Банкет, по случаю восхождения на трон Иосифа I. Гравюра Й.К. Хакхофера. Вена. 1705
Когда Гарпия прокляла Энея, она напророчила герою и его соратникам, что их «заставит голод жестокий столы пожирать, вгрызаясь зубами»[68]. Пророчество сбылось, но оказалось не столь уж страшным: Энею и его соратникам пришлось есть хлебные круги, которые служанки раздавали перед пиром и которые использовались в качестве тарелок. Для них, благородных воинов, это действительно было чрезвычайно унизительно. Зато мы можем сказать, что соратники сына Венеры ели самую древнюю в мире пиццу — ведь это были хлебные круги, пропитанные соками и остатками еды, которую на них клали, чтобы резать, — эти хлебные круги назывались mensae[69].
Предполагалось, что каждую такую менсу делят между собой два человека, поэтому про них можно было сказать, что они «едят за одним столом (на одной менсе)». На этой менсе в основном резали мясо. Уже в XII веке, гораздо раньше, чем в других странах (Ж.-Л. Фландрии, например, пишет, что во Франции большие куски хлеба сменились тарелками лишь в XVI веке), в Италии хлебную менсу (или просто кусок хлеба) стали заменять специальной дощечкой. Этот предмет, который довольно часто встречается в средневековых документах, представлял собой круг из дерева или из глины, которым тоже пользовались одновременно два человека. Именно поэтому вплоть до XV века принято было говорить «stare a tagliere», то есть «делить с кем-то дощечку», с тем же значением, что и «stare alia stessa mensa» (есть за одним столом).
А в XV веке в Италии, опять-таки раньше чем где бы то ни было, на смену дощечке на двоих пришла индивидуальная тарелка. В это же время стали пользоваться и индивидуальными стаканами и, как уже упоминалось, вилкой.
Гуманизм имел последствия и в такой области. Я, конечно, не буду утверждать, что этот переворот в культуре питания случился именно под влиянием трудов гуманистов, но эти новые обычаи, родившиеся в мире коммун[70], объясняются новым мировоззрением, появлением индивидуальной точки зрения, недаром в это время в живописи появляется перспектива, эту точку зрения воспроизводящая.
На накрытом столе появляется все большее количество приборов, золотых или серебряных — для самых богатых и знатных, металлических или из тонкой керамики — для мещан, деревянных или из керамики плохого качества — для тех, кто победнее. Собственно, и на живописных полотнах начиная с конца XV века представлены пиры гораздо более пышные, чем на средневековых фресках. На картинах Нового времени перед каждым участником застолья своя тарелка, а под ней еще одна тарелка, у каждого, по крайней мере, один стакан, а по всему столу расставлены бутылки (и стаканы и бутылки — стеклянные).
Все эти тенденции побуждали ремесленников, изготовлявших керамику, постоянно совершенствовать свое искусство. Не будем принимать в расчет византийские и персидские изделия, а также часть арабских, а просто сравним европейскую керамику XIV века с керамикой XV века, скажем, из Паттерны, Малаги или Майорки (откуда и происходит майолика), не говоря уже о более поздней продукции — работах мастеров из Фаэнцы и некоторых других городов. Это сравнение убедит нас, что керамические изделия Нового времени — настоящие произведения искусства, а головокружительный технический прогресс — налицо.
Стеклянная и керамическая промышленность порождала все больше видов посуды для сервировки стола, а также для фармацевтических и парфюмерных нужд. Остановимся поподробнее на столовой посуде. Между XVII и XVIII веками на столе появилось невероятное количество новых предметов: специальные емкости для соуса, для салата, для бульона или мяса, для супа, для рыбы (отдельно для большой, отдельно для маленькой), для улиток, для даров моря, для фруктов, для фуа-гра, для паштета, для соли, перца, хлеба, для вареных яиц (кстати, варились они тоже в специальной керамической емкости, которая потом, к первому двадцатилетию XVIII века, будет заменена такой же емкостью, только из фарфора, сделанного в Богемии).
План стола на 32 персоны. Гравюра из книги «Изысканный повар» В. Коррадо. Неаполь, 1786
Если тарелки были золотые или серебряные, салатницы должны были быть керамическими или фарфоровыми и обязательно в форме полумесяца, чтобы подчеркнуть функцию салата — «обрамление».
До открытия каолиновых карьеров в Германии англичане и голландцы заказывали себе фарфоровые изделия в Китае. Эти изделия у антикваров и сегодня называются «Индийская компания». В Генуе и Венеции уже в XVI веке производили целые столовые сервизы из керамики, расписанной китайскими сюжетами в сине-белых тонах или с темно-синими китайскими рисунками на светло-голубом фоне; эти сервизы имитировали фарфор Минг и продавались в Европе повсеместно; это, конечно, была «дешевка», но зато изделия хорошо продавались.
Хозяйка дома и прислуга должны были очень стараться, чтобы запомнить, как правильно использовать весь этот арсенал. Усложнялось положение еще и тем, что в это время получил распространение горячий шоколад, который нужно было наливать в специальные плошки. Франческо Карлетти пишет по этому поводу: «...плошки, которые они [мексиканцы] называют chicchere»; на самом деле мексиканцы называли их словом sikalli. Это были маленькие чашечки, сделанные из тыквы (испанцы называли их xicara или jicara), которые должны были отличаться по форме от обычной чашки. Чашки для чая и для кофе тоже должны были быть особенными. При этом и для чайной, и для кофейной церемонии полагалась своя специальная сахарница и специальный маленький кувшинчик для молока.
Свадебный пир. Гравюра Мартина ван Мейтенса, 1736
Стекольщики тоже не отставали: если на Мурано изготовлялись настоящие произведения искусства из стекла, известные по всему миру, то в городе Альтаре, в Лигурии, производились оптовыми партиями обычные бутылки и стаканы. Для каждой жидкости полагался специальный стакан; люди, занимавшие высокое положение, получали соответствующее образование и могли ориентироваться в этом море столовых приборов, а остальные — нет, и в этом, в числе прочего, проявлялось их более низкое социальное положение. Производители скатертей и салфеток тоже не упустили случая извлечь выгоду из этой «революции», и по всему миру, в основном из Фландрии, быстро распространились их работы из тончайшего льна.
Итак, новый подход к сервировке стола стал подлинным подарком судьбы для изготовителей керамики, стекольщиков, производителей скатертей и, не в последнюю очередь, для серебряных дел мастеров, изготовлявших столовые приборы для королевских дворов, для знати и для богатеев. Когда Джо Франческо Бриньоле был послом в Париже между 1736 и 1738 годами, он обратился к Баллину, главному королевскому ювелиру, с просьбой изготовить ему полный столовый сервиз из серебра. Часть исходного материала Бриньоле привез с собой из Генуи, с тем чтобы переплавить его и сделать из него приборы по французской моде.
Хозяйка дома, однако, не могла заниматься всем. Ведь она женщина, а женщины, как известно, быстро устают; поэтому все большее количество обязанностей приходилось перекладывать на прислугу, а значит, молодых людей и девушек низкого сословия следовало научить обращаться с огромными сервизами. Обучать требовалось и тех, кто работал на кухне: они не только должны были выучиться поварскому ремеслу, но и уметь управлять всей «кухонной бригадой», которая часто бывала весьма многочисленна.
Слуги — и те, что работали на кухне, и те, что в зале, — прислуживая за столом у господ, учились хорошим манерам. А еще интересней то, что там они учились готовить и постепенно понимали, что с помощью некоторых «хитростей по снижению цены» (то есть использования более дешевых продуктов и ароматных трав вместо специй) можно готовить у себя дома те же блюда, которые они готовили богачам.
Эти маленькие хитрости бедняков нравились и богатым; они специально ходили попробовать незнакомые им блюда в таверны или приказывали готовить их себе дома; например, полента удостоилась того, что ее подавали хозяину дома и его гостям на серебряных тарелках.
Изменение сервировки повлияло и на порядок самой трапезы. Так, например, постепенно ушел в прошлое обычай есть салат в качестве первого блюда. А ведь некогда салат назывался в Тоскане camangiare («начало еды»), а в Лигурии и в других областях incisame («введение»).
С точки зрения правильного питания, средневековая традиция начинать трапезу с салата, как до сих пор принято в некоторых семьях и даже ресторанах Лигурии и Прованса, была весьма разумной. Если же трапеза была организована на французский манер, салат подавался в качестве гарнира, например, к жареному мясу, — это считалось более изысканным, но не слишком хорошо сказывалось на пищеварении.
Для обитателей северных стран салат был пищей исключительно для жвачных животных; подобное представление может, конечно, вызвать негодование, но ведь еще в шестидесятых годах XX века овощи на рынках в северных городах, включая даже Париж, выглядели малопривлекательными. Вот мяса на рынке было много, и весьма разнообразного и свежего, да и рыба там была более свежей, чем овощи, низведенные до «вспомогательного» уровня. Интересно отметить, что цветная капуста достигла Берлина только благодаря Франческо Чирио (то есть в конце XIX века).
Поскольку в Новое время говядина была вполне доступной, а значит, не вызывала большого интереса, стала цениться, например, дичь, достоинство которой заключалось в ее редкости и, соответственно, дороговизне.
Мало-помалу исчезла и привычка подавать в начале трапезы сладости из миндаля и кедровых орешков с крепкой мальвазией: Европа приспосабливалась к французским кулинарным традициям. Не забудем, что практически двести лет — с начала XVIII века вплоть до наступления века XX — культурная гегемония Франции была абсолютной: по-французски говорили при дворе в Санкт-Петербурге, по-французски изъяснялись (или по крайней мере писали) дипломаты в Вене.
Четыре сахарных триуфма. Гравюры из книги «Сведения о торжественных приемах». Джона Майкла Райта. Рим, 1687 (Рим, Библиотека Казанатенсе)
А вот последовательность блюд, видимо, даже во Франции не была жестко регламентирована (так пишет Ж.-Л. Фландрии), и лишь традиции низкопоклонства, живучие во всей Европе, сделали эту последовательность такой, какой она остается и по сей день, называясь при этом alla russa — «по-русски».
В архивах можно найти «типичные меню», которые рекомендовали врачи и члены «Комитета роскоши» (Magistrato delle Pompe[71]), следившие за образом жизни своих сограждан и издававшие законы с целью сделать ее более скромной. Каждое такое меню представляет собой набор блюд, которые могут съесть разве что настоящие обжоры, к тому же, поскольку речь идет о самом начале Нового времени, у них нет четкой структуры. Из этого следует, что порядок трапезы не был еще точно определен и барочная усложненность, особенно в Италии, не способствовала внедрению французских кулинарных новшеств. В Италии продолжали существовать разумные традиции, которые все считали проявлением скупости, но которые влияли на вкусы страны, где до конца XVIII века расходы на еду были самыми высокими в мире. Я говорю о расходах обычных, повседневных. Что касается расходов королевских дворов с их излишествами, о них, я полагаю, рассказывать можно лишь с улыбкой. Прошло уже четыреста лет со времен английской революции (которая привела к власти Кромвеля) и триста лет — со времен французской революции: сегодня уже нет смысла грезить о роскоши придворной жизни или подражать ее укладу.