондина на хранителя памяти, медленно промолвила:

— А где же его любимое колечко?

Загрузка...