Пробудившие Зло

Глава 7

Громкий стук в дверь вырвал закемарившего Пельменя из цепких объятий похмельного забытья. Первухин заторможено огляделся, не понимая, что могло его разбудить, потер пальцами опухшую разбитую губу и вновь закрыл глаза. Но вновь «потерять сознание» ему не удалось — стук в дверь повторился.

— Вот гребаная жисть! — сморщился Пельмень, поднимаясь с продавленного скрипучего дивана. — Кипишь беспонтовый!

Шаркая босыми ногами по давно не мытым половицам, Первухин, не переставая ругаться, добрался до двери, обитой некогда добротным зеленым дерматином. Со временем дерматин высох и растрескался, и теперь пестрел неопрятными комьями вылезшей в дыры пожелтевшей ватной набивки. Но Пельменю на это было откровенно наплевать, его устраивал внешний вид его берлоги. Главное — есть крыша над головой, есть где бухнуть, с корешками оттянуться, куда бабу привести… Кстати, когда вдруг на Пельменя снисходило желание чистоты, он тащил к себе на хату какую-нибудь прошмандовку покультурнее. Благо баб, слабых на передок, в Нахаловке хватало. И получал Первухин сразу несколько удовольствий в одном флаконе: и лохматку размохнатил, и похавал всласть, и приборяк внатуре поимел.

— Хто там еще нарисовался? — недовольно поинтересовался Славка, не спеша отпирать «ворота».

Ответа не последовало. Пельмень взялся за дверную ручку. Чертыхнувшись, через силу отодвинул заедающую щеколду и распахнул дверь.

— Чё так долго телился, Пельмеха? — сипло произнес стоявший за дверью худой носастый мужик. — Ухо чеголь давил?

— Хобот? — Первухин отступил в сторону, пропуская гостя в дом. — А я тебя только завтра ждал…

Со времени последней встречи старый подельник Пельменя сильно изменился, постарел. И без того будучи худым по натуре, Хобот сейчас был похож на тень самого себя: тонкая пергаментная кожа на абсолютно лысом черепе изобиловала многочисленными пигментными пятнами, длинный нос стал более костистым, заострился, темные круги под глазами, ввалившиеся глазницы. В общем, выглядел авторитетный приятель жутковато. Не изменились только маленькие колючие глазки, которые, как и прежде цепко, шныряли по сторонам.

— Че, Пельмеха, и краше в деревянный макинтош одевают? — заметив изумление крупными буквами «написанное» на лбу Первухина, глухо кашлянув, произнес авторитет. — Поэтому и спешу… — закашлявшись, просипел Хобот, прикрыв рот платком.

Прокашлявшись, гость убрал платок в карман, но Первухин успел заметить на светлой ткани капельки крови:

— Чахотка?

— Да, туберкулез у меня, Пельмень, — не стал скрывать авторитет. — Недолго мне осталось… — произнес он, проходя в комнату и падая на диван. — Хоть и благородная болезнь, а зажмуриться неохота!

— А кому ж охота до срока в ящик сыграть? — поддакнул Пельмень, пристраиваясь рядом с диваном на рассохшемся табурете. — К тому же тебе, Хобот. Я слышал, что ты теперь на положении…

— Да, смотрящим по области меня на прошлогоднем сходняке двинули… — Хобот вновь зашелся кашлем. — Ладно, давай к делу: ты точно книгу видел?

— Да не сойти мне с это места! Видел, как вот тебя ща вижу! В местном гестапо твой талмуд вялится! Кентиля одного у нас намедни жестко мочканули, а кирпич твой вещдоком канает…

— Тихо, — осадил подельника Хобот, — не кипишуй, Славка! Точно видел? За базар ответишь!

— Падлой буду! — Пельмень показушно рванул на груди заношенную майку.

— Значит, придется ментовскую третью хату [3] ломануть, — задумчиво произнес Хобот, потирая кончик носа.

— Как… гадючник ломануть? — «поперхнулся» Славка. — Там же червонцев [4] немеряно! Да все легавые востор [5]…

— Не меньжуйся [6], Пельмеха! Не кипишуй раньше срока! — невозмутимо просипел смотрящий, вновь вынимая из кармана платок. — Откуда в твоей дыре куча красноперых? А? — Авторитет вновь зашелся булькающим кашлем. Прочистив горло, Хобот вытер посеревшие бескровные губы платком и продолжил:

— Твое пэгэтэ чай не столица! По ночи так и ваще в местном гестапо не больше пяти-шести легашей должно шкуру тереть: мудозвон в аквариуме, три копейки [7], ну и дежурный исповедальник [8], пожалуй. Так?

— Ну, так, — нехотя согласился со смотрящим Пельмень. — Все равно — жуть [9]! Про волыны не забудь!

— Так и я не один привалился [10], — оскалился Хобот, — а с корсарами [11], у которых все косточки задрюканы [12].

— Не, Хобот, ты, конечно, вор авторитетный, но я на мокруху не подписываюсь! — судорожно замотал головой Первухин. — Да за прижмурившегося мента на раз лоб зеленкой помажут [13]! Не-е-е, я — пас!

— Ты, Пельмень, как погляжу, че-то не вкурил: я — честный вор, а не гопота подзаборная, — тихо и вкрадчиво произнес авторитет. — Мочилово — не мой метод. Все должно пройти чинно, тихо и благородно, чтобы комар носу не подточил! Была книжонка, и нет её — испарилась. Пальба и мочилово — это крайний вариант, без которого желательно бы обойтись. А теперь давай-ка с тобой покубатурим, как нам без вооруженного гоп-стопа обойтись…

Отойдя на изрядное расстояние от дома Маслова, Алик остановился.

— Выкладывай! — коротко произнес он, схватив Леньчика за плечо.

— Хорошо, — не стал упираться Поташников, — я давно пытаюсь это сказать… Но вы же меня на смех подняли!

— Я был не прав! — признал ошибку Алик. — Достаточно извинений?

— Вполне, — кивнул Леньчик, — свои люди — сочтемся. Подождите немного… — Он надел кольцо на палец, и осмотрелся. — Никого, — облегченно вздохнул Пухлик, — лишние уши нам ни к чему.

— Правильно! — одобрил действия друга Алик. — А теперь по порядку…

— Присядем? — Леньчик указал на одинокую лавочку, сиротливо стоящую посреди варварски разломанной детской площадки.

Когда приятели «оккупировали» лавочку, Поташников огляделся по сторонам еще раз.

— Чисто? — спросил Алик.

— Порядок, — ответил Леньчик. — В общем, так, пацаны: дела наши швах…

— Только ты заранее не паникуй, — посоветовал Алик, — нам, вон, одного Кучерявого за глаза! Я, кстати, когда кольцо надел, тот давний случай во всех подробностях вспомнил… Как пелена с глаз упала: и старика этого лысого узнал, и Лукьяниху покойную вспомнил…

— Я тоже вспомнил! — вставил свои «пять копеек» Андрей, нервно раскуривая сигарету.

— Твоя была правда, Леньчик, — продолжил Алик с серьезным видом. — Поэтому давай начистоту…

— А ситуация такая: дух колывановского колдуна, чью могилу мы с вами разрыли, освободился, — огорошил друзей Поташников. — Его Маслов выпустил, когда тайник Филимоныча вскрыл…

— Да, Маслов про какой-то тайник рассказывал, — вспомнил Андрей. — Так это колдун его прикончил? — догадался он.

— Он самый, — подтвердил Леньчик. — И, как сказал Филимоныч, жертвы еще будут…

— Вот попандос! — выругался Алик. — Эта морда что: всех подряд рвать будет?

— Не должен, вроде… — с сомнением протянул Леньчик. — Филимоныч как-то не сказал… Но упырь этот… — Поташников «помялся» немного, но все-таки собрался с духом и произнес, — тебя, Кучерявый, ищет.

— Почему меня? — побледнел Андрюха. — Почему не кого-нибудь из вас? — Сигаретный огонек задрожал в его руке.

— Так вышло, дружище… — Леньчик ободряюще хлопнул друга по плечу. — Помнишь, как у тебя на кладбище пошла носом кровь? — спросил он.

— Вроде… помню… — выдавил Кучерявый. — Там всего-то несколько капель…

— А больше и не нужно, — мрачно произнес Поташников. — Одной капли, упавшей на могилу колдуна, хватило с лихвой, чтобы его пробудить. Так Филимоныч сказал.

— Но мы же сожгли его кости! — припомнил Алик. — А после солью все засыпали! Помните, что тогда сторож сказал? Если сжечь проклятые кости, дух сам собой отправляется в преисподнюю…

— Так почему же, мать вашу, он не в аду?! — Кучерявый растоптал брошенный на землю окурок, и тут же закурил следующую сигарету. — Мы же кости сожгли? Сожгли! Солью все засыпали? Засыпали!

— Ошибся Филимоныч — не помогло это, — сказал Леньчик. — Колдун сильней оказался, чем ожидал сторож, поэтому Филимоныч заточил его дух в тайнике.

— А я ему на кой черт сдался? — Кучерявый глубоко затянулся и, поперхнувшись, закашлялся.

— Дюха, ты лучше черта не поминай… — поминутно оглядываясь, посоветовал Леньчик. — Мало ли что…

— Так зачем я ему? — откашлявшись, просипел Андрей.

— Колдуну новое тело нужно… Сейчас он бесплотный, типа привидения…

— А я причем? — Кучерявый вопросительно посмотрел на Леньчика. — Ты хочешь сказать, — медленно произнес он, начиная догадываться, что имел в виду Поташников, — что ему нужно именно мое тело?

— Ну да, — кивнул Леньчик, — свое-то он восстановить не сможет — мы кости сожгли, а пепел с солью смешали. А ты его своей кровью воскресил. Вот и выходит, что вы теперь как Ленин и партия — близнецы-братья.

— Вот дерьмо! За что мне это?! Чем это я так провинился-то?! — простонал Кучерявый.

— В руки себя возьми, тряпка! — рыкнул Алик.

— Ага, легко тебе говорить, — шмыгая носом, взмутился Карпов, — не твое же тело этому упырю понадобилось! Бежать надо…

— Куда бежать? — решительно пресек приступ паники Александров. — Думаешь, от него можно где-нибудь спрятаться?

— Куда бежать… куда бежать… куда бежать… — как заведенный твердил Андрей. — В церковь! Точно! В монастырь! — осенила его неожиданная догадка. — Тварям нет места на святой земле! Бабка так говорит… Точно, с ней посоветуюсь… И в монастырь! Отмолю… — в его глазах зажегся безумный огонек.

— Не дури, Кучерявый! Какой монастырь? Ты ж комсомолец! — сурово упрекнул друга Алик.

— И чё: загнуться с комсомольским значком на груди и партбилетом в кармане?! — сорвался на крик Карпов.

— Хотя бы! — непреклонно стоял на своем Алик. — Но только вначале надо попытаться эту тварь задавить.

— Как? Филимоныч, и тот не смог! А он получше нашего во всем этом разбирался! — не желал ничего слушать Кучерявый.

— Ну, повязать-то он его сумел, — парировал Алик. — И если бы не Маслов…

— Но мы нихрена об этом не знаем! — нервно перебил его Андрей. — Как мы его задавим?

— Есть один способ, — подал голос Леньчик.

— Ну?! — в один голос воскликнули Алик с Кучерявым.

— Нужно добыть бумаги Филимоныча, в которых описываются методы борьбы с такими вот…

— Где эти бумаги? — Кучерявый вцепился в футболку Леньчика мертвой хваткой. — Как их добыть?

— У Филимоныча дома есть еще один тайник — в столешнице письменного стола, — сообщил Поташников. — Бумаги в нем. Филимоныч вел дневник, где описывал все необычное, с чем ему приходилось сталкиваться. Да, пацаны, — вспомнил он, — есть одна штука, которая ни за что не должна попасть в руки колдуна… Иначе худо будет не только нам, а вообще всем…

— И что это? — полюбопытствовал Алик.

— Помните книгу из могилы? — спросил Леньчик.

— Я её вчера в отделе видел, — напомнил Андрюха. — Это она?

— Да, — ответил Леньчик. — Если колдун ей завладеет и найдет ключ… Сами понимаете: мало никому не покажется!

— Значит так, пацаны, давайте расставим приоритеты, — подытожил Алик. — Самое важное — это Андрюхина безопасность! Все остальное потом, по ходу пьесы! Что нам для этого нужно?

— Добыть бумаги Филимоныча, — произнес Леньчик. — Нужно узнать, как нам бороться с колдуном.

— Все верно, — согласился Алик. — А интересно, этого, из могилы, можно увидеть при помощи кольца?

— Филимоныч сказал, что можно, — ответил Поташников. — С его помощью, — он поднял руку и протер кольцо большим пальцем, — все потустороннее будет как на ладони.

— Замечательно! — воскликнул Алик. — Тогда устроим посменное дежурство: чтобы возле Кучерявого все время кто-то находился… С кольцом. По крайней мере, первое время, пока не разберемся что к чему…

— Дюха, а крестик, который раскалился, уцелел? — поинтересовался Леньчик. — Или расплавился?

— Да нет, целый вроде… — Кучерявый достал из кармана порванную цепочку — крестика на ней не было. — Вот, блин! Да где же он? — Андрюха суетливо обшарил карманы. — Нету, пацаны! Был, а теперь нету! Он с цепочкой в одном кармане лежал…

— Стой смирно! Не топчись! — прикрикнул на друга Поташников. Подсвечивая себе зажигалкой, он внимательно, сантиметр за сантиметром, просматривал землю у ног Кучерявого. — Есть! Нашел! — воскликнул Леньчик, обнаружив пропавший крест. — Держи! Не теряй больше — возможно он тебе уже один раз жизнь спас!

— Да, надень лучше, — согласился Алик.

— Ну, так это же не комсомольский значок, — не удержался и поддел приятеля Кучерявый.

— На войне и в бою любые средства хороши! — не поддался на провокацию Крепыш. — Церковь — это всего лишь наш идеологический противник, а вот полоумный мертвец — кровный враг! Он нашего друга извести хочет!

— Блин, Ал, — помимо воли хихикнул Леньчик, — послушал бы ты себя со стороны…

— Тьфу, атеист, мать его! — сплюнул на землю Алик.

— Кто бы мог подумать? — добавил Леньчик.

— Так вот, — мрачно сообщил Алик, — чтобы не возникало больше вот таких недоразумений, нужно эту сволочь поскорее успокоить, и забыть все, как дурной сон!

— Поддерживаю! — влез Кучерявый. — И поскорее…

— К Филимонычу? — ради проформы уточнил Леньчик. — За бумагами?

— К Филимонычу! — дал отмашку Алик.

Парни оторвали задницы от скамейки и торопливо зашагали по темной, слабоосвещенной улице. Из фонарей, в изобилии разбросанных вдоль дороги, хорошо, если горел каждый третий. Вокруг работающих светильников «роились» мириады насекомых, забивая мусором некогда прозрачные стеклянные колпаки, ухудшая и без того неважнецкое освещение. Едва заметный ветерок шевелил темные кроны деревьев, бросающих на дорогу причудливые и фантастические тени. Тени, пластично изгибаясь, стелились по асфальту, переплетались друг с другом, как толстые ленивые змеи. Когда из темной подворотни на освещенную дорогу неожиданно выскочила облезлая дворняга, Кучерявый испуганно дернулся в сторону, едва не свалив с ног Леньчика.

— Ёк! — сдавленно охнул Поташников, хватаясь за Алика, чтобы не свалиться в заполненную цветущей зеленой водицей сточную канаву. — Кучерявый, обалдел, что ли? Это ж просто псина бродячая!

— Андрюха, не гоношись — ничего страшного еще не случилось! — посоветовал Алик.

— Ага, не гоношись: когда случиться — поздно будет! — парировал Андрей.

— Да от двоих дерганий беспонтовых все одно толку никакого, — не согласился с ним Крепыш. — Да ты сам прикинь: дернулся — Леньчика толкнул, Леньчик за меня схватился… И чё мы в итоге имеем?

— Чё имеем? — переспросил Карпов.

— В том то и дело, что ничего! Никакой свободы маневра, — обстоятельно пояснил Алик, — ты нас Леньчиком одним махом из игры вывел… А нам, пацаны, надо научиться спину друг другу прикрывать, а не мешаться друг у дружки под ногами.

— Так-то Алик дело говорит, — согласно закивал Леньчик, не переставая внимательно «сканировать» окрестности с надетым на палец кольцом. — И научиться этому надо как можно скорее… — Ленчик осекся и замолчал — где-то в глубине сада, мимо которого проходили приятели, затрещали кусты.

Треск нарастал, приближаясь к дороге. Зашуршали опавшие листья, скрипнул старенький покосившийся забор, как будто принял «на свои плечи» тяжелую тушу. В темноте, словно два мощных прожектора, сверкнули чьи-то изумрудные глаза. Заборчик скрипнул еще раз, когда прятавшееся во мраке существо сигануло с забора на дорогу и понеслось к друзьям.

— Поберегись! — крикнул Леньчик, подавшись назад.

Алик нагнулся и, подобрав с земли обломок белого силикатного кирпича, «качнул» его в ладони, пробуя «на вес». Удовлетворенно кивнув, он замер в выжидательной стойке. Кучерявый панически задергался и, не придумав ничего лучшего, юркнул за спину вооруженного кирпичом приятеля. Друзья «приготовились» к отражению атаки… На освещенный пятачок вылетел непривычно огромный и толстый черный котяра, тащивший в зубах слабо трепыхающегося кролика.

— Нихренасссе котяра! — с придыханием воскликнул Алик. — Прям не кот, а целый конь!

— Кони кролей не давят! — выглядывая из-за спины Крепыша, с облегчением произнес Кучерявый. — Но по кустам он так ломился… Я прямо вспотел… — Карпов промокнул рукавом выступивший на лице пот.

— Ну, если только вспотел — это дело поправимое, — деловито произнес Алик, бросая на землю кирпич. — Штаны-то хоть не намочил?

— Да иди ты! — беззлобно ругнулся Кучерявый, провожая взглядом убегающего по обочине дороги котяру. Кролик почти не трепыхался: его подергивающиеся ноги лишь слабо загребали придорожную пыль, практически не мешая ночному хищнику следовать своей дорогой. — Ну, ты поглянь, какой?… Леньчик, а ты чего молчишь? — Карпов толкнул Поташникова локтем в бок.

Леньчик никак не отреагировал: он стоял, раскрыв рот, глядя в след убегающему коту.

— Леньчик! Чё застыл столбом? — не успокаивался Андрей, еще раз толкнув друга, но уже кулаком в плечо. — Увидел чего? — вновь не дождавшись ответа, подозрительно уточнил он. — Дух? Привидение? Колдун? Ну, Леньчик, не молчи!

— Баба… — просипел перехваченным спазмом горлом Поташников.

— Какая баба? — не понял Леньчика Алик.

— Голая…

— К-хм… — Алик даже поперхнулся от неожиданности. — Голая? Где, Леньчик?

— Там… — Поташников, сглотнул, «продавливая» сковавший горло ком и ткнул указательным пальцем в сторону убегающего кота. — Сиськи из стороны в сторону болтаются — дорогу подметают… А в зубах — крольчара… Живой еще… вроде…

— Так ты про этого здорового кота? — уточнил Алик. — Так это кошка?

— Баба это… — выдохнул Леньчик. — Здоровая, сисястая, на четырех мослах шпилит… Не кот это, и даже не кошка… По ходу, это ведьма, пацаны… В кошку она перекинулась…

— Кольцо! — одновременно догадались Алик с Кучерявым.

— Дай глянуть! — Алик первым протянул руку.

Леньчик безропотно стянул кольцо и протянул другу. Алик в мгновение ока натянул его на палец.

— Ипона мама! Вот это жопа! — Разглядев в свете фонарей сверкающую голую задницу, «восхитился» Александров.

— Дай мне! Я тоже посмотреть хочу! — заканючил Кучерявый.

— Держи! — Алик бросил кольцо Андрюхе.

Пока Карпов надевал кольцо, ведьма-перевертыш скрылась в переулке.

— Блин, проморгал! — искренне огорчился Кучерявый, не обнаружив на дороге голой бабы. — Вот всегда так: как кипишь какой — так мне больше всех и достается! — заныл Карпов, возвращая кольцо Леньчику. — А как на голую бабу на четырех мослах — так все вам!

— Дюха, да не расстраивайся ты так! — Алик хлопнул друга по плечу. — Че, голых задниц не видел?

— Представь себе, не видел! — обиженно засопел Карпов.

— Так давай, я тебе покажу! — Алик громко хлопнул ладонью по пятой точке.

— Да пошел ты…

— Всё, Дюха! Завязали с приколами! — переход Алика от бесшабашного веселья к нешуточному разговору получился неожиданно резким. — Ведьм нам еще не хватало для всеобщего счастья. Представляете, что будет, если она с нашим колдуном споется?

— А что, — испуганно охнул Кучерявый, — думаешь, они могут?

— А кто их, этих тварей, разберет? — Алик почесал затылок, а затем «философски» изрек:

— В расход их всех надо, чтобы не портили стройную материалистическую картину мира. Согласны?

— Я за! — тут же поддержал друга Кучерявый. — Обеими руками!

— А ты чего молчишь, Леньчик? — Александров повернулся ко второму приятелю.

— Пока в раздумьях, — не стал «темнить» Леньчик. — С колдуном все понятно — он на Кучерявого бочку катит… А это наказуемо. К тому же он — бесплотный дух давным-давно издохшего питекантропа, которого никто искать не будет. А эта голожопая мадам, по всей видимости, не каждый день в чем мать родила в виде кошки прогуливается… И если мы её того, в расход, а она возьми и обратно в человеческий облик перекинься? И останемся мы «на руках» с трупом голой тетки. И поди тогда, докажи, что не верблюд! На зону кто-нибудь спешит попасть? Я лично не тороплюсь…

— Убедил, красноречивый! — Алик, как обычно, быстро принимал решения. — Ведьму, значится, пока не трогаем — оставим на сладенькое. Может и не обязательно её в расход пускать. А вот колдун, сука, ждать не будет…

— Так давайте поспешим, и побыстрее раздобудем бумаги Филимоныча! — поторопил друзей Карпов, ускоряя шаг.

— Давайте поспешим, — кивнул Алик, догоняя Кучерявого.

Леньчику не оставалось ничего другого, как присоединиться к товарищам, благо, что до жилья Филимоныча оставалось «рукой подать». Через пять минут они уже топтались возле забора нужного дома.

— Ручка с бумагой в твоей берлоге найдется? — поинтересовался Хобот.

— Зачем? — удивился Первухин.

— План местного гестапо рисовать будешь, — пояснил авторитет. — Ты же там не раз бывал?

— А то, — хмыкнул Пельмень, — знаю третью хату как свои регалки! — Вчера только к исповедальнику за мордобой таскали… Тогда, кстати, я книжонку-то и срисовал.

— Ручка и бумага есть? — повторил носастый.

— Э-э-э… — «закатил шары» Пельмень, вспоминая, присутствует ли в его квартире искомая канцелярия.

— Не тормози, Пельмеха! — поторопил Славку смотрящий, поглядывая на часы. — Времени и без того в обрез!

— Чертилка [14], кажись есть! — обрадовано сообщил он, подскакивая с табуретки. Обгрызенный карандашик обнаружился под старой радиомагнитолой, неизвестно с каких пор валявшийся в этом пыльном закутке. — Вот, держи, Хобот, — Пельмень принес авторитету карандаш, словно преданный пес хозяину брошенную палку. А гумага… гумага… вспомнил! — Славка обрадовано хлопнул себя ладонью по лбу. — Ща!

Он метнулся в небольшую прихожку, рванул за ручку дверь в совмещенный с ванной санузел. Подхватил с бетонного пола лежавший возле стульчака томик стихов какого-то начинающего поэта, навязанный Первухину «в нагрузку» к коробке конфет, затаренных в местном сельмаге. Так как деваться Славке было некуда: без конфеток и винища очередная сучка на случку не соглашалась, томик стихов был оплачен, принесен на хазу, где и занял подобающее ему место — возле параши, как подтирочный материал.

— Есть чистый лист! — Вернувшись в комнату, Пельмень продемонстрировал сохранившийся авантитул томика Хоботу. — Он жесткий, вот и уцелел, — пояснил Славка.

— Рисуй план гестапо, — коротко приказал смотрящий. — Да поподробнее!

— Чё там рисовать-то? — пожал плечами Пельмень, присаживаясь на диван рядом с Хоботом. Подвинув к себе табурет, Славка положил него развернутую книгу, и старательно нарисовал квадрат, разбив его полосой на две неравные части. — Это коридор, — Пельмень ткнул карандашом в нарисованную полоску, — в конце — амбразура [15] с паутиной [16]. Это — дежурка-аквариум с мудозвоном, — карандаш уперся в маленькое помещение. — А здесь, — Первухин разделил черточками оставшееся помещение на пять частей, — три исповедальни, обезьянник и оружейка.

— Один этаж в хате? — уточнил Хобот.

— Два. На втором только коридор и кабинеты, — ответил Славка.

— Где паливо [17] хранится?

— По идее — на втором этаже есть каморка, — ответил Славка, — вот здесь — вторая дверь от амбразуры.

— Думаешь, книга там?

— Не-а, — Славка мотнул головой, — Казанцеву, ну, следаку, которому при мне книжку приперли, по ходу в лом было вещдоки оприходовать…

— Тебе-то почем знать? — усомнился авторитет.

— Да точняк, Хобот! Да у него на лбу словно регалку вот такими буквами набили… Он энтот кирпич или в сандаль [18] запихал, или на столе оставил, но из исповедальни точно не вынес. Зуб даю!

— Побереги жевалки, Пельмень, их у тебя и так немного осталось, — просипел Хобот, вновь прикладывая платок к губам. — Каморку тоже скидывать со счетов не будем… — авторитет вновь содрогнулся от кашля, пачкая платок капельками крови.

— Совсем ты плох, Хобот, — сочувственно покачал головой Славка. — На больничку тебе бы…

— Не жилец я уже, Пельмеха, — нехотя признался смотрящий. — Лепила приговор вынес, который обжалованию не подлежит: спасти меня может только чудо! Понял? Чудо! Как тогда в шестьдесят третьем…

— Чудо? Это ты о Снулом, что ли? Да где же взять-то его? Он же давно ласты склеил!

— Да, жаль, что Снулого не вернуть, — с булькающим грудным присвистом вздохнул Хобот. — Но чудо все-таки явлено — книга всплыла! Я уж и не надеялся… А это шанс! Какой-никакой… Старик говорил, что книга многое может…

— Что может? — заинтересованно протянул Славка.

— Не знаю, — авторитет потеряно развел руками, — но надеяться мне больше не на что…

— Хреново, пахан, — буркнул Пельмень. — А если кирпич тот — чисто беспонтовка?

— Сам знаю, — щека авторитета дернулась в нервном тике. — Но деваться мне по жизни некуда… Ладно, хорош трындеть: малюй, чего вокруг хаты! — взял себя в руки Хобот. — Как без палева добраться, амбразуры…

— Понял, не дурак! — Славка вновь уткнулся в рисунок. — Вот смотри, — Первухин нарисовал вдоль стены с выходом широкую полосу, — центровая скрипуха [19] выходит аккурат на топталовку [20]…

— На Советскую? — уточнил авторитет.

— А у нас в Нахаловке один бродвей, другого нету, — ухмыльнулся Пельмень, — даром, что райцентр…

— Много текста не по делу! — жестко оборвал подельника Хобот. — Топталовка ночью хорошо освещена?

— Ну, так бродвей же, есть немного. Темняк с другой стороны гестапо, — поспешно пояснил Славка. — Тут загашник за стеной, — он нарисовал с тыльной стороны райотдела внутренний дворик, — сюда амбразуры и выходят. За стенкой говнотечка в овраге бежит — лучше места, чтобы без палива к гестапу пробраться и не придумать.

— А по сторонам от хаты что? — спросил Хобот.

— Вот тута, с этой стороны: клумбы, кусты, деревья, — ткнул карандашом в правую «стену» здания Славка, — а с этой — заготконтора лесхозовская… Ну, там капустники [21] конторские обитают и другая шушера.

— Ясно, — просипел Хобот, придирчиво рассматривая художества подельника. — Собирайся, Пельмень, теперь внатуре на бахчу [22] глянуть надо.

— Слушай, пахан, если я таки при делах, то какой мой интерес? — осторожно поинтересовался Пельмень. — Мантулить [23] на таком гранде [24] сам знаешь — не по понятиям.

— Не меньжуйся — не обижу, — пообещал Хобот. — Если все выгорит — косую [25] отстегну.

— Косую? — переспросил Славка, подумав, что ослышался. — Ек, пахан, тады все тики-так [26]! Еще бы без мокрухи обойтись…

— Цыть — не каркай! — шикнул Хобот. — Обойдется все. Давай впуливайся [27] — не тормози честную компанию! — поторопил он Пельменя. — А то мои котлы [28] не в мою пользу минутки отстукивают.

Алик беспардонно скинул со штакетины проволочную петлю, удерживающую калитку в закрытом положении.

— Че, вот так в борзую и попрем у всех на виду? — тормознул Алика Кучерявый, схватив друга за руку.

— Ты на часы давно смотрел? — Алик решительно распахнул калитку, не слушая предостережения друга. — Спят уже все. Главное — не шуметь. Да не ссы, Кучерявый — все в норме будет!

Алик тенью проскользнул во двор, жестом приглашая приятелей следовать за ним.

— Вот блин, — чертыхнулся Карпов, втягивая голову в плечи, — если что, там еще и опечатано все.

— Прорвемся, — не унывал Алик, пробегая через неухоженный и заросший бурьяном двор к крыльцу.

«На полусогнутых» Андрюха тоже пробежал по двору, стараясь держаться в самых темных местах. Леньчик, не забывая оглядываться, молча присоединился к приятелям.

— Так, пацаны, — когда приятели собрались на крыльце дома, произнес Алик, — попробуем через окно пристройки пролезть…

— Подождите, у меня идея появилась, — неожиданно заявил Кучерявый. — Идите за мной! — сказал он, скрываясь за углом дома.

— Ну, пойдем, Леньчик, посмотрим, что за идея Андрюху осенила, — пожал плечами Алик.

Карпов остановился возле одного из окон, затем легонько стукнул ладонью по краю облупленной рамы. Рама покачнулась, и один из углов вылез из паза. Кучерявый просунул в образовавшуюся щель пальцы и аккуратно потянул раму на себя. Через секунду он вынул её из оконного пролета и поставил на землю, привалив к стене.

— Вуаля! — довольно произнес он, «демонстрируя» свободный «проход» внутрь дома.

— Как догадался, что рама не закреплена? — спросил Алик.

— Вспомнил, что когда городские оперы работали — они раму вынимали — проветрить.

— Понятно, — Алик «потянул» носом воздух, — запашок еще тот — весь день жарило.

— Точно, — скривился Кучерявый, — тухлятиной несет!

— Так кто ж тут кровищу оттирать будет? — хохотнул Александров. — Уж не ты ли, Кучерявый?

— Хорош ржать, Ал! — возмутился Леньчик. — Давайте сначала возьмем то, за чем пришли.

— Ага, — присоединился к нему Карпов, — и ноги побыстрее отсюда унесем…

— Тебе лишь бы побыстрее, — проворчал Алик, но смеяться перестал. — Схватившись рукой за невысокий подоконник, он одним ловким движением перекинул крепкое тело в дышащую сладковатым смрадом комнату. Напрягая зрение, он огляделся, насколько это было возможно в темном помещении, затем, высунувшись на улицу, прошептал: — Давайте по одному.

Ухватившись за протянутую Аликом руку, Леньчик, пыхтя, перевалился через подоконник.

— В сторону! — распорядился Алик. — Надо Кучерявого в хату затащить.

Леньчик неуклюже отступил от оконного проема и воткнулся коленкой в угловатый и твердый предмет. В темноте сначала что-то глухо скрежетнуло, а затем звонко тренькнуло разбившееся стекло.

— Черт! — в сердцах выругался Леньчик, схватившись рукой за ушибленную коленку.

— Чё там у тебя?! — зашипел на него Алик.

— Да тут тумбочка какая-то… А на ней, походу, то ли графин, то ли ваза стояла… — виновато потянул Леньчик, шевеля носком кроссовка осколки стекла. — Темно — не заметил…

— Бегемот! — беззлобно ругнулся Алик.

— Э-э-э, поцики! Чего там у вас? — Андрюха засунул голову в оконный проем. — Вы всех соседей перебудите!

— Это Пухлик какую-то стекляшку хозяйскую кокнул, — пояснил Александров.

— Не глухой, понял, что это не половицы скрипят…

— А ты чего телишься?! — накинулся на Карпова Алик. — Давай, залазь в темпе!

— А может я это — на стрёме? — чересчур бодро предложил Карпов. — За шухером послежу…

— Ладно, свисти, если что заметишь, — неожиданно согласился Алик. — Слушай, Кучерявый, а ты когда днем здесь был, письменного стола не видел?

— Не-а, — мотнул головой Андрюха, — не до того было.

— Ладно, разберемся, — заявил Алик. — Чай не в царских палатах Филимоныч жил — две комнаты и кухня…

— И столов тут — раз, два и обчелся, — согласился с ним Леньчик.

Алик, захрустев битым стеклом, решительно направился в темноту.

— Фонарик бы сюда! — вздохнул Поташников и, вытянув руки перед собой, засеменил следом за «несгибаемым товарищем по партии». Под подошвами кроссовок хрупнули осколки битой посуды — Леньчик нервно поморщился, представляя, как острое стекло режет дорогую заграничную обувь. Эти модные «шузы» с привлекательной для каждого советского гражданина надписью «адидас» встали ему в копеечку. Жаль было портить хороший товар, который на толкучке у «фарцы» стоил дороже раза в три, если не больше.

— Ну, звиняй, придется искать без фонаря! — Александров остановился, нащупав ситцевую занавеску, отгораживающую комнату от небольшого коридорчика. — И завязывай бубнить — не в деньгах счастье! Заработаешь еще на новые кроссы. Лучше спичку зажги!

— Ух, а я вслух что ли? — смутился Леньчик, нашаривая в кармане спички.

— Вслух-вслух, — ворчливо отозвался Алик. — Аж слушать противно! Ну, нашел?

— Вот, — Поташников встряхнул коробок, — держи.

Алик забрал у приятеля спички — через секунду темное помещение озарил слабый трепыхающийся огонек. Александров одернул занавеску свободной рукой и вошел в коридорчик:

— Так, что тут у нас?

Оказалось, что из коридорчика можно было пройти еще в одну, точно так же отгороженную цветастой занавеской, крохотную комнатку и кухню с большой русской печкой, занимающей практически все свободное место.

— А вот и стол, — довольно произнес Алик, отодвинув в сторону очередную занавеску.

— Нашел? — Леньчик через плечо друга заглянул в комнатку.

В этот момент огонек моргнул и погас, погрузив комнатку в первозданную темноту.

— Блин! — зашипел Алик, роняя прогоревшую спичку и хватаясь обожженными пальцами за мочку уха. — Не отвлекай!

— Так нашел или нет? А то я посмотреть не успел…

— Нашел-нашел! — Крепыш выудил из коробушки еще одну спичку и чиркнул её о терку. — Смотри, Пухлик, кажись этот — другого стола в хате нет.

— Я на кухне еще один видел, — возразил Поташников.

— На кухне — дощатый, — отмахнулся Алик, — да и доски слишком тонкие для тайника. Кучерявый говорил в письменном столе. Этот — в самый раз! И где же тут тайничок? — Алик задумчиво потер переносицу, а затем постучал костяшками пальцев по обшарпанной столешнице. — Не похоже, чтобы здесь что-то было, — Крепыш постучал по дереву еще раз, — звук не тот…

— А ты с другой стороны попробуй, — вмешался в процесс Леньчик, но Алик и без его подсказок принялся простукивать столешницу по периметру.

Ближе к стене, возле которой располагался стол, звук неожиданно изменился.

— Опаньки! — обрадовано воскликнул Александров. — Кажись, нашел!

Схватившись за стол, Алик резко отодвинул его от стены и развернул тыльной стороной к себе. Пробежавшись пальцами по поеденной временем древесине, Крепыш нащупал торцевую металлическую планку, слегка выступающую над поверхностью столешницы. Попытка расшатать и отогнуть её руками, провалилась — декоративная железяка и не подумала шевелиться. Еще раз внимательно её исследовав, Александров обнаружил два в шурупа с утопленными в металл шляпками, намертво ввинченных в столешницу.

— Ал, ну чё там? — прошептал Леньчик, зажигая очередную спичку.

— Не отдирается, — ответил Крепыш. — На шурупы посажена. Есть, чем открутить? Ну, или хотя бы подковырнуть… Леньчик, сгоняй на кухню, — распорядился Алик. — Ножик-то там всяко найдется.

— Ножик и у меня есть, — ответил Леньчик, не горевший желаем копаться на темной кухне покойника. — Настоящий «Викторинокс»! — с гордостью произнес он. — Я в загранке брал…

— Так давай скорей, чего столбом стоишь? — зашипел Алик, требовательно протянув руку.

— Ты только это, поаккуратнее — не сломай, — попросил Леньчик, вытаскивая «складишок» из кармана. — Дорогой, зараза!

— Ну, раз дорогой и настоящий — значит, выдержит — не согнется, словно из фольги, — отрубил Крепыш, принимая из рук приятеля ножик, красный корпус которого был украшен белым крестом.

— Там это, за открывашкой для бутылок, есть небольшая отверточка… крестовая… Ты попробуй, может, подойдет…

Алик, подцепив ногтем специальную риску, легко выщелкнул из корпуса отвертку и пристроил её к шляпке шурупа.

— Как для нее шитая! — довольно произнес он, когда отвертка легла в пазы.

Чтобы выкрутить шурупы, пришлось приложить небольшое усилие, но дорогой заграничный ножик прекрасно справился со своей задачей — не погнулся и не развалился в крепких руках «взломщика». Освободившись от крепления, планка легко выскользнула из паза, открыв небольшой тайничок.

— Готово! — запуская руку в тайник, выдохнул Александров.

— Ну, есть чего? — нервно поинтересовался Леньчик.

— Есть контакт! — Алик бросил на стол толстую амбарную книгу в потрепанной клеенчатой обложке.

— Это все? — уточнил Леньчик.

— Нет, кажись, еще что-то есть, — произнес Крепыш, выуживая из тайника металлический кругляк около пяти сантиметров в диаметре.

— Чё это? — спросил Леньчик, разглядывая находку в трепыхающемся пламени свечи.

— На монету похоже, — покрутив кругляк в руках, сказал Алик. — Ладно, после разберемся!

— Больше ничего нет?

— Все, пусто, — ответил Александров.

— Тогда валим? — Леньчику не терпелось убраться из мрачного дома, пропахшего смертью.

— Валим, — согласился Алик, убирая монету в карман. — Только слегка приберемся, чтобы без палева…

Он поставил планку на место, прикрутил шурупы и, развернув стол, придвинул его к стене:

— Как так и было! Еще бы осколки той хрени собрать, которую ты, Леньчик, раскокал…

— Может, еще и полы протрем? — предложил Леньчик. — Натоптали же…

— Натоптано тут и без нас было, — отмахнулся Алик, — а кровь мы так запросто все равно не отмоем. А вот осколки, хотя бы крупные, надо куда-нибудь в угол запинать, чтобы не отсвечивали.

Потратив еще минут десять для наведения «видимости порядка», парни выглянули в окно.

— Дюха! Кучерявый! — позвал Карпова Алик. — Как у тебя? Тихо?

— Все нормуль! — отозвался из-за угла дома Андрей. — У вас как прошло? Нашли что-нибудь?

— Да, — ответил Крепыш, спрыгивая с подоконника в сад. — Леньчик, давай!

Поставив на место оконную раму, парни, крадучись, покинули участок покойного Филимоныча. Через полчаса они уже сидели в летней кухне стариков Алика.

— Итак, — Алик выложил на стол находки, — в результате проведенной операции мы заполучили некую тетрадку предположительно с записями сторожа и какую-то древнюю монету.

— Интересная монетка, — Леньчик взял позеленевший медный кругляк в руки. — Мужик какой-то в шлеме…

— Леньчик, давай потом! — плаксиво попросил Карпов. — Сначала разберемся с тетрадкой Филимоныча…

— Ладно, — Леньчик с сожалением отложил монету в сторону. — С тетрадкой, так с тетрадкой.

Парни склонились над найденным в тайнике гроссбухом, а Алик перевернул обтянутую слегка липкой от времени клеенкой корку.

— Лето, одна тысяча девятьсот тридцать девятого года, — вслух прочитал Алик первую строчку, написанную мелким, но вполне разборчивым почерком. Местами чернила выцвели, что, тоже, однако не мешало чтению. — Странно, — продолжил чтение Алик, — вот сижу я над этим чистым листом бумаги, и не знаю с чего начать… Эти записи не предназначены для чужих глаз, скорее всего их никто и никогда не прочтет… Это нужно только мне… Чтобы не свихнуться вконец и сохранить ясность мысли… Кто бы мог подумать, что я, Сергей Филимонович Петраков — лейтенант народной рабоче-крестьянской милиции, кандидат в члены партии, атеист, не верующий ни в бога, ни в черта, начну верить во всякую чертовщину и сомневаться в правильности материалистического учения. Тем не менее, я оказался свидетелем таких событий и фактов, которые не сможет объяснить ни одна материалистическая теория, хоть кол у нее на голове теши! Не может и все тут! Эта история приключилась, когда я служил в Московском УгРо под началом капитана Дорофея Петровича Филиппенко. Расследовали мы странное убийство замнаркома товарища С…

Алик перелистывал страницы, а перед глазами друзей пробегали красочные картинки того странного давнего случая, свидетелем которого был покойный отставной опер Филимоныч…