Призраки в Тель-Авиве. Одиночный мир

ГЛАВА 22

Торжественно и грациозно Генрих четвертый вел за руку свою дородную и увешанную драгоценностями супругу. В душе королева была разочарована турниром, но, зная с каким вниманием, король следит за ее настроением, старалась казаться спокойной. Она шла за мужем гордо и величественно, уничтожая взглядом безвестного рыцаря, смешавшего ей всю игру. Божественной королеве было скучно в обществе недалекого и нелюбимого мужа, она ненавидела его плоские шутки и ценила свою дружбу с мужественным герцогом, которого прочила в супруги своей кузине – герцогине де Блюм. Господин Балкруа, на ее взгляд, был перспективный молодой человек, нуждавшийся в небольшой светской шлифовке со стороны такого многоопытного наставника как она, после чего его вполне можно было приобщать к тихим радостям придворной жизни и благословить на брак с этой простушкой де Блюм. Алиса девушка благодарная (герцог был одним из крупных землевладельцев Англии) и не станет чинить препятствий безобидной дружбе своей коронованной кузины и будущего мужа. Королева с пылом заметно увядающей, но еще молодящейся дамы, принялась образовывать неотесанного герцога, обучая его премудростям двора и манерам великосветских вельмож. Не раз и не два она намекала мужу на то, что лучшего кандидата на пост министра финансов, чем Балкруа ему не найти, но король видел в герцоге опытного воина, сумевшего поставить на колени гордых сельджу́ков и старался отдалить его от двора, под предлогом проведения военных маневров с французскими союзниками. Генриху не нравилось участие королевы в судьбе этого неотесанного солдафона, и он старался во всем поступать вопреки далеко идущим прожектам супруги. Подвиг маэстро, сбросившего с коня это затянутое в железо чучело, оказался весьма кстати, теперь, по крайней мере, он сможет отклонить просьбу жены, когда она в следующий раз станет хлопотать за герцога.

По негласному жесткому уставу, принятому при дворе считалось, что побежденный рыцарь должен, прежде всего, думать о реванше, отложив все дела второстепенной важности. «Пусть отыграется сначала, мясник тулузский, а потом посмотрим, что с ним делать дальше»

Направляясь к славному победителю турнира, Генрих не мог совладать с выпирающим из него чувством юмора и шутил теми шутками, которые давно уже вызывали у королевы изжогу. Окружающие тоже были вынуждены мириться с ними и громогласно веселились, показывая, друг другу как пробирает их королевское остроумие. Энергично жестикулируя на ходу, его Величество выдал приближенным затасканный анекдот с бородкой сам, при этом громко хохоча и прислушиваясь к рассыпчатому смеху всей королевской рати.

Подойдя к герою дня, Генрих властным жестом утихомирил придворную шушеру и, как и подобает первому джентльмену Европы, поздравил сначала герцогиню с удачным выбором, затем изящно повернулся к Васе и взгляд его заметно потеплел. Он явно восхищался славным рыцарем, сумевшем столь лихо досадить его высокомерной супруге. Маэстро, понимая, что им любуются, картинно выпятил молодецкую грудь и смело посмотрел в глаза королю. Между ними мгновенно установилась незримая симпатия, вследствие чего Василий сделал некий козлиный прыжок, который должен был выразить его величающую преданность английской короне.

Король, знавший толк в нюансах светской учтивости, по достоинству оценил грациозный жест победителя и всенародно осчастливил его покровительственной улыбкой.

– Маркиз, – с чувством сказал он, – должен признаться, что нахожу вас одним из самых выдающихся воинов моего королевства.

– Я счастлив, ваше величество, слышать это из уст славнейшего из рыцарей, не знающего себе равных в бранном деле.

Король, понимавший в бранном деле не более чем в ирландской колбасе, которой скармливал своих гончих, тем не менее, расплылся в любезной улыбке:

– Вы столь же искусны в беседе, храбрый юноша, как и в ратных делах, – сказал он. Утонченная похвала монарха окончательно сразила Васю, и он снова повторил свой козлиный прыжок, который на сей, раз был много выше первого и это вольное упражнение, в свою очередь, вдохновило короля на еще более изящный комплимент:

– В вас счастливо сочетается чувство слова и чувство боя, – сказал он, – ваш неотразимый удар слева, я думаю, надолго отобьет у герцога охоту сражаться на турнирах, не так ли, дорогая?

Приближенные разразились громким смехом, а довольный Генрих, не без злорадства, окинул взором затянутую в шелка фигуру своей полнеющей супруги. Королева не слишком учтиво буркнула что-то невнятное – что следовало понимать, очевидно, как небрежное – «Поступай, как знаешь, а меня уволь!» и, принужденно улыбнувшись кузине, сквозь зубы поздравила ее:

– Я рада за вас, милочка!

Дурное расположение духа супруги чрезвычайно радовало короля. Генрих Четвертый был счастлив – наконец-то представилась возможность показать этой лицемерке, что он далеко не разделяет ее бесстыдных симпатии к герцогу. Он всегда был рад унизить в глазах жены ее порядком поднадоевшего всем подопечного, и теперь воспользовался случаем.

– Маркиз, – елейным голосом пропел король, – я хорошо знал вашего отца, он был прекрасный воин и очень предан нашей фамилии.

Столь очевидное враньё со стороны Его величества несколько озадачило Циона. Он не менее хорошо знал Васиного отца – это был скромный и ни чем не примечательный человек, который кроме футляра от очков, никогда не держал в руках что-либо похожее на оружие. Он хотел вмешаться и сказать королю, что Его величество обознался, но люди окружавшие монарха стали подозрительно поглядывать на него и он догадался, что их тревожат его огромные ручные часы. Никто из рыцарей не мог похвастать подобной игрушкой, это дурачье приняло часики за мифический талисман, защищающий гостя от злых духов.

Цион посмотрел на сверкающий циферблат и обомлел – до старта оставались считанные минуты.

– Вася, – с отчаянием сказал он, – нельзя терять ни секунды!

– Увы, мой дорогой друг, я остаюсь! – сказал Василий и галантно приложился к белоснежной ручке герцогини. Лицо его выражало приторную любезность и Цион подумал, что с удовольствием плюнул бы в ясные глаза маэстро, столь коварно расстроившего все их совместные планы. Времени было в обрез. Проклиная друга, на которого невозможно положиться в трудную минуту, Цион во весь дух побежал к Колеснице и вдруг почувствовал за собой тяжелый топот железных сапог.

«Слава Богу, – подумал он, – опомнился-таки Василий в последнюю минуту» Заярконский влетел в машину, открыв пошире люк, чтобы друг успел вбежать за ним, но вместо Васи в кабину грузно ввалился герцог Балкруа. К такому бешеному марафону да еще в семидесяти килограммовой амуниции он не привык. Дыхание его стало прерывистым, крупные капли пота обильно струились по лицу. Цион, успевший перевести рычаг времени, вскрикнул и преградил ему дорогу, но одним взмахом могучей руки герцог выбросил щуплого любителя поэзии из кабины. Упав на поврежденную коленную чашечку, любитель потерял сознание. Входной люк с шумом захлопнулся: сработал режим автопилота. Колесницу отчаянно затрясло, в следующее мгновение ошалевший после Васиных ударов герцог, благополучно растворился в Будущем.

Очнувшись, Заярконский увидел над собой маленького пажа, умело натиравшего ему виски какой-то резко пахнущей жидкостью. Он сел на песок, сморщился от нестерпимой боли в коленке и, к удовольствию улыбавшегося пажа, смачно обругал своего распушившего хвост товарища.

– Сэр, – сказал повеселевший паж, – как же ловко это у вас получается, вы не могли бы дать мне несколько уроков на досуге?

Но Циону было не до уроков. У него ужасно ныла нога, и он был уверен, что благодаря ослиному упрямству маэстро им никогда не выбраться из этой проклятой временной ловушки.

– Не боись, Маня, – успокоил его подоспевший Вася, – я Дубровский!

Маркиз грациозно вел герцогиню под локоть, будто прогуливаясь с ней по набережной Тель-Авива. Счастье плескалось в его бессовестных глазах.

– Мы приглашены на ужин к его величеству, – невинно сказал он, любезно помогая другу подняться.

Герцогиня из вежливости также сочла нужным посочувствовать страдающему Циону:

– Вы не ушиблись, Маня? – участливо поинтересовалась она, заставив Василия разразиться неприличным в светских кругах хохотом.