Продавец слов: Она

13

Я открыла глаза от того, что Митя поправлял на мне капюшон его кофты, плотнее закрывая от утреннего ветра. Мой нос уткнулся в его грудь. Мне было так спокойно, холодно, но все же я могла наслаждаться тишиной и не бояться, что мама увидит мои синяки или остриженные волосы; Митя дарил мне успокоение тем, что был рядом, не задавал вопросов, протянув братское плечо, на которое я смогла опереться и набраться сил и энергии, чтобы пойти дальше.

Я всю ночь лежала на левом боку, держа правую руку на весу; иногда проваливалась в сон, чувствуя тяжелое и теплое дыхание Мити. Мы спали на берегу моря в тени деревьев. Серые тучи плавно гуляли по небу, не выпуская лучи солнца обогреть холодную осеннюю землю.

— Замерзла? — еле слышно, над моим ухом произнес Митя.

— Немного, — моя голова лежала на его правой руке; не шевелилась, забирая тепло его тела, — нас, наверное, родители потеряли.

— Вчера я написал маме сообщение, что мы приедем утром.

— Хорошо, — облегченно выдохнула, закрывая глаза, — нужно ехать.

— Успеем… еще немного, побудем тут, — у Мити зуб на зуб не попадал. Ночь выдалась холодной, с моря ветер обжигал ледяными и сильными потоками сигнализируя о приближающейся зиме.

Я сделала попытку подняться. Тело затекло и казалось, что с большей силой ныло и болело. Одарила суровым взглядом пасмурное небо. Глубокая осень и ни намека на снег, почему-то я подумала, что сейчас снег был нужен мне, как рождественское чудо. Митя притянул меня ближе.

— Еще чуть-чуть…Побудем еще немного, пожалуйста.

— Нас потеряет твоя мама, а за ней и мои родители, — противилась я.

— Все будет хорошо, — заверил Митя, терпеливо поглаживая мои волосы, помогая успокоиться, повторяя на ухо: «все будет хорошо».

Когда мы приехали то расположились на берегу, жгли костер, смотрели томно вдаль, каждый думал о чем-то своем. В тот вечер Митя был молчалив, даже слишком. Я переживала за него, возможно сейчас он думал обо мне и о том, что я сижу перед ним в синяках, совершенно не готовая поделиться своими переживаниями. Поэтому мы продолжали молчать, слушая ритмичное потрескивание наспех собранного хвороста и звук бьющихся о берег волн.

Что я могла ему сказать?

Что сама же напросилась на расправу от двух выскочек считающих, что весь мир — это их сцена, где они играют главные роли, а остальные массовка, непись в игре… Сама виновата!

Долго придется объяснять, углубляясь в детали и предположения о том, что происходит на самом деле в головах Лилианы и Дианы. Вчера они выпустили пар. Успокоились, а сейчас отстанут. Откинут меня, как сломанную Барби за ненадобностью и продолжат играть свои роли королевы фрик-шоу.

Все всё забудут…

После пробуждения мы провели на пляже еще несколько часов. Когда наши животы протяжно заурчали мы решили отправиться домой. Медленно. Заехали в супермаркет за кофе и сэндвичами, а потом на заправку и объездными дорогами на медленной скорости отправились домой, где мама Мити сходила с ума от неизвестности и причитала со словами: «где же эти дети?». Мы не спешили возвращаться.

На мне так и осталась кофта Мити, в которой я тонула, успешно скрывая бинт на руке.

Митя припарковал мотоцикл у старенького двухкомнатного домика с низкими потолками на окраине соседнего городишки с населением в несколько тысяч человек. Это все, что у них было. Но это всё было пропитано заботой, любовью и пониманием. Мне нравилось проводить время в доме Мити. Возможно, я даже своим присутствием стесняла их, но тетя Лена тактично отмахивалась и при каждой встрече обнимала, целовала и одобрительно кивала. Я была частью их жизни; я шла бок о бок с Митей — взрослея. И тетя Лена не хотела забирать у нас это, считая это самым ценным в жизни.

— Ну, где вы были? Я вся извелась уже, — мама Мити щебетала на кухне, звеня половником, призывая к ужину. Она бросила укоризненный взгляд на шлемы в наших руках, я потупила взгляд и ничего не говорила, прячась за спиной друга, — ты катаешь ее на этой фаршевозке?

Тетя Лена не одобряла новое увеличение сына — мотоцикл, считая, что это безрассудно, гонять на высокой скорости; да и просто иметь транспорт для одного сезона из четырех, бонусом это трата огромных денег для школьника; на увлечение которого он теперь сам подрабатывал.

— Ма! Я соблюдаю правила, — Митя посуровел, сделал шаг вперед и закрыл меня от пристального взора тети Лены. Его голос прозвучал довольно грубо для восемнадцати лет, низкий бас, приправленный холодным тоном. Никогда не видела его таким. — Пока Данька со мной, она в безопасности.

— Очень на это надеюсь, — еще раз бросила взгляд на шлемы, мама Мити, — идите ужинать.

— Мы сейчас вернемся, — Митя не дождался ответной реплики от тети Лены, взял меня под руку и повел вслед за собой. Тетя Лена сопроводила нас строгим и любопытным взглядом.

Митя завел меня в свою узкую маленькую комнату, закрыл дверь. Усадил на кровать. Медленно развязал повязку на моей руке. Из ящика достал тюбик мази.

— Я сохраню твой секрет, — спокойно произнес, собирая брови у переносицы, проводя пальцами по запястью с целебной мазью, холодной и тягучей — я скорчилась, чувствуя, как травмированная рука заныла, с виду все становилось только хуже; запястье опухло, пальцы превратились в сосиски-переростки, но до сарделек еще не дотягивали, с другой стороны это только первый день и ушиб только набирает обороты, — но это совсем не значит, что я одобряю твои действия. Ты должна показаться врачу, — уговаривал меня Митя. — Ты должна рассказать о том, что с тобой случилось родителям…и мне.

Я предательски держала глаза опущенными, показывая свою озабоченность посиневшей рукой, будто и не слыша, что говорит Митя.

— Матвей! — позвала из кухни тетя Лена. Никто никогда его так не называл. Для всех он был Митей! Для меня Матей. Только для меня.

Видимо тетя Лена собиралась начать с ним серьезный разговор, раз позвала его полным именем. Очень вовремя. Избавляя меня от ненужных объяснений, я облегченно выдохнула и отдернула руку, позволяя ему отвлечься от меня и обратить внимание на то, что его зовут.

Я слышала, как за дверью тетя Лена суровым сквозь зубы шёпотом что-то говорила Мите. Пару раз в ответ он громко фыркнул. На что та в свою очередь наседала с какими-то претензиями, возможно. Слов было не разобрать.

Митя вернулся в комнату, плотнее закрывая дверь.

— Тебя ругали?

— Ма уходит на работу и сказала, чтобы в девять спать, максимум в десять.

— Точно? — со скепсисом уточнила я, не веря в слова Мити.

— Думает, что мне до сих пор восемь лет. «Спокойной ночи малыши» и спать! И никаких возражений в наше время не принимается, но мы и не станем спорить, правда?

— Мы остались без ужастиков в час ночи? — огорченно уточнила я.

Это была наша традиция, выбрать самый страшный фильм и смотреть его ночью, кричать, визжать и пугаться.

Митя снова будто напоказ фыркнул. Достал из рюкзака вино, что я забрала вчера с торжества у своих одноклассников, и с обворожительной улыбкой произнес:

— Даже лучше!

Мама Мити всю жизнь работала в ночные смены (так платили больше), она была врачом и иногда подрабатывала на скорой или в неотложке. С таким графиком и работой контролировать нас было тяжело, тем более, когда дети растут не по дням, а по часам. И хитрить мы научились с ранних лет.

— Что посмотрим? — глаза Мити ехидно забегали, а улыбка становилась только шире.

— Что-то очень-очень страшное, — я, хромая отправилась за бокалами для вина, оставив Митю в терзаниях о кино и бесконечным списком фильмов-ужасов.

— «Пила[1]»! — выкрикнул он.

— Он не страшный! — не довольно отреагировала я. Разочаровал его выбор, знает же, что мне по душе жутики, выпрыгивающие призраки или неожиданные звонки, оповещающие о скорой смерти.

— О! Я точно знаю, что мы посмотрим и ты не имеешь право отказаться!

— Никакой «Пилы»!

— Без проблем, — уверенно заверил Митя. — Это будет «Ворон[2]»!

— Что за «Ворон»?

— Сюрприз!

— Я хочу знать все, — так и замерла с бокалами в центре комнаты.

— Никаких спойлеров! — в ответ я скорчила рожицу, — иначе неинтересно будет смотреть.

Мы расположились на односпальной кровати поперек, с кружками для чая наполненных красным вином и маленьким ноутбуком, между нами. Фильм проходил на одном дыхании, хотя и был далек от моих пожеланий, поглощая вино, эмоции в конце взяли верх. И я заплакала. Антагонисты были наказаны, но мне казалось, что финал ужасно несправедлив. Осторожно спойлеры! Все умерли! Кто-то обрел покой, кто-то был отомщен, а ребенок остался один…не верю я в чудесатые наивные исцеления. Ее мать ужасная женщина и не вызвала в финале у меня ничего кроме омерзения, хоть показали, что она исправилась, но таких чудес в обычной жизни, что за окном — не бывает.

И вот, я словно нюня распустила сопли и слезы по всему лицу, а Митя надо мной только громко посмеялся.

— Он же хорошо закончился, ты чего? — заплетающимся языком, медленно собрал предложение и вопрос.

Мое тело под действием вина расслабилось и чуть онемело. Казалось, что места куда наносились удары, под действием алкоголя утихли.

— Птичку жалко, — так обычно отвечали родители, когда не находили рационального ответа на поставленный вопрос. Митя с новой силой рассмеялся. — Смотри! — быстро успокоилась я, указывая в окно.

Мне казалось, чудилось или все же было реальностью. Решила проверить и рванула на улицу прямо в пижаме, прихрамывая и забывая о холоде и боли в теле.

— Стой! — крикнул Митя мне в след, не понимая куда я и зачем.

Я не слушала, уже обувала на босые ноги кроссовки. Повернула защелку и открыла дверь. Остановилась на середине двора расправляя руки. Белые крупные хлопья летели с ночного неба беззвездного неба.

— Балда! — выкрикнул очередное ругательство мне Митя. Он был в куртке, а в руках держал мое пальто и шарф, найденный наспех в прихожей.

Я улыбнулась ему и как малое дитё раскрыла рот и высунула язык ловя снежинки.

— Припозднился в этом году первый снег, — пропела я, как одурманенная, ловя языком снежинки.

Что-то бубня себе под нос, — было совсем не разобрать, — Митя подошел ко мне, надел на мои плечи пальто и завязал шарф покрывая голову, плотнее завязывая у горла. Я перевела взгляд с падающих хлопьев на лицо Мити, не прекращая улыбаться. На секунду я подумала, что было бы хорошо, вот так и остаться тут, закрыться от всего мира, спрятаться и не высовывать нос; не видеть одноклассников и их надменных и перекошенных лиц.

Улыбка быстро сползла с моего лица, я заметила, как лицо Мити быстро приближалось к моему, уверенный в своих действиях.

— Даже не думай! — трезвым, собранным голосом приказала я. Его губы замерли вблизи от моих. Я почувствовала его горячее сбившееся дыхание. Наши взгляды встретились, и больше ничего не требовалось. Никаких объяснений.

На секунду Митя нахмурился, предполагая варианты дальнейших действий или даже возможных сказанных слов. Он все понял. Его одурманенное посуровевшее и теперь отстранённое выражение лица сменилось на собранное, явно контролирующее свои мысли и поступки.

Митя сделал несколько шагов назад, отпуская меня.

— И как давно ты знаешь? — его голос стал холодным.

— Не то, чтобы я не догадывалась, — от моих слов его брови поползли вверх. А он видимо не догадывался о том, насколько его поведение очевидно для других, к сожалению, и для меня, — летом после девятого класса, — добавила я для конкретики.

— Это плохо? — я молчала и смотрела себе под ноги. — Почему нет?

У меня не было безопасных для нас двоих аргументов; я не хотела его обидеть, больше не могла причинить ему боль, Митя дорог мне, но я никогда не рассматривала его в качестве своего парня временного или постоянного. Нет. Он мой друг… «брат». Братьев не целуют, будто вы одни во Вселенной и плевать на мнение общественности.

Митя сел на бетонный выступ у самого основания дома.

— Заморозишь свои яйца и никогда не сможешь иметь детей, — держась на расстоянии я хотела сменить тему.

— Если они будут не от тебя, то мне все равно, — но друг возвращал нас в прежнее русло.

— Мать! — я села на корточки напротив, наши лица были близко. В темноте я могла увидеть ту боль и разочарование, нахлынувшее на него в этот момент, — Мать, — снова позвала его, я ужасно хотела, чтобы он увидел мои искренние чувства. Я не собиралась его обманывать, — жизнь на этом не заканчивается.

— Это из-за него? — огрызнулся Митя, — он тебя даже не замечает. Ты правда хочешь ходить вокруг него, как я возле тебя годами и в итоге получить отказ? Хочешь испытать такие же чувства? — озлобленный подросток выпускал гнев и разочарование в одном флаконе.

— Матя…

— Ты думаешь так же, когда смотришь на него? — он уже говорил более спокойным тоном, — можешь ли ты так же спокойно рассуждать, — Он приблизился к моему лицу вплотную, — когда его лицо в нескольких сантиметрах от твоего?

Слов больше не осталось. Я обняла его. Крепко. Мысленно прося прощения…за что, особо не понимала в тот момент. За разбитое сердце, зная, что положительного ответа он так и не получит.

— Мать, — шепнула, — мне очень холодно.

Он сорвался со своего места и потянул меня в дом. Красивая и беззаботная картинка осталась позади.

Митя уложил меня на кровать, укрыл одеялом, а сам достал скрипучую раскладушку. Поставил ее недалеко от кровати и улегся. Он больше не смотрел на меня.

Стыд и страх играли в пинг-понг в моей душе.

— Мать…

— Спокойной ночи, Дана.

— Доброй ночи, Митя…

________

[1] «Пила: Игра на выживание» (англ. Saw) — американский фильм ужасов 2004 года режиссёра Джеймса Вана в его полнометражном режиссёрском дебюте по сценарию Ли Уоннелла.

[2] «Ворон» (англ. The Crow) — американский готический супергеройский фильм 1994 года, снятый Алексом Пройасом. В нём сыграл последнюю роль в кино Брэндон Ли. Фильм основан на одноимённом комиксе Джеймса О’Барра.