Призраки в Тель-Авиве. Одиночный мир

– Ты настоящий друг, Ципа, – восторженно сказал Василий, – ознакомившись с проектом Заярконского.

– Чего уж там, – смутился Цион.

– Скажи, – поинтересовался Вася, – а путевка эта чего-то стоит?

– Мне сделали скидку, – заверил Цион, – я отвечаю у них за компьютерную часть и они обязаны мне…

– А ты не разыгрываешь меня, Ципа, как-то все это странно, да и в газетах об этом не пишут.

Василий и сам был большой мастер разыгрывать друзей и на всякий случай всегда держался начеку.

– Не пишут, потому что поднимется хай на всю планету, а проект еще на стадии эксперимента…

– Мда… – недоверчиво хмыкнул Вася.

– Да не разыгрываю я тебя Вася. Тебе лишь следует знать, что разработки эти тайные, но мне сделали исключение, потому что я полезен им в организации технической части.

– Ну что ж, давай попробуем.

– Кстати, через час нам надо быть в Институте, – засуетился Цион.

Он был рад, что сумел угодить приятелю. В глазах де Хаимова впервые после утомительной разводной эпопеи затеплилась надежда.

– Едем к Плантагенетам, – решительно сказал он, – в России теперь холодно, а у меня прохудилось пальто. Насколько мне известно, ты и сам испытываешь симпатию к эпохе рыцарства. Я читал твою статью о Гийоме Акветанском…

– Это был поэт, воспевающий культ рыцарства, – сказал Цион; лицо его приняло мечтательное выражение, и он c чувством продекламировал:

Всю дорогу к Институту Цион убеждал Васю выбрать маршрут «Древняя Русь», но тот упорно настаивал на Старой Англии и даже озадачил его неуместным вопросом: «Сколь чувственны были аристократы при феодализме и понимали ли они в целом значение поиска эрогенных зон у женщин?»

Друзья увлеклись беседой и опоздали в Институт. Увидев их, инструктор, отвечающий за доставку добровольцев, нравоучительным тоном начал читать мораль:

– Вопиющая безответственность! – сухо сказал он, – а знаете ли вы, господа, разницу между часовыми поясами нашего и одиннадцатого века?

– Видите ли, – робко начал Цион, – я подал заявку на век двенадцатый.

– Все равно, – ворчал инструктор, – разница в семь часов.

– То есть, – произвел расчет Василий, – к месту назначения мы прибудем к вечеру?

– Вы очень догадливы! – съязвил инструктор.

Василий, человек крутого нрава сходу осадил очкастого зануду:

– Сэр, – строго сказал он, – попрошу без лишних телодвижений!

– Это почему же? – важно вскинулся инструктор.

– Очёчки-то можно уронить ненароком, – нарочито озабоченным тоном произнес Василий. Инструктор бережно поправил очки с модной оправой и собрался, было, дать достойную отповедь нахалу, но Вася опередил его:

– Вы, кажется, нуждались в добровольцах? – сказал он.

– Нуждались, – угрюмо подтвердил инструктор…

– Сударь, – сказал Василий тоном великого одолжения, – мы пошли вам навстречу, несмотря на более выгодные предложения.

– Что это значит, господин? – сказал инструктор, ошарашенный неслыханным хамством де Хаимова.

Вопрос о том – докладывать комиссару о сбежавшем с кладбища мертвеце или нет, занимал Ка́дишмана чрезвычайно. С одной стороны было глупо беспокоить шефа по таким очевидным пустякам – кто в наше время верит в привидения, а с другой (ему подсказывала это интуиция) он, кажется, недооценил эту нервную дамочку и дело, с которым она явилась к нему, грозило вылиться в одно из самых громких за всю историю израильской полиции. В этом его убеждало профессиональное чутье, которым он весьма гордился, хотя у начальства на сей счет, сложилось иное мнение.

На всякий случай он решил еще раз «Изучить факты» (любимое выражение комиссара) и лишь затем беспокоить вечно занятого и всем недовольного босса, который не любил, когда к нему приходили вхолостую, не проработав основательно все вероятные версии расследуемого дела.

«Я всем вам рад, господа, – наставлял он своих подчиненных, – но раз уж занесла вас нелегкая в столь неурочный час (эту фразу он говорил неизменно вне зависимости от времени, в которое к нему являлись подчиненные) уж будьте так любезны, представить мне помимо протокола что-нибудь хоть отдаленно напоминающее выводы. Разумеется, господа, если вы способны таковые делать»

Кадишман, всю жизнь проработавший дежурным следователем, должен был возглавить вскоре оперативную группу по особо важным делам, и любой промах сегодня мог до самой пенсии оставить его рядовым инспектором полиции.

– Сержант Альтерман, – призвал он своего не в меру исполнительного, но не очень сообразительного помощника, – патрульную машину и наряд с легким стрелковым оружием в мое личное распоряжение!

Холо́нское кладбище давно было забито под завязку и председатель городского религиозного Совета не раз поднимал вопрос о том, чтобы исключить данный объект из разряда действующих захоронений. Проблема эта с каждым годом все более занимала холо́нцев, потому что умирать в Израиле становилось дорогим удовольствием. В Иерусалиме участок под могилу стоил немалые деньги, а претендовать на гостеприимство кладбищ Тель-Авива, нечего было и думать, по причине непомерной их загруженности. Председатель надеялся выбить землю под нужды вновь преставившихся за «Зеленой чертой» (линия, определяющая границы между Израилем и арабскими странами предложенная ООН 1948—1949 г.) и донимал своими требованиями мэра города. Мэр ставил вопрос в правительстве и оттуда была спущена резолюция, гласившая: «Проблемы погребального порядка находятся на стадии разрешения с палестинскими партнерами»

Партнеры в целом были за скорейшее погребение всех евреев Холо́на, но в частности возражали хоронить их на своей территории. А пока суд да дело в администрации города постановили потесниться и укладывать почивших плотнее друг к дружке.

«Вопреки стандартам, да не в обиде» – утешал председателя мэр города и посоветовал ему возводить многоярусные захоронения по образцу фамильных склепов в эпоху раннего Возрождения. Идея эта была с порога отвергнута религиозным Советом. Не потому, что евреев слегка поджаривали на кострах как раннего, так и позднего возрождения и у них остались об этом времени не слишком приятные воспоминания, а потому что предложение мэра противоречило канонам Гала́хи (совокупность законов в иудаизме), а значит, было неприемлемо для депутатов от религиозной фракции, которые непременно заблокировали бы его в законодательном органе.

Религиозное табу в Израиле было столь же незыблемо и непреложно, как и законы святейшей инквизиции.

Василий насмешливо оглядел инструктора. Ему не нравилось, когда люди необоснованно пытались подчеркнуть свою значимость.

– Я думаю, сэр, – сказал он, – вам не следует возникать понапрасну.

– Да я вас! – Гневно вскричал инструктор и вдруг осекся.

– Я требую нормального сервиса! – тихо сказал Вася с озорным блеском в глазах и на сей раз, был правильно понят.

– Вася, – с укором шепнул Цион, – это они пошли нам навстречу.

Но принципиальность де Хаимова возымела действие, инструктор сбавил тон:

– Поездка-то у вас трехчасовая, – сказал он примирительно, – что ж вы там увидите в столь поздний час?

– Прошвырнемся по ночному Лондону, – непринужденно заметил Вася, – в поисках эрогенных зон.

Инструктор не понял юмора.

– Никаких зон, господа, – решительно сказал он, – это вам не праздничная прогулка в национальном парке. Тут чуть не так глянул, живо дубинкой по забралу схлопочешь.

– Возможно, – согласился Василий, – но ведь и мы не вчера родились.

– А вот этого как раз нельзя, – в голосе инструктора зазвучал металл, – вступать с рыцарями в препирательства категорически воспрещается. Учтите, граждане, если вам переломают ребра по вашей вине, страховки вам не видать.

– Будь спок, очки, – сказал Василий, – подставлять нос всякой шушере я не намерен.

– Господа, – инструктор принял вид фокусника собирающегося показывать свой лучший трюк, – я прошу всех пройти в кабину.

– Мерси, – сказал Василий, и первый вошел в камеру. Последовавший за ним очкарик с учительскими интонациями в голосе стал важно наставлять путешественников, показывая им приборную доску:

– В управлении она проста, как букварь, – сказал он, – ставите коробку передач на двенадцатый век…

– Почему двенадцатый? – нахмурился Вася.

– Потому что там теперь полдень. Затем плавно отжимаете рычаг и через минуту вы на месте.

– Пожрать, надеюсь, нам дадут? – поинтересовался Василий.

– Пожрать можно в авиакомпании, – сказал инструктор, – а у нас другие задачи.

– Безобразие, – начал было заводиться Василий, но, взглянув на скорбную физиономию Заярконского, сдержался.

– По прибытии, удаляться от машины не рекомендуется, – сказал инструктор, – иначе вам придется блуждать в будущем, пока вас не обнаружит поисковая бригада.

Речь очкарика порядком надоела Васе, и он занял свое место за пультом управления.

– Посторонних прошу держать отвал, – сказал он, явно намекая на инструктора.

– Это кто посторонний? – обиделся инструктор и, сообразив, что от Васи ничего путного не добиться, обратился к Циону.

– Не вздумайте там прибарахляться, – строго предупредил он, – или продавать свои вещи: перевозка ценностей, равно как и аборигенов наказуема законом.

Последнее замечание не понравилось Васе.

– Понятно, шеф, – сказал он развязным тоном и захлопнул люк машины перед самым носом инструктора.

– Хулиганство! Да как вы смеете? – заорал инструктор. Это было последнее, что они успели услышать.