Проект "Веспасий"

Глава 1

Островецкая АЭС, два огромных серых сооружения в форме усечённых конусов, мелькнула впереди у горизонта и пропала. Не доезжая до электростанции, Глеб повернул на гравийную дорогу, чуть припорошенную снегом. После небольшого хутора она больше не значилась на электронной карте, и метка геолокации в навигаторе скользила по зелёному массиву леса, будто ехал не на обычном кроссовере, а прокладывал себе путь танком, сокрушающим деревья.

Слева вдоль необозначенной дороги тянулась просека с высоковольтной линией электропередач, также на карте не отмеченной. Глеб, большую часть жизни отдавший силовым структурам, невольно усмехнулся. Стандарты секретности соблюдаются даже тогда, когда практического смысла нет. Просека и ЛЭП прекрасно просматриваются и со спутников, и с дрона, если пустить беспилотник с литовской территории. Любой догадается, что в лесу расположен некий режимный объект. А вот какой именно — это и стоит беречь от особо любопытных товарищей, которые нам вовсе не товарищи.

Генрих, вполглаза дремлющий на пассажирском сиденье, похоже, не обращал внимания на пейзажи. По старой армейской привычке использовал каждую свободную минуту, отдыхая впрок.

Это — чистый рефлекс. Оба признаны негодными к дальнейшей службе после ранений. В том числе как инструкторы — курсанты не должны видеть на занятиях, к чему может привести дальнейшая судьба. Все хотят вернуться с войны и после спецзадания целыми и здоровенькими, понимая, что кого-то убьют или покалечат, но не всех же, каждый надеется на лучшее. Да и возраст уже почтенный.

— Странно, почему база для какой-то особо секретной миссии построена на самой границе ЕС и НАТО? Тут до Литвы — пешком дойти. Если есть на чём ходить.

— На пенсии предпочитаю, чтоб меня возили и встречали. Желательно, встречали не автоматной очередью, — Генрих легонько шлёпнул себя по бедру.

Под штаниной не видно, но там — пластиковый протез от бедра. Ногу оторвало, естественно, не автоматными пулями. Глеб знал — напарник служил в Нагорном Карабахе и прикрывал отход армян, когда армия Азербайджана начала наступление, возвращая контроль над землями, потерянными при распаде СССР. Подробностями не делился, сказал лишь, что не питает ненависти ни к тем, ни к другим. А вот российское командование, отправившее в Закавказье всего лишь горстку миротворцев, не способных предотвратить вспышку войны между двумя давно враждующими нациями, отставной капитан вспоминал ласковыми материнскими словами.

— По крайней мере, раньше ты был здоровым и в заводской комплектации. Что нам предложат вдвоём…

— Помнишь старый советский фильм, может, смотрел? «Эта весёлая планета». Там космонавт говорит: опасные опыты ставятся на наименее ценных членах экипажа. Чот мне подсказывает, именно так мы выглядим в глазах пославших нас в Беларусь.

— Зачем тогда едешь? Пенсии мало? — поддел Глеб.

— Денег всегда мало. А чувства беспомощности после Карабаха всегда много. Тебе не понять.

— Каждому больнее всего то, что теряешь сам. Ранения, полученные на заданиях, зажили как на собаке. Но перед пенсией служил инструктором по выживанию в ВКС. И вот — сломанная нога, да так, что теперь прыгну с парашютом только как пенсионер, в связке с инструктором. На гражданке… Шестьдесят стукнуло, кости хрупкие. Жена вяжет крючком, говорит: хочешь, тебя научу?

Они посмеялись. Оба — крупные брутальные мужчины, и хоть физическая мощь осталась лишь в воспоминаниях, коротать остаток дней в таких занятиях были не согласны. Даже на рыбалке, считающейся вполне мужским времяпровождением.

— Там парень из местных вляпался в какое-то дерьмо, скоро погибнет или уже погиб. Белорусы не справились, запросили у Министерства обороны России спецов по выживанию, — серьёзно добавил Глеб. — Наверно, не ждали, что им пришлют списанных в тираж. Ну, как консультанты сгодимся. Не опозоримся.

Он включил фары из-за ранних январских сумерек, и вскоре пучки света выхватили стандартный армейский КПП — будку и ворота. От них по обе стороны уходил бетонный забор с колючкой наверху.

Вышел военный — в каске, с автоматом за спиной. Никаких знаков различия. Забрал паспорта у обоих и вернулся на пост, не проронив ни слова.

Генрих всмотрелся в зеркало заднего вида.

— Слыш, майор. Сзади двое, сняли автоматы с плеча. Если чот не по нраву, не отпустят. От жешь… Про встречу я сглазил.

Правда, вместо очередей и пулевых дырок на кузове произошло самое обыденное — разъехались в стороны створки ворот. Уже на территории объекта тот же военный отдал паспорта и махнул рукой, показав направление. Мог не стараться, дорога всё равно была одна, окружённая тем же сосновым лесом, и она привела к небольшому двухэтажному строению с окнами в решётках. У крыльца их встретил более словоохотливый субъект в белорусской общевойсковой форме. На погонах шинели поблёскивали подполковничьи звёзды.

— Здравствуйте, товарищи. Машину можно оставить здесь, потом дневальный отгонит на стоянку. Я — подполковник Богданов, начальник режимной части объекта.

Он постарался не выразить никакого удивления, наблюдая за тем, как приезжие выбирались из авто, Глеб сразу опёрся левой рукой на трость, а Генрих, выпростав ноги наружу, аккуратно съехал с сиденья и вооружился костылём с локтевым упором.

— Майор в отставке Глеб Сергеевич Майоров, — представился водитель, готовый к стандартной шутке, что фамилия не позволила вырасти выше. — Мой напарник — капитан Генрих Павлович Волкович. Также в отставке.

— Перекусим с дороги, товарищи офицеры, и коллеги вас введут в курс дела. Сегодня же и начнём.

— Чо, дело настока срочное? Без двух российских экс-суперменов — пропала Белоруссия?

— Беларусь, — машинально поправил местный. — Здесь понятие «срочно» и «несрочно» весьма относительно. Скоро всё сами узнаете. Тем более, как мне сказали, вы подписали обязательства практически вслепую. Без права покинуть объект до окончания контракта, даже если условия задания не понравятся.

— Ну, раз ключи от «тойоты» вы забрали, на своих двоих не сбежим! — Генрих указал костылём на входную дверь. — Сюда, что ли?

— Так точно, товарищи офицеры. Проходите.

Настойчивое обращение «товарищи офицеры» подчеркнуло, что Богданов уже считает двух россиян частью команды объекта, за режим на котором он отвечает. Как видно, увечье не препятствует выполнению их роли.

Внутри оказался вестибюль, охраняемый солдатом, подскочившим и вытянувшимся по стойке «смирно» при виде подполковника. Глеб отметил, что белорусская строевая подготовка не отличается от российской и заимствована от рациональной советской. Рядовой не отставил локти, напоминая маринованного цыплёнка, как принято в некоторых западных армиях, и не притопнул ножкой, как любят делать в странах третьего мира. Вообще, с самого пересечения границы не особо чувствовалось, что покинули Россию. Правда, общались с аборигенами только на бензоколонке, дама приняла кредитку «Мир» и ответила на чистом русском языке, без московского «аканья» или провинциального «оканья».

Справа по коридору виднелась столовая, рассчитанная человек на тридцать личного состава. То есть примерно на стрелковый взвод.

Объект носил следы свежего и несколько торопливого ремонта. Например, на оконном стекле виднелся в углу налёт свежей побелки, будто красили стены буквально вчера. Ни один прапорщик не допустит подобного безобразия на видном месте. Похоже, прапорщики увлеклись чем-то экстраординарным.

— Дашкин! Метнись мухой. Ужин на двух офицеров… Отставить. На троих. На меня тоже.

Пока ефрейтор изображал муху, трое повесили верхнюю одежду на вешалку и заняли стол.

— Ужин у нас в девятнадцать ноль-ноль, но наряд обязан обеспечить горячую пищу в течение десяти минут. Так что не будем терять времени. Для начала, товарищи офицеры, я попрошу сдать мобильные телефоны. Добавлю, здесь нет GSM-покрытия. Вся связь с родными — через штаб, с моего разрешения. Никакой другой электроники нет? Кардиостимуляторы? Хорошо. Здесь, на базе, созданы минимальные бытовые условия, стройка ещё продолжается. У вас контракт на два года?

— Так точно. И чо, все два года в минимальных бытовых? — попытался сострить Генрих, но подполковник не поддержал шутливый тон.

— Большую часть времени вы будете проводить там, где нет вообще никаких удобств. Российских партнёров мы просили: нужны специалисты по выживанию. Нынешнее физическое состояние специалиста значения не имеет, хотя, конечно, я не ожидал…

— Увидеть инвалидов? Договаривайте, подполковник. Если будете делать вид, что перед вами молодые спортсмены-олимпийцы, откровенности не получится.

— Верно. Но важны не сила и ловкость, а опыт, квалификация, мотивация. Кроме того, способность держать язык за зубами, когда два года истекут. Запрет покидать территорию Союзного Государства вам известен?

— Конечно, — подтвердил Глеб. — Всё понятно. Кроме самого главного: для чего это? И где пригодится наш опыт выживальщиков?

— В прошлом. Куда вы отправитесь добывать сведения и артефакты. А для начала спасёте нашего специалиста, застрявшего в середине XVII века, — он бросил на стол фотографию молодого мужчины не старше двадцати пяти в общевойсковой лейтенантской форме. — Его жене сказано, что муж задерживается в командировке. У них сын, всего два года. Пока не знает и не понимает, что папка может не вернуться никогда… потому что умер за три с половиной сотни лет до его рождения.

В следующую минуту явился ефрейтор-«муха» с тремя тарелками, на каждой лежал ароматный шницель в окружении картофельного пюре с колечками солёных огурцов. Подполковник принялся с аппетитом поглощать ужин, приезжие едва притронулись к еде.

— Это — шутка? — спросил, наконец, Генрих. — Кино про машину времени?

— Ничуть. Вы кушайте, не стесняйтесь. Там вам придётся довольствоваться местным провиантом, боюсь, он не всегда по вкусу людям из двадцать первого века. Что касается кино, то наш сюжет напоминает «Аватар». Вам предстоит лежать, а ваше сознание будет управлять телом в прошлом. Поэтому всё равно, в какой физической форме вы сейчас. Если командование сочтёт, что из вас, Глеб Сергеевич, стоит сделать Хабиба Нурмагомедова, а из вас, Генрих Павлович, Фёдора Емельяненко, причём — в лучшие годы, так тому и быть.

У Глеба чуть прибавилось энтузиазма. Да и ужин был приготовлен на славу. Мясо — натуральное. Неужели в белорусской армии прапорщики не крадут? Не верится.

— То есть мы будем вроде операторов FPV-дронов? — удивился Генрих.

— С той лишь разницей, что гибель дрона повлечёт разрушение сознания, товарищи. Поэтому наш фильм ближе к «Матрице». Оба должны вернуться к исходной точке. Иначе…

— Иначе вам потребуются новые инструкторы по выживанию, — догадался Глеб. — И много уже осталось… там?

— Один. И это был обычный экспериментатор-темпонавт. Мы не знаем, что с ним стряслось. Он ушёл из точки А и не вернулся. Согласно стандартного протокола безопасности в эту точку было отправлена табличка с сигналом срочного возвращения. Увидев её, лейтенант был обязан отказаться от миссии и остаться. Оттого миссия не считалась опасной.

— Чо с телом? Отдали родственникам? — по тону Генриха чувствовалось, что он пока ни на грош не верит услышанному, скорее думал — это какой-то тест на психологическое восприятие рассказа о невероятном. — Хотя… Если жене сообщили про командировку…

— Тело хранится здесь, и оно в коме. На искусственном кровообращении и принудительной вентиляции лёгких. Мозг не умер, но и в сознание человек не придёт. Был бы я верующим, сказал бы, что в прошлое отправляется не только сознание, но и душа. А поскольку вырос в нерелигиозной семье, родители в СССР были коммунистами, то просто передам вас в руки научников. Пусть они строят предположения. А вы берегите себя и возвращайтесь.

Пара будущих темпонавтов переглянулась.

— То есть подключение к аппарату сердце-лёгкие производится сразу? — уточнил Генрих. — Пока я там, железки меня поддерживают тут…

— Зачем? Вас возвращают через микросекунду после отправки в прошлое.

Глеба посетила пренеприятная догадка. Начал он издалека.

— То есть если нам понадобится два года на выполнение миссии, мы вернёмся, получим расчёт за два года — сразу можем уезжать в Москву?

— Вынужден вас расстроить. Ни один финотдел ни одной войсковой части в мире не выплатит вам сумму за пребывание в ином времени и ином измерении. Тем более, вы никак не подтвердите точное время командировки. Даже если сам Пётр Первый выпишет справку и поставит императорскую печать. Сегодня 12 января 2024 года. Значит, ваш контракт истекает 11 января 2026 года. Поскольку здесь вам всё равно не придётся тратить денег, всем необходимым вы и так будете обеспечены, считайте сами. Денежное довольствие начисляется наравне с участниками СВО. Умножайте на двадцать четыре. Сколько-то миллионов российских рублей на карточке увезёт каждый. К тому же проживёте несколько альтернативных жизней! Молодыми, здоровыми. Я немного завидую, мужики. Но с тех пор, как Кирилл не вышел из комы, никого в прошлое не отправляли.

— Несколько жизней? — уцепился Генрих. — Так вы же станете отправлять нас к царю Гороху через секунду после возврата в настоящее! Пока не погибнем нахрен! Щаз! Моя вдова не обрадуется белым «жигулям». Их дают семьям погибших на Украине. Ну, коль нас приравняли к СВО.

— Не считайте белорусов варварами, отправляющих граждан братской России на убой. Нужно убедиться, что тело при возврате, так сказать, души не получило ущерба. Подготовиться к новому заданию. Это же фактически другой мир! Допустим, отправить вас сейчас к Ивану Грозному, что вы помните о том времени из школьной программы?

— Паки-паки иже херувимы, — брякнул капитан. — То не из программы, а из «Иван Васильевич меняет профессию».

Ефрейтор принёс три кружки компота и плоское дешёвое печенье.

— Подкрепляйся, соучастник, — вздохнул Глеб. — Завтра будешь жрать вепря, жареного на вертеле, а он ни разу не мягкий, и запивать водой из ручья.

После ужина подполковник сдал их на руки начальнику объекта. Тот, представленный как Юрий Марьянович Осокин, был в штатском, но явно с военной выправкой. Не старше тридцати пяти. Похоже, собирался закончить рабочий день, отчего кабинет был погружён в полумрак, и задержался для знакомства с пополнением.

— Разрешите вопрос, товарищ…

— Товарищ полковник, но предлагаю оставить общение по имени-отчеству. Присаживайтесь, располагайтесь. Поговорим, потом представлю вас научному руководителю и начальнику отдела спецподготовки. Но сначала… Вас не слишком удивило задание?

Кабинет Юрия Марьяновича был подчёркнуто безлик. Шкафы, стол, сейф. Обязательный портрет Александра Лукашенко в форме главнокомандующего белорусскими вооружёнными силами над креслом хозяина офиса. Красно-бело-зелёное знамя на подставке. На столе — ни единой бумажки, ни письменного прибора. Ни-че-го. Селектор внутренней связи — и то на боковой тумбочке. Сам полковник, скорее всего, начинал службу в военной контрразведке. Обтекаемый как торпеда и начисто лишённый индивидуальных черт. Голос ровный, спокойный, лишённый эмоциональной окраски. Наверно, даже матом кроет подчинённых с той же безразличной интонацией, предположил Глеб.

— Задание кажется настолько фантастическим, что мы, люди реального мира и солдаты, не поверим в путешествия во времени, пока не убедимся воочию, — ответил майор.

— Хороший ответ, Глеб Сергеевич. Вас введут в курс дела мои сотрудники. Я обрисую ситуацию в общем виде. История проекта «Веспасий» началась в октябре 2023 года, когда из Литвы в Беларусь перебрался гражданин США по имени Конрад Бронштейн. Преподавал в Массачусетском, профессор, уважаемый учёный. Доказывал, что технически возможно воздействовать на прошлое, даже материализовать в нём объекты. Поставил эксперимент и получил записку с датой 2023.10.07, пролежавшую в определённом месте сто лет, при этом едва не угробил систему энергоснабжения университетского корпуса. Опыт чрезвычайно энергозатратен. Более того, он предполагал, что в прошлом получится воссоздать весьма сложный объект. Например — человеческое тело. Но случилось неожиданное. Дата — 7 октября 2023 года — вам о чём-нибудь говорит?

— Арабы грохнули тысячи евреев около сектора Газа… Ну конечно, Бронштейн — еврейская фамилия! — въехал Генрих. — Но какое отношение физика имеет к террористам из ХАМАС?

— Естественно, он хотел предупредить правительство Израиля. Не вышло. Какие-то физические законы не позволяют реализовать «эффект бабочки». То есть, уважаемый Генрих Павлович, вам не удастся в прошлом отговорить прадедушку жениться на вашей прабабушке. Мироздание ограждает себя от парадоксов. Современность не улучшить, что-то переиграв в былые годы. Тем не менее, кое-какие действия в прошлом возможны, мы убедились. Добавлю, что Конрад отказался от продолжения опытов в США. Во-первых, из-за пожара в электропроводке его отстранили от любой экспериментальной работы. Во-вторых, его чрезвычайно возмутили массовые антисемитские выступления студентов, особенно в Гарварде.

— Чем же его Земля Обетованная не устроила? — ввернул Глеб.

— Правительству Израиля сейчас не до фундаментальной науки. Кроме того, в Израиле проблема с электроэнергетикой, ядерные установки не строят, боятся из-за террористов… Правильно боятся. Бронштейн, чтоб вы знали, потомок эмигрантов из царской России, из Бобруйска. Вдобавок наш кабинетный учёный представил, что узнает подробности жизненного пути царя Давида, и ортодоксы забьют камнями из-за расхождений с их воззрениями.

— А Русская Православная Церковь всё стерпит. Особенно если пообещать — не обнародовать компру про наших святых. Рациональный тип ваш Конрад, прошареный. Всё продумал! — одобрил Генрих.

— Именно. Даже тот факт, что литовцы охраняют границу, лишь бы беженцы из арабского мира не пробирались из Беларуси в ЕС. Обратно в СНГ — им до лампочки. Бронштейн легче лёгкого преодолел забор, приставив складную лесенку, и сдался белорусскому погранотряду. Старший патруля оказался головастый, не допустил утечки информации. И вот, за два месяца мы переоборудовали объект, снабжаемый электроэнергией прямо с АЭС. Правда, её реакторы не любят резких перепадов нагрузки, каждый запуск установки приходится согласовывать, нас поддерживает практически вся энергосистема республики.

— Если так удачно сложилось… На чо вам Россия, Юрий Марьянович?

— Куда же без вас, Генрих Павлович. Атомная электростанция построена на российский кредит, погашаемый за счёт продажи электроэнергии. Мало того, что продажи в ЕС запрещены санкциями, сами знаете почему, так ещё прорва электричества уходит как в бездонную бочку! Лукашенко предложил Путину совместный проект — отправки темпонавтов в прошлое Российской империи и Русского царства, а услуги белорусской стороны зачитываются в счёт погашения кредита. Как пропал Кирилл Мазуров, о ваших специалистах подумали. Мы не воюем с самого распада СССР, у вас — две чеченских, операция в Грузии, Сирия, «вежливые люди» в Крыму, теперь вот СВО. Практический опыт бесценен. Физические недуги значения не имеют. Мы синтезируем любое тело, правда, не забывайте про ограничения по массе. Шестьдесят пять, максимум — семьдесят килограмм. Ещё одежда, золото на расходы. Слишком дорого… для зачёта по российскому кредиту.

Пиликнул селектор.

— Товарищ полковник! Бронштейн явился. Проводить в ваш кабинет?

— Нет. Пусть идёт к себе. Михеенко! Отведи к нему двух новоприбывших. Потом устрой их в комнаты, помоги принести вещи из машины. Оба плохо ходят, — начальник отпустил кнопку селектора. — Через несколько дней будете порхать как молодые. К сожалению, бой на мечах или на копьях освоить не успеете. Современное огнестрельное оружие, как мы уже убедились, моментально теряется или ломается. Мирозданию не нужна стрельба из пистолета Макарова в палатах деревянного Кремля. Так что пригодятся навыки ножевого боя, рукопашного боя. Причём нужно будет потренироваться в новом теле, с непривычки непросто. Вам всё объяснят. В общем, — он поднялся, — добро пожаловать в проект «Веспасий».

Россияне тоже встали, не так легко, как полковник.

— Что такое «Веспасий», Юрий Марьянович?

— Не что, а кто. Легендарный белорусский царь, правивший в Полоцке в конце пятого века нашей эры. Проект — военный, потому что сейчас история — военная наука, обосновывающая… Всё то, что нужно обосновать. Наше дело правое, эта земля издревле принадлежит нам, любой, кто на неё зарится — агрессор и захватчик. Скоро мы обнародуем некоторые результаты. А если что-то обнаружится, дающее козыри пропаганде врага, то оно не выйдет за пределы этой территории. До завтра, товарищи.

По пути к кабинету (как оказалось — логову) еврейско-американского учёного, отныне белорусского, Генрих шепнул напарнику:

— Молодец их Батька! Энергию, полученную из российского урана да истраченную на опыты, продал России! Этот их еврейский учёный будет простаком рядом с главным белорусом.

Тот мало напоминал чокнутого профессора, автора машины времени из «Назад в будущее», но вот бедлам в его логове весьма соответствовал бы растрёпанному виду американского персонажа. Внешность Бронштейн имел совершенно не семитскую, скорее ирландскую: рыжий, с резко очерченной челюстью. Низенький, двум рослым российским отставникам — по грудь. Что удивительно, немного говорил по-русски благодаря предкам из Российской империи, да чего-то нахватался за месяцы пребывания здесь, причудливо мешая английские, русские и белорусские слова.

— Спешиал форсез? Спецназ? О’кей, гайз. Запрашаю в Веспасий. Сначала идём смотреть в наш тайм-машин. Дон’т ворри, это есть недалеко.

Учёный, накинув китайскую тёплую куртку, писк моды примерно 1990-х годов, увлёк обоих на коридор и быстро семенил впереди, раздражённо останавливаясь, потому что спутники не поспевали.

Обещанная «тайм-машин», то есть машина времени, мягко говоря, ничуть не соответствовала ни солидности объекта, на который, судя по ЛЭП, затрачены сотни миллионов долларов, ни её киношным сёстрам, даже полицейская будка из «Доктор Кто» — это хайтек по сравнению с…

Короче, среди сосен темнела самая заурядная яма глубиной пару метров, на дно опущена алюминиевая лесенка, всё это богатство сиротски освещалось единственным светодиодным прожектором. «Фантастическая аппаратура» по-белорусски.

Экс-военные застыли соляными столбами. Отмахать едва ли не тысячу километров от Москвы, чтобы стать жертвой дешёвой мистификации⁈ И уж точно их не выпустят, чтоб не рассказали, как беззастенчиво белорусские партнёры разводят россиян…

— Это есть ресивер, — Бронштейн, взявший на себя роль гида, гордо протянул руку к яме, будто демонстрировал адронный коллайдер, а не окоп для УАЗика. — Здесь ваши бонс… Ваши кости будут вернутся в настоящее.

— Звучит обнадёживающе, — хмыкнул Генрих. — А как кости попадают в прошлое? Ты здесь их закапываешь?

— Ноу!

Из путаных объяснений на смеси языков удалось понять, что никакой материальный объект из нашего времени в прошлое не отправить. Бронштейну удалось создать установку, по существу — всего лишь программу, позволяющую на достаточно простом оборудовании организовать синтез чего-то в этом самом прошлом.

— Голова идёт кругом, — признался Глеб. — Мы вместе с Землёй движемся со скоростью сколько-то километров в секунду вокруг Солнца. То есть вчера на месте этой «тайм-машины» был космический вакуум.

— О, ес! Это есть парадокс, — учёный обрадовался толковому вопросу. — Я не знаю, почему есть привязка к координатам Земли. То есть, никто не знать — как.

В ночном лесу основательно похолодало. Гид смилостивился и повёл их в помещение. В корпусе, оборудованном под лабораторный, колдовали два ассистента. Один из них, словоохотливый, объяснил расклады, не спотыкаясь на каждой фразе как их босс.

— Сердце установки — этот сканер. Закладываем предмет, создаём электронный образ, вводим время переноса. Например, записку с надписью «хэллоу, Долли». Потом профессор возносит молитву Универсу и опускает главный рычаг. Даже если с Островцом согласовано, во всём «Веспасии» свет гаснет наполовину, компьютеры питаются от беспепребойников, а я рысью бегу к яме между соснами. Тихое место, туда никто тысячу лет не заглядывал. Кроме нас.

— И чо, ждёте записку?

Ассистент, аккуратный молодой человек лет двадцати пяти в очках, снисходительно улыбнулся.

— Сразу видно, Генрих Павлович, вы новичок в делах тепоральных перемещений. Если босс поставил на пятьсот лет назад, мы изменили прошлое. Значит, записка уже лежала там с 1524 года. Главное, чтоб не истлела.

— Так… Но вы же отправляли другие предметы раньше, — прикинул Глеб. — Допустим, вчера. Почему же вы не забрали вчера записку «хеллоу, Долли», запущенную днём позже?

— Потому что вмешательство в прошлое ещё не было осуществлено. Прошлое уже существует, в отличие от будущего. Представьте себе тоннель, который мы пробиваем все вместе. Мы — это Вселенная, Мироздание, профессор называет его «Универс» и даже считает чем-то разумным. В общем, вы, господа, не получите от себя самих никакого послания из 2030 года в духе «спасти Сару Коннор», потому что вас в грядущем ещё нет. Мы — в первом вагоне поезда, это ясно?

— Универс апрувс наш экспириенс, гайз. Он позволил мне тайм машин.

— Мистер Бернштейн считает, что такова воля Вселенной, поскольку она разрешила ему открыть алгоритм и составить компьютерное приложение для воздействия на прошлое, — истолковал ассистент профессорово красноречие.

— Но копировать предметы, переносить человеческое сознание… — не унимался Глеб. — Мне порой кажется… Как вас, молодой человек?

— Алесь.

— Мне кажется, Алесь, что Вселенная как-то слишком постаралась, дав белорусам столь много и сразу. По Сеньке ли шапка?

— Главное, что Универс позволил людям сварганить нейросети и искусственный интеллект. Теперь и не такие задачи по плечу. Но… Человека пока ничем не заменишь. И не отправишь дрон в Средневековье, высокотехнологичное оборудование там моментально выходит из строя. Тоже, видимо, причуды Универсума. Поэтому заснять Куликовскую битву на айфон и положить его в нашу яму — не выйдет.

— И что же должен был разведать Кирилл Мазуров? Поймите, Алесь. Мы с Генрихом испытали много такого, что вам лучше не слышать и не видеть. Но всё же хотим больше знать об опасностях.

— Первые два похода были чисто испытательными — в разное время. Пока мы ограничены девятым веком нашей эры, до библейских времён не достаём. Третий — в январь 1654 года. Выдавая себя за путешественника из Западной Европы, наш человек должен был добраться до Полоцка. 29 июня литвины сдадут город без боя русским войскам. В Софийском соборе хранится один из списков Полоцкой летописи. Практически всем документам древней белорусской истории суждено исчезнуть — частью во время этой русско-польской войны, долгой и жестокой, остальное — уже в петровское время, остатки погибнут в год наполеоновского нашествия.

— Ваш парень получил приказ спереть летопись?

— Именно, — подтвердил Алесь. — Причём, без преувеличения, с практической военной целью. Вы, служившие в армии России, прекрасно знаете: украинский режим провозглашает «славянское первородство» Киева, чему способствует легенда о как бы «единой» Киевской Руси. На самом деле, унитарного древнерусского государства не существовало, а Киев — отнюдь не колыбель восточнославянской цивилизации. Один из её центров — да. Но не более значимый, чем Полоцк, Псков, Новгород Великий и другие древнейшие столицы. Исчезновение одного из списков летописи ни на что не повлияет, впоследствии, как я сказал, все они и так утрачены. Но мы получим документ, позволяющий заявить южным соседям: сидите ровно на заднице, уважайте старших. То есть белорусов. Лейтенант был хорошо подготовлен и имел все шансы справиться. Но что-то пошло не так.

— Чо за проблема? Крути свою шарманку, академик, я отправлюсь в яму на минуту раньше вашего Кирилла и скажу ему: кина не будет. Возвращаемся в Белоруссию.

— Беларусь, — столь же машинально поправил Алесь, как и прежде режимный офицер. — Думаете, мы сами не хотели бы? Увы. Ещё один необъяснимый парадокс. Можно прибыть примерно в тот же день, 12 января. Мы точно не знаем, по какому календарю, но, во всяком случае, именно в это время года. Кирилл убыл 3 января, в первый рабочий день. Это в России сплошь выходные, мы работаем… Не обижайтесь, не в упрёк говорю, даже немного завидно. Правда, соответствующее послание тут же улетело в 1653 год, категорическое: отмена задания. Первым делом темпонавт обшаривает дно ямы. Если найдёт там металлический диск с перфорацией в виде STOP, никуда нельзя идти. Диска нет — путь свободен, миссия завершится успешно.

— То есть оставшись в яме… — Глеб вспомнил про кости почувствовал холодок между лопатками.

— Примерно через сотню секунд местного времени синтезированное тело умрёт. Точно также произойдёт, если покинуть яму и вернуться. Энергетическая субстанция, в просторечии — душа, переносится через века и измерения, возвращаясь владельцу. Скорее метафизика, чем физика, что-либо объяснить научным образом пока невозможно. Бренные останки вместе с добытыми артефактами я тут же обнаруживаю в настоящем.

— То есть диск со словом STOP сохранился до наших дней…

— Да, слегка подёрнутый окислом и на несколько сантиметров покрытый грунтом. Жмура нет. Тело, оставшееся в настоящем, находится в коме. Хрен знает что с ним. Точнее, что с ним произошло в 1654 году. Естественно — давно умер. Но как, где похоронен, отчего не вернулся в настоящее — неизвестно. За пределами ямы-ресивера мы беспомощны.

— Кирилл есть ваш первый таргет, — добавил Бронштейн. — Полоцкая летопись есть ваш второй таргет. Ждём ваши кости в яме. Три комплекта.

— Это — самое лучшее пожелание, чо я слышал перед отправкой, — хохотнул Генрих. — Вернуться в виде трупа! Ей Богу, когда забрасывали на территорию Талибана, не было так ссыкотно.

Глеб кивнул. Как ни удивительно, порой удаётся договориться и с талибами, и с Хезболлой, и даже с сомалийскими пиратами, хотя бы за выкуп, в конце концов — вернуться в Россию. Но вот с самим Мирозданием не поспоришь и не поторгуешься.

С другой стороны, он снова приглашён на войну. Ту, что Россия ведёт со всем западным миром, и где главное — совсем не количество ракет, дронов, бронетанковой техники, личного состава. Важнее сознание собственной правоты. И признание твоей правоты хотя бы частью людей в стане противника.

Алесь прямо сказал напоследок: если докажем, что Киев был белорусской колонией не только с XIV по XVII век, но и гораздо раньше, это вообще изменит взгляд на историю Восточной Европы, соответственно — на текущий конфликт. Рядовые американцы, уже давно независимые, всё равно смотрят на Англию с уважением. Точь-в-точь как в «Нашей Раше» Джамшут и Равшан: «нашальника…» Помнят, кто был первый, кто был главный.

Так что миссия в прошлом гораздо важнее пуска «Кинжала».

Но сначала нужно вернуть жене мужа, а сыну — отца.