Призраки в Тель-Авиве. Одиночный мир

ГЛАВА 8

Путешественники были в тех же нарядах, что и окружавшая их публика, никто не обращал на них внимания; друзья вполне вписывались в общую картину сверкающих на солнце конических касок, надраенных до блеска доспехов и развевающихся на ветру боевых знамен.

Васю забеспокоила вдруг судьба Колесницы столь чудным образом перебросившей их в эту прекрасную страну:

– А что если на нее телега наедет какая, унесем мы отсюда ноги, али нет?

– До этого не дойдет, – успокоил его Цион с видом знатока, понимающего толк в гужевом транспорте, – машина находится в зоне защитного поля, если у кого и возникнет желание наехать на нее, чувствительный электрический разряд быстро отрезвит лихача.

– Интересно посмотреть, как его скрючит! – мечтательно сказал Василий!

– Это не опасно, – сказал Цион, – в малых дозах электричество полезно.

Путешественники расположились в пустующей ложе амфитеатра и не успели оглядеться, как к ним, резво семеня ножками, подбежал маленький шустрый паж. На нем был ярко-красный камзол из плотного батиста, короткие штаны, туго перехваченные на икрах и модные туфли с золотыми пряжками. Манеры у этого подростка были бойкие так же, впрочем, как и язык, который у него ни на минуту не замолкал. Он выполнял на турнире обязанности герольда (нечто вроде судьи и комментатора) и весьма гордился своей должностью.

– Нуте-с, джентльмены, – нагло сказал парнишка, обращаясь к притихшему Циону, – к какому ордену мы принадлежим?

– А вам это зачем? – подозрительно спросил Цион. Его английский был не столь безупречен, как у Васи, но паж даже не уловил акцента:

– Сэр, – сказал он с апломбом восходящей эстрадной звезды, – вопросы тут задаю я…

– Цыц, шавка! – тихо, но внушительно сказал Василий, – отвечать только на мои вопросы!

Испуганный паж вытянулся в струнку и, сообразив, как следует держаться с этим гордым господином, тихо сказал:

– Ваша милость, я обязан представить почтенной публике участников турнира…

– Мальчик, с чего ты взял, что мы участники?

Цион явно нервничал, но Василий, смерив его грозным взором, вдруг странно набычился:

– Я маркиз де Хаимов, – сказал он низким голосом, – орден святого Иерусалима, запомнил?

– Да, высокородный сэр, запомнил, – сказал паж.

– Что еще? – сказал Василий, увидев, как тот нерешительно переминается с ноги на ногу.

– Я должен также представить публике даму вашего сердца, – учтиво напомнил паж.

– Даму? – сказал Вася, замешкавшись на мгновение, – я назову ее имя перед выходом на ринг.

– Арену, – поправил Цион, не очень уверенный в том, что нашел правильное слово.

– Слушаюсь, Ваша милость, – сказал напомаженный паж и почтительно склонил голову.

«Какой-то он весь худющий» – жалостливо подумал Цион, а вслух зашипел на бесцеремонного друга:

– Какого черта, Вася, что ты там еще задумал?

– Не Вася, а высокочтимый маркиз, Василио де Хаимов! – гордо оборвал его друг.

– С каких это пор, сэр, вы стали маркизом?

– Я маркиз от рождения! – с достоинством сказал Василий и Цион, знавший о пролетарском происхождении его еврейских предков, удивился этому откровению. Год назад Василий прибавил к своей фамилии приставку «Де», а когда его спросили, что бы это могло значить, коротко пояснил, что является аристократом со стороны прабабушки, которая была внебрачной дочерью маркиза де сен Лоран, обедневшего французского дворянина, подвизавшегося на службе у русского царя. Все знали склонность Васи к мистификациям и его бессовестное вранье было воспринято, как очередная и не очень удачная шутка скучающего спортсмена.

– Но инструктор запретил нам препираться с аборигенами, – сказал Заярконский, – поддавшись грубому напору друга.

– Инструктор мне не указ, – сказал Василий, вглядываясь в стайку разгомонившихся дам, – он никогда не узнает об этом, а ты ведь не станешь ему рассказывать об этом, правда?

– А что если вам сейчас намнут шею, сэр?

– Не боись, Ципа, шею как раз намну я, и это будет замечательно с двух сторон, – он продолжал высматривать себе даму в пестрой толпе аристократок, – во-первых, потому что женщина всегда идет за победителем, а во-вторых, победа способствует выработке мужских половых гормонов.

Цио́н понял, что Василий вполне уже оправился после утомительного развода с женой и в душе пожалел, что затеял сомнительное предприятие с человеком столь ненадежным. Собственно, он лично, намеревался посетить хоромы Петра Великого, но друг счел необходимым окунуться в романтическую эпоху рыцарства – «Для восстановления психического баланса», который на поверку оказался пустым предлогом и интересовал Васю здесь один лишь пошлый флирт с этими расфуфыренными куклами. «И дернул меня черт идти на поводу у этого ловеласа»

Цион увлекался некогда историей крестовых походов и написал даже реферат о замечательном певце рыцарства поэте Гийоме Акветанском. Василий умело сыграл на этом – «Проникнемся атмосферой грубых нравов и первобытных инстинктов, – сказал он, – а там… можешь навострить лыжи хоть к Ивану Грозному»

Судя по выдержанной им многозначительной паузе, он собирался отправить приятеля значительно дальше хором русского самодержца, но вовремя спохватился – утонченные манеры аристократа могли ему пригодиться в будущем. Догадываясь, какие именно мотивы руководят его неуправляемым другом, Заярконский позволил ему убедить себя, не потому, что тот лестно отозвался о творчестве Мосье Акветанского, просто он был порядочный человек и предпочел не оставлять товарища в лихую для него минуту. Что ни говори, а развод с дочерью академика не прошел для Васи бесследно, не так просто было в одночасье остаться без дома и гроша в кармане.

Василий не был скуп и отдал однажды тридцать тысяч долларов – гонорар за проигранный бой с американцем – в фонд детей больных раком, но Циону казалось, что друг глубоко потрясен тем, что его так классно обобрала жена и он всем сердцем, желал вывести товарища из депрессии.

«И делов то там всего лишь на час, – убеждал Василий все еще сомневающегося Циона, – а впечатлений наберемся еще на одну диссертацию». Заярконского по-прежнему тянуло в Киевскую Русь, но Вася пустил в ход последний аргумент – «Полюбуемся на женщин и тотчас вернемся домой!» – с воодушевлением врал он.