Проект 018. Смерть?

ГЛАВА 1. Стремление

Все живое стремится к благу. Простая клетка, помещенная между благоприятной и неблагоприятной средой, стремится в сторону благоприятной. Имея выбор выйти на улицу через дверь или через окно, вы выбираете лучший вариант. Поступи иначе, не могли бы сейчас читать этот текст. Но если читаете, значит, до сего момента стремились к благу — из всех возможных вариантов выбирали тот, что казался вам самым лучшим.

Негласная парадигма среды бизнесменов: «Не важно, о чем с вами говорят. В конечном итоге с вами говорят о деньгах». Негласная парадигма живых организмов: «Не важно, к чему вы стремитесь. В конечном итоге вы стремитесь к своему благу».

Это касается и тех, кто сделал своей работой борьбу за народное благо и всеобщую справедливость. Если бы они не видели в этом свое благо, можно гарантировать, что не боролись бы за общее счастье. Не потому, что они плохие, а потому что живые.

Люди никогда не ищут истину. Они всегда ищут свое благо. Это подтверждает простой умозрительный эксперимент. Если вам докажут, что истина требует повеситься, и допустим, возразить на это вам нечего, вы не будете вешаться. Потому что вы не истину ищите, а благо — это ваша единственная и настоящая истина. Все остальное — абстракция.

Верующие говорят, что они выполняют требования Бога не из страха перед адом и в надежде на рай, а исключительно из бескорыстной любви к Богу. Но это лишь оправдание корысти. Их реальный мотив — благо в виде загробных удовольствий и уход от страданий, угрозами которых богато каждое верование (у каждой религии свои кнуты и пряники).

Если допустить, что Бог есть, но не влияет на земную жизнь, и качество загробной жизни никак не связано с земной жизнью, теория воздаяния отменяется. Но если люди действительно следуют требованиям Бога из любви к нему, а не в надежде получить свое благо (на этом и на том свете), они должны продолжать выполнять его требования. Но если у людей исчезнет надежда получить небесное благо в обмен на отказ от земных ценностей, зачем они будут выполнять требования Бога? Разумной жизни свойственно совершать разумные поступки. Человек — не запрограммированный компьютер, и потому он всегда хочет понимать последствия своих поступков. Если последствия негативные (от земных благ отказался и взамен ничего не получил) — это неразумный поступок.

Здесь просится на язык сравнение с матерью, из любви к ребенку отказывающейся от своего блага. Но это инстинкт (или иначе говоря, программа). Я же говорю о разумной стороне жизни. Религия — не инстинкт, записанный нам на природу до нашего рождения и без нашего участия. Религия рождена разумом, искавшим ответ на глобальные вопросы. И потому она конструктивна. Если есть рай, ради него разумно отказаться от земных благ.

Если бы у святых не было надежды на рай, они не делали, s то, что делают сейчас. Верующие, будучи разумными существами, выполняют требования Бога, потому что видят в этом СВОЕ благо. Они верят, что есть рай (бесконечная ценность, которую можно получить только через отказ от земных ценностей (конечной ценности).

Обмен конечного на бесконечное — это разумный поступок. Для верующих обмен земной жизни на небесную так же рационален, как для купца обмен медных монет на золотые. Верующие хотят получить за свои труды. «Петр, отвечая, сказал Ему: вот, мы оставили всё и последовали за Тобою; что же будет нам?». (Мф.19,27).

Выполнять указания всемогущей силы без всякой надежды получить от нее благо, единственно из любви к ней, противоречит сути жизни. Всякая жизнь ориентирована на личное благо. Не стремящаяся к этому жизнь — оксюморон и немыслимый парадокс.

Как квадрат невозможен без углов, так жизнь невозможна без желания радости. Она может ошибаться и не получать искомое. Может принимать за добро то, что им не является. Но жизнь по своей сути не может не стремиться к благу. Иначе это не жизнь.

Предел мечтаний и желаний человека — всегда быть счастливым. Этот предел нашел свое выражение в мечте о рае — месте вечного непреходящего счастья. К сожалению, рай в этом смысле невозможен. Понятие «рай» и «жизнь» — это несовместимые понятия.

Доказательство: если суть жизни — стремление к благу, находящаяся в раю жизнь не может стремиться к благу. Нельзя стремиться к тому, что имеешь. Если жизнь стремится к благу — она не в раю. Если жизнь не стремится к благу — это не жизнь, а что-то иное. Понятие «райская жизнь» — аналог выражения «квадратный круг».

Чтобы иметь благо, нужно быть живым. Мертвые не имеют блага. Так из стремления к благу рождается стремление к вечной жизни. Это стремление пронзает всю историю человечества. Люди никогда не хотели умирать. Они всегда страшились смерти. Чего они только не придумывали, чтобы дать ответ приближающейся смерти.

ГЛАВА 2. Неадекватность

Если человек чего-то не хочет, он ищет вариант избежать того, чего не хочет. Как ищет, эффективно и энергично, или только мечтает, но дальше этого не идет — это уже второй вопрос. Главное, что обязательно ищет. Не может не искать.

Богатые и бедные, умные и глупые не хотят умирать. Все знают, что через 10–20—50 лет они умрут. Логично предположить, что люди ищут выход из ситуации — ищут, как избежать смерти. Как минимум, хотя бы думают на эту тему. Но это в теории. На практике никто ничего не только не ищет, но и не думает на эту тему. Все просто ждут смерти. А пока она не пришла за ними, коротают время за текущими делами.

Можно объяснить, почему верующие в Бога, в переселение душ и загробную жизнь не ищут ответ на вызов смерти. Потому что у них есть ответ. Не важно, насколько он верный. Важно, что люди верят в эффективность своих религиозных технологий. Верят, что исполнение религиозных предписаний спасет их от смерти и даст жизнь вечную.

Можно объяснить, почему проблемой смерти не озадачиваются люди, не знающие о своей смертности, как не знал принц из Северной Индии. Отец окружил его молодыми юношами и девушками, и он жил, не предполагая, что на свете есть смерть.

Но как объяснить бездействие людей, знающих о приближении смерти, не верящих в Бога и отрицающих загробную жизнь и переселение душ? Весь их жизненный план сводится к максиме «с удовольствием дожить до смерти и потом умереть». Да, у каждого свое понятие удовольствия. У одних это сытость, у других адреналин, у третьих слава. Но это ничего не меняет. Каждый знает, что он умрет. Никто не хочет умирать. Никто ничего не делает, чтобы избежать смерти. Все просто ждут своего конца.

Примеряя на себя такую жизнь (жизнь в ожидании смерти), я нахожу ее в той же степени абсурдной, в какой вы нашли бы поведение пассажиров тонущего корабля, которые, когда узнали, что судно тонет, вместо того, чтобы искать выход из ситуации, все свои силы и время бросили на то, чтобы успеть обустроить каюту.

Им кричат в ухо — судно тонет! Спасайтесь! А они в ответ так спокойно — да знаем мы, что тонет, знаем. Не кричите. Но раз знаете, ищите выход! В трюм лезьте пробоину заделывать, шлюпки к спуску готовьте. Делайте что-нибудь в этом направлении. Но люди даже не думают искать спасение. Они вместо этого с удвоенной энергией каюту красят. И страшно переживают, если не успевают «докрасить каюту» до затопления судна.

Абсурд? Конечно, абсурд. Запредельный. Кажется, такого не может быть. Но только это наша реальность. Семь миллиардов человек знают, что к каждому из них смерть приближается. Но к каким делам их подвигает это знание? Все свои силы они кладут на карьеру, денег заработать, семью создать, быт обустроить, развлечься и прочее.

Все знают о надвигающейся ситуации. Никто не ищет выхода из ситуации. Такое поведение нельзя назвать адекватным. Адекватное — не значит эффективное. Когда люди в панике бегают по горящему дому, их действие неэффективное. Но адекватное. Но если отец семейства в горящем доме уселся футбол смотреть, а мать детей спать укладывает, как бы ни были эффективны их действия, для этой ситуации они неадекватные.

Мир состоит из неадекватных людей. В отличие от Будды они прекрасно знают, что каждый из них болеет болезнью по имени «смерть». Каждый видит на себе или на других умножающиеся следы наступающей старости и смерти. Но все словно сговорились не замечать этих следов. Все живут так, словно смерти нет и жизнь у всех вечная.

Планета напоминает корабль, погружающийся в океанскую бездну. Все пассажиры, все до одного, знают про это. Но абсолютно никак не реагируют на это. Они торгуют, воруют, дерутся, быт обустраивают, пляшут и делают еще тысячи дел. А судно тонет…

Представьте, что к планете Земля летит астероид. Через 50 лет планета столкнется с ним, и все живое погибнет. Люди про это ничего не знают и занимаются своими делами. Это нормально, потому что нельзя реагировать на неизвестную угрозу.

Но вот они узнали о приближении смертоносного астероида. Вы можете допустить, что после этой новости они все силы и время бросят на обустройство планеты? Будут торопиться успеть, чтобы на момент катастрофы планета была цветущим садом.

Чтобы такое допустить, нужно одновременно допустить, что все люди сошли с ума. Если они в своем уме, то сконцентрируют все свои интеллектуальные и материальные ресурсы на отражении угрозы. Например, начнут всем миром космическую платформу строить с огромным ядерным зарядом, чтобы столкнуть ее с астероидом и разрушить его или изменить его направление.

Итак, нормальные люди — это кто адекватно реагируют на проблему, которая несет им смерть через 50 лет. Теперь смотрим на самих себя. Все взрослое население планеты, живущее на данный момент, через 50 лет погибнет по причине старости и смерти.

Адекватность людей выражается соответствующей реакцией на ситуацию. Если нет реакции на угрозу, это признак неадекватности. Максимальная неадекватность — когда люди говорят, что если смерть несет причина «а», на нее обязательно нужно реагировать. Но если точно такую же смерть несет причина «б», на нее не нужно реагировать.

Почему люди адекватно отреагируют на угрозу от астероида, но неадекватно на угрозу от старости и смерти? Подчеркиваю, я не о степени эффективности говорю. Я говорю о наличии адекватной реакции. Как объяснить, что у современных людей ее нет?

Я могу объяснить, почему животные не реагируют на приближение смерти, — они не знают, что умрут. У них нет ассоциативного мышления, для них нет завтра, и потому нет темы смерти. Глядя на мертвого собрата, животное не видит в нем своего будущего.

Когда человек глядит на мертвого собрата, он видит в нем свое будущее. Но никак не реагирует на приближающуюся опасность. Ему становится просто грустно от потери близкого. Он плачет и охает. На краткий миг примеряет роль покойника на себя. Потом закапывает бездыханное тело и идет домой. Вскоре забывает неприятный эпизод. Спустя малое время снова веселый и радостный сидит в песочнице и лепит свои куличи.

Нарисованная картина вызвала в памяти миф о богах, лишивших людей бессмертия. А титаны, боги-полукровки, избавляя людей от ужаса ожидания смерти, заблокировали им мысли на эту тему. С тех пор человек не реагирует на приближающуюся угрозу.

Английский поэт Д. Донн в одной из своих проповедей сказал, что смерть каждого человека умаляет все человечество и потому «никогда не спрашивай, по ком звонит колокол, он звонит по тебе». Можно добавить, что когда видите гроб с телом покойника, не спрашивайте, кого хоронят. Это хоронят вас. Когда видите памятник на кладбище, знайте, что под могильным камнем лежите вы.

Если мы не начнем реагировать на угрозу, если продолжим вести себя неадекватно, почитая за главную цель успеть каюту докрасить, все мы к 2100 году исчезнем — умрем. Нас всех ждет грустное будущее. Лично мне такая перспектива не нравится.

Но только что конкретно делать?.. Можно сколько угодно раз констатировать, что смерть приближается, но если непонятно, что делать, сама по себе констатация угрозы не снимает опасности. Чтобы понять, что делать, нужно глубоко вникнуть в ситуацию.

ГЛАВА 3. Взаимоотношения

Давайте взглянем на историю взаимоотношений человека со смертью. На ранней ступени развития человек отрицал смерть в принципе. Десятки тысяч лет он жил в мистической эпохе, одухотворяя космос, звезды, планету, воду, землю, леса, реки, камни, растения, животных. Для нашего предка все было живым, не было ничего мертвого. Никто не считал умерших людей мертвыми. Считалось, что человек просто сбросил с себя тело, как змея кожу, стал невидимым, более сильным, и продолжает жить среди живых без тела.

Умерших соплеменников кормили, принося им жертвы, просили о помощи. Вопрос о преодолении смерти перед нашими далекими предками не стоял, потому что для них смерти не было. Была только жизнь, переходившая из одного состояния в другое.

Потом мистическую эпоху, длившуюся плюс-минус десять-двадцать тысяч лет, сменила религиозная эпоха, длившаяся несколько тысячелетий. В эту эпоху люди видят, что в мире есть смерть. И понимают, что ее невозможно игнорировать. Они отвечают на вызов смерти.

Их сознание рождает потусторонний загробный мир, куда человек попадает после смерти. Этот мир населен могущественными сверхъестественными сущностями. Смерти как бы снова не было. Был переход из одного мира в другой.

По мере развития возникает теория воздаяния — неведомые сущности судят человека и отправляют его для дальнейшей жизни или в ад, что хуже смерти, или в рай, что лучше земной жизни. В рай отправляют законопослушных божествам людей. При жизни им обещают удачу на охоте, исцеление болезней и плодородие. Нарушителей божественных правил ждет ад. При жизни им обещаются засуха, болезни, неудачи и прочие несчастья.

В религиозный период мы видим адекватное поведение. Люди были пассажирами тонущего судна, которые узнали, что судно тонет, но капитан судна и команда заверили их, что переживать не о чем, в трюме идут спасательные работы. Каждый должен принять в них посильное участие — например, непосредственно в трюм лезть пробоину заделывать. Или второй вариант: жить богобоязненным мирянином, заниматься своими делами, пахать, копать, торговать, но отдавать на дело победы над смертью десятую часть своего дохода.

Религиозное общество напоминало страну в состоянии войны, противостоящую наступающему врагу — смерти. Оно разделилось на две части — на тыл и фронт. Священники были на передовой — на линии фронта. С помощью религиозных технологий боролись с сатаной, охотившимся на души человеческие, и освящали путь, ведущий в рай. Миряне были в тылу, следуя технологиям спасения и посильно помогая фронту.

Проходит время, и религиозную эпоху сменяет атеистическая. Она длится несколько веков. Человек в этот период отрицает богов и загробную жизнь. Как следствие, отрицает эффективность религиозных технологий в борьбе со смертью. Что вчера казалось верным способом найти жизнь вечную, теперь считается бессмысленной тратой времени и сил.

Человек как бы возвращается в мистическую эпоху, но на новом витке развития. В отличие от мистического человека, для которого не было понятия смерти, у человека атеистической эпохи есть это понятие — есть вызов смерти.

Первые атеисты-гуманисты отвечают на вызов смерти. Они ставят целью покорить природу и стать всемогущими. С ростом знаний сначала увеличить срок жизни, а потом и вовсе стать бессмертными. На этом они призывают сосредоточить все ресурсы общества.

Так человечество в третий раз ответило на вызов смерти. Люди снова поверили, что где-то там, на передовой линии фронта, есть профессионалы, которые воюют со смертью. И недалек тот день, когда человек станет всемогущим существом — без пяти минут Богом.

Но у атеизма была одна большая проблема — он не был единым. Он представлял из себя разношерстное лоскутное одеяло противоречивых мнений. В отличие от религии он не имел своей книги (единого учения) и ясного мировоззрения.

Идею всемогущества и бессмертия топит политическая экономическая и бытовая текучка. Так с водой выплескивается ребенок. Единицы вопрошали, какой смысл красить каюту на тонущем корабле? «Не нынче-завтра придут болезни, смерть (и приходили уже) на любимых людей, на меня, и ничего не останется, кроме смрада и червей. Дела мои, какие бы они ни были, все забудутся — раньше, позднее, да и меня не будет. Так из чего же хлопотать?» (Л. Толстой, «Исповедь»). Остальные считали покраску каюты важным делом.

Наступает четвертая эпоха — атеизм деградирует и трансформируется в вульгарный материализм. Существующей признается только материя. Отрицается метафизическая область. Чего нельзя понюхать, потрогать, увидеть и прочее — того не существует.

Когда атеистическое общество стало потребительским, смыслом жизни становится потребление. Все проблемы выше быта, текущей экономики и политики теперь — демагогия. Единственно достойным делом на тонущем корабле признается покраска каюты.

Кто пытается обратить внимание общества на неадекватное поведение относительно ситуации, того в «приличном обществе» уничижают и высмеивают. Приличным на тонущем корабле теперь считаются деньги, карьера, быт и развлечения.

Люди в этот период превращаются в трубы, по которым течет река товаров и услуг. Этот поток все умножался. Основной функцией человека становится пропускать через себя этот поток. Кто преуспевал, того потребительское общество превозносило и славило.

Атеизм родил новорожденного, который выкрикнул претензию на всемогущество и бессмертие. Но далее плюхнулся в бытовое болото, где захлебнулся. Человек вернулся в животное состояние — стал жить инстинктами и ориентироваться на шаблоны.

Если оценивать людей нового типа не по внешнему виду, а по цели, они суть умные обезьяны. Цель обычных обезьян — банан. Цель умных обезьян — тоже банан. Отличает их не цель, а способ достижения цели. Простая обезьяна банан руками срывает или палкой сбивает. Умная обезьяна под это дело бананособирательную машину приспосабливает.

«Погляди на стадо, пасущееся возле тебя: оно не знает, что такое вчера, что такое сегодня, оно скачет, жует траву, отдыхает, переваривает пищу, снова скачет, и так с утра до ночи и изо дня в день». Всякое стадо идет за знаменем, на котором ничего не написано.

Когда цель и смысл жизни — добыча сиюминутных ценностей, общество распадается на два типа людей. Люди с талантами, волей и умом бизнесом и политикой занимаются (суть тот же бизнес). Они наращивают потребление и видят в этом свое предназначение.

Прочие люди, лишенные необходимых качеств, чтобы получить такие возможности, налогооблагаемой базой работают, завидуют талантливым и удачливым и на судьбу жалуются, оправдывают свои неудачи, как Карандышев из «Бесприданницы», который говорит: «А я вот взяток не беру». Ему отвечают: «Вам никто и не дает. Место у вас такое, не доходное. Вот бы давали, а вы не брали, тогда и хвастаться можно было».

Мы плывем на «Титанике», пассажиры которого прекрасно видят айсберг, но никто не пытается изменить курс. Все смотрят на оставшееся до айсберга расстояние, охают и причитают… И торопятся за оставшееся время успеть докрасить свою каюту.

ГЛАВА 4. Затычки

Впервые за всю историю возникла ситуация, когда человек видит проблему и никак на нее не реагирует. Если умные и глупые, богатые и бедные, молодые и старые знают о проблеме и не ищут выхода, значит, тому есть причина. И она не только в отсутствии эмоций. У каждой группы людей из поезда-притчи свое объяснение бездействия.

Люди из цистерны не реагируют на смерть, потому что воспринимают мир чувствами. Чего чувства не фиксируют, того для них не существует. Они суть бородатые дети, живущие по формуле «что вижу, то и пою». Горизонт их планирования не дальше ближайших выходных и списка покупок. Что за линией горизонта, того для них нет. Говорить с такими людьми о проблеме смерти — то же самое, что с насекомым, видимость которого на 15–20 см, обсуждать соседнюю галактику (допустим, насекомое разумное).

Социологические опросы утверждают, что от 30 до 60 % людей никогда в жизни не думали на тему смерти. Огромное множество людей заблокировало эту тему как страусы — сунули голову в песок текущих дел и не желают видеть никакой опасности.

Вторая группа людей — пассажиры товарных вагонов. Они более развиты, и потому не могут абсолютно блокировать тему грядущей смерти. Чтобы эти мысли не мешали им жить, они затыкают их бездоказательными утверждениями — затычками.

Примером таких затычек могут служить присказки, что человек не умирает и после смерти живет в памяти народной. Или в своих творениях. Сапожник будет жить в сапогах, герой в подвигах, поэт в стихах, ученый в открытиях и так далее.

Наибольшим успехом в этой среде пользуется затычка под названием «жить после смерти в своих детях». И хотя на планете нет ни одного человека, кто ощущал бы в себе проживающих в нем покойных родителей (в итоге целое общежитие, потому что у родителей тоже были родители), этих людей данный факт не смущает.

Если указать им на этот факт, они скажут, что тот, в ком «живет» умерший родитель, не обязан ощущать в себе этого родителя. С таким подходом можно сказать, что родитель живет в оставшихся после него тапочках или в стенах дома, никак не проявляясь. Тихо так живут, смирно… Опровергнуть данное утверждение невозможно.

Сила затычки в абсурдных утверждениях, которые невозможно проверить. Может, и правда люди после смерти в тапочках живут? Или в своих детях? Для определенного склада людей тут простор для фантазии.

Затычка дается не для того, чтобы с ее помощью осмысливать проблему и искать решение. Ее не надо анализировать на предмет адекватности и здравого смысла. Функция затычки — заткнуть проблему как можно плотнее и забыть о этой теме навсегда.

Самые продвинутые пассажиры товарных вагонов не удовлетворяются затычками из серии «жить в памяти народной» или в своих детях. Они черпают вдохновение во фразах литературных героев и афоризмах известных людей. Люди говорят, что не ищут спасения от смерти, потому что смерть вовсе не зло, а естественное, необходимое явление. Без нее жизнь была бы скучна. Смерть заставляет дорожить каждым мгновением. Она придает жизни гармонию и смысл. Прекрасно и здорово, что в мире есть смерть, — говорят они.

Фирменный знак этого типа людей — заявление, что они не боятся смерти. Полные отваги, они спокойно и смело смотрят ей в лицо. Кто в преклонном возрасте, те добавляют к сказанному, что уже пожили свое и им пора… Все так монументально и благородно.

Еще можно упомянуть переживших клиническую смерть и теперь рассказывающих, как хорошо на том свете. Другие смотрят на них и заражаются спокойствием. Страха нет, потому что смерти, оказывается, тоже нет. Люди же были ТАМ и лично все видели.

Чтобы убедиться, что все это именно затычки, а не реальная позиция, проведем мысленный эксперимент: поместим всех этих храбрых и мудрых людей на тонущее судно. Как вы думаете, пережившие клиническую смерть и уверяющие, что на том свете лучше, чем на этом, выберут лучшее — ту жизнь, которую хвалили? Или будут держаться за худший вариант — за земную жизнь? Хоть один из них сядет в позу лотоса и примет смерть так, как он о ней говорил — твердо и молитвенно? Последуют ли люди сказанным на кухне словам о благости смерти, храбрости, готовности умереть и что им пора? Или же прав Стив Джобс, который, когда уже болел раком, сказал, что никто не хочет умирать. Даже те, кто считают, что после смерти попадут в рай, эти тоже не хотят умирать.

Я думаю, что не ошибусь, если скажу, что все эти храбрые люди дружно забудут все, что сказали на теплой кухне или перед камерой в студии, и страстно кинутся искать выход — спасаться от смерти. Придет момент истины. Слова не совпадут с поступками.

Кухонные храбрецы и мудрецы прекрасно понимают, что не будут следовать своим словам. Но так как им нужно оправдать бездействие перед лицом опасности, рождаются теории, что смерть — это дверь в иной мир, или что они ее не боятся, что она благо.

Очень популярна теория о том, что, если бы не было смерти, люди давно бы перенаселили и истощили планету. Но вот проблема, люди исправно умирают естественной смертью. Они прилежно убивают себя всевозможными способами в систематических войнах. Смерть давно поставлена на поток. Но только население все равно растет, а ресурсы тают.

Значит, корень проблем не в том, что люди плохо умирают, а в бесхозности планеты. Люди живут по формуле «на мой век хватит, а после меня хоть потоп». Они смотрят на Землю как на гостиницу, откуда не сегодня-завтра уйдем. Согласитесь, постояльцу в голову не придет решать капитальные проблемы гостиницы. А вот если бы ему гостиницу в собственность дали, вот тогда, будучи хозяином, он бы засучил рукава…

Пока человек живет 60–80 лет, он будет воспринимать планету гостиницей. Им будут двигать исключительно сиюминутные цели. Развитие человечества будет определять не глобальная осознанная цель, а стихийный поток, сотканный из миллиардов малых целей.

Временный человек — самая большая опасность. Переломить негативные тенденции разговорами невозможно. Пока человек воспринимает планету местом своего временного пребывания (типа вокзала), ситуация не имеет решения.

Основную угрозу для планеты и человечества представляют лозунги в стиле «живем один раз», «бери от жизни все». Люди правильно считают, что нет смысла думать о будущем, потому что в будущем их не будет. Поэтому «живи здесь и сейчас», а потом хоть потоп. И попробуйте найти в этой логике изъян…

Проблема исправится, если на планете появится хозяин, знающий, что он тут не на время поселился, а навсегда. Никто не станет разбирать дом на дрова, если понимает, что ему зимовать в этом доме. Хозяином может быть только победившее смерть человечество. Пока смерть не побеждена, общество неизбежно будет иметь психологию временщика.

ГЛАВА 5. Мантры

Осталось сказать о людях из пассажирских вагонов. Для них затычки, подходящие для пассажиров цистерн и товарняка, не годятся. Они слишком умны, чтобы оправдывать свое бездействие надеждой жить в детях, памяти народной или своих творениях.

Но так как невозможно умному человеку видеть проблему и не реагировать на нее, люди ищут ответа в философских трактатах. Только не находят. Везде они натыкаются на вопиющую бедность мысли философов и писателей, взявшихся решить эту проблему.

Не найдя ответа в философских концепциях, они оправдывают свое бездействие по Эпикуру: «Пока мы есть, смерти нет; когда смерть есть, нас уже нет». Но это больше шутка, чем осмысленная позиция. И тогда люди достают из кармана последний козырь.

Человек из пассажирского вагона видит ответ на вызов смерти в надежде на науку. Он говорит, что из бюджета на здравоохранение идут гигантские средства. Их объем превышает энергетический сектор. Он уверен, что есть тайные и явные лаборатории, где ученые в белых халатах склонились над пробирками и куют оружие победы над смертью.

«Мы не бездействуем перед лицом проблемы, — говорят умные люди из пассажирских вагонов. — Мы участвуем в этом процессе как налогоплательщики. Каждый из нас занят своим делом. Одни на фронте, другие в тылу. Одни налоги платят, другие на эти налоги науку развивают. Все в целом мы активно ищем ответ на вызов смерти».

Наверное, это самая хорошая затычка из всех выше приведенных. Действительно, на исследования в области здравоохранения и фармации идут самые большие инвестиции. Но никто не задается вопросом, куда конкретно идут эти огромные суммы.

Гигантские ресурсы идут на борьбу с раком, СПИДом, сердечно-сосудистыми заболеваниями и прочее. На борьбу со смертью, как это ни парадоксально, из бюджета не идет НИЧЕГО. В бюджете нет даже такой строки. Так, в США, например, ни одна инстанция вам не сможет даже согласовать бюрократические процедуры для клинических испытаний, если вы изобретете лекарство от смерти. Потому что нет в списке такой болезни. Это показатель. Тема смерти в самом лучшем случае изучается по остаточному принципу. Как до XX века изучалась тема освоения космоса.

Сегодня идея победить смерть выглядит бедной родственницей, примостившейся на краю бюджетного стола. Этого родственника на пушечный выстрел не подпускают к бюджетному пирогу. В лучшем случае он рассчитывает на упавшие со стола крошки.

Говорить, что наука ищет победы над смертью, — очень большое преувеличение. Наука ищет способ победить болезни, а не смерть. На практике это означает, что победа над сердечно-сосудистыми заболеваниями увеличит среднюю продолжительность жизни на 7–8, пусть на 10 лет. Полная победа над онкологическими заболеваниями даст еще 2–3 года. Если победить все болезни (что сегодня считают болезнями), продолжительность жизни вырастет на 15–20 лет. Это максимальные показатели, реально они ниже. Но если даже ориентироваться на максимум, картина все равно печальная. Человек все равно умрет. Причем последние годы жизни он будет частично дееспособен и на манной каше.

Надежды на науку — это именно затычка. Она позволяет сослаться на «британских ученых» и оправдать свое бездействие. Но назвать ее реальным решением проблемы — это огромное преувеличение.

Неоправданные надежды связывают реальные силы. Нет вопросов, когда-нибудь в отдаленном будущем наука решит эту проблему «…и широкую, ясную/ Грудью дорогу проложит себе/ Жаль только — жить в эту пору прекрасную/ Уж не придется — ни мне, ни тебе» (Некрасов).

Поступательное эволюционное движение приведет моих потомков к цели. Я рад за них, но надежды моих современников на науку тщетны. Ныне живущие имеют шанс победить смерть только в том случае, если эволюционное развитие сменит революционный прорыв. При иных вариантах шанса НЕТ.

Этот факт признают люди из пассажирских вагонов. Кажется, после такого признания следующим шагом должен быть переход от бездействия к действию. Но не тут-то было… Когда на людей начинаешь давить этой логикой, у них словно в голове что-то щелкает. Не имея ничего сказать по существу проблемы, равно как не имея возможности отрицать ее, они своим поведением и действиями дают понять, что им неинтересно говорить о смерти.

«Оставьте нас, — говорят люди, — у нас и без вас забот полон рот…» Они как бы впадают в транс и поют мантры: «не-нами-смерть-заведена-не-нам-ее-и-отменять»; «наши-предки-умирали-и-мы-будем-умирать»; «живем-один-раз-живи-здесь-и-сейчас».

Люди прячутся от проблемы, измышляя нелепые оправдания своего бездействия. Они бегут до конца жизни по своим нескончаемым текущим делам. Бегут без остановки, не оборачиваясь… Пока не умрут.

Большинство людей суть биороботы, которым программа запрещает на эту тему думать. Робот не может совершить действие, не предусмотренное программой. Человек тоже носитель программы, различных установок и шаблонов, записанных на подсознание помимо воли и без его участия. К составлению программы человек не имеет отношения, как и компьютер. Если убрать у компьютера все программы, это будет кусок железа. Если убрать у человека все шаблоны, нормы и табу, не будет человека. Это будет биомасса.

Будем реалистами — основная масса людей, без малого 100 %, хочет соответствовать тому образу, какой в их среде считается правильным и авторитетным. Люди хотят жить так, чтобы понимать, что жизнь удалась и они достигли всего, чего предписано достигать.

Люди не хотят сами себе придумывать игры и правила. Они хотят играть в игры, придуманные не ими. Они хотят соблюдать правила, к созданию которых не имеют отношения. Человек только на словах, для красоты образа, говорит, что хочет свободы. На самом деле он бежит от свободы. Шпенглер говорил, что «Свобода — понятие литературное». Достоевский писал, что «Нет заботы беспрерывнее и мучительнее для человека, как, оставшись свободным, сыскать поскорее того, пред кем преклониться».

Дайте нам образцы для подражания, хором кричат женщины, скажите: какую одежду носить в этом сезоне? Модные журналы им отвечают. Чем больше дамам удается соответствовать предписанному образу, тем более они счастливы.

Не отстают от женщин и мужчины. Скажите, какие машины и аксессуары являются социальными индикаторами в этом сезоне — тоже хором кричат они. Мужские журналы им отвечают. Чем больше мужчины соответствуют образу, тем более они счастливы.

У большинства, вне зависимости от пола, образования, положения в обществе, национальности и так далее, главной целью являются деньги. Эту цель они тоже не сами себе поставили. Они выросли в атмосфере, где им с пленок прямо и косвенно внушали, что самое главное в жизни — это материальные ценности (с крахом религии других просто не могло быть). Для их получения нужны деньги — ключ от двери, открывающей доступ к земным ценностям.

«Люди, как люди. Любят деньги, но ведь это всегда было… Человечество любит деньги, из чего бы те ни были сделаны, из кожи ли, из бумаги ли, из бронзы или золота. Ну, легкомысленны… ну, что ж… обыкновенные люди…» (М.Булгаков, «Мастер и Маргарита»).

Если бы они выросли в другой атмосфере, например, в буддистском монастыре, где с детства внушалось, что самое главное — это созерцание, они бы с таким же рвением тратили свое время и силы на духовные техники, погружающие в созерцание, с каким сейчас тратят его на обретение денег и земных ценностей.

Проблема вчерашнего, сегодняшнего и завтрашнего человека всегда была и будет одна — найти того, за кем признать право творить идеалы. Сам себе человек не может их творить. Кто-то со стороны должен поставить ему цель, дать правила, и он устремится к заявленной цели по предписанным правилам. В случае успеха человек счастлив. В случае неудачи, если цель не достигнута, он чувствует себя лузером. Если цель достигнута с нарушением правил, он чувствует угрызения совести. Полностью человек счастлив, когда достиг поставленной цели без нарушения данных ему правил.

Суть человека — жить по программе и соответствовать всем шаблонам, нормам и табу. Нарушение программы, преодоление норм и табу несут человеку дискомфорт, что объясняет стремление каждого человека соответствовать записанной на него информации.

Разница между людьми — в степени нарушения программы. Одни не могут нарушить ее ни на йоту. Они следуют ей при любых обстоятельствах, даже если понимают, что в данной ситуации это несет им огромные неприятности. Все равно следуют. Роботы…

Другие, оказавшись перед выбором или нарушить программу и получить свое благо, или соответствовать программе, но лишиться блага, взвешивают ситуацию и делают свой выбор. Если осознают, что нарушение программы принесет им благо, они ее нарушают.

Но у любого человека есть предел, за который он не может выйти. Например, если мать получит вечную жизнь, молодость, здоровье и счастье за убийство своего горячо любимого ребенка, она не сможет его убить. Уровень дискомфорта от нарушения программы неприемлем для нее. А библейскому Аврааму этот уровень был приемлем.

Я делю людей по способности нарушить программу. Кто способен нарушить шаблон ради достижения цели, тот человек первой группы — думающий свободный человек. Но тут я должен сделать оговорку — нарушить до определенного предела. У кого нет предела, тот не совсем человек. Или совсем не человек. Это существо из иной плоскости. Я же говорю о людях. Человека делает человеком наличие границ. Без границ нет человека.

Люди второй группы — это кто ни при каких условиях не может нарушить шаблон. Это самые настоящие биороботы. Он ориентируется не на благо (свое или окружающих), а исключительно на соответствие программным установкам. Этих людей можно назвать солдатами эпохи. Идеальный солдат — это робот, для которого нет иного мотива к действию, кроме как выполнить приказ. Путь воина и путь робота идентичны — служить чужой цели. Сами они ее не понимают, но запрограммированы служить этой идее.

Но при этом, если человек стремится жить по шаблону и у него это получается, он счастлив. Кому для достижения цели нужна свобода от шаблона, тот несчастный. Мир шаблонов его отторгает — такова плата за цель, лежащую за флажками. Не факт, что он достигнет цели, ради которой вышел за флажки, в зоны комфорта, но факт, что ему придется теперь жить в зоне дискомфорта (свободы). Пока к нему не придут такие же…

ГЛАВА 6. Пустота

Осталось рассмотреть последнюю категорию — людей из локомотива. Почему они не реагируют на приближение смерти? Потому что некому реагировать. Локомотив пуст. Некому поставить проблему и направить усилия человечества в нужную сторону.

На планете сложилась абсурдная ситуация. Самые огромные усилия сосредоточены на том, чего никто не хочет, — на военной сфере. Самые ничтожные усилия сосредоточены на том, что нужно всем без исключения, — на победе над старостью и смертью. Если изобразить это в графике, можно наглядно увидеть интеллектуальное состояние человечества.

Проблема может быть решена, если будет поставлена в соответствующем масштабе. Для этого нужны люди, сидящие в локомотиве. Пока локомотив пуст, самая главная задача смертного человека будет игнорироваться. Люди будут умирать.

Можно указать на энтузиастов, кого не устраивает пассивное ожидание смерти. Тут и там встречаются одиночки и даже целые группы, решающие задачу. Но они движутся с эволюционной скоростью, тогда как решение задачи требует революционного прорыва.

Для прорыва нужно поставить дело на широкую ногу. Никакая самодеятельность скорых результатов дать не может. Научные сказки о молодом гении (или не молодом), который в одиночку откроет эликсир молодости и вырастит молодильные яблоки, — у этих сказок длинная борода. Когда-нибудь эта сказка станет былью и опередит быль. Но потом, лет через 500. Пока же мы будем думками богатеть и мечты мечтать. А потом умирать…

Сказки о закрытых группах перспективных ученых, финансируемых продвинутыми миллиардерами, — увы и ах, это нереально. Проблему решает только открытая система, стягивающая в себя информацию из всех голов, а не только из ограниченной части людей.

Чтобы иметь шанс решить проблему при нашей жизни, а не когда-нибудь в светлом будущем, нужна субкультура, стягивающая в себя людей соответствующих талантов и масштаба. Плюс к этому некая группа должна концентрировать ресурсы общества на проблеме смерти. Без этих двух компонентов, субкультуры и ресурсов, процесс будет идти с эволюционной скоростью, что для нас, ныне живущих, недопустимо, ибо смертельно.

Создать субкультуру — не проблема. Но как она сможет направлять ресурс общества не на то, на что он сегодня направляется, а на решение проблемы смерти? Конструкция общества не дает субкультуре ни единого шанса управлять ресурсом. Следовательно, пока архитектура системы остается такой же, как сейчас, эволюцию невозможно ускорить до революции.

Итак, для совершения фазового скачка нужно решить две задачи. Первая — создать субкультуру — коллективный разум, мыслящий в соответствующем масштабе, который не ограничен шаблонами. Составить такой разум можно из людей типа Лобачевского или Эйнштейна (им хватило интеллектуальной дерзости помыслить кривое пространство).

Продолжая аналогию с поездом, нужно заполнить локомотив людьми нужного формата. Пока локомотив пуст, невозможно даже задачу такую поставить. Люди продолжат тратить ресурсы не на преодоление смерти, а на совершенствование смерти (военные технологии).

Люди нужного формата могут быть в любой части поезда — в цистернах, товарняке, пассажирских вагонах. Чтобы их выявить, нужно со всего общества снять табу с темы смерти. Пока табу не снято и люди заблокированы, никого невозможно привлечь к делу.

Здесь аналогия с самолетом — пока люди не допускают мысли, что предметы тяжелее воздуха могут летать, мысль о создании самолета будет верхом абсурда. Минимум, люди ее проигнорируют или высмеют. А максимум… Максимум зависит от эпохи. Могут и на бочку с порохом посадить, как Иван Грозный посадил создателя крыльев…

Сегодня за высказывание мыслей, не умещающихся в сформировавшиеся шаблоны, не сжигают на кострах. Сегодня людей награждают нелестными прозвищами, указывая на неадекватность человека. Среднестатистический человек уверен, что не могут разумные люди задаваться вопросами преодоления смерти. Разумные должны смирно ждать смерти.

Итак, первая задача — создать субкультуру. Для этого нужно снять табу на саму идею бессмертия. Далее разблокированные люди сами начнут концентрироваться вокруг темы — локомотив начнет заполняться. Люди начнут искать способ снять табу на тему смерти.

Вторая задача — перестроить общество под идею (сегодня оно сложено на манер средневекового города — дом к дому, без всякого плана). Ошибочно полагать, что идею можно встроить в общество, сложившееся на данный момент.

Чтобы снять блокировку, нужно понять природу этого блока, установить его корни. Анализ показывает, что главная причина бездействия — не те версии, которые озвучивают люди из цистерн и разных вагонов. Такое впечатление, что у всех какая-то иная причина, но никто ее не хочет озвучивать. Причина окружена эшелонированной обороной затычек.

Самое показательное — люди из пассажирских вагонов, понимающие ситуацию, так же блокируют проблему, как люди из цистерн, которые вообще ничего не понимают. Вся разница между людьми из цистерн и пассажирских вагонов в способе блокировки.

Цистерники попросту не видят проблемы, как ее не видит животное. Люди из пассажирских вагонов и некоторые из товарных видят, но сознательно отворачиваются от нее, закрываясь неадекватными аргументами, мантрами и философским юродством.

Общество игнорирует смерть, как пьяный игнорирует море. Причина, по которой оно это делает, лежит в подсознательных глубинах. Люди бездействуют не потому, что решили жить в своих детях или смерти не боятся, а потому что закрыли любой намек на эти мысли затычками.

ГЛАВА 7. Причина

Чтобы увидеть причину, представьте звездолет с неустранимыми повреждениями. Помощи ждать неоткуда. Экипажу осталось жить ровно сутки. Команда разделилась на две группы. Люди первой группы решили прожить последние сутки, не замечая беды. Они закрылись и устроили последний пир. Живут так, словно все у них идет отлично.

Вторая группа людей погрузилась в мысли о приближающейся смерти. Они ищут выход, но кругом тупик. Отчаявшись, они бегают в панике по звездолету, как животные во время пожара. Обезумев от страха, заламывают себе руки и бьются головой об стену.

В назначенное время за всеми пришла смерть. Людей первой группы смерть брала из-за праздничного стола или с любовного ложа. Людей второй группы смерть собирала по всему кораблю из разных закутков, как уборщица собирает мусор.

Первые прожили свои последние сутки в удовольствии. «Какой смысл умирать в палате под стоны и хрип безнадежных больных. Не лучше ли устроить пир… приняв яд, переселиться в другой мир под звуки струн, окруженным хмельными красавицами и лихими друзьями?». (М.Булгаков, «Мастер и Маргарита»).

Вторые прожили последние сутки жизни в отчаянии и смятении. Обезумевшие от страха, потерявшие все силы, они напоминали сдувшиеся после свадьбы шарики. Имея шанс прожить последние часы в удовольствии, они прожили их в дискомфорте.

Какая модель поведения оптимальна, если нет выхода, — вопрос риторический. Если выхода нет, оптимально игнорировать смерть. Всякая жизнь в любой ситуации стремится к благу. В данной ситуации благом является игнорирование смерти.

Это как у ракового больного, которому медицина не может оказать помощи. Ему ничего не остается, кроме как после снятия боли абстрагироваться от своего положения и попробовать жить так, словно никакой проблемы нет, словно смерть ему не угрожает.

Люди будут напряженно думать и активно действовать, чтобы защититься от смерти, которую принесет астероид через 50 лет. Но не пошевелят извилиной и не двинут пальцем, чтобы защититься от смерти, которую старость принесет им через 50 лет.

Это похоже, как если бы бомбу нес самолет, чтобы сбросить ее на наши головы, мы бы искали, как защититься. А если ту же самую бомбу несла ракета, чтобы так же бросить на наши головы, мы бы искали глубокомысленные оправдания своему бездействию. Представляете, ходили бы и рассуждали, что если самолет несет смерть, это да, это опасно. А когда ракета, чего тут бояться… Это ж ракета несет опасный груз, не самолет…

Согласитесь, очень и очень странно. Кажется, какая разница, на каком носителе летит смерть, на астероиде или старости; на самолете или ракете. Главное тут — не как доставляется, а что доставляется. Но это в теории. На практике, если смерть доставляет астероид, люди сопротивляются. Если смерть доставляет старость, люди пальцем не пошевелят, чтобы от нее защищаться. Просто сидя и ждут своего конца.

Причина не в том, что человечество сошло с ума. Причина в том, что, когда смерть несет астероид, люди понимают, что делать. Когда смерть несет старость, люди не знают, что делать. Имея выбор: или игнорировать проблему, или впасть в отчаяние, в котором провести оставшееся до смерти время, люди выбирают игнорирование проблемы.

Истинная причина бездействия не в том, что люди надеются жить в своих детях или считают смерть полезной и славной штукой, без которой жизнь не была бы так прекрасна. Истинная причина в том, что люди понятия не имеют, что делать для защиты от смерти.

Когда люди знают, что делать, они действуют. Когда они верили, что религиозные технологии защитят их от смерти, они показывали чудеса воли и отваги. Сегодня они не верят в действенность этих технологий и считают их пустой тратой времени и сил. Но так как другой технологии они не знают, то находят за благо повернуться к проблеме спиной.

Нас раздражают любые разговоры о неизбежности смерти точно так же, как больных из онкологии. Потому что, а что толку от них, если исправить ничего нельзя… Зачем же отравлять себе жизнь и сыпать соль на рану? Будем жить так, словно нет никакой смерти. Будем петь мантры и сочинять нелепые оправдания… Будем табуировать эту тему.

Сегодня люди считают себя беспомощными перед лицом смерти, как вчера считали беспомощными перед лицом чумы. Но с той разницей, что позиция средневековых людей имела логичное оправдание. Позиция современных людей никакого оправдания не имеет.

В древности чума считалась карой всемогущего Бога. Человек считался беспомощным перед высшей силой. Ни о каком сопротивлении даже не мыслили. Идея сопротивляться чуме в такой атмосфере была аналогом идее сопротивляться Богу. Потому у людей мысль в ту сторону и не шла. Единственное средство против чумы — молитва к милостивому Богу о прощении нас, грешных. Если бы кто призвал искать причину болезни в чем-то ином, кроме грехов перед Богом, его бы… Даже затрудняюсь сразу сказать, как сложилась бы судьба такого безумца… Наверное, попал бы в разряд юродивых, маргиналов и городских сумасшедших. Не исключаю, что при неблагоприятном развитии ситуации его могли бы признать опасным для церкви человеком. А это уже грозило костром…

Подчеркиваю, когда я говорю о борьбе, то имею в виду не карантины, санитарные кордоны, системы фильтрации и прочее. В романской части Европы сохранилась масса населенных пунктов, в названии которых слово «contamine», оставшееся от карантина.

Эти памятники указывают, что люди защищались от чумы, как от наводнения или урагана. Им в голову не могла прийти идея выявить и устранить причину наводнения, засухи или чумы. Всем было понятно, что это дело рук Бога. Искать иную причину чумы — для такой мысли просто места не было в голове религиозного человека.

Как у человека нет шанса знать древний язык, пока он не поставил себе такой цели, так у общества не было шанса победить чуму, пока оно не начало глядеть на чуму не как на наказание от Бога, а как на болезнь. Но как только взгляд на проблему в корне изменился, проблема за относительно короткое время была решена.

Вчера смерть считали законом, исходящим от Бога. Потому и реакция на нее была соответствующая — никакой реакции не было. Бог дал, Бог взял. Но сегодня в Бога не верят. Следовательно, нет веры, что всемогущий Бог постановил умирать, и потому нет смысла даже думать о сопротивлении. Смерть — это такая же болезнь, как чума. Значит, ее можно преодолеть, если не на кухне говорить про это, а заниматься этой проблемой.

Верующий человек может объяснить, почему считает чуму непобедимой. Неверующий человек не может объяснить, почему считает смерть непобедимой. Его вера во всемогущество смерти — самая слепая вера из всех слепых вер.

Если бы такую позицию заявляли только глупые люди, это можно было объяснить. Римская пословица гласит: «Что позволено Юпитеру, не позволено быку». Но в той же степени и наоборот, что позволено быку, не позволено Юпитеру. Быку позволено не думать. Он может говорить глупости. Юпитеру это не позволено (иначе он не Юпитер).

Сегодня позиция Юпитера по теме смерти не отличается от позиции быка. Они оба свято верят, что смерть непреодолима, не умея объяснить своей позиции. Они выдают на эту тему суждения, как говорил профессор Преображенский из «Собачьего сердца», космического масштаба и одновременно космической глупости.

Если под религиозной верой есть какое-то основание, под верой в непобедимость смерти нет вообще никакого основания. В природе нет закона, запрещающего победить смерть. Напротив, есть наглядные факты, подтверждающие, что это реально.

Можно рассказать о бессмертных медузах туритопсисах, нестареющих рыбах типа аулетского окуня, нестареющих животных, например, гренландский кит, за всю историю промысла не поймано ни одного кита с признаками старения, или о грызуне с чудным названием «голый землекоп». Можно рассказать о теломерах, теломеразах, пределе Хейфлика и прочем подобном, из которого следует, что смерть всего лишь программа, и значит, ее можно перепрограммировать. Есть масса специфической информации, прямо и косвенно подтверждающей, что отменить старение и смерть — это не чудо, а реальность.

Вера во всемогущество смерти и ее непобедимость — инерция прошлых веков. До сих пор хорошим тоном считается думать, что смерть — область мистики, метафизики и паранормального. Добропорядочному человеку даже неприлично голову поворачивать в ту сторону. Мысль о сопротивлении смерти в обществе считается неприличной.

Стратегический план жизни приличных людей заключается в том, чтобы несколько десятилетий заниматься текущими делами бытового и экономического характера, потом постареть и умереть. Считается прилично и достойно думающего современного человека смиренно ожидать смерти, как овца ждет прихода забойщика.

Вчера вера во всемогущего Бога расширяла кругозор человека, открывая перед ним вселенские горизонты, побуждая соотноситься с гигантскими объемами. Сегодня вера в отсутствие всемогущего Бога сужает человека до бытовой текучки. Ни о чем другом он не умеет и не хочет думать. Появляется последний человек, который суть умное животное.

«Приближается время, когда человек не родит больше звезды. Горе! Приближается время самого презренного человека, который уже не может презирать самого себя. «Что такое любовь? Что такое творчество? Устремление? Что такое звезда?» — так вопрошает последний человек и моргает при этом. Земля стала маленькой, и по ней прыгает последний человек, делающий все маленьким. Его порода неистребима, как земляная блоха; последний человек живет дольше всех. «Счастье найдено нами», — говорят последние люди и при этом моргают». (Ф.Ницше, «Так говорил Заратустра»).

ГЛАВА 8. Ориентир

Кто впервые серьезно задумывается над проблемой, тот чувствует себя в положении пловца, так далеко заплывшего в море, что потерял берег из поля зрения. Его цель — доплыть до берега, но он не может ее достичь, пока не знает, в какую сторону плыть.

Сила в этой ситуации может быть использована как в плюс (если плывет в сторону берега), так и в минус (если плывет в открытое море, а думает, что к берегу). Для пловца в этой ситуации высшее благо — мысленным взором подняться на высоту птичьего полета и увидеть, в каком направлении нужно сосредоточить все свои силы. Без этого перед ним 360 направлений. Сил у него хватит только на одно — на самое короткое.

Каждый человек сознательно или подсознательно понимает, что нет выше ценности, чем жизнь. На ее фоне любые другие цели так же меркнут, как у религиозного человека на фоне души меркнут все мыслимые ценности. «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» (Мф. 16,26). Но чтобы двигаться к этой цели, нужно понять, в каком направлении «плыть». Второй попытки не будет.

Если курс ошибочный, все шаги в этом направлении тоже ошибочные. Ресурс вторичен. Направление первично. В этих условиях основная задача — определить верное направление. Говоря конкретнее, в метафизике искать выход или в рамках нашего мира?

Единственный вариант не ошибиться с правильным направлением — это охватить целое. Пока не охвачено целое, невозможно ответить, что нужно делать для победы над смертью, Богу молиться или наукой заниматься? В том и другом направлении целая куча вариантов. Если Богу, то какому Богу? Если наукой, то на чем именно делать акцент?

Жизнь стремится к благу, но что есть благо? Если оценивать героин и горькое лекарство по сиюминутным ощущениям, наркотик попадет в категорию блага, а лекарство в категорию зла. Но оценка переворачивается наоборот, если учитывать последствия. Тогда героиновое благо предстанет волком в овечьей шкуре, а горькое лекарство будет при такой оценке теми самыми терниями, что ведут к звездам.

Сиюминутный эффект не является показателем добра и зла. Подлинная оценка чего-либо возможна при условии, что охвачено целое, совокупность всех плюсов и минусов. Пока целое не охвачено, отличить героиновое благо от настоящего невозможно.

Живая клетка, помещенная между узкой полоской глюкозы, за которой океан кислоты, и узкой полоской кислоты, за которой океан глюкозы, не видя целого, поползет в сторону сиюминутного блага — к глюкозе. И попадет в итоге в океан кислоты.

Умные люди осторожны со спиртным, потому что находят неразумным менять несколько часов алкогольной радости на утреннее похмелье, общую разбитость, вред здоровью и потерянный день. Думающим людям свойственны разумные сделки. Если разумному существу угрожает смерть, оно ищет выход. Для этого оно охватывает целое.

ГЛАВА 9. Понятие

Охват целого Мира называется мировоззрением. Прежде чем идти дальше, уточню это понятие, чтобы отличать его от взгляда из окна на видимую часть мира, от мнений и вкусов, которые люди иногда называют своим видением мира, мировоззрением.

Воззрение на часть мира, не важно, насколько велика часть, некорректно называть воззрением на целый мир мировоззрением. Это части - воззрение (извиняюсь за корявый термин), а не мировоззрение. Мировоззрение — охват всего существующего, видимого и невидимого, ощущаемого и неощущаемого, мыслимого и немыслимого. Совокупность нашего мира, параллельных миров и антимиров (если они есть) плюс понимание всего объема прошлого, существующего и весь объем будущего — вот что такое охват целого.

Пример охвата целого — знание Бога. Кто не верит в Бога, ради передачи смысла допустите его существование. Для Бога нет ничего забытого, неизвестного, непонятого, ускользнувшего. Его знание абсолютно и истинно. В противном случае это не Бог.

Примером мировоззренческого охвата является любое религиозное учение. Если оно не охватывает целого, тогда это что угодно, техническое знание, бытовое мудрствование или кухонное суеверие с набором ритуальных бантиков, но только не религиозное учение.

Подчеркиваю, я не касаюсь вопроса, действительно ли учение охватывает целое или его носители только так позиционируют свое учение. Я лишь говорю, что любая религия позиционирует свое учение всеохватывающей истиной, не только дающей ответы на все заданные вопросы, но также содержащей ответы на все будущие вопросы. По этой причине никакая религия даже в теории не может признать истину другой религии — раз ее учение охватывает все, для другого учения попросту места нет.

Я исхожу из того, что двух целых быть не может. Следовательно, двух истинных знаний о едином целом тоже не может быть. Потому что целое одно. О части целого может быть два и более истинных знания. Например, если вы смотрите на карандаш с торца — вы видите круг. Если ваш друг смотрит на карандаш сбоку, он видит линию. Оба наблюдения — частичная истина относительно наблюдателя. Но это не абсолютная истина.

Абсолютный и истинный взгляд на целое один. Чтобы передать образ, представьте мир огромным глазом. Нет ничего, кроме этого глаза. И этот глаз видит сам себя. Помыслить еще один взгляд на целое при таких условиях невозможно.

Из точки «А» в точку «Б» бесконечно много путей, но самый короткий путь один. Не в том смысле, что единственный, из Южного полюса на Северный, если представить, что планета идеально круглая, бесконечно много одинаковых путей, а в том смысле, что расстояние самого короткого пути выражается одной величиной, и короче ее нет. Длиннее есть бесконечно много, а вот короткая величина единственная.

Аналогично и с целым, ложных знаний о нем бесконечно много, но истинное знание, как величина самого короткого пути, одно. Двух абсолютных истин про Целое не может быть, как не может быть двух коротких путей разной величины.

Понять смысл жизни, главную цель жизни можно только через знание целого. Оно может иметь как религиозный, так и материалистический характер. Не касаясь вопроса, какое из них верное, оно образует фундамент цивилизации. Если нет представления о мире, людям не из чего выводить понятия добра и зла и все следующие из этого нормы и табу. Они живут инстинктами, и это больше есть стадо или племя, чем цивилизация.

Точка отсчета любой цивилизации — представление на тему, что есть окружающий нас мир. Далее из него растут несущие балки — понятия добра и зла. На их основе возникает костяк — шкала ценностей. На костяке крепятся стены и крыша — законы текущей жизни. Из основного закона, из конституции, вытекают гражданские, уголовные, семейные, трудовые и прочие кодексы, включая правила дорожного движения и иные акты, регламентирующие жизнь общества.

Все это образует «коробку» будущего здания. К ней подводят коммуникации в виде культуры, экономики, политического строя и прочее. Люди обживают это «здание», украшают и утепляют его различными традициями. Выстраиваются иерархия и гармония. В итоге возникает уютная и комфортная конструкция для жизни — цивилизация.

Чтобы увидеть роль мировоззрения, представьте висящий над пропастью дом. Его фундамент — воздушная подушка, нагнетаемая гигантским генератором. Здание стоит, пока генератор работает. Стоит ему остановиться, как оно сразу рухнет в пропасть. Как бы ни была прочна его конструкция, если генератор встал — прочность не имеет значения.

Никакое золото, оружие и ресурсы не спасут цивилизацию, утратившую фундамент. Ближайший пример — советская цивилизация. Пока было мировоззренческое учение, были цель и смысл. Это позволяло сконцентрировать ресурсы в одном направлении и в тяжелейших условиях расти и крепнуть. Но как только мировоззрение ушло, СССР со всеми своими экономическими и военными ресурсами рухнул в пропасть, где развалился на части. Грохот был такой, что волны до сих пор по миру идут, и не скоро улягутся.

То, что осталось от СССР, похоже на самолет, совершивший жесткую посадку. У него отвалились крылья, но пока в баках есть горючее, двигатели работают. В салоне тепло, и люди пока там живут. Когда горючее кончится (а оно обязательно кончится), жить в самолете будет нельзя. Улететь он тоже никуда не сможет.

Чтобы летать, нужна конструкция с крыльями. Крылья — это идея. Конструкция — это социум, выстроенный под идею. Если идеи нет, не подо что конструкцию строить. Сиюминутные стремления будут хаотично наращивать объем, как средневековые жители наращивали свой город. Плана не было, просто пристраивали один дом к другому. Такая конструкция никогда не полетит. Она доходит до критической отметки и далее рушится под собственным весом.

Для сравнения посмотрим на иудейскую цивилизацию. Она несколько раз теряла не только свой материальный актив, но и территорию. Но всегда восстанавливалась из пепла, как птица феникс. Причина живучести — сохранение мировоззренческого фундамента.

Утрата мировоззрения для социума так же смертельно опасна, как для здания утрата фундамента. Понятия добра и зла больше ни из чего не следуют, не имеют опоры. Первое время они держатся на традиции, на «так принято». Это очень хилое основание (вернее, его отсутствие). Оставшемуся без мировоззрения обществу ничего не остается, кроме как ориентироваться на инстинкты — считать хорошим то, что сиюминутно хорошо.

Такая технология определения блага закрывает истинный путь и гарантированно ведет к героиновому благу. Вместо твердых ориентиров возникают иллюзорные ценности, своего рода кумиры. Для общества они играют такую же роль, какую мифы древности приписывают сиренам — они очаровывают людей и уводят в пучину гибели. Цивилизация начинает буквально разваливаться на глазах. Спасти ее может или новое мировоззрение, из которого вырастут новые представление о добре и зле и прочее, или второй вариант — в ее внутренностях родится нечто подобное Большому Брату Оруэлла, которое возьмет на себя роль костяка взамен утраченного. В любом случае это не будет прежнее общество.

ГЛАВА 10. Распад

Мировоззрение — это фундамент, из которого растут несущие конструкции. Их роль выполняют сознательные носители мировоззрения. Они могут спокойно, рационально и без эмоций объяснить, почему это добро, а то зло; почему нужно жить именно по этим нормам и табу, а не по иным. Конструкция из этих людей образует костяк.

На костяк крепятся навесные детали. Их роль играют несознательные носители мировоззрения — кто подсознательно придерживается норм, не умея объяснить, почему он считает это добром, а то злом, а не наоборот. Вся их аргументация — это эмоции и «так принято». Они живут по инерции и привычке, без осознания корней и причин.

Если в обществе нет людей, способных внятно и без эмоций объяснить, почему это добро, а то зло, — это показатель, что цивилизация умирает. В современном обществе нет института, за которым признается право давать ответы на глобальные вопросы. Сегодня человек в темах такого масштаба довольствуется эмоциями, общими словами и домашними заготовками в стиле «общечеловеческие ценности» и «так принято».

Чтобы увидеть опасность положения такого общества, нужно держать в уме, что это живой организм, производящий все необходимое для своего бытия. Например, общество производит 50 % мальчиков и 50 % девочек, определенный процент ведущих и ведомых, умных и глупых, смелых и трусливых, мыслителей и обывателей. Никто этого не планирует. Общество само производит весь необходимый ему материал в нужном количестве.

Когда в обществе есть осознанный взгляд на мир, процент пытливых умов находит в нем ответы на все большие вопросы. Но общество не стоит на месте. Оно развивается. По мере развития ответы, удовлетворявшие вчера всех, завтра уже не могут удовлетворить наиболее пытливые умы. Самые думающие люди задаются вопросом, почему мы это считаем добром, а то злом, а не наоборот? Им отвечают «у нас так принято». Такой ответ их не устраивает. Они сами начинают искать ответ. Найденные ответы противоречат существующим, как кругосветное путешествие противоречит теории плоской земли.

Вскоре выясняется, что примирить новое и традиционное знание невозможно. Люди оказываются перед выбором: или придерживаться старых взглядов, противоречащих новым фактам, или занимать сторону нового знания. Люди выбирают знание.

Вольно или невольно они начинают его транслировать, порождая сторонников. Для старого общества рост сторонников нового знания — это как для организма рост раковых клеток. Чем сторонников нового больше, тем организм слабее.

Но в отличие от раковой опухоли, которая неконструктивна, она просто разрушает организм, а потом сама погибает, распространение нового знания по обществу конструктивно. Оно трансформирует социальный организм в настолько же более совершенную конструкцию, насколько новое знание конструктивнее старого.

Как из гусеницы получается бабочка, так из старого общества рождается новое. Переходный период, революция, когда общество уже не старое, но еще не новое, подобно стадии окукливания. Гусеница перестала быть гусеницей, но еще не стала бабочкой.

Когда господствующее мировоззрение не может дать ответы на главные вопросы, соответствующие настоящему развитию общества, первое время общество отмахивается от сложных вопросов, как от надоедной мухи. Но по мере того как ответ «так принято» все меньше удовлетворяет людей, по цивилизации идут трещинки.

Сначала разрушения касаются только фундамента. Пока их мало кто видит, так как фундамент ниже поверхностного взгляда. Но по мере того как трещины становятся глубже и шире, они переходят на здание. Рушится фундамент, следом падает строение.

Если люди не видят разницы между героиновым благом и подлинным, это говорит о том, что они — стадо разумных животных. Их развитие порождает электронного пастуха — Большого брата. Дальше можно фантазировать, но все сценарии, если довести их до логического конца, негативные. Нет у потребительского общества хорошего будущего.

Мне, если честно, все равно, во что превращается общество. Я стремлюсь к своему благу и не прикрываю его заботой об обществе. Чтобы достигнуть его, нужно понять, что есть окружающий меня мир? Есть в нем

Бог и загробная жизнь, или ничего такого нет, и наша жизнь — это случайность, которая, как искра от костра, на миг вспыхнула и погасла.

Без ответа на этот вопрос невозможно определить стратегическое направление усилий. Что в первую очередь нужно делать, Богу молиться или наукой заниматься? Если я посвящу свою жизнь молитвам Богу, а окажется, что его нет, значит, я плыл не к берегу, а в открытый океан. Если же Бог есть, а я потратил свою жизнь на поиск эликсира бессмертия, это тоже значит, что я плыл не к берегу, а в открытый океан.

Если Бог и загробная жизнь есть, человеку никто не нужен для обретения вечной жизни. Он может в одиночку молиться и получить жизнь вечную. Но если Бога нет, в одиночку проблему бессмертия решить нельзя. Нужно искать единомышленников и с ними перестраивать общество под идею. Но для ответа нужно понимать, что есть мир.