Проклятие китайского колдуна

Глава 9

Звонок мобильного телефона застал Николая Николаевича в тот момент, когда он только-только начинал свой новый день легким завтраком – естественно, поданным секретаршей в его кабинет.

Прежде, чем ответить на звонок, Николай Николаевич тщательно прожевал кусочек диетической курятины – только после этого он снял трубку.

– Светлана? – удивился он, услышав в трубке голос жены. – Да, но… конечно, не ждал. Ты же мне звонила вчера вечером и обещала перезвонить сегодня в три… А что? Что-нибудь случилось?

Николай Николаевич явно намеревался сказать что-то еще, но осекся на полуслове и, хмурясь, стал слушать то, что говорила ему жена. Молчал он довольно долго, тоскливо поглядывая на остывающую курятину, потом заговорил сам:

– Я понимаю, тебя, Света. Я тоже волнуюсь по поводу этих денег. Но переводить их нужно. Вчера у меня был Федор Михайлович. Ну, помнишь, я тебе говорил – преемник Ковалева… Да, я заезжал к семье покойного… Конечно, помог… Так вот – Федор Михайлович нашел документы, подтверждающие компетентность моего нового делового партнера – Якова Семеновича. Документы и сведения более чем убедительного содержания. Что?

Тут Николай Николаевич снова замолчал на довольно продолжительное время. Через несколько минут он сердито отодвинул от себя тарелку и решительно перебил жену.

– Знаешь что, Светлана, – проговорил он, – я проверил все, что только возможно – ничего подозрительного не обнаружил. Я прекрасно понимаю, что ты не хочешь, чтобы повторился тот инцидент трехгодичной давности. Но тогда я действительно свалял дурака… Черт, если найдут когда-нибудь того козла, с помощью которого меня кинули на бабки, я ему… я его… лично! Уж я его морду поганую запомнил… Да, – спокойнее уже заговорил он, – да не волнуюсь я. Да, здоров я, здоров. Сердце пока ничего – не пошаливает… Так о чем я? Перевод второй части суммы должен состояться как можно скорее, иначе вся сделка потеряет смысл. Что? Как это не подтвердишь перевод? Светлана, подумай, о чем ты говоришь? Что? Сколько времени? По своим каналам будешь проверять? Сколько времени? Два дня? Ты с ума сошла! Яков Семенович ни за что не согласится ждать еще два дня! Он просто расторгнет со мной контракт, ты это понимаешь? А ведь эта сделка – прекрасная возможность поправить наше финансовое положение, которое, как ты знаешь, сейчас не ахти… Что?

Спор с женой занял у Николая Николаевича еще десять минут. На десятой минуте вспыхнувший было в начале своего монолога Николай Николаевич утих и помрачнел.

– Хорошо, – сказал он, – если ты так настаиваешь, я постараюсь отодвинуть срок перевода на два дня. Но только на два дня! Никак не больше! Да. Нет, Васик не звонил. Почему? Да потому что он плевать на нас хотел, вот почему. Уродился на мою голову… А? Ага, до свидания…

Отняв от уха изрядно нагревшуюся трубку, Николай Николаевич посмотрел на свой завтрак и, позвонив секретарше, чтобы она забрала посуду, сказал, обращаясь к лиловому законному пространству:

– Черт знает, что такое…

* * *

– Черт знает, что такое… – в десятый раз повторил Захар, в десятый раз набирая один и тот же номер, – не отвечает, – пробормотал он после нескольких длинных гудков, – снова не отвечает… А что, если?..

Захар надолго задумался, потом отложил в сторону телефон и, наклонившись, достал из ящика стола большую и, видимо, очень тяжелую шкатулку.

Прежде, чем открыть ее, он довольно продолжительное время потирал руки и размеренно дышал, вытянув тонкие губы в трубочку. Наконец он тряхнул головой и, прошептав несколько слов на никому непонятном языке, резко поднял крышку и впился глазами в дно шкатулки.

То, что он там увидел, судя по всему, поразило его.

– Не может быть, – прошептал Захар, – все-таки это случилось… Все-таки это случилось…

Потом он замолчал.

В лицо его пахнуло смертельным могильным холодом, комната, где находился Захар, немедленно наполнилась стылым воздухом сырого погреба.

Дно шкатулки пузырилось, черные волны пошли по дну шкатулки и очень скоро Захар стал различать элементы неземного пейзажа – необъятное пространство, сплошь покрытое ледяной корой, вихри ветра, бросающие в разные стороны рваные клочья снежной пурги… Темное небо, угрожающе клубилось, а по его контурам еще сохранились очертание чудовищной фигуры гермафродита.

Почувствовав, что ветер усиливается, что тяжелые, всегда опущенные, шторы в его комнате заколыхались и что его самого – Захара – вдруг неудержимо начинает тянуть туда – где вместо дна шкатулки образовался проход в мир вечного страха и холода, он резко откинул голову назад, накрепко зажмурив глаза и захлопнул крышку шкатулки.

Несколько минут Захар сидел неподвижно, в полной тишине стараясь собрать воедино обрывки мыслей. Когда ему это удалось, он трясущейся рукой вытер пот со лба и прошептал, не открывая глаз:

– Будь проклят тот день, когда я связался с этим человеком… Если его можно теперь назвать человеком. Не тронул бы я его – он бы и прожил всю жизнь, считая, что он – всего-навсего урод, обреченные на долгую жизнь, полную страха и стыда. А сейчас, когда он – с моей помощью – открыл себе проход в тот мир, где родилась его бессмертная душа… Сейчас он опасен для меня, больше, чем кто бы то ни был. Я был его хозяином, а теперь он узнал, что и сам всемогущ. Он никогда мне не простит, что я приказывал ему и, конечно, догадается, почему я выбрал для исполнения своих поручений именно его. Я рисковал, рисковал… Я думал, что этот трусливый толстяк ни за что не решится сам попробовать того зелья, что я дал ему для Ольги… Он решился сам или… Или это получилось по неосторожности… Черт возьми. Сейчас его нет в его мире, но несомненно то, что он общался со своим настоящим хозяином – Ваал-леен…

Захар рывком поднялся из-за стола и заходил по совершенно темной комнате, безошибочно ориентируясь в кромешной мгле. Руки его давно перестали трястись – это уже был тот самый Захар, который никогда не знал, что такое страх, для которого отправить душу человека в мглистое царство теней было также легко, как для любого другого выкурить сигарету или выпить стакан воды.

– Мне необходимо уничтожить Толстяка, – шипел он себе под нос, – и сделать это нужно как можно быстрее. Иначе он сам доберется до меня. Ах, ты, дьявол! Нет, никогда нельзя быть таким нерасчетливым. Ненависть к Ольге побудила меня воспользоваться услугами Толстяка – я понимал, что риск слишком большой, но ничего не мог с собой поделать – ненависть руководила мною… А теперь…

– Если уничтожить тело Толстяка на Земле, то его власть над этим миром будет совсем незначительной, – размышлял Захар, – он навсегда останется в мире Ваал-леен и выбраться сюда ему будет крайне сложно. Тогда у меня появится возможность избавиться от него навсегда. Но как мне найти его теперь? Используя свою силу, я смог определить только то, что он находится сейчас в Москве и то, что он все еще жив. Но… как?

Ледяная ухмылка снова зазмеилась по тонким губами Захара.

– Пока он на Земле, – прошептал Захар, – убить его можно, конечно, земными способами. А в этом мне помогут мои старые друзья. Москва – хоть и большой город – но отыскать в нем человека – не так-то сложно. Особенно для профессионалов. Вот к профессионалам и обратимся.

Захар серой тенью метнулся к столу и поднял телефон. Набрал номер и вежливо проговорил в трубку:

– Охранное агентство «Черный обелиск»? Никодимова, пожалуйста. Никодимов? Здравствуй, дорогой… Узнал, кто тебе звонит? Вот то-то… Что? Почему я так внезапно исчез тогда? Ну, дорогой, ты меня удивляешь. Ты ведь знаешь мой род занятий. Иногда нужно запрятаться поглубже, чтобы потом повыше подняться… Рад, рад за тебя. Я недавно в Москве и уже слышал о том, что твой бизнес процветает. Мне понадобятся услуги твоих ребят. Что?

Захар рассмеялся.

– Нет, – четко выговорил он, – мне не нужна охрана. Не притворяйся, что не понял меня… Мне нужны другого рода услуги. Да, да… Правильно. Необходимо отыскать одного человечка ну и… Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Понял? Надеюсь, ты не забыл о своем долге. Не забыл? Вот и славно. Теперь у тебя появилась возможность его отработать. Что? Да, только одного человека. Одного – ты не ослышался. Когда не станет его, не станет и твоего долга. Тебе все понятно, дорогой?

Услышав твердое «все», Захар снова усмехнулся.

– Я подошлю к тебе человечка с ориентировками. Начинать поиски нужно как можно скорее. Ну, до созвона. До свидания, дорогой.

Захар отключил телефон и облегченно выдохнул.

– Все решится, – сказал он, обращаясь сам к себе, – пока Толстяк не набрался сил, убить его будет не так-то сложно. Ну, сейчас хватит об этом. Ольга, Даша и Васик в Москве. Тем, чтобы их проживание в златоглавой столице не затянулось, я займусь лично.

Он протянул руку и прямо из комнатной темноты достал крохотную бронзовую фигурку волка. Захар осторожно провел ногтем по свирепо оскаленной морде и глаза фигурки вдруг вспыхнули ярким красным светом.

* * *

Последнее, что помнил Толстяк, было клубящееся темное небо, скручивавшееся в чудовищных размеров воронку и утягивающее его куда-то…

Впрочем, куда затянуло его, Толстяк уже догадался. Он простонал что-то и поднял голову.

Так и есть. Больничная палата. За окнами ночь. Да, воронка вытянула его из его собственного мира и швырнула обратно сюда – в этот отвратительный мирок, где снова нужно будет оглядываться и опасаться.

Толстяк поднялся и сел на кровати. Только теперь он заметил, что пиджака на нем нет, а рубашка расстегнута до самого живота. Толстяк скрипнул зубами и огляделся. В палате было пять коек. Две из них пустовали, на трех спали, укрывшись простынями с головой, какие-то люди.

– Они не видели… – прохрипел Толстяк, лихорадочно застегивая пуговицы рубашки, – они не видели… наверное… Но видели врачи… Они видели и смеялись надо мной. Гады… Жаль, что у меня нет времени, а то бы я. Теперь у меня ест ь более важные дела. Теперь у меня будет много дел.

Толстяк привел свою одежду в порядок и, крадучись, стал пробираться между койками к выходу из палаты.

– Теперь, – неумолимо стучала в его голове кровь, – теперь мне первым делом нужно раздобыть того порошка, который может перенести меня в мой мир. Во-вторых, и на этой земле у меня еще остались кое-какие счеты. Захар. Который посмел приказывать мне! Меня – избранного – использовал, как своего цепного пса… А я дрожал и боялся этого прыща. Я! Избранный! И эта сука Ольга, которая едва не убила меня и из-за которой я снова оказался здесь в этом поганом мирке, в этом ненавистном городе… Пожалуй, с нее я и начну. А как покончу с сукой…

Толстяк вышел в коридор, спустился на первый этаж и, ступая на цыпочках, прошел мимо спящего охранника и выбрался на улицу. Через несколько шагов он остановился и вытянул перед собой руки.

Он чувствовал, как кончики его пальцев наполняются неведомой ранее и в то же время такой знакомой силой.

– Я всемогущ, – прошептал Толстяк, – я всемогущ…

Вся окружающая его действительность медленно преображалась. Толстяк видел не только дома, деревья и фонарные столбы, он видел много того, чего не видели обыкновенные люди. Присмотревшись к маячившему вдалеке – через добрый десяток кварталов – силуэту, он почувствовал неясный холодок опасности, а через секунду понял, что ему навстречу движется милицейский патруль.

Толстяк улыбнулся и свернул на другую улицу.

«Теперь – искать суку, – решил он, – и я ее найду. Слышишь, мой Первый Бог? Я найду эту тварь и сожру ее язык…»

Он поднял голову кверху и долго стоял неподвижно, принюхиваясь к прохладному ночному воздуху. Потом решительно пересек пустынную улицу и направился в одному ему ведомом направлении.

* * *

Никого мы в тот день не нашли – ни Михаила-Петра, ни Толстяка, хотя обошли, кажется, все больницы в районе аэропорта. Правда, в одной из них – там, где Васик вступил в препирательства с охранником и схлопотал по физиономии – медсестра сказал, что – да, вчера доставили какого-то человека – очень толстого – со странным приступом. Но он очнулся сам, без помощи врачей и ночью исчез куда-то…

Фамилии этого человека она, конечно, не помнила и толком описать его не могла – кроме того, что он был чересчур грузен, ничего определенного медсестра сказать не могла. И врача, который осматривал, он также не знает, потому что здесь совсем недавно работает.

– Придем сюда еще раз, – сказала мне Даша, – завтра. Поспрашиваем еще. Может быть, найдем того врача.

– А что толку? – хмуро спросил Васик. – Это жирный крендель все равно свалил из больницы и адреса своего, надо думать, не оставил. Пойдемте домой. Спать хочется так, что ноги подкашиваются. Башка опять начала болеть…

– Врач мог запомнить фамилию Толстяка, – шепнула я Даше, – а фамилия – это уже кое-что.

– Надо было в аэропорту поспрашивать, – подал голос Васик, – то есть – в самолете. У стюардесс. Они же знаю, на чье имя билет куплен. Только самолет давно уже улетел. Да и нам такие сведения никто и не даст… Черт, голова просто раскалывается… Таблеточку бы мне сейчас.

Медсестра вдруг внимательно посмотрела на Васика и рассмеялась.

– Вам не нужна таблетка, молодой человек, – сказала она вдруг.

– Да? – удивился Васик. – А что мне нужно?

– Сто граммов спирта, – хихикнула медсестра, – у вас же на лице написано, что вы с похмелья…

Наверное, ни один из великих писателей мира не смог бы описать словами того, что отразилось на лице Васика после этих слов медсестры.

– Ах, ты… – захрипел он, – с-с-сука! Я почти забыл об этом, а ты мне напоминаешь! Дрянь! А ну, пошла отсюда!

– Молодой человек! – медсестра, хоть и побледнела и невольно отступила назад на несколько шагов, все же не потеряла присутствия духа. – Молодой человек! Я бы вас попросила покинуть помещение больницы! Материться он будет, – ее голос окреп, – проходу нет от алкашей!

– Алкашей!!! – задохнулся Васик, вырываясь из наших с Дашей рук. – Ах, ты мокрощелка поганая!! – заорал он, – блядюга потная!!

– Ну это уже… Саша! – закричала медсестра. – Саша, скорее сюда! Здесь пьяный разбушевался!!!

– Пьяный? Я – пьяный?!! – Васик, уже ничего не соображая от злости, кинулся на медсестру с явным намерением задушить ее…

Но тут подоспел охранник.

* * *

Переночевать мы решили у меня. Васик все еще трясло от злобы и еще, кажется, от чего-то непонятного. Он немедленно улегся спать, приложив себе свинцовую примочку на подбитый глаз. Даша приготовила кофе, но пить его не стала, а примостилась на диванчике рядом с Васиком и скоро уснула тоже.

Я осталась одна. Спать мне не хотелось совершенно. Я включила телевизор и устроилась напротив него в своем любимом кресле с чашкой кофе в одной руке и с сигаретой – в другой.

Была уже поздняя ночь. Я смотрела какой-то тупой американский фильм ужасов – по экрану телевизора то и дело носились оборотни, очень похожие на резиновые куклы наших политиков из одноименной передачи. А женщина-спецагент – кстати, очень похожая на меня – храбро устремлялась в лесные заросли в поисках то ли брата, то ли возлюбленного, похищенного оборотнями и отстреливала страшных полуволков из навороченного пистолета-автомата. В перерывах между кровавыми перестрелками она усаживалась под дерево, доставала из своего рюкзака фотографию ослепительного красавца, и слезы текли по ее щекам, смешиваясь с каплями теплого летнего дождя… И чуждые всякой романтике паскудные оборотни нападали на нее именно в тот момент, когда она решительно вытирала слезы (одновременно заканчивался дождь) и, лаская нежными руками вороненую сталь автомата, клялась отомстить…

Через мне эта бредятина надоела и я выключила телевизор. Несколько минут я сидела в полной тишине, раздумывая, чем бы занять себя еще – спать мне все так же не хотелось – пока не услышала какие-то странные звуки, доносящиеся, кажется, с лестничной клетки – в уснувшем доме всегда ясно слышны малейшие шорохи.

Стараясь не шуметь, я прокралась на цыпочках к своей входной двери и прильнула к глазку.

То, что я увидела, меня поразило – я едва удержалась от того, чтобы вскрикнуть. На лестничной площадке – как раз напротив моей двери в луже крови ворочалась старуха. То и дело она поднимала голову, видимо, для того, чтобы позвать на помощь, но из ее глотки вырывались только тоненькие всхлипы.

Вот она снова подняла голову, я узнала в старухе свою соседку по этажу Нонну Петровну.

Ни о чем больше не раздумывая, я открыла дверь и бросилась к соседке – и только когда Нонна Петровна и лужа крови вокруг нее растаяли, будто их не было, поняла, что попала в ловушку. В центре лестничной площадке мелом был очерчен круг, по линии круга были тщательно выписаны древние письмена, а прямо под моими ногами – в середине круга, куда я так неосторожно ступила, горели красные огоньки глаз бронзовой фигурки степного волка.

Я рванулась прочь, но было уже поздно. Пол провалился у меня под ногами и я на несколько мгновений оказалась в полной темноте. А потом – когда я вновь почувствовала под своими ногами твердую землю – вокруг меня толпились громадные деревья, в серых сумерках казавшиеся застывшими мертвецами.

Я очутилась в лесу. Я очутилась в лесу и из темной чащи до меня доносился жуткий волчий вой.

* * *

Очевидно, впечатления от просмотренного только что мною фильма, еще не вполне улетучились из моего сознания, потому что я ощутила у себя в руках пистолет-автомат, при ближайшем рассмотрении оказавшийся точно таким же, как и у героини фильма, а за спиной у меня был рюкзак. Что лежало в рюкзаке, мне так и не удалось выяснить – да это было и не важно… Также я обнаружила, что одета в защитную форму, точно такую же, как и девушка из ужастика, а на поясе у меня висит огромный охотничий нож.

«Подсознание сработало, как защитный механизм, руководствуясь последними полученными мозгом сведениями о волках, – думала я, озираясь по сторонам, – когда кто-то натравил на меня оборотня. Кстати, кто этот кто-то? Впрочем, догадываюсь… Но сработано очень профессионально, очень. Интересно, в этом чудо-пистолете серебряные пули? Впрочем, я сейчас это смогу проверить… Как он действует? Это вроде предохранитель… Это вроде затвор… курок…»

Совсем близко от меня мелькали неясные силуэты. Теперь они двигались бесшумно, и я чувствовала, что они готовы напасть.

Опустившись на колено, я дала круговую очередь. Глухой шорох вокруг меня прекратился на секунду, но потом начался снова. Вой несся откуда-то издалека.

Мне так и не удалось подстрелить ни одну из этих тварей. Очевидно, они прекрасно видели в темноте – когда я поднимала свое оружие, прятались за стволы деревьев.

Шорох вокруг меня становился все явственней и явственней – кольцо сужалось.

Я все-таки сумела посчитать кружащихся тварей. Их было три.

* * *

Вот тут-то все и началось.

Как я ни готовилась к их атаке, все равно не успела среагировать – потому что они напали все одновременно. Я еще успела подумать, что животные не ведут себя так – крупные хищники всегда нападают по одному.

К первому я развернулась, опустившись одновременно на колено. Нажала на курок и тут же услышала страшный вой – пули отбросили существо назад и оно пропало во мраке.

Тут же я повернулась влево и срезала очередью вторую тварь. Пули из моего оружия прошили ей горло – едва не отделив голову от туловища – глухо хрипнув волк рухнул навзничь и больше не двигался.

Позади меня послышался быстро приближающийся шорох – обернуться мне удалось – тяжелая туша повисла у меня на спине – когти задних лап существа рвали рюкзак, закрепленный у меня за плечами.

«Рюкзак спас меня, – мелькнула у меня мысль, – если бы не он, то от моей спины остались бы одни клочья мяса и обрывки мышц…»

Туша, навалившаяся на меня, была очень тяжелой, я рухнула на землю. Тварь придавила меня всем своим весом.

Пистолета-автомата в моих руках не оказалось – очевидно, я уронила свое оружие, когда на спину мне прыгнуло это существо.

Горячее дыхания я почувствовала на своей шее. Понимая, что через секунду острые клыки вонзятся в мою плоть, перегрызая шейные позвонки, я рванулась изо всех сил.

Сбросить с себя извивающуюся тяжелую тварь я не смогла. Горячее дыхание обжигало меня. Мне удалось дотянуться рукой до ножен, пристегнутых к поясу. Нож скользнул мне в ладонь.

В то мгновение я ощутила сильный удар по плечу. Когти рассекли мне форменную куртку, то, что было под курткой, кожу, верхний слой мышц и, кажется, сломали ключицу.

По всей видимости, тварь метила мне в голову, но промахнулась.

Я подтянула колени под себя, потом выбросила ноги, стараясь как можно сильнее лягнуть тварь, а потом, когда тяжелая туша на мне, вздрогнула от удара, я рванулась в сторону. Мне удалось извернуться и теперь я на несколько секунд оказалась лицом к лицу с существом.

Тех нескольких коротеньких мгновений я не забуду никогда. Ничего похожего на того кукольного оборотня, которого я видела по телевизору. Это не был зверь, но это не был и человек. Такое ощущение, что свирепую волчью морду оплавили огнем сотворения – и она, расплавившись, стекла вниз – а кто-то, задумавший вылепить из всего этого человеческое лицо, охладел к своей идее на полпути к завершению своей работы.

Совсем человеческим был нос твари – если не считать того, что его густо покрывала темно-коричневая шерсть. Близко поставленные друг к другу глаза горели так, что трудно было в них смотреть. Короткая морда твари напоминала бульдожью.

Однако, долго любоваться на это зрелище я не могла. Схватив тварь за горло, я одной рукой на секунду приподняла над собой оскаленную морду, и всадила нож в один из пылающих глаз.

Тварь взвыла точно так же – как та первая, которую я застрелила в упор.

Я вдавила нож глубоко в глазницу – отчетливо слышно было, как лезвие заскрежетало о кости черепа.

Я несколько раз провернула нож в ране, будто хотела намотать на лезвие мозги твари. Мне на лицо хлынула горячая струя крови, а потом тело твари обмякло и повалилось на меня мешком.

Немного отдышавшись, я выползла из-под трупа. Пистолет-автомат мой лежал метрах в трех от меня – я сразу его заметила.

Мое плечо ныло здорово. Я чувствовала, что у меня вся спина в крови. Но ключица, к счастью, сломана не была – я ощупала ее пальцами и убедилась.

«Интересно, – подумала я, – рана, полученная мною в этом мире, будет реальной в моем? Не так уж и мало было у меня астральных путешествий – добровольных и вынужденных – и каждый раз было по-разному. Отчего зависят такие вещи, я так и не выяснила».

Три неподвижных смердящих туши лежали вокруг меня.

Я вытерла лицо рукавом.

Потом – я помню – была полная тишина – минут пять или десять. Несколько минут стояла глухая тишина. Я еще подняла голову вверх и заметила белую луну, зарешеченную корявыми древесными ветвями.

И начался кошмар.

* * *

Казалось, что этот ужасный вой летит отовсюду. Повсюду вокруг меня метались между деревьями неясные темные угрожающие силуэты. Оставаться на одном месте для меня не было резона – нужно было выиграть хоть немного времени, убежав подальше в лес от этих тварей.

И иначе… Твари набросятся на меня со всех сторон и скорее всего через две минуты я буду растерзана. Не спасут меня ни нож, ни чудо-оружие пистолет-автомат. Ни мои экстрасенсорные способности, так удачно трансформировавшие запечатленные в мозгу кинокадры в реальные – в этом мире реальные – вещи; такие как моя амуниция и, кстати говоря, недурные бойцовские качества – которые то и дело проявляла героиня американского фильма, расшвыривая несколькими ударом чуть ли не с пол-десятка монстров.

Нужно бежать, только – куда?

Оскаленная пасть летит на меня – я вскидываю пистолет-автомат и очередь ложащихся одна на другую пуль, дробит в красные брызги звериную морду.

Решение пришло мгновенно.

Я перепрыгнула через еще конвульсивно дергающийся труп и бросилась туда, откуда выскочил зверь.

Все получилось так, как я и рассчитывала – кольцо тварей на короткое время оказалось разомкнутым и я вырвалась из окружения.

Теперь – бежать отсюда со всех ног. Все равно куда. Если я снова буду стоять на одном месте, меня опять окружат и тогда…

Я обернулась и дала несколько очередей.

И с удовольствием отметила полный смертельной тоски вой, взметнувшийся к темному небу.

Еще один готов.

«Как бы они не обошли меня и не напали спереди, – мелькнуло у меня в голове, – двигаются-то они гораздо быстрее меня. Остается только сдерживать их прыть выстрелами. Господи, сколько их… Кажется, как будто весь лес кишит этими гадами, как труп червями…»

Темный огромный горбатый силуэт впереди я поначалу при– няла за движущегося на меня очередного монстра. Даже выпус– тила по нему очередь.

Как мне было не растеряться – в темноте, задыхаясь в бешеной гонке, да еще когда по пятам гонятся… эти твари, чтоб их…

Только потом я разглядела, что это низенький, вросший в землю домик, посреди небольшой полянки, окруженной почему-то особенно высокими лохматыми елями.

Это – сторожка была старая. Я успела заметить неровно забитые досками окна, покосившиеся стены… Ну да, как же! Именно в этой сторожке героиня американского ужастика переждала ночь полнолуния, отстреливаясь от монстров. Кстати, дождалась она рассвета или нет? Черт возьми, именно на самом кульминационном моменте я выключила телевизор.

Думать о том, что меня может ждать в этой сторожке, я уже не стала – рванула на себя дверь – к счастью она оказалась не забитой – и влетела в сторожку.

Дверь открывалась вовнутрь. Я схватила с пола круглое, наполовину рассохшееся полено и приткнула им дверь, чтобы снаружи нельзя было открыть.

Я огляделась – домик был пуст. И, судя по всему, давным-давно заброшен – никакой мебели тут не наблюдалось, сохранилась только печка и несколько валявшихся на прямо полу поленьев.

Два маленьких оконца – они теперь были забиты досками – очень хочется верить, что крепко.

Я сунула ствол пистолета-автомата между досками одного из окон и заглянула в щель.

Твари уже высыпали на поляну. Я не могла даже подсчитать, сколько их было – на поляне около десяти, маленькая полянка больше не вместила бы. А там дальше – за деревьями силуэты сливались в единую – шевелящуюся и воющую – темноту.

Поймать в прицел хотя бы один силуэт было совершенно невозможно – они метались с невообразимой просто скоростью. Я с дрожью подумала, что было бы, если б у меня во время моего отчаянного бегства кончились патроны или что-нибудь заело в пистолете автомате…

Меня бы сожрали немедленно…

Я сплюнула на пол (так делала девушка-спецагент в фильме), поудобнее устроила свое оружие и принялась полосовать очередями поляну, кишащую тварями.

Вой тут же оглушил меня.

Я выпустила еще несколько очередей – твари отступили за деревья – на поляне осталось лежать несколько трупов. Крики понемногу стали стихать, я прекратила стрельбу.

Твари не показывались из-за деревьев, клубились ревущей угрожающей темнотой.

Получив крохотную передышку, я повернулась к двери. Засова никакого на ней не было. Поэтому я подперла ее еще несколькими поленьями.

И снова выглянула наружу. Поляна оказалась ярко освещенной гулкой белой луной. Может быть, так было и раньше, а я просто не заметила. Было светло так, что казалось, будто уже наступило утро.

В лунном свете было заметно, как сокращались мохнатые конечности умирающих тварей.

Я до сих пор не люблю вспоминать и рассказывать о том, что тогда было, и белый свет полной луны мне неприятен до сих пор.

Однако, бороться с воспоминаниями с течением времени мне становится почему-то все труднее, и тогда каждый раз, когда на ночном небе появляется такая же круглая гулкая луна, я вижу мечущихся в темноте тварей, извивающиеся полутрупы на белой поляне; потом вижу волков, окруживших наполовину вросшую в землю избушку, я стреляю наугад из забитого досками окна – иногда до меня долетают красные брызги – твари, обезумевшие от того, что не могут пробраться в избушку, начинают нападать друг на друга – сначала несильно кусают того, кто оказался рядом, предупреждая коротким визгливым воем, а потом всерьез накидываются на себе подобных, кромсая когтями и клыками покрытую грубой серо-коричневой шерстью плоть.

И еще не могу я забыть – одно существо, поднялось на задние лапы, а передними, действуя ими, как человек – руками, принялось отрывать доски, которыми было заколочено одно из окон за моей спиной.

Рассвет застал меня совершенно обессиленной и наполовину безумной. Мне казалось, что эта кошмарная ночь никогда не кончится, но вот – черное небо начало сереть, а потом синие полосы, разделили его на несколько частей, мелькнули две звезды и тотчас угасли.

Показалось солнце.

Патронов у меня больше не было ни одного. Я отошла от окна и оперлась рукой о стену. Ноги мои подкосились и я опустилась на бетонный пол.

«Позвольте, – шевельнулась у меня в голове вялая мысль, – откуда же здесь бетон? Ведь, насколько я помню, пол в сторожке был земляной…»

Я подняла голову – мне с большим трудом это удалось – и увидела крашеные синей краской кирпичные стены, решетку лестничного парапета – и свою дверь. За окнами моего подъезда был рассвет. Я едва не расплакалась, когда открылась дверь напротив и на пороге своей квартиры показалась моя милая соседка – старушка Нонна Петровна – с платочком, как обычно, повязанным на манер молодежной банданы и с бидоном для молока в руке.

Я попыталась поздороваться, но с моих губ сорвался только нечленораздельный хрип.

– Ничего себе, – качая головой, проговорила Нонна Петровна, – вот от тебя, Оленька, я никак такого не ожидала…

– Чего… не ожидали? – получилось спросить у меня.

– Нажралась, как свинья, – констатировала старушка, – а еще девушка такая красивая. Где ты всю ночь валялась-то? В грязи вся… И одежда порвана.

Я провела рукой по лохмотьям своего домашнего халата. Конечно, никакой формы защитного цвета на мне не было. Плечо мое болело страшно, но крови я не заметила – только большущий кровоподтек. И на том спасибо…

– В милиции была, наверное? – поинтересовалась Нонна Петровна. – Вот уж не ожидала, Оленька… Оленька… Да-а! Такая теперь молодежь у нас. А все коммунистов ругают. Ну, иди уж – ползи домой, – разрешила она.

Я так и поступила. Сил принять ванну у меня не было. Я только содрала с себя невероятно изорванный халат, упала на кровать и, завернувшись в простыню, закрыла глаза.

«А ведь это дело рук не Толстяка, – мелькнула мысль в моем затухающем сознании, – точнее – скорее всего, не его рук дело. Он – насколько я понимаю – властелин только одного мира. А этот лес, оборотни… Хитроумно расставленная ловушка… Кто же тогда едва не убил меня? Если это не Толстяк, то тогда у меня есть единственная кандитатура – Захар…»

Через несколько мгновений я уже крепко спала.