Продавец слов: Она

5

Митя отправился домой. У меня отобрали телефон, который был бесполезен у бабушки в деревне. Я собрала чемодан книг и отправилась на все лето в глушь, бороться с сорняками и дышать свежим воздухом. Я злилась и считала, что все происходящие события полный абсурд. Чуть позже гнев сменился на панику и слезы.

Лето проходило сменой одинаковых дней: утро, легкий завтрак, прополка в огороде картошки, капусты, метровых рядов грядок моркови и целая плантация помидор. Обед. Поливка огорода, обязательное чтение книг, заданных на лето. Ужин. Сон. Иногда заданий по дому не было, и я целый день читала под звуки спиц; бабушка вязала перед тихо работающим почти бесшумным телевизором с одним работающим каналом. Сторонний звук не должен мешать подсчету количества петель для очередной шали на зиму, скатерти для стола, теплого ковра для пола или шерстяных носков.

Родители не приезжали.

— Мы заберем тебя двадцать восьмого августа, тебе хватит несколько дней чтобы подготовиться к началу учебного года, — последнее, что мне сказал отец перед тем, как уехал, оставляя следы на пыльной дороге. Я равнодушно выслушала его и отправилась прочь. Впервые за шестнадцать лет я была наказана по всей строгости отцовского порядка за невинную поездку на старом ржавом мотоцикле.

Проходили дни, за ними недели, после первого месяца я подумала, что наказание никогда не закончится. Меня прокляли и сослали чтобы я мучилась и страдала.

Не подумайте хлопотать по дому или саду в деревне не составляет труда. Угнетало неведение. Заставляло нервничать отсутствие информации.

«Где ты? Что ты сейчас делаешь?», — каждое утро начиналось с этих вопросов, и так заканчивался вечер.

— О чем думаешь? — спросила меня как-то бабушка; она не отвлеклась от очередного узорчатого ряда на спицах. Я до последнего смотрела в книгу и не заметила, как больше, чем полчаса уже не переворачивала страницу.

— Даже не знаю. О несправедливости мира и общества в нем, наверное, — я все смотрела сквозь текст, наблюдая темную сторону, сейчас я видела страшный период своей жизни без «брата».

Стало тоскливо.

«И что так будет всегда?», — грусть накатывала новой волной.

Я ощутила боль от потери, по-настоящему, сидя в глухой деревне, без связи с миром, находясь в одиночестве. Я сразу вспомнила все гадости, что сделала Мите за годы нашей дружбы: пиявки и земля в вещах на пикнике, а однажды я вылила на него ушат холодной воды в кровать пока он спал. Тогда мне одной эта выходка показалась смешной.

Было дело, что я состригла ему одну бровь, и заявила, что он так девчонкам больше понравится. С тех самых пор и начались эти косые взгляды и кивки в наши стороны от родителей.

В ту ночь, поглощенная воспоминаниями, как воздухом, — уснула, ожидая наступления следующего дня. Все дни июня в календаре были зачеркнуты, осталось еще пятьдесят девять дней до возвращения домой, до возможности взять в руки телефон и написать Мите: «Привет! Я на свободе».

На заре меня разбудил звук мотоцикла, не того, на котором колесили мы, а более юркого, современного. Поднялась, сделала себе чай. С кружкой вышла во двор, у дома рос газон, размашистыми шагами ступила на ещё не опавшую росу. Бабушка говорила, что это отличное средство, чтобы проснуться, пошла дальше. У ворот были следы протектора от одного колеса. Но к нам никто не приезжал. Следы вели к почтовому ящику, прямо у моего окна.

Что-то кольнуло под ребрами и заставило проверить его. Открыла дверцу. Конверт! Подписанный: «для Д.».

Сердце бешено застучало. Я подумала, что сейчас мы как Татьяна Ларина и Евгений Онегин обмениваемся письмами, или того лучше Маша Троекурова, которая послала тайный знак Владимиру Дубровскому, говоря, что в беде и нуждается в нем. В этом было, что-то сказочное и в тоже время запретное. Искушение и намек на новое приключение.

Записка внутри была короткая, знакомым угловатым почерком: «Надеюсь у тебя все хорошо. Не грусти, но все же скучай по мне. Мы обязательно повторим. У меня есть план. И знаешь, Данька, он чертовски хорош, так что никто не сможет помешать нам повторить снова и еще столько сколько мы захотим. М.».

Вот он момент счастья и тепла. Черным по белому написано «есть план». Но ничего о сроках.

⸎ ⸎ ⸎

Закончилось лето, я встретила первое сентября в одиночестве. Впервые. Ни один человек из класса не изменился за три месяца, все такие же, высокие и прыщавые, и еще больше хамят учителям. И я вслед за ними: огрызалась и фыркала. Но первое сентября было исключением. Кто-то даже обнимался, чуть наиграно растягивая улыбку.

— Ужасное зрелище, правда?

Мне не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что за моей спиной стоит Артур. Одноклассник и проклятье в одном флаконе, точнее в одном теле. В груди все сжалось.

Все девочки сходили по нему с ума. Все! Ходили и вздыхали показывая, что всегда рядом и готовы к любому сотрудничеству с ним. Мысленно каждая девочка в школе точно раздевала его глазами в любой удобный момент стоило только посмотреть в его сторону. С годами это выработалось как рефлекс.

В седьмом классе он быстро вытянулся и пока остальные бегали за школу курить он отжимался и подтягивался на спор на площадках перед школой. Позер! От подобных ежедневных действий его тело быстро приобрело форму и рельеф. Даже сквозь плотную вязаную темную кофту, мы девочки могли разглядеть все: торс, бицепсы, трицепсы… Главное успеть слюни подобрать, а то заметят!

— Да, — не до конца понимая, о чем он, быстро ответила я.

Мне повезло больше других, и я точно ощущала это преимущество перед остальными, но никогда его не использовала.

Мы родились в один год, одного месяца и в одну неделю, в одной палате. Мама всегда шутила, что нашла мне жениха, не выходя из родильного дома. Смешно…Каждый день ее слова будто приобретали силу и действовали на меня гипнотически. Я видела в нем идеал.

— Готова к новому рывку? — уточнил Артур. Он дружелюбно улыбнулся и его ямочки на щеках заполнились лучиками тепла от уголков губ. Я отвернулась и ответила, продолжая смотреть на любвеобильных одноклассников:

— Еще немного.

— Еще чуть-чуть, — поддержал Артур.

Артур при своей всеобщей любви от преподавателей и одноклассниц был весьма скромным парнем. Мало говорил, только по делу. Ничего лишнего. Одевался просто. И лишний раз не проявлял инициатив. Мне казалось, что мы похожи, что у нас есть некая связь, помимо даты рождения.

Мы будто не могли нащупать друг друга в темноте, вот еще немного, еще чуть-чуть и срывались, терялись в этом пространстве. Наши дома находились прямо через дорогу, в двух шагах, но именно в моменты бытовые, домашние мы ограничивались кивком или одним взмахом руки, чтобы поздороваться. На этом все…

Первый день в школе прошел быстро, и я сразу вернулась домой.

— Как в школе? — уточнила мама.

Я не спешила возвращать свой телефон, возможно боялась, что там пусто. После конверта с запиской Митя просто исчез. Возможно, он осуществил свой план, только без меня. Боялась проверять, включив телефон.

— Как обычно…как на работе?

Все поутихло, никто не припоминал мне историю с мотоциклом, а я не упоминала о «брате». Все, как и обещали: прошло время и все встало на круги своя.

— Как обычно, — ответила мама, чуть склонив голову.

Вечером я решила помочь маме с прополкой ее обожаемых пионов. Она приходила в щенячий восторг, когда видела новые бутончики или, когда всходили новые сорта, что смогли прижиться на нашей земле, а для этого нужен периодический уход, даже если цвести они будут только на следующее лето.

— Дана, — позвала меня мама. Моя голова вынырнула из кустарников с опавшими бутонами.

Надо мной стоял Митя в толстой не по сезону кожаной куртке с блестящим черным шлемом в руках.

— Мне вас оставить? — показалось, что я не услышала вопрос мамы, проигнорировала, не сводя взгляд с довольного лица Мити.

Я ушла в глубину зарослей с яростью выдергивая сорняки.

— Пожалуйста, — первый попросил ее Митя. Как я скучала по его голосу. — Дадите нам время?

Мама ничего не ответила, но я услышала ее удаляющиеся шаги.

— Данька, — я не реагировала на зов, — Данька! — этого прозвища мне хватило, чтобы глаза быстро застилала пелена из слез.

— Что приперся? — мой тон выдавал ярость, злость и обиду, — соскучился?

— Соскучился, — настороженно ответил, — а ты нет?

— Скоро отец вернется. Тебе лучше уйти, — я врала, от души врала. Злость захватила мой разум, я готова была наговорить гадостей и сделать ему больно. Осознав в конце августа что, он оставил меня одну, так и не объявился. Обещал же. Даже очередной записки не оставил за последние два месяца. Это много. Очень много! Томительное ожидание. Я каждый день проверяла почтовый ящик, искала его глазами в проезжающих машинах, пока бабушка с нахмуренным и озадаченным видом, качала головой и смотрела на меня из окна, изучая странное поведение и вытоптанные круги у ворот.

Ничего.

Тишина.

С наступлением сентября пришли холода, что стерли следы моего волнительного ожидания, наполняя душу разочарованием и злостью.

— Митя! — восторженно приветствовал отец за моей спиной.

«Все? — возмущалась я внутренним голосом, — он больше не нарушитель нашего спокойствия? Он теперь хороший? Послушный мальчик, что больше не угоняет мотоциклы из-под чуткого носа?».

Как быстро отец забыл о нашей шалости. Уже забыл и отпустил? Простил? Детская шалость, после которой мы провинившиеся вели себя, как шелковые.

Во мне бушевала ярость. Жгла изнутри, наполняя пламенем тело и душу.

— Здравствуйте, — весьма вежливо Митя обратился к отцу, протягивая руку. Отец ответил, растягивая добрую улыбку.

— Почему не встречаешь гостя? — обратился отец ко мне.

— Тебе надо ты и встречай, — еле слышно пробубнила себе под нос.

— Я заехал поздравить с началом учебного года.

— Заехал поздравить…, — я передразнивала, с новой силой выдергивая сорняки. Меня захлестнула новая волна злости, я скорчила гримасу на лице пародируя Митю, думая, что мне это поможет выдержать его присутствие.

— Общайтесь, молодёжь, — отец без малейшей нотки иронии или растерянности спокойно удалился, оставив меня наедине с объектом для выражения открытой ненависти.

Я продолжила ковыряться в земле у корней кустарника и не высовывала нос.

— Поговорим? — более серьезно обратился ко мне Митя.

— Говори, — мне искренне было любопытно, что он скажет.

— Ты не отвлечешься от растениеводства? — ухмыляясь, даже не смотря на него я уловила это настроение; Митя знал, как мне не нравится ковыряться в маминых владениях. Я будто оскверняла цветы своим вмешательством.

— Я многозадачная.

— Данька!

Я подняла на него взгляд. За лето черты его лица стали острее. Появились синяки под глазами.

«Надеюсь ты мучаешься!», — в порыве гнева выпалила я.

— Прокатимся?

— Хочешь, чтобы меня опять наказали?

— Больше такого не произойдет, — Митя протянул мне второй шлем, что все это время держал под мышкой, заверяя о своей правоте, — поехали, — вежливо позвал он.

— Тут говори.

— Я…не знаю с чего начать.

— Сначала!

Я поднялась на ноги упирая руки в боки, хотела видеть его лицо, каждую гримасу, и то, как он будет говорить и что.

— Хорошо, — он сделал глубокий вдох, явно для того, чтобы начать заготовленную красивую речь, — когда я уехал летом то я уже знал, что буду делать. Мне необходимо было немного времени. Теперь я официально могу управлять мотоциклом и перевозить пассажиров. Я учился, зубрил и практиковался. Договорился с отцом, что он поможет мне с оплатой…

Я подняла брови, меня удивил тот факт, что Митя просил помощи у отца; со своим-то характером Салага, старался во всем быть самостоятельным, независимым; принимая все удары судьбы на свои плечи.

— Я все лето работал только чтобы все задуманное получилось, — он сделал шаг ко мне. — Я понимаю. Ты злишься. Но я писал тебе, думал, что ты можешь раньше получить свой телефон. Я все рассказывал, — еще на шаг ближе, — я делился с тобой каждым успехом. Я писал тебе кого встретил за лето и как скучал, — позволила ему обнять меня. — Я так скучал, как ребенок дни считал…

Я отстранилась.

— Все хватит. Спасибо, что навестил.

А вот и настроение стервы проснулось, оно с ноги вышибло эту дверь, разнося мою душу в щепки. Волной оставляя шрамы. Я не уклонялась. Наоборот, гордо, по-детски подняла голову и произнесла:

— Ты знаешь где выход, — без эмоций выдала, как тот самый ушат воды, в упор, не раздумывая.

— Проведем следующие каникулы вместе, как раньше? Помнишь? Фильмы. Компьютерные игры. Я даже позволю тебе пару раз выиграть, — он говорил так будто этих двух ужасных месяцев ожидания не было.

Мы стали старше, а значит умнее? Нет. Весь рассудок ушел в юношеский максимализм.

— Поживем увидим, — снова холод, для него, как очередная пощечина.

— Мить! — появилась мама, — останешься на ужин?

— Спасибо, — смотря на меня и реакцию — ждал. И я ждала ответ смотря прямо в его глаза, — останусь в следующий раз. А он будет очень скоро, — уверенно пообещал он и я выдохнула.

Митя быстро ушел прочь, за ворота.

Кажется, это был вдох, который я сделала за долгое время, легкие горели, а по щекам покатились слезы. Я вышла к нему и наблюдала, как он собирается снова покинуть меня. И я это ему позволила, даже больше, прогоняла. Митя сел на свой новенький черный Кавасаки[1]. Надел шлем, проверил застежку. Этот скромный парень подмигнул мне и выкрикнул:

— Скучай по мне, Данька! — друг опустил визор и со всей мощи отправился дальше по улице на шоссе к выезду из города, оставляя только столбы пыли и след от протектора, что с первыми холодами испарились, как мираж.

______

[1] Kawasaki — известный японский производитель мотоциклов.