Проект 018. Смерть?

Предисловие

В клетку поместили пять обезьян. Сверху повесили банан. Если обезьяна лезла за ним, ее обливали струей холодной воды. Когда все обитатели клетки усвоили, что за бананом лезть нельзя, в клетку подсаживали одну новую обезьяну и забирали одну старую. Новичок первым делом лез за бананом. Обезьяны-старожилы набрасывались на него, спасая от неприятностей. Вскоре новичок усваивал, что за бананом лезть нельзя.

Постепенно всех облитых водой обезьян заменили новыми. В клетке находились животные, ни разу не облитые водой. Но запрет продолжал работать. Сформировалось устойчивое социальное табу на доставание банана. Все обитатели клетки его соблюдали.

Банан продолжал висеть и соблазнять, но так как табу не подкреплялось, запрет начинал слабеть. Когда обезьян поливали водой, они даже не смотрели в сторону банана. Когда перестали поливать, они все чаще задерживали взгляд на желанном плоде.

И вот однажды находился смельчак, нарушавший банановую традицию. Он доставал банан и на глазах у всех поедал его. Все обезьяны, и особенно старожилы, приходили в нервозное состояние. Их ужимки и жесты говорили, что они презирают бананоеда, считая его бессовестным аморальным преступником, поправшим традицию и обычаи предков.

Преступник испытывал дискомфорт, но когда вешали новый банан, он срывал его с еще большей скоростью. И снова всем на зависть ел. На третьем банане у преступника появлялись последователи. Вскоре все обитатели клетки преодолевали старое табу и без зазрения совести ели бананы. В том числе и самые ярые приверженцы традиции ели.

Этот научный эксперимент показывает механизм формирования и разрушения традиции. Когда обезьян поливали водой, запрет был разумным, и потому все обитатели клетки его соблюдали. Но когда обезьян переставали поливать водой, они переставали понимать, почему банан нельзя срывать. Запрет начинал слабеть и в итоге нарушался.

Первая партия обезьян жила в эпоху поливания водой. Табу держалось на наказании. Вторая партия обезьян жила в эпоху неполивания водой. Табу держалось на традиции. Хранители традиции как бы говорили своим «морально неустойчивым» братьям, что банан срывать нельзя не потому, что это опасно, а потому что «у нас так принято».

Банановый соблазн был реальным. Запрет был абстрактным. Здравый смысл брал верх над утратившей смысл традицией. Обезьяны-новаторы как бы спрашивали обезьян-традиционалистов, зачем отказываться от удовольствия? Традиционалисты отвечали: так нужно, так хорошо, так правильно, потому что так наши предки жили. Всякая порядочная обезьяна должна жить по законам предков и соответствовать их традициям. Новаторам этот довод казался малоубедительным. Они не понимали смысла жертвовать вкусным бананом в угоду традиции предков. В итоге они отрицали табу и нарушали традицию.

ГЛАВА 1. Тулуп

Точно такой же процесс идет в человеческом обществе. Все наши нормы и табу, все, что мы называем общечеловеческими ценностями и традицией, все сформировались в период компактного проживания людей — в пещере, в границах племени, за крепостными стенами. В этот период никто не воспринимал себя отдельной личностью.

Каждый считал себя частью единого организма. Соплеменник был не другим существом, а такой же частью общего организма, как и я. Между людьми формировались отношения, как между членами одного тела. Если палец в беде, значит, все в беде. Когда все помогали пальцу, они помогали не пальцу, а себе — себя спасают.

Сегодня мы живем в совершенно других условиях. Сегодня каждый осознает себя индивидуальность. Если кто и начинает говорить о дружбе народов и обязанности думать в первую очередь не о себе, а о незнакомых людях — от этого веет занудством. Нет у людей сегодня мотива реально, а не на словах жить по формуле «все люди братья».

Когда было холодно, носить тулупы было разумно. Но вот холода ушли. В мир пришло тепло. Казалось бы, нужно менять форму одежды. Но не тут-то было. В холодный период сформировалась местечковая истина, что ношение тулупа — это святая истина. К святому нормы здравого смысла неприменимы. Рождается установка, что тулуп нужно носить при любой температуре. Климат может меняться, но традиции неизменны.

Последователи такой точки зрения называют себя традиционалистами. Они со своих завалинок с глубокомысленным видом возвещали, что необходимо делать то, что делали предки, и придерживаться правил, какими они жили.

На вопрос, а зачем это нужно, они отвечали, что соблюдение традиции нужно понимать не как рациональное, а как сакральное действо, выражающее уважение памяти предков и связь поколений. Долг порядочного человека ради святой истины блюсти сложившуюся традицию при любых условиях, даже если это неудобно и выглядит глупо.

Если бы опять ударили холода, доморощенная святость никому не мешала. Люди с удовольствием носили бы теплую одежду по естественным причинам. Но только холода не думали возвращаться. Напротив, день ото дня становилось все жарче.

Климат провоцировал неудобные для традиционалистов вопросы. Перед людьми все чаще вставал вопрос, зачем нам носить такую одежду? Хранители традиции отвечали про долг порядочного человека, про святую истину и связь времен, но чем выше лез столбик термометра, тем меньше людей устраивало такое объяснение. Они думали про себя — наши предки носили тулупы, потому что холодно было, а нам зачем? И не находя ответа, потихоньку снимали тулупы. Сначала расстегнут его и нараспашку носят. Потом через руку перекинут и несут, демонстрируя атрибут порядочного человека.

Однажды нашлись смельчаки, осмелившиеся выйти на улицу без тулупа. Полностью одетые, последняя пуговка под подбородок застегнута… а тулупа нет. Для находившегося под влиянием традиционалистов общества это был шок. Как совести хватает в таком виде на улице показываться — сетовали добропорядочные люди среднего и старшего возраста.

У самых первых новаторов вскоре находились последователи. Они носили легкие одежды, загорали, купались. В общем, делали немыслимые для тулупоносцев действия. С одной стороны, это противоречило традиции вдоль и поперек. С другой стороны, новое несло свободу и радость. Возникали противоречивые чувства, будоражившие общество, люди открывали утерянный мир. Прошло время, и все отказались от старых шаблонов.

Человечество обвешано безосновательными ограничениями, как новогодняя елка игрушками. Ни под одним табу нет основания. Все они достались нам в наследство или от религии, или от эпохи пещерного общежития, диктовавшего свои табу и нормы.

Сегодня старая эпоха ушла. От религии мы в своем развитии ушли. Но старые правила довлеют над нами. Они как сломанный рояль посреди комнаты, который давно не играет, только место занимает. Но жильцы никак не решатся его выбросить.

Я понимаю логику людей из тейпов, общин, кланов и таборов, живущих правилами вчерашнего общежития — правилами пещеры и племени. Я понимаю логику верующих, живущих религиозными правилами. Но я НЕ понимаю логики жителей мегаполиса, не считающих себя верующими и не живущих общинами, но считающих обязательным ориентироваться на божьи заповеди и соблюдать правила, рожденные эпохой общежития.

Я слышу голоса людей, которые говорят, что нам и не нужно никаких обоснований наших правил. Мы живем по ним, потому что нам так привычно. Мы считаем свою модель поведения нормой и не хотим думать, почему так считаем. Просто считаем, и все.

Тут не с чем спорить — каждый кузнец своего счастья. Не важно, поливают водой или нет. Важно, что для застрявших в прошлом людей действует правило «Привычка свыше нам дана/ Замена счастию она» (А. С. Пушкин). Но только почему общество обезьян отказывается от потерявший свой смысл традиции, а люди тащат ее за собой веками?

Древняя индийская мудрость гласит: если лошадь сдохла — слезь! Не нужно ходить вокруг дохлой лошади, пинками и уговорами побуждая ее перестать быть дохлой. Не нужно тратить время и деньги на посещение семинаров по оживлению дохлых лошадей. Нужно просто слезть с дохлой лошади, и все. И выбрать новое средство передвижения.

Во вчерашней среде старые правила были подобны здоровой лошади, запряженной в телегу. Люди грузили на телегу свои грузы и садились сами. Это делало путешествие по жизни более комфортным, а достижение целей более эффективным.

В новой среде старые правила подобны дохлой лошади, которую люди положили на телегу, а сами впряглись на место лошади и тащат все это за собой. Такой довесок сильно усложняет движение. Логично оставить дохлую лошадь и двигаться налегке. Но люди не хотят отступать от традиции. Раз предки не разделяли лошадь и телегу, значит, и нам не нужно. Но они упускают одну существенную деталь — предки сидели в телеге, и лошадь их везла, а не наоборот. Мудрость предков — использовать лошадь, а не тащить ее на себе.

Сегодня лошадь по всем параметрам сдохла — правила давно не соответствуют среде. Но люди продолжают жить по правилам ушедшей эпохи — по традиции. Зачем им это нужно — они такими вопросами не задаются, почитая это чуть ли не богохульством. Как можно спрашивать, зачем жить по традиции — возмущаются они такой постановкой вопроса. Традиция — она на то и традиция, чтобы жить по ней, а не думать, зачем она.

Им невдомек, что всякая традиция есть правила, оставшиеся после ушедшей эпохи. Пока эпоха не ушла, это была никакая не традиция, а насущная необходимость. Нарушать ее было можно, но так же опасно, как пренебрегать законом всемирного тяготения.

Если кому нравится в новых условиях жить по старым правилам — живите. Нравится вам носить тулуп летом — носите на здоровье. Только не заявляйте свой вкус эталоном. Не говорите, что ношение тулупа — святая обязанность, выражение долга, чести и совести…

ГЛАВА 2. Счастье

Все люди стремятся к благу. Но так как каждый человек индивидуален, у него свое представление о благе и свой способ достижения этого самого блага. Это представление называется вкусом. Вкус не может быть истинным или ложным, дурным или высоким. Он может быть лишь вкусом. Все остальное ересь… Когда понимаешь это, «сразу становится понятно, в какой большой степени это всего лишь мои истины» (Ф. Ницше).

Что есть извращение? Это отклонение от нормы. Какая может быть норма, если все индивидуальны? Если нет нормы в одежде, сексе, гастрономии и музыке или взглядах на семью, не может быть и отклонения от нормы. Никакой не может быть. Кто считает свой вкус за норму и эталон, на который все должны равняться, тот идиот (других слов у меня для такой категории людей нет). Если мне нравится то, что не нравится вам, это не значит, что у кого-то из нас отклонение от нормы. Это значит, что у нас разные вкусы.

Еще сто лет назад женщину, показавшуюся на улице в брюках, забирали в полицию. В Судане за это до сих пор судят. Потому что Россия столетней давности и сегодняшний Судан являются религиозными странами. Запрет был основан на Библии «На женщине не должно быть мужской одежды, и мужчина не должен одеваться в женское платье, ибо мерзок пред Господом Богом твоим» (Втор. 22, 5). Аналогичное место есть в Коране.

Церковь учит, что мужчина должен носить брюки, а женщина юбку/платье (иными словами, одеваться так, как Христос и апостолы). Вы представляете Христа с апостолами в брюках?

Почему женщине нельзя носить брюки, если в Библии на этот счет ничего нет, если в Бога она не верит, и если это удобно? Не найдя вразумительного ответа, женщина одела брюки. Традиция регламентировать одежду развалилась, когда под ней исчез фундамент.

Одним приятно в новых условиях соответствовать нормам прошлого. Другим это категорически не нравится, они хотят жить сообразно ситуации и современным условиям. Каждый счастлив на свой манер, а не на чужой шаблон.

Одни находят счастье в модели поведения, соответствии образу, религиозным или моральным канонам, традиции. Другие счастливы от размера потребления и денег — чем больше, тем лучше. Третьи видят счастье в обустройстве быта и в семье. Счастье четвертых — секс на пляже и ничегонеделание. У пятых приятное чувство рождается от подвига, власти, преодоления, разрушения и созидания. Шестым нужно для счастья творчество, музыка, научные открытия. Для седьмых счастье — искать смысл жизни.

Счастье — это внутреннее ощущение. Размер этого ощущения не пропорционален способу, которым вы его получили. Большое престижное дело может не дать счастья, а какая-то глупость накрыть огромным чувством. Вы помните свои переживания из детства от визита Деда Мороза? Помните атмосферу новогодней елки или дня рождения? По сравнению с размером этого чувства рождавшие его источники ничтожны.

Ценность представляют не сами предметы, явления или действия, а получаемые с их помощью ощущения. Как только внешний источник (не важно, бриллианты это или человек, музыка) перестает быть источником приятных ощущений, мы теряем к нему интерес. Если он начнет быть источником раздражения, мы избавляемся от него.

Возьмем глупую девушку системы «комнатная собачка» и французского императора Наполеона. Девушка добывает счастье шопингом — ходит по магазинам и выбирает модную одежду. Наполеон добывает свое счастье захватом новых государств.

Теперь представим прибор для измерения счастья — «счастьемер» и измерим счастье Наполеона и глупой девушки. Если окажется, что у полководца размер счастья меньше, а у девушки больше, возникает вопрос, чья технология добычи блага эффективнее? Если один получает из сжигания килограмма угля такое же количество тепла, какое другой получат при сжигании тонны угля, значит, технология первого эффективнее второго.

В обществе принято оценивать счастье не по размеру, а по способу добычи. Один добывает большое счастье нетрадиционным способом, а второй добывает малое счастье традиционным способом. В глазах общества второй выглядит приоритетнее. Но здесь уж каждый сам определяйся, что ему важнее, мнение общества или собственное счастье.

Счастье можно сравнить с температурой в доме. Совершенно не важно, чем топят дом, сушеным навозом или бриллиантами (эти камни при определенной температуре горят, сказывается угольное прошлое). Главное, чтобы в вашем доме тепло было.

Теперь представим невероятную ситуацию. Допустим, считается, что порядочные люди не должны пользоваться энергией сушеного навоза. Это выглядит унизительно и недостойно нормального человека. Люди должны получать тепло только от энергии угля.

Еще представим, люди живут в домах с разными системами отопления. Для одних систем лучше подходит уголь, для других навоз. У кого угольные системы, тем повезло. У них и дома тепло, и общественному мнению соответствуют.

У кого системы на сушеном навозе, те перед выбором: или плюнуть на мнение общества, топить навозом и иметь тепло; или соответствовать мнению общества, и топить углем, но не иметь тепла. Третий вариант: днем напоказ завозить во двор грузовики с углем, а ночью завозить сушеный навоз и по-тихому топить свой дом.

Работники хосписа рассказывают, что перед лицом смерти, когда стесняться больше нечего и бояться некого, люди находят в себе мужество признать, что больше всего они сожалеют, что прожили жизнь не как хотели, а как им диктовали шаблоны. Сожалеют, что не нашли в себе сил преодолеть шаблоны и быть смелее в своих желаниях. В том числе и очень неприличных с точки зрения общепринятых и религиозных норм.

Страх перед чужим мнением заставлял людей делать то, чего они не хотели, и не делать того, о чем мечтали. Система манипулировала людьми, подвергая их духовному насилию, побуждая отдать жизнь тому, что им совсем не нужно.

Люди мечтали быть счастливыми, но не решались исследовать свою природу, индивидуальность, сексуальность. Они позволяли проявиться своему «Я» в сокровенных фантазиях. Многие люди напоминают тюрьму, в подвале которой лежит связанное «Я».

ГЛАВА 3. Эрот

Корни всех существующих сексуальных табу родились во время противостояния двух непримиримых врагов — христианского учения и греческой философии. До этого мир не знал таких табу. Как сегодня никто не говорит вам, сколько и какой музыки можно слушать, чтобы оставаться в статусе порядочного человека, так вчера никто не говорил, сколько и какого пола можно иметь сексуальных партнеров, чтобы быть порядочным человеком. Как сегодня каждый сам определяет объем и качество музыки, которую он слушает, так вчера каждый определял для себя объем и качество сексуальных отношений.

Во всех древних цивилизациях Эрос считается одним из высших божеств. Не важно, в чем выражалось это чувство, в гетеросексуальных или гомосексуальных отношениях, в вариантах, предполагающих зачатие или исключающих его. Важно, чтобы Эрос был в жизни человека, наполнял и вдохновлял его.

Через всю историю красной нитью проходит положительное отношение к этой области нашей природы. На древних фресках дохристианских культур, на шумерских табличках, камнях Ики, папирусах изображены сцены сексуальной радости самых разных форматов. Везде встречается культы фаллоса и вагины, соответствующие праздники и традиции.

О свободном отношении к сексу повествует Библия. Например, Авраам велит своей жене Саре использовать свои женские прелести: «… вот, я знаю, что ты женщина, прекрасная видом; и когда Египтяне увидят тебя, то скажут: это жена его; и убьют меня, а тебя оставят в живых; скажи же, что ты мне сестра, дабы мне хорошо было ради тебя, и дабы жива была душа моя чрез тебя. И было, когда пришел Аврам в Египет, Египтяне увидели, что она женщина весьма красивая; увидели ее и вельможи фараоновы и похвалили ее фараону; и взята была она в дом фараонов» (Быт. 12, 11–15).

Лот, которого церковь определяет святым и праведным, предлагает пришедшим к нему людям взять своих дочерей: «И вызвали Лота и говорили ему: где люди, пришедшие к тебе на ночь? выведи их к нам; мы познаем их. Лот вышел к ним ко входу, и запер за собою дверь, и сказал: братья мои, не делайте зла; вот у меня две дочери, которые не познали мужа; лучше я выведу их к вам, делайте с ними, что вам угодно, только людям сим не делайте ничего, так как они пришли под кров дома моего». (Быт. 19, 5–8).

Сюда же история про дочерей, не видевших ничего дурного в связи со своим отцом. «И сделались обе дочери беременными от отца своего» (Быт. 19, 36). Как можно видеть, на секс смотрят не как на грех, а как на радость или способ решения различных задач.

В Евангелие можно найти такое же отношение к сексу. Например, притча про десять дев, пришедших к одному мужчине на «брачный пир» (Мф. 25, 1—13). Не касаясь смысла притчи, заостряю внимание лишь на взятом для примера материале: девушки пришли для сексуального уединения с одним мужчиной. Церковь предлагает понимать выражение «уединились на брачный пир» в том смысле, что девушки закрылись с мужчиной совсем не для секса, а для какого-то невинного занятия, типа, в шахматы всласть наиграться. Это ошибка. Мужчина уединился с девушками совсем для других игр, более приятных, чем игра в шахматы…

Взятый Христом в качестве аллегории материал для притчи говорит об уровне сексуальной свободы того времени. Сам факт использования таких примеров говорит, что во времена Христа это было банальной ситуацией. Если вы в обществе, где для примера берется рецепт по изготовлению котлет из человека, не важно, что вам хотят сказать этой аллегорией. Важно, что вы находитесь в обществе людоедов.

Чтобы христианство получило место под солнцем, его нужно было обосновать не на уровне «примите на веру нашу информацию», а согласовать со здравым смыслом. На пути к этой цели непреодолимым препятствием встала греческая философия.

Она издевалась над христианскими утверждениями, противоречащими самим себе. Церковь не могла этому противостоять. Она призывала верить в свои утверждения, а греки легко доказывали, что это несусветная чушь, стоящая ниже самым глупых суеверий.

Христианству ничего не остается, как изменить стратегию спора. Оно переключается на личности греческих философов, делая упор на их личной жизни. Это как если человек проигрывает оппоненту дискуссию и переключает внимание на детали, не имеющие к теме отношения. Например, говорит своему оппоненту: ты посмотри, какой у тебя нос! С таким носом, и еще лезет рассуждать о таких темах!

Если за спором наблюдает простонародье, эти «аргументы» вызывают оживление. Оппонент в недоумении спрашивает, при чем тут мой нос? А провокатор дальше тему развивает — ты не уходи от ответа, ты скажи нам (показывает широким жестом руки на собравшихся людей), как это человеку с таким носом пришло в голову говорить на такую тему? Зеваки в хохот. Человек все ориентиры потерял и выбит из колеи. Спор проигран.

Когда христианами считались люди, не поклонявшиеся императору, они успешно проигрывали грекам все богословские диспуты. Потому что христианское учение было невообразимой кашей. Никакой логики там не было, сплошные эмоции и байки.

Ситуация меняется, когда бренд христианства присвоили люди, поклонявшиеся не только Богу, исповедуемому иудеями, но и римскому божеству, сыну Юпитера. Новая церковь не видит проблемы в поклонении двум богам, иудейскому и римскому. За это она получает от государства покровительство и выходит на оперативный простор.

Как мы помним, в этот период она смиренно просит государство применить силу против христиан, стоящих на прежней позиции (поклоняться можно только одному Богу). Традиционные христианские общины армия быстро победила. Но заклятого врага церкви, греческую философию, армия победить не могла. Тем более древнее общество было под влиянием эллинской философии, искало в суждениях стройность и здравый смысл.

Силовая технология тут не проходила. А вот технология «посмотрите, какой у него нос» очень даже подходила. Церковь прекращает с греками интеллектуальную полемику и переходит на изобличение носа — работает на толпу, вызывая у нее сильные эмоции.

Кандидат на роль «носа» ищется в самой сильной и эмоциональной области — в сексе. Греки в сексе делили людей не по полу, а по активной и пассивной позиции. Причем не было более и менее возвышенной роли. Каждый отдавался своей природе, и никому не приходило в голову испытывать угрызения совести из-за «неправильного вкуса».

Гомосексуальный секс был такой же нормой жизни, как и гетеросексуальный (это раскрыто в платоновском диалоге «Пир»). На гомосексуальный секс Греция смотрела, как мы сейчас смотрим на секс между супругами. Это было даже чуть ли не обязательно — если у юноши не было старшего наставника-любовника, который давал ему знания и поддержку, взамен получая от него секс, такой юноша считался ущербным.

Некоторые исследователи объясняют этим интеллектуальные и творческие высоты, на которые поднялась эллинская цивилизация. По масштабу мысли, до которых поднялась Греция, выше не поднялся никто. Их мировоззренческий горизонт был невероятно широк.

В силу действующих ныне культурных установок тщательно вуалируется тот факт, что светила древнегреческой мысли в юности имели покровителями взрослых мужчин — философов, геометров, естествоиспытателей и прочее. Как сейчас говорят, их связывала дружба, но в чем именно выражалась эта дружба — этот момент опускают.

Что могло связывать сорокалетнего Сократа и двадцатилетнего Платона? Наверное, что-то такое, что не умещается в понятие дружба. Равно как сегодня такая дружба имеет место между молодой глупой девушкой и зрелым мужчиной. Все всё понимают, но это не принято обсуждать, ибо считается в порядке вещей.

Гомосексуальность не была признаком манерной женственности, как это стало в наше время. Напротив, это было высшим проявлением мужской дружбы, воинственности и мужественности. Самыми сильными и непобедимыми были отряды, сформированные из любовников. Людей спаивали в военный монолит не по родству и землячеству, а по их любовным связям. Это эффективнее всего активировало в людях лучшие качества.

Родственников и земляков люди спокойно предают и оставляют без помощи. Совсем другие отношения между любовниками. Строй из них максимально сплочён, нерасторжим и несокрушим. Любящий стыдится перед любимым обнаружить трусость, он искренне защищает любимого. Больше всего на свете он опасается не смерти, а позора перед лицом любимого человека. Предания гласят, что когда люди из таких отрядов оказывались перед неминуемой смертью, они просили врага убивать их в грудь, а не в спину, чтобы его возлюбленному не пришла в голову мысль, что его любимого убили во время бегства.

Фиванский полководец Паммена говорил, что глупые полководцы соединяют воинов по коленам и племенам, тогда как искусные составляют строй из поставленных рядом любовников. И по факту он был прав — строй из любовников оказывался несоизмеримо мощнее строя из воинов, поставленных без учета этого обстоятельства.

Самое яркое подтверждение этого факта — священный отряд города Фив. Это был отряд из трехсот отборных мужей и знатных молодых людей — 150 любовных пар. Чтобы понять уровень мужественности этого отряда, достаточно сказать, что он победил фалангу спартанцев, превосходящую его по численности в три раза. Ничего подобного за всю историю не было. Спартанцы заслуженно считались непобедимыми, и вот их победили. Это был удар по бренду, после которого Спарта уже не оправилась и начался ее закат.

Натиск священного отряда Фив не мог выдержать никто в Древнем мире. Он был при жизни легендой. Победил его царь Македонии Филипп (отец Александра Македонского). Он обратил нечеловеческое мужество и храбрость фиванцев против них, используя тактический прием ложного отступления. В результате священный отряд был отрезан от основных сил и потерял строй. Далее его просто начали расстреливать.

Когда армия увидела, что лишилась своего главного ударного отряда, произошла паника, быстро переросшая в хаотичное бегство. По свидетельству очевидцев, отряд Фив сражался до последнего воина в полном окружении, один против македонской армии.

Македонцы предлагали священному отряду почетную сдачу, но для этих воинов не было понятия «сдаться». Они ни разу не сдавались за всю историю своего существования. Они или умирали, или побеждали. В этой битве они погибли все. Последние воины, не имея сил сражаться, покрытые ранами, покончили жизнь самоубийством, бросившись на собственные мечи. Так в августе 338 г. до н. э. в битве при Херонее священный отряд из 300 любовников, мужей и знатных юношей прекратил свое существование.

Очевидцы рассказывают, что когда царь Филипп осматривал место сражения, он заплакал при виде трехсот мертвых тел, каждый из которых предпочел смерть почетному плену. Пораженный высотой человеческого духа этих людей, он повелел похоронить их со всеми почестями в братской могиле и поставить на ней памятник — мраморного льва. Этот памятник до сих пор стоит на месте этого захоронения в Греции, у деревни Херонея.

Для нашего уха понятия гомосексуальность и мужество несовместимы. Но по факту храбрейшими из смертных был священный отряд гомосексуалистов. До сих пор в военном деле, когда оценивают стойкость воинского подразделения, этот отряд берется за 100 %.

Стойкость определяется количеством потерянных человек на сотню, после которой начинается отступление. Например, у русских, немцев, кавказцев этот показатель очень высокий, около 50 %. Отряд сохраняет боеспособность при 50 % убитых. У самых никудышных воинов боеспособность утрачивается при 2–3 % потерь (не буду называть из вежливости этих воинов). Так вот, священный отряд Фив при 99 % погибших сохранял боеспособность. Это фантастика — стоял, даже если в живых оставался 1 %.

Отряд со 100 % стойкостью назывался священным по той же причине, по какой Платон называл любовника «боговдохновенным другом». Корни ведут к древнегреческим божествам, к возлюбленному Геракла Иолаю, разделявшему с ним труды и сражения. Аристотель рассказывает, что влюбленные пары перед могилой Иолая клялись друг другу в верности, после чего спаивались в монолит.

Гомосексуализм в Древнем мире имел прямо противоположный образ тому, как это представляется сейчас. Тогда это было признаком людей высшей порядочности и чести, дошедших в своих отношениях до последних вершин, до которых можно подняться. Сейчас это признак порочности и слабоволия, что-то рядом с наркоманией, когда страсть заставляет нарушить принятые в данной культуре табу.

Секс между воинами древности был признаком мужественности, а не порочности. Иногда он обретал совершенно дикие для современного уха формы. Например, после боя воины-победители часто и охотно вступали в сексуальный контакт с телами поверженных врагов. Это была в чистом виде некрофилия — абсолютно табуированная сегодня тема. Но греки, корни современной цивилизации, не видели в этом действии ничего дурного.

Гомосексуализм определили на роль упомянутого «носа». Упрямым оппонентам в диспутах стали говорить: «Да ты лучше скажи, как свою задницу используешь!». Это гарантировало смех в толпе. Не по причине задницы, а по причине, что секс — это область эмоций, сплошной комок эмоций. Это как если сейчас во время диспута спросите своего оппонента: «Ты лучше скажи, в какие места свою целуешь жену!», реакция гарантирована. Не потому, что места для поцелуев кто-то регламентирует, а потому что все, что касается секса, касается глубинной природы человека, и человек не может не реагировать на это. Естественно, оппонент опешит после такого разворота дискуссии. Толпа в хохот, а «победителю» останется добавить, что с таким человеком даже разговаривать нечего.

Чтобы такой полемический прием не выглядел грубо, гомосексуализм нужно было объявить ужасным, богомерзким и богопротивным явлением, которое хуже даже убийства. Тогда можно сказать, что в гомосексуалисте-оппоненте, которого не удается победить в дискуссии, черт сидит и подсказывает дьявольскую логику. Затем призвать стоять за веру и не поддаваться логике. Осталось найти подобному обвинению обоснование в Библии.

ГЛАВА 4. Передергивание

В Библии есть фраза «Не ложись с мужчиной, как с женщиной: это мерзость» (Лвт. 18, 22). Вокруг нее много мнений. Одни понимают ее именно как осуждение самого гомосексуального акта. Другие говорят, что это неправильный перевод, упускающий суть вопроса. Что тут осуждается насилие над человеком, а не сам гомосексуальный контакт.

Добровольная близость осуждалась, если имела ритуальный характер (в древности были разные формы храмовой проституции). Но тут снова осуждались не секс и интимная близость мужчины с мужчиной, а служение иным богам.

Подтверждают эту версию слова Библии: «Вот в чем было беззаконие Содома… в гордости, пресыщении и праздности, и она руки нищего не поддерживала» (Иез. 16,49). Жители Содома и Гоморры были сожжены не за гомосексуальные практики, а за то, что были убийцами, ворами и лжецами. В противном случае, если Бог жег города именно за сексуальную практику, как утверждает церковь, он должен был сжечь все греческие города. Однако Афины или Спарту не постигло то, что постигло Содом и Гоморру.

Если гомосексуализм в Древней Греции был обыденным явлением, то мастурбация — это как воды попить. Диоген это на площадях делал и сокрушался, что так нельзя утолить потребность в пище, поглаживая себя рукой по животу.

Если все греческие философы мастурбировали и им в голову не приходило скрывать это, значит, если еще и мастурбацию представить грехом, они вообще предстанут в глазах благочестивых христиан скопищем порока, в которых живут бесы.

Осталось найти в Библии обоснование для такого утверждения. Тут оказывается все сложнее. Обоснование притягивают за уши из истории ветхозаветного Онана. По Библии, Бог наказал Онана за нарушение Закона. По иудейскому Закону: «Если братья живут вместе и один из них умрет, не имея у себя сына, то жена умершего не должна выходить на сторону за человека чужого, но деверь ее должен войти к ней и взять ее себе в жену, и жить с нею». (Втор. 25, 5). Когда у Онана умер брат, ему сказали: «… войди к жене брата твоего, женись на ней, как деверь, и восстанови семя брату твоему. Онан знал, что семя будет не ему, и потому, когда входил к жене брата своего, изливал семя на землю, чтобы не дать семени брату своему» (Быт. 38, 8–9).

Онан нарушал Закон с женой умершего брата через «прерванный половой акт», как бы сейчас сказали. Но церковь заявила, что Бог наказал Онана не за нарушение Закона, а за мастурбацию. Не беда, что в Библии нет ни единого запрета на мастурбацию. Одно прямое доказательство можно заменить двумя косвенными.

В Евангелии есть фраза «… малакии… Царства Божьего не наследуют» (1Кор. 6, 9—10). Малакиями в эллинском мире называли людей системы «комнатная собачка» — пресыщенных богатых бездельников любого пола, а также лиц на содержании в обмен на секс-услуги — изнеженных юношей и девушек. Смысл фразы переводился как греховность изнеженной праздной жизни. С началом борьбы церкви с греческими философами слово «малакия» переводят не как неженка и тряпка, а как гомосексуалист и онанист. Из этого вывод: гомосексуалисты и онанисты — смертные грешники (не могут попасть в рай).

На войне как на войне — все средства хороши. Онанизм почти на два тысячелетия из акта, ничем не отличающегося от любого иного удовольствия, какое люди могут иметь по своей природе, стал ужасным, постыдным, мерзким грехом. Каким только унижениям и наказаниям не подвергали людей, замеченных за этим занятием. Каждый человек, когда реализовывал эту потребность организма, потом мучился угрызениями совести.

Развивая наступление на сексуальном фронте на своего идеологического противника, церковь начинает осуждать не только философов, но и их женщин. Лесбийский секс был в Греции такой же нормой, как и гомосексуальный. Были целые направления в культуре, сосредоточенные на воспевании этого вида секса. Церковь называет его богопротивным.

На этот раз у нее большая проблема за уши притянуть что-то из Библии, потому что там ни слова на эту тему. Богословы находят выход из ситуации, говоря, что Богу про такое стыдно говорить. Единственная фраза, которую на данный момент удалось найти во всей Библии, — это слова апостола Павла: «…их женщины заменили естественное употребление противоестественным». (Рим. 1,26–27). Согласитесь, «сильный» аргумент.

ГЛАВА 5. Отличие

Каждому учению нужен отличительный признак. Церковь сделала этим признаком сексуальное воздержание. На фоне древнего мира это так выделялось, как выделилась бы сейчас религиозная группа, где все ходят с одной поднятой рукой (в Индии есть такая).

Но чтобы обосновать сексуальный аскетизм, для этого нужно объявить сам секс, вне зависимости от его формы, греховным и постыдным занятием. Но вот проблема, в Библии есть призывы любить друг друга, плодиться и размножаться. А запрета на секс нет.

Тогда богословы придают имеющимся в Библии понятиям, относящимся к сексу, новый смысл. Например, там есть такие понятия, как «блуд» и «прелюбодеяние». Корни двух этих понятий в иудаизме. Блудом называлась близость иудея с незамужней иудейкой, после которой мужчина не брал на себя ответственность за женщину (не брал ее в жены или под опеку). Если мужчина брал девушку под свое крыло, их сексуальный контакт не назывался блудом. Слово «блуд» означало не сам половой акт, а обман ближнего.

Мужчина как более умный и сильный забирал у девушки ее шансы и годы. Особенно остро это касалось девственниц, после секса с ней мужчина должен был взять ее не просто под опеку, а именно в жены, т. е. дать максимальные права, которые распространялись как на материальную сторону жизни, так и на сексуальную.

Последнее выражалось в том, что если мужчина не удовлетворял женщину, она на него жаловалась старейшинам, и те призывали мужа к исполнению супружеского долга. Что хочешь делай, но чтобы твои женщины не жаловались на свою неудовлетворенность.

В большинстве случаев девушка шла на близость не ради любви к сексу, а в надежде попасть под крыло. Мужчина и женщина понимали эти условности. Секс от девушки как бы закреплял этот бессловесный договор. Мужчина принимал аванс и следующим шагом должен был завершить договор. Если мужчина брал «аванс», но не выполнял дальнейшие условия, он в прямом смысле обманывал не только свою ближнюю, но и весь ее род. За такой обман (а не за секс) подлого мужчину-обманщика побивали камнями насмерть.

Ближним у иудеев считался только человек единой крови и веры. Если мужчина-иудей имел секс с девушкой иной веры и племени, после чего не брал ответственности, обмана ближнего тут не было. Потому что иноплеменница и иноверка не была ближней.

Обычно женщине иного племени мужчина давал компенсацию за «сексуальное питание» и считал обязательства исполненными. Если иудей обманывал иноплеменницу (не платил ей оговоренной компенсации или брал желаемое силой), все равно блуда (обмана ближнего) не было. Был обман чужого. Максимум, его оценивали как уголовное преступление, подобное мошенничеству или грабежу, но точно не как религиозный грех.

Прелюбодеянием называлось сексуальное действо иудея с замужней иудейкой. Грех здесь тоже был не в самом сексе, а в обмане ближнего. Образно говоря, берешь машину и катаешься на ней втайне от него, а он ее содержит.

У иудеев было настолько нетерпимое отношение к обману ближнего, что Христос осуждал саму мысль обмануть, видя в ней зерно греха. «Кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействует с нею в сердце своем.» (Мф. 5,28). Но осуждается тут не само половое влечение, а зарождающееся намерение обмануть ближнего — взять его жену. Секс в чистом виде, без признаков обмана, никогда не считался грехом.

Если иудей делал то же самое с замужней неиудейкой, это не было прелюбодеянием или блудом. Сам по себе сексуальный контакт именно как физиологическое действие не квалифицировался как религиозный грех. Для такой квалификации нужен был основной признак — обман ближнего. Ключевое слово здесь не «обман», а «ближнего». Если обмана нет или обман есть, но это не обман ближнего, деяние не квалифицировалось как блуд.

Чтобы уловить суть понятия «грех», нужно ко всем «не убий»; «не укради» и прочее добавлять слово «ближнего». Например, заповедь «Не убий» не означает запрет на всякое убийство, а только на убийство ближнего. Иначе невозможно было бы объяснить, как так, что в одном месте Библии сказано «не убий» и десятки раз, как и за что нужно убивать.

Бог строго-настрого запрещает убивать ближнего. Чужих он не только разрешает, но во многих случаях обязывает убивать. Чужими считаются те, кто или изначально чужой (люди с другим пониманием мира, иной шкалой ценностей). Второй вариант чужого — бывший свой, причисленный за свои подлые поступки к чужим.

Бог строго-настрого запрещает воровать у ближнего. Красть у чужих он не только не запрещает, но и повелевает. Например, египтяне не были ближние евреям, и потому Бог велит им взять у египтян взаймы золото и не отдавать, а присвоить себе и унести с собой.

Чтобы наши дети не нарвались на крупные и мелкие проблемы, мы учим их отличать своих от чужих. Дядя на улице — чужой, наставляем мы ребенка — не принимай его за своего, что бы он ни говорил и как бы благообразно ни выглядел. Наука, который мы учим детей, нужна нам самим. С одной степенью доверия относись к своему, с другой мерой к чужому. Кто не делает разницы между своими и чужими, тот есть потенциальная жертва.

Новое слово — церковь начинает определять количества сексуальных партнеров. В Библии нет даже намека на что-то подобное. Но церковь говорит, что только моногамная модель семьи от Бога. Полигамную модель она называет богопротивным блудом и грехом, за который грешники будут наказаны как в этой жизни, так и в будущей.

Если церковь права, если для мужчины иметь столько женщин, сколько он себе может позволить, и правда преступление против Бога, тогда непонятно, как Бог награждал своих любимцев огромных количеством женщин? Многие пророки были награждены Богом гаремами — имели десятки жен. Наиболее святые, например, Давид или Соломон, имели сотни жен (это не считая наложниц и рабынь). Библия говорит, что все женщины были дарованы Богом. Но если многоженство тяжкий грех, ведущий к вечным мукам, то Бог, награждая святых людей женщинами, был подобен родителю, награждающему своих детей за хорошую учебу и отличное поведение страшным наркотиком.

Примечательно, что в Библии нет ни слова на тему, сколько жен можно иметь. Там указано, что диакон и епископ должен быть мужем одной жены (1Тим. 3,12; Тит. 1, 6). Но не потому, что одноженцы лучше многоженцев, а потому что хлопот у них меньше. Значит, они смогут больше времени посвятить общине. Здесь все рационально.

В Евангелии есть цитаты: «…муж есть глава жены» (Еф. 5,23); «…прилепится к жене своей» (Еф. 5,31); «…любит свою жену…жена да боится мужа» (Еф. 5,33). Церковь говорит, что если о жене сказано в единственном числе, значит, можно иметь только одну жену. Но если «возлюби ближнего своего» не означает, что нужно любить только одного ближнего, значит, упоминание жены в единственном числе не означает, что можно любить только одну жену. Заповедь «любить ребенка» не означает, что только одного ребенка можно любить.

Кроме того, в Евангелии есть масса мест, где о женах говорится во множественном числе: «Также и вы, мужья, обращайтесь благоразумно с женами» (Шет. 3, 7). «Мужья, любите своих жен» (Еф. 3,25); «Жены, повинуйтесь своим мужьям» (Еф. 5,22).

Нет больше на свете религии, определяющей, сколько человек может иметь секс-партнеров. Есть только требование брать на себя ответственность за тех, кого приручили. Например, ислам говорит: «Блаженны верующие, не имеющие сношений ни с кем, кроме как со своими женами или невольницами, за что они непорицаемы. А те, кто возжелает сверх того, преступают через дозволенное» (Коран 23:5–7). У пророка Мухаммеда было девять жен (и без счета рабынь и невольниц). В современном исламе дозволено иметь четыре жены и сколько угодно наложниц (любовниц на содержании).

И в заключение темы секса — в Библии на некоторые сексуальные практики есть прямой запрет. Например, Библия запрещает мужчинам и женщинам зоофилию. Мужчине «…ни с каким скотом не ложись. Чтобы излить семя и оскверниться от него» (Лв. 18,23). Женщина «не должна становиться перед скотом для совокупления с ним» (Лв. 18,23).

Ок, для верящих в Бога это основание для запрета. А для неверующих Библия какое имеет значение? Когда атеист оправдывает недопустимость сексуальной практики ссылкой на Библию, он верит словам того, в существование кого не верит. Всплывает образ бабушки, не верящей в домового, но блюдечко с молоком ему ставящей.

В противостоянии христианского учения и греческой философии церковь победила не в интеллектуальных диспутах, а как боксер шахматиста — хрясь оппоненту доской по голове, а потом сразу в морду ему, в морду! И все, полная победа.

Сталин, выпускник семинарии, тоже дискутировал со своими оппонентами по этой технологии. Умный больно? Гегеля читал? На противоречия с Марксом указываешь? В лагерь! Как шутил Радек, сподвижник вождя, «ты ему сноску, а он тебе ссылку».

В наследство от противостояния государственного христианства с греческой философией остались подтянутые за уши сексуальные табу. Они утвердились в обществе как требования Бога. Переводы сгладили смысл, и запреты приняли за чистую монету.

Церковь создала троянского коня, полного утверждений, под которыми вообще нет никакого основания, ни рационального, ни религиозного, никакого. Этот конь пасется в нашем сознании уже скоро два тысячелетия, транслируя свои «истины».

Мы пропитаны этими истинами, и, естественно, если даже умом понимаем ситуацию, сердцу не прикажешь. Между привычкой и фактами возникает конфликт. Большинство склонно решать конфликт в пользу привычки. Общество похоже на субкультуру, где в полдень принято, например, прыгать на одной ноге. Никто не понимает, зачем они это делают. Но делают. Потому что считается, что так должны делать порядочные люди.

Когда позиции религии ослабли, устоявшиеся убеждения нашли новые основания — «рациональные». Заявили, что сексуальные практики, запрещенные церковью, запрещены не потому, что они Богу не нравятся, а потому что несут угрозу обществу, делают людей нечестными, подлыми, злыми и прочее. Утверждается, например,

что мастурбация опасна для здоровья, вызывает слабоумие, психические расстройства и ведет к бесплодности.

Этот «рационализм» полностью разбился о простой вопрос: если все эти страшилки реальны, почему они не проявились в древних цивилизациях? Почему древние общества, о сексуальных свободах которых можно судить по оставшемуся от них творчеству, были из здоровых, красивых и умных людей? Или онанизм и иные «извращения» опасны только для христианского и постхристианского мира, а на древние миры они не действовали? Но если даже так (допустим), учитывая практически 100 %-ное распространение мастурбации, мы должны жить в обществе слабоумных, нечестных и больных людей. Но это не так.

Сегодня люди поголовно ориентируются на заповеди Бога, даже не подозревая про это. Они считают, что ориентируются на общечеловеческие ценности, тогда как это всего лишь переименованные религиозные заповеди и нормы общежития старого типа.

ГЛАВА 6. Идеал

Абсолютное зло — когда источником вашего блага являются мучения другого человека. Самый яркий пример — маньяк, наслаждающийся мучениями своей жертвы.

Абсолютное добро — когда источником вашего блага является удовольствие другого человека. Самый яркий пример, какой мне удается найти, — это добровольный секс. Все прямые и косвенные участники процесса получают благо друг от друга, от ощущения своего удовольствия и созерцания чужого удовольствия, не принося никому вреда.

Но почему же только секс — подумает читатель. Например, мать тоже получает от радости своего ребенка огромную радость. Когда он улыбается, издает нечленораздельные звуки, показывая, что ему хорошо, мать окатывает счастьем, как из ведра — брызги летят во все стороны. На кого эти брызги попадают, те тоже поневоле испытывают радость.

Все верно, но материнское счастье не подходит под абсолютное добро. Детское счастье добывается тяжелым трудом и бессонными ночами. Мать прикладывает много труда, прежде чем получить свою радость. Кто скажет, что мать счастлива во время рутинной работы по обслуживания ребенка, тот просто не знает, что это такое.

Материнское счастье добывается трудом и страданиями. Я же провожу мысль, что идеальное благо — это что достигается не трудом и страданиями, а через удовольствие. Когда человек делает то, что ему приятно, и этим делает приятно всем, кто является прямым или косвенным участником процесса. Единственный такой пример — это секс.

В идеальном варианте он не несет никому вреда, не имеет последствий и всем дает удовольствие. Непосредственные участники получают радость. Зрители, если свободны от предубеждений, тоже получают удовольствие. Возможно, даже большее, тут уже вкусы.

В мире нет ничего подобного сексу. Самые чистые удовольствия, если копнуть глубже, кому-то несут проблемы, горе, страдание. Даже вегетарианец, который мухи не обидит и питается растениями, несет вред растениям — убивает живых существ.

Секс в этом смысле вне конкуренции. Если вы попробуете возразить на это, сказав, что творчество несет не меньшее удовольствие как творцу, он наслаждается искусством, так и поклонникам, они наслаждаются его талантом, я с вами соглашусь лишь отчасти.

Творчество требует наличия таланта. Восприятие творчества тоже требует таланта. Если таланта нет, получить удовольствие ни от творчества, ни от приобщения к чужому творчеству невозможно. С сексом все намного демократичнее. Получение удовольствия тут не требует никакого таланта. Эротическая дверь открыта любому здоровому человеку, как, например, любому здоровому человеку открыто удовольствие созерцать пейзажи.

Человек может получать удовольствие от секса. Животные, кроме высших приматов, не могут. У них брачный период носит такой же обязательный характер, как, например, вспотеть во время жары. Никакого удовольствия от потения нет. Аналогично у животных нет удовольствия от секса, их просто природа активирует. Но церковь относит это к недостойным желаниям. В рамках этого она регламентирует технику совокупления (так можно, как нельзя), хотя в Библии на эту тему нет ничего ни от Бога, ни от апостолов, но церковь уже сама с усами. Она постановила, что единственное оправдание для занятий сексом — продолжение рода. Ради удовольствия не нужно и лучше воздержаться, потому что в этом есть зерно греха.

В прошлом в сексе видели дорогу к чистому счастью, вознесению в божественный мир. Отсюда во всех древних цивилизациях сексуально-религиозные культы, храмовая проституция (не путать с коммерческой, это было почетной обязанностью, а не постыдным занятием, как сейчас), Эрос признавался одним из высших божеств.

Эта светлая идиллия исчезла из общества, когда над миром повисла церковная туча. Одно из самых чистых удовольствий, чище которого ничего придумать не получается, вдруг объявили грехом, пропитанным злом и самой грязной мерзостью. «Христианство дало Эросу выпить яду, но он не умер от этого, а превратился в порок» (Ф. Ницше).

ГЛАВА 7. Семья

Каждая среда порождает соответствующие продукты. Тропики порождают пальмы и попугаев. Антарктика порождает мох и пингвинов. Но ничто не вечно под Луной. Как говорил древнегреческий мудрец Гераклит: «Все течет, все меняется». Проходит время, и тропический климат сменяет ледниковый период, на месте моря возникает суша.

Новая среда, пришедшая на смену старой, уничтожает порожденные предыдущей средой продукты. Холод уничтожает порожденную тропиками флору и фауну. Суша уничтожает порожденных морем животных и растения. Шанс выжить в новых условиях есть у того, кто стремится соответствовать им. Рыбы или ноги отращивают, или умирают. Тропические животные или шерстью покрываются, или замерзают.

Это правило касается социума. Форма экономики, семьи, армии, науки, наказания и прочее — все они рождены конкретной исторической средой. Рабовладельческий мир не мог родить капиталистической экономики, а пещерный мир — моногамной семьи.

Большинство думает, что форма социальных институтов всегда была такой, как она есть сейчас. Например, среднестатистический человек, вне зависимости от того, кто он, представитель дикого племени или высокоразвитой цивилизации, уверен, что нормальная традиционная и классическая семья — это та, что ему привычна. Иные социальные модели он не считает семьей, потому что… (далее у всех идет банановая логика).

Человечество знало много вариантов семьи. Например, экзотическая модель — все женщины одной профессии являются женами всех мужчин другой профессии. Образно говоря, все ткачихи являются женами всех охотников. Дети считались общими.

В Непале и Тибете еще недавно нормальной традиционной классической семьей считался союз одной женщины и нескольких мужчин. Если женщина имела одного мужа, это не считалось полноценной здоровой семьей. Так, глупость одна и баловство…

У настоящей, не европеизированной мусульманки понятие «семья» ассоциируется с полигамной моделью, как у пророка Мухаммеда. Когда у мужчины несколько жен — это показатель его силы. Слабый мужчина не способен на такое. Показатель надежности для новых жен — он не бросает старых жен, за которых однажды взял на себя ответственность.

Европейская женщина считает семьей союз одного мужчины и одной женщины. Для нее показатель надежности и верности мужчины — когда у него одна жена. Если больше одной, она не считает такой союз семьей. Почему? Потому что…

Каждая модель следует из среды, в которой родились. На Тибете суровый климат. Для выживания требуется много мужской силы. Это рождает соответствующую модель — союз одной женщины и нескольких мужчин (полиандрия).

В чуть более благоприятных условиях проявляется полигамная природа человека. Как только мужчина получал возможность завести несколько женщин, он тут же ее реализовывал. У самых сильных мужчин гаремы доходили до нескольких тысяч женщин.

С появлением христианства во многих странах единственно законной моделью семьи провозглашается моногамный вариант. В V веке святой Августин пишет: «Сейчас, в наше время и согласуясь с римским обычаем, не допускается более брать себе вторую жену».

Рим ограничивал количество жен из политических и юридических соображений. Пол и число половых партнеров он не регламентировал. Но перед законом у жены должен быть один муж, а у мужа одна жена. Это позволяло свести к минимуму споры о наследстве, правах и обязанностях и вообще организовать порядок с юридической точки зрения.

Сторонники моногамии доказывали свою правоту; сторонники полигамии свою. Все апеллировали к эмоциям — сравнивали себя и противников с благородными и низкими животными. Приверженцы моногамии говорят, что только обезьяны живут гаремами, а лебеди вдвоем всю жизнь. Приверженцы полигамной модели отвечают, что только шакал с шакалихой живут вдвоем, а лев всегда образует прайд — живет с несколькими львицами.

Церковь активно вступает в борьбу за умы. Супруги получали право на наследство, их дети признавались законными, если их союз признавало государство. Исключительно ради это люди всегда хотели узаконить свои отношения — получить перед законом и в глазах общества права для себя и своих детей. Так как церковь денно и нощно была озабочена проблемой увеличения верующих, она добивается монопольного права на признание союза законным. Под это сочиняется в IV веке процедура узаконивания — обряд венчания. Законность брака теперь определяется только венчанием. Венчаться могут только крещеные. Таким образом, желание узаконить свои отношения необходимым образом вело к приятию христианской веры.

В оправдание полученной монополии церковь придумывает утверждение, что только венчание является формой безгрешной и законной формой сексуальных отношений (и то ради продолжения рода, ради удовольствия сексом добрые верующие заниматься не должны, ибо грех).

Если в оправдание предыдущих запретов она хотя бы искала и за уши тянула различные фразы из Библии, то здесь она уже в этом не нуждается. Она вошла в роль и говорит от имени Бога — исходящая от нее информация является святой и непогрешимой только в силу того, эта информация исходит от церкви. Сильная позиция.

Получается, если до IV века обряда венчания не существовало, законных в глазах Бога браков не было. Правда, апостол Павел, через которого, по словам церкви Бог говорит, утверждал: «…если какой брат имеет жену неверующую, и она согласна жить с ним, то он не должен оставлять ее; и жена, которая имеет мужа неверующего, и он согласен жить с нею, не должна оставлять его признавал законность семьи, состоящей из людей разной веры или где один неверующий» (1Кор. 7, 12–13).

Церковь говорит, что богоугодной семьей является только та, что прошла обряд венчания (значит, оба супруга крещеные). Апостол Павел говорит, что верующий и неверующий супруги тоже законная семья. Кому верить?

Христианская Акулина, читая эти строки, про себя подумает — вы все тут ссылки на Писание приводите, а нужно без всяких ссылок просто верить и порядочным человеком жить. Отличные слова. Но откуда получить информацию, как правильно жить? Из сердца?

Я не ставлю целью возвысить или унизить полигамную или моногамную модель семьи. Я хочу только показать, что нет единственно верной и правильной социальной модели. Все варианты есть результат внешних условий, в которых они формировались.

На время переходного периода, когда старое стремительно умирает, но окончательно еще не умерло, а новое не успело обозначиться, тема семьи подчиняется коммерческим законам, активно культивируемым потребительской средой. Если вчера люди смотрели на свои активы как на ресурс, который нужно вложить сообразно требованиям Бога, то теперь смотрят как на актив, с помощью которого нужно извлечь прибыль. Друг для друга люди в семье давно не стоящие перед Богом супруги. Теперь это деловые партнеры.

Актив девушки — женские прелести. Она ищет, как выгоднее вложить свой актив. Если находит покупателя, заключает с ним деловой договор. По инерции этот договор называют брачным союзом, но по факту это именно деловой договор.

Со временем капитализация женских активов понижается, а капитализация мужских активов растет. Девушка утрачивает свою красоту, ради которой с ней заключали договор. Мужчина становится богаче, сильнее и умнее — приобретает то, ради чего с ним заключали договор. Однажды женский актив уходит в ноль и восстановлению не подлежит.

Мужчина сознательно и подсознательно понимает, что вчера заключенный договор сегодня не приносит ему прибыли. Но если так, то зачем? Раньше обоим было понятно, зачем нужно соблюдать договор — это была своего рода служба Богу, выполнение взятых перед Богом обязательств. Договор носил не деловой, а сакральный смысл.

Сегодня никто из супругов не воспринимает свое супружество службой Богу. Люди видят в браке только свою выгоду. В чем выгода — вопрос индивидуальный. Для одних это соответствие социальным шаблонам. Для других материальные соображения. Для третьих плотские. Можно долго перечислять мотивы, но главное — сакральный характер договора уступил место деловому расчету.

В бизнесе есть присказка: «не важно, о чем с вами говорят, в конечном итоге с вами говорят о деньгах». Перефразируя эту присказку для института брака, можно сказать: «…не важно, для чего с вами хотят заключить брачный договор, в конечном счете его хотят заключить для своей выгоды». Когда обе стороны видят свою выгоду — вопросов нет, все понятно. Но когда одна из сторон перестает ее видеть, зачем ей продлять договор?

С поиска выгоды начинается знакомство и сближение. С поиска выгоды начинается охлаждение и расставание. Выгода — барышня ветреная. Сегодня она здесь, завтра там. И так как под браком сегодня нет ничего, кроме выгоды, он гарантированно погибнет.

ГЛАВА 8. Скрепы

Можно выделить четыре основных фактора, в недавнем прошлом побуждавших людей объединяться в тот или иной социальный союз, — это экономика, религия власть и культура. Они сдавливали вступивших в союз людей, как железные обручи сдавливают деревянную бочку. После вступления в брак разводы были в принципе невозможны.

Чтобы понимать, насколько прочными были скрепы, достаточно сказать, что когда король Англии Генрих VIII решил развестись с женой, ему пришлось с Папой Римским разругаться и свою карманную церковь создать — англиканскую.

Состоящие в браке дворяне или простолюдины могла как угодно люто ненавидеть свою половину, но развестись у них не было шанса. Проще было убить супруга, чем развестись (что и практиковалось). Однажды защелкнувшийся замок не размыкался.

Власть толкала людей соединяться, видя в этом стабилизацию и упрочение системы. Семейный человек относительно холостого выгоднее и управляемее. У него были новые стимулы работать, а это значит, он платил больше налогов, пополняя бюджет государства.

Дети в семьях рождались активнее — контрацептивов не было, аборты строжайше запрещались, а проституция порицалась. Мужское желание плюс женская беспомощность перед мужем выливались в регулярное производство новых граждан.

К экономическим стимулам создания семьи относилось, например, отсутствие пенсий. Дети были вашей пенсией. У кого не было детей, того в старости некому было кормить. Чтобы завести и вырастить детей, нужно было объединяться в длительный союз.

Помимо долгосрочных планов это было удобно в сиюминутном отношении. Одна работа больше свойственна женщинам (печь, прясть); другая мужчинам (охотиться, пахать). Совместное хозяйство было эффективнее; вместе детей растить было проще.

Еще одним побуждающим мотивом была налоговая политика. Налоги брали не с человека, а с «дыма», с дома, из трубы которого шел дым. Сколько людей жило в доме, не важно. Поэтому чем больше людей жило под одной крышей, тем было выгоднее.

Религиозным стимулом создавать семью было объявление этого богоугодным делом. При свидетелях вступающие в брак люди давали клятву Богу жить вместе до смерти. Кто нарушал клятву, тот, получалось, обманывал Бога, святотатствовал. Перед нарушителем все двери закрывались, друзья отворачивались. Обман Бога приравнивался к убийству.

Последний фактор, культурный, выражался в том, что человека программировали с пеленок, внушая ему, что одно из самых главных дел жизни — создание семьи. Холостого не считали полноценным членом общества, относя к убогому, странному и больному.

Вчерашняя среда в прямом смысле сдавливала людей, заключивших брачный союз. Давление было многослойным, и преодолеть его было нереально. За женихом и невестой стояли родители. Следующим кольцом их опоясывали родственники. Третье кольцо — друзья и знакомые. Эту эшелонированную систему опоясывала религия. Последним весь этот слоеный пирог охватывало государство, намертво связывая конструкцию в монолит.

Сегодняшняя среда в виде культуры, атмосфера развлечений и соблазнов отрывает людей друг от друга, даже если они слепились в семью. Когда со всех сторон соблазны и у людей нет сил и стимула отказаться от соблазнов, семья воспринимается как оковы.

Оцените разницу — вчерашние условия сдавливали людей, а сегодняшние разрывают. Одно дело, когда превосходящая сила прижимает людей друг к другу, другое дело, когда отрывает. В том и другом варианте человек не имеет сил противостоять.

Но даже вчера, когда сдавливание было мощным, семьи все равно распадались. Сегодня, когда усилия сменили вектор в обратную сторону, у социальной конструкции нет шанса выжить. Все известные модели семьи трансформируются во что-то иное.

Экономический стимул к объединению сегодня тоже исчез. Мужчина и женщина могут спокойно обойтись друг без друга. Им целесообразнее встречаться для приятных эмоций на ограниченное время, чем связываться в круглосуточное проживание. Основное время и силы люди сегодня ориентированы тратить не на быт и детей, а на продвижение по социальной лестнице, получение новых знаний и вообще на все, что делает их сильнее.

Один из мощнейших вчерашних стимулов, дети, сегодня тоже не работает. Детей заводят не с целью в будущем иметь в их лице пенсию, а как развлечение. С той же целью заводят домашнюю собачку. Плюс давление традиции — надо. Зачем надо, люди не могут ответить. Просто надо, и все. Хотя многие признают, что дети — это обуза, а не усиление.

Религиозного стимула сегодня тоже нет. Религиозные свадебные ритуалы не имеют сакрального смысла. Никто не воспринимает их клятвой перед Богом. Соответственно, развод никто не считает нарушением божественной клятвы. Если вы на следующий день после свадьбы разведетесь, никто вам слова не скажет. Сегодня ваше семейное положение — это ваше личное дело. Людям больше интересны ваши таланты, деньги, связи и ресурсы.

Смысл семьи передает такой образ: представьте пропасть, на которой лежит балка. Через балку перекинута веревка, концы которой свисают в пропасть. За один конец держится мужчина, за другой женщина. Они висят над пропастью и не падают, пока не выпускают из рук веревку. Стоит одному отпустить веревку, как оба упадут в пропасть.

В одной ситуации равновесие сохраняется, если за один конец держатся несколько мужчин, а за другой — одна женщина. В другой — наоборот, за один конец держится один мужчина, а за другой несколько женщин. В третьей ситуации равновесная модель возникает, если за один конец держится один мужчина, а за другой одна женщина.

Изменение количества висящих на любом конце веревки нарушает равновесие системы, что приводит к падению всех в пропасть. Поэтому вчера все искали противовес. Сегодня ситуация в корне изменилась. Теперь веревка не свободно перекинута через балку, а завязана вокруг нее крепким узлом — за нее может держаться один человек, не боясь соскользнуть в пропасть. Противовес при так закрепленной веревке не нужен.

Люди как бы качаются каждый на своей веревке и на время слепляются с другим таким же качающимся. Одним комфортно с одним слепиться. Другие ищут уже слепленную группу и присоединяются к ней или свою создают. Все стало индивидуально.

Новые условия изменили отношение ко вчерашней модели семьи. Если вчера брак старого формата делал людей сильнее, то сегодня он их ослабляет. Но семья, в которую люди хотят слепляться, — это союз, который в первую очередь делает людей сильнее. Что ослабляет человека, то нельзя назвать семьей. Это что угодно, союз любовников или друзей, партнеров и прочее, но только не семья. Это развлечение, где люди остаются, пока им нравится. Сходятся они не потому, что их среда заставляет, а чтобы получить свое благо. Сошлись и, пока им приятно, живут вместе. Надоело — тут же разошлись.

Этимология слова супруг/супруга от слова «упряжь». Муж и жена впрягались в свои проблемы и тащили их вместе. Сейчас нет проблем, требующих впрягаться в упряжь. Но сила инерции огромна — люди впрягаются в упряжь и ходят парой не потому, что так им жить легче (жить, напротив, тяжелее, свободы меньше, неудобств больше). Впрягаются в упряжь, потому что так принято. Для основной массы это убедительный аргумент.

Семью сегодня создают, чтобы удовлетворить подсознательный шаблон и доказать свою полноценность. Чтобы все было «как у людей». Основной стимул не религиозный и не экономический, и даже уже не культурный. Основной — это фотосессия, запечатлевшая большой праздник, где ты главный герой/героиня и все вращается вокруг тебя.

Возникает вопрос: зачем мне семья? Потому что так принято? Это, конечно, мощный аргумент. Но не для всех. Многим подобная аргументация не кажется убедительной. Еще зачем? Чтобы рядом был близкий человек? Но разве для этого обязательно вместе жить? Разве дружба требует официального подтверждения со стороны государства? И вообще, при чем тут дружба и совместное проживание? Этот аргумент тоже отпадает.

Может, чтобы иметь постоянного сексуального партнера? Тоже непонятно, как это связано с регистрацией в госорганах. Кроме того, люди иногда устают друг от друга. Раньше деваться было некуда, люди ненавидели друг друга, но жили. Ради детей, ради квартиры, для окружающих и прочее. Сейчас всего этого нет. И раз так, то зачем?

Условия прошлой эпохи формировали определенную иерархию, где мужчина был существом первого сорта, а женщина второго. Причина такой иерархии — в прошлой эпохе первенство определяли физическая сила, дерзость и прочие типично мужские качества. У женщины от природы не было этих свойств, что определяло ее вторичный статус.

Мужчина главенствовал, потому что был добытчиком и защитником. В его глазах женщина была примерно как сегодня автомобиль. Если я его содержу, значит, ездить на нем должен только я, а не кому захочется. Понятная и справедливая позиция.

Сегодня среда изменилась. В новой среде физическая сила и дерзость не решающие факторы. Приоритет обеспечивают интеллект и воля. Эти качества присущи мужчинам и женщинам. Плюс у женщин есть специфические качества — женские прелести, развитая интуиция, они менее агрессивны, тоньше. При умелом пользовании эти качества с лихвой компенсируют более организованный мужской ум, авантюризм, дерзость и прочее.

Основанием всех известных на сегодня моделей семьи, не важно, моногамных или полигамных, является мужской приоритет. Он был основан на условиях прошлой эпохи, где были востребованы сугубо мужские качества. С приходом новых условий принцип мужского приоритета неизбежно исчезнет. Вместе с ним исчезнут старые формы семьи.

Поклонники старины должны понимать, что продукты, рожденные прошлой эпохой, будут разрушены новой эпохой так же неизбежно, как пальмы, рожденные тропической средой, будут неизбежно убиты арктическим холодом. Можно, конечно, разводить рыбу в лужах, оставшихся от моря, но когда лужа высохнет, у рыбы, которую вы с таким трудом вырастили, две перспективы: или сдохнуть, или отрастить ноги и стать земноводным.

Чтобы предстоящая трансформация меньше печалила вас, опустите свое понятие «семья» с полочки «святая истина», куда вы ее сгоряча поставили, на полочку «личный вкус». И живете по своему вкусу, ориентируясь на свое благо, а не на банановую логику.

ГЛАВА 9. Инстинкт

Сутью соли является ее соленость. Без солености нет соли. Сутью жизни является ее стремление к исполнению своих желаний. Подчеркиваю, исключительно своих, не чужих. Без этого стремления жизнь невозможна, как квадрат невозможен без углов.

Чем благо более фундаментально, тем с большими потерями для другой жизни оно достигается. Единственная жизнь, существующая не благодаря чужой смерти, — это жизнь, стоящая в самом начале пищевой цепочки, питающаяся небиологическими веществами. Все остальные формы жизни не могут существовать, если другие жизни не будут умирать.

Быть в наличии — главное благо и основа всякого блага. Следующий уровень блага — удовлетворение желаний, порождаемых инстинктами. Инстинкты бывают как плотскими, так и духовными. Когда мы голодны или сексуально возбуждены, внутри нас возникает дискомфорт от неудовлетворенности плотского инстинкта. Чтобы избавиться от него, мы насыщаем свои желания. В результате у нас возникает приятное чувство — благо.

Так же мы испытываем дискомфорт, когда духовный инстинкт не удовлетворен. Возникает приятное внутреннее ощущение от насыщения духовного инстинкта. Внутри нас поднимается гордость за самих себя или умиротворение и прочие чувства.

В двух словах поясню, что я разумею под словосочетанием «духовный инстинкт». Начну с понятия инстинкта вообще — это программа, порождающая желания. Никто ее себе не формировал. Живые существа уже рождаются с этой готовой программой.

Пример духовного инстинкта — это, например, страх. Новорожденный ягненок, который в жизни никогда не видел волка, увидев его первый раз в жизни, испугается, хотя волк не будет делать ему ничего плохого (допустим, мы ему успокоительное дали). Потому что в ягненке стоит флешка, на которой записана информация бояться волка.

Еще пример духовного инстинкта — чувство жалости. Это чувство тоже рождается не разумом, а программой, духовным инстинктом. При виде мучающегося существа на нас помимо воли, как потоотделение в жаркую погоду, накатывает жалость. Нам некомфортно и хочется избавиться от этого чувства. Когда мы помогаем страждущему, нами движут не благие порывы, а стремление к своему благу — мы хотим избавиться от дискомфорта. Если не можем — стараемся забыть о страдании. Если не хотим — находим оправдание своему действию/бездействию. А к насекомому у нас нет жалости, и потому мы их тапком…

В желании помочь страждущему не больше высокого, чем в желании утолить голод. За чувством голода стоит один инстинкт, за состраданием другой, но это частности. Так что нет плохих и хороших людей. Все люди, как и все живое, — эгоисты. Просто одних на помощь страждущим гонит духовный инстинкт (а не они сами идут, потому что, если сами, то почему не ко всем страждущим?). Других не гонит.

Первых принято называть добрыми людьми, а вторых негодяями. Но то, что делают первые, лишь внешне хорошо. Глубинный движущий мотив — свое благо. Когда человек говорит, что не может на что-то смотреть без слез, и он старается исправить картинку, он в первую очередь стремится избавиться от своего дискомфорта. Если страдание не вызывает дискомфорта, человек и не подумает помогать страдающему. Вы не помогаете голодающим в Африке, максимум, скажете дежурные слова сочувствия, потому что у вас нет дискомфорта от их страданий и, следовательно, нет мотива помогать им.

Духовный инстинкт есть не только у человека, но и у высших животных. В сети есть видеоролик, где леопард убивает обезьяну и тащит ее на дерево. Вдруг видит, за ногу мертвой мамаши держится живой детеныш. Беспомощный, он падает на землю. Находящиеся неподалеку гиены видят упавшего малыша. Сгорая от нетерпения, они ждут, когда леопард уйдет, чтобы сожрать детеныша. Но хищник вдруг прыгает вниз, аккуратно берет малыша за шкирку и сажает на дерево, чтобы гиены его не достали. Зачем хищнику спасать детеныша, а, например, самому его не съесть или проигнорировать и бросить?

Есть видеоролик, где бегемот спасает антилопу от крокодила. Много роликов, как собаки спасают людей и животных. Много историй про дельфинов. Зачем бегемоту помогать антилопе? Зачем собакам и дельфинам кого-то спасать? Никакого блага они не получают. Напротив, бегемот или собака рискуют, леопард недополучает. Зачем же они это делают? Затем же, зачем и человек, — выполняют порождаемые программой желания.

Кроме врожденных установок (плотский и духовный инстинкт), есть искусственные — понятия нормы и табу. Этих установок не было от природы, они возникли в процессе жизни.

Окружающая среда записывает их нам на подсознание. Если человек вырастет в племени людоедов, у него будут одни нормы и табу; если в среде аристократов — другие. Он с равным рвением будет стремиться соответствовать своим установкам. Если ему это удается, он испытывает удовольствие. Если не удается — чувствует себя несчастным.

Проследив человека от пещеры до сегодняшнего дня, я вижу, что им всегда двигало стремление к своему благу и никогда к чужому. Даже то, что внешне кажется заботой о чужом благе, на самом деле является удовлетворением своего духовного инстинкта.

ГЛАВА 10. Убийство

Само действие, без учета ситуации, не подлежит оценке. Добро или зло резать тело человека ножом — зависит от того, у кого в руках нож. Хорошо ростовщичество или плохо, добро или зло высокий процент — все это индивидуально. Без кредитного капитала экономика резко замедлится, что в современных условиях зло. В рискованном проекте высокий процент оправдан, потому что там высокие риски. Запретить высокие проценты, значит, запретить финансировать рискованные предприятия. А они двигатель прогресса.

Никакое действие само по себе не может быть грехом, как нож не может быть ни добром, ни злом. Греховность определяет направление действия, намерение. Вы можете не убивать и быть повинны в убийстве. Можете убить, но не быть повинны в грехе убийства.

Например, враг идет убивать ваших близких. Остановить его можно, только убив его самого. Вы перед выбором: или действием убить врага, или бездействием своих близких. Выбирайте. Здесь нет вопроса «убивать или не убивать». Убить в любом случае придется. Вопрос сводится к дилемме, кого убивать — врага или ближних; как убивать — действием или бездействием. Но это уже не нравственные, а чисто технические вопросы.

Кто в такой ситуации, имея возможность убить врага, не делает этого, потому что он смирный, тихий человек, и тем самым позволяет врагу убить своих близких, тот повинен в грехе убийства. Кто убивает врага и тем самым спасает своих близких, тот безгрешный человек. Кстати, убийство врагов в христианстве — одно из оснований для причисления к лику святых. Существенная доля святых — это кто много убил тех, кого считал врагом.

Представьте своего близкого, попавшего в руки маньяка. Спасти его нельзя. Маньяк будет его страшно и долго мучить, пока не замучает насмерть. У вас есть кнопка, нажав на которую вы сразу убьете жертву маньяка — своего близкого. Перед вами два варианта. Первый: не нажимать кнопку, обрекая человека на продолжительные муки до смерти. Второй: нажать кнопку и убить, избавив от мучений. Какой вариант предпочтительнее?

Вы не видели детей подросткового возраста в теле трехлетнего ребенка, вся жизнь которых сводится к наркотическому забытью, а в перерывах они кричат от боли? Я тоже не видел. Мне рассказывали люди, работающие в таких учреждениях.

Ребенок всю жизнь проводит в двух состояниях — наркотическом сне и крике от боли. Он всегда или кричит, или спит после обезболивающего. Он всегда лежит, так как не может ходить, его мышцы атрофированы. Такому ребенку больно жить. Люди гниют в своей боли и мечтают о смерти. Но так как в обществе работает установка, что убивать — это плохо, имитация добра порождает большее зло, чем могло быть от природы.

В таких местах иногда находятся люди, которые, насмотревшись на мучения детей и вообще людей, решают совершить акт милосердия — дать детям желанный покой. Таких медсестер и врачей называют «ангелы смерти». Общество приравнивает их к маньякам и серийным убийцам. За что? За то, что избавили человека от пожизненных страданий.

Жизнь — не всегда благо. Равно как и смерть не всегда добро. Человеку свойственно убегать от смерти. Но в некоторых ситуациях ему свойственно убегать от жизни. Иногда он нуждается в посторонней помощи, чтобы жить; иногда чтобы умереть. Подходить ко всему со стандартной линейкой — значит лишать больных смерти и обрекать на муки.

Убийство является абсолютным злом, если можно обойтись без него. Убийство ради корысти и развлечения — зло. Если случилась сиюминутная неприятность, о которой вы толком и не вспомните через год, и вы, убегая от дискомфорта, лезете в петлю, такое самоубийство — зло. Если вы через самоубийство избавляетесь от боли — это добро.

Высшее и абсолютное зло — боль. К боли не привыкают, она так же ярко ощущается на десятый день, как и в первый. Большее благо умереть, чем жить в боли. Второе состояние — жить без боли и искать благо. Третье состояние — жить без смерти и с благом.

Тема смерти и жизни не так однозначна, как представляется большинству. Общество закрывается от неприятных тем, как любой человек от экскурсии к умирающим детям или в отделение гнойной хирургии. Мы хотим быть счастливыми, и потому не желаем видеть неприятное. Не хотим даже думать про это. Мы закрываемся от кричащих детей.

ГЛАВА 11. Разделение

Если конкретный «Я», который сейчас пишет этот текст, исчезнет, для исчезнувшего меня исчезнет мир, данный мне в ощущениях. Все существует для существующих. Для несуществующих ничего не существует. Если меня не будет, для меня вообще ничего не будет, ни Вселенной, ни любого мыслимого и немыслимого существования.

Я — основа мира, данного мне в ощущениях. Без меня мир не может существовать, так как его некому будет ощущать. Абстрактно, безотносительно к кому-либо можно сказать, что мир после моей смерти не исчезнет, но это пустое утверждение. Для меня существует только то, что я осмысливаю и ощущаю. Если меня не будет, для меня ничего не будет.

Абстрактной истины нет. Есть только конкретная истина. С позиции этой истины вы — высшая ценность. Вселенная и вообще все, что дано нам в ощущениях, есть, пока вы есть. Вы вмещаете в себя через ощущения целый мир, и значит, вы и есть мир.

Каждый считает себя высшей ценностью. На словах люди много чего говорят, но я склонен доверять информации, которую говорят делами, а не словами. Если смоделировать ситуацию, где нужно умереть вам или соседу, и выбор делаете вы, я нисколько не сомневаюсь, что вы примите правильное решение. Не потому, что вы бессердечный, а потому что высшая ценность приоритетнее низшей ценности.

В прошлом высшей ценностью каждый член общества считал общество. Сегодня все считают высшей ценностью себя. Я знаю много людей, говорящих словами, что человек не животное, что у него есть ценности выше собственной жизни и прочее. Но делами эти люди говорят совсем другую информацию. Они говорят, что нет ничего выше меня.

Зачем же человек так упорно словами отрицает эту истину? Когда он грелся у костра в кругу соплеменников или верил в Бога, у него было одно мировоззрение, и был мотив жить по правилам, сформированным этим мировоззрением. Но сейчас он живет в других условиях, и естественно, у него нет мотива жить нормами ушедшей эпохи. Зачем же он так упорно держится за старые нормы? Да, на словах, не на делах, но все равно — зачем?

Я вижу единственное объяснение — по инерции. Ему так спокойнее. Потому что то настоящее, чем каждый из нас живет, если обнажить его, оно подсознательно страшит. Ну что же, я не против. Если нам всем так комфортнее, давайте говорить высокие слова. Только это не влияет на общий вектор. А он сегодня имеет совсем другое направление.

Чтобы быть до конца понятым, уточню понятие «человек». Вы — это не ваше туловище плюс руки-ноги-голова. Человек — существо социальное. Вы — это вы плюс ваши близкие. Вы кончаетесь не там, где кончается ваше тело, а где кончается ваш ближний круг.

Ближние — это люди, чью боль и радость вы чувствуете так же, как свою (или даже острее). Чем меньше вы ощущаете боль или радость человека, тем меньше он близкий вам. Если никаких чувств не испытываете от его боли и радости, значит, он чужой. Вы равнодушно слушаете о гибели тысяч людей в далекой стране. Но если среди них будет ваш близкий, событие получит мощный эмоциональный окрас и взорвет ваше сердце.

Ближний круг — это вы. Точнее, продолжение вас. Круг имеет множество сфер. Его центр составляет ядро, самые близкие люди. Далее менее близкие. Потом едва близкие. И наконец, посторонние. Весь мир делится на «Я» и «не Я», на своих и чужих.

Чтобы правильно понимать смысл библейских заповедей, нужно добавлять к ним слово «свой». Например, «Не убий» нужно понимать «не убий своего». Чужих можно и нужно убивать, что детально расписано на многих страницах Библии. Свой — это не друг и не родственник, а единоверец. Если друг и родственник не покорен Богу — убей его!

«Если будет уговаривать тебя тайно брат твой… или дочь твоя, или жена твоя на ложе твоем, или друг твой, который для тебя как душа твоя, говоря «пойдем и будем служить богам иным, которых не знал ты и отцы твои», богам тех народов, которые вокруг тебя, близких к тебе или отдаленных от тебя, от одного края земли до другого, — то не соглашайся с ним и не слушай его, и да не пощадит его глаз твой, не жалей его и не прикрывай его, но убей его; твоя рука прежде всех должна быть на нем, чтоб убить его». (Втор. 13, 6–9).

К своим одна мерка, к чужим другая. Неприменимое к своему применимо к чужому. Девиз реальной жизни: «НЕ ДЕЛАЙ ближнему того, чего не хочешь себе»; «ДЕЛАЙ чужому то, чего не хочешь себе, если это ведет тебя к цели». Цель оправдывает средство.

Свой не равен чужому. В критической ситуации каждый спасает своих (в том числе за счет чужих). Если тонет ваш и чужой ребенок и спасти можно только одного, вам в голову не придет спасать чужого. Насколько это цинично, настолько правда.

Побеждает тот, кто перестреляет, переговорит, перехитрит чужих и встанет грудью на защиту своих. Кто спасает чужих в ущерб своим, тот выглядит предателем в глазах и своих, и чужих. Кто применяет к чужим мерку, предназначенную для своих, тот демонстрирует не честность и прочие высокие качества, а глупость и наивность.

Правда — это стремление к своей истине. Когда вас призывают служить правде, не ориентируйтесь на высокие слова. Задайте себе вопрос, в чем ваша выгода? Если вы не видите выгоды и тем более видите вред от этого действия, это не правда, а манипуляция.

Теория гуманизма учит, что все люди равны. Самую большую выгоду от пропаганды равенства получают те, кто считает себя выше всех, но призывает к равенству. Введенная в мир идея равенства выполняет функцию желудочного сока паука, впрыснутого в муху. Когда внутри мухи все переварится, паук высасывает через трубочку готовое питание.

Жизнь не бывает злой или доброй. Она бывает одного типа — ищет свое благо. Злой или доброй она является только с позиции другой жизни. Каждая жизнь идет к своей цели. Цели у всех разные. Зачастую достижение моей цели исключает достижение вашей. Или хуже того, достижение цели одной жизни возможно только через смерть другой жизни.

На «Титанике» всегда не хватает спасательных шлюпок. Это закон жизни. Здесь нет места идеалам, сочиненным в уютной безопасной атмосфере. «Я не отвергаю идеалов, я только надеваю в их присутствии перчатки» (Ф. Ницше).

Все течет, все меняется, что сегодня помогает, завтра может мешать. Вчерашнее добро завтра может оказаться злом. Неизменно только одно — стремление к своему благу. В XIX веке лорд Пальмерстон сказал: «У Англии нет постоянных врагов и друзей. У Англии есть постоянные интересы. Наш долг — защищать эти интересы». Я говорю: У меня нет постоянных ценностей. У меня есть постоянная цель — мое личное благо. Это благо заключается в победе над смертью. Я не могу его достигнуть один. Для этого нужны усилия многих. Следовательно, все мои единомышленники — мои близкие. Кто не хочет двигать камень, не важно, по каким причинам, тот для меня чужой. Это точка отсчета, от которой простраивается вся последующая логика моих мыслей и действий.

Я полностью солидарен с Христом, отказавшимся назвать свою мать и братьев близкими. Ближними основатель христианства недвусмысленно заявил тех, кто разделяет его идею и делает с ним общее дело. А остальные… В лучшем случае знакомые…

«Когда же Он еще говорил к народу, Матерь и братья Его стояли вне дома, желая говорить с Ним. И некто сказал Ему: вот Матерь Твоя и братья Твои стоят вне, желая говорить с Тобою. Он же сказал в ответ говорившему: кто Матерь Моя? и кто братья Мои? И, указав рукою Своею на учеников Своих, сказал: вот матерь Моя и братья Мои; ибо, кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат, и сестра, и матерь» (Мф. 12,46–50).

ГЛАВА 12. Неравенство

Пропагандисты всеобщего равенства используют технологию паука. Она ослабляет сопротивление целых народов и переваривает их в кашу. До идеи равенства у людей не было иллюзий. Вот свой, вот чужой. Своему доверяем, с чужим держим ушки востро… Равенство снимает бдительность, размягчая сознание и делая удобоваримым питание.

США позиционирует себя цитаделью свободы и равенства. Статуя Свободы обещает всем униженным и оскорбленным свободу и равенство. Чтобы оценить юмор, вспомните, как белые братья до 50-х годов XX века вешали в США на магазинах таблички для черных братьев: «черным вход воспрещен». И судили в Нюрнберге немцев за то, что те вешали на магазинах таблички для еврейских братьев: «евреям вход воспрещен».

За что наказали немцев? За попрание идеи равенства? Нет. Их наказали не за запрет, а за «кому запрет». Америка на тот момент считала, что черным братьям можно запрещать входить в магазины и сидеть на лавочках, а еврейским братьям нельзя. Почему? Как вам сказать… Ну потому что… В общем… Давайте обсудим это в другой раз.

Идея искусственного всеобщего равенства создает большее неравенство, чем оно возникает в естественных условиях. Равенство, как и всеобщая любовь, — это набор слов для трибуны, а не для жизни. Дальше трибуны эта книжная барышня не ходит.

Народы живут своим естеством, пока не парализованы проповедниками всеобщего равенства. Китайцы живут по природе, а не по гуманизму — делят мир на своих и чужих, на людей и чертей. Люди — это китайцы. Остальные — черти. Слово «черт» не имеет религиозного оттенка, его смысл «иные существа». Черные черти — негры; белые черти — европейцы; красные черти — индейцы. У китайцев одна модель поведения для своих (китайцев) и другая модель поведения для иных существ (для чертей).

Кавказцы, арабы и прочие народы видят окружающий мир охотничьим угодьем. Кто не в их стае, на того смотрят как на потенциальную жертву, добычу. Это не значит, что они плохие. Это значит, что они, в отличие от коренных жителей Европы, еще живые. А Европа мертвая, потому что ее пропитал яд гуманизма и теория всеобщего равенства.

Я полагаю, что если общество подает признаки жизни (у Европы прощупывается слабый пульс, но он угасает), у него есть шанс избавиться от вируса и встать на ноги. Для этого нужно освободиться от злокачественной опухоли — рожденных гуманизмом химер.

Сами они не рассосутся, терапевтическим путем от них не освободишься. Тут нужна только хирургия — резать нужно. Будет операция удачной или добьет и без того дышащего на ладан пациента — это второй вопрос (потому что ему терять нечего). Первый вопрос — кто может взяться за это. Я не вижу даже зачатков такой силы. Без нее Европа не встанет с одра Прокруста-гуманиста (он любит людей за их вкус и сочность).

Когда люди считают, что единомышленник, единоверец и единоплеменник ближе обывателя, иноплеменника и иноверца, — они сплачиваются и становятся сильнее. Кто живет абстрактными гуманистическими истинами, тот становится питанием первых.

Христианство позиционирует себя самым человеколюбивым учением. На словах оно проповедует равенство. Но дальше слов здесь не ходит. Ни один христианин не ставит свою религию вровень с другой религией, свою церковь вровень с другой церковью.

Ислам призывает всех людей считать братьями, но не ставит единоверца вровень с иноверцем. К иноверцу у мусульман одно отношение, к единоверцу другое. Мусульмане называют лиц, не исповедующих ислам, презрительной кличкой — гяур. Христиане звали не христиан погаными (лат. paganus — сельский, современный аналог «деревенщина»).

В священных христианских и исламских текстах есть слова о всеобщем равенстве. Пусть они не исполняются, но хотя бы есть. В иудейских текстах нет даже таких слов. По иудаизму есть только один избранный народ — евреи. Остальные, минимум, не избранные. Максимум, это даже не люди, а животные в человеческом обличии — гои. Этот термин означает от «не совсем человек» до «чужой человек», аналог дикого грязного варвара.

Идея всеобщего равенства — дикость, обман, извращение сути бытия, противное идее жизни. Всеобщее равенство — признак смерти. Равными люди становятся на кладбище. Пока они живы, они не равны. Первый признак жизни — неравенство.

В живом организме органы не равны. Глаз выше пальца, а сердце выше глаза. Если встанет выбор между сердцем и глазом (или глазом и пальцем), ответ будет очевиден. Все равны только в мертвом организме. Сердце трупа нисколько не ценнее глаза или пальца.

С развитием растет неравенство членов. В примитивной клетке все органы примерно равны. По мере развития проявляется иерархия — появляются более и менее важные участки. С обществом происходит то же самое. В первобытном племени все равны. По мере развития происходит дифференциация. Ее корни в разной природе разных объектов.

ГЛАВА 13. Разные

Если одних кормить хорошей пищей, а других плохой, у первых будет здоровое тело, у вторых больное. Если одни потребляют развивающую их информацию, а другие оглупляющую, из первых получатся интересные люди, а из вторых тупое быдло. Кто мне скажет, что качество пищи (не важно, гастрономической или информационной) не влияет на состояние тела или личности, тот скажет очевидную глупость. Питание формирует. Как говорили древние, ты есть то, что ты ешь. Для личности это еще вернее, чем для тела.

Понятно, как оградить людей от вредной пищи, не нарушая их свободы. Достаточно дать информацию о качестве пищи, и ориентир на благо сделает свое дело. Как оградить людей от оглупляющей информации, не нарушая их свободы, — совершенно непонятно.

Если всех людей предоставить самим себе, умные выберут здоровое питание и будут развиваться, а глупые выберут фастфуд и будут деградировать. Свобода будет умножать то, что выше минимума, и сокращать то, что ниже минимума: «Всякому имеющему дастся и приумножится, а у неимеющего отнимется и то, что имеет» (Мф. 25:29).

Достоевский словами Раскольникова говорит циничную правду жизни. «Люди по закону природы разделяются на два разряда: на низший (обыкновенных) то есть, так сказать, на материал, служащий единственно для зарождения себе подобных, и собственно на людей, то есть имеющих дар или талант сказать в среде своей новое слово».

Человечество подобно ракете, рабочий модуль которой уходит в стратосферу, а нижняя ступень падает на землю. Отработанные ступени должны отстреливаться, чтобы ракета вышла в космос. Человечество растягивается между верхним и нижним мирами. Однажды оно разорвется, как растягиваемая резинка. В момент разрыва каждая часть уйдет к своему полюсу. Одни будут животными, другие божествами. Человека не будет.

«Человечество будет разделено на две неравные части; Человечество будет разделено на две неравные части по неизвестному нам параметру; Человечество будет разделено на две неравные части по неизвестному нам параметру, причем меньшая часть форсировано и навсегда обгонит большую…». («Волны гасят ветер», братья Стругацкие.)

Инквизитор Достоевского говорит, что люди не равны. Необходимые для обретения рая тяготы могут понести тысячи, для миллиардов они неподъемны. Не в силах малые отказаться от земных радостей ради будущего рая. Они будут нарушать заповеди Бога ради своего простого, бессмысленного и глупого временного счастья. Но даже это счастье будет у них неполным, потому что его омрачит осознание предстоящей расплаты.

«И если за Тобою во имя хлеба небесного пойдут тысячи и десятки тысяч, то что станет с миллионами и с десятками тысяч миллионов существ, которые не в силах будут пренебречь хлебом земным для небесного? Иль Тебе дороги лишь десятки тысяч великих и сильных, а остальные миллионы, многочисленные, как песок морской, слабых, но любящих Тебя, должны лишь послужить материалом для великих и сильных?»

Христос молчит, а Инквизитор продолжает: «Нет, нам дороги и слабые». Раз малые обречены на ад, ибо не могут не грешить, пусть их земная радость не омрачается мыслью о грядущей расплате. Пусть они перед вечной мукой получат свое временное глупое детское счастье. Для этого он разрешает им грешить, освобождая от мысли о будущем.

Цена неомраченного временного счастья миллиардов — утрата единицами их вечного счастья. Чтобы ухватить мысль, допустим, нам нужно вычленить из массы детей единицы способных к математике (допустим, знание математики счастье). Для выявления нужно всех погружать в изучение математики. Заранее понятно, что большинство будет просто мучиться, ни математики не усвоив, ни в детские игры не наигравшись. Единицы выявятся и обретут большое счастье. Цена — лишение большинства детей их малого глупого счастья.

Если всех детей освободить от математики, значит, лишить счастья единиц, имеющих математические таланты (не забываем: математика в нашем случае аналог вечного счастья). Дилемма: или временное счастье миллиардов за счет утраты вечного счастья тысяч; или вечное счастье тысяч за счет утраты временного счастья миллиардов.

Инквизитор делает выбор в пользу слабых. Он принимает решение лишить вечного счастья тысячи людей, чтобы миллиарды людей имели временное счастье. А потом все пойдут в вечную муку, в том числе и те единицы, что могли пойти в рай.

Он изложил свое решение так: «Я тогда встану и укажу Тебе на тысячи миллионов счастливых младенцев, не знавших греха. И мы, взявшие грехи их для счастья их на себя, мы станем пред тобой и скажем: «Суди нас, если можешь и смеешь».

Инквизитор считал временное счастье миллиардов выше вечного счастья тысяч. Я не разделяю его позиции. Мне ближе слова Христа: «Широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их» (Мф. 7.13–14). Вечное счастье миллиона выше временного счастья миллиарда. Ценность определяется качеством, а не количеством.

Можно сколько угодно охать, причитать и отрицать очевидное. Можно петь песню «Все хорошо, прекрасная маркиза». Но «Люди не равны — так говорит справедливость. И чего я хочу, они не имели бы права хотеть!» (Ф. Ницше, «Так говорил Заратустра»).

P.S.

Идея победить смерть стара как мир. Вчера она рождала в людях религиозную веру. Сегодня она инициирует научные изыскания. Мое новое слово не в том, что я предложил победить смерть. Новое слово в способе. Я считаю, что шанс совершить революционный прорыв появляется только в одном случае — если перестроить общество под идею. Если делать то, что делаешь всегда, получится то, что получалось всегда, — смерть.

Приведенные здесь размышления ни в коем случае не претендуют на статус истины в последней инстанции. Абсолютная истина нам недоступна. Единственная несомненная истина для нас — наши желания. Все остальное сомнительно и туманно. Никто не может дойти до самых последних корней, потому что мы конечны, а объект исследования бесконечен. Археолог Уильям Хоули сказал после раскопок Стоунхенджа: «Чем больше мы копаем, тем глубже становится тайна». Это в полной мере касается Целого.

В философском аспекте самым главным своим достижением я считаю масштаб поднятых вопросов. Я попытался на них ответить (хотя то, что я написал о понимании Целого, — это не все, можно погружаться дальше, но я по совету моих друзей не стал все свои мысли включать в данный текст, чтобы не перегружать его). Но в любом случае я спокойно отношусь к тому, что, возможно, я ошибаюсь в своих представлениях и на все можно взглянуть с иной точки зрения. Будет интересно услышать иное мнение по поводу поднятого масштаба. Но желания все равно останутся несомненными.

Пару слов, почему я не хочу публиковать своего имени. Во-первых, чтобы человек ориентировался на идею, источник должен быть анонимен. В противном случае человек будет оценивать не столько идею, сколько автора идеи, и через эту призму саму идею.

Во-вторых, в информационную эпоху идею можно дискредитировать, выставив в негативном свете ее источник. Если же источник неизвестен, критикам ничего не остается, кроме как работать с идеей. Это более полезно для нашего общего дела.

В-третьих, я не хочу быть поп-звездой, обзаводиться фанатами и быть узнаваемым на улице. Я хочу оставаться свободным и быть узнаваемым только для близкого круга. Для всех остальных я хочу быть безликим, ничем не примечательным человеком из толпы.

Работа еще сыровата. Нужно бы еще месяцев шесть, чтобы довести книгу до ума. Но ситуация развивается слишком стремительно. Нельзя ждать. Сказанного достаточно, чтобы понять суть предлагаемого и соотнестись с темой.

Теперь, когда вы знаете ВСЕ, каждый может решить, кто он мне, близкий или чужой. Для потенциально близких даю адрес своего сайта: text018.ru; text018.com. Там найдете дополнительную информацию, первые шаги и как со мной связаться. Отвечаю на письма лично я.

Последним словом анонсирую вторую книгу. Она вторая как по масштабу, так и по значению. В ней я более детально разворачиваю анонсированную здесь мысль о виртуальном государстве. И далее через охват человеческой истории пытаюсь понять, какая страна оптимальна на роль площадки для этого нематериального государства.

Наше дело имеет интернациональный характер, но начнется оно в какой-то конкретной стране. На первый взгляд оптимальными кажутся западные страны, типа США, Германии, Швейцарии. Там уровень науки выше, материальных ресурсов больше. Действительно, не в Монголии же, где нет ничего, кроме степей и лошадей, начинать такое дело.

Но Маркс тоже считал, что коммунистическая революция начнется с Германии, Англии или иных развитых западных стран. То, что революция может начаться в России, отсталой аграрной феодальной стране, — он в страшном сне такого не предполагал. Но она началась в России. Так что пути Господни неисповедимы. Дух дышит, где хочет.

Вторая книга не имеет принципиального значения относительно первой. Если она покажется вам местами странной, местами спорной или вы вообще с ней не согласны — ничего страшного. Главное, чтобы вы были согласны с основными положениями первой книги — с Целью и Способом, и готовы были перейти к делу. Малые разногласия между единомышленниками неизбежны, но они всегда сглаживаются в процессе движения.