Промахи и победы

Глава 8-2. Мама.

Она родилась в 1934 году, в стране, которая теперь не существует. Это были тяжёлые, голодные годы, время, когда дети рано взрослели. В их семье было четверо детей: три сестры и брат. Мама между сестёр была средней, брат был последним и родился у бабушки поздно. Мой дядя был старше меня всего на два года, так мы и выросли с ним как братья.

Когда пришла война, маме было семь лет, «нежный» возраст по нынешним меркам, но, как говорила её старшая сестра Валентина: «В войну мы выжили благодаря Маруське». В то время мама уже работала. Она каждый день ходила в магазин, где выдавались хлебные пайки. Я позволю себе небольшую историческую справку, чтобы было понятно, как важна была эта мамина работа, работа девочки, которой не было ещё и десяти лет.

Паёк – это количество хлеба, которое было положено каждому человеку. В начале войны паёк для рабочего составлял 800 грамм хлеба в день, а для иждивенца – 400 грамм. Уже к концу ноября 1941 года он был урезан до 200 грамм для работающих и до 125 грамм для иждивенцев. Немыслимо, да?

Мама в этом магазине мыла полы и убиралась, а за это ей разрешали собрать крошки со стола. Крошки со стола были не мусором, как сейчас, а пищей, возможно, целым пайком или даже двумя; возможностью не умереть от истощения зимой, а дожить до лета, а там огород или дикие ягоды, которые тоже можно съесть.

Тётя Валя говорила, что мама никогда не ела эти крошки одна. Она приносила их домой, и потом уже делили на всех. Однажды был страшный мороз, и мама сильно обморозила ноги, потому что одевались плохо. Домой она дошла, но тело от обморожения покрылось волдырями и сильно болело. На следующее утро она снова пошла на работу, превозмогая боль, потому что терять этот вид пропитания было нельзя. Вся семья понимала, что мама для них делает, и очень любила её.

После войны трудностей не стало меньше. Об учёбе в ВУЗе мечтать не приходилось, надо было на что-то жить. Так мама окончила только семь классов и ушла работать на ковровую фабрику ткачихой, её приняли без специального образования, профессию она осваивала «на месте». За жизнь мама сменила много профессий: она работала почтальоном, ткачихой, парикмахером, токарем и кладовщиком. Недавно я обнаружил парикмахерскую, где мама работала и где меня стригли. Она до сих пор существует! Я прослезился от нахлынувших воспоминаний. Там сохранилась дощечка, которую ставили на ручки кресла, для детей.

Мама была очень красивой женщиной, об этом до сих пор вспоминают люди, знавшие её. Эта красота была для неё, в какой-то степени, наказанием из-за постоянной ревности отца. Тут, как пример, можно сказать, что он заставил её уволиться из парикмахерской из-за того, что к ней была постоянная очередь из мужчин на стрижку. Детей у неё было двое – я и моя сестра, которая была младше меня на три года. Мать нас очень любила, и никто не догадывался, что мы жили бедно. Она как-то умудрялась одевать нас красиво и стильно. Она же в основном занималась нашим воспитанием, заключавшимся в стоянии в углу и порке тряпичным ремнём от её пальто. Я не обижался на маму, я её всегда любил и люблю до сих пор. И наказывала она нас не со злобой, а для порядка. Отец был всегда противником физического наказания, и при нем нас не пороли.

Мама работала на ковровой фабрике в женском коллективе, и я был всеобщим любимцем. Видимо, меня не с кем было оставлять дома, и мама брала меня с собой на работу. Я помогал ей ткать ковры: она давала мне завязывать узелки там, где был простой рисунок, попросту говоря – один цвет. Я этим очень гордился.

Ранее я уже упоминал, что мама любила делать перестановку, так вот, хочу уточнить, что она всегда делала её сама, пока никого не было дома. Она не только придумывала, как переставить мебель, чтобы было удобно и красиво, но и двигала её сама, подложив под ножки мокрое полотенце.

Теперь, с годами, я могу точно сказать, что мама всю себя отдавала семье. Жила для нас: для меня, сестры и отца. Тогда это было основой женской жизни – всё ради семьи. Думаю, если бы время было другое и она была более свободна в своих решениях и не так стеснена в средствах, то всё могло сложится иначе, и мы не остались бы так рано без матери. Но всё есть, как есть, и ничего уже не изменить.

Для себя я определил начало всех бед несчастным случаем, произошедшим с мамой, когда они с отцом поехали на мотоцикле на отдых. Они выехали за город, и получилось так, что отцу пришлось остановиться. Надвигалась буря с грозой, и отец отправил маму на остановку неподалёку, а сам в это время согнал в кювет мотоцикл, чтобы его не сдуло с дороги. Там она и пыталась укрыться от непогоды вместе с другими людьми, когда налетел ветер и снёс остановку. Люди стояли, а она села на скамейку. Люди испугались и не сразу поняли, что мамы между ними нет. Её стали искать. Уже позже, может, даже через час, догадались, что её могло снести вместе с остановкой. Так её и нашли еле живую, потерявшую много крови и сильно покалеченную. Её выбросило из остановки, и она накрыла её, поэтому и не сразу была найдена. Потеря крови была очень большой, ей в больнице влили пять литров. Разрезали ногу, чтобы найти вену.

Мама болела долго. Во-первых, у неё были сильные травмы: перелом основания черепа, перелом таза, сломанная ключица, один глаз покосился, ну, а во-вторых, медицина тогда была не очень. Можно сказать, что выжила она за счёт ресурсов собственного организма. В больнице мама лежала долго, и отец её не поддерживал. Он загулял, а «добрые» люди ей рассказали. Это пошатнуло её психическое здоровье, она стала нервной и очень неуравновешенной.

Когда мама вышла из больницы, я был так этому рад, что не заметил особых изменений в её внешности. Мне они были не важны, а она переживала, расстраивалась, что глаз покосился, что стала прихрамывать, да и отец не торопился её утешить. Потом ей стало казаться, что люди смотрят на неё, как на ненормальную. Всё это вкупе с тем, что отец то уходил от нас, то возвращался, привело к тому, что её нервная система не выдержала, и она решилась на отчаянный шаг.

Утро 26 октября было недобрым. Проснувшись, я просто лежал с открытыми глазами, мне было некуда спешить из-за сломанной ноги. И тут из спальни выбежала мама с криком: «Я отравилась!». Я соскочил с кровати, настолько быстро, насколько мне позволял гипс, и переспросил её, отказываясь верить услышанному: «Что случилось?». Превозмогая боль, она сказала, что выпила уксус. Я, не веря своим ушам, поскакал на костылях в спальню и увидел пустой флакон от уксусной эссенции. Меня как огнём обдало: неразбавленный уксус – сильнейший яд. Флакон пустой, стакан тоже пустой. Я зачерпнул ковшом воду из ванны и попросил её выпить, но мама отказалась.

Я стал её уговаривать, умолять, чтобы она выпила воду. Я знал, что если промыть желудок сразу, то есть шанс её спасти, но она отшвырнула ковш со словами: «Я не хочу жить!!!». Тогда я открыл форточку и стал звать отца, который в то время был около колонки, он пошёл за водой для стирки. Когда отец понял, что произошло, вскочил на мотоцикл и помчался за скорой помощью.

Пока отец ездил, к нам, на крики, прибежала соседка и заставила мать выпить молока. Это было ошибкой. От уксуса молоко свернулось, и приехавшие врачи не смогли вставить шланг для промывания желудка. Маму увезли в больницу. Там она и умерла. Нам сказали, что её последними словами была просьба о спасении. Она сказала: «Спасите меня, у меня же дети!!».

В тот же день, узнав о случившемся, приехал мамин брат. Он прошёл в дом и сказал, что ждёт отца, лицо у него при этом стало недобрым. Дядька прошёл в комнату, и я увидел, как он прячет под мою подушку нож. Я сразу всё понял. Улучив момент, я перепрятал нож и стал ждать возвращения отца. Как только отец вернулся, дядька кинулся за ножом, но не нашёл его и пошёл в рукопашную. Завязалась драка. Отец, который был старше и слабее, почувствовал, что ему не справится, и крикнул мне: «Зови соседей, отца убивают!». Я стал звать на помощь в форточку. Прибежали люди. Драку разняли.

В тот день я спас двух близких мне людей: отца и дядьку. Горжусь ли я этим? Нет. Я должен был их спасти: отца – потому, что он мой отец, а дядьку – потому что я понимал, что им движет, но, как бы он не ненавидел моего отца, считая его виновным в смерти матери, права его убить он не имел.

Моя мама умерла молодой. Она сделала свой выбор, не мне её судить, я могу только хранить в своём сердце любовь к ней и благодарность за всё, что она сделала. А ещё в моем сердце навсегда поселилось раскаяние за те резкие или беспечные слова, что я ей говорил и за которые не успел попросить прощения.

Особенно горько мне за ссору, которая произошла накануне её смерти, вечером. Я подрабатывал тем, что ловил рыбу и продавал её. Иногда я одалживал маме деньги. В тот вечер я в очередной раз потребовал, чтобы она отдала мне долг. Мама сказала, что ничего мне не должна и что деньги потрачены на семью. Я вспылил, прямо взорвался, до сих пор не понимаю, что на меня нашло. Столько гнева, столько злости вылилось из меня в тот короткий миг. Я выкрикнул: «Да подавись ты этими деньгами».

Я не знаю, как передать то сожаление и стыд, который я испытываю каждый раз, когда вспоминаю об этом, но сказанного не воротишь. Повисла гробовая тишина. В тот вечер мы больше не разговаривали. Ночью я долго каялся и стыдил себя, хотел подойти и извинится. Но не знал, с чего начать, в итоге я решил извиниться утром. Извиниться я не успел. Мамы не стало.

Я живу с этими не состоявшимися извинениями уже сорок лет. Мне очень жаль, что нельзя вернуться в тот вечер и не ссорится с мамой совсем. Но, к сожалению, это не возможно. Мои сказанные в пылу ссоры и по глупости слова моментально материализовались. Да, меня мучает мысль, что чаша маминого терпения переполнилась в тот вечер и именно из-за меня.

Раньше, по православному обычаю, прощаться с ушедшими из жизни было принято дома. Я с детства боялся покойников, но думал, что маму бояться не буду, ведь она моя мама. Всё вышло по-другому. Мне было очень страшно находится с ней, мертвой, в одном доме. На кладбище я тоже не хотел ехать, но в итоге поехал. Единственное, что я помню из всего этого – это духовой оркестр, который играет похоронный марш на кладбище, и то, что я плакал не переставая. Ощущение отсутствия мамы пришло не сразу – с годами. Рано она ушла. У внуков никогда не было бабушки по нашей линии, у моей жены не было свекрови.

Хочу пожелать каждому, читающему эту книгу, – идите по жизни с миром! Лучше вовремя замолчать, не сказав чего-то, чем потом всю жизнь мучиться или без конца извиняться. Я мучаюсь и прошу прощения у своей мамы через Бога. Теперь это всё, что я могу для неё сделать.