Проект 018. Смерть?

ГЛАВА 1. Пробуждение

Франклин говорил «Нельзя заставить пустой мешок держаться прямо». Чтобы поставить жирную точку на религиозной теме, рассмотрю религию, из которой выросла европейская цивилизация — христианство. Сделаю это через призму личного опыта, так как в недавнем прошлом я был глубоко верующим человеком — православным христианином. Расскажу все по порядку.

Как и у большинства людей, в прошлом у меня в жизни было две задачи: где взять денег и на что их потратить. Все, иных целей у меня в жизни не было. По сути, я был умной обезьяной, отличавшейся от простой обезьяны не целью (цели у всех обезьян одинаковые — сиюминутное благо), а способом достижения цели и внешностью.

Я был полностью погружен в решение нескончаемых текущих проблем. Мне не приходило в голову задать себе вопрос, зачем я живу, почему живу именно так, а не иначе, на каком основании считаю свой образ жизни оптимальным и прочее. Подобных вопросов я помыслить не мог, как их не может помыслить никакой пассажир цистерны.

Уже не помню как, но однажды я обнаружил — за рамками привычной цистерны есть мир. Это открытие меня потрясло и перенесло в товарный вагон. Там были щели, к которым я буквально прилип. Я видел — мы куда-то ехали. Значит, откуда-то. Но откуда? И куда? Я начал смотреть на ситуацию иными глазами. Я не мог больше «просто жить».

Поначалу я добросовестно отмахивался от «странных мыслей», чтобы оставаться нормальным человеком — человеком нормы, шаблона. Общая атмосфера как бы говорила: не думай о всякой ерунде. Думай о серьезных вещах. А серьезные — это деньги, карьера, семья, дети, вещи, курорт, удовольствия. А дальше что, мысленно вопрошал я себя. А не надо думать, что дальше. Дальше — ВСЕ, не думай. Так все нормальные люди живут.

Хорошо, начал я сначала про себя рассуждать, а потом в кругу друзей, допустим, оптимально посвятить жизнь покупке одежды и еды, но из чего это следует? Мне мои собеседники эмоционально говорили, что это же самоочевидно. Кому не хочется вкусно покушать или купить новые тряпки? Согласен, говорил я, это приятно, но считать смыслом жизни покупку еды и вещей у меня не получается. Я хочу понимать, что в итоге будет. Вот купил я себе много вещей, наелся до отвала и получил все удовольствия. Что дальше? Дальше ничего, — говорили мне мои собеседники, — дальше помрем, и все.

Меня такая перспектива не вдохновляла. Слишком резала мысль посвятить жизнь потреблению, а потом помереть. Вершиной такого пути будет большой памятник на моей могиле, а под ним в хорошем гробу будет лежать то, что от меня останется. Если денег не удастся заработать много, памятник будет маленький, а гроб будет простенький. Все остальное будет так же. Вариант минимум и максимум — оба равно непривлекательные.

Я не против денег и очень даже за. Я очень буду рад, став завтра миллиардером. Но я не готов тратить на это свое время. Это как с игрой на скрипке — я не против, если завтра проснусь и окажется, что я умею играть. Но чтобы изо дня в день заниматься обучением игре — нет, на это я не готов.

У каждого есть шанс получить то, к чему он стремится и чему уделяет время. Но ни у кого нет шанса научиться тому, чему он не стремится научиться, чему не уделяет время и силы. Я не уделял время бизнесу и, соответственно, не мог иметь плодов бизнеса — денег.

Я довольствовался случайными заработками и искал ответы на возникшие вопросы. Полез в философию, но там ничего не нашел. «И я искал объяснения на мои вопросы во всех тех знаниях, которые приобрели люди. И я мучительно и долго искал, и не из праздного любопытства, не вяло искал, но искал мучительно, упорно, дни и ночи, — искал, как ищет погибающий человек спасенья, — и ничего не нашёл. Я искал во всех знаниях и не только не нашёл, но убедился, что все те, которые так же, как и я, искали в знании, точно так же ничего не нашли. И не только не нашли, но ясно признали, что то самое, что приводило меня в отчаяние — бессмыслица жизни, — есть единственное несомненное знание, доступное человеку» (Л. Толстой).

Меня такое умозаключение категорически не устраивало. Я продолжал искать. До сих пор помню свое удивление, когда обнаружил, что нет в мире науки, которая заявляла предметом своего интереса целое. Каждая наука концентрировалась на узкой части. На целое никто не помышлял замахиваться. Любая наука как бы говорила, что это не наше дело. Ученые оказались продвинутыми творческими ремесленниками — мастерами. Это были творческие люди, но в рамках своей части. Охватить целое они и не пытались.

Когда монах-иезуит ознакомился с работой Ньютона, он написал в своем отчете: «некий ремесленник по имени Ньютон» (Artifex quidam nomine Newton) высказывает интересные мысли». И великий Ньютон не обиделся, потому что он представлял дисциплину, изучающую часть, а монах представлял дисциплину, изучающую целое.

Единственным институтом, претендовавшим на мировоззренческий масштаб, была религия. В то время синонимом религии для меня было христианство. Я ни минуты не думал, почему так считаю, но иные религии мне в голову не приходило рассматривать в качестве религии (как европейцу не приходит в голову рассматривать тараканов в качестве еды).

Так рассуждает любой простой человек. Для него религия — это традиционная для его среды вера. Если он вырос в исламской среде, религией он будет считать только ислам, и не будет помышлять искать религиозную истину за рамками ислама.

Такого уровня логикой руководствовался исламский завоеватель, когда сжег Александрийскую библиотеку. Он сказал, если книги повторяют написанное в Коране, они лишние; если противоречат, они вредные. В любом случае книги нужно сжечь. Для простого ума тут железная логика. Я в начале пути был простым умом, мне все было ясно.

ГЛАВА 2. Казус

Так я оказался в православии. Благо в раннем детстве был крещен. Для порядка. Вряд ли я могу назвать своих родителей верующими. Просто принято на Руси крестить детей. Вот меня и окрестили. Это для меня как-то забылось, стерлось, а тут я вспомнил.

Я начал ходить в храм, поститься, молиться и по мере сил выполнять все православные предписания. В православной вере воспитывал своих пятерых детей. В своем религиозном рвении жил в монастырях, в том числе в Греции на Афоне, в русском Пантелеймоновском и греческом Св. Павла. Очень скоро я настолько пропитался этой атмосферой, что лучше предпочел бы умереть, чем отказаться от своей веры.

С чистым сердцем верил во все, чему учила церковь. А она учила, что две тысячи лет назад пришел Христос и основал новую религию. Из сторонников новой веры возникла православная церковь. Она начала распространяться и нести истину христианства миру.

Наша церковь рисовалась мне ядром, летящим сквозь толщу веков. Как улитки налипают на днище судна, так на церковь налипало случайное и постороннее. Когда его накапливалось достаточно много, оно отваливалось и превращалось в христианские ереси и секты. Истины в них не было, потому что вся истина хранилась в православной церкви.

Так я считал. Из чего следует, что это именно так, о том я, как верующий человек, даже думать не хотел. Я знал, что православная церковь есть продолжательница учения Христа. И точка. Остальные церкви в той или иной степени еретики. И снова точка.

Имея пытливый ум, я первое время преодолевал желание охватить целое и дойти до корней. Я следовал, насколько мог, напутствию отключать ум при соприкосновении с информацией, позиционированной божественной. Действительно, зачем думать, если ее все равно человеческому уму не вместить. Просто верь, что это святая истина, и все.

Я пошел учиться. На меня полился поток информации, разной, много. Нужно было ее запоминать, а не думать о ней, не анализировать. А я совершил страшный грех с позиции религиозных канонов — начал думать о том, о чем думать, как говорят в церкви, не полезно для души. Чтобы не искусил тебя враг рода человеческого, лучше не думай. Знай себе верь в то, во что церковь говорит, и будет мир на душе. Но я стал думать…

По своему складу ума полез в корни. Пока не дошел до первооснов, мне все было понятно и приемлемо. Проблемы начались, когда дошел до корней. Открылись противоречия, о которых церковь предпочитала молчать (если это было невозможно, начинала говорить о неисповедимости путей Господних или ссылаться на труды, прошедшие жесткую церковную цензуру). Вместо конкретных ответов по существу вопроса церковь многословила и говорила пустое, давя вопрошающего авторитетом.

Когда знаний скопилась критическая масса, у меня земля поплыла под ногами… Я не мог согласовать утверждение церкви, что слово апостолов истинно и непогрешимо, потому что их рукой водил Святой Дух с тем фактом, что у апостолов разное написано.

Например, Матфей пишет, что Давид родил Соломона (Мф. 1, 6). Лука пишет, что Давид родил Нафана (Лк. 3, 31). Так кого же Давид родил, Соломона или Нафана? Какому непогрешимому апостолу верить?

Или еще, у апостола Матфея отцом Иосифа, мужа Марии, числится Иаков (Мф. 1, 15–16). У апостола Луки отцом Иосифа значится Илия (Лк. 3, 23). У апостолов не сходятся число поколений и цепочки родственных связей.

Богословы пытаются объяснить, как так получилось. Они говорят, что путаница у апостолов происходит от того, что один ведет родословную по женской линии, второй по мужской. Опускаю мысль, зачем апостолам понадобилось запутывать ситуацию. Но дело в том, что и эти объяснения не проходят, если беспристрастно изучать ситуацию (боюсь перегрузить текст специфической информацией, и потому каждый, кто глубоко решит разобраться в вопросе, найдет в сети соответствующую информацию).

Если церковь говорит, что рукой апостолов водил Святой Дух, получается, про одно и то же он разное написал. Но как это возможно? Если даже я готов закрыть глаза на противоречия и верить, получается, мне нужно верить, что у мужа Марии было два отца.

Но это физически невозможно. Не может яйцеклетка два раза оплодотвориться от разных мужчин. Так как же мне верить в этой ситуации? И главное, какому верить апостолу, Матфею или Луке? Если рукой того и другого водил Дух Святой, это тупик.

Эти противоречия осознавали сами апостолы. Поэтому сами призывали не лезть в родословия, «которые производят большие споры» (1Тим. 1, 4), удаляться этих споров (Тит. 3, 9). Но если рукой апостолов водил Святой Дух, как учит нас церковь, они лишь записывали, как же Святой Дух мог надиктовать то, что потом вызывает большие споры?

Начал разбираться и выяснил, что сами апостолы никогда не заявляли свои записи информацией от Бога, не говорили, что Бог досылает через них новую информацию к ранее сказанной. Такие заявления были бы для них богохульством. Но так как Риму нужно было по политическим соображениям обожествить записи учеников Христа, он это сделал руками группы христиан, которых назвал государственной христианской церковью.

Записи апостолов не только обожествляли, но и подделывали, дописывая нужное. Самая известная приписка — к словам апостола Иоанна (называется Johannine Comma). В оригинале слова апостола: «Ибо три свидетельствуют на небе, и сии три суть едино. И три свидетельствуют на земле: дух, вода и кровь; и сии три об одном» (1Ин. 5.7–8). После «художественной» обработки апостольские слова обретают новое звучание: «Ибо три свидетельствуют на небе: Отец, Слово и Святый Дух; и Сии три суть едино. И три свидетельствуют на земле: дух, вода и кровь; и сии три об одном» (1Ин. 5.7–8).

Далее, опираясь на Johannine Comma, к словам апостола Матфея «Итак, идите и научите все народы, крестя их» добрые государственные христиане в своем благочестии, без злобы в сердце, дописали: «во имя Отца и Сына и Святого Духа» (Мф. 28, 19).

Когда церковь уличили в жульничестве, указав на древние тексты, где не было этих слов, богословы государственной церкви родили версию, что… ошибка в древних книгах. Во времена гонений на учение о Троице еретики подчистили древние книги, убрав главные слова. Но церковь с помощью Святого Духа восстановила истину.

Эта версия с треском провалилась, потому что в трудах ранних защитников Троицы нет ни одного упоминания этих слов. Например, отец церкви Тертуллиан указывает более трехсот ссылок в Писании, доказывающих, по его мнению, троичность Бога. Но у него нет ссылки на слова Иоанна и Матфея. Богословы не решились сказать, что отцы церкви не заметили слона в стаде овец. Крыть им было нечем, они сели в лужу и замолчали.

Стратегия понятна: простые люди, чья вера сведена к обрядам, никогда не будут искать корни. А не простые… сколько их? Так что помолчим… здоровее будем. Молчание пастыря, уличенного в жульничестве, насколько красноречиво, настолько и неприглядно.

ГЛАВА 3. Тапочки

В текстах, которые христиане признают священными, есть масса прямых запретов на поклонение любым объектам, кроме Бога. Есть запреты в Ветхом Завете «Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху…» (Исх. 20, 4). «Твердо держите в душах ваших, что вы не видели никакого образа в тот день, когда говорил к вам Господь на горе Хориве из среды огня, дабы вы не развратились и не сделали себе изваяний, изображений какого-либо кумира, представляющих мужчину или женщину». (Втор. 4, 15–16). Пророки, которых церковь называет посланниками Бога, тоже пишут «…не будем более говорить изделию рук наших: боги наши» (Ос. 14, 4).

Есть аналогичные запреты в Новом Завете, где апостол Павел называет безумными тех, кто «…славу нетленного Бога изменили в образ, подобный тленному человеку» (Рим. 1,23). Но почему же Бог тогда изображается, если это нельзя, это безумие?

Разбираясь с иконами, на каких основаниях они возведены в культ, я нашел ответ снова в политических потребностях Рима. Иконы вводились для дистанцирования от ислама. Иконы убирались для борьбы с языческими тенденциями в народе. Ввод/вывод икон власть и церковь всякий раз заявляли инициативой, исходящей от Бога.

Церковь под очередной запрет или разрешение всякий раз подтягивала логику. Для обоснования богоугодности икон сегодня создана теория, что христиане поклоняются не иконе, а изображенному на ней образу. Но с теорией конфликтует практика «чудотворных икон». Если на двух иконах нанесен одинаковый образ, но при этом верующие считают, что при обращении к образу, нарисованному на одной иконе, больше шансов получить помощи, чем от того же самого образа, но на другой иконе, тогда ценностью выступает не образ (он одинаковый) а непосредственно доска, на которой он изображен. От теории поклонения образу ничего не остается, кроме хорошей мины при плохой игре.

Признание богоугодности икон вылилось, как и предполагали древние аналитики, в поклонение не только образам, подобным тленному человеку, но и просто вещам. Когда про это не думаешь, не замечаешь странностей. Но когда начинаешь думать, это шок.

В 2013 году сотни тысяч верующих выстроились на поклон ладану (пахучая смола), смирне (мазь для умащивания покойников) и золоту. Если бы волхвы подарили Христу шапку, сапоги и утюг, поклонялись бы им. Как сейчас поклоняются частям одежды (например, поясу платья матери Христа, гвоздям, тапочкам). Не смейтесь про тапочки, найдите в поисковике «тапочки Спиридона Тримифунтского» и удивляйтесь.

Мало того что христиане поклоняются предметам, так эти предметы еще сомнительного происхождения. По всему миру сотни монастырей и церквей хранят гвозди, которыми казнили Христа. Хранят руки, ноги, головы и прочие части тела святых в таких количествах, что получается, большинство были многоголовы, многоруки и многоноги.

В XIX веке во Франции вышла книга Л. Лаланда «Курьезы традиций». В ней список монастырей Западной Европы, где хранятся части тел различных святых. При подсчете вышло, что у святого Юлиана 20 туловищ и 26 голов. У апостола Луки 9 голов. У святого Филиппа 18 голов и 12 рук, у святого Себастьяна 5 туловищ, 6 голов, 17 рук и ног. Иоанн Креститель оставил церкви 12 голов, 7 челюстей, 4 плеча, 9 рук и 11 пальцев.

И это только в западном мире. Православный мир не отстает в этом вопросе. Первый пример, который приходит на память: в Москве в Богоявленском соборе хранится одна голова Иоанна Златоуста, а на Афоне его вторая голова. Я лично прикладывался и к одной, и к другой. А потом задумался, как такое «чудо» возможно…

В Сирии есть монастырь, где хранится детская голова… Иоанна Крестителя. Напомню, царь Ирод казнил Иоанна во взрослом возрасте. Когда спрашиваешь, как такое возможно, монахи отвечают, что это чудо божие и в него нужно верить, а не рассуждать.

Как поверить, что у взрослого человека может сохраниться его детская голова, — это большой вопрос. И он становится еще больше, когда узнаешь, что в разных сирийских монастырях в общей сложности хранится более 20 взрослых голов Иоанна Крестителя и четыре детских. Вы можете поверить в такие чудеса? Я солидарен с вашим мнением.

Эволюция в этом направлении обретет карикатурные формы. Например, есть пустые ящики, в которых хранится «последний выдох Христа». Есть перья, выпавшие из крыльев архангела Гавриила, мундштук от иерихонской трубы, соломинка яслей, в которых лежал младенец Христос, посуда и остатки пищи с последней вечери Христа, крайняя плоть Павла, кости от рыб, которыми Христос накормил тысячи человек, часть небесной манны.

Обожествление тапочек костей пальцев и иных «святых предметов» делали с одной-единственной целью — привлечь паломников и золото. Поклоняясь мощам, они потом жертвуют на храм. Такой вот бизнес во славу божью.

Самое интересное, что если человек сильно верит в чудесную силу того, чему поклоняется, он реально может получить облегчение — эффект плацебо. Вера может горы двигать. Но какое отношение все это имеет к христианству — большой вопрос.

ГЛАВА 4. Программирование

Когда я указывал священникам на факты, их реакция удивляла меня не меньше моих открытий. Вместо конструктивной реакции все они многословили, спекулировали на эмоциях, топили тему в общих словах и переходили на личности. Меня они называли злоумствующим, злологичным и зловерным человеком в прелести, научаемым сатаной, и утаскивали беседу из области здравого смысла в установки «смирить ум человеческий».

Почему такая странная реакция на факты, признаваемые самой церковью? Люди что, не понимают смысла сказанного? Не может быть. Все они понимают, просто их цель не истину искать, а отстоять честь мундира, источник питания и статуса. При таких мотивах не до правды. Особенно если учесть, что многие в свои заблуждения намертво вросли. Признать их ложность, значит признать, что жизнь прожил зря. Это трудно.

В отношении церкви работает правило «жена Цезаря вне подозрений». Христиан за тысячелетия приучили к правилу: не нужно погружаться в историю веры и богословские тонкости. Чтобы диавол не уловил душу. Добрым христианам нужно в церковь ходить, свечки ставить, посты соблюдать и верить во все, во что велено верить. Вот и вся вера.

С массы достаточно благозвучных слов. Истина ей неинтересна. Христианский епископ Синезий в 410 году писал: «Масса требует, чтобы ее обманывали, иначе с ней невозможно иметь дело. Я всегда буду философом для себя, а для массы священником».

Когда с этой позиции смотришь на христианские праздники и ритуалы, оказывается, ВСЕ они или выдуманы, или переделаны из языческих. Например, до христианства крест был символом культа бога Мирты (ради точности — не просто крест, а крест в круге, но крест был основой экспозиции). Армия и большинство населения исповедовали этот культ и поклонялись кресту. Константин, как дальновидный политик, модернизировал этот популярный в народе символ, связав его с казнью Христа на кресте, в символ новой религии. Так орудие пытки и казни Христа стало символом христианства.

Церковная история повествует, как 80-летняя Елена, мать Константина, пошла в археологическую экспедицию, нашла еврея, указавшего ей, где копать, и откопала крест. Затем она установила подлинность своей находки, приложив к выкопанному кресту покойника, добытого из гроба проходившей мимо похоронной процессии. Этот мертвец сразу ожил. Старая женщина убедилась, что крест подлинный, и доставила его в столицу империи. Так появился праздник символа — обретения креста.

Я ничего не придумываю. История про старушку, снарядившую археологическую экспедицию искать крест, — не хохма, измысленная противниками церкви и христианской религии. Это официальная позиция церкви, прописанная в любом учебнике христианства.

Не только символ Митры, но и его рождение, широко празднуемое в народе, было поставлено на службу христианства. Народ продолжал праздновать день рождения Митры, только теперь его называли днем рождения Христа.

Языческий обычай обожествлять хвойное дерево церковь использовало под себя, превратив его в рождественскую елку. Символ вечно живого Христа — вечно зеленое дерево. Много позже к власти пришли коммунисты. Поначалу они пробовали отменить этот обычай, видя в нем угрозу новой идеологии. Но потом поставили его себе на службу, и елка стала символом не Рождества, а светского Нового года.

Я не знаю, кто первым изобрел технологию использования старых праздников для новых целей. Но мне известно, что власть заливает в старую форму новое идейное содержание. Когда фашисты делали из немецких коммунистов национал-социалистов, они тоже не изобретали велосипед. Они в коммунистические символы внесли новое содержание. Даже флаг оставили красным, добавив туда свастику. Ворота были знакомого цвета, и масса пошла в них валом. Знакомая риторика и форма делали свое дело.

Русские демократы тоже не боролись с советскими праздниками, а использовали их под себя. Главный праздник СССР — день революции они заменили неким днем всенародного единства. Понятно, что это абсолютно пустые слова, к которым притянут за уши эпизод из Смутного времени, но главное, что это работает. А народ, ему что… праздник он и есть праздник. Праздник для него — это не суть, а форма.

Если баран не идет в новые ворота, то народ в перекрашенные ворота идет, как по маслу. Ему все равно, чей день рождения праздновать, Митры или Христа, все равно, что выражает крест, митраизм или христианство. Главное, чтобы сохранились привычное время и форма. За одно поколение вырастает новая масса, которая забудет старый смысл символа или праздничного дня, и начнет работать новый смысл.

Функционал у праздников и ритуалов ровно для того же, для чего армейские ритуалы — чтобы пропитать человека атмосферой до мозга костей. Чтобы получить единый организм, люди должны быть постоянно заняты.

Например, солдаты должны постоянно проводить учения, маршировать, поднимать флаг, петь строевые песни или копать яму от забора и до обеда. Не важно, что они делают. Важно, что они все время при деле — постоянно погружены в армейскую обстановку.

Общество пропитывают новой религией по армейской технологии. Чтоб вера до мозга костей пронзила человека, любой шаг верующего должно сопровождать действие, напоминающее ему о принадлежности к церкви. Для этого людей обязывают несколько раз в день молиться — после сна, перед едой, после еды, перед делом, после дела, перед сном. Обязан регулярно посещать службу и участвовать в таинствах. Примерно раз в месяц нужны праздники, и раз в год — большой праздник. Все ключевые события жизни (рождение, свадьба, смерть) тоже должны быть намертво связаны с церковью.

Все христианские обряды очень утомительны. Например, на Афоне каждый день молитва минимум восемь часов в день. Я лично был на службе, длившейся 25 часов (сутки + 1 час). Бессмысленная трата времени и сил преподносится как служение Богу.

Утомительность оправдывается тем, что это бескровная жертва Богу. Бог терпел и нам велел. Кроме того, чем обряд утомительнее и монотоннее, тем сильнее он проникает в подсознание. Это зомбирует человека, превращая его в манкурта, прикованного к церкви.

Если человек каждый день погружен в эту атмосферу от рождения до смерти, он растет в мысли, что является рабом Бога, власти и церкви. Верующий подсознательно согласен с тем, что у него нет права на свое мнение, что он раб, раб, раб. Божий раб. Рабу не нужно думать. За него все уже подумали, пережевали, и ему только глотать нужно.

В рукотворном характере ритуалов, символов и праздников нет ничего плохого. Все военные обряды тоже выдуманы. Но армия не заявляет продукцию своих хореографов даром Святого Духа. Церковь же позиционирует свою продукцию информацией свыше.

Справедливости ради нужно сказать, что сами авторы тех произведений, которые вы видите и слышите в храмах, не говорят, что их рукой водил Бог. Василий Великий, Григорий Богослов и прочие авторы церковной службы не скрывали, что придумали все. Естественно, не без молитвы и призвания помощи небесной, но это уже частности.

Мартин Лютер, отец немецкого протестантизма, существенно расширил эту технологию. В споре со своими оппонентами он писал мелом свое утверждение, и если в процессе спора она не исчезало чудесным образом, Лютер считал это доказательством своей правоты. Такое вот мощное и несокрушимое доказательство.

Разбирающийся во всех этих вопросах человек может не открыть для себя в этом ничего нового. Ну да, есть некоторые огрехи, но церковь они не колеблют. Главное, что церковь указывает человеку путь в вечную жизнь. Все остальное можно опустить.

Признаюсь, я тоже некоторое время продержался на этой мысли. Пока не полез в самые корни, в самые-самые. И вот то, что я там увидел, не оставило возможности верить во все, во что предписывает верить церковь. Чтобы не быть голословным, смотрите сами.

ГЛАВА 5. Фотография

В 63 году до нашей эры Помпей Великий взял столицу иудейского государства — Иерусалим. Он посетил Храм, центр религиозной и политической жизни иудеев. Войдя в святая святых, куда по иудейскому закону мог заходить только верховный жрец иудаизма, причем один раз в год и в состоянии ритуальной чистоты, Помпей ожидал увидеть нечто особенное, за что насмерть стояли и умирали иудеи, но увидел пустую комнату, в которой абсолютно ничего не было. Это так потрясло полководца, что он упал в обморок.

Помпей не мог понять, за что же сражались иудеи, что защищали, чему молились? Где привычные идолы? Где, на худой конец, священные предметы? Не было ничего, что можно было увидеть… Вокруг чего же тогда вращалась религиозная жизнь Израиля?

Израиль того периода представлял кучу религиозно-политических групп. У каждой группы были свои особенности во взгляде на Бога, на мир, свои философия и ориентиры. Из-за этих разногласий все группы находились в той или иной оппозиции друг к другу.

Если смотреть на Израиль того времени в целом, он делился на два лагеря. Один лагерь заявлял, что Бог передал Моисею на горе Синай информацию во всей полноте. Он ее записал в корпус текстов, именуемых Закон (или Тора, Пятикнижие — первые пять книг Ветхого Завета). Согласно позиции первой группы, если Бог передал всю информацию, ничего не забыл и не упустил, ему нет нужды досылать новые порции информации.

Второй лагерь заявлял, что Бог сказал Моисею не всю информацию, а лишь ее часть. И потому регулярно досылает Израилю новые порции информации через особых людей, снискавших благорасположение в глазах Бога. Этих людей в Израиле называли пророками.

Более того, люди из второго лагеря заявляли, что Моисей лишь отчасти записал то, что получил от Бога. Основной объем Моисей не записал, а устно передал избранным. С тех пор эта информация тайно передается из уст в уста в узком кругу посвященных.

Лидерами первого лагеря были потомственные священники, предки которых были в пустыне провозглашены Моисеем служителями Бога. Они представляли отдельную касту и видели свою миссию в сохранении чистоты Закона, чтобы никто не прибавил к нему ни одной лишней буквы или запятой, равно как и не убавил ни одной буквы или запятой. Ибо Закон «…это завет вечный» (Лвт. 24, 8); «…это постановление вечное» (Лвт. 24, 9).

Священники исходили из того, что если бы Бог действительно передал Моисею не всю информацию, а только часть, а остальное обещал досылать через особых людей, то Моисей обязательно сказал бы об этом их праотцам в пустыне, и информация по цепочке дошла бы до них. Но раз такой информации не дошло, из этого священники делали вывод, что люди, заявлявшие себя посланниками от Бога, в лучшем случае больные (или как тогда говорили, одержимые, в которых бес вселился). Они объявляли их богохульниками и призывали побить камнями, что народ охотно и делал. «Иерусалим! Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе» (Лк.13, 34).

Периодически в Израиле, как и в любом народе, появлялись люди, называющие себя посланниками Бога, почтальонами, принесшими новую порцию свежей информации. Также всегда находились люди, склонные им верить.

Среди людей, называвших себя пророками, не было согласия. Они постоянно выясняли, кто настоящий пророк, а кто лжепророк. Например, Иеремия, почитаемый за пророка, учил: «…да не обольщают пророки ваши, которые среди вас… ложно пророчествуют они вам» (Иер.29. 8–9). Те, соответственно, отвечали ему взаимностью.

Обращает на себя внимание, что Закон предупреждает о появлении людей, которые будут называть себя пророками и их предсказания будут сбываться. Правда, Закон не говорит, как к ним относиться. Но если пророк позовет тебя к иным богам, его нужно убить. «Если восстанет среди тебя пророк… и представит тебе знамение или чудо, сбудется то знамение или чудо, и скажет притом: «пойдем вслед богов иных, которых ты не знаешь, и будем служить им» — то не слушайся слов пророка сего… ибо через сие искушает вас Господь… а пророка того должно предать смерти». (Втор. 13.1–5).

Что делать с тем, кто не позовет служить иным богам, — не сказано. Но любопытно, что Бог не отрицает возможность человека знать информацию о будущем. Только это не значит, что этот человек пришел от Бога. Это косвенно говорит, что есть информационная база, к которой человек может подключиться, но это не значит, что человек послан Богом.

Во всем Законе ничего хорошего о пророках нет. Партия священников враждовала с пророческой партией. Священники видели свою задачу в сохранении информацию от Бога в чистоте. Чтобы к ней не попала информация от человека. Они как бы говорили — в Законе точно информация от Бога. А что вы говорите — мы не знаем, откуда у вас это. Даже если все сбывается, это ничего не значит. Потому что, если бы Бог хотел посылать в Израиль своих людей с информацией, он бы предупредил про это Моисея, и мы бы знали. Но Моисей нашим праотцам ничего такого не говорил, и значит, вы лжецы.

Израиль как бы поделился на три части. Одна часть сформировалась вокруг позиции священников. Вторая часть собиралась вокруг партии пророков. Третья в Храм десятину платила, ритуалы, посты и праздники соблюдала, и больше ее ничего не интересовало

Внутри пророческой партии начинают формироваться группы, объединенные верой в божественность информации, принесенной людьми, которых они считали пророками. Так как сами члены этой партии себя не заявляли пророками, священники не призывали побить их камнями. Чем сильнее сплачивается пророческая партия, тем сильнее у нее напряжение со священнической партией. После определенного предела религиозное напряжение переходит в политическое.

Сложилась уникальная ситуация. Закон был одновременно и осью, вокруг которой все в Израиле вращалось, и демаркационной линией, разделявшей Израиль на две части. Одна часть считала, что Закон вместил всю информацию. Другая часть считала, что Закон вмещает часть божественной информации. Остальное в речах и письменах пророков.

Но все в Израиле сходились во взглядах по трем пунктам. Первое: все признавали Закон. Второе: все признавали святость Храма. Признавали, что это дом Бога, хранители которого священники (никто это право у священников в Израиле не оспаривал). Третье: все признавали своим святым долгом жертвовать на Храм десятую часть своих доходов. Эти три пункта были скрепами, объединявшими противников в единое целое — в Израиль.

Абсолютным лидером первого лагеря были священники. Их сторонники не были выделены в отдельные группы. Они сливались в единое целое под началом священников. Группировка священников (или жреческая партия) получила название саддукеи.

Второй лагерь не имел абсолютного лидера. Он состоял из множества самых разных группировок. Самыми заметными представителями пророческой партии были две группы, получившие название ессеи и фарисеи. Ессеи сосредотачивались на религиозных нормах и удалялись от всякой политики. Фарисеи же, напротив, видели смыслом политическую борьбу, совмещенную с соблюдением религиозных норм, и исполнение пророчества о установлении господства над миром (на тот момент еще планировали силовой путь).

Благодаря своей активной позиции фарисеи были второй по значимости в Израиле партией. Слово «фарисей» изначально означало отделившийся, отступник. Еретик, в общем. Со временем негативное значение слова ушло и стало просто названием группы.

Как саддукеи заявляли себя хранителями записанной информации (Закона), так фарисеи заявляли себя хранителями незаписанной информации (отрицаемой саддукеями). Со временем позиция фарисеев эволюционирует, и они утверждают, что божественная информация не только записана в Законе и не только передается устно от Моисея, но и от самого дальнего контактера с Богом, от Авраама. И она не может забыться, потому что всем истинным иудеям она записана на подсознание.

Для справки: сегодня устная информация от Моисея и пророков записана в книгу, называемую Талмуд. Устная информация от Авраама (та, что по утверждению фарисеев, на подсознании записана) сегодня записана в книгу, называемую Каббала (последнее — корпус текстов, появившихся в разное время и сегодня объединенных в одно).

Феномен «устная информация от Бога» присутствует во всех религиях. Причина — с развитием общества записанная информация, позиционированная от Бога, входит в конфликт с новыми условиями. Решает конфликт через появление новой информации. Ее позиционируют божественной через объявление, что она не вчера появилась, а всегда была и на протяжении тысячелетий передавалась верующими из уст в уста.

Опровергнуть подобное утверждение невозможно. Источником такой информации являются истово верующие, которые, когда сталкиваются с невозможностью примирить записанную божественную информацию с новой реальностью, начинают искать выход. Они домысливают старый текст, трактуют его, в общем, занимаются мифотворчеством.

Другие такие же верующие, сталкиваясь с этой информацией, находят ее разумной (она же соответствует новой ситуации). Таким образом, старые тексты подпираются новыми и не падают, сохраняя свой статус. Просто теперь их, оказывается, нужно понимать не как раньше, а иносказательно, через призму новой информации.

Новая информация, прислонившись к авторитетным текстам, сама становится авторитетной и в итоге получает статус божественной информации. Старая информация благодаря новым подпоркам сохраняет и даже утяжеляет свой авторитет.

У православных христиан аналогом иудейского Закона является Библия. Так называются две объединенные книги. В первую книгу входят иудейский Закон и записи иудейских пророков (объединили саддукеев и фарисеев). Называется первая книга Ветхий Завет. Вторая книга — это четыре жизнеописания Христа и записи его последователей. Называется она Новый Завет. Аналогом неписаного иудейского Закона (Талмуда и Каббалы) является Священное Предание (Жития). Если быть точнее, Талмуд и Каббала не иудейский, а фарисейский документ. Саддукеи отрицали священность этой информации.

Фарисеи верили в загробную жизнь, теорию воздаяния, духов и ангелов. Ключевой узел их веры — утверждение, что человек спасает свою душу одним лишь соблюдением писаного и неписаного Закона. Через полторы тысячи лет теорию о спасении души одной верою возьмут на знамена протестанты. Они заявятся новым Израилем, продолжателями учения апостола Павла, главного фарисея: «Я фарисей, сын фарисея» (Деян. 23, 6).

Третья крупнейшая группировка Израиля — ессеи, сторонились политики, и потому саддукеи с фарисеями их особо не замечали. Эта группа признавала писаный Закон и еще кучу незаписанной информации. Базовой чертой ессеев было ожидание мессии. Они считали, что Бог пошлет освободителя Израиля не только от римлян, но вообще от всякой власти. В том числе от власти саддукеев и от претендовавших на власть фарисеев.

ГЛАВА 6. Отличия

Три основные группы, образовывавшие традиционный иудаизм, сформировались в устойчивые образования примерно во II веке до нашей эры. Разность взглядов на степень полноты Закона порождала разное понимание ключевых моментов. Например, саддукеи отрицали теорию воздаяния на том свете, загробную жизнь и воскресение мертвых на том основании, что в Законе про это нет ни слова. «Саддукеи, которые говорят, что нет воскресения» (Мф. 22, 23).

Это, в свою очередь, закономерно вело к разному стилю жизни. Саддукеи считали, что если они не допустили искажения Закона, значит, выполнили свой долг перед Богом и могут рассчитывать на награду. В определении награды они исходили из того, что если загробной жизни нет, значит, награда может выражаться только в земных благах. Из этого следовало, что награда от Бога — их положение при Храме — центре жизни Израиля, чем они могут пользоваться в свое удовольствие.

Каждый иудей отдавал на Храм десятую часть от всех своих доходов. Это были гигантские деньги. Саддукеи — религиозная аристократия Израиля — считали себя вправе распоряжаться этими деньгами по своему усмотрению. Помимо текущих нужд Храма одним из усмотрений было «брать от жизни все» и «не дать себе засохнуть». Иосиф Флавий сравнивал саддукеев с эпикурейцами, древнегреческими философами, которые объявляли высшим смыслом жизни поиск земных благ и чувственных наслаждений.

Роскошная жизнь и потребление напоказ резко отличали их от остальных иудеев, что вызывало в обществе раздражение. «Бремена тяжелые и неудобоносимые возлагают на плечи людям, а сами не хотят и перстом двинуть их» (Мф. 23, 4).

Совокупность этих факторов предопределяла религиозным аристократам занятия политикой. Это делало их более восприимчивыми к другим культурам. В тот период эллинизм был на вершине культурного мира. Он влиял на все культуры, с которыми соприкасался.

Саддукеи были проникнуты эллинским настроем так же, как и Рим. Благодаря этому саддукеи имели статус благонадежных друзей Рима. В израильской политике он опирался на саддукеев, выстраивая с ними сотрудничество, что полностью устраивало обе стороны.

От роскошествующих саддукеев фарисеев отличал аскетичный образ жизни. Иосиф Флавий уподобил их стоикам, греческим философам, учившим, что счастье — свобода от страстей и спокойствие духа. Фарисеи позиционируют себя знатоками Писания. Это был плюс в глазах народа. Он симпатизирует им, считая сих своими вождями и учителями.

Ессеев Иосиф Флавий сравнивает с пифагорейцами, древнегреческими философами, учившими о самостоятельности души и ее независимости от тела. Ессеи жили в большем аскетизме, чем фарисеи. Исповедуя безбрачие, они брали приемных детей в сознательном возрасте, что обеспечивало идейную монолитность. Ессеи выступали за полную свободу от какой-либо государственной власти и жили коммунами. Как и фарисеи, они давали на Храм десятину, верили в загробную жизнь, воскресение мертвых и теорию воздаяния.

Ессеи были единственными, кто ждал мессию, чтобы под его предводительством установить царство равенства, добра и справедливости. Они притягивали всех, кто заявлял себя пророком. Наиболее ярким их представителем был Иоанн Креститель. Он призывал людей очиститься водой и читал им проповеди на тему жизни без власти.

Саддукеи никакого мессию не ждали и никаких перестроек системы не желали. Их удовлетворяла римская оккупация. Они больше думали, как им лучше выстроить с Римом отношения. Их целью было сохранить свое привилегированное положение.

Фарисеи тоже не ждали никакого мессию, хотя перестройки очень желали. Но так как они сами претендовали на роль вождей и учителей народа, видели себя в роли мессии. В римской оккупации они видели предлог для восстания и перехвата власти у саддукеев.

ГЛАВА 7. Явление

В этот период в Израиле появляется Иисус, сын плотника. Библия приписывает ему удивительные сверхъестественные паранормальные способности, не имеющие научного объяснения. Он лечит больных и творит множество различных чудес.

Это сразу выделяет Христа на фоне других лиц, заявляющих себя пророками. Вокруг него быстро собираются люди. Начинает стремительно формироваться четвертая группа Израиля, грозящая обойти по влиянию три имеющиеся — саддукеев, фарисеев и ессеев.

Проповеди Иисуса близки к ессеям: он отрицает власть, говорит о загробной жизни и призывает покаяться, очистившись омовением водой, как это делали ессеи. Но при этом Христос не разделял понятие духовной чистоты ессеев. Он не видел ничего дурного в том, чтобы прийти на их праздники с ватагой разбойников и проституток.

Ессеи год готовились к своему празднику, соблюдая строжайшую ритуальную чистоту. Но вот приходит Христос с такой ватагой и оскверняет все собрание. На вопрос ессеев, зачем он наносит такие визиты, Иисус отвечал: «Не здоровые имеют нужду во враче, а больные» (Мф. 9,12); «Я послан к погибшим овцам дома Израилева» (Мф. 15,24); «Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию (Мф. 9,13).

Многие косвенные детали указывают, что Христос не планировал вливаться в ряды ессеев и фарисеев (в ряды саддукеев он не смог бы влиться, там все было по наследству). Христос планировал создать в Израиле свою собственную группировку.

Судя по всему, это была бы четвертая группа, принадлежавшая партии пророков. Но ей нужно было свое учение, чтобы отличаться от других групп, входящих в партию пророков. Подчеркиваю, не новая религия, а новое учение в рамках иудаизма.

Иисус признает Храм, десятину, Закон и ориентир на кровь, но вместе с тем несет и ряд новых утверждений. Например, Закон говорит: «Перелом за перелом, око за око, зуб за зуб, как он сделал повреждение на теле человека, так и ему надлежит сделать» (Левит. 24, 20). Христос говорит: «Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб. А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду» (Мф. 5, 38–40); «Больший из вас да будет вам слуга: ибо, кто возвышает себя, тот унижен будет, а кто унижает себя, тот возвысится» (Мф. 23, 11–12).

Вместе с тем он говорит противоречивые вещи, но на них не обращают внимания. Например, он говорит: «Ударившему тебя по щеке подставь и другую» (Лк. 6, 29). Но когда его самого ударяют по щеке, он реагирует не так, как учил, а иначе: «Когда Он сказал это, один из служителей, стоявший близко, ударил Иисуса по щеке, сказав: так отвечаешь Ты первосвященнику? Иисус отвечал ему: если Я сказал худо, покажи, что худо; а если хорошо, что ты бьешь Меня?» (Ин.18, 22–23).

Но в целом заявления Христа вызывают интерес. Учитывая паранормальные способности, приписываемые Иисусу, интерес был просто огромный. И он с каждым днем нарастал, как снежный ком.

До своей казни Христос, посылая учеников на проповедь, напутствует их, чтобы они не ходили к людям другой крови, а шли только к своим: «Сих двенадцать послал Иисус и заповедал им, говоря: на путь к язычникам не ходите и в города Самарянские не входите, а идите наипаче к погибшим овцам дома Израилева» (Мф. 10, 5–6).

Когда он заявляет: «никого на дороге не приветствуйте» (Лк. 10, 4) — это можно объяснить экономией времени (процедура приветствия была длительной). Объяснить его националистические призывы и отказ от родни можно, если держать в голове, что он строил группировку, способную противостоять трем имеющимся. Для этого сторонники должны были отрезаться от своих старых связей и слиться в монолит, из которого уже нет пути назад. Последователь Христа должен был сжечь все мосты за собой.

Христос подает пример. Например, отказывается от родственников. Когда «некто сказал Ему: вот Матерь Твоя и братья Твои стоят вне, желая говорить с Тобой. Он же сказал в ответ говорившему: кто Матерь Моя? и кто братья Мои? И, указав рукой Своей на учеников Своих, сказал: вот матерь Моя и братья Мои» (Мф. 12, 46–49).

Иисус постоянно подчеркивает, что людей не иудейской крови считает за собак. Так, он отказывается помочь женщине только потому, что она не еврейка. Помогает он, когда женщина унижается до требуемого уровня и признает за собой статус собаки.

«И вот, женщина Хананеянка, выйдя из тех мест, кричала ему: помилуй меня, Господи, сын Давидов, дочь моя жестоко беснуется. Но Он не отвечал ей ни слова. И ученики Его, приступив, просили Его: отпусти ее, потому что кричит за нами. Он же сказал в ответ: Я послан только к погибшим овцам дома Израилева. А она, подойдя, кланялась Ему и говорила: Господи, помоги мне. Он же сказал в ответ: нехорошо взять хлеб у детей, и бросить его псам. Она сказала: так, Господи! Но и псы едят крохи, которые падают со стола господ их. Тогда Иисус сказал ей в ответ: о, женщина! Велика вера твоя; да будет по слову твоему. И исцелилась дочь ее в тот час» (Мф. 15, 22–28).

Толкователи Библии поясняют это так: «Если бы Христос прямо отпустил женщину, как просили Его ученики, то у нас не было бы прекрасного примера, который поясняет, каким образом «Царство Небесное силою берется». Оно берется, несмотря на все препятствия и даже унижения, которым подвергаются или могут быть подвергнуты язычники». В этом же духе толкуются слова Христа, что он послан только к Израилю. Это разъясняет, что под Израилем Иисус понимал не иудеев, а всех принявших его учение.

С таким подходом можно натолковать много всякого и разного.

ГЛАВА 8. Казнь

Все три ключевые группы Израиля видят в Христе или противника, или помеху. Саддукеи видят в нем быстро растущую силу, ориентированную возмущать народ. Это грозило обострением отношений с Римом. Саддукеи хотели избежать конфликта с Римом.

Фарисеи видят в Иисусе прямого конкурента, стремящегося создать свою группу, оттягивая у них народ. Слова Христа, что он отрицает всякие земные дела, в том числе политику, фарисеи считают не более чем популизмом и прикрытием истиной цели.

Ближайшие сторонники Христа тоже считают его истинной целью власть. Апостолы Иаков и Иоанн приходят со своей матерью просить у Иисуса поместить одного из них по правую, а другого по левую руку (просят пост президента и премьер-министра при правителе). «Тогда приступила к Нему мать сыновей Зеведеевых с сыновьями своими, кланяясь и чего-то прося у Него. Он сказал ей: чего ты хочешь? Она говорит Ему: скажи, чтобы сии два сына мои сели у Тебя один по правую сторону, а другой по левую в Царстве Твоем. Иисус сказал в ответ: не знаете чего просите» (Мф. 20, 20–22). Если бы их просьба исполнилась, рядом с Христом висели бы не разбойники, а апостолы.

Ессеи игнорируют Христа, хотя он тоже оттягивает у них людей. Христос отвечает им тем же — не замечает. В Евангелие нет ни одного слова в адрес ессеев — ни хороших, ни плохих. Словно и не было в его время этой группировки…

Саддукеи жестко ругают Христа. Он отвечает им осторожно. «Берегитесь закваски фарисейской и саддукейской» (Мф. 16, 6). Можно предположить, что одна из причин — это огромный административный ресурс саддукеев. Иисус не хотел накалять ситуацию…

Фарисеи тоже сильно ругают Христа. Но тут уж он в ответ не церемонится. Иисус обзывает фарисеев последними словами. Например, ехидной, то есть змеей, что в то время считалось очень сильной бранью. Он говорит: «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что затворяете Царство Небесное человекам, ибо сами не входите и хотящих войти не допускаете. Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что поедаете домы вдов и лицемерно долго молитесь: за то примете тем большее осуждение. Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что обходите море и сушу, дабы обратить хотя одного; и когда это случится, делаете его сыном геенны, вдвое худшим вас» (Мф. 23, 13–15).

Иисус очень эффективен. Он «учил их в синагоге их, так что они изумлялись и говорили: откуда у Него такая премудрость и силы? не плотников ли Он сын? не Его ли Мать называется Мария, и братья Его Иаков и Иосий, и Симон, и Иуда? и сестры Его не все ли между нами? откуда же у Него все это?» (Мф. 13, 54–56).

Когда этот деятельный человек с высоким интеллектом и лидерскими чертами всем начинает мешать, «Тогда первосвященники и фарисеи собрали совет и говорили: что нам делать? Этот Человек много чудес творит. Если оставим Его так, то все уверуют в Него, и придут Римляне и овладеют и местом нашим и народом. Один же из них, некто Каиафа, будучи на тот год первосвященником, сказал им: вы ничего не знаете, и не подумаете, что лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб. Сие же он сказал не от себя, но, будучи на тот год первосвященником, предсказал, что Иисус умрет за народ, и не только за народ, но чтобы и рассеянных чад Божиих собрать воедино. С этого дня положили убить Его» (Ин. 11, 47–53).

Политические враги Иисуса выставили его перед Римом источником возмущения народа и нарушителем спокойствия. В итоге всех этих интриг Христа казнят через распятие — это был самый мучительный и позорный вид казни в Римской империи.

Далее начинается череда загадочных событий, не лезущих ни в какие ворота. Чтобы разделаться с многочисленными сторонниками Христа, достаточно было показать мертвое тело учителя на третий день после казни.

Дело в том, что когда ученики спрашивали Иисуса, как им узнать, что он тот, за кого себя выдает, он недвусмысленно отвечал, что доказательством будет его воскресение на третий день после смерти. Причем говорил он это многократно и неизменно.

Он рассказывал, как отправится в Иерусалим, где его предадут смерти, и на третий день он воскреснет. «И по воскресении же Моем предварю вас в Галилее» (Мф. 26, 32). Демонстрация мертвого тела Христа для его последователей означала бы, что он не встал из могилы, т. е. говорил неправду. С этого момента христианская партия умирала.

Следует отметить, что ни один основатель никакого учения ни до Христа, ни после не делал подобных заявлений. Никто не ставил дело своей жизни в зависимость от способности встать живым из гроба. Никто, кроме Иисуса, что весьма необычно.

Но при этом политические оппоненты Христа не смогли продемонстрировать его тело. Хотя, кажется, они именно к этому готовились. Чтобы ученики не украли его тело и не сказали, что он воскрес: «На другой день, который следовал за пятницею, собрались первосвященники и фарисеи к Пилату и говорили: господин! мы вспомнили, что обманщик тот, еще будучи в живых, сказал: «после трех дней воскресну»; итак прикажи охранять гроб до третьего дня, чтобы ученики Его, пришедши ночью, не украли Его и не сказали народу: «воскрес из мертвых»; и будет последний обман хуже первого» (Мф. 27, 62–65).

Когда распятого Христа сняли с креста и констатировали смерть, к его гробнице ставят стражу. Но случилось невозможное — мертвое тело исчезло. И на этом чудеса не кончаются. Пребывающие в жесточайшем унынии его ученики вдруг воодушевляются. Они говорят, что Христос явился к ним на третий день, как и обещал. И не просто говорят. Апостолы готовы за свои слова идти на страдания и смерть.

Можно предположить, что ученики каким-то ловким образом выкрали тело и теперь заявляют, что Христос воскрес. Но нельзя предположить, что они были готовы умирать за свой обман. Люди могут посылать других людей умирать за свой обман, это случается сплошь и рядом. Но самим пойти на смерть — это нереально. Объяснить воодушевление учеников можно лишь лицезрением своего учителя живым. После смерти он явился к ним.

Если с криминалистической скрупулезностью изучать смерть Христа, приходишь к двум возможным вариантам. Первый вариант — его воскресение есть подлинное чудо. Он действительно был убит, а затем действительно воскрес и явился ученикам. Это породило импульс такой силы, который не затухает и по сей день.

Второй вариант — устроенная кем-то могущественным инсценировка. Например, римским прокуратором. Он не ладил с первосвященником и симпатизировал Христу: «С этого времени Пилат искал отпустить Его» (Инн.19,12). Решив досадить недругу, Пилат устроил все так, чтобы Иисус остался жив. Он вступил в сговор с влиятельным членом Синедриона, который тоже симпатизировал Христу, и инсценировал воскресение.

«Пришел Иосиф из Аримафеи, знаменитый член совета, который и сам ожидал Царствия Божия, осмелился войти к Пилату, и просил тела Иисусова. Пилат удивился, что Он уже умер, и, призвав сотника, спросил его, давно ли умер? И, узнав от сотника, отдал тело Иосифу» (Мрк. 15, 43–45). Он отдал ему мертвое тело. Но если все это инсценировка, это было тело другого человека. Но Иосиф его «опознал».

В пользу инсценировки говорит ряд фактов. Например, когда воскресший Христос идет по дороге, его никто не узнает, в том числе и ученики: «В тот же день двое из них шли в селение, отстоящее стадий на шестьдесят от Иерусалима, называемое Эммаус; и разговаривали между собою о всех сих событиях. И когда они разговаривали и рассуждали между собою, и Сам Иисус, приблизившись, пошел с ними. Но глаза их были удержаны, так что они не узнали Его» (Лк. 24–13—16).

Воскресший Христос явился ученикам без признаков метафизики, не как призрак и дух, а во плоти: «Посмотрите на руки Мои и на ноги Мои; это Я Сам; осяжите Меня и рассмотрите; ибо дух плоти и костей не имеет, как видите у Меня» (Лк.24,39).

К странности относится слух о бегстве Христа с Магдалиной и детьми после «воскресения». По одной из исторических легенд с этой четы начинается династия Меровингов — французских королей.

Наиболее сильно в пользу инсценировки свидетельствует резкая смена призывов воскресшего Иисуса. До казни он твердо стоит на националистической позиции, везде говорит, что послан только в дом Израиля. После воскресения резко меняет национализм на космополитизм: «…идите научите все народы» (Мф. 28,19); «И сказал им: идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари» (Мрк. 16,15).

Такая кардинальная смена призыва указывает на третью силу, заинтересованную в обмане. В иудейской среде кто-то создает учение, способное лечь в основу новой религии и распространиться на весь мир. Поэтому Христос начал с национализма. Иначе бы к нему не присоединились сторонники. А когда получил огромный авторитет, национализм сменил космополитизм. (Воскресшие из мертвых могут что угодно требовать.)

Инсценировка объясняет, почему заинтересованные силы так и не смогли показать конкурентам тело казненного человека. Получает объяснение, почему его ученики были готовы на что угодно, лишь бы следовать указаниям восставшего из могилы учителя.

Я не берусь однозначно утверждать, что Иисус Христос не восстал из могилы. Равно как не берусь утверждать и обратного. Скажу только, что «…если Христос не воскрес… тщетна вера ваша» (1 Кор. 15, 14).

ГЛАВА 9. Развитие

Группа вождистского типа сохраняется после смерти лидера, если есть механизм создания нового лидера. В монархии этим механизмом является наследование власти по праву крови. «Король умер — да здравствует король!» Без такого механизма лишившаяся лидера группа распадается. «Порази пастыря, и стадо рассеется» (Мф. 26, 31).

Когда Александр Македонский лежал при смерти, его команда делила наследство. Сподвижники-военачальники спорили, кто из них в большей степени является македонянином и сильнее предан Александру. Через это они обосновывали право если не встать на место Александра Македонского, то получить долю его империи и славы.

После казни харизматичного лидера сторонники Иисуса Христа тоже приступили к разделу духовного наследия учителя. Они яростно спорят, кто из них ближе ко Христу и кто больший иудей. Апостол Иоанн пишет: «…говорят о себе, что они Иудеи, но не суть таковы, а лгут» (слово «Иудеи» пишется в Библии с большой буквы). Апостол Павел, называя себя иудеем из иудеев, конфликтует с апостолом Петром на почве выяснения, кто из них двоих настоящий иудей: «сказал Петру при всех: если ты, будучи Иудеем, живешь по язычески, а не по иудейски, то для чего язычников принуждаешь жить по иудейски? Мы по природе Иудеи, а не из язычников грешники» (Глт. 2, 14–15).

Но при этом количество сторонников Христа после его казни растет намного быстрее, чем при его жизни. Оно и понятно, авторитет человека, восставшего из мертвых, бесконечно выше обычного человека. Народ валом повалил в христианство.

Правда, это была уже не монолитная группа во главе с неоспоримым лидером, а противоречивая каша. Последователи Христа образуют массу автономных групп. Каждая претендует на духовную монополию, объявляя истиной свою версию учения Иисуса.

Дополнительной проблемой было то, что Христос лично не написал ни одного слова. Единственное упоминание в Евангелии, что Христос что-то писал, — это пальцем на песке. «Иисус, наклонившись низко, писал пальцем на песке» (Ин. 8, 6). Это при желании можно толковать как символичное указание на то, что все уже сказано в Законе.

Между сторонниками начинаются разброд и шатания. Что признают истиной одни, то отрицают другие. Большинство групп не считают за божественную истину писания апостолов. Они говорили, что Христос ни в одном месте, ни одним словом не призывал почитать божественной истиной записи своих учеников.

К слову сказать, сами апостолы считали свои записи обычной частной перепиской. В страшном сне они не могли представить, что их письма впоследствии не просто обожествят — это само по себе было для них кощунством, — но и поставят выше Закона.

Разное отношение к записям апостолов раскололо христианскую партию. Например, христианский святой, епископ из числа мужей апостольских, Папий Иерапольский, пренебрежительно отзывался обо этих записях, считая их частной перепиской. Он говорил, что писали их апостолы так же, как мы пишем друг другу письма. Потом все кому не лень стали переводить их в меру своего понимания с еврейского языка на другие языки, попутно украшая домыслами и благочестивыми фантазиями, выдавая за святую истину.

Другие христианские святые, например, Августин Блаженный, считающийся отцом Церкви, называл записи апостолов боговдохновенной информацией. По авторитетности он приравнивает их к Закону — к скрижалям, полученным Моисеем. Но не ставил выше, как это сделают потом поздние христиане, объявив записи апостолов выше Закона.

Опираясь на слова самого Христа, очень сложно вынести однозначное суждение о его отношении к Закону. С одной стороны, он заявляет Закон единственной истиной. «Не думайте, что Я пришел нарушить Закон или пророков, не нарушить пришел Я, но и исполнить» (Мф.5,17). Но с другой стороны, Закон говорит: «…око за око, зуб за зуб; как он сделал повреждение на теле человека, так и ему должно сделать». (Лвт. 24, 20). Иисус на эти слова Закона говорит: «Вы слышали, что сказано: «око за око и зуб за зуб». А Я говорю вам: не противься злому» (Мф. 5,38–39). Закон призывает любить своих близких и ненавидеть врагов. Христос говорит: «Вы слышали, что сказано: «люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего». А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящих вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас». (Мф. 5,43–44). Так непонятно, нарушить он пришел Закон или исполнить?

Каждая христианская группировка объявляет себя монополистом на истину. Всех своих оппонентов обвиняют во лжи и безбожии. Противоборствующие группы обзывают друг друга иудействующими, язычествующими, философствующими еретиками, заблудшими овцами и иными характерными словечками. Между христианскими группами складываются такие же отношения, как между саддукеями, фарисеями и ессеями. Только в новой религии противоборствующих групп было несравненно больше, чем в иудаизме.

Церковь говорит, что противоборствующие христиане ругались без злобы в сердце, по-семейному, по-братски. Возможно. Но тогда нужно добавить, что, если дело доходило до рукоприкладства, били они друг друга тоже смиренно и без злобы в сердце. Иногда и до смерти. Но тут уж ничего не поделаешь, религиозные споры — самые яростные.

Иоанн Златоуст, крупнейший христианский авторитет, дает инструкцию, как должен вести себя христианин по отношению к другому христианину, имеющему иное мнение, а равно и к любому человеку. Он пишет: «Если ты услышишь, что кто-нибудь на распутье или на площади хулит Бога, подойди, сделай ему внушение. И если нужно будет ударить его, не отказывайся, ударь его по лицу, сокруши уста, освяти руку твою ударом».

Позже этот посыл разовьется в инквизицию. Христиане будут освящать руки не только ударами по лицам инакомыслящих христиан, но также пытками и кострами. Но это будет потом, когда христианство станет централизованным. Пока же оно похоже на разношерстное лоскутное одеяло без намека на единую организацию.

ГЛАВА 10. Парадокс

Итак, после смерти Христа в Римской империи начали возникать христианские общины, постоянно конфликтующие друг с другом. У них было две схожие черты: первая — они признавали авторитет Христа. Вторая черта: они не имели кровных ограничений. По всем другим вопросам в христианстве было ровно столько мнений, сколько было групп.

Рим не обращал на них внимания. Он был крайне миролюбив ко всем религиям. Для всех божеств он построил целый Пантеон («пан» — «всеобщий»; «тео» — «бог»), всеобщее божественное «общежитие». Все народы империи помещали туда своих божеств. Там было и пустое место «для неведомого Бога».

Римской империи вообще было плевать, кто во что верит и какие философские и богословские вопросы верующие обсуждает. Власть говорила подданным (то есть людям, находящимся под данью): «Платите налоги и верьте во что хотите».

Религиозных разборок власть никогда не устраивала. Рим жил по сформированному впоследствии неким французским маршалом принципу: «Бог на стороне больших батальонов». Римская власть сосредотачивала свои ресурсы на политической, военной и экономической мощи. На поиске религиозной или философской истины Рим никогда не концентрировался.

Цель власти — не искать истину (тем более религиозную), а сохранять и усиливать себя. Понятия добра и зла власть определяет максимой: что хорошо для империи, то есть добро. Что плохо для империи, то есть зло. Поскольку ситуация постоянно меняется, добро и зло тоже весьма изменчиво.

Ценности — это всегда не более чем политика. Если природа волка вдруг завтра изменится, следом перевернутся его представления о добре и зле. Устройство государства всегда меняется. То монархия, то республика. Понятия добра и зла меняются следом.

Английский историк Эдвард Гиббон так характеризует политику Рима: «Все религиозные культы Древнего Рима народ считал одинаково истинными, философы — одинаково ложными, а правители — одинаково полезными».

Единственной гонимой религией за всю историю Рима стало христианство. Чтобы понять, чем оно так не угодило Риму, почему он гнал христиан, ответ нужно искать в самых корнях как империи, так и ситуации.

Не имеет смысла спрашивать ответ у священника. Он лицо, заинтересованное не в поиске истины, а в отстаивании своей позиции. Поэтому он скажет, что языческий Рим не мог вынести божественной истины, разносимой последователями Христа. Слова Бога его жгли, как черта жжет ладан. Будучи не в состоянии терпеть муку, Рим начал гонения.

Объяснения церкви, что Рим гнал христиан, потому что не мог вынести исходящей от Бога иудеев информации, противоречат фактам. Если бы это было так, Рим гнал всех, кто признает иудейского Бога, не только после казни Христа, но и до нее. Однако этого не было. Сложно представить, что до казни Иисуса слово иудейского Бога было незаметно для Рима, а после вдруг стало невыносимым. Концы с концами не сходятся…

Историки, большинство которых не лезет в корни, ограничиваясь собиранием внешних бантиков, что делает их больше архивариусами, чем историками, выскажут туманные версии, сплетая характер императоров с политической ситуацией и случаем.

Например, скажут, что император Нерон поджег Рим и свалил вину на христиан, что и послужило началом зарождения ненависти римского общества к христианам. Примерно как у населения городка формируется ненависть к цыганскому поселению, торгующему наркотиками. Подобные объяснения больше запутывают, чем объясняют, но других нет.

Поэтому вопрос принято проскакивать, забалтывая общими словами и эмоциями. Люди жмут плечами и говорят: вроде и так все понятно, язычники гнали христиан. Но нет, совсем непонятно. Почему Рим никогда не трогал сторонников иудейского Бога, а христиан вдруг начал гнать. И гнал веками… Очень необычно все это.

Все версии можно разбить на три группы: идеологические, экономические и политические. Идеологический мотив можно отринуть сразу. Как было сказано, Рим не интересовался философией и богословием. Тем более до такой степени, чтобы тратить на это бюджет (организовать масштабные гонения — это совсем не дешевое удовольствие).

Если и случались гонения на тот или иной культ, они носили исключительно политический или экономический, иногда бытовой характер. Известна история любви юноши к знатной женщине, не ответившей ему взаимностью. Отчаявшись, юноша подкупил жрецов храма, чтобы они сказали женщине, будто сегодня ночью ей нужно прийти в храм и отдаться божеству. Все произошло. Обман раскрылся. Женщина открылась мужу. Тот оказался влиятельным человеком. Дело дошло до императора. По приказу сына Юпитера жрецов распяли. Храм разрушили. Культ упразднили.

Бытовой вариант тоже можно отбросить. Помыслить, что христианство триста лет создавало бытовые проблемы, — это нереально. Остаются экономика и политика. Но и от экономической версии тоже приходится отказаться. Не бывает в природе таких экономических проблем, решение которых затягивается на триста лет.

Остается последний вариант — политика. Рим ополчился на четвертую ветвь тогдашнего иудаизма по политическим соображениям. Длившиеся около трех веков гонения говорят об абсолютной несовместимости римской и христианской систем.

ГЛАВА 11. Политика

Чтобы увидеть эту несовместимость, рассмотрю обе системы. Начну с римской модели. Рим был авторитарным государством — к центральной детали крепятся все остальные. Эта система подобна дереву. Оно существует, пока существует ствол. Если ствол ослабевает, вся конструкция слабеет пропорционально стволу. Если ствол исчезает (сгниет, сгорит и прочее), как бы ни были прочны ветви, вся конструкция рушится.

Стволом имперской конструкции был правитель. Его авторитет был делом государственной важности. При республике и империи его величие охранял закон «Об оскорблении Величества». Само слово «величество» при республике означало власть государства, при империи — власть императора. Оскорбление величества считалось преступлением против государства. Наказанием чаще всего была смертная казнь.

Вся римская система была ориентирована на возвышение императора. Испанский поэт Эрнандо Акунья позже выразит этот принцип формулой: «Одна паства, один пастырь, одна вера, один властитель, один меч». Потом ее повторит Геббельс: «Один народ, одна империя, один вождь» («Ein volk, ein reich, ein ffihrer»).

Император имел статус Верховного Жреца — Pontifex Maximus Пантеона. Сейчас этот титул у Папы Римского — Pontifex Maximus Христа. Императора позиционировали не просто человеком. Он непременно был сыном Юпитера или иного божества, т. е. сам в силу такого родства был не человеком, а именно божеством в прямом смысле. Не образно, не понарошку, для формы и вида, а именно самым настоящим божеством во плоти.

Например, когда в лагере Аттилы, предводителе гуннов, между дипломатами двух стран зашел разговор о правителях, византийские послы сказали, что вождь — это человек, а император — божество. Поэтому их нельзя сравнивать. И гунны согласились…

В связи с этим авторитет императора культивировали в Римской империи так тщательно, как в армии культивируется авторитет командующего. Солдаты отдают ему честь и обращаются в установленном порядке. Если солдаты этого не делают, их наказывают.

Казалось бы, что особенного, если солдат обратился к командующему не по уставу? Не отдал ему честь, например, или нарушил субординацию иным образом — вместо положенного по уставу приветствия сказал при встрече: «Привет, Петрович!»

Но что такое армия? Это машина из людей. Ее дееспособность зависит от точности движения всех деталей. Чем сильнее разболтаны детали, тем меньше дееспособность всего механизма. Если люфт деталей становится ниже критического минимума, машина и вовсе становится недееспособной. Теперь это просто куча бесполезных частей.

Абсолютно то же самое происходит с армией, если дисциплина солдат опускается ниже допустимого. Отлаженный воинский механизм превращается в толпу вооруженных мужиков, опасных как для самих себя, так и для окружающих.

Устав для армии — это документ, где описан алгоритм работы машины. Нарушение устава есть разбалтывание машины. Чем меньше положение деталей соответствует чертежу, тем ниже качество машины. После определенного минимума машина превращается в бессмысленное скопище деталей, зачем-то связанных между собой в единую кучу. Если нет силы, способной навести порядок — все детали поставить на свое место и заставить их двигаться так, как предписывает Устав, куча обречена разложиться.

В империи действует точно такой же принцип. Если подданные не будут оказывать должного почтения центральной детали системы, она попросту развалится. Сначала она начнет слабеть. На это обязательно отреагируют соседи. Начнется внешнее давление. Оно будет продолжаться, пока империя не продемонстрирует готовность защищаться. Если этого не произойдет, давление будет увеличиваться.

Планету можно сравнить с комнатой, заполненной надутыми шарами. Если в каком-то шарике давление начинает падать, соседние шары, в которых сохранилось прежнее давление, начинают сдавливать сдувшегося соседа. Они будут давить его, пока не займут его пространство полностью. Это закон природы, а не желание отдельных фигур.

Усиливающееся внешнее давление на слабеющую империю обязательно породит внутреннюю нестабильность. Нарастающий хаос спровоцирует, минимум, гражданскую войну. Неизбежна агрессия соседей. Не важно, насколько будет благовиден предлог, под которым произойдет агрессия. Важно, что агрессия неизбежна.

Внутренние и внешние разрушительные процессы гарантируют гибель миллионов невинных людей. Избежать этого есть только один способ — быть сильным. Сильным, значит, соответствовать своей природе.

Если конструкция построена на принципе дерева, центральная задача — сохранение величества главной детали. Ей должны подчиняться и согласовываться остальные задачи. Если ствол сгниет, истончится, сломается и прочее, ветви тут же опадут. Гармоничная структура мгновенно по историческим меркам превратится в хаотичную кучу.

Если социальная конструкция построена на принципе корзинки, где нет центральной детали, все прутики равны и сплетены между собой, утрата любого «прутика» не грозит крахом. Система разрушается только при потере критической массы «прутиков».

Концепция безопасности каждой системы — охрана своей природы. Безопасность системы «корзинка» зависит от равенства деталей. Поэтому республика (res — дело, publica — общее, то есть общее дело) ревностно следит, чтобы никакой «прутик» не набрал лишний вес. Если прутик превратится в ствол, «корзинка» станет «деревом» и все рухнет.

На первый взгляд не совсем понятно, чем опасно превращение «корзинки» в «дерево» и почему крах неминуем. Если «прутик» станет «стволом», другие «прутики» начнут играть роль «веток». Корзинка постепенно трансформируется в дерево.

Проблема в том, что в изначальной корзинке есть институт преемственности: «Король умер — да здравствует король!»; «Умер генсек — да здравствует генсек!» Есть механизм замены «ствола» новым. Система плодоносит и потому не испытывает потрясения от смены правителя.

Мутировавшая в дерево «корзинка» не плодоносит. Кто пришел к власти корзиночными методами и потом стал диктатором, тот не может заявить, кем является по факту. Диктатор вынужден называть себя тем, кем не является (не главным стволом, а одним из прутиков).

Это исключает наследственный механизм дерева — назначить наследника. Когда диктатор умрет, у фальшивого «дерева» проявятся те же проблемы, какие появляются у монархии, когда правитель умер и не оставил законного наследника. Появляется несколько претендентов на власть. Вокруг них формируются группы. Начинается гражданская война.

В теории диктатор может назначить наследника, но это не будет иметь силы. Не успеет остыть тело покойного диктатора, как его наследник, в самом лучшем, можно сказать, в фантастическом случае, продержится до следующих выборов. Но это вряд ли.

Ранее было сказано, что социальная система — живое существо. Она сознательно и интуитивно защищается. Технологию защиты определяет природа. Что «дереву» хорошо, то «корзинке» смерть. И наоборот, что «корзинке» хорошо, то «дереву» смерть.

Например, «дерево» тем прочнее, чем уже свобода личности. Поэтому государство сужает свободу настолько, насколько это возможно. Корзинка ровно наоборот, чем больше свобода личности, тем она сильнее. Поэтому государство максимально расширяет свободу.

Римская империя была деревом. Поэтому обеспечивала прочность соответствующим способом. Тайная полиция выявляла неуважение к императору и жестко карала виновных. Как правило, публично, в назидание остальным.

Среди казненных всегда были случайные люди, неосторожно или по глупости оскорбившие величество. Были жертвы ложных доносов и судебных ошибок. Их казнили из-за плохих следователей и халатности. Чисто по-человечески этих людей жаль. Но если жалость ослабляет систему — это не жалость, а глупость или предательство.

Можно сказать: пусть лучше девять виновных избегут наказания, чем пострадает один невинный. Звучит красиво, но это позерство, показатель, что человек не в теме. Если следовать предложенному принципу, то, спасая от наказания одного невинного, мы по факту создадим ситуацию, где наказанными окажутся миллионы невинных.

Система не может быть совершенной. Как не бывает идеального круга, так не бывает идеальных судов и спецслужб. Наказания невинных людей — жертва за сохранение безопасности миллионов. Без единичных жертв спасти миллионы невозможно.

Самая хорошая война убьет несопоставимо больше невинных людей, чем самый плохой судья. Чтобы избежать войны, нужно быть сильным, а для этого необходимо оставить жалость дома и действовать не так, как нам приятно, а как требует ситуация.

Бремя власти — из двух зол выбирать меньшее. Или вы жалеете невинных единиц, которые гарантированно пострадают от рук судов и спецслужб, но избегаете гибели миллионов невинных людей от войны и хаоса. Или второй вариант: вы спасаете единиц, обрекаете на гибель миллионы таких же невинных. Выбор невелик — или жалеть народ, или отдельных лиц. Увы, наш мир несовершенен, и третьего идеального варианта нет…

ГЛАВА 12. Корень

В рамках этой парадигмы закон Рима предписывал каждому жителю империи признавать высший авторитет императора во всех духовных и светских делах. В сфере политики авторитет выражался в принятии важных государственных решений.

В духовной сфере высший авторитет выражался в признании, что он — не человек, а божество. В официальных биографиях императоров рассказывалось, что его мать посетил Юпитер, Марс или прочие высшие сущности, от которых она зачала и родила. Это означало, что ее сын не человек, а сын Юпитера, Марса или еще кого-нибудь из богов.

Были иные технологии обожествления правителя, делающие из него полубога. Это объясняло, почему, например, императором стал выходец из низов, а, например, не какой-то знатный человек. Понятно почему — этот выходец из низов был человеком только внешне, а по сути своей был полубогом, божеством.

Божественная природа давала императору право определять понятие религиозной истины, запрещать или изменять любую религию и любой культ и вообще как угодно вмешиваться в религиозное действие. Как было сказано, Рим не вмешивался в религию, у него хватало других забот, но право это за императором-божеством фиксировалось.

Как солдат в знак признания авторитета командира выполняет армейские ритуалы, так жители империи в знак признания божественной сущности императора должны были совершить обряд жертвоприношения божественной сущности императора. Закон во время жертвоприношения обязывал их произносить: «Признаю императора такого-то, сына Юпитера, верховного жреца и правителя, источником истины духовных и земных дел…»

Завоеванным народам такое положение дел казалось естественным. Если вы нас победили, значит, ваши боги сильнее наших. Следовательно, император, сын ваших богов, божество во плоти, заслуживает поклонения и обожествления.

Ключевым узлом христианства является максима «Бог один». Ее корни в иудаизме. В иудейском Законе ясно сказано: «Приносящий жертву богам, кроме одного Господа, да будет истреблен» (Исх. 22, 20). Второзаконие предписывает убивать пророков, если они позовут поклоняться иным богам. Требуется убить свою мать, отца, дочь, сестру и любых родственников, если они позовут принести жертву иным богам (Втр. 13, 1 — 10).

Это означало, что поклонение Марсу, Юпитеру, равно как и их сыновьям, дочерям и иным родственникам, и иным богам прямо и категорически запрещалось. У нарушителя не было шансов остаться в живых. Закон прямо предписывал убить нарушителя.

Принести жертву римскому правителю, сыну Юпитера, означало поклониться тому, кому Закон запрещал поклоняться. Для иудея выполнить римский закон можно было только через нарушение прямого запрета Бога. Одновременно исполнить римский и иудейский закон было невозможно.

Всякий иудей, проживавший на территории Римской империи, стоял перед выбором: или нарушить иудейский Закон, или римские законы. Первое означало отказ от Бога. Второе означало подвергнуться репрессиям от власти.

Выбирая из двух зол меньшее, иудеи предпочитают нарушить римский закон. Они платят налоги и несут прочие повинности, но отказываются принести жертву императору. Они заявляют, что никто в мире, кем бы он ни был, хоть трижды императором и верховным жрецом трижды могучей империи, не может быть духовным авторитетом.

Рим испытывает твердость намерений иудеев каленым железом. Убедившись, что это не просто слова, что люди готовы умереть за свою веру, римляне оказываются перед выбором: или уничтожать подданных за нарушение закона, что означало тратить на это деньги из казны, или закрыть глаза на это нарушение и собирать с иудеев налог.

Рим выбирает налоги. Решение это обосновано тем, что стратегической опасности от иудаизма римляне не видели. Иудаизм был местечковой племенной религией. Он не выходил за пределы еврейского племени. Значит, отказ не мог заразить всю империю.

Христианство времен Христа было религией именно одной из иудейских группировок. Ее основатель признавал Закон. Его последователи также признавали Закон: «Итак, мы уничтожаем Закон верою? Никак; но Закон утверждаем» (Рим. 3, 31).

Христиане тоже считали, что поклоняться можно лишь одному Богу. Но их позиция по этому вопросу была еще жестче иудейской. Если иудеи просто не считали языческих божеств богами, то христиане считали их демонами. Принесение жертвы божеству, сыну Юпитера, было не просто нарушением божественного закона, а отказом от Христа и поклонением бесам, которыми были, по христианскому учению, все языческие божества.

Христиане заявляли: «Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи» (Мф. 4,10). Претензии римского язычника-императора, по совместительству верховного языческого жреца, на статус высшего духовного авторитета были им просто смешны.

Как и иудеи, христиане напрочь отказываются исполнять закон. Они признавали светскую власть императора, платили ему дань, исполняли гражданские обязанности и повинности. Но отказывались выполнить главный закон империи — принести божеству жертву. Как их только не уговаривали — все бесполезно, они не соглашались.

ГЛАВА 13. Трещина

Первое время римская власть принимает христиан за очередную иудейскую секту и смотрит на их отказ сквозь пальцы. Проблема обозначается, когда не только из Иудеи, но и из самых разных уголков империи начинают поступать сигналы об отказе христиан выполнить официальную процедуру.

По географии отказов видно, что это не известный Риму традиционный иудаизм, а нечто иное, имеющее интернациональный характер. Рим не может его игнорировать из-за размера. Он начинает разбираться, что это такое, откуда взялось и как к нему относиться.

Устанавливается, что одна из ветвей иудаизма, родившаяся в Иудее при Тиберии, — четвертая по значению партия после саддукеев, фарисеев и ессеев, отличавшаяся быстрым ростом. Это многих не устраивало. Во время конкурентной борьбы основателя казнили.

При жизни основатель четвертой партии неоднократно заявлял о связи с Богом. Эту связь он обещал доказать тем, что, когда казнят, на третий день воскреснет из мертвых. По версии христиан, именно так и произошло, их основатель был казнен и на третий день явился своим ученикам целый и невредимый, после чего исчез и больше не появлялся.

Чудесная история спровоцировала распространение христианства на всю империю. До казни основателя группа имела национальный характер, привлекая лишь «овец Израиля». После казни националистический окрас сменяется интернациональным.

Христиане, в отличие от иудеев, не были нацией. Они втягивают всех, не разбирая веры и племени. По словам историков, христианство было особенно популярно среди гнусной и постыдной части общества — воров, проституток, рабов и прочих.

Вчерашние пролетарии (перевод этого слова означает, что эти люди ни на что не годны, кроме как дать потомство) объединялись и демонстрировали небывалую высоту духа в стоянии за свои убеждения. Когда всеми презираемые люди из социальных низов шли умирать за свою веру, это создавало огромный пропагандистский эффект.

Никто не мог помыслить, что у этих людей могут быть убеждения, за которые они готовы умирать.

Особенно интересно это явление тем, что большинство христиан не знало учения. Но это не мешало им умирать за Христа. Презираемые всеми люди вдруг почувствовали себя выше тех, кто их презирал. Новое чувство перестраивало их внутренний мир и высвобождало потенциал. И это действительно выглядело подлинным чудом.

Старый иудаизм был привязан к крови и не мог выйти за рамки племени. Нееврей формально мог принять иудаизм, но хоть он лоб расшиби, путь наверх ему был заказан. Новые иудеи (христиане) преодолели кровное ограничение и вышли за рамки Израиля. Они отрицали значение социального статуса и крови и говорили, что главное — принять их учение. Остальное неважно. Разбойник или проститутка любой крови, вступая в христианскую общину, были равны всем другим членам группы.

У нового учения был потенциал охватить протестом всех людей. Несложно понять, что, если количество его сторонников достигнет критической массы, империя уподобится армии, где количество солдат, не исполняющих воинские обряды, превысило критический минимум. В перспективе это означало крах империи.

Рим находит это явление зловредным и опасным суеверием, расшатывающим основы империи. Что остается делать власти? То же самое, что командиру с солдатом, который после всех увещеваний отказывается выполнить воинский обряд, — солдата расстреливают перед строем. Когда христиане после всех угроз и увещеваний говорят твердое «НЕТ», Риму ничего не остается, кроме как наказывать их публично. Этим Рим и занимался в отношении христиан три века — публично гнал и казнил.

Сначала римская власть пытается справиться с явлением многократно проверенным способом — публичными казнями. Казни становятся все более жестокими, но это не помогает. Напротив, казни дают обратный эффект. Когда все вокруг видят, как люди идут по своей воле умирать за свои убеждения, это создает мощнейший пропагандистский импульс.

Случались истории, когда из собравшейся на потеху толпы выходили люди и тоже заявляли себя христианами. Их тут же просили выполнить закон империи — принести жертву императору. Они отказывались, и их тут же по закону казнили.

Самый известный случай — это некто Бонифатий. Это был раб, живший со своей госпожой, любитель чувственных наслаждений. Он понятия толком не имел, что такое христианство. Так, мельком слышал, что какие-то чудаки… Пошел посмотреть на них.

Увидев силу духа этих людей, он заразился их энергетикой. Он тоже заявил себя христианином. Ему предложили принести жертву императору. Он отказался. Его казнили. Вот и вся история. Бонифатий умер за учение, о котором ничего не знал толком. Но он предпочел умереть с людьми, способными так стоять за свои убеждения, чем жить с людьми, у которых не было никаких убеждений, которые могли стоять только за колбасу.

Сложно однозначно сказать, что двигало людьми, подобными Бонифатию. Скорее всего, уверенность, что раз за что-то добровольно отдают свою жизнь, значит, это что-то ценнее жизни. Логичное суждение. Плюс играла роль энергетика идущих на смерть.

Рим видит, что тупой физической силой вопрос не решается. Он использует тактику кнута и пряника. С одной стороны, поражает христиан в правах, лишает имущества, пытает и казнит. С другой стороны, обещает дать денег на постройку храмов, разрешить свободу обрядов. Взамен требует одного — признать духовный авторитет императора. Если не по-настоящему, то хотя бы формально принести жертву. Ничего не помогает…

Рим не может сидеть сложа руки и наблюдать, как на его теле растет опухоль. Он действует по ситуации в меру понимания. Проявляется интересная закономерность: чем император умнее, тем сильнее он гонит христиан. Например, Марк Аврелий, именуемый философом на троне — время его правления называют золотым веком, — очень жестоко обращался с христианами. Диоклетиан, правление которого называли так же, гнал их еще сильнее. Причина — умные императоры видели в христианстве стратегическую опасность.

Императоры с меньшим масштабом мышления, люди среднего ума, не видели в христианстве опасности. Для них это была обычная религия, одна из многих. При них гонения шли на спад. Но «опухоль» росла и при тех, и при других.

В стратегическом плане перед христианами на выбор было три варианта:

а) мученическая смерть;

б) бегство в пустыню;

в) отказ от веры.

Каждый выбирал путь сообразно силе веры. У кого была самая сильная вера, те шли на мучения. Люди с меньшей силой воли бежали в пустынные районы — так зародилось монашество. У кого вера была совсем слабой, такие изыскивали различные лазейки.

Как и во всякой бюрократической системе, лазеек было множество. Например, купить у чиновника справку о выполнении закона, договориться, что произнесешь необходимые слова про себя (и не произносить). Можно было заплатить, чтобы за тебя жертву принес другой человек, потому что ты не можешь (например, болеешь).

Все эти уловки позволяли соблюсти закон внешне. Но христиане исходили из того, что раз Бог все видит, лукавить нет смысла. Или ты стоишь перед Богом в вере, или нет смысла создавать видимость для людей. Покупка справки у римского чиновника и прочие уловки в христианской среде считались предательством веры. Потому что христианин — это тот, кто поклоняется ОДНОМУ Богу. Кто поклоняется двум богам — Христу и сыну Юпитера, тот не является христианином по самой сути христианства. Таких называют язычествующими христианами или христианствующими язычниками. Язычниками — за принесение жертвы божеству-императору, христианствующими — за признание Христа.

Христианство медленно, но верно распадаться на две части. Первая часть состояла из людей, ни под каким соусом не приносящих жертву сыну Юпитера. У каждого был свой способ. Одни шли за свои убеждения на муки и смерть. Так зарождается институт мученичества. Другие удалялись в пустынные места, где жили одиночками или группами. Так зарождается индивидуальное, а потом общежительное монашество.

Вторая часть состоит из людей, не желавших отказаться от веры, но и не имевших сил пойти на муки и смерть, или более легкий вариант — удалиться в пустыню. Так как они поклонялись двум божествам, в традиционном смысле не являлись христианами.

Этот новый тип верующих был христианами только по названию. По факту это были многобожники. Они не конфликтовали с римским законом, приносили императору жертву. А потом приносили бескровную жертву Христу. В общем, каждому богу давали то, что он от них требовал. Свое двоебожие они называли христианством.

ГЛАВА 14. Концепция

Когда гонения только начинались, люди, приносящие жертву двум и более богам, не считали себя христианами. Это был бы абсурд и нарушение всех религиозных законов, и иудейских, и христианских. Но со временем их становится все больше и больше. К концу III века нашей эры их стало много. Новое христианство было безопасно и привлекало в свои ряды больше народу, чем традиционное христианство с его запретами.

Последнюю попытку решить вопрос силой делает философ на троне — римский император Диоклетиан. В 304 году он ставит целью искоренить имя христианское («Nomen christianorum deleto» — «Да погибнет имя христианское»). Гонение дало новую порцию новых христиан, но традиционных христиан не уничтожило.

Рим приходит к выводу, что нужно искать принципиально иное решение. Анализ показывает, что ситуация стала иной, нежели сто, двести и триста лет назад. Империю наводнил новый тип христиан, не видевших ничего дурного в поклонении двум богам.

Это была не очередная группа внутри христианства с некоторыми религиозными разномыслиями. Это была группа, вышедшая за рамки христианства, но продолжающая позиционировать себя христианами. Эта отдельная прослойка людей отворачивалась от язычников. Традиционные христиане отворачиваются от этого нового сорта христиан.

Раньше христиане, которых власть угрозами или физической силой принуждала принести жертву императору, сами себя переставали считать христианами. Ну какой это христианин, если приносит жертву римскому божеству. Такие считались отступниками.

Но вдруг такие отступники перестают себя считать таковыми и не видят конфликта между христианским учением и принесением жертвы. Появилась теория, примиряющая непримиримое — римский и христианский законы.

В основе новой теории лежали словах апостола (Рим. 13,1), смысл которых «не есть власть, если не от Бога», но его перевернули как «нет власти не от Бога». В первом варианте власть — это только то, что от Бога, а все остальное самоуправство, а не власть. Во втором варианте любая власть от Бога.

Из этого следовало, что власть императора, не важно, сын Юпитера он или еще кто — его власть от Бога. В будущем эта теория оправдает убийство императора с целью занять его место — убил и сел на место убитого, значит, все это от Бога.

На основе этой теории отступники-христиане трактуют свое поклонение императору не как императору, а как его власти. Эта теория удовлетворяла обе стороны. И волки сыты, и овцы целы.

У этой теории были большие и малые проблемы. Малые — апостол говорит про власть сынов Юпитера, что это власть мироправителей тьмы, и они против нее борются. «Наша брань не против плоти и крови, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего» (Еф. 6, 12).

Большая проблема — если бы Христос и апостолы сказали, что у власти только один источник — Бог, оставалось бы только гадать, зачем он дал власть язычнику. И успокоиться на мысли, что пути господни неисповедимы. Но Христос говорит, что источником власти может быть не только Бог, но и тьма: «Теперь ваше время и власть тьмы» (Лк. 22,53). Апостол Иоанн говорит, что и дракон может дать власть: «И дал ему дракон силу свою и престол свой и великую власть» (Откр. 13, 2). Плюс ко всему император утверждает, что ему власть дал не иудейский и не христианский Бог, а Юпитер.

Заявления Христа, апостолов и императора полностью разрушают оправдывающую двоебожие теорию. Новые христиане, не имея что возразить, выбирают беспроигрышную стратегию — игнорируют неудобные моменты и логику традиционных христиан. Они упирают на призыв апостола чтить царя и Бога «Бога бойтесь, царя чтите» (Шет. 2, 17). На этом основании не видят ничего дурного в принесении сыну Юпитера жертвы.

Итак, христианство распалось на две части. Первая группа состояла из сторонников тезиса «только Христос». Вторая группа являлась носителем тезиса «Христос плюс еще одно божество». Да, она не называла сына Юпитера божеством. Она называла его властью и императором, но сути это не меняло. Во всех официальных документах император был божеством и верховным языческим жрецом. Как ни крутись, а седалище сзади…

Две христианские партии начинают выяснять, кто из них христианин по сути, а кто по названию. Традиционные христиане называют своих оппонентов предателями веры и мучеников, отступниками и прочими обидными словами. Новые христиане пытаются на это возражать, опираясь на теорию, что поклоняются не императору, а его власти. Но это не проходит по указанным выше причинам. Им остается игнорировать споры на эту тему. Они сводят христианство к форме, отодвигая суть на задний план. В то время про таких христиан говорили, что их вера сводится к «перецеловать все иконы и спеть молитвы». А потом пойти принести жертву сыну Юпитера. И все так чинно, солидно, благородно…

Рим видит, что новых христиан можно эффективно использовать для окончательного решения христианского вопроса. Нужно создать из них прогосударственную структуру, оказать ей поддержку и возложить на нее борьбу с традиционным христианством.

Самое жесткое противостояние в рамках одного вида. В силу своей природы новое христианство будет бороться с традиционным. При имперской поддержке оно представит его маргинальным и еретическим и в итоге вытеснит на периферию общества. Освободив место, оно заявит себя настоящим и подлинным христианством, идущим от самого Христа.

По этой технологии сейчас работают в политическом секторе. Если в обществе много сторонников какой-нибудь идеи (например, вегетарианцев или коммунистов), под эту группу создают клон — политическую партию. На ее фасаде вывешивают лозунги этой группы, и она стягивает к себе сторонников коммунизма или экологии. Потому что масса суть бараны. Она не хочет вникать в детали. Она идет в ворота, покрашенные в знакомый цвет. А если сверху еще висят знакомые лозунги, она туда валом валит.

Пример из современности — коммунистические партии. Эти организации давно не собираются строить никакого коммунизма. Это обыкновенные тред-юнионы, которых еще Ленин ругал, на чем свет стоит. Политкоммерсанты (не путать с политкомиссарами) используют бренд коммунизма, делая на этом свой бизнес. И это работает — масса прет на лозунги, как бараны в знакомые ворота. Бренд коммунизма монетизируют через тоску по добрым старым временам, символику и портреты вождей на майках и прочее.

В «Скотном дворе» Оруэлла овцы сначала дружно говорили: «Четыре ноги — хорошо, две ноги — плохо». А потом, когда власти понадобилось обратное, они так же дружно заговорили совсем другое: «Четыре ноги хорошо, две ноги — лучше».

Никто из овец не заметил разворота в противоположную сторону. Точно так же 1700 лет назад не заметили в христианстве. Сейчас не замечают в коммунизме и демократии (что сейчас называют демократией, не имеет никакого отношения к теории демократии).

ГЛАВА 15. Предыстория

С IV века Рим начинает перекладывать теорию на практику. Его принципы: «Если событие нельзя предотвратить, его нужно возглавить»; «От чего заболел, тем и лечись». В 308 году Рим отменяет эдикт против христиан. Теперь их никто не трогает. Напротив, им идут на уступки. В 313 году выходит Миланский эдикт, уравнивающий христианство в правах со всеми другими религиями. Власть приглашает христиан к диалогу (который сводится все к тому же — признайте императора высшим духовным авторитетом).

Как и следовало ожидать, традиционные христиане стоят на прежней позиции — Богу одному поклоняйся. Зато новые христиане охотно идут на контакт с властью. Как-то незаметно, между прочим, в череде текущих событий. Как бы само собой представители власти все чаще оказываются на собраниях новых христиан. Они высказывают мнение по духовным вопросам, и это мнение все чаще становится приоритетным.

Новые христиане обращают в свою веру все больше людей. Власть не препятствует им, а, наоборот, помогает. Потому что теоретики нового христианства проповедуют, что власть императора — это просто власть от Бога, и ей можно поклоняться. Они говорят, что власть от Бога имеет право регламентировать духовную жизнь христиан.

Наиболее яркий представитель такого взгляда на роль власти — святой Августин. Он говорил, что для восстановления церковного единства император может использовать военную силу. За такую позицию государственное христианство объявило его святым. (За те же заслуги власти Китая объявляли Конфуция своего рода святым, а Сунь Цзы гнали.)

Между новым и традиционным христианством разворачивается борьба за электорат. Модернизированное христианство не собирается конкурировать. Оно смиренно просит у власти защиты от еретиков (так теперь называют стоящих на традиционных позициях).

Пройдут века, и новый тип христиан так же смиренно будет просить власть наказать еретиков «без пролития крови и отрубания членов». В переводе с «новохристианского» на человеческий язык это означало сжечь заживо. Но это будет потом. А пока новые христиане еще не вошли в силу. Пока они только просят власть заступиться за них.

Римская власть не отказывает подопечным. В 314 году она издает указ, где перечисляются признаки традиционного христианства. Эти признаки объявляются ересью. По закону настоящим христианином теперь считается тот, кто исповедует учение новых христиан. Кто придерживается традиционного христианства, теперь считается еретиком.

Ситуация перевернулась с ног на голову. Вчера христианином считался тот, кто НЕ ПРИЗНАВАЛ духовную власть императора. Отступником и еретиком считался тот, кто признал. Теперь христианином считался тот, кто ПРИЗНАВАЛ духовную власть императора. Отступником и еретиком стал тот, кто не признавал. Черное стало белым, а белое — черным. Почтенной публике показали фокус-покус — ловкость рук и никакого мошенничества.

Традиционные христиане не сдаются. Они на всех углах заявляют, что таинства от отступников не имеют силы. В ответ новые христиане снова смиренно просят власть защитить их от злых еретиков. Император высказывается в пользу своих подопечных. Традиционные христиане на это заявляют, что мнение императора в духовных вопросах не имеет силы. В ответ на такое заявление император Константин ссылает лидеров традиционных христиан далеко и надолго. Их имущество он передает новым христианам.

Традиционных христиан начинают выставлять сектантами. Термин «христиане» теперь применяется только к новохристианским группам. Традиционных же называют по имени их лидера или ключевому узлу их учения. Например, если лидера звали Николай, значит, его последователи — николаиты, если Донат — донатисты.

Чтобы понять эффект, представьте, что традиционный иудаизм, состоящий из трех основных групп, из саддукеев, фарисеев и ессеев, власть запретила именовать иудеями. Теперь это именно саддукеи, фарисеи и ессеи. А термин «иудаизм» применяют только к группе, собранной властью из людей, принесших жертву римскому императору. С новыми иудеями власть заигрывает, потворствует им. А группы, совокупность которых и является традиционным иудаизмом, называет «еретиками» и системно гонит.

Нужно ли доказывать, что при такой политике через 2–3 поколения истинным иудеем для массы будет тот, кого власть назначила истинным? Настоящие иудеи будут выглядеть склочными сектантами, вечно спорящими на тему, все сказал Моисею Бог или нет, есть загробная жизнь или нет. На их фоне «государственный иудаизм», где тишь, да гладь, да божья благодать, будет восприниматься истинным иудаизмом. А они еретиками.

Такой трюк римская власть проделала с христианами. Она нарисовала народу картинку, где слева лежало новое христианство. Оно выглядело единым и настолько истинным, что его признала даже языческая власть. Справа же находилось традиционное христианство — куча разрозненных групп, вечно спорящих друг с другом и с властью.

Постепенно и незаметно, в череде текущих событий, гонения на традиционных христиан становятся профессиональной обязанностью новых христиан. И новые христиане их прилежно исполняют. Когда не хватает своих сил, обращаются за помощью к власти. В 405 году просят императора Гонория послать против традиционных христиан армию. В 414 году просят лишить их гражданских прав. В 415 году они добиваются от власти, чтобы под страхом смерти запретить традиционным христианам богослужения.

С каждым годом новое христианство набирает силу. Догоняет традиционных христиан оно и по последнему пункту — по силе духа. Появляются простецы, готовые умирать за свои убеждения. Но теперь они не опасны Римской империи. Теперь их энергия направлена на так называемые духовные подвиги. Например, всю жизнь во славу Бога сидеть на столбе, или не мыться, или молчать до гроба.

Это относительно нейтральные подвиги. Есть более экзотические действия, типа, заживо гнить и разводить у себя в ранах червей, копить вшей, что впоследствии дало начало целому течению в христианстве (вшей называли божьими или небесными жемчужинами, и чем больше на человеке было вшей, тем больше у него было повода для гордости). Чистый дохристианский мир с его откровенными радостями и жестокостями сменился грязным и дурно пахнущим христианским гнетущим темным миром.

Для новых верующих, валом пошедших в ставшее безопасным христианство, было придумано много «подвигов». Обращенные в новое христианство люди верили, что сидеть на столбе или всю жизни не мыться весьма угодно Богу и является прямой дорогой в рай.

ГЛАВА 16. Проблема

Первое время все шло как по маслу — новое христианство приносило жертвы императору и давило традиционную веру. Риму осталось только наблюдать за еще одной религиозной разновидностью на своей территории. Но вскоре обнаруживается проблема.

Чтобы показать ее корни, напомню, что иудаизм традиционно состоял из групп, где у каждой было свое мнение о полноте писаного Закона (одни считали, что Бог все сказал Моисею, другие полагали, что Бог периодически досылает новые порции информации).

Это порождало множество новых разногласий, но иудаизм от этого не раскалывался. Он сохранял единство благодаря Храму, где оппоненты встречались во время праздников. Вокруг Храма вращался иудаизм во всей полноте единства противоположностей.

В иудаизме свой отличался от чужого не по тому, признаешь писаный Закон полной информацией или нет, а по тому, какому Храму жертву приносишь. Если даешь десятину в Храм иудейского Бога, значит, свой. Даже если тебя побивали камнями за нарушение Закона, то побивали именно как своего, а не как чужака и еретика. Если же не даешь на Храм десятины, значит, чужой, даже если все обряды исполняешь и форму соблюдаешь. Признаком отпадения от иудаизма считалось прекращение жертвы. Поэтому даже самые последние бедняки клали десятую часть своих нищенских доходов на жертвенник, на что обращает внимание Христос в притче о бедной вдове, давшей на Храм две лепты.

Самым настоящим иудеем считался любой еврей, если он признавал Закон и отдавал десятую часть доходов на Храм. Верил он в загробную жизнь и ангелов или отрицал — это было его личным делом. Вторичное никак не влияло на религиозный статус.

Если два человека еврейского племени признавали Закон и Храм, но один верил в загробную жизнь, а другой не верил, оба были единоверцы. Они могли до хрипоты, до драки и даже до убийства спорить, есть жизнь после смерти или нет, оставаясь при этом единоверцами. Никто не скрывал своих вторичных верований, потому что нельзя было обвинить в ереси и уклонении от иудаизма за то, что мои взгляды отличаются от твоих.

Христианство тоже состояло из групп, имевших разные мнения по религиозным вопросам. Высшего накала противоречия достигают вокруг природы Иисуса Христа. Кто он, великий пророк? Сын Божий? Бог?

Разные мнения по главному вопросу порождали множество новых разногласий. Но христианство продолжало оставаться единым благодаря незримому Храму — отрицанию духовной власти императора. Христиане отличали своих от чужих не по принципу «сколькими пальцами крестишься», а по принципу «скольким богам поклоняешься». Если отрицаешь духовный авторитет императора, значит, свой. Если приносишь ему жертву, значит, чужой. Выполнение римского закона являлось отпадением от христианства.

Любой христианин мог интерпретировать и понимать спорные моменты так, как ему казалось верным. Доказательством его искренности была готовность идти на смерть. Он мог основать группу из людей, разделявших его мнение, не рискуя стать чужим. Для всех он оставался единоверцем, по-своему понимавшим некоторые моменты учения.

Момент истины для всех наступал, когда христиане разных взглядов встречались в камере перед казнью. Все вторичное отходило на задний план, и выступало главное — они добровольно шли умирать за Христа, и только потом за свои истины.

Христианские обряды и богословские тонкости были вторичны. Новые христиане сделают их потом первичными. У традиционных христиан первичным было отрицание духовной власти императора, выражавшееся в отказе принести ему жертву как божеству. По этой причине они считали за христиан лиц, совсем не знавших учения, как упомянутый Бонифатий, отказавшийся принести жертву императору. Его даже не крестили, но он и по сию пору считается самым истинным христианином.

Как иудеев объединял каменный Храм, так христиан объединял незримый Храм — отрицание духовной власти императора. Значение Храма в деле сплочения религии видно на постигшей в 70 году иудаизм беде — Рим разрушил Храм. Иудаизм развалился, как бочка, с которой сняли обручи. Саддукеи сразу сошли со сцены. Ессеи чуть позже. От них остались списки Мертвого моря. Если бы не они, мы бы и не знали о их существовании.

Единственная выжившая ветвь иудаизма — фарисеи. Сегодня они называют себя ортодоксальным иудаизмом. С таким же успехом крыло самолета может называть себя самолетом. Как самолет — совокупность всех частей, и одно крыло не является самолетом, так иудаизм — совокупность саддукеев, фарисеев и ессеев, и одна группа, пусть самая ловкая и удачливая, не является иудаизмом.

Единство традиционных христиан сохранялось благодаря незримому Храму. Но вот проблема — новые христиане отпали от незримого Храма, поклонились императору. Иного же Храма у них не было. А ожесточенные религиозные споры были, что рождало новые и новые группировки, враждовавшие друг с другом намного сильнее, чем в традиционном христианстве. Работает закон «Чем меньше опасность, тем больше принципиальность».

Одно дело, когда твоим оппонентом является Рим с его убедительными доводами в виде пыток каленым железом и казней. Другое дело, когда твой оппонент такой же, как ты. Вы оба прекрасно знаете, что дело дальше слов не пойдет. Максимум, чего можно ожидать, — это подеретесь. На фоне римских казней это такой милый пустяк…

Новые христиане словно хотели реабилитировать себя в своих собственных глазах за свое отступничество. То, на что традиционные христиане обращали внимание во вторую очередь, у новых христиан выходит на первый план и становится делом принципа. У их последователей это найдет выражение в формуле «за единый аз» — будут умирать за «сколькими пальцами креститься». Хотя Христос ни разу в жизни не перекрестился.

ГЛАВА 17. Отягощение

Проблему отягощало эллинское мышление новых христиан и стройность логики, что порождало тупиковые вопросы, поиск ответов на которые крошил их лагерь. Пытаясь дать определение, кто такой Христос, одни говорили, что он Бог. Но если так, получалось, что в христианстве два Бога. Если Богов больше одного — это язычество. Если же Иисус не Бог, то кто? Пророк? Учитель? Но это уже было не важно, потому что если Христос — не Бог, тогда вокруг чего весь сыр-бор? А если Бог, получается многобожие…

Ситуацию осложняло, что сам Христос ни разу не назвал себя Богом. Он назывался сыном человеческим, но это не синоним слова «Бог». Он называл себя сыном Божьим, но все иудеи считали себя сынами Бога: «…да будете сынами Отца вашего Небесного» (Мф. 5,45). Быть или стать сыном Божьим — это не означает быть или стать Богом.

В Евангелии есть слова, имеющие двойной смысл, которые при желании можно трактовать как одним, так и противоположным образом. Например, Христос говорит: «Я и Отец — одно» (Ин. 10,30). Но согласитесь, что это можно понимать, что так Христос намекает, что он Бог. Но это не есть ясное «Я есть Бог». Но Богу не свойственно говорить двусмысленно по важным вещам. Когда высшее что-то сообщает низшему, оно говорит ясно и просто, чтобы не запутать его. Взрослый ясно говорит ребенку, а Бог — человеку. Например, Бог прямо сказал Моисею: «Я Бог» (Исх. 3, 6), «И говорил Бог Моисею и сказал ему: Я Господь» (Исх. 6, 2). А в словах Христа ясности нет. Он никогда не говорил о себе прямо. Ни разу на прямой вопрос о том, кто он, Иисус не дал прямого ответа.

Когда ессеи спрашивают у него, кто он, Христос тоже уходит от ответа: «Иоанн же, услышав в темнице о делах Христовых, послал двоих из учеников своих сказать Ему: Ты ли Тот, Который должен прийти, или ожидать нам другого? И сказал им Иисус в ответ: пойдите, скажите Иоанну, что слышите и видите: слепые прозревают и хромые ходят, прокаженные очищаются и глухие слышат, мертвые воскресают и нищие благовествуют; и блажен, кто не соблазнится о Мне» (Мф. 11, 2–6).

Когда к Иисусу пришла целая делегация священников и старейшин с этим вопросом, он ничего не говорит о себе: «И когда пришел Он в храм и учил, приступили к Нему первосвященники и старейшины народа и сказали: какой властью Ты это делаешь? и кто Тебе дал такую власть? Иисус сказал им в ответ: спрошу и Я вас об одном; если о том скажете Мне, то и Я вам скажу, какою властью это делаю; крещение Иоанново откуда было: с небес, или от человеков? Они же рассуждали между собою: если скажем: с небес, то Он скажет нам: почему же вы не поверили ему?а если сказать: от человеков, — боимся народа, ибо все почитают Иоанна за пророка. И сказали в ответ Иисусу: не знаем. Сказал им и Он: и Я вам не скажу, какою властью это делаю» (Мф. 21, 23–27).

Благое у иудеев означало уподобление Богу. Когда Христа называют благим, он выступает резко против: «И спросил Его некто из начальствующих: Учитель благий! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную? Иисус сказал ему: что ты называешь Меня благим? никто не благ, как только один Бог» (Лк. 18,18–19)

Несомненный факт: все последователи считали Христа учителем и пророком вроде Моисея, но никак не Богом. Если бы Иисус позиционировал себя Богом, ни один иудей в мире не пришел бы к нему. В иудаизме считается, что Бога нельзя увидеть. Кто видел Бога и остался в живых, тот видел не Бога. Так что Иисус никак не мог заявлять себя Богом.

Фанатичные иудеи шли за Христом, потому что видели в нем единоверца. Если бы Христос намекнул, что он хочет создать новую религию, никто из иудеев за ним не пошел бы. Но раз пошли, значит, не считали его Богом и основателем новой религии. Для всех в Израиле Иисус был правоверным иудеем, имевшим иное мнение по частным вопросам.

Единственное место, где Иисус прямо отвечает на заданный вопрос, — это в истории с Савлом, будущим апостолом Павлом, по дороге в Дамаск. Он слышит обращенный к нему с неба голос, но не падает ниц, а с ужасом и недоумением вопрошает: «Кто ты?!» Голос с неба отвечает: «Я Иисус, которого ты гонишь» (Деян. 26, 15). Но и здесь Иисус не сказал, что он Бог.

Реакция Савла заслуживает особого внимания. Чтобы уловить нюансы, подумайте, почему Савл, когда слышит голос с неба, задает такой вопрос? Разве не понятно, кто с тобой говорит с неба? Но Савл спрашивает: «Кто ты?» Почему? Дело в том, что голос с неба говорит фразами из древнегреческих трагедий: «Что ты гонишь меня» (фраза юноши, обращенная к преследующему его Аполлону) и «Трудно тебе идти против рожна» (фраза из трагедии Эсхила). Савл в недоумении, в каком были бы вы, услышь с неба фразы фильмов и песен.

Что это было? Возможно, какие-то технологии, как у египетских жрецов, которые показывали подобные фокусы темному народу, чтобы потом использовать его втемную. Не исключаю, что Савл мог сочинить эту историю. Здесь много странных моментов.

Что религиозную истину невозможно вычислить — это нормально. Истину не удается вычислить даже в точных науках. Например, в математике истину не сердцем чуют, ее там вычисляют и доказывают. Но и там существуют разные школы. Есть даже математическая теорема, отрицающая… точность математики в абсолютном смысле (теорема Геделя о неполноте — средствами системы нельзя описать системы). Что тогда говорить о религии, главным аргументом которой выступает сердце. Так как сердце у всех по-разному чувствует, доказать, что ваше мнение приоритетнее моего, в принципе нельзя.

Например, десять человек прочитали фразу «Блаженны нищие духом» (Мф. 5,3), и каждый ее по-своему понял. Каждый сердцем чувствуют, что ему истина открылась. Но только у всех разная истина. При этом каждый готов идти на страдания и смерть за нее.

Если нет внешней силы, заинтересованной единообразить религию, она в принципе не может быть монолитной. Показатель естественности религии — множество мнений. Не могут свободные в духовных вопросах верующие сами оформиться в централизованный аппарат, где все признают одну истину, а всякое отклонение от нее посчитают ересью.

Показательно, что религия свободна от опеки государства — она требует признания в главном (Храм) и дает свободу в спорном. Потому что тут сердце, а не ум. Сердечная аргументация исключает дискуссию. Только эмоции. Спор на эмоциях — это не спор, а перепалка, только укрепляющая оппонентов в своей правоте. И если нет Храма, споры в пыль раскрошат любую религию, превратив верующих в поклонников карманного бога.

Апостол Павел говорит о духовной свободе: «Надлежит быть и разномыслиям между вами, дабы открылись между вами искусные» (1 Кор. 11:19). Эту мысль повторяет Августин Блаженный: «В главном единство, в спорном свобода, во всем — любовь».

Свобода рождает множество мнений и, как следствие, множество группировок. Но если есть Храм, он удерживает противоречивую массу вместе — центробежные силы уравнивают центростремительными. Если нет Храма, этот «противовес» пропадает. Сообщество разрывается и уподобляется современным поклонникам карманного бога.

Храм есть в каждой религии. Буддизм, даосизм, синтоизм и все прочие религии всегда состояли из школ, имеющих разные мнения по вторичным вопросам. Вокруг новых мнений собирались сторонники, возникали новые школы. Но все они оставались в лоне своей религии, пока не отпадали от своего Храма (совокупности базовых истин-догматов).

Например, в индуизме Храмом является признание трех божеств: Брахма-создатель, Вишна-сохранитель (Кришна), Шива-разрушитель. Эти божества образуют вечный цикл создания-сохранения-исчезновения мира. Кто признает этот факт, тот считается индуистом (в реальности чуть сложнее, нужно еще ритуалы соблюдать, но это вторично).

Помимо трех основных богов индуист может верить в своих домашних богов, по домашнему поверью живущих в его доме. Может приносить им жертвы и поклоняться как хочет. Другие индуисты могут не признавать его домашних богов или даже не знать о их существовании — все это не нарушает целостность индуизма. Потому что есть Храм.

Свобода в религии приводит к возникновению оппонентов. Это показатель жизни. Если исчезает свобода, наступает застой с последующей деградацией и разложением. Нет ни одного исключения. Свобода дает разнообразную жизнь. Несвобода все убивает и появляется однообразная смерть.

Противоборствующие группировки внутри религии похожи на противоборствующие группировки внутри науки. Ученые готовы за свою научную истину в прямом смысле драться (и дерутся реально). Но их Храм науки (фундаментальные законы) обеспечивает единство науки. Признающие этот Храм ученые считают друг друга честными людьми, ищущими истину. А споры… Ну что ж… Природа у человека такая… Зато при спорах расцветают сто цветов.

В свободной научной среде ученым признается тот, кто разделяет базовые истины и оперирует логикой и опытом. В свободной религиозной среде единоверцем признается тот, кто разделяет базовые истины и чистым сердцем ищет ответы на спорные вопросы.

Ситуация переворачивается с ног на голову, когда наука или религия оказывается под пятой государства. Искателей истин власть гонит. Появляются идеологически верные ученые и верующие — начетники и догматики. Истина теперь — это соответствие мнению власти. Если ученый выходит за очерченные рамки, его называют лжеученым. Если верующий выходит за официально очерченные рамки, он получает статус еретика.

Несвободная наука или религия вращаются вокруг нового центра — Власти. Так как у нее нет намерения искать истину, она думает исключительно о сохранении и усилении себя (иначе она не власть), религия, идеология и наука в ее руках превращаются не в живых и свободных искателей истины, а в мертвые инструменты, работающие на власть.

Римская власть в страшном сне не планировала поиск религиозной и философской истины. Она искала решение христианского вопроса, три века бывшего занозой. И вот она нашла решение, создав из новых христиан подчиненную ей конструкцию.

Чтобы духовная армия эффективно культивировала идеологическое единомыслие на всей территории империи, ей нужен центр, вокруг которого она бы вращалась. Этот центр сглаживал бы все противоречия и объединял конфликтующие группировки в целое. Новому христианству нужен был Храм. В роли Храма могла выступить только Власть.

ГЛАВА 18. Ортодоксия

Для римских властей системный кризис был очевиден. Понятно, что проблема не в спорах о природе Христа, а глубже. Не будет этого спора, будет другой, пятый и десятый. Проблема решалась только одним способом — исключить саму возможность таких споров.

В поисках решения этой задачи Рим придумывает принцип, получивший название «ортодоксия». До Рима мир не знал понятия «религиозной ортодоксии». Это изобретение принадлежит сугубо римским аналитикам и политтехнологам.

Суть ортодоксии — информация, объявленная истиной официально, считается такой без всяких рассуждений. Не важно, насколько эта информация соответствует здравому смыслу. Пусть даже ее положения противоречат друг другу — все это не важно. Важно, что если любая информация официально заявлена истиной, значит, это и есть истина.

Второй признак ортодоксии — форма объявляется выше сути. Не важно, насколько верующий честен в своем поиске истины. Согласно ортодоксии, вчера были «блаженны алчущие и жаждущие правды» (Мф. 5,6). Сегодня истину не нужно жаждать, потому что ее теперь должна давать власть от Бога — император Римской империи.

Одной из главнейших задачи ортодоксии было освободить религию от здравого смысла. Если власть через подконтрольных ей священников говорила: сказано, что истина — это, значит, это — истина. И точка. Думать, так ли это на самом деле, не нужно. Даже если ты со всем согласишься, все равно лучше соглашаться не через понимание, а через веру.

Вера для власти приоритетнее понимания. Пусть лучше люди верят, чем понимают. Потому что ситуация постоянно меняется. Чтобы ей соответствовать, следом истину нужно менять, что власть и должна делать. Добрый верующий должен не раздумывая следом менять свои убеждения. Если он вчера свято верил, что дорога в рай лежит налево, после изменения ситуации, и следом истины, он так же свято должен думать, что дорога в рай лежит направо. Для этого нужно быть не гибким, гибкий — мало. Нужно быть жидким. Только тогда без усилий сможешь занимать новую форму истины, предложенную властью.

Если завтра власть изменит мнение, верующий вслед за ней без усилий изменит свои взгляды. Если же человек не только верит, но и понимает, возникает опасность, что он не согласится с логикой новой истины. Не важно, почему не согласится, не поймет ее, или поймет, но увидит ошибки. Тем более во многих случаях истинное объяснение изменения истины невозможно дать.

Например, как Романовы могли объяснить, что реальная цель церковной реформы — это укрепление династии Романовых? Русская церковь присягала на верность династии Рюриковичей, а не Романовых. Анализируя ситуацию, они пришли к выводу, что затевать процесс новой присяги опасно и нелегитимно. Лучше создать новую церковь, которая присягнет династии Романовых. В рамках этого решения старая церковь объявляется ошибкой, а новая — настоящей подлинной и несомненной истиной. Плюс к этому решалась геополитическая ситуация с Византией — Россия хотела идейной самостоятельности.

Осталось объяснить, как так получилось, что без малого семьсот лет старую церковь и ее обряды считали дорогой в рай, а тут вдруг выяснилось, что в рай попадают те, кто не двумя перстами крестится, а тремя, пишут не «Исус» (с одной буквой «и»), а «Иисус».

Раньше вся эта информация позиционировалась пришедшей от Бога. Не беда, что нет документа, где Бог говорил бы, как нужно креститься. Богословы при Рюриковичах говорили, что Бог велит креститься двумя перстами. Что эта информация благочестивыми людьми из уст в уста передается на протяжении тысяч лет и идет от самого Христа.

Романовские богословы объявили, что им открылась новая информация — Священное Предание велит креститься не двумя, а тремя пальцами (ну и там по мелочи много всего). В итоге новая династия получила новую церковь, которая присягнула Романовым.

Ну и как истинную причину реформации церкви можно было объяснить? Никак. Но за счет того, что большинство истину не собиралось в страшном сне искать, оно приняло новую истину. Меньшинство воспротивилось, и в знак несогласия люди добровольно сжигали себя целыми поселениями «за единый аз». Но большинство пошло за новой истиной. Потому что, а чего тут думать, если источник информации — власть от Бога?

Надо заметить, что никакой власти не нужны люди, способные стоять за убеждения. Нужны простые понятные люди, интересы которых в рамках денег, карьеры, быта. С ними все понятно, они управляемы, на них действуют кнут и пряник. С людьми, у которых есть убеждения, кнуты и пряники не работают. Они готовы умереть за свои убеждения…

Задуманная Римом религиозная ортодоксия должна была решать и этот вопрос. Она как бы сгибала любую гигантскую волю авторитетом Бога. Она говорила, что этого Бог требует. Если ты не понимаешь логики Бога, смирись. Не возгордись, как Люцифер, ангел света. Делай то, что официально объявлено святой истиной, и спасешь душу свою. Имей детскую веру и не обращай внимания на здравый смысл, ибо сказано «…если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (Мф. 18,3).

Ортодоксия уверяет, что чем более глух человек к голосу разума, тем больше угоден Богу. Чем меньше человек думает, тем меньше у сатаны шансов искусить его ересью. Ересь по-гречески означает «выбор», «мнение». Добрым верующим выбор и свое мнение не нужны. Его заменяет мнение власти от Бога. Что она назовет истиной, то и есть истина.

Высшая добродетель доброго христианина — послушание. Апофеоза оно достигнет в Средние века. Отец протестантизма Мартин Лютер, в обмен на покровительство немецких князей, проводит мысль, что непослушание есть больший грех, чем убийство, прелюбодеяние, воровство и нечестность.

Иезуиты пойдут еще дальше, они заявят послушание не «до смерти», а «до греха». Смысл этого нового выражения в том, что умереть за Христа — это очевидно. А вот согрешить за Христа, например, убить, обмануть и прочее — это действительно выше обычного. Иезуиты были незаменимыми шпионами, убийцами, провокаторами, потому что делали это не ради себя, а к вящей славе Бога. Глава этого ордена Игнатий Лойола напишет, что «полное послушание слепо, и эта слепота есть мудрость и совершенство человека».

Папа Григорий VII под страхом смерти запрещал читать Библию, чтобы люди не наткнулись на противоречия и абсурды, которыми она полна. И чтобы не начали думать про свою веру. Из человека может получиться добрый верующий только в одном случае — если он никогда не думает о вере. Добрый верующий должен, как компьютер, следовать заданной программе. И ни шагу в сторону.

Ортодоксии нужны не думающие люди, а верующие люди. Свобода воли должна не выходить за флажки. Догмы должны быть позиционированы как непостижимые человеческим умом. Можно сколько угодно спорить, как правильно ставить свечку или соблюдать пост. Но нельзя даже заикаться на тему, насколько истинна та или иная догма.

Ортодоксия учит: если суетный ум видит абсурд в информации, позиционированной божественной, — это верный признак искушения сатаной. В этом случае нужно вспомнить свое скудоумие и, творя молитву, отгонять от себя опасные мысли.

Эту максиму позже выразит русский баснописец Иван Крылов в словах: «Пади, мой дух, в смиренье многом/ И свой не устремляй полет/ В пучины, коим меры нет».

«Как это хорошо — должны говорить верующие люди, — что за нас все продумали. А то бы самим пришлось… А сами мы глупые, не то бы надумали. И были бы уловлены сатаной. Но, слава Богу, заступница наша, власть от Бога, все предусмотрела, все за нас продумала, и в готовом виде преподнесла. Наше дело теперь — знай себе исполняй».

«Как это хорошо, — говорила вяленая вобла, — что со мной эту процедуру проделали! Теперь у меня ни лишних мыслей, ни лишних чувств, ни лишней совести — ничего такого не будет! Все у меня лишнее выветрили, вычистили и вывялили, и буду я свою линию полегоньку да потихоньку вести» (Михаил Салтыков-Щедрин).

По сути, римская власть стремится построить из новых христиан аналог армии. Как в обычной армии идеальный солдат — это слепой исполнитель, в идеале робот, который не знает страха и жалости в исполнении приказа, так и в духовной армии идеальный верующий — это слепо верующий во все, во что велено верить.

Армию организует армейский устав. Новому христианству нужен аналог армейского устава — единое учение, регламентирующее базовые положения. Нужны единые правила и нормы, формирующие текущую жизнь людей. Генералы этой армии должны полностью зависеть от власти, а солдаты должны полностью зависеть от генералов.

Чтобы получить в свои руки мощнейший инструмент управления массами, власти Римской империи нужно две вещи. Во-первых, сделать себя Храмом нового христианства. Во-вторых, культивировать в новом христианстве ортодоксию — религиозный устав.

ГЛАВА 19. Собор

Для реализации задуманного нужно собрать лидеров новых христиан и выработать с ними все положения религиозного устава. Чтобы прошел всеобщий собор, а не всеобщая драка, председательствовать на нем должен непререкаемый авторитет для новых христиан, слово которого по всем спорным вопросам должно быть решающим. На роль такого председательствующего годился один человек — император Римской империи.

Власть начинает работать с лидерами новых христиан. Обнажаются две проблемы. Первая — согласно христианской теории, ни один человек в мире, будь он хоть трижды император и святой, не может быть мерилом истины. Следовательно, председатель собора с правом решающего голоса — с позиции даже нового христианства это невозможно.

Вторая проблема — император Римской империи официально языческим божеством и верховным языческим жрецом империи, Pontifex Maximus. До 381 года императоры Римской империи официально являлись христианскими, но это не мешало одновременно так же официально считаться верховными языческими жрецами.

Они приносили своим отцам, языческим богам, жертвы и устраивали в их честь праздники. Первый, кто нашел этот титул несовместимым с христианством, был Грациан. До него все императоры, все без исключения, были верховными языческими жрецами.

Председательство языческого божества, одновременно являющегося верховным языческим жрецом, — это ну никак не вписывалось в теорию христианства. Вот с какого бока ни крути, но никак. Еще совсем недавно нельзя даже было помыслить такое — что на христианском соборе будет председательствовать языческое божество и жрец.

Но власть Римской империи уже почувствовала верность выбранной технологии и видела, что сможет продавить то, что их предшественникам показалось бы безумием. Но, как говорится, безумству храбрых поем мы песню… В данном случае безумству умных и сильных — масштабу римской власти, которая в итоге добилась всего, чего хотела.

С первой проблемой справляются через заявление, что на собор по молитвам святой церкви сойдет Святой Дух, который покроет собой соборян. Люди будут не генераторами, а приемниками спустившихся свыше решений. Главным приемником «божественной» информации, естественно, будет тот, у кого власть от Бога, — император.

Решение первой проблемы должно было решить вторую проблему — оправдать председательство императора на соборе. Если объявить его решения не плодом усилий императора, а данной свыше информацией, это переводило тему из сферы здравого смысла в область веры. Это пресекало любые споры. Если кто выскажет мнение, отличное от соборного решения, его можно объявить еретиком и в назидание другим наказать.

Но все же языческий жрец в роли эталона христианской истины и председателя с правом решающего голоса на христианском собрании — это было запредельной дичью даже для таких сговорчивых ребят, как новые христиане.

Ситуация была бы значительно проще, откажись правивший на тот момент император, Константин I, от жречества. Но он не мог этого сделать, если бы даже захотел. Большинство населения были язычниками. Отказ императора мог вызвать примерно такие же последствия, как отказ правителя исламского государства от ислама в Средние века. Могла подняться волна, сметавшая правителя, переставшего быть верховным жрецом.

Кроме того, Константин дорожил своим титулом. В официальных документах он писал его первым и потом перечислял остальные свои титулы. Он был типичным новым христианином — христианствующим язычником. Он поместил Христа в Пантеон, в один ряд с прочими божествами. Он поклонялся всем божествам и не видел в этом ничего антихристианского. Это говорит, что под христианством он понимал многобожие. Просто еще одно божество появилось, которое нужно тоже в Пантеон включить.

Константин I называл себя тринадцатым апостолом. Но также поклонялся Аполлону, Юпитеру, Геркулесу и Марсу. Он приносил им жертвы и устраивал празднества, высекал их статуи и чеканил монету в их честь. Себя он увековечил в образе бога Аполлона.

Учитывая, что, согласно христианству, Аполлон был не кто иной, как один из бесов, ваять себя в образе этого персонажа для христианина… ну это примерно как патриарх сейчас бы увековечил себя в образе дьявола.

Любой богослов в частной беседе скажет, что в природе не может быть христиан, признающих, помимо христианского Бога, других богов. Ну не может быть, и все тут. Никак не может. Однако для Константина церковь делает исключение. Если точнее, она делает исключение для всех новых христиан, просто не упоминая такой неприятный факт, что они поклонялись Христу и языческому божеству, сыну Юпитера.

Политический гений Рима решил проблему. Видным лидерам новых христиан сделали предложение, от которых они не смогли отказаться. Почти все они соглашаются участвовать в соборе. Кого не удается уговорить, тех просто не приглашают.

В 325 году в городе Никее под председательством императора Константина I, верховного жреца Римской империи, прошел первый вселенский христианский собор. Все присутствовавшие на нем вели себя в рамках договоренности — никто не возмутился таким, мягко говоря, странным председательством. Словно это самое обычное дело — проводить христианские соборы под властью верховного языческого жреца.

Вот так Рим окончательно победил христиан. И не важно, как он заставил их признать духовный авторитет императора. Важно, что сначала называвшие себя христианами люди НЕ ПРИЗНАВАЛИ правителя духовным авторитетом. А потом ПРИЗНАЛИ с «перевыполнением плана» — объявили его слово эталоном истины.

Император был настолько обожествлен, насколько вообще можно обожествить человека. Впоследствии этот принцип Рима сформировал Мао Цзэдун: «Не важно, какого цвета кошка. Важно, чтобы она ловила мышей».

Суть созданной в Римской империи системы отражает конфликт между епископами и императором Констанцием, сыном Константина I. Епископы указывали императору, что его решения противоречат канону. Тот в ответ вытащил меч из ножен, ударил им по столу, за которым сидели епископы, и сказал: «Вот вам канон». После такого внушения никто не сомневался, что это власть от Бога и через нее говорит Дух Святой.

У Нострадамуса есть туманные слова о «краже из храма». Веками сохранялась неясность, кто украл из храма и что именно было украдено. Сейчас я могу точно сказать смысл загадочных слов прорицателя: Рим украл у христианства имя.

ГЛАВА 20. Чехарда

На первом вселенском христианском соборе основным вопросом было выяснить природу Бога. Одна группа христиан стояла за теорию единого Бога, вторая — Бога-Троицы. Разгорелся спор. Перед Константином встал вопрос: какую группу поддержать?

Сегодня церковь учит, что Константином I двигала жажда истины (потому что он возлюбил христианство и боролся за его чистоту). Но если учесть все сказанное ранее, реальным двигателем его действий было извлечение политической выгоды. Император думал, кого ему поддержать, чтобы получить как можно больше пользы.

На тот момент большинство населения империи было языческим. Значит, теория многобожия больше соответствует умонастроению жителей империи. Константин считает, что, поддержав сторонников Троицы, он угодит и язычникам, и христианам. В ущербе останутся сторонники единого Бога, но относительно общей массы их мало.

Движимый такими мыслями, император принимает решение в пользу Троицы. Его мнение объявляют истиной, дарованной Святым Духом, сошедшим на соборян во время молитвы. Так как Константин обладал властью от Бога, ему первому открылась истина.

Нашлось на том соборе несколько людей, на которых, как утверждает церковь, не сошел Святой Дух. Они отказались признать мнение императора истиной. Всех их объявили еретиками и преступниками и прямо с собора отправили в ссылку.

Но при этом решение собора официально считается единодушным. Как пишут церковные историки, все в едином порыве проголосовали за святую истину. Но как же получилось единодушие, если только что было сказано, что там имелись и несогласные?

Дело в том, что при подсчете голосов учитывались только голоса христиан. Христианами же считали только тех, кто разделял мнение власти. Добрый христианин не мог идти против власти от Бога. Если представитель этой веры не видел во власти источник божественной истины, это означало только одно — его покинула благодать Святого Духа. Такого человека считали искушенным сатаной, и его мнение не учитывали.

По религиозному и светскому законам он совершал два преступления. Первое — против Бога (сопротивление власти от Бога — это сопротивление Богу, верный признак еретика). Второе преступление против власти. Несогласие с императором — оскорбление величества, имевшее соответствующие последствия. Так что атмосферу на соборе можно сравнить с атмосферой съездов КПСС в СССР, где любые решения власти встречали «с чувством глубокого одобрения, сопровождавшегося долгими и продолжительными аплодисментами». Так, наверное, сейчас проходят съезды в Северной Корее.

Через десять лет политическая ситуация меняется. Потакание язычеству, игра и нашим, и вашим, создает опасные тенденции. В народе многие начинают думать, что христианство — это многобожие, потому что богов, оказывается, не один, а три, плюс еще император, сын Бога, которому теперь христиане (государственные) стали поклоняться.

Придворные аналитики говорят императору, что теория Троицы в этой ситуации разрушительна для государственного христианства и ее нужно срочно менять. Необходимо объявить истиной теорию единого Бога, а Троицу сделать ересью.

Константин соглашается. Но как отказаться от теории многоликого Бога, если во всеуслышание было заявлено, что она дарована Святым Духом? Советники ему подсказывают усомниться в присутствии Святого Духа на Никейском соборе.

В рамках полученных советов правитель поручает придворным богословам разобраться, а действительно ли на Никейский собор сходил Святой Дух? Теологи внимательно изучили обстоятельства дела и выяснили, что на собор 325 года ничего не сходило свыше. Молитвы соборян Бог не услышал, но они этого не поняли и самочинно выдали за информацию от Бога свои решения и мнения.

Из-за этих вновь открывшихся обстоятельств император собирает новый Вселенский собор. В 335 году в городе Тире собрались многие из тех, кто десять лет назад был в Никее. Чтобы не принять свое мнение за божественную информацию, соборяне на этот раз более тщательно молятся о снисхождении благодати.

Когда они убеждаются, что Святой Дух точно сошел на них, им открывается, что у Бога одно лицо, а не три, как им показалось на прошлом соборе. На этом основании решения Никейского собора объявляются разбойничьими, лукавыми и ошибочными.

В тот раз тоже нашлись люди, на которых благодать не сошла. Как говорила церковь того времени, их искусил сатана, и они воспротивились мнению императора (он тогда незримо присутствовал на соборе в виде своих представителей).

По установившейся доброй традиции еретиков отправили в ссылку. А тех, кого сослали туда раньше, по ошибке приняв за еретиков, вернули назад. Бывших еретиков объявили праведниками, и они заняли места бывших праведников, ставших еретиками.

Следующий император Констанций, сын Константина, в 355 году собирает собор в Милане. Церковь того периода утверждала, что на нем присутствовал Святой Дух. Участники собора подтвердили истину Тирского собора о природе Бога и осудили Никейскую ересь. По установившейся старой доброй традиции решение собора на 100 % совпало с мнением императора. Руководство небесное всех наставляло на путь истинный.

Но вот приходит к власти император Феодосий. Он заявляет, что ему нужно политическое единство и единомыслие. Но когда одна часть населения думает, что Бог троичен, другая часть думает, что Бог един, а третья часть вообще состоит из язычников, для единства нет места. Чтобы добиться единства, нужно всех привести к единому мнению, в первую очередь в религиозной сфере.

Феодосий находит теорию троичности Бога оптимальной для этой цели. Но чтобы ее внедрить, прежде нужно разрушить официальную позицию церкви. Он прибегает к испытанной технологии — ставит перед придворными богословами известную задачу.

Они тут же улавливают, куда дует ветер, и принимаются за ставшее привычным дело — поднимают архивы, изучают их и обнаруживают, что на Тирском и Миланском соборе не было… догадываетесь кого? Оказалось, что там царило единодушное нечестие и злонамерение, а единства соборян в Боге не было.

Теологи докладывают Феодосию о результатах экспертизы. Правитель узнает, что еретики на прошлых соборах выдали за истину свои разбойничьи решения, введя добрых христиан в заблуждение. Возмущение его не знает предела.

Феодосий исправляет ситуацию, созывая в 381 году Константинопольский собор. Его открывает молитва о схождении Святого Духа. Соборяне просят Бога помочь им разобраться в сложных вопросах. Когда христиане убеждаются, что благодать на этот раз абсолютно точно сошла на собрание, что в этом теперь нет никаких сомнений, им открывается свыше, что природа Бога троична и решения Никейского обора — истина. Также им открывается, что решения Тирского и Миланского соборов были не от Бога.

Когда это вскрылось, возмущенные соборяне в единодушном порыве признают оба предыдущих собора разбойничьими и лишают их статуса Вселенских. По руководству свыше они предают решения этих соборов анафеме.

На том соборе не было ни одного несогласного. Немалую роль в этом сыграло то, что Феодосий был очень крутого нрава. Все со слезами на глазах славили мудрость императора, которому Бог дал силы прозреть такие глубины истины. Все единодушно благодарили Бога, что он в такой трудный час послал народу провидца-императора. Феодосий с радостью внимает этим восхвалениям. Ему нравится полное единодушие.

ГЛАВА 21. Гонения

До Феодосия на территории Римской империи действовал Миланский эдикт, провозглашавший свободу совести. В 393 году запрещаются Олимпийские игры, а еще через два года отменяется Миланский эдикт о свободе вероисповедания. Жителям запрещается рассуждать на темы, по которым Вселенский собор вынес решение. Если кто из христиан дерзал иметь собственное мнение, тех власти жестко гонят.

Церковь говорит, что гонения на христиан закончились с принятием империей христианства, но это не так. Гонения на христиан закончились на период действия Миланского эдикта. И если быть совсем точным, закончились они на тех, кто признал духовную власть императора. Тех же, кто стоял на прежних позициях, продолжали гнать. Власть не может не гнать тех, кто ее ослабляет. Отрицание духовной власти правителя ослабляло Римскую империю. Потому гонения на них не могли остановиться.

При Феодосии гонения на «неправильных» христиан по массовости и жестокости, как минимум, не уступали языческим гонениям, а нередко превосходили их. Оно и понятно, языческие императоры Нерон, Аврелий и Диоклетиан гнали врагов империи, а христианин Феодосий гнал врагов Бога. Почувствуйте разницу.

С I по III век христиан, отказывающихся признать духовную власть императора, казнят самыми ужасными казнями. С III по XIX век христиан пытают и сжигают за то, что они верят в Бога не так, как предписывает власть. Представители концепции «Не судите, да не судимы будете» осуждали на сожжение или мучения до смерти людей за самостоятельное мышление. Последнее аутодафе (сожжение на костре) состоялось, по одним данным, в Мексике в 1815 году, а по другим — в Европе в 1825-м.

К счастью для церкви, императоры больше не меняли мнения о природе Бога. Но если бы следующий за Феодосием правитель изменил его, нет оснований полагать, что придворные богословы не задались бы традиционным вопросом: «А правда ли, что?..» и теологи не остались бы без работы. Однако у императоров больше не было в этом политической необходимости.

По мере того как меняется политическая ситуация, правители вслед за ней меняют свое мнение, а церковь штампует нужные решения, провозглашая новую истину столько раз, сколько власть меняла свои взгляды. В истории нет ни единого случая, чтобы мнение церкви противоречило мнению власти по религиозным вопросам (под мнением церкви понимается решение собора, а не частное мнение человека или группы лиц). И нет ни одного случая, чтобы мнение власти не совпадало с текущим политическим моментом. Так как ситуация постоянно менялась, мнение власти тоже менялось, и вслед за ним менялось мнение церкви на тот или иной вопрос веры.

Кто ставил веру выше мнения императора, тех прямо с собора ссылали в ужасные дикие места, где смерть была или неизбежной, или очень вероятной. Если же правитель менял свое мнение, а это случалось довольно часто, ссыльных возвращали назад, а их места занимали противники новых императорских убеждений.

Как говорится, «Кто девушку ужинает, тот ее и танцует». Церковь технически не может противоречить власти. Если церковный начальник противоречил, его лишали сана и отправляли в ссылку, а на его место ставился человек, заранее согласный с любым мнением «власти от Бога» и готовый его менять по слову правительства.

После Феодосия императоры не меняли свое мнение о природе Бога. Но по всем остальным вопросам меняли весьма активно, как того требовала политическая ситуация. К примеру, когда власть получает сведения, что население превращает христианство в язычество, а иконы — в объекты поклонения, аналог идолов, власть реагирует на эту угрозу. В 754 году созывается собор, на котором 338 православных епископов призывают Святого Духа и объявляют иконы богопротивным оскорблением христианской веры. В империи начинаются облавы на почитателей икон. Иконописцам отрубают пальцы или варят руки в кипятке. Поверх ликов на иконах рисуются свиные и собачьи морды.

В этот период набирает силу возникший при странных обстоятельствах ислам (о его корнях поговорим во второй книге). Появляется угроза слияния христианства с исламом, в котором запрещены любые изображения людей и животных, а также Бога и святых. Реагируя на ситуацию, власть проводит в 787 году новый Вселенский собор, на котором собираются по большей части те же епископы. Они молятся о снисхождении Святого Духа, и открывается им новая истина — оказывается, иконы богоугодные. Это политическое решение, смысл которого — защитить христианское население от поглощения исламом.

Теперь начинаются облавы на иконоборцев. Им вливают в горло свинец, ломают руки, которыми они ломали иконы. За крепостными стенами валяются изуродованные трупы кощунников-иконоборцев. Иконы вновь стали священными.

Наученные горьким опытом, византийцы доставали или прятали иконы в зависимости от ситуации. Иконы стали чем-то вроде флагов — обыватели вывешивали их в зависимости от того, чья партия победила, иконоборцев или почитателей икон.

Потом складывается новая политическая ситуация, и, как реакция на нее, в 813 году решения предыдущего собора отменяются. Для верности этот собор лишают звания Вселенского. Решения собора 754 года заявляют боговдохновенной истиной. Затем, в 843 году, опять складывается новая ситуация, заставляющая решения собора 754 года отменить, а сам собор лишить звания Вселенского. Собору 787 года возвращают вселенский статус и признают его решения истинными. Это уже становится не смешно…

Нет нужды говорить, что всякий раз решение неугодного собора объявлялось исходящим от духа нечистого, а решение угодного собора — вдохновленным Святым Духом. Все они сопровождались изысканиями придворных богословов и непременно опирались на непоколебимые факты. Все было строго по закону. Церковному.

Если не погружаться в причины метаний власти, вся эта ситуация выглядит анекдотичной, императоры кажутся самодурами, а епископы, мягко говоря, непостоянными. На одном соборе они принимали решения, на другом каялись за них, если власть меняла мнение, а потом опять признавали истиной то, что вчера обличили ложью. В общем, епископы жили правилом князей Германии XVI века «Чья власть, того и вера».

Но не все так однозначно. Епископ — церковный чиновник, деталь машины. Перед системой он бессилен. Его несогласие с новым мнением императора по вопросу Бога или статуса икон ничего не изменит. За это его просто объявят еретиком и сошлют в ссылку. Ну и какой смысл ему не соглашаться с властью? Тем более епископ знал, что с одинаковым успехом можно найти доказательства как для одной точки зрения, так и для другой. Был бы заказчик солидный… Поэтому все шло своим чередом. В вопросах веры люди были не просто гибкими, как прутики, а жидкими, как вода.

Причина метаний императоров тоже не является самодурством. Искусство управления заключается не в том, чтобы идти напролом, отстаивая очередную «святую истину», а в том, чтобы принимать решения по ситуации. Верное государственное решение — это решение по текущей ситуации, без заглядывания на века вперед. Потому что если сиюминутное решение будет неверным, заглядывать дальше будет некому.

Полководец на поле боя наступает, отступает и делает иные маневры тоже по ситуации. Так же действует и император. Если правитель излишне склонен к философии и поиску истины, а не к победе на данный момент, ситуация его сметет — или ближайшее окружение отравит, или социальное возмущение поднимет волну, которая смоет правителя, обрядившегося в тогу мыслителя-правдолюбца и пророка. Нельзя путать роль вождя и пророка. Это разные масштабы, и каждый из них должен действовать в своем.

Когда народ требует дать ему понятных божеств, император дает иконы. Когда возникает угроза, что народ превратит христианство в язычество, он запрещает иконы, а когда возникает угроза исламизации населения, снова вводит их в христианскую жизнь. Что тут скажешь… Политика, она и есть политика…

Добавьте сюда борьбу политических и олигархических группировок за власть и ресурсы. Правила системы (правила хорошего тона) запрещают открыто заявлять реальную цель. Все участники подковерных баталий прикрывают борьбу за власть борьбой за истину. В византийский период эту борьбу вуалировали религиозной истиной, и мир потрясали религиозные разборки. В наше время борьбу за власть прикрывают борьбой за счастье народное. Вчера противники обвиняли друг друга в ереси, сегодня обвиняют в предательстве демократии. За высокими идеями политиков, которые они озвучивают на трибунах, всегда прячутся совсем не высокие цели. Се ля ви…

ГЛАВА 22. Распад

Если вам принадлежит танк, а мне — сознание водителя танка, то танк принадлежит мне. Если один владеет сознанием и сердцем народа, а второй — территорией и всеми материальными активами, то первый является властью, а второй — хозяйственником.

Папа Римский Григорий VII владел душами западных христиан, а император Священной Римской империи Генрих IV владел территорией, золотом, народом. Но не душой. В XI веке между ними произошел спор из-за права назначать епископов. Генрих написал Папе: «Мы, Генрих, король Божьей милостью, со всеми епископами нашими говорим тебе — ступай вон!» В ответ Григорий освободил подданных Генриха от присяги на верность королю, объявил его еретиком и отлучил от Церкви. Реакция христианского общества не заставила себя ждать — князья поклялись не признавать власть императора, пока отлучение не будет снято. Генриху ничего не оставалось, как в рубище кающегося грешника стоять перед папской резиденцией в Каноссе и вымаливать прощение в течение трех дней. Вымолил.

Из этого эпизода все светские правители Европы сделают вывод, что власть в первую очередь выражается во власти над сознанием, и только потом — над всем остальным. Если нет власти над сознанием, нет власти ни над чем. Такой правитель является не властью, а завхозом, которого в любой момент могут поменять. Но так будет потом, а пока ситуация только разворачивается. Пока Римская империя распалась на две части, где у каждой свой правитель (Папа и император), а христианская религия, покрывавшая обе части империи, продолжала оставаться единой. Это означало, что глава церкви имел власть над сознанием всех жителей этих государств. Проще говоря, кто глава церкви, у того и власть над христианским миром.

Между Папой и императором разгорается борьба за титул главы церкви. Ни один из них не мог признать в этом статусе никого, кроме себя. Признание другого означало утрату власти. Власть зависела от сохранения своего духовного статуса.

Западная церковь называет себя католической (от греческого слова «вселенская» или «всеобщая»), а восточная церковь берет себе в качестве имени ноу-хау римской администрации — ортодоксальная, что значит живущая по догме и уставу, от которых нельзя ни шага сделать в сторону. Второе ее название — православная, что значит «правильно славящая Бога».

Стороны поделили светскую власть, но из-за единой церкви не могли поделить духовную. Каждый правитель тянет на себя титул верховного христианского жреца. Каждый заявляет себя верховным главнокомандующим на своей территории и верховным жрецом христианского мира. Позже историки назовут такую форму правления для Запада папацезаризмом, а для Византии — цезарепапизмом.

Император обосновывает свои претензии на статус главы церкви, исходя из теории, что у него власть от Бога. Следовательно, он единственный представитель Бога на земле, высший авторитет во всех духовных и земных делах.

Папа Римский отрицает эти претензии, используя логику традиционных христиан. Он говорит, что светский правитель не имеет духовной власти. Свои утверждения Папа основывает на словах Христа, обращенных к первому епископу Рима — апостолу Петру (все Папы считают себя его преемниками): «Я говорю тебе: ты — Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее, и дам тебе ключи Царства Небесного: и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах, и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах» (Мф.16,18–19).

Складывается тупиковая ситуация. Два «медведя» не могут ужиться в одной «берлоге», а два правителя, Папа и император, — в одной церкви. Мир наступит, когда границы духовной и светской власти будут совпадать, а пока духовная власть одного заходит на территорию другого, мир в принципе невозможен. Решение вопроса — разделение церкви и христианства на две независимые части.

К началу второго тысячелетия между церквями скапливается критическая сумма противоречий и претензий. Когда ситуация доходит до предела, восточная и западная части церкви проклинают друг друга и отлучают друг друга от… церкви. В середине XI века раскол из де-факто переходит в де-юре — возникают две независимые церковные организации.

Придворные богословы, оставаясь верными своему ремеслу, оправдывают своих правителей. Каждая сторона представляет раскол не результатом борьбы за власть, а борьбой за истину. Типа не могла наша честная власть поступиться святой истиной.

Официально религиозных противоречий между церквями сегодня три. Первое — филиокве (у католиков Святой Дух исходит от Бога Отца и Христа, а у православных Дух от Христа не исходит). Второе — непорочное зачатие (у католиков мать Христа родилась от Святого Духа, у православных — от своих родителей). Третье — непогрешимость Папы (католики говорят, что слово Папы, сказанное с кафедры, является абсолютной истиной, а православные говорят, что в природе нет безгрешных людей).

История церкви полна рассказами, как верующие твердо стояли за одну букву. Одни считали Христа подобносущным, то есть подобным Богу по сути, но не Богом. Другие считали Его единосущным (единым с Богом по сути существом, то есть Богом). В греческом написании эти два слова имеют разницу в одну букву «i»: «homoiousios» и «homoousios». Вот за это христиане и воевали. Если продолжить логику, получается, если бы не эти разногласия, не было и раскола церкви на западную и восточную части. Но как тогда решился бы вопрос о главе церкви, что в то время и означало подлинную власть? Решить его было невозможно. Смысл религиозных различий в том, чтобы оправдать политическую борьбу за власть.

В середине XV века Византийская империя оказывается перед угрозой турецкого вторжения. Она просит Рим о помощи. Тот соглашается, но при условии, что обе церкви вновь объединятся в единую церковь и светская власть не будет лезть в духовные дела.

Со стороны кажется, что выставивший такое условие Папа движим благородной целью — восстановить единство церкви. Но на самом деле это продолжение борьбы за власть между Папой и императором. Только Папа теперь диктует: принимай или мою власть, или турецкого султана. Оказавшись перед таким выбором, император из двух зол выбирает меньшее — соглашается на власть Папы (конечно, втайне надеясь, что потом как-нибудь отыграет все назад).

Начинается объединение католической и православной церквей. Все высшие церковные и светские власти Запада и Византии заинтересованы в том, чтобы как можно скорее реализовать соглашение. Осталось провести Вселенский собор, на котором призвать Святого Духа, чтобы под его руководством организовать воссоединение церквей.

Православные и католики начинают готовить VIII Вселенский собор. Готовят его настолько идеально, насколько это вообще возможно. С позиции церковных догм и христианской теории того времени комар носа не подточит. В результате в 1438–1445 годах состоялся VIII Вселенский Ферраро-Флорентийский собор.

Как обычно, все началось с молитвы о призвании помощи небесной. Когда все присутствующие убедились, что молитва услышана и благодать вне всяких сомнений снизошла на присутствующих, собор начал работу. Принимается главное эпохальное решение об объединении двух церквей, восточной и западной, в одну — Единую.

Обе церкви, католическая и православная, объявляют решения собора даром Святого Духа. Теперь это истина, обязательная для всех христиан. Византийский патриарх заявляет, что отрицание решений собора влечет автоматическое отлучение от церкви. Все возможные угрозы и анафемы произнесены. Христианский мир ликует… Наконец-то церкви-сестры примирились и объединились!

Но решение Ферраро-Флорентийского собора неприемлемо для православной Руси. На тот момент Русь не имела самостоятельного духовного статуса и подчинялась во всех религиозных вопросах восточной церкви. Несколько раз она поднимала вопрос об обретении духовной самостоятельности, но ей всегда отказывали. Непонятно было, как это можно сделать. Для этого нужно было дробить Единую Церковь и создавать отдельную русскую церковную организацию, что в то время было немыслимо. Не имея оснований претендовать на статус главы церкви, как Папа римский и император византийский, Русь довольствовалась статусом метрополии слабой Византии, по факту имея политическую самостоятельность.

Решение VIII собора резко меняло расстановку сил. Для Руси принять решение от Духа Святого, объединившего обе церкви в одну, означало, что она переходила из духовного подчинения слабой Византии в духовное подчинение мощного Рима.

Если Древний Рим говорил: «Давайте золото и верьте во что хотите», то католический Рим говорит: «Мы дадим вам золото, только примите нашу веру». Мы же помним — кому принадлежит сознание, тому принадлежит власть. Объединение церквей для Руси означало, что она никогда не получит духовной самостоятельности, а это в перспективе гарантировало утрату и политической независимости.

Правитель Руси Василий II по прозвищу Темный, с одной стороны, серьезный политик, а с другой — набожный человек, видел в объединении церквей великое благо. Но также он видел в этом и утрату власти. Объединение — дело хорошее, но только… «А как же моя власть? — думал он. — Если я приму к руководству информацию «от Духа Святого», моя власть исчезнет. Русь станет римской провинцией, а я — завхозом».

Разрываясь между верой и властью, Василий склоняется к мысли, что информация свыше — это, конечно, хорошо, но власть важнее. Он принимает решение играть на опережение — первым отлучить Папу от церкви.

В духовном смысле это был беспредел. У Василия II не было никаких оснований отрицать решение Вселенского собора. Но ему некуда было деваться, кроме как отрицать информацию от Святого Духа, отрицать зафиксированное по всем правилам решение о единстве церкви. Ему нужна своя церковь, карманная, которая никаким соборам не подчиняется, а подчиняется только правителю, как в Римской империи.

Жребий брошен. Теперь нужно найти способ отвергнуть неудобное решение собора. Но как это сделать? Христианский правитель не может вот так запросто отмахнуться от Вселенского собора и от информации, которая официально заявлена восточной и западной церковями божественной, исходящей «от Святого Духа».

В поисках выхода правитель Руси прибегает к византийской технологии. Русская церковь так описывает этот момент: Василий взглянул на решение VIII собора, но не глазами, так как он был слепым. Его ослепили родственники за то, что ранее он ослепил других своих родственников, сделав это, как написано в его жизнеописании, «без злобы в сердце» (правда, какая мелочь, поругались люди немного, сгоряча чего ни сделаешь).

Взглянул этот добрый человек на решение VIII собора внутренними очами и узрел, что они — не от Бога. Как набожный человек, чтобы окончательно убедиться в этом, он поручил богословам разобраться: а правда ли решения Ферраро-Флорентийского собора продиктованы Святым Духом?

Придворные теологи везде одной масти и потому понимают все с полуслова. Московские богословы проделали колоссальный труд, как в свое время его много раз проделывали их римские, а потом византийские коллеги, и установили, что на соборе формально все было правильно. Вот только руководства небесного там не было.

Как русские богословы выяснили, что решения собора были не от Святого Духа, с помощью каких сил они опустились до таких глубин — про это ничего не сообщается. Говорится только, что они узрели истину и обнаружили предположение своего правителя, что на VIII соборе было бесчинство и самоуправство соборян.

Опираясь на заключение своих экспертов, Василий увольняет главу русской церкви по причине профнепригодности. Раз не смог разглядеть, что на соборе не было Святого Духа, какой же он глава… Новым главой Церкви власть назначает Иону — смиренного человека, заранее согласного со всем, что скажет «власть от Бога».

Точнее сказать, формально Василий Темный нового главу не назначал. Он его рекомендовал. Утвердил нового владыку в должности собор русских епископов. Эту технологию потом один в один скопируют коммунисты. Они тоже будут не назначать на выборные должности, а рекомендовать, а на партсобраниях этих выдвиженцев будут потом «выбирать».

На Василия ополчился весь христианский мир. Как так, божественное решение не принимает… Но возмущение длилось ровно до мая 1453 года, когда Византия пала. Рим не смог защитить ее от турок, несмотря на то что очень этого хотел (есть предположение, что Москва тайно помогала султану одолеть Византию).

Как бы там ни было, Константинополь стал Стамбулом (второе название этого города было Истинполин, от греческого «к городу» — в арабском звучании это слово произносится как Истанполин, в русском языке того времени оно превратилось в Истанбул, а в современном — в Стамбул). Крест сменился полумесяцем.

Теперь Москва начинает свою игру. Ей срочно нужна легитимность. Пока она в глазах христианского мира является так называемым самосвятом — никого не слушает и сама решает все духовные вопросы. В политике это хорошо, но в христианстве — нет. Там считается, что рукоположение и благодать идут от самого Христа и апостолов. Русская церковь из-за нарушения иерархии (не послушала духовного начальства) как бы лишена этого. Ей нужно, чтобы ее признали авторитеты христианского мира — восточные патриархи.

Столица Руси предлагает восточным патриархам финансовую помощь. Под давлением такого веского аргумента патриархи начинают менять свою точку зрения на решение московских богословов. Чем больше Москва помогает патриархам, тем больше у них открываются глаза. Наконец случается чудо — они окончательно прозревают. После очередного финансового транша они признают, что москвичи правильно отвергли решения VIII Вселенского собора. Оказалось, что восемь лет назад нечистый дух выдал себя за Духа Святого. Вот что мощь, финансы творящая, делает!

В результате взаимовыгодного сотрудничества Москвы и восточных патриархов в начале 1589 года в России возникает автокефальная (независимая) церковь — РПЦ (Русская православная церковь). Первым русским патриархом становится Иов. Теперь Рим русским христианам не указ. Теперь мы сами с усами.

Первым правителем, восставшим против власти Папы, отвергнув решение VIII вселенского собора, был наш русский правитель Василий Темный. Он дал толчок — по всему миру, как грибы, стали возникать карманные (национальные) церкви. За Василием выступили немецкие князья, поддержав в 1517 году Мартина Лютера. Потом во вкус вошла половина европейских монархов. Одни руководствовались принципом «Чья власть, того и вера», провозглашенным немецкими князьями, а для других девизом стали слова Генриха Наваррского: «Париж стоит мессы».

Протестанты называли католическую мессу обедней и отрицали ее. Генрих был протестантом, а Франция — католической страной. Чтобы короноваться, ему надо было поменять веру. Будущий король сказал, что власть выше мессы (то есть веры).

Византийская технология понравилась всем христианским правителям. С ее помощью они безошибочно определяли, какое решение церкви божественное, а какое — от духа нечистого. Придворные богословы доказывали все, что требовалось власти.

Чтобы не превращать ситуацию в цирк, церковь родила негласное правило: истинно только то, что власть признала за истину. Если власть перестает считать за истину то, что вчера считала, церковь должна следом за правительством привести свою позицию в соответствие с новой истиной. Ни из каких христианских канонов такой странный способ определения христианской истины не вытекает. Но, увы, жизнь диктует свои правила — христианской истиной стали считать только то, что власть считает истиной.

ГЛАВА 23. Неправда

Можно ли учение, выработанное под председательством верховного жреца племени майя, считать буддистским или мусульманским? Наверное, это учение будет чем угодно, только не буддизмом и не исламом.

Можно ли учение, выработанное на соборе под председательством языческого жреца, назвать христианским? Тоже нельзя. Не потому, что я так считаю, а потому что это противоречит порядку вещей и здравому смыслу.

Армия богословов 1700 лет искала объяснение, как так получилось, что на первом вселенском христианском соборе председательствовал языческий жрец, но ничего так и не смогла сказать. Все ее объяснения только подчеркивают ужас ситуации. Она решила молчать, табуируя неудобные моменты. Потому что, а что тут скажешь? Объяснение лишь разожжет любопытство. А оно, как вам скажет любой священник, для души неполезно.

Опуская бантики и глядя только на факты, я увидел, что Рим создал уникальный политический инструмент для управления массой — государственную церковь, полностью от него зависимую. Ни одно свое решение она не могло принять самостоятельно. Если традиционные христиане не спрашивали разрешения властей, чтобы собраться для решения своих вопросов, то государственные христиане могли собраться только с разрешения властей.

Попытки новых христиан стать независимыми от светской власти в духовных вопросах жестко пресекались. Например, когда св. Мартин и св. Максим Исповедник, подражая традиционным христианам, решили собрать христиан на Латеранский собор 649–653 года без разрешения власти, власть увидела в этом бунт и наказала инициаторов.

Христианство утверждает, что никакой человек не может быть мерилом истины. Но это в теории. На практике с 325 года и до конца VIII века понятие истины зависело от одного человека — от римского, а потом византийского императора. Все изучавшие византийский период христианства единодушны в том, что мнение императора было для церкви аналогом закона. Что он считал христианской истиной, то церковь и объявляла ею. Если он потом передумывал, следом передумывала и церковь.

Нет ни одного ключевого решения, принятого церковью самостоятельно. Она была свободна в области бантиков, но главные положения устанавливала только власть. Если она сказала, что Бог есть Троица, церковь утверждала троичность Бога. Если же власть передумывала и говорила, что Бог не Троица, церковь следом отрицала троичность Бога.

Политический и дипломатический гений Рима создал из отступников христианства новую религию и выдал ее за учение Христа. Учения непосредственно самого Христа не было никогда. То, что сейчас называют его учением, — это записи разных людей об Иисусе, из которых римская власть отобрала нужное и объявила это учением Иисуса.

Если разбирать это учение по косточкам, от него ничего не остается. Христианство живо исключительно призывом слепо и безоговорочно верить, не думая. Отличный пример в этом направлении — теория Троицы. Церковь учит, что Лица Троицы не вместе и не раздельно. Как же они существуют? Правильный ответ — этого разуму не вместить. К догмам веры нельзя применять научные методы. В это нужно верить.

Такая ситуация имеет место в любой религии. Например, в буддизме, который если разбирать, такая же картина вырисовывается, есть рассказ о великом мудреце, который в ответ на сложные вопросы медленно и задумчиво мычал. Дискуссии с их аргументами, логикой и фактами — все это было ниже его мудрости. Его мудрое мычание не отпугивало учеников, а напротив, притягивало, умиляло и восхищало их.

Однажды представитель восточной религии пытался доказать мне, что его вера есть истина. Сначала перечислил мне указанные выше аргументы (тексты, от которых веет святостью, чудеса и прочее). Когда они оказались несостоятельными, привел последний аргумент, неопровержимый с его точки зрения. Он сказал: «Произнеси в тишине звук ОМ, протяжно так — Ом-м-м-м-м… И слушай свои внутренние вибрации. По этому признаку всякому разумному человеку сразу должно быть понятно, что здесь истина».

Аргументы типа «ОМ» — тяжелая артиллерия религии. Его сила — информация не имеет оригинала, к которому можно соотнестись. Проверить в принципе ничего нельзя. Строго говоря, это симулякр, копия без оригинала, не убиваемый козырь, бьющий любую карту. Этот последний довод выкатывают, когда все остальные аргументы провалились.

В православии функцию «ОМ» выполняет Священное Предание. По официальной версии, эту информацию дал Бог, но почему-то не велел ее записывать. Велел передавать ее из уст в уста, что на протяжении двух тысяч лет благочестивые люди и делают.

Если вы задали вопрос, на который нет ответа в Библии и иных авторитетных источниках, священник озвучит официальную версию. На вопрос, из чего она следует, он ответит: так учит Священное Предание — нигде не записанная устная информация.

Такой ответ исключает всякую дискуссию. Кажется, это неубиваемый аргумент. Но даже при таком мощном орудии религии случается сесть в лужу. Например, в Библии нет указания, как креститься. Богословы Рюриковичей учили, что Священное Предание велит креститься двумя перстами. Богословы следующей династии, Романовых, обнаружили, что Священное Предание учит креститься не двумя, а тремя перстами. Как им открылась сия истина, они не рассказывают, но намекают, что открылось это знание свыше.

Или еще интереснее, помимо указания на руководство свыше, данное по молитве, они еще прекрасно объясняют, почему Богу угодно, чтобы христиане тремя перстами крестились. Так же прекрасно, как их предшественники рассказывали, почему Богу угодно, чтобы не тремя, а двумя перстами крестились. Своя рука владыка.

Технология «ОМ» позаимствована православной церковью у древнего иудаизма, родившегося в противостоянии образующих его группировок, партии Храма и партии пророков. Если помните, партия Храма утверждала, что Моисей записал данную Богом информацию, и получилась Тора (Закон). Никакой тайной информации для избранных Бог не давал. Партия же пророков, чтобы обрести легитимность, утверждала, что Моисей от Бога получил информацию, но записал только одну часть. Вторую часть записывать было нельзя, и потому правоверные иудеи ее устно из века в век передают.

После разрушения Храма саддукеи сошли со сцены. Фарисеи получили монополию на иудаизм. То, что сегодня называют иудаизмом, — это не то, что было во времена Христа, сплетение трех крупных групп, саддукеев, фарисеев и ессеев, плюс кучи мелких групп. Сегодняшний иудаизм, если называть вещи своими именами, — это фарисеизм.

В конце II века информацию, которую записывать нельзя и которая от Моисея, фарисеи все же решают записать. Так появляется Талмуд. В XVI веке выходят несколько томов. В этот период появляется новая порция «устной информации», на этот раз фарисеи ее позиционируют от самого ветхозаветного Авраама. Эту информацию тоже записывать нельзя, но ее все же записывают, и сегодня эти тексты именуют Каббала.

Естественно, никаких доказательств, что Авраам что-то получил от Бога для устной передачи, нет. Напротив, есть доказательства обратного. Анализ текста указывает, что он появился в XII веке нашей эры. До этого никто ни о какой Каббале слыхом не слыхивал.

Эти факты не смущают фарисеев. Сегодня они, используя изобретенный Римом принцип ортодоксии, называют себя ортодоксальными иудеями. Фарисеи заявляют, что кто не верит в божественность Талмуда и Каббалы, тот не является полноценным иудеем.

Талмудисты указывают источником устной информации Моисея. Каббалисты говорят, что источник устной информации Авраам. Православные не указывают источник информации, образующей Священное Предание. Не нашлось кандидатуры, про кого можно сказать, что ему Бог поведал сию информацию. Негласно считается, что праведные люди улавливают эту информацию и таинственным образом передают церкви и народу.

Если бы знания верующих не ограничивались благочестивыми байками, на свете не было бы верующих людей. Богословы и религиозные философы существуют благодаря тому, что существуют равнодушные люди. Они суть Акулины, не желающие знать истину.

Указана лишь малая часть противоречий и нелепиц, из которых соткана история церкви. Если касаться всех — отдельную толстую книгу нужно писать. Но сказанного достаточно, чтобы согласиться с Вольтером, который сказал, что «История церкви началась, когда первый мошенник встретил первого дурака».

ГЛАВА 24. Катарсис

Когда я увидел непоколебимые неоспоримые железобетонные факты, не лезущие ни в какие официальные ворота христианства, и все мои попытки объяснить их провалились, я при всем желании не мог сохранить веру. Одно дело, когда не знаешь, есть у тебя в кармане деньги или нет. Тогда можно верить, что они там есть. Другое дело, когда пошарил в кармане… пусто. Почесал в затылке, еще раз залез рукой в карман, опять пошарил. Опять пусто. Теперь точно знаешь, что денег там нет. Теперь нельзя верить, что в кармане есть деньги. Можно слова говорить, что все равно веришь, но это будут пустые слова.

По личному опыту скажу, что для психики это большое потрясение. Подсознание воспринимает его как угрозу жизни. Включается инстинкт самосохранения. Хочется игнорировать логику и факты, противоречащие религии, говорить на черное белое, что угодно говорить и делать, лишь бы защищать уплывающую от тебя веру.

Когда факты таковы, что защититься от них нельзя, возникает духовный дискомфорт. Человек ищет выход. Основная масса находит его в блокировке неудобных фактов. Не важно, насколько они объективные и достоверные. Важно, что, если факты ему не нравятся, это достаточное основание, чтобы отвернуться от них.

Большие проблемы возникают перед теми, кто не хочет слепо верить во все, во что велено верить. Но и вот так вот в одночасье отказаться от всего, во что верил годами и десятилетиями, тоже невозможно.

Лично я, когда уже все понял и осознал, все равно примерно полгода не мог снять крест. Ну вот не мог, и все. Рука не поднималась. Голова и сердце были полны мыслями, что церковники с римской властью все извратили и исказили. А Христос был. И его чистый образ изменил ход мировой истории, указав миру дорогу к свету и добру…

Разогнавшись в этом направлении, спотыкаешься о воскресение Христа. Это основа христианства. Что это, чудовищная фальсификация или чудо? «Если нет воскресения мертвых, то и Христос не воскрес; а если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша. Притом мы оказались бы и лжесвидетелями о Боге, потому что свидетельствовали бы о Боге, что Он воскресил Христа, Которого Он не воскрешал, если, то есть, мертвые не воскресают; ибо если мертвые не воскресают, то и Христос не воскрес. А если Христос не воскрес, то вера ваша тщетна: вы еще во грехах ваших. Поэтому и умершие во Христе погибли. И если мы в этой только жизни надеемся на Христа, то мы несчастнее всех человеков» (1Kop. 15.13–19).

Нет абсолютных доказательств, подтверждающих воскресение Христа. Равно как нет абсолютных доказательств фальсификации этого события. Есть вероятность и того, что Христос воскрес. Но также есть вероятность, что история с воскресением — обман.

Если Христос — это иудейский националист-политик, из которого заинтересованные силы сделали то, что сделали, тогда христианство — самый большой и подлый обман в истории, отнявший жизни у миллионов людей и оскопивший жизни миллиардов людей.

Если Христос пришел в мир, чтобы взять на себя грехи человеческие через крестную смерть, чтобы потом воскреснуть — это самое большое чудо в истории. Ничего подобного в истории человечества не было. И если так… Тогда я даже не знаю, что сказать.

Сравнивая две версии (фальсификацию и воскресение из могилы), правдоподобность первой версии намного выше. Но есть же на свете чудеса. Может, воскресение Христа — это и есть чудо — думает человек? Тогда плевать на все обманы власти и церкви.

Вооружившись этой мыслью и склоняясь к версии воскресения, человек говорит в сердце своем — верую! Церковникам-саддукеям не верю, а Христу все сердцем верю… И теперь бывший верующий намерен идти по жизни, ориентируясь только на Христа. А все то наносное, что за две тысячи лет налипло на учение Христа, то отвергнуть.

Но продолжается состояние окрыленности недолго. Вскоре понимаешь, что веру нужно показывать не на словах, а из дел своих. Нужно жить, как ранние христиане. Но как конкретно, если были сотни групп ранних христиан. Каждая жила по своим правилам. У одних групп мужчины и женщины жили вместе и ходили нагими со всеми вытекающими последствиями (как в притче про десять дев, пришедших к одному мужчине). У других было строгое половое воздержание. Как узнать, жизнь какой группы угодна Христу?

Начинаешь раскладывать религиозный пасьянс на три кучки: «в это верю, в это не верю, про это потом подумаю». Получается составленная по своему усмотрению религия, где одно отвергнуто, другое оставлено, а с третьим не решено, но в будущем прояснится.

Это дает успокоение, пока не встает вопрос: чем я руководствовался при отделении зерен от плевел? Церковь говорит, что ей Бог помогал отделить зерна от плевел. Не важно, как на самом деле. Важно, что она говорит, каким образом отделила истину от лжи.

С помощью чего я отделил истину от лжи? Тут два варианта. Первый: мне Бог открыл новую истину. Тогда получается, я пророк и основатель новой религии. Дело за малым — по воде пройтись, чтобы точно не сомневаться в своей связи с Богом и пророческих способностях. Но раз по воде ходить не получается, значит, не пророк.

Следовательно, при ревизии веры я руководствовался своим мнением. Теперь осталось объяснить, хотя бы самому себе, на каких основаниях я свое мнение возвел в статус истины. Может, оно и правда истина, но как мне в этом убедиться?

Тупик, однако. Как бы страстно ни хотел человек оставаться христианином, как бы ни думал, что Христос принес истину, церковники ее исказили, а он теперь все это понял и будет жить как ранние христиане, реализовать это благое намерение невозможно.

Простая народная мудрость гласит: нельзя быть наполовину беременной. Нельзя быть христианином, который с одним согласен, с другим нет, а про третье потом решит. Вернее, можно, но это будет христианство собственного приготовления, под которым нет никакого основания, кроме желания остаться в зоне комфорта.

Равно как нельзя быть «просто верующим» без уточнения, во что конкретно веришь. Нельзя сказать, что я просто верю в Бога, не уточнив прежде, в какого Бога. Нельзя сказать, что не важно, во что верить, потому что все религии ведут к Богу. Все понимают под Богом разное, и кроме того, нет ни одной религии в мире, которая признавала бы за истину другую религию. Поэтому стать таким «всеверующим» — это уподобиться Акулине, которая заявляет себя христианкой, не понимая даже значения этого слова.

Но как же теперь жить? Одно дело, когда я был простой христианин, не знавший ничего о христианах и о отступниках, которых Рим собрал на собор, где они сформировали основы христианства под руководством великого языческого понтифика Римской империи Константина I. Не знал, что присутствие/отсутствие Святого Духа на соборах определяла власть. Не знал о технологии подсчета голосов, гарантировавшей 100 %-ное единодушие. Не знал о подделках типа Johannine Comma, созданных защитниками теории Троицы и вписанных в Евангелия, но пойманных за руку. Не обращал внимания на странную биографию Христа, где его основная часть жизни, тридцать лет из тридцати трех, опущены, и рассказывает она только о трех последних годах. Когда ничего не знаешь, можно верить во все, к чему церковь призывает. Но когда знаешь, как верить?

Как прикажете верить, например, что Бог создал церковь, когда знаешь, что ее создала власть Римской империи? Сегодняшняя церковь — это политический инструмент, совокупность догм, обрядов и ритуалов, сочиненных придворными богословами. Все эти ритуалы и обряды были обожествлены с одной целью — чтобы повысить эффективность управления массой. Церковь суть министерство по делам христианской религии или армия. Разве про нее Христос говорил, что ее «врата ада не одолеют» (Мф.16,18), про министерство с его штатом чиновников в рясах? С тем же успехом другие министерства и государственные или социальные институты можно считать данными свыше.

Могу ли я считать священными писания апостолов, если сами авторы этих текстов не считали их священными? Если бы апостолы знали, что их записи объявят священными и поставят выше Закона, они бы… Я даже не знаю, как они могли отреагировать на такое, ибо в глазах фанатичного иудея это была даже не шутка, а самое грязное богохульство.

Если быть честным, в первую очередь перед самим собой, а это единственное, что доступно человеку, во всем другом он может ошибаться, нельзя ошибаться только в своей честности, то никак не получается примирить эти знания с верой.

Если сделать аналогичный анализ буддизма, иудаизма, ислама, синтоизма, индуизма и любой известной религии, если сконцентрировать внимание не на бантиках, а на самых корнях, ни от одной религии камня на камня не останется. Все они живы исключительно одним — невежеством верующих. Для людей вера — это больше традиция, удобная защита и уход от неудобных вопросов. Настоящих верующих, понимающих всю глубину того или иного учения, там нет. Потому что знание о любой религии исключает веру в нее.

Прощаясь со всеми религиями, особо подчеркну, что на мое окончательное решение повлияли не личные качества плохих священников и отдельные религиозные казусы. Решение принято по совокупному результату глубокого анализа корней христианства и менее глубокого анализа ислама, буддизма и иудаизма (родственность всех религий видна, несмотря на то что буддизм и ислам, например, совершенно разные учения).

Если вы утратили веру, но продолжаете позиционировать себя верующим, вы уже не глупец. Вы лицемер. Все ваши рассуждения о твердости убеждений гроша ломаного не стоят. Твердость убеждений — это соответствовать своему знанию, а не заблуждениям.

Кто рождается в меланезийском племени, тот поклоняется соломенным самолетам. Но если он узнает историю про американских военных, посетивших его остров, его вера должна исчезнуть. Если он продолжает говорить о верности культу карго и продолжает поклоняться самолетам — это не верность, а или преследование выгоды, или идиотизм.

Итак, если церковь со своими ритуалами, традициями и обрядами отвергается из-за ее рукотворного характера; если все писания апостолов отвергаются, что же остается? Остается Христос. Нет абсолютных доказательств ни того, что он не воскрес, ни того, что он воскрес. Что из этого следует? Каждый бывший верующий здесь сам сделает выводы.

У меня нет абсолютного мнения относительно Христа. Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам. Если были Эдгар Кейси, Мирин Дажо и прочее удивительные люди, чудеса которых зафиксированы и подтверждены, почему бы не быть еще более удивительным людям, демонстрировавшим еще более удивительные чудеса? Например, почему бы не быть этим человеком Христу. Так что все может быть.

Но не может быть, что есть Христос, которого церковь называет одним из лиц Бога-Троицы. Не получается, потому что, если это так, тогда Христос (как Троица) приказывал убивать целые города, вырезая под корень все население, от младенцев до стариков. Если же это делал не Христос, тогда встает вопрос, где он был, когда Бог Отец давал такие указания? Рвется по живому в этом месте христианское учение о Троице. Христос или не Бог, или, если Бог, тогда точно не Любовь. Нельзя называть проявлением любви указания убивать людей садистскими способами. Например: «А в городах сих народов, которых Господь Бог твой дает тебе во владение, не оставляй в живых ни одной души, но предай их заклятию: Хеттеев и Аморреев, и Хананеев, и Ферезеев, и Евеев, и Иевусеев, и Гергесеев, как повелел тебе Господь Бог твой» (Втор. 20, 16–17); «А народ, который был в нем, вывел и умерщвлял их пилами, железными молотилами и секирами» (1 Пар. 20, 3).

Пророк и царь Давид, любимец Божий, регулярно получал от Бога такие приказы. У кого язык повернется сказать, что когда он вывел пленников «…и положил их под пилы, под железные молотилки, под железные топоры и бросил в обжигательные печи. Так он поступал со всеми городами Аммонитскими». (2Цар. 12, 6), это была любовь Бога к людям?

Церковь объясняет массовое уничтожение мужчин, женщин, стариков и детей по приказу Бога-Троицы тем, что это были не совсем люди, люди со сбившейся программой, т. е. бракованные люди. Поэтому Бог-Троица, проявляя свою любовь, велел всех убивать, не разбирая пола и возраста. Кстати, это были первые зафиксированные биологические чистки, проводимые представителями одной расы относительно людей другой расы.

Я отказываюсь от церкви со всеми ее обрядами и ритуалами. Не вижу смысла лицемерить в этих вопросах. Не исключаю, что ошибаюсь… Ну что же… Человеку недоступна абсолютная истина. Как было сказано, единственное, что человеку доступно, — быть честным относительно своих убеждений. Все. Ничего больше ему недоступно.

Когда Савл, будущий апостол Павел, гнал христиан, он был честен относительно своих убеждений. Когда его убеждения изменились, он сам стал христианином. В том и другом случае он был честным человеком. Честность — высшее состояние человека. Вот в нем я и хочу остаться. Если даже есть тот Бог, о котором говорит церковь, а я ошибаюсь, ну и что? Разве Богу нужно мое лицемерие? Нет, ему нужна правда. Он прямо призывает «…правды, правды ищи, дабы ты был жив и овладел землею». (Втор. 16, 22). Кто ищет правду, тот настолько прав, насколько это возможно для человека. Даже если ошибается на этом пути, он все равно прав. Если человек честно делал то, что считал добром, но у него ничего не получилось (или получился обратный результат), его оценивают не по результату, а по намерению. Равно и наоборот: кто стремился сделать зло, но у него случайно получилось добро, оценивать его следует по намерению, а не по результату.

Христос говорит: «Блаженны алчущие и жаждущие правды» (Мф. 5,6). Обращаю внимание, блаженны жаждущие правды, а не насытившиеся правдой. Призыв к несовершенному существу искать истину и не успокаиваться означает, что рано или поздно оно ошибется в своем поиске (иначе это не человек, а совершенное безошибочное существо). Если Бог призывает несовершенное существо искать правду, он не может судить его за ошибки, совершенные при поиске. Это все равно что судить человека за неумение летать. Если и будет суд за ошибки, совершенные при искреннем поиске правды, тогда… я не знаю. Тогда тут для меня тайна.

Как бывший христианин, особо хочу сказать о своем прощании с христианством. Я видел там много хороших людей. Намного больше, чем в обычной жизни. Когда у людей есть цель выше колбасы, не важно, религиозная или научная, это очищает их.

Прощаясь с христианством в частности и со всеми религиями в целом, я скажу, что само пребывание в статусе верующего дало мне хороший урок. Благодаря этому я стал масштабно мыслить, видеть целое, не увязать в бантиках. Вспомнилась евангельская фраза: «…от слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишъся» (Мф. 12, 37). Да, я готов.

Аминь.

P.S.

Мое частое цитирование Библии может показаться странным, потому что я не верю в того Бога, кому приписывают эти мысли (пишу его имя с большой буквы, как имя собственное). Кажется, непоследовательность. Вовсе нет. Просто я считаю ценностью мысль, а не источник. Не важно, кто сказал. Важно, что я нахожу эту мысль правильной.