Промахи и победы

Глава 8-3. Отец.

С отцом нас связывали непростые, но очень крепкие отношения. Бывало по-разному, но я всегда продолжал его чувствовать именно как отца, как пример. Да, я не согласен с некоторыми его поступками, есть пара моментов, которые я никогда не приму, но, в целом, он навсегда останется со мной, потому что я – его плоть и кровь.

Рассказывая в этой книге о своей жизни и жизни моих родителей, я предельно откровенен, потому что хочу дать пищу для ума читающего, возможно, предостеречь от каких-то ошибок, в общем, принести пользу.

Мой отец, так же как и мать, родился в простой «рабоче-крестьянской» семье. Детей было семеро, но до подросткового возраста дожило шестеро. С отцом он прожил в семье до двенадцати лет, потом была война, потом развод родителей, а потом – отчим и брат от него. При этом братья всегда заботились друг о друге и различий по отцам не делали.

Про своё детство отец рассказывал много. Это были истории о нём и его братьях, а так же о том, как тяжело им приходилось и как они голодали. Так, однажды его сродный брат, будучи мальчишкой сообразительным, сколотил ватагу из нескольких пацанов, человек семь или восемь, они скинулись поровну деньгами, чтобы купить пельменей, и набрали всего двадцать восемь копеек. Двадцать восемь копеек – цена одной порции пельменей, но, когда они шли в пельменную, то не знали об этом. Каждый хотел покушать вкусных пельменей. Брат отца зашёл внутрь и подал деньги, через какое-то время вынесли пельмени. Оказалось, что в одной порции – восемь штук, получалось, что на каждого голодного сорванца приходилось по одному пельменю. И не наесться, и не попробовать толком.

Дерзкое решение проблемы подсказал голод. Брат отца снял шапку, вывалил туда пельмени и бросился бежать от своих товарищей. Улепётывая от погони, он запихивал пельмени в рот и на ходу съедал, а когда проглотил последний, остановился и объявил: «Пельменей нету!» Досталось ему тут, конечно, мама не горюй. Зато наелся.

Не знаю, отдавал он потом пацанам долг или нет, но вот так у него получилось разжиться пельмешками. На что только ни пойдёшь, когда есть нечего, а жить-то охота. Свой урок из той ситуации он, конечно, извлёк. Дядька здорово помог мне с жильём и работой в годы моего студенчества.

Когда отец повзрослел, то пошёл в армию. Сейчас служба в армии рассматривается как какое-то наказание или потеря времени, хотя, по-моему, это не так. В то время это было реальной возможностью быть сытым и одетым. Так мой отец ушёл в армию, и его направили в Польшу.

Прежде чем продолжить свой рассказ, я хочу сделать небольшое отступление. Мой отец учился в вечерней школе, высшее образование он не получил, но при этом был крайне начитанным человеком. Читал он много, при каждой удобной возможности, в основном классическую литературу, и был очень грамотным. У меня есть догадка, что чтение под одеялом с фонариком повлияло на его зрение в худшую сторону, но это только мои мысли. Мне очень нравилось в детстве, что папа знал ответ на любой вопрос. К своему стыду признаю, что я сейчас своим детям не все могу объяснить и, порой, когда спрашивают что-то, мне неизвестное, теряюсь. Приятным бонусом отцовской начитанности было то, что на отдыхе при знакомстве с девушками он легко сходил за инженера или технолога, про то, что он работает токарем, отец скромно умалчивал.

В Польше отец был простым рядовым и служил как все до того момента, пока его не попросили написать или рапорт, или письмо. Тут-то и выяснилось, что у него отличный почерк и безошибочное письмо. Ценные качества с учётом отсутствия компьютера, который может исправить ошибки или напечатать разборчивый текст. Его перевели в писари. Место хорошее, сытное. Служба идёт без лишних движений, но отец заскучал. Вот, что он рассказывал об этом: «Сидишь и пишешь, пишешь, пишешь. Уже даже и зажирел от такой службы, и надоела она – приехал-то сюда ради того, чтобы физически совершенствоваться». Несмотря на несколько поданных рапортов о возвращении в роту, его не переводили, потому что считали хорошим специалистом, и тогда он специально стал допускать ошибки. После нескольких таких огрехов его, конечно, перевели назад в роту. Снова став простым солдатом, он стал активно заниматься спортом. Потом ему поручили работу в солдатской лавке – это было замечательно: у него всегда были деньги, и он часто ходил в увольнения. В общем, жилось ему безбедно, и служба текла нормально. Всего он отслужил около четырёх лет.

Во время службы отец отправлял домой посылки, чтобы поддержать мать и младших братьев, которые голодали. Фактически на него, как на самого старшего из братьев, легли обязанности главы семьи. Работа в лавке давала ему возможность приобретать отрезы ткани, консервы, продукты. Ближе к концу службы отец отправил ещё несколько особых посылок и в письме матери просил её не продавать то, что находилось внутри, надеясь по возвращении все продать и купить одежды. Наконец, его демобилизовали. В поезде, по дороге домой, он решил перекусить и заметил, какими голодными глазами смотрят на него попутчики, то ли цыгане, то ли молдаване. Тогда он решил отдать им свой кусок сала. Поел сам, а остаток отдал, они, конечно, были очень рады и от души его благодарили. Ведь больше килограмма было. А дома оказалось, что последних посылок уже нет, все было съедено или продано, не осталось вообще ничего – царил жуткий голод. И не столько было отцу жалко посылок, сколько легкомысленно отданного сала. Смотря в голодные глаза братьев, он сожалел: «Вот бы им сейчас этого сала».

Голод и нужда – вот два главных лейтмотива детства моего отца и моего собственного. Эти отвратительные чувства мешали наслаждаться прекрасной порой юности, они же наложили отпечаток на характер, сделав его твёрже и не сговорчивее. Хотя, если всё сложить, то получится, что они же заставляли искать пути решения, выхода из этой ситуации – закладывали основы предпринимательства и справедливости по отношению к окружающим, к тем, кто тоже страдает.

Однажды отец рассказал мне поучительную историю о честности. Как-то раз он пошёл с ребятами на рыбалку, но рыбы поймали немного, и ухи они наварили с гулькин нос. Все ели из одного котелка, а один парень, видя, что ему этим не наесться, взял и плюнул в общий котелок. Все, естественно, тут же от еды отказались, и тот все доел. А по дороге домой приятели, в отместку, сбросили его с высокого моста в воду. Позже у этого мужика родился такой же никудышный сын, не гнушавшийся воровством и поборами, говорят, и убили его потом за это. Этот случай показывает: всё формируется в детстве, родители, подающие дурной пример своим детям, обрекают своих чад на худшую жизнь.

Был ещё один случай. Поехали отец с другом на рыбалку, а отлов рыбы тогда был под запретом, но на это не смотрели, так как умирать с голоду никто не хотел. Наловили они рыбы, и улов оказался настолько большим, что люлька мотоцикла просела под тяжестью груза. Возвращались домой уже под утро, в четыре часа, было темно – хоть глаз выколи, а фара дорогу не освещала, так как сместилась вследствие перегруза. Дорога была плохая, да ещё и ремонтники, как водится у нас, оставили на дороге яму без ограждения, и отец с товарищем из-за этого слетели в канаву. Отделались лёгким испугом и тяжёлым трудом: пока вытащили на дорогу мотоцикл, пока собирали разбросанную рыбу, пока всё закрыли – устали, да и светать начало. Приехали они уже по свету, рисковали сильно, но надо было кормить семью, поэтому оно того стоило.

Их обоих одолела жажда. Отец сказал приятелю, что у него была бутылка сухого вина, он её распечатал и предложил другу отпить первому. Тот сразу почти все выпил, оставив на донышке грамм пятьдесят, и отцу ничего не оставалось, как молча допить. В первую очередь отец подумал о друге, а тот о нем не думал, так часто бывает. И мне он рассказывал эту историю, видимо, для того, чтобы я так не поступил. Я не осуждаю того человека, людям свойственно ошибаться, надо только учитывать свои промахи и стремиться их не повторять.

Отец воспитывал меня не только поучительными историями, но и делом. Он приучал меня к труду и заложил во мне основы предпринимательства. Так, он учил меня зарабатывать на том, что ему нравилось больше всего – охоте и рыбалке. Обращаться с деньгами так же научил меня отец.

Если я провинился по какому-то поводу, наказание было неизбежно. Маленьким меня садили на стульчик и так меня обездвиживали. Когда я подрос, наказания стали серьёзней. Меня закрывали дома и не позволяли выходить на улицу. Вскоре я научился вылазить в окно со второго этажа, и я гулял, пока родители были на работе. Не попадался ни разу.

Одним из наиболее ярких впечатлений моего детства были поездки на природу. Отец баловал нас, как мог, и одной из таких радостей были поездки на Ченчерь. Ченчерь – это старица в сорока пяти километров от нашего города. В то время поездки за рубеж были невозможны, а привилегированные члены общества выбирались семьями на Черноморское побережье. Мы такую поездку себе позволить не могли.

Хотя я хочу сказать, что отец не сидел сложа руки. Он работал на заводе и, в свободное время занимался охотой и рыбалкой. Это приносило ощутимый доход. Но достаточного количества денег всё равно не было. Я хорошо помню, как мы ходили смотреть телевизор к соседям. Позже мы брали телевизор, холодильник и пылесос в прокат. Это всё было роскошью. Не каждая семья могла похвастать этими, сейчас, казалось бы, совсем обыденными вещами. У нас был мотоцикл с боковым прицепом, прицеп для лодки и палатки для проживания на природе. О котелках, топорах и удочках я не говорю – всё это было. Отец всё загружал в имеющийся подвижной состав. Мы с сестрой садились в боковой прицеп. Нас накрывали лодкой. И была инструкция: если остановят блюстители порядка – накрыться с головой и молчать. Папа и мама сидели на самом мотоцикле. И вот так, со скоростью сорок, сорок пять километров в час, мы двигались к месту отдыха. Иногда отец делал два рейса, это когда мы подросли и у нас появились собаки.

Я вспоминаю это как великолепное время. Мы приезжали на место и разбивали лагерь. Отец рыл яму, которая была у нас вместо холодильника, ставил палатку для нас и шалаш для собак. Делал мостки, для выхода на чистую воду и для рыбалки на удочку. Мама брала постельное бельё, подушки и одеяла. Кровать делали из соломы или сена. Впоследствии брали с собой пуховые перины. Основательно обустраивали свой быт, так как жили мы там по неделе, а то и по две.

Дел у нас хватало: мы собирали ягоды, хворост для костра, рыбачили и просто отдыхали. Да, рыбачили мы много, и рыба у нас была разная. Особенно мы любили линей – очень жирную и вкусную рыбу. Отец делал рези, это такие проходы в водорослях, рядом с берегом. В них мы ставили короткие сети. Лини не выходили на открытую воду, а передвигались в водорослях. В эти сети много ловилось рыбы. На удочку мы ловили чебаков, за час можно было целое ведро надёргать. Вода в этой старице была чистейшая. В глубину метра два были видны водоросли и плавающие рыбы.

Каждый вечер мы ездили в деревню пить парное молоко, а ночью слушали пение соловья, который жил недалеко от нашего лагеря. Было очень хорошо сидеть вечером у костра, хотя иногда комары и оводы сильно кусались. Мы мазались мазью от комаров, и было терпимо. Я всегда удивлялся, что папа может терпеть укусы. Он говорил: «Стоит один раз перетерпеть – и потом не больно, а потом они и не кусают». Я помню, как на нем сидели комары, красные от выпитой крови, а он не реагировал. Я так не мог.

Эти поездки были волшебным временем. Когда мы уезжали, я всегда собирал вещи с неохотой и огромным желанием вернуться сюда снова.

После смерти матери отец женился ещё раз, позже развёлся и до самого конца жил один, однако женским вниманием обделён не был. Чем старше он становился, тем моложе были его любовницы. Некоторых людей, в том числе и меня, это наводило на мысль о том, что отец им приплачивает. Я как-то не выдержал и спросил его об этом напрямую. Он ответил: «Женщины любят ушами, это мы, мужчины – глазами. Банан, шоколадка, доброе слово – больше ничего и не надо. А молодёжь напьётся пива – и герои». Вот такие дела, которые имели для него фатальные последствия. Молодые любовницы навели на мысль о деньгах не только меня. Нашлись люди, которые посчитали, что отец хранит крупные суммы дома, чтобы они всегда были под рукой на случай «побаловать» любовницу.

4 августа 2000 года мне позвонили и попросили приехать на квартиру отца, так как был найден мёртвым. Приехав, я увидел отца, лежащим лицом вниз на стуле – он действительно был мёртв. Позже выяснилось, что его хотели ограбить и, на эти деньги, создать вооружённую банду и заниматься вымогательством на дорогах. В то время этот «бизнес» у нас процветал. Денег дома не нашли, так как он хранил их в банке. Стали пытать. Душили в надежде, что отец испугается и выдаст, где прячет накопленное. Видимо не рассчитали силы – убили. Взяли, что могли – две тысячи рублей. Убийц было трое, но привлечь к ответственности удалось только одного.

Хорошо помню, что не держал обиды на душегубов. Будучи уже тогда верующим, я все отдал на волю Бога. Суд приговорил того человека к восемнадцати годам строгого режима, он отсидел всего четыре и умер от туберкулёза. Никакой радости или удовлетворения по этому поводу я не испытал.

Как бы то ни было, но отец, ценой собственной жизни, способствовал предотвращению преступных замыслов. И это было не последнее его доброе дело, совершенное посмертно.

Я попросил патологоанатомов дать заключение, сколько же отец мог еще прожить. Я должен был знать, сколько лет жизни у него отобрали. Почему я уверен в том, что отобрали? Да потому, что он всю жизнь поддерживал хорошую физическую форму, не курил, выпивал очень редко и всегда не больше рюмки, а с годами совсем отказался от алкоголя. Помню, как он говорил, что самый сильный кайф – только от первой рюмки, остальное – пьянство. Жаль, что я его не сразу услышал и понял.

Отец занимался траволечением: сам собирал травы, делал настойки, заваривал чаи. Много говорил об этом. Мы его не понимали и частенько подшучивали на эту тему, а, по факту, оказалось, что он был прав. Так, патологоанатом сообщил мне, что, не смотря на два перенесённых инфаркта (о которых никто, включая отца, не подозревал), он мог прожить ещё лет десять. Я спросил об остальных органах, и мне ответили: «Мы и у молодых таких не видели, глядя изнутри, вашему отцу не дашь больше тридцати лет». Ему шёл семьдесят второй год. И тогда я стал вспоминать уговоры отца пить травы, пользоваться пищевыми добавками. Выходит, ценой своей смерти он подтолкнул меня к здоровью.

Всё произошедшее натолкнуло меня на размышления о причине инфарктов отца. Конечно, могло быть всякое, но мне почему-то припомнилось, как мы дважды не общались с отцом по году. Инициатором был я. Всё это шло от моих обид и переживаний: я обвинял отца в недостаточной финансовой и моральной поддержке. Как пример, мне вспомнилось, что я не раз сталкивался с тем, что приходил к нему с просьбой выточить нужные мне детали, а он задерживал изготовление на неделю или две. Я психовал, потому что считал, что должен быть для отца в приоритете. Я бы и не соотнёс его инфаркты с нашими ссорами, если бы у меня сейчас не было схожих проблем. Только теперь участники конфликта – я и мои дети, и уже мне приходится искать пути решения. Как говорится: «За все наши горести, беды и муки нашим детям отомстят наши внуки». И я только сейчас прошу прощения у отца через Бога. А недавно сын Максим, после моего рассказа о дыхательных упражнениях, сказал: «Ты мне напоминаешь деда Юру». На что я ему ответил: «И ты такой же будешь». Мы оба засмеялись. Сейчас, по вечерам, стали ходить гулять – я, Максим и Женя. По целому часу!!!

Самое главное то, что мне и сейчас не хватает родителей, хотя я состоялся и у меня все хорошо. Проблемы есть у всех, и только родители всегда любят нас, но мы этого порой не замечаем. Любовь ведь – в нужном слове, в своевременном совете. Отец давал мне такие советы, которые всегда помогали, многие я не сразу понимал, а много позже, вот как сейчас – только после его смерти и то не сразу. Я очень хорошо помню, как мой отец брал моих детей, своих внуков, возил их в лес, там они отдыхали, ловили сусликов. Дети до сих пор это помнят и, с благодарностью, вспоминают о дедушке.

Вот такими были мои мать и отец, но мой рассказ не был бы полным без воспоминаний моей сестры, и я приведу их ниже. Её текст изложен без редактуры и дополнений, для того, чтобы картина была полной.