— Не смей! Ты не должен сдаваться! Быстрее бежим! — отчаянно крикнула Сеня. Она попыталась приподнять сундучок, но он был слишком тяжел для нее.
— Не беспокойся, Колечка, это моя забота! — прогнусавил домовой, легко, как пушинку, подхватил сундучок и взвился с ним в воздух, тотчас утратив свой зримый облик. — Спокуха, ребят, прорвемся! — так, кажется, говаривает твой дедушка? — послышался сверху его бодрый голос. — Лапекак за работу! Отвлеки-ка, дружок, этих жухликов — больно много их понаехало…
Лапекак тенью метнулся к обрыву, возле которого толпились бандиты. Все они были вооружены, но открыть пальбу поблизости от деревни без особой нужды не осмеливались… Кроме того, все они были в «полном прикиде» — то есть, говоря человеческим языком, дорого и модно одеты. И мараться в грязи, лезть в воду в ботинках, которые стоили по меньшей мере сто долларов, никто не решался. Тем более, они были уверены, что детки от них никуда не денутся…
— Бегите на дачу! Туда, где ваши папаши! — командовал домовой, раскачивая сундучок метрах в двух над водою ручья. — Мы их задержим, бегите! А сундук я в два счета за вами перенесу…
Сеня с Мамукой не стали долго раздумывать и последовали совету Проши дунули со всех ног! Поэтому о событиях, разыгравшихся возле деревни, узнали позже, когда все было кончено…
А случилось следующее… Лапекак ухитрился напустить повсюду густого туману — в один миг окрестности заволокло сизым клубящимся маревом. Завершив это важное дело, он растянулся в длину и превратился в узкий деревянный мосток, перекинутый с одного берега на другой. Этот мостик внезапно вынырнул перед бандитами из густой влажной дымки, и они ринулись на другой берег. Однако, едва ступили на узкий мосток, он сгинул, и все они оказались в воде! Пока, чертыхаясь и матерясь, выбирались на сушу, пока, сняв ботинки, выливали из них воду, ребята были уже далеко…
А когда вымокшие до нитки бандиты, кинулись по машинам, те… попросту не завелись. Моторы заглохли, и как ни старались, как ни ковыряли ключом в замке зажигания, все было тщетно… Лапекак поработал на славу!
В это время ребята со всех ног мчались к особняку с башенкой. Они не думали о том, что их ждет — не до того было… Им нужно было успеть отдать выкуп до того, как подоспеют бандиты, оставшиеся на берегу…
Конечно, и Мамука, и Сеня хорошо понимали, что план их поистине «детский» и, скорее всего, из этого ничего не выйдет: и клад отберут, и с ними разделаются — бандиты не в игрушки играли! Но ничего другого не оставалось, как попытаться. Все-таки Проша был с ними!
Сеня первой влетела в калитку — та была, по счастью, не заперта. Похоже, в стане бандитов царило смятение — возле дома сновали крутые охранники сурового вида — те, которых Сеня с Мамукой прежде не видели. Как видно, «музыкант» вызвал их из города на подмогу. Они то и дело переговаривались с кем-то по сотовым телефонам — у каждого в руке был черный компактный аппарат. Судя по выражению лиц, новости не сулили им ничего хорошего…
Мамука не заставил себя ждать — пыхтя и отдуваясь, влетел вслед за Сеней. Огляделся и понял — все кончено! Живыми им отсюда не выйти… И главное, попались как кур в ощип: ну, кто им мешал добежать до станции и прямиком в милицию! От деревни до станции было рукой подать!
Оба подбежали к крыльцу. Там, при входе стояли двое охранников. Заметив ребят, они кривенько нехорошо ухмыльнулись и… разинули рты, когда буквально из воздуха наземь брякнулся сундучок. Прямо им под ноги!
— Вот! Это вашему… как его там… начальству! — с ходу выпалила Сеня. — Отдайте ему! Это то, что он ищет. Впустите нас… и верните нам наших пап!
Бандиты посторонились, пропуская их внутрь, один из них подхватил сундучок и с трудом потащил его в дом.
Они прошли через прихожую и свернули направо — в гостиную, где возле пылающего камина сидел в резном кресле красного дерева «музыкант» по кличке Ефим. Сеня с Мамукой стояли, озираясь по сторонам, — где же родители? Они так надеялись, что их отцы живы… Но ни Нукзара, ни Николая Константиновича в комнате не было.
Ефим вскочил с кресла при виде охранника, тащившего сундучок. Жилы на шее у него напряглись, от волнения он так стиснул свои тонкие пальцы, что костяшки их побелели.
— Открывай! — коротко бросил он своему человеку, даже не взглянув на детей, как будто их тут и не было…
Когда крышка откинулась, и невесомый утренний свет, лившийся в раскрытые окна, заиграл на золоте и драгоценностях, лицо Ефима исказила странная гримаса, вроде судороги. Он присел на корточки и погрузил свои пальцы в груду вожделенных сокровищ. Лица двух бандитов, стоявших подле него, покраснели и вытянулись. Один даже привстал на цыпочки, пытаясь получше рассмотреть сокровища через плечо своего господина.
Прошло не меньше пяти минут пока длилась эта немая сцена. Наконец, Ефим с трудом оторвался от зрелища, полностью его поглотившего, и взглянул на ребят. Глаза его светились нездоровым блеском.
— А вы хитрецы! Надо же… опоили охрану! И откуда только травку достали? Может, вы втихаря покуриваете, а? Анашой балуетесь? Так это мы запросто — сейчас я вас угощу — чем не порадовать дорогих гостей?!
Он кивнул одному из охранников, тот исчез и вернулся, неся на вытянутой руке портсигар с папиросами.
— Ну, давай, налетай, закуривай! Кто самый смелый?! — Ефим поднялся, взял портсигар и достал из кармана брюк золотую зажигалку «Данхилл». Парень, как тебя там? Бери!
— Я не курю, — хмуро буркнул Мамука, не глядя на своего врага.
— Ай-яй-яй! Он не курит! Сопля! — процедил Ефим, окидывая мальчишку презрительным взглядом. — И папаша твой тоже сопляк. Вы что-то взяли отсюда! — он резко сменил интонацию и, шагнув к Мамуке, сгреб его за шиворот. — А ну, отвечай! Быстро! Что вы взяли!
— Не трогайте его! — тоненьким голоском пискнула Сеня. — Он ничего не брал. И я тоже… Там был только крест, обыкновенный деревянный крестик. Он упал в воду и… уплыл. Да, уплыл по воде, — тут нервы окончательно сдали, девчонка без сил сползла на пол и разрыдалась.
Ефим при этих её словах сразу как-то обмяк и упал в кресло.
— Крестик, говоришь? Уплыл? Ладно… — он слабо махнул рукой. — Ребята мои разберутся.
Он обернулся к одному из своих головорезов и кивнул ему: тот тотчас вышел. А Ефим взял свой сотовый, набрал номер и отдал какое-то короткое приказание — от волнения дети почти ничего уж не слышали и не соображали.
— Что-то люди мои не едут, а ведь это они должны были вас доставить. И как вам удалось выкрутиться, ума не приложу… То, что вы из пустого дома исчезли, мы обнаружили очень быстро. Мои люди за это наказаны… Уж другие успели с фотографиями в город сгонять, уж ясновидящий наш подробнейшим образом описал место, где спрятан клад… уж и нету его теперь на этом свете… вот ведь как!
На крыльце послышались решительные шаги — и в комнату, бухая армейскими ботинками на толстой подошве, вошел один из тех, кого Сеня с Мамукой заметили во дворе — он разговаривал по сотовому телефону. На шее у него виднелся глубокий косой шрам и он едва заметно прихрамывал. Видно, этот со шрамом был правой рукой Ефима.
— Ефим… плохие новости. Надо быстро сматываться!
— У меня не может быть плохих новостей. Разве ты не видишь, какие у меня новости? — «музыкант» кивнул на груду сокровищ. — Разве что-то может иметь в мире смысл… по сравнению с этим? — он взглянул на своего человека — взгляд его был дик и безумен. Похоже, он теперь не вполне владел собой вид бесценной находки подействовал на него не хуже наркотика…
— Как знаешь. Мое дело — предупредить… У тебя пять минут, после сматываемся.
Быстро, по-деловому сообщив это, человек со шрамом ушел.
«Музыкант» принялся внимательно изучать свои руки. Но взгляд его то и дело возвращался к раскрытому сундучку. Сокровища будто околдовали его, он не мог от них оторваться и буквально пожирал взглядом…
На крыльце послышались шаги — топот ног. И в комнату втолкнули связанных пленников — Нукзара и Сениного папу. Рты у них были заклеены широкой клейкой лентой. На лице Нукзара виднелись следы побоев. Николай Константинович, судя по всему, полегче отделался, но был страшно бледен и слаб — как видно, им вкололи какое-то усыпляющее средство — наркотик или ещё что, чтобы вели себя тихо.
Дети кинулись к своим отцам, прижались к ним, маленькие, дрожащие… А те не могли их даже обнять — руки-то были связаны.
— Ну вот и все! — негромко изрек Ефим. — Финита… Кончен бал! Эй, а где этот хмырь, который мне чуть всю кашу не испортил?
— Он ещё не очухался, — сообщил один из бандитов. — Рыпался много. Вот и пришлось успокоить.
— Приведите, — бросил Ефим. — Хочу собрать всю компанию. Пускай хоть на прощанье на золото полюбуются. А то как-то нехорошо: старались, работали, а результата даже одним глазком не увидят!
Сеня, прижавшаяся к папиным ногам, уже ничего не соображала. В голове мелькали обрывки слов, мыслей… В этом полубреду она осознавала только два слова, которые про себя повторяла: «Господи, помоги!»
Привели Валета. Он на ногах не стоял — его поддерживали под руки двое бандитов. Все лицо превратилось в кровавое месиво — страшно было смотреть…
— Ну вот, вся компания в сборе. Любуйтесь! Полюбовались? Вот и чудненько! — он взглянул на детей, приникших к своим отцам. — Да, несмышленышей жалко! Но это будет хороший урок всем, кто вздумает играть со мной не по правилам. Поверьте, я говорю с вами искренне — я совсем не палач! Мне не нужно… все это, — он пожал плечами. — Но таковы правила. Каждый свою игру выбирает. Вы сделали выбор, ввязались в это и теперь… он недоговорил. — У нашей игры очень жесткие правила. Так что, вы уж меня извините — не я их придумал. Ставки в ней высоки, — он кивнул на раскрытый сундучок. — Кто не рискует — тот не пьет шампанского! А вы захотели рискнуть… и проиграли. Силенки у вас не те. Я не о физической силе говорю… Я говорю о силе воли, ума, мысли — без неё нет мужчины! У меня она есть. — Он обвел широким жестом своих людей, застывших в ожидании его приказаний, и сокровища, тускло отсвечивающие под солнцем. — Это называется власть! А, кроме нее, мужику ничего не надо!
— Врешь, гад! — гулко, как в бочку вдруг бухнул Мамука. — Ты не мужик, ты — дерьмо! Потому что все покупаешь. У тебя нет ничего настоящего, того, что не купишь. И ты сам, слышишь, сам это знаешь!
— Молодец, Мамука! — вдруг прорезался тоненький Сенин голос. — Ты настоящий мужчина! И я бы… я бы влюбилась в тебя! Потому что, у тебя есть душа, а её невозможно купить! И этот жухлик, — она с презреньем кивнула в сторону «музыканта» — он же мертвый! Ты только погляди на него… у него глаза… — голос её зазвенел и сорвался…
— Мертвый, говоришь? — улыбаясь, переспросил Ефим. — Не надо было тебе меня злить. Может, я бы ещё передумал — мочить вас или так отпустить… Но теперь умываю руки. Сами напросились!
Он кивнул своим людям. Те быстро подхватили детей, их отцов и полуживого Валета…
— Только не здесь… Увезите их куда-нибудь подальше. В лес, в тундру, к черту на рога! — бросил вслед уходящим Ефим. Его длинные пальцы дрожали, в глазах полыхал огонь, казалось, ярость и ненависть сейчас разорвут его изнутри — ненависть к тем, кто в мире, отравленном страхом и злобой, ещё думает о душе…