Проксима лжи

Глава 11

Это был уже 1985 год. Горбачев объявил гласность и перестройку. На Черемушкинском рынке появились первые кооператоры с медными браслетами. Заниматься вязанием стало возможно не после, а вместо работы. Антонина Васильевна снова ушла с литейно-механического, и в их комнате появилась вязальная машина. Доча в свободное от уроков время помогала матери, и свитера с кофточками у них теперь брали оптом. Жизнь, по крайней мере, материальная ее составляющая, понемногу начала налаживаться. Смерть отца уходила в прошлое, воспоминания о нем преставали отдаваться уколами в сердце. Не напоминала о себе и болезнь.

Федор почувствовал, как похолодели кончики его пальцев. Но как же так, ведь Катя говорила, что те две купюры не могли определить никакие детекторы, а тут — просекла простая считалка, всего-то, небось, проверяющая купюры по размеру?! Может ли быть, чтобы умница-Катя с ее интерполовскими курсами ошиблась?

— Этого не может быть, — неожиданно для себя самого спокойно и внятно произнес Федор, твердо глядя на Катю. — Деньги из совершенно надежного банка, я только вчера снял их со счета.

Кате нужен был этот толчок, чтобы выйти из ступора, в котором она находилась.

— Конечно, конечно, — включилась она, и ее испуганные глаза приобрели осмысленное выражение. — Совершенно нормальные доллары, это же видно. Сейчас проверим их на детекторе.

Она взяла одну купюру из пачки и поднесла ее к узкой приемной щели детектора. Ее пальцы дрожали, она никак не могла вставить купюру. Сережа с выжидательно поднятыми бровями хмуро наблюдал за ее манипуляциями. Было видно, что от этого Катя нервничает еще больше. Господи, что ж она так мандражирует?! Конечно, Федор — вроде как бы ее клиент и, разумеется, Кате и положено быть небезразличной к тому, что сейчас происходит, но не в такой же степени! Ведь если Сережа что-нибудь заподозрит, он может своей властью просто отменить обмен, и что тогда?.. Но, наконец, Катя справилась с банкнотой, и машина, прожужжав, втянула ее в свое чрево. Секунда или меньше, в течение которых машина раздумывала, показались Федору вечностью. Но вот машина выбросила купюру с обратной стороны, и на панели вспыхнула зеленая лампочка — контроль пройден. Катя облегченно вздохнула, Федор — выдохнул.

— Ну, я же говорила! — торжествующе воскликнула Катя, размахивая перед Сережиным носом зеленой бумажкой. — Ты удовлетворен? Или что-нибудь имеешь против мнения самого умного на свете швейцарского сканнера за штуку баксов?

— Кать, да я, собственно, и не сомневался, — с коротким смешком пожал плечами Сережа. — И вообще, это же ты — эксперт, тебе и принимать решение. Но мне было бы спокойнее, если бы удалось выяснить, почему при этом эти деньги не проходят через простой тупой счетчик?

На Катином лице отразилась растерянность. Было видно, что она не знает, как ответить на вопрос, а замначбез Сережа совершенно прозрачно намекнул, что хотел бы, чтобы были соблюдены все формальности. И его сжатые в упрямую ниточку губы со всей очевидностью говорили Федру, что невзирая на воздыхательные отношения к Кате, в этом вопросе безопасник будет непреклонен.

— А нет еще одной машины? — взял инициативу в свои руки Федор. — Возможно, эта просто вышла из строя?

— Ну, этого-то добра у нас, как грязи! — усмехнулся Сережа. — Сейчас принесу.

И он скрылся за одной из узких дверей, ведущих в кассовые кабинки. Его не было ровно столько, чтобы Федор успел подмигнуть Кате — мол, все в порядке, держись, и послать ей губами воздушный поцелуй. Катя слабо улыбнулась в ответ, и ее напряженно сдвинутые брови разгладились.

Сережа вернулся, неся в руках точно такую же счетную машинку, поставил ее рядом с первой, воткнул в розетку. Катя сосредоточенно, как тяжелоатлет к штанге с рекордным весом, шагнула к машинке. Положила пачку долларов в приемный лоток, решительно нажала клавишу. Машинка закрутилась, подхватила нижние листы и в мгновение ока перелопатила всю пачку, жизнерадостным пиканьем доложив о завершении работы. Катя улыбнулась, переложила пачку в первую машину, запустила ее, но та снова упрямо застопорила на первой же банкноте. Катя вынула из машинки доллары, взяла с вершины денежной пирамиды упаковку пятирублевок, безо всякого почтения разорвала перепоясывающую ее крест-накрест бумажную ленту, положила пачку на машинку и на лицевой панели переключила тумблер «select currency» — «выбор валюты» из положения USD в положение RUR — российские рубли. Машинка закрутилась и, точно так же, как с долларами, застряла на первой же банкноте.

— Он прав, она не работает! — воскликнула Катя, обращаясь к Сереже и жестом прокурора в сторону скамьи подсудимых указывая на машинку. — Экономите на сервисном обслуживании, и она просто сломалась!

— М-да, похоже, дриснул аппарат, — согласился Сережа, беря машинку в руки и поворачиваясь к Федору. — Вы уж извините за задержку, но даже японская техника иногда выходит из строя!

— Да нет проблем! — улыбаясь, вскинул ладони вверх Федор. — Недоразумение, бывает!

Только сейчас он почувствовал, с каким напряжением дались ему эти последние десять минут. Ноги сделались ватными, неудержимо захотелось присесть. Только категорическое нежелание хоть как-то показать Кате свою слабость в присутствии красавца Сережи удержала Федора от того, чтобы не опуститься тихо на стульчик. А вот Катя, напротив, сразу воспрянув, принялась наверстывать потерянное время. Ее руки порхали над столом, как крылья колибри. Со сноровкой карточного шулера она раздевала пачки долларов и складывала их в неумолчно стрекочащую машину. Каждую сосчитанную пачку она брала и, ловко взвеерив ее наподобие колоды карт, внимательно изучала банкноты в просмотровом детекторе, попеременно включая разные режимы освещения. Затем из пачки в произвольном порядке она брала две-три банкноты, пропускала их через «умный» детектор. Только потом, сбив пачку в плотный брусок, она снова одевала ее в желто-белую бумажку. И хотя каждую из этих операции Катя выполняла с скоростью автомата Калашникова, прошло не меньше двадцати пяти минут, прежде чем вся сумма была сочтена и проверена. Но вот последняя пачка легла на стол и, пощелкав клавишами калькулятора, Катя, обращаясь к Федору, объявила:

— Пятьсот тысяч долларов ровно. На тринадцать миллионов девятьсот двенадцать тысяч пятьсот рублей по оговоренному курсу.

Федор, как и положено клиенту в такой ситуации, индифферентно улыбнулся, пожал плечами — ну, да, наверное. Катя перевела вопросительный взгляд на Сережу, и тот, утвердительно кивнув в ответ головой, поднес ко рту рацию.

— Эй, в повозке, хорош спать! — произнес он в микрофон, смешно кривя губы на одну сторону. — Шагайте сюда. Пакуемся и на базу.

«Понял, идем», — после короткого эфирного шипения донеслось из рации. Через минуту еще двое качков в черном вошли в комнату. На их офицерских ремнях висели пистолетные кобуры, в руках у одного был такой же, как у цербера при входе, помповый дробовик.

— Давайте сумочку, — обратился к Федору Сережа. — Мои орлы помогут вам упаковаться.

Федор протянул сумку одному из «орлов». Тот, расстегнув ее зев, насколько хватало молнии, профессиональным движением взмахнул огромной сумкой в воздухе, натянул ее на денежный штабель, подхватил, натужно перевернул, гулко стукнул вмиг ставшей квадратной сумку о стол и снова вжикнул застежкой. Эта операция заняла у него времени меньше, чем второму — покидать со стола принесенные Федором доллары в инкассаторский брезентовый мешок с железной планкой по верху.

— Ну, рад был познакомиться, — подошел к Федору Сережа, протягивая на прощание руку. — Где у вас машина? Ребята проводят и сумочку донесут, а то вам одному тяжеловато будет.

Ошарашенный таким неприкрытым выпроваживанием, Федор недоуменно посмотрел на Катю.

— Ну, моя миссия тоже завершена, а нам с Федором по пути, — улыбаясь, пришла она ему на помощь, сдергивая с вешалки дубленку. — Мы договорились, что он меня подвезет.

— А-а, — неопределенно промычал Сережа, до хруста стискивая Федору руку. — Ну, счастливого пути.

Первыми из комнаты вышли орлы, вдвоем неся сумку с деньгами, затем Катя и последним — Федор. Даже уже поднимаясь по узкой холодной лестнице, он ощущал у себя между лопаток острый неприязненный Сережин взгляд, хотя между ним и замначбезом было уже две железных двери. Только выйдя наружу, Федора отпустило это ощущение. Через минуту они с Катей уже сидели в салоне дожидавшейся их Ауди.

— Здравствуйте, — сказала Катя, с трудом умещаясь на заднем сиденье рядом с сумкой и протягивая водителю руку. — Я Катя.

— Очень рад, — заулыбался в бороду Алексей Николаевич, галантно поцеловал Кате пальцы и с пониманием кивнул на сумку — Все в порядке?

— Вроде, — отозвался Федор, озабоченно глядя на часы.

Было двенадцать ноль семь. Закончился только первый, наиболее простой этап, дел было еще — начать и кончить, а они уже отставали от графика.

— Куда? — тонко уловив ситуацию, спросил Алексей Николаевич, заводя двигатель.

— Сейчас, — отозвался Федор, разворачивая список. — Госпитальная, пять, дробь восемь. Кажется, это где-то в Лефортово? Можем быть там через двадцать минут?

— Попробуем, — лаконично отозвался Алексей Николаевич. — Пристегните ремни.

И мощно взял с места.

На Госпитальной улице была та самая вторая по счету обменка, куда Федор дозвонился, и где ему твердо пообещали продать от «полтинника» и выше. Они летели туда по Волгоградке, через Калитники, Рабочую улицу и площадь Сергия Радонежского, потом по Волочаевской и набережной Яузы. Федор с головой ушел в изучение своего списка с целью выстроить оптимальный маршрут последующего передвижения. Тем временем Катя, как патологоанатом, рылась во вскрытом чреве сумки, перекладывая в черный мусорный пакет рубли для этой первой операции по превращению фальшивых долларов в настоящие.

— Ты мог бы позвонить им и спросить, сколько точно они могут нам продать и по какому курсу? — постучала она Федора пол спине, доставая из-за пазухи тот самый бухгалтерский калькулятор. — Я отсчитаю тебе точную сумму, чтобы не терять там времени.

Федор оторвался от сложностей решения оптимизационной задачи, кивнул и полез за мобильником. Он уже набрал было номер обменного пункта, как вдруг обратил внимание на мигающий индикатор зарядки на дисплее телефона. Ёкарный бабай, как же можно быть таким идиотом?! Как же он не позаботился о том, чтобы забрать из Коровина зарядное устройство? Мало того, что телефон сейчас необходим, как воздух, — Шер-Хан будет звонить ведь именно на него! Ну, и что теперь делать? Зла не хватает, в натуре, блин!!

— Возьми мой, — сказала Катя, без слов поняв, что случилось. — Просто переставь сим-карту. Или лучше — нет. У тебя сколько денег на счете?

— Восемьдесят семь центов, — ужаснулся Федор, выслушав сообщение гнусавой ЭмТэЭсовской женщины-автоинформатора. — За последние два дня я проболтал целое состояние! Нужно срочно купить карточку…

— Не надо, — остановила его Катя. — Похититель ведь будет звонить только вечером? Просто выключи свой аппарат и звони с моего, — за все мои разговоры платит банк.

— А если вдруг он позвонит раньше? — засомневался Федор. — Нет, оставаться без связи я не могу.

— Тогда просто переадресуй все свои входящие на мой номер, — на секунду задумавшись, нашла выход из ситуации Катя.

— Я не умею, — честно, хотя и нехотя признался Федор.

Катя улыбнулась, вынула из пальцев Федора его старенький Сименс, поколдовала с двумя телефонами и через минуту протянула ему свою изящную серебристую раскладную Моторолу.

— Алексей Николаевич, — осторожно тронула она за плечо водителя, — у вас есть мобильный? Не могли бы вы просто набрать два номера? Нам нужно проверить связь.

Тот молча достал из бардачка мобильник, протянул через плечо Кате, улыбнулся ей в зеркальце заднего вида, — мол, давай, сама, мне нужно вести машину. Катя взяла аппарат, последовательно набрала свой и Федора номера, и оба раза зазвонила ее Моторола.

— Ты чудо! — сказал Федор, глядя на Катю влюбленными глазами и не понимая, почему он не говорит ей вместо этих слов того, что ему нужно было бы сказать на самом деле.

— У меня же техническое образование! — скромно улыбнулась она в ответ.

Федор позвонил в обменник, с радостью узнал, что там «наскребли» для него аж шестьдесят три тысячи и уточнил курс. Когда через несколько минут Ауди взвизгнула тормозами у неприметной вывески «Обмен валюты», в черном мусорном мешке лежала нужная сумма, посчитанная до рубля. Федор выскочил из машины, бегом добежал до двери обменника, и уже через девять минут, отказавшись от пересчета приготовленной для него валюты, снова плюхнулся на сиденье. Первый блин получился более, чем не комом! Федор был радостно возбужден, его физиономия сияла.

— Так, куда теперь? — поинтересовался Николай Иванович. — Северным маршрутом поедем, или южным?

Улыбка сошла с лица Федора. Большую часть времени по пути сюда он, время от времени советуясь с Алексеем Николаевичем, пытался проложить маршрут их дальнейшего движения так, чтобы успеть объехать как можно большее число обменок, где было договорено о наиболее крупных суммах. На юге Москвы — от Нагатинского Затона до Матвеевского находились всего пять обменок, и все они были на весьма приличом удалении друг от друга. Как назло, три из них были — самые «жирные». Подавляющее же большинство их сосредоточилось на севере и северо-западе, правда, тоже в высшей степени некомпактно. Заканчивать же обменную эскападу целесообразно было в любом случае в Центре, где тоже была парочка, чтобы быть готовым после звонка Шер-Хана оперативно выдвинуться в любую точку столицы. Ни «южный», ни «северный» маршруты, как условно назвал их Федор, отдельно друг от друга не давали в итоге нужной суммы, и в любом случае проехать успеть можно было только по одному из них. Безусловно, из Текстилей однозначно выгодно было бы продвигаться к югу — через Люблино и Марьино на Каширку, по ней в Нагатино и «далее везде». Но пунктом номер один в программе бесспорно было Лефортово, и теперь, уже уехав прилично к северу, определиться с выбором было гораздо сложнее. Тем более, что Федор знал за собой особенность «тормозить» при принятии ответственных решений, особенно когда вероятность правильного выбора, как сейчас, была не выше, чем при игре в орлянку. Это потом, сделав выбор, Федор следовал ему с последовательностью атакующего носорога и никогда не грыз себя в случае ошибки. Но сейчас, разрываемый сомнениями, он в изнеможении даже закрыл глаза и бессильно откинулся на подголовник. Громким тиканьем часов на приборной панели ощутимо уходило время; нетерпеливо, как гонщики перед стартом, подвывал педалью газа Алексей Николаевич. Господи, если бы не была так высока ставка!.. Так юг или север? Федор подумал, что хуже знает те, южные районы; северные же, напротив, были ему — дом родной. И вообще Федор не понимал и не принимал Юга с его холерическим темпераментом и жаркой чувственностью. Он сам был сангвиник, и ему был гораздо ближе холодный, рассудительный и терпеливый Север. Федор выбрал северный маршрут.

— На Олений Вал! — решительно скомандовал он Николаю Ивановичу, открывая глаза.

— Есть, командир! — с энтузиазмом застоявшегося жеребца ответил тот, беря с места в карьер. — Здесь рядом, мигом домчим.

Они снова выехали на Госпитальную набережную и понеслись вдоль заснеженной Яузы. Их следующий остановочный пункт был в Сокольниках, после которых их «северный» маршрут лежал на улицу Бажова, оттуда по Сельскохозяйственной улице и Алтуфьевскому шоссе доходя чуть не до Кольцевой, через Лианозово поворачивал к Дмитровке и по ней вел в центр. На Петровско-Разумовской им нужно было снова развернуться в сторону области и почти сразу же уйти налево, на Большую Академическую, к Ленинградке. На Соколе маршрут снова вилял, уводил их на Волоколамское шоссе, и через площадь Курчатова и Щукино приводил в Строгино. Там Федор предполагал вернуться назад, и проехать через улицу Народного Ополчения и Крылатское. Но возможен был и другой вариант — выйти на МКАД и снова въехать в Москву по Рублевке. Дальше нужно было смотреть по времени, и сквозить по Можайскому шоссе к Смоленке либо с заездом в одну из «южных» обменок, в Матвеевском, либо без. На Садовом и в Центре было три точки, после которых теоретически можно было бы успеть на ту самую Квесисскую, без малого замкнув петлю «северного» маршрута, огромным лассо захлестнувшим треть Москвы. В течение этого огромного, километров больше ста, путешествия им предстояло — где совсем по пути, где с серьезным «заездом» — попасть в четырнадцать обменок, в каждой из которых Федор должен был купить в среднем по тридцать тысяч долларов с мелочью. По предварительным договоренностям столько не набиралось, хотя если бы дело пошло так же, как в Лефортово, то не пришлось бы даже объезжать все это количество. Первоначально казалось, что так и будет. На Бажова удалось купить существенно больше валюты, чем обещали утром по телефону, а в обменке у ВВЦ — так просто втрое. Федор ликовал, — еще бы, после первых трех остановочных пунктов у них было уже почти сто пятьдесят тысяч! Но вслед за этим начались проблемы. В одной из обменок телефон был постоянно занят, а по приезду она оказалась закрыта без объяснения причин. Федор от отчаяния пнул стоящую у запертой двери раскладную вывеску, гордо сообщавшую о круглосуточном и бесперерывном графике работы этой шарашкиной конторы, но долларов в активе от этого не прибавилось. Десять минут они потеряли на неизбежную заправку. На Алтуфьевском шоссе, прозванном водителями «дорогой светофоров» — потери составили уже четверть часа. В обменке в Строгино из-за опоздания инкассаторской машины — целых тридцать пять минут. Федор — про себя — рвал и метал, но сделать ничего не мог. От графика они отставали все больше. Давно стемнело. Если бы не прекрасное знание Москвы и водительский талант Алексея Николаевича, дела были бы совсем швах. А так без четверти восемь вечера, когда у них было в активе четыреста тринадцать тысяч долларов и сорок пять минут времени, они были уже на Садовом, спеша к обменке в районе Маяковки, где для них до восьми часов держали заказ. Правда, всего-то пятнашку! В пассиве же значилось, что за последние полчаса нужно было решить нерешаемую задачу — в четырех оставшихся обменках успеть купить недостающие семьдесят две тысячи, которых в них и не набиралось. Федор был мрачнее тучи и все чаще в ожидании звонка Шер-Хана посматривал на дисплей мобильного. Катя, привалившись к почти пустой уже сумке, клевала носом. Алексей Николаевич в унисон общему напряженному молчанию, царившему в салоне, был хмуро-соредоточен и с точностью автомата вел машину на запредельных по меркам Садового Кольца скоростях. В этот момент из ряда машин у обочины, мимо которых они только что просквозили, первыми уходя со светофора, враскачку, как баркас от причала, отвалил милицейский уазик, расцветившись, как новогодняя елка, вспышками синих и красных огней. Не имея, разумеется, никаких шансов достать Ауди, менты врубили пронзительно-заунывную сирену, и в перерывах между ее завываниями принялись на всю Садово-Кудринскую вещать из рупора на крыше: «Ауди номер триста пятнадцать, остановиться, прижаться к обочине! Ауди номер триста пятнадцать, остановиться, буду стрелять!»

— Триста пятнадцать — это же мы! — закрутил головой Алексей Николаевич, резко тормозя и кладя руля вправо. — Какого черта?!!

— Скорость? — озабоченно спросил его Федор, пропустивший момент начала преследования их милицейским баркасом.

— Стрелять? За скорость?! — глуша мотор, пожал плечами Алексей Николаевич. — Вряд ли. Хотя, у нас все возможно!

Но, похоже, их остановили не за скорость. Визжа тормозами, уазик остановился чуть не перпендикулярно бордюру прямо перед носом Ауди, едва на снеся ей левую фару. Красно-синие дискотечные сполохи ярко залили салон. Сирена выла так, что, случись это близ кладбища, повсеместное восстание мертвецов, долженствующее сопровождать конец света, определенно началось бы значительно раньше графика.

— Господи, что случилось? — встрепенулась ото сна Катя.

Федор и сам был бы не против узнать ответ на этот вопрос. В его голове в такт чередованию красных и синих вспышек пульсировали две мысли о причинах происходящего. Предположение, что такая помпа вызвана тем, что в Катином банке уже докопались, что полмиллиона долларов оказались фальшивыми, сменялось уверенностью, что это захват его, Федора, как подозреваемого в убийстве Алексея Куницына.

— Полагаю, сейчас мы это узнаем, — угрюмо ответил он.

Распахнулись сразу все двери уазика, из него, как шарики из сломанного подшипника, посыпались одинаковые серые люди в касках и с короткими десантными «Калашниковыми» в руках. Они окружили Ауди со всех сторон и взяли сидевших в салоне на мушку. Федор охватило странное ощущение, что сейчас должен появиться кто-то, кто скажет этим серым и безликим «Пли!», и — «В дальнюю волость, в заоблачный плес…» А вот как раз и он! Из пассажирской двери, неуклюже, задом слезая с высокой подножки, появился совершенно необъятной круглости мент в новеньком форменном бушлате нараспашку. Хотя погоны на бушлате отсутствовали, было ясно, что это самый главный Синьор-Помидор над своей лимонной гвардией. Потому, что вместо каски на его голове была невероятных размеров фуражка с распластавшимся орлом на тулье, а в руках вместо автомата — грмкоговоритель, известный в народе как матюгальник. Смешно переваливаясь из стороны в сторону, Синьор-Помидор подошел к Ауди, широко, как Эйфелева башня, расставив ноги, встал между двумя автоматчиками и, страшно выпучив глаза, рявкнул в матюгальник:

— Всем выйти из машины! Руки держать на виду!

Федор вопросительно посмотрел на Алексея Николаевича. Тот внешне был спокоен, только его пальцы на ободе руля ощутимо подрагивали. В ответ он только укоризненно покачал головой и полез из машины.

— Не волнуйся, выходи спокойно! — стараясь не дрожать голосом, через плечо сказал Федор Кате.

Увещевал он, правда, скорее самого себя, потому мысль о том, что это — все, конец, и даже не ему, а — Ирине, ледяными тисками сжимала ему сердце, сводила с ума, лишала сил, воли, желания сопротивляться. С чувством приговоренного к казни, отправляющегося в свой последний путь, Федор открыл дверь и вышел из машины.

— Руки на крышу! Ноги расставить! — выдал в матюгальник новую порцию инструкций Синьор-Помидор.

Федор выполнил команду, уперся ладонями в холодный металл. Сзади к нему сразу подскочили, ткнули в почки стволом «калаша», больно ударили кованным ботинком по щиколотке: «Шире ноги, бля!» С другой стороны точно так же обрабатывали Алексея Николаевича. Через крышу тот бросил на Федора взгляд, в котором явно читалось: «Да, ребята, подвели вы меня под монастырь!» Испуганно озираясь по сторонам, вышла Катя. К счастью, ее не тронули, только крикнули Помидору:

— Товарищ майор, третья — почему-то баба!

— Баба? — со странным сомнением в голосе отозвался тот. — Может, первый напутал чего? Хотя, а вдруг шахидка?! Держи ее на всякий случай на мушке.

«Шахидка? Катя — шахидка? — медленно заворочалось у Федора в голове. — Что за чертовщина?!» Он обратил внимание вдруг, как черными кольцами, тая, расходится под его руками намерзший на крыше машины ледок, и со странным удивлением понял, что не чувствует холода. И сразу же в кончики пальцев вступило, заломило тупо, но Федор обрадовался этой боли, чувствуя, что возвращается и способность соображать, а с ею — и надежда. Потому что в лимоньем стане чувствовалось какое-то беспокойство, словно все шло не совсем так, как у них было спланировано. По крайней мере, помидор никаких дальнейших команд и инструкций по поведению не отдавал, а, бесцеремонно поставив матюгальник на капот Ауди, глубокомысленно изучал какую-то бумагу, время от времени поднимая от нее хмурый взгляд то на одного, то на другого задержанного. Проезжающие мимо машины притормаживали и сидящие в них с неподдельным интересом смотрели, как шмонают не каких-нибудь несчастных армян или таджиков, а приличных с виду людей. Наконец, невнятно пробормотав себе под нос что-то типа: «Вот ё!..», помидор извлек из внутреннего кармана рацию с длинной антенной.

— Первый, я пятый, — произнес он в решетчатый микрофон. — Прием!

— Первый на связи! — хрипло, но внятно прошипела в ответ рация. — Что у вас, пятый?

— Ну, короче, мы их взяли! — отчитался пятый, почему-то отворачиваясь в сторону. — Только тут не совсем все вяжется с ориентировкой. У них одна женщина оказалась, а, вроде, все террористы были мужчины? И — не похожи они что-то на кавказцев, славяне с виду.

В рации что-то хрюкнуло и наступила тишина. Смысл услышанного сверкнул в мозгу Федора спасительным лучом солнца среди туч, глотком кислорода утопающему. Неужели вся эта операция, по сравнению с которой штурм Берлина кажется ротными учениями, простая ошибка? Да нет, не может быть! Было видно, что в ожидании ответа помидор очень нервничал. Он по-дембельски сбил фуражку на затылок, и от его взмокшего лба шел пар.

— Кого вы там взяли? — наконец, переспросили по рации.

— Ну, ориентировка же прошла — увещевательно нагнулся вместе с рацией к земле помидор. — Трое, автомобиль Ауди, номер триста восемнадцать или триста пятнадцать. Только я ж говорю, одна женщина…

— Да их сейчас здесь берут, — донеслось в ответ из рации. — Дайте данные по машине!

— Данные по машине! — защелкал в воздухе пальцами помидор, обращаясь к тому автоматчику, который держал Алексея Николаевича.

— Документы в заднем левом кармане брюк, — меланхолично произнес Алексей Николаевич, и посмотрел на Федора.

Его глаза грустно хохотали. Лимончик с автоматом достал из указанного места пачку документов и бегом отнес их помидору. Тот толстыми дутыми пальцами неловко развернул их, роняя на снег вложенные вовнутрь бумажки, достал техпаспорт и зачастил в рацию:

— Первый, автомашина Ауди сто, одна тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года выпуска, государственный номер Анна, триста пятнадцать, Олег, Роман, семьдесят седьмой регион!

— Понял вас, пятый, — ответили в рации. — Советую более внимательно изучить ориентировку. Там госномер указан неточно, но марка машины — совершенно конкретно. Ауди «А-восемь» прошлого года выпуска от второй по счету «сотки» отличается, как зима от лета. Проверьте у водителя и пассажиров документы, машину на угон и, если «ноль», отпускайте.

— Понял вас, первый, — неохотно ответил помидор, надвигая фуражку на самые брови. — Конец связи!

Автомат перестал упираться Федору в спину, он принял нормальную позу и размял затекшие ноги. Весело подмигнул Кате — кажется, пронесло! Но, как всегда, после решения неожиданной сиюминутной проблемы сразу навалились все остальные, старые. В обменке на Маяковке, до которой было рукой подать, они явно уже пролетели, на часы можно было даже и не смотреть. Да и не хотелось. Еще какое-то время у них проверяли документы, переговаривался по рации помидор, проверяя Ауди на предмет всевозможных угнанностей. В общем, когда к ним, уже порядком подзамерзшим, переваливаясь, подошел майор-помидор с толстой пачкой всех их документов в руках, было уже двадцать пять минут девятого.

— В общем, граждане, ошибочка вышла, — сказал он, протягивая документы Федору. — Идет операция «Вихрь-Антитеррор», и по внешним данным вы оказались похожи на террористов. К тому же ехали быстро. Так что, извиняюсь, конечно, но прошу отнестись с пониманием.

— Да, конечно, мы понимаем, — один за всех покивал уму головой Федор.

Он не хотел вкладывать в эти свои слова хоть какого-нибудь сарказма, — ему не интересно было сейчас ерничать перед эти комком жира с вертолетной площадкой на голове. Но, наверное, не получилось, потому что помидор очень внимательно и зло вдруг посмотрел Федору в глаза и сказал внятно:

— Спасибо бы сказали, что мордами в снег вас всех не положили!

Он рывком забрал с капота свое орудие производства и властно махнул своим лимончикам — уходим! Те, как патроны в обойму, повскакивали в кузов, и уазик, рыча, отъехал, обдав оставшихся удушливым низкооктановым выхлопом.

— М-да, прогнило что-то в королевстве датском! — задумчиво процитировал Шекспира Алексей Николаевич, глядя ему вслед, и озабоченно повернулся к Федору и Кате: — Ну, что, поехали время наверстывать?

— Я бы покурила, — вполголоса сказала Катя, зябко кутаясь в воротник дубленки. — Меня колотит всю.

— Две минуты, — улыбнулся супер-водителю Федор. — Некуда особо уже спешить.

Тот виновато развел руками, — мол, что ж, жаль, я сделал все, что мог — и полез в машину. Катя достала из кармана сигареты и зажигалку, но высечь искру у нее не получалось — так тряслись руки. Федор вынул зажигалку из ее ледяных пальцев, дал прикурить, поплотнее запахнул ей на груди дубленку.

— Да, крупно повезло, — покачал головой он. — Второй раз за сегодняшний день!

— Какой первый? — спросила Катя, глубоко затягиваясь.

— Ну, с машинкой-то счетной, — подняв брови, пояснил Федор. — Повезло, что удалось доказать, что машинка сломанная была.

— Она не была сломанная, — сказала Катя, стуча зубами, отчего сигаретный дым вместе с паром от дыхания вырывался из ее рта прерывистыми затейливыми завитками. — Она была как раз уж слишком даже не сломанная.

— В смысле? — не понял Федор. — Как не была? Но ведь ни те, ни те деньги не прошли через нее?

— Ни те, ни те и не должны были пройти, — ответила Катя. — Правда, только после того, как Сережа, когда ловил машинку, своими музыкальными пальчиками случайно включил кнопку инфракрасного детектора. Я только сейчас поняла это.

На современных деньгах есть много степеней защиты, — пояснила Катя, — в том числе так называемые метамерные ИК-контрастные краски. На российских деньгах они присутствуют на банкнотах всех номиналов, на долларах США — только на последних «цветных» пяти-, десяти- и двадцатидолларовых купюрах. На сотках — только тех, которые выпущены после 1999 года. Подделать метамерные краски пока еще никому не удавалось, по крайней мере Катя фальшивок, которые бы проходили через инфракрасный детектор, еще не встречала. Тот, кто подделывал доллары, которые оказались у Федора, прекрасно знал это, поэтому все они датированы 1998 годом. Зная это, Катя заранее отключила инфракрасные датчики и на счетной машинке, и на детекторе. Сережа же случайно этот датчик при падении машинки включил. Катя, растерявшись, сначала долго не могла понять причину, почему деньги не проходят, а потом — как ИК-сканирование оказалось активированным.

— Но ты ведь поняла же в конце концов, в чем причина, верно? — переспросил в недоумении Федор. — Почему же ты тогда просто не объяснила все это Сереже? Или просто снова не щелкнула тумблером?

— В той ситуации, если бы я что-то стала менять в настойках машинки, Сережа вполне мог бы меня заподозрить в сговоре с тобой и отменить сделку, — резонно возразила Катя. — А на объяснение всего я потратила бы гораздо больше времени, чем просто показав, что машинка не работает. Сережа — не Спиноза совсем, ему чем проще, тем доходчивее.

— Ну, да: то, что можно понять посредством меньшего, не следует понимать посредством большего! — усмехнулся Федор. — Один умный мужик по фамилии Оккам вывел этот принцип торжества человеческой ограниченности еще веке в четырнадцатом! Но ты ведь говорила, что на российских рублях тоже есть эти самые метамерные краски? Почему же их машинка не забраковала?

— На купюрах всех номиналов, начиная с десяти рублей, — уточнила Катя. — Пятерки — единственные, на которых их нет. Пятирублевые купюры вообще уже давно не печатают, заменяют монетами. Видимо, какое-то их количество зависло в банке, вот дежурный кассир и решил «впарить» их тебе по случаю срочности. Что ж, сами и напоролись.

Который уже раз за двое последних суток, что он снова знал Катю — все ту же, но и совсем другую, Федор поймал себя на том, что восхищается ею. Он шагнул к ней, вынул из ее пальцев догоревшую сигарету, выбросил в снег. Взял в ладони ее вконец заиндевевшие пальцы, пахнущие дымом, поднес к губам и поцеловал. «Я люблю тебя, Катя!» — почувствовал, что должен сейчас и, главное, хочет сказать Федор, но успел произнести только: «Я…» Потому что зазвонил Катин телефон. Федор быстро посмотрел на часы — ровно двадцать-тридцать. Это мог быть только Шер-Хан. Сердце бешено заколотилось: Федор ждал этого звонка, и все же он оказался для него совершенно неожиданным.

— Да, — коротко ответил Федор. — Слушаю.

— Время истекло, — раздался в трубке низкий голос, от звуков которого у Федора мурашки пробежали по коже. — Ты собрал деньги?

— Да, — с полусекундной задержкой ответил Федор.

— Это хорошо, — сказал Шер-Хан. — Южный порт знаешь? На проходной скажешь, что идешь в сауну, — тебя пропустят. Машину оставишь снаружи, зайдешь в ворота пешком. Дойдешь до здания управления порта — это рядом. Слева от управления пустырь, посередине — фонарь. Встречаемся там ровно через час. Будешь ждать меня под фонарем. Ты все понял?

— Да, — в третий раз сказал Федор. — Как моя жена? Ты привезешь ее?

— Что, хочешь знать, вести с собой ментов или нет? — зло усмехнулся Шер-Хан. — Не знал, что произвожу впечатление дурака!

— Я никуда не обращался, — тихо и спокойно ответил Федор. — Я не враг своей жене и не хочу, чтобы моя дочь осталась без матери. Я просто хочу получить ее назад.

— Другие платят за то, чтобы избавиться от жены, а ты торопишься снова стать женатым человеком! — рассмеялся Шер-Хан, но сразу снова стал серьезным: — Твоя жена в надежном месте. Но ты можешь не сомневаться: если ты привезешь деньги, ты получишь ее назад. Шер-Хан — человек слова.

«Ну, вот и все, — устало думал Федор, невидящим взглядом глядя на потухший дисплей мобильника. — И что теперь делать, как объясняться с этим, блин, человеком слова, черт бы его драл?! Типа: «Слышь, генацвале, пятнадцать процентов от оговоренной суммы рублями не возьмешь, а то я тут не успел малость?!» А он в ответ: «Да в натуре нет проблем, брателло, только мне деревянные без надобности, ты их себе оставь, а я просто от жены твоей тоже пятнадцать процентов оттяпаю, и — квиты? Ты без какой части ее тела предпочитаешь дальше обходиться — без филе? Или, может, без грудинки?»

— Ну, что?! — с тревогой в глазах спросила Катя, дергая его за рукав.

Федор вздрогнул, отрываясь от этого чудовищного в своей фантасмагорической нереальности и в то же время парализующего, как страшный сон, виртуального разговора с Шер-Ханом. Нет, этот не будет торговаться. Этот скажет: «Ты не человек слова!» И — все…

— Встреча через час, все оставшиеся обменники из списка не по пути, — хмуро ответил Кате Федор, открывая ей дверь. — Поехали, может, по дороге попадется парочка.

— Куда? — лаконично поинтересовался Алексей Николаевич.

— В Южный порт, — ответил Федор и, спохватившись, что под этим обобществленным названием в обиходе московских водителей подразумеваются многие совершенно разные объекты, пояснил: — В сам порт. Я, надо признаться, знаю только, где в «Южке» рынок автомобильный, а вот в порту ни разу не был.

— Я знаю, где это, — кивнул Алексей Николаевич. — Второй Южнопортовый проезд, по-моему, восемь или десять.

Федор уже давно не удивлялся картографическому знанию их водителем Москвы, и поэтому, кивнув головой, только уточнил:

— Как поедем? Через Таганку, по Дубровке и Шарикоподшипниковской?

— Знаете, Федор, если вам не принципиально, я бы предложил другой маршрут, — после короткого раздумья ответил Алексей Николаевич. — Мы сейчас вернемся на Третье кольцо в сторону Таганки, и по улице Трофимова съедем с него прямо на Южнопортовую. Уверяю вас, так быстрее. К тому же я один раз попал на «Шарике» в аварию, и с тех пор…

— Как вы сказали — улица Трофимова? — вдруг перебил его Федор. — Стойте, стойте, дайте-ка я взгляну!..

Он достал из кармана затертый и измятый листок со списком обменников, и обратился к самому его началу. Ха, так и есть! Самый первый обменный пункт, в который он позвонил, — тот самый, где экономически подкованная Зоя-из-мезозоя готова были продать ему «любую половину» от пятидесяти тысяч, каковое предложение Федор тогда зачеркнул, как несерьезное — находился на улице Тро-фи-мова! Конечно, вопроса это не решает, но, все равно — это лучше, чем ничего! Федор набрал номер, и прокуренный голос эксчейндж-гёрл прозвучал ему сладчайшим бельканто!

— А, это вы! — радостно узнала его Зоя. — ЗвОните, чтоб спросить, неужели мы-таки на самом деле работаем? Где ж вы делись? Я тут для вас такую приличную сумму по всем сусекам соскребла, а от вас ни слуху, ни духу!

— Приличную, простите, это сколько? — осторожно поинтересовался Федор.

— Ну, пятьдесят же вы просили? — переспросила рядовая обменного фронта. — Или сколько вам нужно? У меня и больше есть.

Федор, у которого от только что пережитого стресса напрочь вышибло из головы всю их обменную бухгалтерию, нетерпеливо защелкал пальцами, но Катя уже совала ему под нос бумажку с цифрами.

— Восемьдесят семь тысяч, — выдохнул Федор, боясь верить в удачу. — Есть?

— Ха, вы не поверите — как раз в притык наберется! — воскликнула Зоя. — Приезжайте уже быстрее, а то я до десяти. Оно мне надо, чтобы моего клиента на сменщицу записали?!

Да, вот это удача! Но ни сил, ни желания хоть как-то выражать эмоции по этому поводу сил у Федора уже не было совершенно. Он только повернулся к Кате и показал ей оттопыренный большой палец — все о'кей! И еще подумал — как же странно и непредсказуемо судьба иногда сдает нам карты событий! Что, если бы он утром не вычеркнул мезозойную Зою из списка, или сразу поехал бы к ней за ее двадцатью пятью тысячами? Или даже если бы он позвонил ей в середине дня, узнал, что у Зои есть существенно большая сумма и повернул бы с полпути на улицу Трофимова, сломав маршрут передвижения? В любом случае, полная сумма так и осталась бы не набранной. И еще — если бы Алексей Николаевич по каким-то там причинам не испытывал бы нелюбви к улице Шарикоподшипниковская… Да-а, по какой же ниточке, по какому лезвию нам удается иногда переходить через неимоверные жизненные пропасти! И неожиданно для себя самого Федор прошептал вдруг одними губами: «Спасибо тебе, Господи!», за неимением небес возринув глаза к матерчатой обивке салона у себя над головой.

У Зои все прошло, как по маслу, и за двенадцать минут до назначенного срока они подъехали к высоким воротам, над которыми старомодной дугой красовалась гордая надпись «Московский Южный речной порт».

— Ну, вот и все, мы приехали, — с нотками сожаления в голосе обратился к Алексею Николаевичу Федор. — К сожалению, наша потребность в ваших услугах на сегодня истекла.

— Жаль, — грустно улыбнулся в ответ их интеллигентный водитель. — Давно не приходилось возить таких приятных людей.

— А я давно не получал такого удовольствия от езды на пассажирском сиденье, — вернул комплимент Федор. — Кстати, откуда вы так хорошо знаете Москву? На профессионального таксиста вы, мягко скажем, не похожи.

— О-о, это интересная история, — засмеялся Алексей Николаевич. — Я наизусть выучил московские улицы задолго до того, как вообще сел за руль! Когда-то я работал в институте картографии, и даже како-то время возглавлял его. Но это было давно, очень давно…

При этих словах Алексей Николаевич помрачнел, его глаза подернулись пеленой.

— Так я и знал, — пробормотал Федор, сожалея, что затронул грустную для человека тему, и полез за кошельком.

Там после того, как бОльшая части Катиной трехи для ровного счета была брошена в мешок, осталось двести долларов и пара тысяч рублями. Федор подумал, вздохнул, вынул обе сотки и протянул их Алексею Николаевичу. Тот посмотрел на них, поднял на Федора удивленные глаза:

— Вы не должны мне так много, — сказал он. — Мы договаривались ровно на половину.

— Берите, берите! — решительно тряхнул бумажками Федор. — Если бы не вы, у нас сейчас тоже, наверное, была бы в лучшем случае половина той суммы, ради которой мы весь день колесили по Москве.

— Спасибо! — с чувством сказал Алексей Николаевич, принимая деньги. — Если честно, лишние сто долларов мне сейчас очень, очень не помешают.

Федор протянул бывшему картографу руку, и тот крепко пожал ее. Они вышли из машины, Федору оставалось только закрыть за собой дверь. Алексей Николаевич, уже «воткнувший» было первую передачу, вдруг снова поставил рычаг на нейтралку и, навалившись локтем на пассажирское сиденье, сказал Федору, глядя на него снизу вверх:

— Не мое это дело, для чего вам столько денег, и почему нужна была такая сложная операция с ними, но я уверен, что это для чего-то очень большого и важного для вас. Удачи вам! Думаю, у вас все будет хорошо!

Федор улыбнулся в ответ, хлопнул дверью, поднял руку с открытой ладонью — спасибо, пока, гладкой дороги! Вкусно дымя катализированным выхлопом, Ауди уехала, и Федор с Катей остались одни.

— Черт, надо же было отправить тебя с ним! — спохватился Федор, дернулся было за машиной, свистеть, догонять, но той уже и след простыл.

— Я с тобой, даже и не думай! — схватила его за рукав Катя.

— Ты что?! Куда — со мной, там может быть опасно! — воскликнул Федор. — Да и один я должен быть на встрече, это же ясно!

— А я спрячусь, я — незаметно! — запричитала, сделав брови домиком, Катя, повиснув у него на локте.

Федор понял — не шутит, не отпустит.

— Ну, не хочешь уезжать, подожди меня тут, — попробовал было не сдаться о, но Катя только молча замотала головой и еще сильнее сжала руками его локоть

— Я тут с ума сойду одна, без тебя! — прошептала она, гладя на него преданными и умоляющими, как у бездомной собаки, глазами.

Федор бессильно вздохнул. Разумом он понимал, что неправильно это, что ему не надо брать Катю с собой, и в то же время втайне ему хотелось, чтобы она была там с ним.

— Тогда пошли скорее! — прикрикнул он на нее, умело разыгрывая раздражение, которого не было и в помине. — Осталось меньше десяти минут.

Ворота были наглухо задраены, и на первый взгляд казалось, что за ними нет никакой жизни. Но в левой створке различим был проем калитки, а рядом с ней — кнопка звонка. Федор подошел, надавил ее, и почти тотчас же открылось маленькое, как в двери тюремной камеры, квадратное окошко.

— Чего вам? — спросил сердитый голос, и на Федора из окошка зыркнули чьи-то маленькие злые глаза.

— В сауну мы, — как учили, ответил Федор.

— А-а, в сауну, — сразу сделался масляным голос. — Проходите, гости дорогие!

Лязгнул засов, калитка открылась и, перешагнув через высокий порог, Федор с Катей зашли в ворота. Почти полностью скрываясь за створкой, у калитки суетился дедок-сторож, чем-то неуловимо напоминавший конвейерского Лукича.

— Дорогу-то знаете? — суетливо поинтересовался дедок.

Федор в ответ только кивнул, с удивлением разглядывая систему запирания ворот. Сами створки были автоматические, но сейчас они вдобавок были перехвачены мощным засовом и заперты огромным висячим замком. Тщедушному сторожу они были явно не по силам, да и не предполагалось, видимо, открывать их в ночное время. Интересно, как же в эти ворота через десять минут въедет Шер-Хан? Или он тоже придет на встречу пешком?

— Счастливенько попариться! — скабрезно ухмыльнулся дедок, кланяясь и по-военному держа руку под козырек своей ушанки.

Не удостоив неприятного сторожа благодарностью, Федор взял Катю под руку, и они споро зашагали к видневшемуся в конце недлинной еловой аллеи зданию с колоннами, напоминавшему типичный дом культуры пятидесятых годов постройки. Это и было управление порта. Слева от него, как и говорил Шер-Хан, простиралось широкое пустое пространство — не то плац, не то пустырь. Стоящий посередине пустыря одинокий фонарь освещал только небольшую часть этой белой пустоты вокруг себя, а вне границы светового круга все резко проваливалось в кромешную темноту. С трудом различались штабели каких-то ломаных бетонных плит и фундаментных блоков по периметру площадки. Еще дальше, где, судя по всему, уже начиналась скованная льдом водная гладь, угадывались смутные очертания какого-то плавсредства — не то старого прогулочного катера, не то маленькой баржи. Далекими тусклыми пятнами светились окошки жилых домов-«ступенек» на том, высоком берегу Нагатинского затона. После дневной метели было морозно и тихо. Ровное одеялом свежего девственно-чистого снега укрывало весь пустырь, и только одинокая цепочка собачьих следов, уходящих к берегу, нарушала эту холодную и печальную законченность. Да, жутковатое местечко! Федор поежился, а вцепившуюся в его локоть Катю так и вовсе била дрожь.

— Слышь, Кать, ну вот ты мне скажи: как вот здесь, в полевых условиях, он сможет быстро проверить, те ли это доллары, или другие? — вполголоса спросил Федор. — При условии, что списка номеров купюр у него не может быть в принципе.

Его не настолько сейчас, когда дело с обменом было уже сделано, интересовал сам этот вопрос, сколько нужно было отвлечь Катю. Но та отнеслась к проблеме со всей серьезностью:

— Для этого есть много других способов, глупый! — сердито зашептала она в ответ. — В случае именно с этими купюрами достаточно сверить номер банка-эмитента. В Штатах есть двенадцать банков, имеющих право выпускать банкноты, и все они нумеруют свою продукцию буквами от А до L и соответствующей цифрой. Я же говорила, что эти подделки очень качественные, хотя бы потому, что номера купюр в разных пачках идут не подряд. Если бы полмиллиона долларов были пронумерованы подряд, можно было бы сразу предположить, что это партия фальшивок, потому что в реальной жизни так не бывает. А вот банк-эмитент на них на всех проставлен один — G7, Чикаго, но это вполне допустимо. Кстати, этот шифр встречается крайне редко, не знаю почему. На тех банкнотах, что у тебя сейчас, его нету ни на одной, я проверяла. Так что для того, чтобы понять, те ли это доллары, или другие, достаточно взгляда на верхний левый угол трех-четырех произвольно выбранных купюр. Понял?

— Понял, — ответил Федор, поражаясь уровню Катиной подкованности. — Но ведь про эти самые G7 надо, как минимум, знать?

— Естественно, — согласилась Катя. — Но почему ты думаешь, что он не знает?

«Интересно только, откуда? — подумал Федор. — Не от Дерябина же!»

— Ладно, ты, давай, спрячься вон за теми плитами, — убедившись, что Катя немного успокоилась, распорядился Федор, указывая ей на укрытый огромной снежной шапкой штабель чего-то бетонного метрах в пятнадцати за границей светового круга. — Сиди там, и ни при каких обстоятельствах не высовывай носа, ясно тебе?!

Та по-деловому кивнула, скрылась в темноте и только еще какое-то время слышен был хруст снега под ее ногами. Но вот он стих, и наступила полная, абсолютная, жутковатая тишина. Неприятный морозец снова пробежал по коже. Сделав перед самим собой вид, что это — от холода, Федор вжикнул под самое горло молнию куртки. «Ха, переживал, что девчонка боится, а сам?! — самокритично усмехнулся он, коротко выдохнул носом и пошел к столбу, легко разгребая ботинками невесомый снежок. Вот он подошел к границе светового круга, вступил в него, еще шаг — и окружающий мир провалился в темноту. Федор подошел к столбу, бросил в снег сумку, засунул руки в карманы. Да, для встречи Шер-Хан выбрал хорошее место: стоящего под фонарем видно издалека и со всех сторон, сам же он не видит практически ничего! Ну, и черт с ним, пусть видит! Не для того же, на самом деле, чтоб застрелить потихоньку из темноты, вызвал он сюда Федора?! Да даже если и так, сейчас Федору было на это абсолютно наплевать. За эти дни он уже настолько привык к ощущению смертельной опасности, что, похоже оно уже не могло заставить его сердце трепетать. Или это просто в организме закончились запасы адреналина? Но на самом деле, уже девять тридцать две, где же Шер-Хан? Ведущая к портоуправлению аллея, похоже, была единственным путем, которым можно было сюда не только приехать, но и прийти. Но напрасно Федор до боли в глазных яблоках вглядывался в сужающуюся вдаль перспективу аллеи — на ней никого не было, только белка вдруг прошмыгнула среди ветвей елок, смахивая с их лап на землю огромные пласты легкого снега. Но вдруг со стороны затона до Федора донесся какой-то далекий странный звук. Он резко обернулся и увидел, как корма баржи вдруг осветилась лучом яркого света. Свет сразу же пропал, но через короткое время появился вновь уже со стороны носа плавсредства. Во все нарастающем звуке Федор узнал низкий гул мощного мотора. Еще секунда, и из-за баржи показался до боли знакомый квадратный силуэт Геландевагена. Джип резко повернул и, задрав два узких пучка бело-голубого света чуть не вертикально в небо и вздымая колесами огромные буруны снега, въехал с ледяной глади на берег. Как завороженный, Федор наблюдал за приближением страшной черной машины. А Геландеваген сделал большой круг вокруг Федора и встал прямо на границе фонарного света носом снова к берегу. Фары погасли, снова погрузив все во мрак. Опустилось боковое стекло, и сидевший за рулем человек повернул голову к Федору. Это был Шер-Хан.