Проклятие китайского колдуна

Глава 6

– Скорее всего, он здесь, – бормотала Даша, бродя по комнатам своего номера, – я точно помню, что, когда затащила тебя на балкон, приволокла его. Я его в прихожей оставила на коврике! – вспомнила она. – У меня просто не было сил его дальше тащить – тяжелый он…

– Я смотрела уже, – откликнулась я из спальни, – его там нет. И дверь закрыта изнутри на замок – значит, он не выходил из номера.

Я наклонилась под кровать. Вроде нет никого. За портьерами тоже никто не прятался. В шкафу… В шкафу кроме парчовых покрывал и нескольких пар белья ничего не было.

– Михаи-ил! – позвала я. – Миша-а-а! Выходи, покажись нам!!

– Нет? – спросила Даша, появляясь в дверном проеме.

– Нет…

– Куда же он, черт возьми, подеваться мог, – вздохнула она и, пройдя в спальную, присела на кровать, снова достав сигарету.

– Ты вспомни, – остановилась я напротив нее, – где еще в этом номере можно спрятаться? Это ведь твой номер, ты его знать должна.

– У тебя точно такой же номер, – ответила Даша, – по крайней мере – планировка такая же. А почему ты решила, что он спрятался? Может он… Может он… Сиганул с балкона? Нет, мы там находились, а пройти незамеченным он не мог… Тогда где он?

– Постой-ка, – проговорила я, – чего мы мучаемся? Ты оставила его на коврике в прихожей в совершенно бессознательном состоянии. Следовательно, далеко уползти он не мог. А забился куда-нибудь…

– Куда там можно забиться? – удивилась Даша. – Под стойку для обуви? Но там и ребенок с трудом пролезет, а уж такой дяденька, как Михаил…

– Пойдем, посмотрим? – предложила я.

* * *

Под стойкой для обуви и вправду – поместиться мог только ребенок.

– Видела? – сказала Даша. – Я же говорила. Не может быть, что…

Я встала на колени и, превозмогая внезапно начавшееся головокружение, заглянула под стойку. Положила руку на деревянную планочку и почувствовала едва заметную вибрацию.

– Ну что там? – шепотом спросила Даша.

– Да погоди ты…

Я совсем легла на пол и просунула под стойку руку – мои пальцы тут же уперлись во что-то мягкое и теплое. Живое. По крайней мере – живое.

– Он там, – подняв голову, – сообщила я Даше. Я его нащупала.

– А ты точно его нащупала? – поинтересовалась вдруг Даша и отступила даже на шаг.

– А кого еще? – удивилась я в свою очередь. – Кто там может быть? Ты что – кого-то прячешь под стойкой для обуви? Обычно для этого предназначается шкаф или…

– Прекрати ерничать! – поморщилась Даша. – Лучше окликни его. Может быть, он вообще – мертвый.

– Живой, – сказала я, – а если и мертвый, то – совсем недавно. Еще теплый.

– Прекрати говорить гадости! – взвизгнула Даша.

Она сама опустилась на колени, заглянула под стойку и сдавленным голосом позвала:

– Ми-и-иша! Выходи к нам.

Из-под стойки раздалось невнятное бормотание – будто глухо заклокотала кипящая вода в плотно прикрытой крышкой кастрюльке.

– Миша, это ты? Скажи, что это ты…

– Помогите… – донеслось из-под стойки.

– Это он, – определила я, – точно он. Я его голос узнаю. Да и – что говорить – ошибиться тут трудно. В этой гостинице, кроме нас с Дашей, Васика и этого Михаила, русских почти что и нет. Дипломаты и высокопоставленные чиновники… Ну, не станут же дипломаты ходить в гости к Даше с единственной целью – втиснуться под стойку для обуви и немного там полежать?

– Помогите… – снова раздалось сдавленное из-под стойки, – мамочки…

Это был определенно голос Михаила. Но как он туда втиснулся?

– Помогите…

– Помогите, – проворчала Даша, – как мы его оттуда выта– щим? Залез, теперь – помогите.

– Поднять стойку? – предложила я.

– Нет, – качнула головой Даша, внимательно осмотрев стойку со всех сторон, – стойка вон какая огромная, а мы… Тем более, если сам Михаил не может поднять ее, то уж мы-то и подавно. Нет, ну как он туда втиснулся? Впрочем, мне бабушка рассказывала, что человек – в принципе – действуя, в состоянии аффекта, может все что угодно сделать. Бывали случаи, когда люди с девятого этажа выпрыгивали, вставали, отряхивались и шли дальше. Внутри каждого человека есть источник энергии невероятной силы, которая высвобождается только при эстремальных ситуациях. Помнишь известные рассказы о том, как солдат во время отступления волок пушку, которую десять человек не могли потом сдвинуть с места. Или как мать во время пожара несколькими ударами ломала железную дверь, чтобы спасти своих детей? А уж втиснуться в любой объем – ничего такого уж сложного и невероятного тут нет… Моей бабушке приходилось извлекать людей из мусоропровода, из тумбочек, из труб парового отопления… знаешь, такие большие трубы в подвалах есть и в котельных?..

– Она в службе спасения работала, твоя бабушка? – спросила я, прикидывая, как можно будет высвободить несчастного узника стойки для обуви.

– Нет, – немного удивленно ответила Даша, – в психиатрической клинике она работала. В отделения для содержания буйнопомешанных. Я разве тебе не рассказывала?

– Не помню, – сказала я, – не важно… Кажется, я знаю, как нам вытащить этого…

– Как? – оживилась Даша.

– Нужна отвертка, – проговорила я, опуская на корточки перед стойкой, – или по крайней мере – нож.

– У меня есть в вещах, – воскликнула Даша, – хороший такой перочинных нож. С полусотней лезвий. Там, кажется, и отвертка найдется.

– Неси скорее.

– А как ты думаешь его того?..

– Помогите! – снова захрипел Михаил, – не имеете права! Позовите моего адвоката… Мама… И маму позовите. И Николая Гавриловича.

– Какого Николая Гавриловича? – оторопело спросила Даша.

– Чернышевского, – прохныкал Михаил, – я в школе учился имени его…

– Готово, – сказала Даша, – он бредит. Наверное, от всех переживаний у него поехала крыша. И очень просто – у меня скоро тоже поедет. Так, как – ты говоришь – его можно извлечь оттуда?

– Очень просто, – сказала я, – вытащим отсюда всю обувь. Тапочки эти дурацкие китайские… Свинтим верхнюю крышку, отвинтим стенки – смотри они на винтиках держаться. А там уже дальше легко.

– Не так-то легко, – пожала плечами Даша, – может, лучше вызвать кого-то из обслуживающего персонала?

– Вот нет уж, – уверенно сказала я, – а объяснять, как у нас оказался псих под обувной стойкой – ты будешь? Он, кажется, совсем ничего не соображает. Снова захотела в полицию?

– Нет, – поспешно ответила Даша, – не хочу больше в полицию.

И пошла за ножом.

* * *

К утру процедура освобождения Михаила была успешно завершена – мне даже удалось свинтить стойку обратно. Но вот Михаил, появившийся под прозрачный утренний свет, являл собою зрелище плачевное.

Даша оказалась права – рассудок нашего нового знакомого порядком повредился после порции адского зелья, которым угостили нас…

Надо думать – те самые галлюцинации, что едва не погубили меня, обыкновенного человека Михаила выбили из колеи – видимо надолго.

Когда я пыталась завести разговор – помнит ли он о том, что с ним случилось, как он оказался под обувной стойкой, лицо Михаила исказилось от страха, а когда я упомянула о черных птицах, он закричал и снова бросился к злополучной стойке – нам с Дашей еле-еле удалось успокоить его.

Дрожащий и жалкий, с лицом измазанным слюной и слезами, с тоскливо поникшими усами, он забился в угол комнаты и что-то бормотал себе под, изредка вскрикивая, прося нас никуда от него не отлучаться. Иногда он забывался и снова принимался призывать своего адвоката, маму и Николая Гавриловича Чернышевского.

В общем, совершенно понятно было, что без помощи профессионального психиатра здесь не обойтись. Да и профессиональный психиатр тоже вряд ли поможет – Даша, имея соответствующее образование, пыталась поговорить с Михаилом, но добилась того, что он тихо заплакал, закрыв лицо руками.

– Без препаратов я ничего не сделаю, – сказала она, обернувшись ко мне и разведя руками, – он абсолютно невменяем. Совершенно очевидно, что он перенес сильнейшее психического потрясение и ему нужно – по крайней мере – немного успокоиться. Несколько дней ему придется находиться под наблюдением специалистов.

Солнце поднялось уже высоко. Глаза мои слипались и мне уже больших усилий стоило разобрать, что говорит Даша и что вообще происходит вокруг меня.

– Ладно, – проговорила я, – сдадим его в ближайшую психушку, а сами на самолет и вон отсюда… Больше ни часа не могу оставаться здесь.

Даша смотрела на затихшего в углу Михаила внимательно и так долго, что я успела за это время несколько раз провалиться в липкий сон и снова пробудиться.

– Вряд ли получится у нас от него так просто избавиться, – со вздохом констатировала Даша, – посмотри, как только я или ты делаем малейшее движение, он тут же открывает глаза и смотрит… как сова…

– Ну и что?

– Давай попробуем перейти в другую комнату, – сказала Даша, – увидишь, тогда – что.

Я поднялась со стула и, пожав плечами, вышла вслед за Дашей из комнаты. Не успела я пересечь порог, Михаил вскочил на ноги и с ревом кинулся ко мне. Подбежав, он рухнул на колени и обнял меня за ноги.

– Не уходи! – завопил он. – Они… они снова придут за мной… Я уже слышу… крылья…

Он в ужасе оглянулся, сполз на пол и остался лежать – обняв руками голову – вздрагивая и дергаясь.

– Ничего себе, – сказала я, возвращаясь на свое место, – и долго так будет продолжаться?

– Точно не знаю, – сказала Даша, – но как психолог авторитетно заявляю – для выздоровления пациента нужно либо сильнейшее потрясение, либо полный покой – никаких потрясений довольно длительное время… Второй путь, как мне кажется, вернее, – подумав, добавила она, – а то боюсь, что второго потрясение наш Михаил не перенесет.

– Это точно, – сказала я.

И тут в дверь постучали.

* * *

– Открывать? – шепотом спросила меня Даша, когда постучали в третий раз.

Мы стояли в коридоре возле той самой обувной стойки, с которой я промучилась несколько часов.

– Черт его знает, – так же шепотом ответила я, – никаких больше сюрпризов не хочу. А кто там может быть?

Два тяжких удара потрясли дверь.

– Надо открывать, – вздохнула Даша, – а то сломают дверь. А то, может быть, позвонить в полицию?

– Нет, – твердо сказала я, – больше никакой полиции…

Рядом с нами переминался с ноги на ногу Михаил. Он зябко передергивал плечами и то и дело поглядывал на стойку.

– Даже и не думай, – злобно прошипела ему Даша, – залезешь туда, во второй раз никто тебя вытаскивать не будет. Понял?

Михаил, видимо, не понял смысла ее слов, но ясно уловил угрозу в голосе – потому что затих и замолчал.

– Кто там? – спросила я.

– Конь в пальто! – ответил мне грубый и хриплый голос из-за двери. – Открывайте!

Даша всплеснула руками и тут же кинулась открывать. Так и есть – на пороге стоял Васик. Выглядел он ужасно – нечесаные волосы свисали на бледное лицо, которое, казалось, похудело еще больше. Страшно воспаленные глаза слезились, а губы Васика потрескались и были обметаны до такой степени, что удивительно было, как они еще пропускают слова.

– Стучал, стучал, – прохрипел Васик, – вы чего совсем, что ли? Чего не открываете?

– Мы же не знали, что это, – пояснила я, – а почему ты сразу не сказал?

– А вы спрашивали? – огрызнулся Васик, боком пролезая в прихожую. А это что за придурок?

Михаил, увидев, что обращаются к нему, задрожал всем телом и закрыл лицо руками.

– Он что больной? – повернулся Васик ко мне. – Чего он… Кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит?

– Сейчас мы все объясним, – устало проговорила Даша, – пойдемте на балкон.

«Кажется, не удастся мне сегодня поспать, – с тоской подумала я, – ладно, высплюсь в самолете. Надеюсь, улетим мы первым же рейсом».

– Погоди-ка! – словно прочитав мои мысли, воскликнула Даша, устремляясь к телефону. – Я закажу билеты до Москвы.

Бледное лицо Васика немного порозовело.

– Вот это – так, – сказал он, – никаких Китаев, хочу домой. Все. Иначе подохну.

– Четыре билета, – сказала Даша, волнуясь и путая английские и русские слова, – до Москвы…

– Как это – четыре? – снова нахмурился Васик. – Этот олигофрен, что – с нами едет? Он же какой-то ненормальный! Откуда вы его взяли-то?

– Сейчас, – проговорила я, – все-все объясним.

– Объясняй!

– Ты сам, Васик, лучше объясни, почему снова начал употреблять наркотики? – встряла Даша в разговор.

– Что? – открыл рот Васик. – С ума сошли? Какие такие наркотики? Меня с банального пива-то воротит, а вы наркотики…

– Почему тогда ты был в таком состоянии вчера? – поинтересовалась я.

– Не знаю, – угрюмо ответил Васик, – плохо мне очень… Этот китайский колдун меня так заговорил… Иногда подступит такое… Я вроде и не пью, как будто пью – и никакого удовольствия в этом не нахожу – только тошнота и безумие. Сейчас полегче, но, чувствую я, что ненадолго… Ладно, пока я еще в порядке, рассказывайте, что здесь у вас происходит…

* * *

– Всего пару дней в этом дурацком городе пробыли, а кажется, что целую вечность, – вздохнув, проговорила Даша, когда желтая приземистая машина такси мягко подкатила к зданию аэропорта, – знаешь, – добавила она, – я думала сегодня, что мы уж никогда отсюда не уедем.

Хмурый Васик молча вылез вслед за мной из машины и, заложив руки в карманы, стал озираться по сторонам. Даша вывела под руки Михаила. Как того и следовало ожидать, большое скопление народа у площади перед зданием аэропорта, вызвало у него приступ панического ужаса. Он схватил Дашу за рукав обеими руками и, тоненько подвывая, запричитал что-то вроде «отведите меня в туалет, мне плохо».

Ни в какой туалет, конечно, никто его не повел. Михаил, приплясывая на месте и все также крепко держась за Дашину руку, бормотал, как заклинание, какую-то чушь. Кажется, он снова требовал Чернышевского.

Глаза Михаил опустил в землю – видимо, для того, чтобы не смотреть на копошащихся вокруг него людей. Он просто поразительно изменился после того, как отведал черного дыма из лампы в моем номере. От его добродушия и благообразия не осталось и следа – он даже как будто похудел и осунулся, а его маленький рост стал еще больше бросаться в глаза.

– Нет его нигде… – проворчал Васик и передернул плечами.

– Ты о ком? – поинтересовалась Даша, тщетно пытаясь освободиться от цепких рук безумного Михаила.

– Да о том старом китайском сукином сыне! – рявкнул Васик. – Который на меня заклятие наложил! Встречу его сейчас, убью на хрен!

Он злобно сплюнул на землю.

Михаил, слишком близко от него находившийся, взвизгнул и отпрыгнул в сторону, потащив, естественно, за собой Дашу.

– Не надо так говорить… – проскулил он.

– Заткнись, – коротко бросил ему Васик, – а то сам по шее схлопочешь.

Михаил минуту молчал, видимо, собираясь с мыслями, потом неуверенно пробормотал:

– Не надо так говорить… не надо…

Выведенный из себя Васик рванулся к дико заверещавшему Михаилу и, если бы я в тот момент не сдержала своего страдающего от недостатка алкоголя в крови друга, Михаилу точно пришлось бы очень туго.

– Уймите вашего психа! – заорал Васик, выдираясь из моих рук. – Достал он уже меня! Зачем его только взяли с собой?! Теперь возиться с ним придется, как… как с собачкой. А ну иди сюда, падла, сейчас я из тебя котлету сделаю!!

Михаил – от страха потерявший остатки разума – так стиснул руку Даши, что она закричала от боли и выдернула руку. Оставшийся без малейшей поддержки в этом – совершенно один в этом чудовищном мире – Михаил проворно опустился на колени и съежился в комочек, прикрыв голову грязными ладонями.

Впрочем, Васик уже остыл.

– Идиот, – проворчал он и, снова сплюнув, отвернулся.

– Да, – вздохнула Даша, – положеньице. Один псих, другой… – она покосилась на злобно озирающегося по сторонам Васика, – другой тоже псих. А смотреть, чтобы с ними ничего не случилось должны мы – слабые женщины.

– Хорошо, что мы заказали билеты по телефону через портье, – поддакнула я, – а то бы… Представь только, каково нам было бы выстаивать сейчас в очереди.

– Да нет здесь очередей, – встрял в разговор угрюмый Васик, – капиталисты, мать их.

– Какие же они капиталисты… – начала было Даша, но была тут же прервана женским голосом, раздавшимся из невидимого громкоговорителя.

– Наш самолет объявляют, – сказала она через минуту, – пойдемте, а то опоздаем. Эй! – она потрепала по голове Михаила, как собачонку, – пойдем, дорогой. Нам пора уже – лететь.

– Я не могу лететь, – не поднимая головы, глухо отозвался Михаил.

– Почему это? – поинтересовалась я.

– Мне страшно…

– Ну, тогда оставайся здесь, придурок, – прорычал Васик и пошевелил в карманах брюк костистыми кулаками, – а мы пойдем…

Михаил тут же вскочил.

– Не уходите! – крикнул он, вращая побелевшими от ужаса глазами. – Мне страшно! Как я останусь один здесь?!

– Так пойдем с нами, – устало проговорила Даша.

Михаил сделал по направлению к зданию аэропорта, но тут же лицо его исказилось и он снова опустился корточки.

– Не могу, – простонал он, – страшно… И так страшно и так страшно… И идти с вами страшно, а оставаться одному здесь, где бродят столько людей… Вообще невыносимо. Помогите мне, пожалуйста! Позовите Николая Гавриловича… Мама…

– Сейчас я тебе помогу! – рявкнул Васик. – Чернышевский гребаный…

Он шагнул к замершему от ужаса Михаила и, широко размахнувшись, влепил ему внушительной силы подзатыльник.

– Это задаток… – злобно пробормотал Васик, – а сейчас…

На этот раз Даша успела перехватить его руку.

– Пусти, – захрипел он, – пусти, а то и тебе достанет– ся… Пусти, ну…

– Васик! – предостерегающе крикнула я. – Васик поспокой– нее!

– А пусть! – заявила бледная и решительная Даша. – Совсем все с ума посходили! Ненавижу я этот Китай поганый! Пусть ударит, сволочь!

Васик минуту стоял неподвижно, страшно скрежеща зубами и вращая белками глаз, будто и вправду хотел ударить Дашу. Потом тяжело вздохнул и медленно опустил руку. Михаил тихонько всхлипывал, раскачиваясь на корточках.

– Дурдом, – хрипло проговорил Васик, снова пряча в карманы кулаки, – это вы точно сказали. Только не надо из меня-то психа делать. Я, кажется, еще в своем уме. Я, кажется, еще с катушек не съехал… А вот вы… Зачем вы взяли с собой этого идиота? Он сам кого хочешь с ума сведет. И потом – что вы о нем знаете? Что он безработный и третий год живет в самой лучшей гостинице Гонконга. Почему он уехал из России? Откуда у него деньги? Почему он к вам знакомиться подвалил? Я этому гаду не верю! Ни одному его слову! И если окажется, что он притворяется психом, я нисколько не удивлюсь! Эй ты! Чернышевский!

Михаил что-то коротко вякнул и отошел от беснующегося Васика на несколько шагов.

– Пойдемте, – сказала я, посмотрев на часы, – а то правда – самолет без нас улетит. Лишних несколько часов я в этом городе просто не выдержу.

– И я не выдержу, – поддакнул Васик.

– И я, – сказала Даша.

А Михаил ничего не сказал. Крепкая рука Васика вздернула его за шиворот и поставила на ноги. Выяснять, самостоятельно Михаил пойдет к аэропорту или для этого понадобится чье-либо вмешательство, Васик не стал. Он просто широко зашагал к призывно распахнутым стеклянным дверям, а следом за ним волочился скулящий Михаил, накрепко ущемленный правой дланью измученного длительный воздержанием от крепких напитков Васика.

Мы с Дашей переглянулись.

– Пошли? – проговорила она.

– Пошли, – вздохнула я, – и чем это все, интересно, закончится?

– Не знаю, – мрачно ответила Даша, – хотелось бы все-таки, чтобы это закончилось побыстрее. А на родной земле, как мне кажется, любые невзгоды переживать легче. Как там… пословица…

– Дома и стены лечат, – вспомнила я.

– Точно, – откликнулась Даша, – пойдем. А ведь Васик дело говорил. Про Михаила. Мы ведь про него ничего совсем не знаем. А личность он – что и говорить – довольно странная.

– А что делать? – сказала я. – Не бросать же его здесь одного да еще в таком состоянии. Я уверена, что он не симулирует.

– И мне кажется, что он не притворяется, – проговорила Даша, – пойдем.

И мы пошли.