Призванный

Связь. Глава 5

Когда-то в Эписе

От затянувшейся прогулки мои ножки устали. Я спотыкался, грозясь упасть, но мама и папа словно и не замечали этого. Взрослые шли быстро, крепко держа меня за руки. Светлая голова папы блестела на солнышке, красиво переливаясь разными оттенками цветов. Я всегда хотел волосы, как у него. Осирис. Мама говорит, что таких детей любит Всевышний. Наверное они больше едят эту противную кашу. Но сколько бы я не ел, волосики оставались такими же, как у мамы, практически черными. Хотя она говорит, что мы с ней самые красивые. Будто сама Исида плескалась в нашем взгляде. Так и говорила. Но все равно в папе мне нравилось все. Казалось, что он самый высокий человек в Мире. Большой и сильный с серебряными глазами. Он был похож на тех, кто окружал Всевышнего, когда тот еще ходил по земле.

Птичка. Большая и черная сидела прямо посередине тропинки, по которой мы шли. Она не была похожа на остальных. Прямо как я. Мне очень нравились разные животные, но родители не разделяли восторга. Я всегда приносил всех в дом. Котята, щенки, ящерки, змеи, птенцы. Они же такие маленькие. Очень милые создания. От вида этой птички хотелось прыгать и хлопать в ладоши, но папа с мамой держали крепко. Жалко. Мы уже прошли ее, а я все оборачивался.

— Не крутись, — строгий голос мамы заставил меня повернуться, — мы почти пришли, Оли, потерпи чуть-чуть.

Кивнув, я послушно шел, вдыхая приятные запахи лета. Мама говорит, что я уже скоро буду совсем взрослый. Конечно, мне шесть лет. Но я все равно еще очень много не понимаю. Вот куда надо было сегодня идти? Папа нес большую сумку в руках и почему-то старался на меня не смотреть. Это очень расстраивало. Я очень любил играть с папой. Когда-нибудь я вырасту и стану таким же сильным, как он. Мама так говорит. Если, конечно, буду есть кашу и слушать взрослых. Хорошо, что осталось совсем чуть-чуть.

Большая блестящая Исида огибала красивый Дом. Странно, раньше мы никогда тут не были. Папа ускорил шаг и мы потянулись за ним.

Высокая светловолосая тетя улыбалась мне, но она не понравилась. Женщина протянула руку, прикоснувшись к моим волосам. Я нахмурился, пытаясь спрятаться за папу, но тот отдернул ладонь, передавая женщине большую сумку. Тогда ухватившись за мамину ногу, я спрятался за ней. Женщина коротким кивком поприветствовала папу.

— Я рада видеть вас в Доме Рабоса, Алан. Вы можете не волноваться. Ваш сын вырастет достойнейшим из Рабосов и обязательно пройдет через Врата. Даже несмотря на последние события, — женщина как-то нервно оглянулась, — Всевышний сам благословил это заведение.

Папа кивнул, оглядываясь на меня. Мама как-то очень крепко сжимала мою руку. Я хотел выбежать к папе, но она не дала. Родители ругаются? Мама нервничала. Ее ладонь была мокрой и липкой. Так всегда было, когда они ругались.

— Не глупи, — мягкий голос папы, — отпусти его.

Мама трясла головой, делая шаг назад, от чего я чуть не упал.

— Дорогая, вам не о чем волноваться, — противный голос тети, — это его судьба. Так сказал Всевышний.

Мама опустилась на колени, повернувшись ко мне. Большие синие глаза смотрели с каким-то беспокойством. Я тоже нервничал, ведь я чувствую маму. Она убрала с моего лба челку и коснулась губами лица. Теплые пальцы перебирали мои волосы, взлохмачивая их. Мне нравилось, когда мама так делала, поэтому я улыбнулся.

— Милый, тебе нужно будет пожить здесь, — на глазах мамы выступили слезы, — так хочет Всевышний. А мы все должны его слушаться.

Я непонимающе смотрел на маму.

— Вы меня больше не любите? — от таких слов моя нижняя губа задрожала.

Мама прижала меня к себе, а я обнял ее за шею крепко-крепко. Мама плачет? Папа отвернулся от нас.

— Любим, сынок, — его голос хрипел, будто ему было тяжело говорить, — очень любим, Оли. Но так хочет Всевышний.

— Послушай меня, — мама отодвинулась, сжимая мое лицо в ладонях, — ты — Воин. Эти люди научат тебя, как быть настоящим Рабосом. Ты будешь самым сильным, еще сильнее, чем наш папа. И как только закончишь учиться — вернешься домой. А мы тебя всегда будем ждать, дорогой, — грустная улыбка мамы скользнула по лицу.

— А это долго? — я поднял глаза на тетю, — Мне еще нужно доесть кашу.

— Нет, Оливер, — женщина смотрела на меня, улыбаясь, — время пролетит незаметно, вот увидишь. Тут будет много детей, вам будет весело.

Папа подошел к нам и коротко поцеловал мои волосы. Мужчины не плачут и не должны проявлять ярко чувств. Мы сильные. Папа улыбался.

— Слушайся старших, сынок, — папа положил руку на плечо мамы, — все, Валери, заканчивай. Нам пора.

Мама кивнула, еще раз прижав меня к себе. Я взрослый. Воин. Они говорят со мной, как со взрослым и я должен понять. Я буду сильнее папы. Хотя во всем Эписе не отыскать сильнее. Поэтому я помахал родителям и решительно повернулся к тете.

— Пойдемте. Я готов.

Холодные пальцы женщины сжали мою ладошку. Я вытирал слезы, но старался тихо. Мужчины не плачут. А я стану сильнее, чем даже сам папа.

Натали испарилась, стоило нам переступить через порог. Что-то бормоча себе под нос, с торжествующей улыбкой, Осирис подхватила сумку и скрылась в ночи Эписа, не давая и шанса ее окликнуть. Оставалось надеяться, что еда, приготовленная ей, не исчезла так же быстро, как она сама. Видимо Крейн думал о том же, потому что быстро заглянув в спальню Макса и убедившись, что тот спит, тут же скользнул на кухню.

Вот и что прикажете делать? Сняв свои многострадальные кеды, я поправила веревку, которой на талии перехватила рубашку Крейна. Экстра короткое, но все же платье, закрывало все, что должно скрывать. Да и учитывая мою худобу это не так сильно бросалось в глаза. Тем более ночью. Некоторые наряды Елены, которые я успела лицезреть, в разы короче. Так что уж Крейн точно переживет меня в таком виде. Жаль, что я не успела расспросить Натали есть ли какие-то новости от Эли. Звонить Бену, а уж тем более призванному, не хотелось. Ладно, завтрашний день, кажется, наконец-то будет принадлежать мне самой.

Зайдя на кухню, я невольно улыбнулась. Сильнейший из живущих, наследник великого благородного рода Крейнов, Осирис, воскрешенный, детектив Башни Смотрящих, герой Эписа и Бесконечной Войны, зачерпнул половником суп, стоя у открытой двери холодильника, придерживая ту коленом, и с удовольствием отхлебывал бульон. Скорее всего где-то в склепе Крейнов сейчас недавно упокоенный Рэндал перевернулся. При чем два раза. Второй — когда капля сползла по подбородку Эрика и тот вытер ее рукавом. Да, голод такая вещь. Забудешь и о происхождении, и о всем воспитании. Поймав меня краем глаза, Крейн улыбнулся.

— Налить? — я кивнула, проходя внутрь и усаживаясь на стул.

Пока Крейн отточенными движениями открывал дверцы шкафа и разливал суп, я не могла отвести от него взгляд. Ведь кажется, что мои чувства были так очевидны. Но почему столько лет я не замечала их? Сколько раз я говорила, что люблю его, невольно? Потому что знала это, потому что действительно считала так. Я любила Эрика Крейна сильнее, чем кого-либо. Но почему-то упорно считала себя связанной с Лавром. Ведь на самом деле все было наоборот. Мы дружили с Максом с детства. Брат моей подруги, теплая семья. Он, несомненно, был очень мне дорог. И я даже была влюблена в него. Только же это не шло ни в какой сравнение с тем, что я чувствовала находясь рядом с Эриком. Как же это объяснить. Ужасный Мир, где нет будущего, окрашенный красным, вдруг становился цветным рядом с ним. Спокойствие, окутывающее меня, даже тогда, когда вокруг была одна смерть.

Вот сейчас, просто смотря на него, я чувствовала, как все проблемы вдруг отступают на второй план. Вот для этого нужна семья? Чтобы было куда прийти и почувствовать себя по-настоящему в родном месте. Дома. Так удивительно. Я ненавидела эти стены. А сейчас, переступив порог, с моей души будто скатился огромный камень. Думаю, я просто боялась того, насколько сильно люблю его. Как можно было потерять все это? Не заметить лучшего, что было во мне.

Тарелка опустилась передо мной, наполненная до краев. Я рассмеялась, глядя в недоумевающие серые глаза Эрика, присаживающегося рядом.

— Вы с Натали решили сделать невозможное и превратить меня в первого в Мире толстого Рабоса? — взяв ложку в руки, я зачерпнула суп.

— Так уж у нас заведено, совершать невозможное, — Эрик улыбался.

Ели мы в тишине, лишь иногда позвякивая ложками о край тарелок. Несмотря ни на что, я доела до конца. Рабос не оставит еду, даже если она будет лезть обратно. В Доме никто не спрашивал, хочешь ты есть или нет. Не хочешь — твоя тарелка отдается другому, а ты ходишь голодный. Не доел — завтра кормить не будут. Еда была священной для детей Дома. Чтобы она из себя не представляла.

— Дом не такой, как был раньше, Вел, — Эрик заговорил первым, отодвигая пустую тарелку, — пока мы не придумаем, что сделать с новыми законами, ничего страшного не произойдет, — Крейн хмыкнул, — там не осталась уже человека, который бы не боялся тебя.

— Или тебя, — Эрик усмехнулся, — да, Крейн, я знаю. Сейчас нет войны, а у Макса есть родители, которые оторвут голову любому. Так что чтобы не задумал Прик с некромантами — у них ничего не выйдет. Даже инициация не сделает ему ничего плохого, — я пожала плечами, — Макс прирожденный некромант.

Крейн смотрел на пустую тарелку, перебирая пальцами по поверхности стола. Несмотря ни на что, мы все равно нервничали. Он был еще слишком маленьким. Но я была здесь, Эрик тоже. Макс сейчас в позиции благородных для Дома. А им там ничего, кроме войны, не угрожало. Рабосы же бояться некромантов, поэтому их звериное чутье не даст ему навредить. Все в порядке.

— Со мной тоже все в порядке, — я протянула руку, легонько касаясь пальцев Крейна, — этого не повториться. Слышишь? — наклонив голову, пыталась заглянуть в глаза Осириса, — Просто одно навалилось на другое. Я гораздо сильнее, чем была раньше, Эрик. Все хорошо.

— Ты совсем ничего не помнишь? — глаза цвета жидкой ртути поднялись на меня.

Я отрицательно помотала головой.

— Бак рассказывал больше какие-то собирательные вещи, ничего конкретного. А все что осталось в моей памяти — это размытые ощущения. Больше образы, чем конкретные воспоминания, — невольно пожав плечами, я одернула руку, но Эрик не дал, сжав мои пальцы.

— Расскажи о них.

Зажмурившись, я тряхнула головой. Та часть памяти, куда я старалась никогда не возвращаться. Слепое пятно, навсегда скрытое от моего сознания. Но если это важно.

— Шум воды. Исида постоянно будто окружала меня, а я пыталась вынырнуть. Очень часто она становилась красной и горячей, будто пыталась сжечь меня. А когда удавалось вынырнуть, не на долго, ощущала аромат цветов. Этим моментам очень радовалась. Глотку воздуха и нежному теплу солнца на лице, — разведя руками, я открыла глаза, — как-то так. Конечно, были еще голоса сквозь толщу воды, но я никогда не могла их разобрать.

Эрик задумчиво посмотрел в окно. Пальцы Смотрящего все еще сжимали мои, от чего тело, невольно, плавилось. Спокойно. Даже сейчас, вспоминая время безумия, я не нервничала. Так странно.

— Когда потеплело, — голос Эрика хрипел, от чего Осирис закашлялся, — я постоянно выводил тебя в сад. Там ты охотнее ела и легче засыпала на свежем воздухе. Часами могла смотреть на небо, повернув лицо к солнцу и зажмурившись, — грустная улыбка на лице Крейна зацепила что-то живое, больно потянув внутри, — В такие моменты ты почти была нормальной. Даже иногда что-то бормотала про себя, улыбаясь.

С беспокойством глядя на Эрика, я наклонилась вперед.

— Я навредила тебе? — голос не поддавался.

Крейн посмотрел на меня. Так теперь всегда будет? От каждого его взгляда внутри что-то будто отрывается и начинает бешено колотиться в груди. Как же мне нравилось, когда он смотрел на меня. Эрик прищурился, будто снова понимал, о чем я думаю.

— Нет, Вел, — протянув руку, Крейн убрал прядь волос с моего лба, — ты не сделала ничего плохого.

Сердце перевернулось, а я сжала свободную руку в кулак. Рядом с ним невозможно держать себя в руках. Кто же думал, что все это превратиться в какую-то пытку? Так было хорошо и плохо одновременно, что я отвернулась, пытаясь за что-нибудь зацепиться взглядом.

— Почему записка, Вел? — я вздрогнула от вопроса, — Почему ты просто не могла сказать мне это в лицо?

Внутри все дрожало. Голос не поддавался, а пальцы тряслись в лихорадке. Он должен знать. Это не может так продолжаться.

— Наверное потому что я всегда знала, что это неправда, — рука Эрика дернулась, а мне показалось, что пальцы хрустнули в этот момент.

Не сводя взгляда со стены, я подбирала слова, не находя подходящих. Как оправдать собственную глупость? Как объяснить, что не было тут виновных, кроме меня самой?

— Что? — голос Крейна хрипел, от чего Осирис закашлялся.

Вдохнув поглубже, я закрыла глаза.

— Ты не Чудовище. То, что произошло в лесу спасло жизнь целым поколениям людей. А я лишь пыталась перекинуть на тебя всю вину, которую испытывала сама. Ведь гораздо проще найти крайнего, чем признать, что весь мусор в себе. Я ненавидела себя, Эрик, а не тебя, — сглотнув ком, вставший в горле, продолжила, — Никогда в жизни я не ненавидела тебя. Я просто слабая дура, не знающая, как справляться с обычной жизнью. Мне нужна была драма, события, движение. Страдания, Эрик, — вдохнув еще раз почувствовала, что сердце встало где-то в горле, — вот я и создала себе их. Чем не супер миссия — положить свою жизнь на исправление ошибок? Знаешь, в секунду, когда я увидела, как первый некромант упал на землю, я поняла, какая же дура. Когда же кинжал коснулся твоей груди, — рука снова дернулась, — я поняла, что дура я еще большая, чем мне казалось, — покусывая кончик пальца, я слышала, как противно громко тикали часы.

Снова. Что за надоедливый предмет. Я тут вопросы жизни решаю, а они упорно напоминают о ее скоротечности. О том, сколько лет живут Осирисы. О том, что буквально через десять лет, я буду стареть, а он останется таким же, как сегодня. Если мы, конечно, разберемся с этим тревожно серым пятном на его волосах.

— Я люблю тебя, Вел, — голос Эрика заставил повернуться, хотя услышанное дошло не сразу, — и этого не смогли изменить ни Война, ни твое безумие. Разлука длинною в пять лет, — Крейн кашлянул, но не отрывал взгляда от меня, — я чувствовал каждое твое перерождение. Мне не нужно было восстанавливать связь у Исиды, Вел, — теплые пальцы легли на мою щеку, заставляя зажмуриться от удовольствия, — она никогда не исчезала. И чтобы не было написано в той легенде, даже смерть не смогла этого изменить, — Крейн закусил губу, закрывая глаза, — а теперь скажи уже что-нибудь в твоем стиле. Про друзей, связь, Лавра, долг, происхождение. Что там еще твое любимое? “Это не мы, Эрик”. Все остальное. Только быстрее, потому что я уже готов поверить в обратное.

Похоже, что я мастер тупых отговорок. Не удивительно, что Крейн не воспринимал это всерьез. Да как я сама вообще могла в это верить? Улыбнувшись, тихонько поднялась со стула, устраиваясь у Эрика на коленях и обхватив его шею. Уголки губ Смотрящего дернулись, но глаза он так и не открыл.

— Я уже говорила тебе, Эрик. Еще одно наводнение из слез Эпис бы не пережил, — наклонившись к уху Осириса, я тихонько поцеловала самый краешек, — я люблю тебя, Эрик Крейн, столько, сколько себя помню. Хотя ты, конечно, тоже тот еще дурак.

— У тебя есть три секунды, чтобы сказать, что я не так понял, — подхватывая меня на руки, от чего я взвизгнула, проговорил Крейн, быстро вышагивая в сторону спальни, — три.

Дотянувшись до тонкой кожи за ухом, я прикоснулась губами, слегка прикусывая. Осирис пропустил вздох, а его горло нервно дернулось. Проведя кончиками пальцев по длинной белой шее, я прижалась сильнее, укладывая голову, ему на плечо.

— Передумал. У тебя нет ни секунды.

— Ну я вообще спать хочу, — притворно зевнув, я прикрыла глаза.

Эрик хмыкнул, поворачиваясь ко мне.

— Конечно. Сейчас сразу и выспимся.

Губы Эрика накрыли мои, вызывая одобрительный стон. Первая попавшееся дверь гостевой спальни была тут же распахнута. До второго этажа мы явно не дойдем. Крейн опустил меня на кровать, не разрывая поцелуй. Прикусив его губу слегка потянула на себя. Под звук хриплого рыка, вырвавшегося изо рта Осириса, я быстро расстегивала какие-то бесконечные пуговицы на его рубашке. Крейн поступил проще. Разорвав веревку, завязанную в узел на талии, он быстро стянул с меня рубашку через голову. Ртутная радужка почти исчезла в его глазах, превратившись в тоненькую нить. Жадный взгляд прошелся по телу, от чего внутри тут же разгорелся пожар. Я потянулась, губами охватив шрам, белеющий на груди. Будто пытаясь стереть его, мой язык жадно касался каждого миллиметра раненой кожи. Крейн застонал, прижимая меня обратно к кровати. Крепче охватив его ногами, я чувствовала ужасающую пустоту внутри. Желание охватывало с головой. Прикоснувшись к его груди, я вела ладонью, поглаживая каждую мышцу, попадающуюся на пути. Скорее. Когда моя рука коснулась края ремня, Крейн вздрогнул, уткнувшись носом в мою шею. Его пальцы едва коснулись моей груди, как я выгнулась, прижимаясь ближе.

— Па-а-а, — голос Макса в коридоре заставил нас отдалиться друг от друга, — папа.

Натянув быстрым движением рубашку через голову, я села на кровати, пытаясь отдышаться. Крейн усмехнулся, запустив пальцы в волосы.

— Я здесь, Макс, — крикнул Эрик, подмигнув мне, — иди сюда.

Ребенок показался в дверном проеме, потирая кулачком глаза. Он обнимал какую-то игрушку непонятного происхождения. За сыном послушно семенила маленькими лапками крохотная белая собачка. Отлично, мы подняли весь дом.

— Мама? — ребенок удивленно посмотрел на меня, — А ты теперь будешь жить с нами?

Сглотнув слюну, я невольно пожала плечами, но Крейн тут же тихонько шлепнул меня по пальцам.

— Да, милый.

Ребенок недоверчиво перевел взгляд на отца.

Интересно, что происходит в детской голове в такой момент? Наконец, Макс перестал хмуриться и со смехом завалился к нам на кровать, ложась посередине.

— Тогда сегодня чур спим все вместе.

Крейн вздохнул, но улыбка не сходила с его лица.

— Только без Чика, договорились?

Макс послушно кивнул, закрывая глаза. Маленькие ладошки похлопали по кровати рядом с собой.

— Ложитесь скорее, я хочу спать.

Крейн нагнулся ко мне, слегка коснувшись губами моих.

— Я же сказал, что выспимся.