Прости за любовь

Телефон, лежащий на тумбочке, вибрирует, извещая о том, что приехало такси.

— Я пошла, — поворачиваюсь к Филе.

— Давай! — крепко меня обнимает и наверняка чувствует, что я буквально дрожу всем телом. — Успокойся. Он будет рад тебя видеть, несмотря ни на что. Поняла?

Киваю.

— Закрывайся.

Прощаюсь. Выхожу за дверь.

— С Богом! — произносит она тихо.

Быстро спускаюсь по ступенькам.

Один пролёт.

Второй.

Третий…

Вылетаю из подъезда в ночь.

На улице хорошо. Тёплый воздух. Небо чистое. Усыпано звёздами.

Громкая молодёжь, занявшая лавочку, затыкается. Подумали, видимо, что кто-то решил возмутиться по поводу того, что они шумят и орут в столь поздний час.

Парни и жующая жвачку девушка внимательно меня разглядывают.

— Э, а с соседями поздороваться? — предъявляет мне кто-то из их компании.

Молча прохожу мимо. Связываться с нетрезвыми людьми — себе дороже. Как говорит бабушка Алиса: «Ты им слово, они тебе десять. Не отделаешься потом».

— Язык проглотила, что ли?

— Важная такая! ЧСВ зашкаливает?

— По ходу, — подключаются к обсуждению моей персоны остальные.

— Ебабельная, — слышу краем уха и игнорировать подобное становится уже за гранью моих возможностей.

Останавливаюсь. Оборачиваюсь. Посылаю в сторону лавочки самый свой недобрый взгляд.

— Она явно не заценила твой комплимент, братан.

— Приберегите подобные комплименты для своей подруги, — чеканю ледяным тоном.

— Посмотрите на неё! Оскорбилась!

Ржут.

— Она чурка? — пренебрежительно интересуется размалёванная девчонка с жвачкой во рту.

— Ты чурка? — переадресовывается мне её вопрос.

— Учёные говорят, что алкоголь безвозвратно убивает клетки мозга. Судя по тебе и твоим друзьям, это действительно так.

Продолжаю путь до машины.

— Чё-чё она прошелестела? Тупыми нас назвала?

— Типа да.

Кроют меня матом, вовсю используя нецензурные эпитеты.

— Здравствуйте, — забираюсь в ожидающее меня такси.

— Китай-город? — спрашивает мужчина.

— Да. Причал.

Отъезжаем от дома Филатовой. В какой-то момент кажется, будто слышу её голос. Видимо, на нервной почве мерещится всякое.

— Не дует? Прикрыть окно? — интересуется моими пожеланиями водитель.

— Нет, пусть.

Свежий воздух мне сейчас не помешает. Нужно прийти в себя. Успокоиться. Поймать каким-то образом дзен.

Я же кремень? Кремень.

Зажмурившись, пытаюсь предугадать исход этой встречи.

Сможем поговорить? Выслушает ли? Даст объясниться?

Боюсь даже предполагать, но уже как будет, так будет. Обратного хода нет.

Открываю глаза. Смотрю в окно. Вспоминаю эфир. Реакцию Марселя.

Он был явно удивлён и растерян. Похоже, уже и не ждал того дня, в который вдруг услышит мой голос.

Разозлился, когда первый шок прошёл. Насколько сильно, пока не представляю. Боюсь.

«Слушай, а если это не он? Вдруг это Илона?»

А знаете, тоже было бы неплохо. У меня к ней накопилась масса вопросов. Когда-то мы были подругами, но я почему-то даже не подозревала о том, что у неё есть чувства к Кучерявому. Вебер никогда не говорила об этом.

Тщательно скрывала личное под семью замками?

Понимала, что из-за его симпатии ко мне у неё нет шансов?

Или же просто ждала удобного момента, зная, что впереди у меня свадьба и отъезд. Вполне возможно, что так.

Часть меня активно продвигает эту версию, выставляя Илону не в лучшем свете с моральной точки зрения. Другая склоняется к тому, что обвинять её, в принципе, неправильно. По сути, Вебер никогда не вмешивалась в наши с Марселем взаимоотношения и вроде как всегда искренне сопереживала тому, что происходило.

Притворялась?

Скрывалась под маской нашей общей подруги?

Тайно в душе меня ненавидела?

Понятно, что ничего непонятно. Кроме того, что Илона, чёрт возьми, действительно на своём месте. Заслужила и выстрадала. Я бы так это назвала. Нельзя отрицать тот факт, что она была рядом с Ним в самый трудный период его жизни.

А я нет. Пожалуй, этим всё сказано.

— Салют неспящим! Два ноль-ноль в Москве, — вещает радио.

Два ночи, Господи!

Вижу, что мы почти приехали. Начинаю дышать чаще и волноваться сильнее. Лютый мандраж испытываю! Успокоиться так и не вышло.

В висках ритмично стучит. Это сердце перекачивает кровь в усиленном режиме. Бьётся, глупое, надрывно под рёбрами, намереваясь окончательно свести меня с ума.

Ладони потеют.

Вытянув одну из них перед собой, наблюдаю за тем как трясутся пальцы.

Кошмар. Фиаско.

— Приехали, — звучит, будто приговор.

— Спасибо.

— Хорошего вечера.

Буркнув «угу», выбираюсь из машины и чувствую себя в данный момент улиткой, лишившейся своего панциря.

На негнущихся ногах иду по направлению к причалу.

«Соберись, Тата! Ты кремень. Кремень!» — повторяю про себя упрямо.

Засовываю руки в карманы джинсовки. Мне холодно. То ли от того, что вода близко, то ли это издержки моего состояния.

Телефон!

Ощупываю вышеупомянутые карманы и не нахожу его там!

Осознаю только сейчас. Забыла! Оставила на тумбочке в прихожей. Вот ведь идиотка!

Как обратно добираться буду? Что если всё это — нелепый розыгрыш?

Не по себе становится.

Поднимаю голову.

Осматриваю набережную.

Никого.

Никого!

Ни души!

Я слишком долго ехала? Или со мной в принципе не собирались здесь встречаться?

Терзаемая сомнениями, подхожу к бетонному ограждению. Растерянно оглядевшись по сторонам, задерживаю взгляд на горящей огнями высотке Котельнической Набережной. Опускаю взор на чёрную гладь воды.

Вздыхаю.

Время позднее. Тут на причале нет ни людей, ни водного транспорта.

Наверное, всё же это была чья-то злая шутка.

Так я думаю до тех пор, пока не хлопает дверца автомобиля.

Напрягаюсь вся, когда слышу звук неспешно приближающихся шагов.

Не двигаюсь.

Дыхание учащается по новой.

В солнечном сплетении что-то сжимается.

В горле пересыхает. Сглатываю.

Рядом со мной кто-то останавливается. Сперва этот кто-то держится чуть позади. Словно намеренно. Наблюдает.

Щёлкает зажигалка.

Несколько секунд тишины.

Ещё пара шагов — и вот человек оказывается слева от меня.

Ещё не вижу его, однако нутром ощущаю.

Все мои чувства разом обостряются. Что-то невообразимое внутри происходит. Шквал одуряюще-пугающих эмоций испытываю.

Краем глаза замечаю горящий кончик дымящейся сигареты.

Тяну время. Не сразу решаюсь поднять взгляд, но в какой-то момент всё же заставляю себя это сделать.

Вдох-выдох-вдох…

Передо мной до боли знакомый профиль.

Не моргаю. Не дышу.

Мир разбивается на тысячи ранящих меня осколков.

Он всё-таки пришёл.

Он здесь.

Я до последнего надеялась, но, клянусь, всё ещё не верю в то, что происходит.

Москва.

Ночь.

Причал.

Мы…

Марсель поворачивается и происходит самая настоящая катастрофа вселенского масштаба.

В моём и без того измученном стрессом организме разом дают сбой все системы.

Я понимаю, что совершенно не была готова посмотреть в Его глаза. В эту секунду они так безнадёжно холодны, что этим холодом меня буквально физически обжигают.

Кожа горит и плавится.

В груди болит. Не вдохнуть, не выдохнуть.

Моргнуть не могу. Боюсь, что слёзы вниз по щекам покатятся.

Невероятно тяжело выдержать его взгляд: недобрый, пристальный, испытующий, испепеляющий.

Парень явно злится и вместе с тем… Как он смотрит! Жадно, изучающе, оценивающе. Это не передать никакими словами. Это можно лишь почувствовать.

Не знаю, с чем можно сравнить этот изматывающе долгий зрительный контакт. Я будто бы обнажена перед ним. Хотя, фигурально выражаясь, так и есть. Потому что теряюсь настолько, что не сразу вновь обретаю способность говорить и чётко выражать свои мысли.

— Привет, — выдыхаю тихо.

Молчит. Продолжает сверлить моё лицо тяжёлым, мрачным взором.

— Спасибо, что всё же пришёл.

Прищуривается. Подносит сигарету к губам. Затягивается. Выдыхает дым в сторону.

— Любопытства ради, — произносит ледяным тоном и по телу нестройными рядами бегут мурашки от его голоса.

Сглатываю. Зажимаю ладони в кулаки.

Как хорошо, что руки спрятаны в карманы куртки. Они так предательски дрожат…

— Главное, что ты здесь.

Наблюдаю за подплывающим к причалу теплоходом. Видимо, люди возвращаются с ночной экскурсии-прогулки.

— Для чего устроила этот цирк со звонком на ток-шоу? — опираясь спиной о парапет, интересуется крайне недружелюбно.

— Мне нужно было как-то связаться с тобой.

— Другого способа не нашлось?

— Нет.

— Цель? — спрашивает равнодушно, переключив своё внимание на дорогу и проезжающие мимо нас авто.

— Хочу поговорить.

Воспользовавшись моментом, сама незаметно вблизи его рассматриваю.

Серьга в ухе. Тёмные завитушки волос спадают на лоб. Широкие, ровные брови. Длинные ресницы. Красивая, чёткая линия скул. Чувственный изгиб губ.

Зачем-то вспоминаю, как горячо они меня целовали, и тут же жар стыда приливает к щекам.

— Поговорить… — повторяет задумчиво. — И о чём же?

— О том, что случилось. Тогда, — отвечаю я осторожно.

Усмешка.

Поворот головы и опять этот взгляд: колючий, выворачивающий наизнанку.

— Не кажется, что опоздала с этим? Года на четыре, — бросает ядовито, снова прикладывая ко рту сигарету.

На причале становится шумно. Люди, вернувшиеся с ночной прогулки по Москве-реке, толпой движутся к дороге.

— Марсель… Для меня это важно.

— А для меня — уже нет, — припечатывает жёстко и моё сердце болезненно сжимается от этих слов. — Не понимаю, зачем ты просила о встрече, Джугели.

Сейчас он произносит мою фамилию с такой злостью, что не по себе становится.

— Как минимум, я должна была посмотреть тебе в глаза.

— Посмотрела? — стискивает челюсти.

Чёрт. Я, конечно, понимала, что нам будет крайне тяжело общаться, но точно не предполагала, что его настрой будет настолько агрессивным.

Передо мной стоит совершенно чужой человек. Я словно совсем его не знаю и это… Очень глубоко ранит меня.

— Можешь просто выслушать?

— Не горю желанием.

— Это не займёт много времени, — сердито поджимаю губы.

— Не во времени дело.

— Так ты выслушаешь или мне уйти?

Наш острый диалог прерывают какие-то девицы. Сперва они стояли неподалёку и активно что-то обсуждали. Теперь подошли ближе. Шепчутся, хихикают и толкаются как дуры. Судя по всему, не совсем трезвы.

— Я же говорила, что это он!

— Не может быть!

— Точно он! Вот у тебя зрение соколиное, Кать!

— Кхе-кхе. Извините, что вмешиваемся. Марсель, привет! Мы очень любим твои песни! Это правда ты?

Парень вскидывает руку в приветствии.

— Боже, он настоящий!

Закатываю глаза.

— Офигеть!

— Можно сфоткаться с тобой? — просит одна из них.

— Пожалуйста, — присоединяется вторая. — У меня сегодня день рождения.

— Можно, — кивает он устало.

— Девушка, щёлкните нас, а? — это уже ко мне обращаются.

— Конечно, — беру в руки телефон брюнетки. Она мне его чуть ли насильно впихивает.

Жду, пока они встанут рядом с бывшим одноклассником и примут выгодные, как им кажется, позы.

— Готовы? — настраиваю яркость.

— Да. Горизонтально и вертикально.

— Фотографирую, — предупреждаю, делая несколько снимков. Пусть позже сами выберут те, которые их устроят.

— Ой, и меня одну, можно? Девчонки, брысь! — быстро отгоняет подруг та, что посмелее.

— Кать, ну ты наглая!

Девчонка широко и пьяно улыбается, двигаясь поближе к Кучерявому.

— Готово.

— И портретную.

Хочется её послать, честное слово!

— Есть.

— Блин, спасибо! Какая удача!

Возвращаю телефон.

— Распишешься на память? Я нашла ручку и блокнот.

Они, вереща, обступают Абрамова. На этот раз, чтобы взять автограф.

Нет, ну какие приставучие!

— Вы с ребятами здорово выступили на концерте!

— Да! Очень круто!

— Стадиум. Мы там были! Ты отлично поёшь вживую! — активно атакуют его комплиментами. — Нам понравилось.

— Это радует, — отзывается он.

— Вот уж не ожидали встретить солиста любимой рок-группы здесь!

— Капец как я счастлива! После концерта к вам не подобраться!

— Передай привет Горькому! От Лизы из Нижневартовска. Передашь?

— Обязательно.

У меня голова начинает болеть от этой трескотни.

— Можно обнять тебя в честь дня рождения? Это будет самый лучший подарок в моей жизни!

— Ладно, всё. Оставьте парня в покое. Такси приехало, пошли, — рыжая фактически оттаскивает подругу от Марселя.

Ну хоть одна из них адекватная. Или, по крайней мере, относительно трезвая.

— А поехали с нами? — вдруг предлагает именинница. Моё присутствие, похоже, вообще её не смущает. — Мы в клуб, пить и веселиться.

На мгновение кажется, что Кучерявый согласится. Просто уедет с этими девицами, бросив меня тут одну. Вот это будет полный финиш!

— Спасибо за предложение, но меня человек ждёт, — отвечает он ей спокойно.

— Её тоже возьмём! — машет в мою сторону брюнетка.

Вспомнила, надо же!

— Речь не о ней.

— Катя, всё, идём! Извините, ради бога.

— А, кстати, кто это с ним, Лиз?

— Не знаю.

— Хм.

— Она не певица?

— Вроде нет.

— А кто?

Накидываю капюшон. На тот случай, если нас попытаются заснять.

Марсель, заметив это, вопросительно выгибает бровь.

— Не хочу стать объектом внимания жёлтой прессы, пополнив ряды твоих женщин, — объясняю свой поступок.

— Следишь за моей личной жизнью?

Опять этот издевательский тон.

— Нет, за своей, — отбиваю рикошетом. — Мне не нужны лишние вопросы.

Парень, усмехнувшись, кивает.

Пока шумная компания направляется к машине, я перевариваю его реплику, адресованную нетрезвой имениннице.

«Речь не о ней»

Разумеется, он не меня имел ввиду.

Наивная. Его, наверняка, дома ждёт Илона.

Так больно и неприятно от этой мысли становится. Ревность-кислота, впрыснутая в мою кровеносную систему, начинает медленно разъедать изнутри. Ровно также было на концерте, когда я увидела один из клипов.

— Я тоже пойду, — озвучиваю своё решение.

— А поговорить?

— Ты прав. Не выйдет у нас нормального диалога.

Просто пытка стоять вот так, напротив, но я, собрав волю в кулак, смотрю ему в глаза и каждую секунду провожу в борьбе с собой.

— Пиздец, Джугели, ты всё такая же любительница трахать мозги! — зло цедит сквозь зубы.

Никогда прежде он не выражался при мне матом.

Я не то, чтобы чересчур нежная в этом плане, просто режет слух. Непривычно.

— Иди. Останавливать не намерен, — даёт своё благословение.

— Я от тебя этого и не жду.

— Рад, что мы друг друга поняли.

Поджигает очередную сигарету пламенем зажигалки.

Смотрит на меня исподлобья, прожигая насквозь своими бесовскими глазами.

Я спрашивала, ненавидит ли он меня? Что ж. Думаю, ответ, вне всяких сомнений, положительный.

— Ты стал другим, — скрыть разочарование в голосе не удаётся.

И слёзы. Они неизбежно подступают. Подкатывают. Норовят выплеснуться наружу.

Нельзя плакать, Тата!

— Ты рассчитывала на тёплый приём?

— Я рассчитывала на взрослый разговор.

— При этом сама ведёшь себя как ребёнок, трусливо сбегая, — подчёркивает язвительно.

Поджимаю губы.

Упражняться в остроречии нет ни сил, ни желания. Я итак напрочь эмоционально выпотрошена.

— Если бы ты смог переступить через обиду и…

— Блядь… — выдыхает раздражённо и сердито. — Я перед тобой, Джугели! Не в своей постели. Здесь, посреди ночи. Считаешь, не переступил?

Крыть нечем. Моя очередь молчать. Если разобраться то да, он не обязан был приходить сюда.

— Короче, у тебя есть пять минут на то, чтобы передумать. Если, конечно, гордыня позволит.

Произносит эту странную фразу, выбрасывает окурок в урну и уходит.

Не понимая, о чём речь, в замешательстве провожаю взглядом его широкую спину.

Теплоход.

Именно к нему неспешной, уверенной походкой движется Абрамов.

Причал пустой. Ни души.

Когда пазлы складываются в единую картинку, на меня вновь обрушивается сумасшедшее волнение.

Он собирается прокатиться на нём в одиночку??? И… Позвал туда меня? Я верно его слова интерпретировала?

Боже!

«Ты рассчитывала на тёплый приём?»

«Я рассчитывала на взрослый разговор»

«При этом сама ведёшь себя как ребёнок, трусливо сбегая»

Пульс учащается. Слышу оглушительный стук сердца в ушах.

Нет.

Я туда ни ногой.

Ни за что.

Джугели, это очень-очень плохая идея. Уходи скорее отсюда.

Глава 17

Так и стою в полной растерянности, терзаемая сомнениями. Разрываемая ими на равные части!

Остаться?

Понимаю, как рискую. Ибо вообще нет представления о том, чем вся эта авантюра может кончиться, учитывая совершенно неспокойную атмосферу, царящую между нами.

Уйти?

Бросить бредовую затею и отказаться от намерения поговорить с ним?

Тогда зачем всё это? Для чего я здесь? Какой смысл был вообще приезжать?

«Ведёшь себя как ребёнок, трусливо сбегая»

Вовсе нет! Я просто… Немного иначе рисовала в своём воображении этот эпизод.

А его поведение. Оно ведь совершенно сбивает с толку. Эта версия Абрамова слишком похожа на ту, которую я уже видела в определённый период своей жизни. В тот самый период, когда мы перестали с ним общаться в школе.

Бросаю ещё один взгляд на теплоход, который внезапно оживает. Готовится к отплытию, видимо.

Чёрт…

Разозлившись, то ли на парня, то ли на себя, решительно направляюсь к причалу.

Как говорит Поля, лучше сделать и пожалеть, чем жалеть о том, чего не сделал.

Я точно пожалею о своём внезапном решении, но… Мои ноги уже ступают на судно, грозящееся отправиться в путь.

— Добрый вечер, — здоровается со мной бармен, протирающий бокалы за стойкой.

— Добрый.

Осматриваюсь.

Зал пуст, как и предполагалось.

— Он наверху, — любезно подсказывает парень.

— Ясно. А уборная?

— Прямо и налево. Под лестницей.

— Спасибо.

Шагаю в указанном направлении. Мне абсолютно точно нужно немного времени. Волнуюсь просто дико. Сердце не на месте.

Захожу. Закрываю дверь на шпингалет. Открываю кран и подставляю под воду вспотевшие, трясущиеся ладони.

В эту самую секунду судно начинает ход и я, пошатнувшись, опираюсь о стену.

С ума сойти. Ночь, а я на теплоходе с Абрамовым.

От одной только мысли становится дурно.

Смотрю на своё отражение, не моргая.

Ну и видок.

Бледная. Перепуганная. Потерянная.

Так не пойдёт. Мне категорически не нравится это состояние. Я привыкла всегда держать свои эмоции в узде. Под контролем.

Хотя, говоря по правде, рядом с Ним мне не всегда удавалось справиться с собой. Вот и сейчас, ей богу, мне будто снова семнадцать.

— Ну-ка соберись! Джугели ты или кто? — сердито обращаюсь к той, что в зеркале.

Закрываю глаза и пару-тройку минут глубоко дышу, соблюдая счёт и авторскую технику моего врача.

Всё.

Мне легче.

Гораздо легче.

Вытираю руки о бумажное полотенце. Нажимаю педальку. Выбрасываю бумагу в урну и отпираю замок.

Пора идти. Не то подумает ещё, что я от него прячусь.

Не дождётся!

Возвращаюсь к лестнице.

Осторожно поднимаюсь по высоким ступенькам и случайно по пути перехватываю взгляд бармена, наблюдающего за мной.

Смотрит он как-то странно. Чересчур внимательно и будто бы с излишним любопытством.

Нахмурившись, выхожу наверх. Здесь открытая палуба и движение теплохода ощущается иначе.

Перемещаюсь к носовой части судна. Собственно, там и застаю нашу рок-звезду. Он сидит полубоком в первом ряду, заняв сразу два места. И нет, Марсель не один. В компании стакана с жидкостью, напоминающей по цвету виски.

Прекрасно.

Опускаюсь на сиденье.

Встречаемся глазами.

— Тебе не предлагаю. Ты ж у нас типа за здоровый образ жизни.

— А ты, я смотрю, нет.

— По настроению.

— Куришь, пьёшь, ругаешься матом, — констатирую открывшиеся мне факты. — Издержки профессии?

— Для тебя это список смертных грехов? — выгибает бровь.

— Говорят, сигареты вредны для голоса.

— И?

— Филатова даже целую теорию выдвинула по поводу твоей хрипотцы. Говорит, это следствие табакокурения. Вроде как, дым воздействует на голосовые складки, являющиеся препятствием для его прохождения. При регулярном злоупотреблении слизистые оболочки ЛОР-органов, а также бронхи и легкие меняют свою структуру. Меняется и голос.

— Наша староста всё такая же зануда? — усмехнувшись, прикладывает стакан к губам.

— Полина — хорошая девушка. Денис очень зря её обидел.

— Слушай, Джугели, давай не будем лезть в чужое грязное бельё. Ты же тут не для этого?

— Мне за неё обидно.

— Сами разберутся. Накосячили оба.

Что бы это значило?

— Арендовал теплоход для ночного рандеву с самим собой?

Мимо стен Кремля проплываем.

— Люблю иногда проветрить голову.

— Должно быть, недешёвое удовольствие.

— Похрен. Жить надо сегодняшним днём, Джугели.

— И как? Получается? — вырывается из меня непроизвольно.

— Вполне. Давай, выкладывай, что сказать собиралась, — вот так запросто перескакивает с одной темы на другую. Ещё и продолжает жечь меня пристальным взглядом. К щеке будто раскалённый кирпич приложили.

— Поблагодарить тебя хотела… — вновь прячу ладони в карманы.

— За что?

— За то, что не позволил Горозии увезти меня из города. Кто знает, как сложилась бы моя судьба, если бы ты не воспрепятствовал этому.

Молчит.

— Мне искренне жаль, что ты попал в аварию…

— Так блядь сильно жаль, что за четыре года не нашлось времени позвонить.

— Ты мог бы… Не выражаться при мне, — цежу сквозь зубы.

— Раньше бы да.

— Что изменилось?

— Всё изменилось. Потерпишь, хватит недовольно морщить нос.

— Ты…

— Бесишь, Джугели, неимоверно бесишь! Не надо лгать, что тебе было жаль. Ты свинтила преспокойно в эту свою солнечную Барселону.

Сглатываю.

— Я не могла дать показания против Левана. Горозия-старший шантажировал меня компроматом на отца.

— Ты глухая или глупая? — бросает сердито. — Класть мне на леопардового и показания. Ты, сука, даже не пришла ко мне в больницу. Нормально считаешь?

— Что ты позволяешь себе?

— Это к слову.

— Будь любезен, используй другие слова!

— А не пошла бы ты…

Задохнувшись от возмущения, закрываю рот.

Ноу коментс.

Поговорили…

— На похороны тоже не явилась бы? — прилетает от него. — Благодарна, но не настолько, чтобы почтить своим присутствием, да? — добавляет ядовито.

— Перестань, — качаю головой, закусывая губу до боли.

Сердце, болезненно сжавшись, ударяется о рёбра. В глазах становится мутно.

— Мороженое хочешь?

— Что? — растерянно моргаю.

— Мороженое, — поднимает стеклянную креманку, взявшуюся невесть откуда.

— Издеваешься? — встаю со своего места и подхожу к перилам, устремив взгляд на водную гладь.

Невыносимый просто! Сперва про похороны говорит, потом в следующую секунду мороженое предлагает. Адекватный человек разве ведёт себя подобным образом?

— Если бы сдох на той трассе, Джугели…

Начинаю нервничать, ведь понимаю, что он стоит прямо за моей спиной.

Пульс учащается.

Замираю.

Нервно стискиваю пальцами металлический поручень.

Дышать боюсь. Боюсь шелохнуться.

По ощущениям даже волосы электризуются, когда чувствую, что он подходит ещё на шаг.

— Ты бы плакала? — спрашивает, наклонившись к моему уху.

Вибрации воздуха разгоняют по телу дрожь.

Вот передо мной красивая мужская рука, покрытая выпуклыми дорожками вен. Если вторая окажется справа, я попаду в ловушку.

— Перестань задавать идиотские вопросы!

— Я их себе каждый грёбаный день задавал, — зло чеканит по слогам.

— Я не могла… — сглатываю тугой, шершавый ком, вставший в горле. — Не могла, понимаешь?

На языке вертится причина, но я не стану её озвучивать.

— Сейчас на кой икс объявилась?

— Хочу попросить у тебя прощения. За всё, что произошло. Тебя не должна была коснуться та ситуация.

— Но она коснулась.

Нахожу в себе силы развернуться. Посмотреть ему в глаза. Они сейчас так близко… Прожигают насквозь.

— Прости за это. Ты не веришь, но мне действительно искренне жаль, что так получилось!

— Ну и на черта твоя жалость?

— Не делай из меня бессердечную дрянь. Мне пришлось бежать в другую страну, но я переживала за тебя, — упрямо пытаюсь до него достучаться.

— На расстоянии в три тысячи километров переживала? — прищуривается.

— Да.

Хмыкает.

— Как удобно.

— Ну извини, что не сидела у больничной постели сутками как Вебер! — не успеваю тормознуть следующую колкую реплику. — Вот уж кому точно было не плевать на тебя, верно?

— Верно. Всё познаётся в сравнении, Джугели, — произносит он ледяным тоном.

Растянув губы в улыбке, киваю.

Снаружи я вроде бы спокойна, но внутри… Внутри просто-напросто кипит-бурлит всё.

— Рада за вас, — фактически выжимаю из себя эту ложь.

— Не похоже.

— Сомневаться в моих словах не стоит.

Отчаянно стараюсь продемонстрировать показное равнодушие, но внутренний голос всё-же подбивает задать волнующий меня вопрос:

— Как Илона относится к твоим песням?

Думаю, нелегко слышать их отовсюду и понимать, что они не о тебе.

— Нормально относится, — цедит парень сквозь зубы.

— А к тому, что ты сейчас находишься со мной? — продолжаю провоцировать.

Зачем я это делаю?

Ох, не спрашивайте, пожалуйста.

— Можешь считать, что только благодаря ей я здесь, — огорошивает своим ответом.

— Даже так? — вскидываю бровь, не скрывая удивления.

Как это понимать???

— Может, и привет мне передавала?

Тормози, Тата! Хватит!

— Не передавала.

Цокаю языком.

— Какая досада! Дружили ведь в школе!

— Ты не умеешь.

Прищуриваюсь.

— Ни дружить, ни любить, Джугели.

Признаю, его слова цепляют и обижают меня. Не скрою, неприятно, когда говорят в лицо нечто подобное.

— Не дано тебе.

— Главное, что у вас получилось и то, и другое, — прохожу вперёд, намеренно задевая его плечом. — Правда не знаю, как она терпит твои походы налево. Просто Святая, не иначе!

— Тебя несёт. Не кажется?

— Ты прав. Это вообще не моё дело, — сажусь на сиденье и поджимаю коленки к груди. — Я просто представила себя на её месте. Мне было бы неприятно. Песни о другой, — подчёркиваю, — многочисленные связи с разными девушками и…

— Ты не на её месте, — перебивает жёстко, пресекая мои попытки порассуждать.

— Каждый на своём, разумеется, — киваю, соглашаясь. — Я лишь выразила своё мнение насчёт…

— С чего ты взяла, что оно меня интересует? — заводится с пол оборота по новой.

— Опять грубишь?

— Мир не вращается вокруг тебя, Джугели.

— Не вращается, но, как минимум, творчество твоей группы завязано на нашей с тобой истории, — имею наглость заметить.

— Истории? Так она типа всё-таки была? — опять достаёт чёртовы сигареты из кармана.

— Тебе виднее, — выдерживаю его тяжёлый взгляд и бью по больному. — Как никак, написал про это целых два альбома.

— Пришла потешить своё самолюбие? — щёлкает зажигалкой и тоже садится.

— Нет, — забираю креманку с подтаявшим мороженым. — Убедиться в том, что твоя жизнь наладилась.

— Убедилась?

— Я бы хотела, чтобы мы оба отпустили прошлое, понимаешь? Так нам будет легче.

— По-моему, ты без проблем отпустила это самое прошлое ещё четыре года назад.

Вздыхаю, качая головой.

— Знаю, тебе было очень тяжело в тот год, но поверь, и мне, имея груз вины на сердце, было непросто начинать всё заново. Это достаточно трудно, когда рядом никого нет, — откровенничаю, вспоминая первые месяцы жизни в Барселоне. — Я о близких людях, способных поддержать. Уверена, ты понимаешь, о чём я, ведь в самый сложный период твоей жизни возле тебя были родные и друзья, готовые подставить своё плечо.

— Это всё лирика. Объясни, почему просто не позвонила? Почему тупо исчезла?

— Ты серьёзно пострадал из-за меня тогда. Я не хотела больше тревожить тебя и твою семью. Конечно, со стороны мой отъезд в Испанию выглядел неправильно и некрасиво, но на тот момент это решение было единственно верным. Я поступила так по ряду причин. Можешь обвинять, злиться, ненавидеть. Заслужила, да.

— Противоречишь сама себе. Говоришь, что не хотела тревожить и вот — сидишь тут.

— Мне показалось, что настало время для серьёзного разговора. Мы взрослые и… Я думала, удастся построить диалог.

Не особо получилось…

Молчим какое-то время.

Марсель курит. Я смотрю на достопримечательности столицы, мимо которых проплывает теплоход, и съедаю на нервной почве мороженое.

— Слышал, ты попала в топ сто? — возобновляет беседу первым.

— Да. Завтра, точнее уже сегодня, я улетаю. Близится US Open. Мне нужно как следует подготовиться.

— С кем живёшь в Барселоне? — интересуется, как бы, между прочим.

— Пока одна.

— Пока…

Мои щёки резко вспыхивают, когда осознаю, что придётся объясняться.

— У меня есть молодой человек, — поясняю сдержанно и коротко.

Пусть будет в курсе. Да.

— Очередной выбор твоего папаши? — уточняет с издёвкой.

— Нет. Мы с Хавьером знаем друг друга много лет, он мой наставник, — сосредоточенно гипнотизирую металлическую ложечку. Только бы в сторону парня не смотреть. — А отец… Он сидит в тюрьме до сих пор.

— Ясно.

— София сказала, ты редко бываешь дома. Почему? Из-за работы?

— Нет желания туда возвращаться.

— Из-за аварии?

— Из-за тебя.

Поворачиваюсь к нему.

Марсель изучает ночное небо, закинув голову назад и раскинув руки.

— Лучше бы ты туда не приезжала.

— Жалеешь, что мы встретились?

— Да.

В районе солнечного сплетения жжёт.

Больно.

— Было ведь и хорошее, — отражаю упрямо.

— Ненавижу этот город.

— Не надо так. Там твоя семья. Она ждёт тебя.

— Со своей семьёй я как-нибудь сам разберусь.

— Не можешь да общаться нормально?!

— Пусть твой Хуан с тобой нормально общается.

— Его зовут Хавьер.

— Мне похуй.

Затягивается и медленно выдыхает дым вверх.

— С тобой невыносимо разговаривать! Ты стал непозволительно грубым!

— Я и был таким.

— Не был!

— Плохие новости. Ты меня дерьмово знала.

— Знала достаточно хорошо для того, чтобы сейчас в глаза бросились разительные перемены.

— Переживёшь.

— Когда судно возвращается к причалу? — спрашиваю сердито.

— Скоро будем у Киевского, — отвечает, даже не глядя на меня. — Выход там, — указывает жестом грубиян.

— Прекрасно, — забираю пустую креманку из под мороженого и шагаю к лестнице.

Внизу подожду.

Дай мне Боже сил и терпения!

Оставшийся отрезок времени провожу в зале.

Дважды ко мне подходит официант, но я воздерживаюсь от заказа, дав понять, что не в настроении.

Просто сижу и смотрю через стекло на ночную Москву, прокручивая в голове каждую колкую фразу, прозвучавшую в нашем разговоре.

Невероятно грустно оттого, что диалог не сложился. Как-то очень тяжело на душе.

Проходит минута за минутой. И чем дольше я сижу в пустом зале одна, тем острее осознаю тот факт, что между нами теперь гигантская пропасть. С этим ничего не поделать. Прошлое нельзя изменить…

Марсель спускается вниз только тогда, когда судно подплывает к причалу.

Что ж. Похоже, это всё.

— Спасибо, до свидания, — прощаюсь с обслуживающим его барменом и устремляюсь к выходу, как только теплоход пришвартовывают к пристани.

— Всего доброго, — доносится в ответ.

Оказываюсь на улице первой. Там меня встречает тишина, предрассветное небо и бодрящий холодный воздух.

Поежившись и, спрятав руки в карманы, иду. До тех самых пор, пока не происходит это.

Меня довольно грубо дёргают за капюшон, вынуждая остановиться.

— Далеко собралась? — зло интересуется Кучерявый.

— К метро, — недовольно высвобождаю джинсовку из его хватки.

Я планирую попросить кого-нибудь купить мне проездной.

— Совсем ебанутая? — хмурится. — Время видела?

— Следи за языком!

— Со мной поедешь, — заявляет уверенно.

— Никуда я с тобой не поеду, — отказываюсь наотрез.

— Веди себя как взрослый человек, Джугели.

— И это говоришь мне ты, — усмехнувшись, фыркаю и разворачиваюсь.

Продолжаю путь.

— Машина ждёт. Водитель отвезёт, куда скажешь.

Адекватная часть меня понимает, что нужно согласиться, но…

— Не стоит беспокоиться, я доберусь сама, — не оборачиваясь, заявляю гордо.

— Метро ещё не работает.

— Ничего, я подожду, когда откроется.

— Блядь…

Нагоняет, хватает за локоть. Куда-то тащит.

— Отпусти меня! — возмущаюсь недовольно.

— Просто сядь в чёртову машину, — цедит сквозь зубы.

— Мне больно! — возмущаюсь громко. — Что ты себе позволяешь?

Перехватывает за ладонь, крепко её сжимает и я закрываю рот, едва это происходит. Настолько шокирована.

Кожа в местах соприкосновения горит. Тёплые, твёрдые пальцы крепко стискивают мои ледяные. Совсем, как раньше…

Выходим к дороге и чёрному БМВ с прищуром.

— Доброй ночи, — здоровается с нами водитель, одетый в строгий классический костюм.

— Добрая ли она, — с сарказмом произносит Марсель.

Мужчина молча открывает дверь и мы, остановившись прямо возле неё, сердито смотрим друг на друга.

— Я не…

— Верну туда, откуда приехала, — перебивает, не позволив сказать и слова. — Дальше — уже не моя забота. Садись. Не провоцируй, — взглядом предупреждает, и я понимаю, что всё равно будет так, как он решил.

Поджимаю губы. Стреляю глазами вниз и парень отпускает мою руку.

Наклоняюсь, забираюсь в автомобиль, двигаюсь к окну.

Кучерявый рядом не садится, занимает переднее пассажирское кресло.

— Адрес диктуй, — командует холодно.

Сдаю координаты Филатовой.

А что ещё остаётся? Выбора нет.

— Радио не мешает? — интересуется водитель.

— Пусть.

Вижу в отражении стекла, как достаёт телефон и печатает кому-то сообщение.

Вебер, наверное, отчитывается.

Злюсь и увы, ничего не могу с этим поделать!

«Как Илона относится к твоим песням?»

«Нормально»

«А к тому, что ты сейчас со мной?»

«Можешь считать, что только благодаря ей я здесь»

Как это вообще понять? Неужели настолько доверяет ему? Или… Так уверена в том, что парень ко мне больше ничего не испытывает?

Расстраиваюсь ещё сильнее и да, начинаю чувствовать себя полной идиоткой, взглянув на ситуацию со стороны.

Они счастливы, а я вдруг такая объявляюсь четыре года спустя и требую встречи для того, чтобы поговорить.

Бред.

Не следовало этого делать. Я совершила ошибку, поддавшись своим эмоциям. Глупо поступила. Так, как мне совсем несвойственно.

И было ведь предчувствие, что не следует идти на концерт! Нет я пошла туда. Позвонила на передачу. Притащилась к причалу. Села на теплоход.

Рука-лицо просто.

Чем думала? Не узнаю себя. Это будто какой-то сон! Дурной и мучительно длинный…

Пока доезжаем до района, в котором Полина снимает квартиру, накручиваю себя до такой степени, что впору наложить руки и сгореть со стыда из-за своего идиотского поведения.

А уж когда по радио начинает звучать песня «Потеряны», меня разрывает внутри окончательно. Благо, парень сразу вырубает её. Похоже, тоже не горит желанием слушать собственноручно созданный хит…

Проходит ещё немного времени.

Сворачиваем в арку.

Знакомый двор.

БМВ тормозит у дома Филатовой. Марсель выходит первым и открывает мне дверь.

— Пять минут подождите, — бросает водителю и, к моему ужасу, идёт провожать меня.

Уж лучше бы просто остался в машине. Так мне было бы гораздо легче. Так не пришлось бы прощаться.

Проходим мимо лавочки, на которой оставлен мусор: пачки от чипсов, пустые банки из-под пива, пакет.

Заходим в подъезд.

Поднимаемся по лестнице, спиной ощущая на себе тяжёлый взгляд.

Иду впереди, Марсель следом. Преодолеваем ступеньку за ступенькой. Пролёт за пролётом.

Переступаю битые стёкла от бутылки и бычки от сигарет, брошенные прямо на пол. Раньше тут такого не было. До того, как поселились новые соседи.

Останавливаюсь у нужной двери. Достаю из кармана ключи. Поворачиваюсь.

— Здесь живёт Филатова? — спрашивает он, нахмурившись.

— Да.

— Ясно. Баллончик перцовый пусть себе купит. На всякий.

Молчу.

— Рабочая вещь.

Баллончик.

Именно с него всё когда-то началось и закрутилось. До сих пор себе удивляюсь. Как не побоялась им тогда воспользоваться?

Поднимаю взгляд на Марселя.

Встречаемся глазами и почему-то кажется, что мыслями он тоже там, в лесу.

Я на земле. Он сверху. Дыхание частит из-за погони. Впервые разглядываем друг друга.

— Спасибо, что довёз, — благодарю тихо.

— Может, я и конченый, но не настолько, чтобы бросить тебя одну посреди ночи, — произносит в ответ, убирая руки в карманы.

Киваю.

Не понимаю, что уместно сейчас сказать.

Минуты тянутся, а мы молчим, стоя в метре друг от друга и слушая тишину, изрядно давящую на психику.

В груди тяжело, но не спешим прощаться. Наверное, потому, что оба прекрасно понимаем: больше никогда не увидимся. То, что случилось сегодня, точно не повторится. Это случайный сбой с орбиты, на которую в срочном порядке необходимо вернуться. Дальше каждый сам по себе, как было все эти четыре года.

Моргаю, не в силах больше терпеть. Чувствую, как по щеке одна за другой вниз скатываются слёзы. Ощущаю их соль на своих губах.

Марсель, к сожалению, это видит.

Напряжённо стискивает челюсти.

Дёргается кадык.

Наблюдает за тем, что со мной творится.

Когда вдруг протягивает ладонь и касается пальцами моей скулы, разогнавшее ритм сердце, буквально трескается на части.

Оторопев, замираю. Абсолютно не ожидала, что у него возникнет порыв прикоснуться ко мне.

Не дышу, пока осторожно проводит пальцем по щеке, стирая с неё влагу.

— Не плачь.

Только хуже становится. Шумит и звенит в ушах. Голова кружится. Воздуха не хватает.

Я не выдерживаю того, что со мной происходит. Организм попросту не справляется с эмоциональными перегрузками.

Не осознавая, что делаю, за секунду преодолеваю тот самый несчастный метр, разделяющий нас.

Обнимаю Его. Крепко-крепко.

Так мечтала, что однажды смогу…

— Прости меня, — шепчу, перемещая руки за крепкую шею. — За всё прости.

Прильнув к горячей коже, заливаюсь слезами.

Так больно мне внутри сейчас.

Так больно!

Невыносимо…

Глава 18

Марсель

Просыпаюсь тяжело и не сразу.

Нехотя оторвав голову от подушки, принимаю сидячее положение.

Морщусь. Трогаю затылок. Чердак трещит так, как будто накануне кто-то отсыпал мне добрую порцию пиздюлей.

Потираю глаза. Пытаюсь сообразить, что за грохот разбудил меня, и вдруг до меня доходит тот факт, что в дверь настойчиво стучат.

Убираю в сторону одеяло. Свешиваю ноги вниз. Предпринимаю первую попытку встать, но она заканчивается провалом. Теряю равновесие.

Обматерившись, пробую снова. На этот раз получается не просто подняться, но и добраться по стенке к источнику шума.

— Здорова.

Первое, что вижу, когда открываю дверь, — недовольная рожа Ромасенко.

— Ты в норме, бро? — обеспокоенно интересуется Горький.

— Да. Чё случилось?

— Случилось то, что мы проебали из-за тебя самолёт, — отвечает Макс, заходя в квартиру.

Самолёт.

Концерт.

Начинаю догонять.

— Никто из нас не мог тебе дозвониться. Что с телефоном? — Паша заходит следом.

— Сел, по ходу.

— Ты один? — оборачиваясь, уточняет Ромасенко.

— Да.

Перемещаемся в глубь студии.

— А эта сука грузинская где?

— Фильтруй речь, Ромас, — одёргиваю я его и не спеша наклоняюсь за пачкой сигарет, лежащей на тумбочке возле кровати. Кружится блин всё вокруг.

— Не жди от меня этого.

— Дай жигу, — обращаюсь к Горькому потому, что свою найти не могу.

— Держи.

— Холодно блядь как в морге, — Макс берёт пульт и выключает кондёр. — Судя по тому, что ты забухал, ваш тет-а-тет с Джугели прошёл дерьмово.

Молча открываю дверь на балкон и выхожу. Пацаны за мной. К сожалению, эта дурная привычка у нас одна на троих. Только Чиж, молоток, не курит.

— На хера о встрече просила? Что ей от тебя надо было?

— Поговорить.

— На тему?

— На тему того, что произошло четыре года назад.

— Очень «вовремя». Ещё б лет через десять объявилась, — кривится он.

— Объяснилась? Сказала, почему исчезла? — подключается к разговору Паша.

— Типа не хотела больше тревожить меня и мою семью.

— Падла! Сбежала, не дав показания!

— Макс… — предупреждающим взглядом в него стреляю.

— Что Макс?

— Горозия-старший её шантажировал. Вроде как, у него был какой-то компромат на её отца.

— Это её ни хера не оправдывает. Она была обязана дать показания!

— Да класть мне на показания. Я думал, что узнаю почему она ни разу за это время не позвонила… — глубоко затягиваюсь и через несколько секунд выдыхаю дым.

— И?

— Кроме извинений и сожалений ничего конкретного не услышал.

— Пошла она куда подальше со своими извинениями! Надо отлить.

Ромас тушит окурок в пепельнице и возвращается в квартиру.

— Как у неё дела? — Горький опирается спиной о перила. — В Барселоне живёт?

— Да. Играет в свой любимый теннис, спит с тренером. Всё зашибись. Исключая тот факт, что папаша в тюрьме до сих пор.

Друг выгибает бровь.

— Про тренера сама, что ль, сказала?

— Ага, типа съезжаться планируют, — снова делаю затяжку. — Вот на кой икс мне эта информация? — усмехнувшись, стискиваю зубы.

Опять завожусь какого-то чёрта.

Смешно, ей богу. Столько лет прошло…

— В Москву к отцу приехала?

— Видимо. У Филатовой остановилась.

— Полина в столице?

— По ходу, перебралась сюда после окончания универа. Снимает хату в САО.

— Ясно. Сложился в итоге у вас диалог с Джугели?

— Не особо.

— Почему именно сейчас дала о себе знать?

— Про чувство вины заливала. Якобы в глаза мне посмотреть должна была и поблагодарить за то, что не позволил Горозии вывезти её из города.

— А что по поводу аварии?

— Говорит, переживала за меня, но позвонить и приехать не могла.

— Без разъяснений?

— Без. Честно? В целом, я так и не понял её, Паш… То дерзит и провоцирует, то в слёзы.

— Женщины… — философски заключает брюнет, пожимая плечами.

— Зарядила, типа нам обоим надо отпустить прошлое.

— Песни твои наконец услышала, что ли?

— Похоже на то. Интересовалась, как к ним относится Илона.

— Откуда знает про вас?

— Без понятия. Язвила на этот счёт. Создалось впечатление, что злится.

— Ревнует, что ли?

— Да кто её разберёт, — вторую сигу поджигаю. Массирую висок.

— Изменилась?

— Такая же. Упрямая, гордая, самовлюблённая снежная королева.

Он хмыкает.

— Красивая пиздец…

Воскресаю в башке её образ.

Точёная идеальная фигура. Струящиеся шёлком волосы. Густые прямые брови. Тёмные длинные ресницы. Блестящие от слёз глаза. Чистая нежная кожа. Пухлые розовые губы, вкус которых я, кажется, помню до сих пор.

— Торкнуло, да?

Молчу. А молчание, как известно, знак согласия.

Думаю, Паша итак без слов всё понимает. Совсем необязательно в красках расписывать моё состояние.

Штормило меня люто. Кровь кипела. Сердце при взгляде на неё разрывалось на части от тоски и боли. Пальцы дрожали и горели от желания прикоснуться. Лёгкие были обожжены её запахом.

Думал, сдохну и не перенесу эту грёбаную ночь. Если бы не алкоголь, точно дичи натворил бы какой-нибудь, ведь в голове то и дело маячила дурная, неадекватная мысль.

Дьявол, как же хотелось стиснуть её в своих руках и вновь силой поцеловать. Как тогда, четыре года назад…

Чуть не сорвался, когда она сама ко мне в объятия вдруг кинулась. Обвила руками мою шею. Прильнула к груди. Дрожащая. Плачущая.

Стоял там на лестничной клетке потерянный и охреневший от близости её тела. Вдыхал, словно буйно помешанный, ноздрями аромат волос и неистово боролся с желанием утешить девчонку. Такой обезоруживающе хрупкой, слабой и беззащитной она в тот момент казалась…

Хотелось обнять её в ответ, но я этого не сделал.

Не смог переступить обиду, ведь для меня её исчезновение стало самым настоящим предательством. Простить и отпустить не так-то просто, как звучит на словах. Особенно тогда, когда человек по какой-то необъяснимой причине всё ещё волнует тебя. Абсолютно во всех смыслах.

— Знаешь, что напрягает?

— М?

— Только-только у тебя наметились перемены на личном и на! Внезапно появляется Она. Странно…

Невесело усмехнувшись, откручиваю крышку с бутылки, которую прихватил с собой. Пью. Сушняк просто адский.

— Илона где?

— Улетела. На месте занимается переносом концерта. Вроде бы договорилась с организаторами. Нам надо завтра днём быть в Самаре. Ты давай, приводи себя в порядок, дружище. Утром едем в аэропорт.

— Понял.

— Как она отреагировала на твоё решение увидеться с Татой?

— Считай сама меня туда и отправила. Зачем, объясни? По идее, должна быть против. Где логика?

— Думаю, Вебер прекрасно всё понимает. Она чувствует тебя. Знает, что тебе нужна была эта встреча. Смысл запрещать или капризно топать ножкой? Это вообще не в её духе.

— Тоже верно.

— Она тебя любит гораздо сильнее, чем себя, бро.

— И в отличие от некоторых, никогда не предавала, — язвит Ромасенко, услышавший обрывок нашего диалога. — Я застрял, мать вашу! Не мог выйти из сортира. У тебя сломалась защёлка.

— Я по пьяни навернул.

— Возвращаясь к теме вашего разговора. Слышь, Абрамов, совет хочешь? — смотрит на меня пристально.

— Валяй.

— Не будь идиотом. Илона — золото, а не девчонка. Красивая, интересная, умная, самодостаточная.

— Я без тебя всё это знаю, друг.

— Тогда какого ляда ты исполняешь? Стоило Джугели замаячить на горизонте, и всё, ты убит. Напиваешься. Где, кстати, это произошло?

— В каком-то баре. Не помню.

Помню, что отпустил такси и пошёл бродить по улицам.

— Пять баллов! Заливаешь глотку. Пропадаешь на несколько дней, потеряв счёт времени.

— Я в порядке, — бросаю зло.

— Кому-нибудь другому это расскажи. Проходили уже.

— Что проходили?

— Мозг включи, алё! Она объявилась, расковыряла старые раны и преспокойно отправилась в эту свою Испанию дальше ракеткой на корте махать. А ты? Опять загибаться планируешь? Депрессировать?

— С чего ты взял? — спрашиваю сердито.

— С того блядь. Пойди в зеркало на себя посмотри. Хрена ты молчишь, Горький? — наезжает на Паху.

— А я что?

— Скажи ему, что будет последним долбоящером, если упустит возможность построить отношения с Вебер.

— Пусть сами разбираются, Макс. Не лезь.

*********

Следующим вечером даём концерт в Самаре. Люди ждали нас и остались довольны, несмотря на произошедший накануне казус с переносом.

Мы с пацанами отработали хорошо. Выступление зрителей не разочаровало, судя по тому, что зал очень долго нас не отпускал.

Кайфанули взаимно, но почему-то именно сегодня я, как никогда, острее всего ощутил пустоту внутри себя после взаимодействия с аудиторией.

Выложился по полной. Всё отдал им. Ни черта не осталось.

А послезавтра опять концерт. Тур расписан на месяцы вперёд. И это начинает ощутимо давить. То ли я подустал от бешеного графика, то ли встреча с Джугели меня подкосила. Признаться, гораздо сложнее стало исполнять песни, посвящённые ей.

— Ты как?

Время за полночь. Мы с Илоной неспешно прогуливаемся по набережной Волги. Я сам её вытащил на улицу. Захотелось проветриться.

— Нормально, — отвечаю, снимая с себя кожанку.

— Да не надо, я не замёрзла, — протестует, но я всё равно накидываю куртку ей на плечи.

Август на дворе, однако у воды достаточно прохладно. Сто процентов замёрзнет в этом своём лёгком платье.

— Вы отлично отыграли сегодня.

— Есть проблемы с организаторами?

— Билеты никто не сдавал. Так что всё устаканилось.

— Сорян, что так вышло.

— Паша сказал, ты снова пьёшь?

— Немного накатил в баре. Пришёл домой, вырубило.

— Старайся держать телефон при себе и включённым. Если что-то происходит, я должна хотя бы знать об этом, дабы успеть что-то предпринять.

— Чёртова труба разрядилась. Бывает.

— После концерта зачем пил?

— Захотелось. Давай без наездов. Я практически трезвый, ты же видишь. Стекло!

— Это и пугает, учитывая количество залитого в тебя спиртного.

— Я в порядке, Илон, — чеканю по слогам.

— Завтра концерт в Тольятти.

— Послезавтра.

— Завтра.

Напрягаю память.

Да блин. Точно…

— А потом что?

— В пятницу Казань. В воскресенье Москва, клуб.

— Твою мать, не продохнуть, — отзываюсь недовольно.

— К слову, про мать. Я купила тебе билет домой, как ты просил. Вылет из Москвы во вторник вечером. Пару дней можешь побыть с семьёй в Красоморске.

— Мы вместе туда собирались, — напоминаю я ей. — Уже не летишь со мной?

Достаю сиги и зажигалку.

— Ты хочешь, чтобы я полетела?

— Настаиваю.

— Ладно.

— Не ладно, а билет покупай. Предки ждут.

— Куплю.

— Вот и молодец.

Идём по набережной. Где-то вдалеке играет музыка и смеётся гульбанящая молодёжь.

Я курю. Илона молчит, упрямо не задавая никаких вопросов. И вот сейчас мне не совсем понятно, как себя вести. С одной стороны, ясно, что нужно рассказать о том, как прошла встреча с Джугели. С другой… Стоит ли? Готов ли я быть честным до конца?

— Сядем?

Неподалёку от нас пустая лавочка.

— Можно.

— Смотри, что у меня есть, — наклоняюсь к ней и жестом грёбаного волшебника достаю из внутреннего кармана своей куртки её любимый шоколадный батончик.

Ничего особенного. Молочный шоколад и вафля. Не знаю, чем он её так зацепил.

— Ого, — удивившись, улыбается. — Откуда? Успел сгонять в магазин сразу после концерта?

— Нет. Прихватил в аэропорту.

— Спасибо, — забирает его себе и тут же, не устояв, разворачивает. — Будет моим завтраком-обедом-ужином.

— Ты не ела сегодня? — уточняю хмуро.

— Утром не успела, а потом уже, сам знаешь, не до этого было. Спасибо Боре за сорванный саундчек.

— Пошли куда-нибудь поедим.

Мне не нравится, что порой она так наплевательски к себе относится.

— Не хочу. Давай тут посидим. Тихо, красиво и нет твоих фанаток поблизости…

— Ваще не факт, — хмыкаю.

— Хотя да… После тех дисков и я не уверена.

— Чиж сказал, недавно ещё один пришёл. Там Новосиб и Кемерово.

— Похоже, человек повсюду следует за вами. Уже как-то пугает всё это, если честно.

— Просто кто-то хернёй страдаёт.

— Вы всё равно будьте повнимательнее. Кто знает, чего следует ожидать от таких людей.

— Да не парься ты на эту тему. Забей.

Затягиваюсь. Выдыхаю кольцами дым.

— Ничего не спросишь насчёт Неё? — первым начинаю этот непростой разговор. — Думал, тебе будет интересно.

— Не намерена лезть в душу. Расскажи то, что сам считаешь нужным, — пожимает плечом, надкусывая батончик.

Потираю бровь.

— Если вкратце, поговорить особо не вышло. Объяснить своё исчезновение она тоже толком не смогла.

— Для чего тогда просила о встрече?

— Хотела посмотреть мне в глаза, извиниться и поблагодарить.

— Извиниться за что?

— За то, что попал из-за неё в ДТП, — стряхиваю пепел на асфальт.

— Если она и виновата, то лишь косвенно. Ты же понимаешь это?

— Естественно.

— Почему так долго хранила молчание, не ответила?

— Нет. Чушь какую-то пронесла. Про то, что беспокоить меня и мою семью не хотела. Мол, итак из-за неё пострадал.

Девчонка хмурится, выбрасывая фантик от шоколадки в урну.

— Как-то нескладно выходит, — опирается о спинку скамейки. — Зачем же сейчас решила связаться с тобой?

— Посоветовала отпустить прошлое и я, ты знаешь, последую её совету.

Щёлкаю зажигалкой, неимоверно раздражаясь.

— Марсель…

— Всё короче. Не хочу вообще больше обсуждать её. Пошли в океанариум завтра? Говорят, тут есть неплохой. Я договорюсь.

— Договоришься?

— Официально приглашаю тебя на третье свидание, Вебер. Обещаю: никого, кроме нас и рыб, не будет.

Улыбается, глядя на меня. Но мне не нравится грусть, которая читается в её глазах.

— Соглашайся. Рок-звёзды не разбрасываются подобными предложениями, — подмигиваю, перекидываю руку и приобнимаю её, вынуждая положить голову мне на плечо.

— Рок-звезда… Не надо было нам целоваться в клипе. У тебя мозги набекрень съехали. Подмена понятий произошла.

— Я, может, давно жду репита, а ты морозишься.

— Отстань.

— Серьёзно. Я не шутил, когда говорил про то, что хочу строить отношения. Задолбало всё.

— Одноразовые куклы больше не радуют?

— Не радуют.

И это абсолютная искренняя правда.

Хочу блядь быть по-настоящему счастливым. Семью иметь большую, как у бати. Жену, дом, собак-кошек и много детей…

— Надо пробовать, — решительно заявляю.

— Не заводи эту шарманку, — цокает языком.

— Слушай, если не с тобой, то с кем?

— Так себе аргумент конечно…

— Ты призналась мне в любви, — другой сразу же выдвигаю.

— По пьяной лавочке? — фыркает.

— Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.

— Хватит, — вздыхает так, словно очень сильно от меня устала.

Молчим.

Тишину разбавляет лишь стрекот кузнечиков. Как-то они подразошлись прям.

— Скажи мне что-нибудь.

— Кури поменьше, пожалуйста. Дымишь не прекращая, — высвобождается из плена моих рук. Поправляет волосы.

— Илон, я не об этом. Про нас с тобой скажи. Что думаешь и чувствуешь?

Поворачивается.

Вопросительно выгибаю бровь.

Жду.

— Правду сказать?

— По-другому не надо.

— Что ж… — опускает взгляд и какое-то время разглядывает узор на плитке. — Я думаю, что появление Таты — это знак, Марсель.

— Опять ты про неё? Какой ещё на хрен знак? — чувствую новый прилив раздражения.

— Нельзя строить будущее, пока тебя волнует прошлое…

Глава 19

В воскресенье мы с пацанами возвращаемся в Москву для того, чтобы выступить в клубе Base.

Если коротко, всё проходит хорошо, не считая того, что в самый разгар концерта вырубается электричество.

— Это всё твоя бешеная энергетика, Кучерявый.

— Здорово, крёстный!

— Привет-привет, рок-звезда.

Обмениваемся рукопожатием. Обнимаемся. Он хлопает меня по плечу.

— Тебе зашло наше выступление?

— А то!

— Ты не слышал, как он орал? — фыркает Тёмыч, глядя на отца. — Твой главный фанат, по ходу. Я думал, гланды порвёт. Перепел девчонок, стоящих в первом ряду.

Смеюсь, пожимая руку Артёму.

— Чё такого? Дайте отцу почувствовать себя снова молодым.

— Я заснял тебя на видео. Покажу матери, вот она угорит с этого.

— Чертовски приятно, что вы пришли.

— Милу как найти?

Тёмыч опять с цветами.

— Она в гримёрке. Чиж, — окликаю товарища. — Можешь пацана проводить до сеструхи?

— Да без проблем.

— Чеши дари свой букет, поклонник, — Беркут-старший взъерошивает сыну волосы на башке.

— Ну какого хрена! Ты прическу мне портишь, бать, — недовольно возмущается тот.

— Иди уже. Матери напиши, если задержаться планируешь.

— Напишу. Увидимся, Марс.

— Давай.

Провожаем взглядом его спину.

— Уже небось разорил тебя с этими цветами.

— Своё честно заработанное бабло тратит, так что пусть. Всё лучше и полезнее, чем спускать его на наркоту или бухло.

Усмехаюсь.

— Идём, Малой. Водитель ждёт нас на паркинге.

— Идём. Только не через главный выход. Там толпа.

— Веди, куда надо.

**********

Сорок минут спустя мы с крёстным располагаемся в закрытой вип-кабинке одного хорошего заведения.

Официант первым делом приносит виски и лёд. Уже наученный.

— Слушай, с тобой стало невозможно ходить по улицам. Все тебя узнают.

— По началу было прикольно. Сейчас повышенное внимание стало напрягать, если честно.

— Куда деваться? Ваша группа мегапопулярна. Я вон вчера в офисе слышу у новой секретарши песня ваша на компе играет, говорю ей: «Вы знаете, Олеся, кто эту песню исполняет? Мой крестник!» — произносит с гордостью.

— А она что?

— Не поверила. Мол, не разводите меня, Роман Александрович. Пришлось фотографии совместные с тобой показывать. Теперь отделаться от неё не могу. Просит познакомить со звездой лично.

Скривившись, достаю кусок льда и бросаю его в рокс.

— Наверное, придётся её уволить, если не успокоится.

— Тёмычу нравится в офисе?

Пацан весь июль-август пашет во благо семейного бизнеса.

— Нравится не нравится, придётся смириться. Мы с ним серьезно поговорили на эту тему. Выбора у него нет. Это тот случай, когда будущее пацана предопределено. Он будущий гендиректор «Беркутстроя»

— Тогда выпьем за него?

— Выпьем.

Звон стекла.

Горячая жидкость приятно обжигает горло.

— Как дома дела?

— Всё хорошо, спокойно. Ты о себе расскажи лучше. Выглядишь изрядно измотанным. Устал колесить по стране?

— Есть такое.

— Надо отдохнуть. Сгонять куда-нибудь к океану, расслабиться.

— Пока не могу. Вот разве что на пару дней удастся вырваться домой. Сюрпризом лечу.

— Твои обрадуются. Ты ведь достаточно редко навещаешь их, Марс. Так не годится. Тур туром, но семья — это святое, понимаешь?

— Понимаю.

— Вот и молоток!

— Ваш заказ, — официант расставляет тарелки и уходит.

— Ты сказал, есть разговор?

— Да, — разливаю нам ещё по одной.

— Валяй. Что стряслось?

— Можем кое о чём поговорить откровенно?

— Разумеется.

— Только пообещай, что это останется между нами.

— Зуб даю.

— Отлично, — опрокидываю в себя очередной стакан с виски и поджигаю сигарету.

— Не томи, Малой. Случилось что-то?

— Случилось, — киваю.

— Так…

— Девчонка объявилась. Та самая, — уточняю сразу во избежание вопросов. — Позвонила во время прямого эфира ток-шоу.

— Да ты чё! — Беркут-старший таращится на меня во все глаза. — Что сказала?

— Спросила, испытываю ли я ненависть по отношению к той, кому посвящены мои песни.

— Дела…

Он выпивает содержимое своего рокса, а я продолжаю.

— О встрече попросила, — выдыхаю дым.

— И ты…

— Я не хотел её видеть. Сперва отказал, но в итоге пошёл. Было любопытно послушать, что скажет.

— И как оно прошло? — тоже достаёт из пачки сигарету.

— Да как-то… Странно.

— Почему странно? — щёлкает зажигалкой.

— Потому что она так толком и не объяснилась.

— Ты про её отъезд?

— Я про её молчание. Хотел узнать, почему за столько лет ни разу не позвонила и не написала.

Крёстный потирает бровь.

— Прощения просила. Вот скажи, ты тётю Алёну сразу простил? У вас же похожая история была. Она тоже уезжала. Сколько лет вы не виделись?

— Семь, — произносит он тихо в ответ. — Эта дурочка оставила меня потому, что не желала стать обузой и помехой. Я ведь жениться на ней собирался, сразу после школы. Предки были против. Мол, надо отучиться, встать на ноги, Рома.

— Семь лет… — качаю головой. — Охренеть! И как потом сложилось?

— Нас судьба случайно столкнула.

— Как ты вёл себя при первой встрече? В смысле, я вот, например, вообще не понимал, как с Ней общаться. Точнее, я пытался выстроить определённую манеру поведения, но не мог контролировать свои эмоции. Злость, раздражение, обиду. Накрыло…

— Прекрасно понимаю, о чём ты. Я испытывал аналогичные чувства.

— Ты долго злился на неё за предательство?

— Долго, Марс. Мне было дико жаль, что мы потеряли столько времени из-за глупого, необдуманного поступка.

— У Алёны хотя бы был мотив, а Джугели тупо на меня забила. Слила к чертям. Свалила в эту свою Испанию, пока я при смерти лежал, и целых четыре года не вспоминала.

— А что она тебе сказала на этот счёт?

— Да ты уже третий, кто задаёт этот вопрос. Ответа у меня нет. Её причина звучала неубедительно. Якобы она винила себя в ДТП и в том, что принесла беду моей семье. Не хотела больше тревожить. Тупость же, да?

Крёстный молчит.

— Если бы ей было не плевать, она нашла бы способ со мной связаться. Так ведь? Вот сейчас на кой икс нарисовалась? Она мне ТОГДА была нужна рядом. Не сдались мне теперь на хрен её благодарности и извинения! Давай выпьем.

Заливаю глотку. Крёстный делать тоже самое не торопится. Покручивает рокс пальцами. О чём-то думает. А из меня всё прёт…

— Сука… Только я решил строить отношения с Илоной — появляется Она! — гневаясь, добавляю себе ещё пойла. — Плачет. Обниматься лезет. Как змея вокруг шеи обвивается. Смотрит так, что внутренности скручивает. Задела опять за живое и улетела восвояси. На хера это делать? Мало мне было тех четырёх лет, в течение которых я почти каждый божий день вспоминал её? Я блядь не железный!

Как-то странно на меня косится.

— Что?

— Любишь её до сих пор?

— Нет, не люблю. Бесит. Ненавижу.

— А если не врать самому себе?

С грохотом отставляю пустой стакан в сторону..

— Послушай… Я хочу, чтобы МЕНЯ любили, ясно?

— А что человек получит взамен? Песни о Джугели? — подстёбывает тонко.

— Никаких больше песен о Ней! — уверенно заявляю. — Пусть валит в эту свою Барселону, к ёбарю-тренеру. Скатертью дорога!

— Ты весь кипишь, Кучерявый. По-прежнему неравнодушен к этой девушке. Больно тебе…

— Я переживу как-нибудь!

— Вам надо поговорить спокойно.

— Мне не о чем больше с ней говорить. Она ледяная, жестокая, эгоистичная, самовлюблённая стерва. Была такой, такой и осталась. Её слёзы фальшивые и пустые. Они ни черта не стоят!

— Марсель…

— Что Марсель? Любая нормальная девчонка на её месте пришла бы ко мне в больницу. Позвонила, написала бы на худой конец. А эта? Что сделала эта? Тупо болт положила. Я тоже самое организую. Женюсь на хрен! Забуду её как страшный сон.

— Жениться кому-то назло — так себе затея. Тебя это не вылечит. По итогу будет два несчастных человека. Ты и тот, кто с тобой рядом.

— Мы справимся. Ребёнка родим. Там уже не до Джугели будет, — ещё себе наливаю.

— По-моему, тебе хватит. Глушишь виски как колу, Малой. Я по себе знаю, дерьмовые будут последствия. Подсядешь.

— Мне надо отрезать её от себя навсегда, понимаешь? Так, чтоб намертво. Чтоб ни мысли о Ней даже! Женитьба на другой, семья, ребёнок. Думаю, это мне поможет. Как считаешь?

— У тебя бардак в голове. Не торопись с подобными решениями. Ошибок наделаешь.

— Плевать! Вычеркну её блядь навсегда! И пошла она со своими извинениями и благодарностями. Да. Я так и сделаю! Завтра же куплю кольцо Илоне! Пусть катится к дьяволу эта грёбаная Снежная Королева! Переживала она! Вот ведь лживая дрянь! Хватает наглости вешать мне лапшу на уши! За столько лет не найти возможности со мной встретиться! Ненавижу её! Пошла она! — ору громко и сбиваю в порыве ярости тарелки на пол.

— Марс…

Крёстный вздыхает и закрывает лицо руками.

Трёт лоб, переносицу. Проводит ладонью по волосам.

Выпивает содержимое своего рокса. Вытирает губы.

Проходит не меньше минуты прежде, чем он снова поднимает на меня взгляд.

— Чё ты так на меня смотришь? Я не прав?

— Мне надо кое-что тебе сказать.

Не нравится мне эта пауза. Она, словно предвестник чего-то нехорошего.

— И что же?

И тут он неожиданно выдаёт:

— В общем, думаю, ты должен знать. Девчонка была в больнице…

Глава 20

Илона

В доме Абрамовых, как всегда, гости, шум и приятная суета. Бабушка Марса рассказывает по видеосвязи деду Игорю инструкцию по приручению новомодной стиральной машины. Мелкие разбирают подарки и по очереди виснут на шее любимого брата. Милана, как обычно, на повышенных тонах спорит с Пашей, а Ян Игоревич стоит чуть поодаль у окна и, наблюдая эту картину, ведёт по телефону диалог с представителем заказчика.

— Как вы долетели до Сочи?

— Нормально.

— Не трясло?

— Немного.

Мы с Дарьей Александровной накрываем на стол и попутно разговариваем.

— А эти двое как себя вели? — мама Марселя кивает в сторону старшей дочери и Горького.

— Чуть не поубивали друг друга. Их нельзя размещать в самолёте рядом.

— Однозначно, — она смеётся. — Там возможен только такой вариант: одного в хвост, другого в переднюю часть. Иначе апокалипсиса не избежать.

— Точно, — усмехаюсь, глядя на ребят.

Эта парочка — просто ураган. Уверена, нездоровая многолетняя «вражда» совсем скоро трансформируется в бурный роман. Уж слишком коротит там.

— Мы видели клип, — тётя Даша улыбается. — Я искренне рада, что ваша дружба с Марселем наконец переросла в нечто иное.

— Это просто видео…

— Ну не лукавь, — женщина хитро прищуривается. — Я знаю про свидания. Оба раза сын советовался со мной.

Удивлённо выгибаю бровь. Неожиданно.

— Некоторое время назад мы с ним общались по телефону. Хочу сказать, что в отношении тебя он настроен крайне серьёзно.

— Что говорил? — спрашиваю осторожно.

— Что ты — та девочка, с которой нужно строить будущее, Илон.

В груди что-то сжимается. Безусловно, мне приятно это слышать, но розовых очков я не ношу.

— Он ведь ухаживает за тобой сейчас?

— Всё сложно, — отвечаю уклончиво.

— Главное, что Марсель посмотрел на тебя по-другому, — подмигивает. — Ты, кстати, ещё похудела, дорогая, — задерживает внимательный взгляд на моей фигуре.

— Такая же вроде.

— Нет-нет, — отрицательно качает головой. — Совсем ничего не ешь на этой свой работе? Признавайся! — смотрит строго.

— Ем конечно. Запечённые овощи выложить сюда? — перевожу тему.

— Да. Мила будет здесь до первого, пока учёба в Гнесинке не начнётся. А вы на сколько приехали?

— На пару дней.

— Так мало времени проведёте дома? — разумеется, расстраивается.

— К сожалению, пока так. У ребят сейчас очень плотный график концертов и мероприятий.

— Илон, — становится ещё ближе по правую руку от меня. Украшая салаты зеленью, произносит: — Я должна спросить у тебя, Марсель выглядит уставшим и… — понижает голос до шёпота, хотя вероятность того, что нас услышат, минимальная. — Скажи мне, он что-то употребляет?

Чёрт. Вот что я должна говорить ей? Ваш сын спивается?

Вон в аэропорту сколько в себя влил. До скандала дошло, ибо остановить его было невозможно. Будучи в отвратительном расположении духа, Кучерявый не слушал ни меня, ни друга, ни сестру.

— Наркотики? — спрашивает тётя Даша испуганно.

— Нет, что вы!

Пока до этого не дошло. Надеюсь.

— Пьёт, да? — обречённо вздыхает она.

Киваю.

Мать есть мать. Естественно, она видит и чувствует, что происходит с сыном.

— Мам…

— Да.

— Идём, Илон, садимся.

Проходим к столу.

— Это тебе, — Марсель отдаёт ей подарок.

— Ой, зачем, зай, — она снимает фартук.

— Под заказ сделали. Посмотри, нравится?

Дарья Александровна открывает бархатную коробочку.

— Как здорово! — достаёт цепочку и подвеску. — Волейболистка с мячом! — улыбается, показывая мужу ювелирное изделие. — Это бриллианты?

— Обижаешь, ма. Конечно.

— А у меня самбистки на браслете и серёжках, зацените! — хвастается София. — У папы перстень! У бабушки брошь.

— Очень красиво. Спасибо за подарки, дорогой, но не стоило тратить столько денег.

— Куда мне ещё их тратить?

— Копить, бро, — наставляет Софа деловым тоном. — Или инвестировать куда-нибудь.

— Ты хотел купить машину, — напоминает Ян Игоревич.

— Мотоцикл покупать буду, — заявляет вдруг парень родителям.

— Марсель… — тётя Даша аж бледнеет от этой новости.

— Не дури, — хмурится отец, тоже изменившийся в лице.

— Сам решу. Это моё дело.

— Не надо мотоцикл, — Софа, по-прежнему стоящая возле брата, крепко обнимает его сзади.

— Давайте есть, — он берёт вилку и нож в руки.

— Петь, иди к нам, сынок.

— А а. Не хатсю.

— Пётр, делай, что мать говорит, — строго обращается к нему Абрамов-старший.

Мальчик нехотя оставляет машинку и пульт радиоуправления. Садится за стол.

— Курицу, ба и саатик.

— Самообслуживание, Петька. Сам бери, что надо, взрослый уже, — Мила треплет его по отросшим кудряшкам.

— Пашка, есть новые тату? — спрашивает Горького София.

— Есть.

— О, где?

— На спине, Сонь.

— Круто! Покажешь?

— Ну ты в своём уме? Мы едим вообще-то! — недовольно цокает языком Милана.

— А зачем ты подстригся?

— Переклинило его, — цедит сестра.

— Так тоже клёво. Брутально.

Старшая недоумённо косится на младшую.

— Не пойму, а с каких это пор ты красишь ресницы и ногти, Гном?

— Не называй меня так, — сердится мелкая.

— Рановато как бы, не кажется?

— Отстань.

— Да я просто в шоке! Ты стала похожа на девочку, это странно.

София показывает ей средний палец.

— Засунь его себе в…

— Прекратите, — вмешивается отец.

— А почему вы с Чижом не пошли на шоу?

— Записывались на студии.

— Понятно.

— Мы всей семьёй смотрели передачу. Ну и дура ведущая. Весь выпуск буфера свои перед Марселем выкатывала, — кривится девчонка. — Рот растянут был весь выпуск. Стреляла глазами без конца.

— Когда девушка хочет понравиться парню, она из кожи вон лезет, — язвительно комментирует сказанное ею Милана.

— Братиш, ты красавчик! Отлично отвечал на вопросы. Автограф мне оставишь на открытке? Устрою новый аукцион в школе.

— Не вздумай. Натворила уже дел в лагере. Хочешь, чтобы предков снова вызвали в школу? — злится Мила.

— А я по-тихому всё проверну. Никто не узнает.

— София, ещё один выкрутас, связанный с продажей чего-либо…

— Па, я не за деньги, обещаю, — отмахивается она. — Испытания им организую. Ну или умный обмен на что-либо. Вон Кравцова весь прошлый год за меня географию делала.

— Прекрасно…

— Ну а что? Терпеть не могу контурные карты. Идиотизм. Найти и раскрасить какую-нибудь речку в Африке. Пф-ф. Оно мне надо?

— Марсель, ты почему не ешь ничего толком? — беспокоится Дарья Александровна, глядя на него, молчаливого и мрачного.

— Я поел, мам. Давай выйдем, поговорить надо, — обращается к отцу, сменив тон.

Как-то сегодня очень бросается в глаза его недружелюбие по отношение к нему. Прямо-таки сверлит его взглядом весь вечер. Что-то между ними произошло? Когда уже успели повздорить?

— Ну идём.

Ян Игоревич тоже явно чувствует агрессивный настрой сына.

Поднимаются оба из-за стола. Выходят друг за другом из кухни.

— Что-то случилось?

— Вроде нет.

Растерянно переглядываемся. Абрамовы смотрят на меня. Я на них.

— От Марса пахнет виски. Щас папа как вломит ему за пьянку, — предполагает София. — Пс, чё там у вас? Закрутилось всё-таки, ага? — многозначительно поигрывает бровями.

— Сонь, некорректно задавать Илоне подобные вопросы, — одёргивает сестра.

— Чё такого-то? Как целоваться в клипе на всю страну, так они пожалуйста первые! А как подробности романа раскрыть, так фигушки!

Паша смеётся.

— Давай про себя лучше. Как там Ярик? Когда уже на свидание пойдёте?

— Фу. Какое свидание, ты бредишь? — кривится младшая.

— А что? Красивый парень вырос.

— Есть и покрасивее, — стреляет глазами в сторону Горького, дербанящего курицу.

Милана давится соком и начинает кашлять.

— Постучать тебе по хребту?

— Себе постучи! Пошли-ка тоже выйдем.

— Зачем?

— Затем блин. Поднимай свои нижние девяносто! — командует Мила.

— Чего разоралась?

— Пошли!

Мне в ноги врезается машинка.

— Сынок, давай ты попозже поиграешь в гостиной, — просит Петю тётя Даша.

— Неть.

— Здесь мы кушаем, зай. Паш, что тебе ещё положить?

— Спасибо, тёть Даш, я уже под завязку.

— Пробовал мой новый салат? Гнездо глухаря.

— Бомба. Всё вкусно, как всегда.

— Ура. Так… Поменяю-ка я пока посуду, — опять по привычке суетится хозяйка.

— Я помогу вам, — тоже встаю, но не успеваем мы собрать тарелки, как в кухню залетает перепуганная и запыхавшаяся Милана.

— Ма! Там Кучерявый-младший с катушек съехал! На батю с кулаками накинулся!

Тётя Даша бледнеет и, бросив вышеупомянутые тарелки, устремляется на улицу.

В доме остаётся только бабушка с внуком. Мы с девчонками, конечно же, бежим следом за Дарьей Александровной, поспешившей к своим мужчинам.

Выходим на крыльцо.

Сначала слышим голоса. Потом уже видим участников конфликта. И да, сперва я подумала, что Мила, будучи на эмоциях, несколько перевернула и гиперболизировала ситуацию, но нет. Как оказалось, разговор между отцом и сыном действительно по какой-то причине дошёл до драки. Парень настроен крайне агрессивно. Что так разозлило его, не могу даже представить…

— Папочка!

— Ян! Марсель, немедленно прекратите! — испуганно кричит тётя Даша, наблюдая эту ужасную картину.

— Скорее, разними их, Паш! — громко верещат на пару София и Милана.

Горький незамедлительно вклинивается между Абрамовыми. Благо, телосложение, рост и степень отмороженности позволяют ему вмешаться.

— Марс, ты чего? Остынь, брат, не надо! — оттесняет взбешённого друга собой. — Хватит.

— Отвали! Отойди! Не мешай!

— Отпусти его, Паша. Пусть дальше машет кулаками, если хочет, — достаточно спокойно произносит Ян Игоревич, поправляя рукав испачканной белой рубашки.

Ну и дела… У него, чёрт возьми, кровь хлещет из носа. Получается, что Марсель… Поднял руку на родителя? Я прям не могу умом принять этот факт.

— Кто дал тебе на это право? — орёт парень, пытаясь прорваться к нему.

— Я так решил!

— Решил он! А обо мне подумал?

— Прежде всего о тебе и думал, сын, — отзывается тот невозмутимо, одёргивая ворот.

— Ты поступил подло! Как последний мудак!

— Попридержи язык, Кучерявый! Не забывайся! Этот мудак тебя вырастил и воспитал!

— Ты столько лет молчал! Ты мог хотя бы сказать мне! — не унимается Абрамов-младший.

— Боже мой! Да что у вас произошло? — справившись с первым шоком, спрашивает у Яна Игоревича жена.

— Ты знала? Тоже знала, да? — Марсель перенаправляет свою неконтролируемую злость на мать.

В глазах костром полыхает лютая обида и ярость. Он тяжело и часто дышит, то и дело стискивая челюсти, отчего желваки туда-сюда ходят по лицу, на котором напряжена каждая мышца.

Сердитый. Заведённый. Неуправляемый.

Подобное его состояние вызывало во мне дикий страх и тревогу ещё со времён школьной скамьи. Я не понимала, как справляться с этими приступами гнева тогда. Не понимаю и сейчас.

— Знала что? — тётя Даша растерянно смотрит на отпрыска.

— Отец взял с Неё слово! Тогда четыре года назад.

— Ян, о чём говорит наш сын?

— Он запретил Джугели связываться со мной! Понимаешь? Охерел совсем!

Ощущаю болезненный укол под рёбрами. Это разволновавшееся сердце. Оно, ёкнув, начинает биться чаще, активнее перекачивая кровь.

Джугели.

Из-за неё ссора оказывается.

— Она была в больнице. Была блядь! А вы даже не сказали мне об этом! Лгали! — орёт на родителей Марсель.

— Что бы это изменило?

— Мне было важно знать, что она приходила!

— Приходила, попрощаться. Ты же не дурак? Всё прекрасно понимаешь. Она не осталась бы с тобой при любом раскладе.

— Пошёл ты!

— Успокойтесь, пожалуйста, прошу. Давайте вы остынете и мы поговорим дома, — голос тёти Даши дрожит. Она очень переживает из-за случившегося.

— Нет у меня нахрен больше дома! И отца у меня тоже нет! — выплёвывает парень с ненавистью.

Такие страшные слова произносит, что у меня аж холодок по спине бежит.

Зачем же он так?

— Клянусь, ноги моей тут не будет! Слышите?!

— Не кипятись. Не надо так.

— Да отвали ты! — довольно грубо отталкивает от себя Пашу и, последний раз взглянув на родителей, как на врагов своих, уверенным шагом направляется через двор к калитке.

— Марсель, вернись немедленно, — окликает его Дарья Александровна.

Реакции ноль.

— Ты куда? Не уходи!

София порывается побежать за братом, но её успевает схватить за руку Милана.

— Не смей, поняла?! — жёстким взглядом предостерегает.

— Почему это? Я остановлю его!

— Нет. Пусть идёт.

— Не надо! Я не хочу!

— Он на папу руку поднял. Так нельзя, ясно? — цедит старшая сестра сердито.

— Папочка… — горько плачет девочка.

— Ян. Про Джугели… Это правда? Мне нужно поговорить с мужем. Пожалуйста, молодёжь, все идите в дом, — строго наказывает тётя Даша, глаза которой тоже полны слёз.

— Идём, Илон.

Растерянно смотрю на женщин этой прекрасной семьи.

Ступор.

Слов нет.

Кошмар какой-то просто. Кто бы мог подумать, что вечер закончится вот так…

Глава 21

В тот вечер Марсель так и не вернулся. Все мы отчаянно ждали его появления в доме, однако, увы, этого так и не случилось, что лишь усугубило сложившуюся ситуацию, ведь громко поссорились между собой в итоге и его родители, поскольку Дарья Александровна выразила своё возмущение относительно поступка Абрамова-старшего.

Они так ругались! Никогда прежде я не слышала, чтобы эти люди общались друг с другом на повышенных тонах. А тут такой скандал произошёл, что при закрытых дверях их эмоциональные реплики слышно было…

Если коротко, в Москву мы возвращаемся с Пашей вдвоём, накануне безуспешно попытавшись отыскать нашего Кучерявого в Красоморске.

Нет его и в столице. Марсель не объявляется там даже перед концертом, на котором нужно было присутствовать группе.

Проходит день, два, три, четыре, неделя. Его телефон по-прежнему выключен, а местонахождение неизвестно.

Наверное, мы так и не узнали бы, где он, если бы одна из подписчиц не выложила видео, на котором был отмечен солист группы «Город пепла».

Содержание минутного ролика, завирусившегося в сети, подсказало нам локацию Абрамова-старшего.

Вечер. Невский Проспект. Толпа людей. Микрофон. Гитара, заимствованная, судя по всему, у одного из уличных музыкантов. Нетрезвый и совершенно разбитый по ощущениям Марсель.

— И чё нам делать? Ехать за ним в Питер? — озадаченно спрашивает Чиж, когда собираемся в офисе лейбла.

— Не факт, что он до сих пор там.

— Мне кажется, там, — предполагает Ромасенко. — Бухает. Ходит по крышам и катается на теплоходе. Так уже было.

— Но раньше он вот так не пропадал, — расстроенно качаю головой.

— С ваших слов, у него в жизни полный пиздец произошёл. Сперва чёртова Джугели вдруг нарисовалась, предложив встретиться. Потом выяснилось, что на протяжении нескольких лет от него скрывали обстоятельства её исчезновения.

— А про запрет Абрамова-старшего она ему рассказала?

— Нет. Как мы поняли, о том, что Джугели приходила в больницу, Марсель узнал от своего крёстного, который в тот день тоже там был.

— Ну жопа. Ещё и с ним отношения испорчены значит. Не простит ложь обоим.

— Что за песню он исполняет на видео? Новая? — спрашиваю, глядя в телефон. Количество лайков и комментариев под роликом увеличивается прямо на глазах.

Включаю видео ещё раз.

— Лично я слышу её впервые, — отвечает Макс.

— Аналогично, — кивает Горький.

— После встречи с Ней появилась, сто пудов.

— По ходу, наш кучерявый самородок снова написал хит, — раздаётся голос Горина за спиной.

— Привет, Стас, — вразнобой здороваемся с ним.

— Что у вас случилось, ребят? — обмениваются рукопожатиями с парнями и поворачивается ко мне. — Илон, почему мне звонят по поводу сорванных концертов?

— Я всё уладила с организаторами. Мне удалось перенести их на другие даты.

— Это, конечно, замечательно, в твоих способностях никто не сомневался, но где Марсель?

Вздыхаю и развожу руками.

— Предполагаем, что в Питере.

— Это я понял. Какого хрена он там делает? — уточняет Горин, нахмурившись, и садится за стол.

— Там у него дома кое-что произошло…

— Забухал из-за этого, если вкратце обрисовать ситуацию, — разъясняет Ромасенко.

— Ясно. И что с выступлением, запланированным на послезавтра?

— Надеюсь, он будет. Мы попытаемся связаться с ним снова.

— Что ж вы, друзья, не поддержали парня в трудный для него период?

— Ему эта поддержка на хер сейчас не сдалась. Все вокруг враги.

— И всё равно, надо быть рядом в такие моменты, иначе потеряем парня.

Я, и без того до крайней степени встревоженная, ещё сильнее начинаю волноваться.

— Что делать с вечерним подкастом?

— Парни сходят туда без Марселя.

— Определитесь, что будете отвечать, если начнут задавать провокационные вопросы насчёт солиста.

— Хорошо. Заготовим ответы.

— Паш, подойди прямо сейчас к звуковику, надо прослушать и подправить при необходимости окончательный вариант трека, который мы завтра релизим.

— Окей.

— И по мерчу вам задание, ребята, — достаёт флэшку из кармана, отдаёт мне. — Гляньте вместе, как вам идеи наших рекламщиков. Они придумали кучу всего. Может, у вас пожелания какие-то возникнут. Поделитесь потом мыслями.

— Ладно.

— Всё, идите. Задача номер один: найти Марселя. Что хотите делайте, но Кучерявого надо вернуть и наставить на путь истинный. Иначе у каждого из нас будут проблемы.

*********

Вечером после долгого рабочего дня возвращаюсь домой в пустую квартиру.

Не поужинав, сразу иду умываться, после чего достаю из шкафа пижаму и забираюсь в постель.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Горит ночник. Руки опять тянутся к телефону.

Наверное, в сотый раз подряд, набираю Марселя, но аппарат вызываемого абонента выключен.

Снова нахожу в избранном видеоролик, у которого уже почти миллион просмотров.

Слушаю опять эту его новую песню, посвящённую, разумеется, Ей.

Мазохист ли я? Да нет конечно.

Давно привыкла к своей перманентной боли. А вот к его — никак. Когда страдает душа этого парня, мне вдвойне плохо и, увы, сколько бы я не пыталась заполнить зияющую дыру в его груди, эффект всегда временный. Периодически он всё равно уходит в себя и впадает в депрессию. Так бывало неоднократно.

Провожу пальцем по экрану.

Марсель-Марсель… Как хотелось бы вернуться в то время, когда ты улыбался и искренне радовался этой жизни.

Вспоминаются школьные годы. Тёплое, нежное чувство к кучерявому хулиганистому мальчишке зародилось в моём сердце ещё тогда, когда мы учились в третьем классе начальной школы.

Я была толстой и неуклюжей. Одноклассники часто цепляли меня из-за этого. Дружно оскорбляли, обижали, смеялись надо мной.

Все. Кроме заучки Филатовой и Марселя Абрамова, нравившегося мне во всех отношениях.

Никогда не забуду, как он встал со мной в пару на физкультуре, когда другие мальчишки категорично отказались от этого.

Не забуду, как вступился за меня однажды у ворот школы. Там мне устроили «тёмную» по команде Ковалёвой.

Не забуду, как подарил на восьмое марта в шестом классе букет нарциссов и шоколадку. Подозреваю, что опять же никто из одноклассников не изъявил желания меня поздравлять и он благородно взял эту миссию на себя.

Да много таких моментов было.

Седьмой класс. Игра «Тайный Санта». Уверена, именно Марсель стал им для меня.

Восьмой.

Участвуя в какой-то волонтёрской акции, сажали деревья вместе.

Дискотека в девятом. Абрамов пригласил меня на танец. Чуть не умерла, клянусь! Но, по правде говоря, в те минуты плевать было на косые взгляды и насмешки. Я была так безгранично счастлива… Целую ночь потом не спала. Лежала и улыбалась как идиотка, тупо уставившись в потолок.

Ещё кое-что ещё в тот год случилось. Марсель стал показывать мне свои стихи, ведь однажды я помогла ему интересно зарифмовать кусочек текста.

Десятый класс.

Осень. Поход. Я была очень расстроена тем, что заболела мама. Он, единственный из всех, не считая Матильды, настоявшей на том, что я должна пойти, заметил моё убитое состояние. Мы сбежали из лагеря поздним вечером. Устроившись на скалистом участке холма, слушали море и безостановочно болтали обо всём на свете.

Там я поделилась с ним своими переживаниями. Там он обнял меня. По дружески, конечно, но и этого мне было достаточно для того, чтобы воспарить душой в самые небеса…

Мы стали ближе друг к другу. Я это чувствовала. Как чувствовала, что давно уже безответно люблю этого парня всем сердцем!

Проблема была в том, что он не смотрел на меня, как на девушку, хоть и отвешивал порой щедрые комплименты.

«Классная ты, Илон»

«У тебя такая кожа прикольная. Чистая, белая. Не порть её всякими косметическими штуками»

«Новая стрижка? Прикольно»

«Ты красивая. Забей на них»

Мне льстило, что он говорит подобные вещи, но… Я также прекрасно осознавала, что была, прямо скажем, не в его вкусе.

Красивому, обаятельному Марселю нравились худенькие девчонки модельной внешности. Они всегда сами крутились вокруг него. Их было много за годы старшей школы и я солгу, если скажу, что их присутствие в Его жизни никак меня не ранило и не задевало.

Одноклассники почти перестали меня трогать потому, что я могла агрессивно ответить и постоять за себя, но с конца зимы я начала активно худеть. Перестала набивать желудок всякой дрянью. Перешла на ПП, стала заниматься дома. Плюс потере веса поспособствовал стресс. Маме ведь стало хуже. Летом она ушла, к сожалению. А я вернулась в одиннадцатый класс другим человеком и внешне, и внутренне.

Все офигели.

Я же, в свою очередь, офигела с нашей новенькой. Эта красивая, статная грузинка по фамилии Джугели выглядела так, словно только что сошла с обложки модного журнала.

Тата была холодна и сдержана в эмоциях. Уверена в себе. Остра на язык. В меру ядовита. С характером.

И да, к сожалению, интерес Марселя к ней был для меня очевиден в первый же день. Чего только стоили эти слова.

«Кто это?»

«Моя будущая девушка»

Собственно, впоследствии Кучерявый делал всё возможное для того, чтобы она согласилась ею стать.

В общем, я поняла: пророчество бабушки сбывается. Она всегда говорила мне, что в любви я буду несчастна до тех пор, пока между нами будет кто-то третий.

Честно? Относительно недавно мне казалось, что этот этап наконец пройден и что на фундаменте дружбы, доверия и уважения друг к другу вполне себе можно построить предложенные парнем мечты отношения, но… Вновь в нашей жизни появилась Тата Джугели.

Это стало для меня полной неожиданностью. И да, это меня, безусловно, очень расстроило. Не буду обманывать, после аварии я стала относиться к ней по-другому. Потому что видела, как тяжело страдает из-за неё близкий мне человек.

Звонок в дверь вырывает меня из плена своих мыслей.

Бросаю взгляд на часы.

Поздно уже. Двенадцать. Кого принесло?

Встаю с постели, иду в прихожую. Включаю свет, подхожу к двери, смотрю в глазок и тут же открываю потому, что у порога моей съёмной квартиры стоит Марсель.

— Привет, — произносит он первым.

Внимательно рассматриваю его лицо. Выглядит плохо. Бледный. Чёрные круги под глазами. Не спал. Много пил. Возможно, что-то принимал ещё, не знаю.

— Слава Богу, ты вернулся…

— Войду?

Отступая, пропускаю парня в прихожую. Закрываю дверь. Поворачиваю щеколду. Разворачиваюсь к нему.

— Ты как?

Пожимает плечом.

— Дерьмово, учитывая, что поднял руку на своего отца.

— Марсель, мы так переживали… Твой телефон был выключен. Ты пропал, не выходил на связь.

— Извини за концерты. Знаю, я подвёл тебя и пацанов.

— Решили. Это неважно. Меня волнует твоё состояние. Я боюсь за тебя, — говорю как есть.

— Всё нормально будет. Я приду в себя. Не парься, Илон.

На глаза наворачиваются слёзы.

Киваю, но внутри как будто бы понимаю, что, скорее всего, он опять сорвётся.

— Я обещаю. Возьму себя в руки. Слышишь? Не плачь.

Обнимает меня, прижимая к себе.

В груди болит. Запах сигарет и ненавистного алкоголя душит.

Клянусь, готова отдать что угодно, только бы он перестал разрушать себя…

Глава 22

Тата

US Open — традиционный финальный аккорд серии турниров Большого Шлема. Ежегодно этот чемпионат привлекает внимание миллионов людей по всему миру, поскольку считается одним из самых ярких событий в спорте.

Возник турнир давно, ещё в тысяча восемьсот восемьдесят первом году. Однако изначально у него были свои особенности. Например, соревнования проводились для мужчин и исключительно на травяном покрытии.

С тех пор, конечно же, многое изменилось. Наряду с мужчинами в теннис играют женщины, появились парные разряды и другие виды покрытий: грунт и хард.

Прославился впоследствии US Open ещё и тем, что первым уравнял женские и мужские призовые, вынудив коллег со временем совершить такой же шаг.

Центральный корт турнира (между прочим, самый большой в мире) носит имя Артура Эша, первого и единственного на данный момент темнокожего чемпиона турниров серии «Большого шлема» в мужском одиночном разряде. Особенность площадки в том, что она вмещает свыше двадцати тысяч зрителей и имеет прекрасное искусственное освещение, что позволяет организаторам проводить матчи в вечернее время. Так называемые «ночные сессии», имеющие свою особую, непередаваемую атмосферу.

В общем, участие в US Open — мечта любого профессионального теннисиста. Я — не исключение и четыре предшествующих года желала проявить себя на максимум в данном турнире.

И в этом сентябре у меня наконец получилось. Я добралась аж до полуфинала, хотя никто этого не ожидал…

— Ты просто огонь, девочка! Так подняться в рейтинге за столь короткий срок! Умница! — хвалит довольный результатом Бланко, во время прогулки по набережной.

Вечер. Туристы фотографируются на фоне предзакатного солнца. В безоблачном небе кричат чайки. Шумит море.

— Чему радоваться? Я проиграла, — констатирую расстроенно.

— Тата, не будь чересчур требовательна к себе. Всему своё время. Ты подумай только, это ведь один из самых престижных турниров и ты почти попала в финал! Невероятное достижение!

— Почти попала… — повторяю с грустью.

Не передать словами, как я расстроена своим досадным проигрышем.

— Выше нос, моя красавица. Ты заработала хорошие деньги. Тобой заинтересовались крупные спонсоры. Тебя обсуждают СМИ. Они пророчат дерзкой Джугели блестящее будущее.

— Точнее копают под меня, выясняя кто я и откуда взялась.

— Сейчас нужно громко заявить о себе на турнирах в Китае и Японии, чтобы закрепить успех.

— Я хочу выиграть, — заявляю решительно.

— И у тебя есть все шансы. Ты в отличной форме и способна справиться с любым соперником.

Киваю.

У него звонит телефон. Он разговаривает по нему в течение последующих двадцати минут, в то время как я по пути домой размышляю о предстоящей поездке в Китай.

Бланко провожает меня до квартиры и уже у порога напрашивается на кофе.

Пока варю его, заканчивает беседу.

— Прости, это по работе. Нужно было срочно решить один вопрос.

— Всё нормально, — ставлю подаренный им букет в вазу. Разливаю кофе по чашкам. Подхожу к раковине, чтобы помыть турку.

Когда подкрадывается сзади и обнимает, вздрагиваю.

— Стой подожди. Неудобно, — пытаюсь отодвинуться.

— Мы с этими турнирами и не видимся толком. Я очень соскучился по тебе, Тата, — касается губами кожи.

Целует, а я продолжаю мыть злосчастную турку.

— Да оставь ты её, — вынуждает бросить предмет, на котором я была сосредоточена.

Стискивает крепче. Целует настойчивее, покрывая поцелуями шею и оголённое плечо.

Отсчитываю про себя секунды. Закрываю глаза, но не от удовольствия, нет. Как бы я не пыталась расслабиться, не получается. Становится лишь хуже.

Его левая ладонь сжимает грудь, правая забирается под платье и я, не в силах больше терпеть происходящее, предпринимаю попытку отстраниться.

— Я так хочу тебя… — шепчет разгорячённо, не обращая внимания на знаки, которые выдаёт моё напряжённое тело.

— Не надо, — активно протестую, тем самым заставляя его отойти от меня.

Глядя в пол, поправляю платье и причёску.

— Хватит держать меня на голодном пайке, Тата. Я взрослый мужчина в конце-концов! — возмущается раздражённо.

— Прости.

— Прости? Да что с тобой такое? — осведомляется недовольно. — С тех пор как вернулась из России ни разу меня нормально не поцеловала даже. Всё время уворачиваешься, держишь дистанцию. И так уже третью неделю ведёшь себя. Это какая-то новая игра?

— Нет.

— Тогда что? Сомневаешься в моих серьёзных намерениях?

— Не сомневаюсь, — отрицательно качаю головой.

— Послушай, понимаю, ты воспитывалась в определённых традициях, и я уважаю их, но, чёрт возьми, ты морозишь меня уже полгода. Близость рано или поздно должна случиться между нами. Не нужно так бояться этого, все через это проходят.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Я не боюсь.

Бланко вздыхает.

— Завтра встречаемся с мамой, — произносит он внезапно.

— Завтра? — поднимаю взгляд, растерянно переспрашивая.

— Да, она приезжает ко мне на пару дней. Ты же знаешь, я давно хочу вас познакомить. Будь готова в шесть. Поедем в ресторан.

Молчу.

— Ты ведь не занята вечером? — садится за стол и пододвигает к себе дымящийся кофе.

Наблюдаю за тем, как он пьёт, и вдруг чётко осознаю, что нельзя дальше тянуть с разговором. Нет смысла. Ничего не изменится.

— Хавьер, не надо устраивать встречу с мамой, — заявляю решительно.

— Как это не надо?

— Я не хочу тебя обманывать.

— В каком плане? — хмурится и ставит чашку на блюдце.

— У меня есть чёткое ощущение того, что я — не тот человек, который тебе нужен.

— Подожди-подожди, ты это сейчас к чему? — прищуривается.

— Ничего хорошего не выйдет дальше. Нам нужно расстаться.

— Расстаться, — повторяет за мной следом. — И почему же, позволь поинтересоваться?

Смягчить бы удар, но как?

— Я тебя не люблю. Прости, — выпаливаю на одном дыхании.

Стискивает челюсти. Стучит пальцами по столу и какое-то время не говорит ни слова.

— Хавьер…

— У тебя кто-то появился?

— Нет.

— Не ври мне! — повышает голос. — Ты поэтому задержалась в Москве? Правду говори! — требовательно приказывает командным тоном.

— Я встретила парня из своего прошлого, — в глаза ему смотрю.

— И?

— Поняла, что до сих пор испытываю к нему чувства, — объясняюсь, ощущая себя глубоко виноватой.

— Спала с ним?

К моим щекам приливает кровь.

— Мы всего лишь поговорили. За кого ты меня принимаешь?! — восклицаю сердито.

— И что теперь? Туда вернёшься? К Нему? — спрашивает на удивление спокойно.

— Нет. У него своя жизнь. Наши отношения невозможны, в силу определённых обстоятельств.

— Тогда зачем рубишь на корню отношения со мной? Это ведь глупо!

— Я не могу так, — тоже опускаюсь на стул. — Не хочу изображать то, чего нет. Ты очень хороший парень, но…

— Давай только без этого обойдёмся, — перебивает зло.

— Ты стал для меня близким человеком, Бланко. Я очень благодарна тебе за всё, что ты для меня сделал.

— Это вот сейчас ты так благодарность свою выразила? — невесело усмехается. — Ты вообще в курсе, что я купил кольцо и собирался вручить его тебе завтра?

Сердце падает куда-то в область желудка.

— Мне жаль. До определённого момента я действительно считала, что у нас может что-нибудь получиться…

— Не считала ты так, — категорично отрицает сказанное мной.

— Ты не прав, я говорю искренне.

— Ладно. Ясно всё с тобой, — резко поднимается из-за стола.

— Хавьер…

— Хорошо подумала? — сверлит тяжёлым взглядом, открыто транслирующим обиду.

Конечно, моё признание задело его.

— Да, так будет лучше для нас обоих, — сглатываю напряжённо.

Видит Бог, этот разговор дался мне непросто, хоть я и понимала, что его никак не избежать.

Проходит секунда.

Две.

Три.

Пять.

Снова вздрагиваю от неожиданности. Потому что прежде чем уйти, Бланко в порыве ярости сбивает рукой со стола вазу.

Цветы падают на пол. Фарфор разбивается, разлетаясь на мелкие осколки.

Хлопает входная дверь и я роняю пылающее лицо в ладони.

Зачем ты, глупая, перешла с ним черту дружбы полгода назад?

Вот, пожалуйста, пожинай теперь плоды…

*********

Сложно нам стало работать с Бланко, учитывая сложившиеся обстоятельства.

Он почти не посещает мои тренировки, а если посещает, всегда максимально придирчив и чем-то недоволен. Гоняет изнуряющими часами по корту. Не стесняясь в выражениях, орёт на меня за каждую совершённую ошибку.

Даже не знаю, как у нас получилось вынести друг друга в осенний сезон. Полагаю, Хавьер терпел меня лишь потому, что я показывала весьма достойные результаты на турнирах.

Полуфинал US Open в Нью-Йорке. Пекин, Осака, Париж, Берлин. За три месяца мне удалось заработать приличное количество очков и, совершив невероятный скачок, подняться на десятки позиций вверх в рейтинге WTA.

— Ты такая молодец! Просто разнесла эту шведку в пух и прах! — эмоционально поддерживает меня Полина.

— Ты смотрела?

— Естественно! Внаглую врубила трансляцию прям в кабинете. Карловна первые минут пятнадцать поворчала для проформы, как обычно, но потом, узнав, что играет моя лучшая подруга, присела рядом и тоже начала смотреть.

Улыбаюсь.

Инесса Карловна — коллега Филатовой. Социальный педагог московской школы, в которую устроилась работать Поля.

— Сын её приходил на перемене. Заглянул к нам в ноут и сразу первым делом заценил твои ноги.

— Представитель бурного пубертата?

— Ага. Ему семнадцать.

— Тогда всё ясно.

— Они и правда божественны, Джугели, — восторженно вздыхает она. — Красивые, стройные, с мышцами, бесконечные блин!

— Ну завязывай с комплиментами, Филь. Расскажи лучше, как у тебя дела?

— Да потихоньку. Вот наконец сделала анализ тестирования САН. С пятачками его на той неделе проводила.

— Что ещё за САН?

— Самочувствие, активность, настроение, — расшифровывает Поля

— Понятно.

— Нужно было сравнить показания от десятого сентября с нынешними и определить группу детей, нуждающихся в повышенном внимании.

— Определила?

— Определила. Глаза вон в кучу.

— А как там твоя агрессивная девочка-истеричка?

— На комиссию с родителями отправили. Несколько дней назад, обедая в столовой, она проткнула вилкой мальчику руку.

— Жесть.

— Угу, но оно и неудивительно. Катя, к сожалению, психически нездорова.

— Почему такие дети учатся в одной школе с нормальными? Разве нет специальных учреждений?

— Инклюзивное образование, дорогая.

— Это ещё что?

— Каждый ребёнок, независимо от имеющихся физических, интеллектуальных, социальных, эмоциональных, языковых и других особенностей, имеет возможность учиться в общеобразовательном учреждении по месту жительства вместе со сверстниками, — в качестве разъяснения тараторит в ответ. — Давно уже так. Вспомни нашего Мозгалина.

— Мозгалин не бросался на людей, вооружившись вилкой.

— Пхах. Щас, погоди…

Слышу противную, бесяще громкую мелодию звонка.

— Тебя ещё не тошнит от них? — держу телефон подальше от уха.

— Пока нет, — смеётся и копошится, судя по звукам.

— Чего ж они так вопят…

Филя, видимо, в коридор выбралась, и ор там стоит невообразимый.

— Так радуются, что седьмой урок закончился.

— Ты домой?

— Пффф. Куда там! Хочу купить что-нибудь на перекус.

— Опять допоздна сидеть собираешься?

— Часиков до шести. У меня консультация, встреча с родителем и надо распечатать анкеты для девятиклассников. Будем завтра стрессоустойчивость измерять. Федя, не беги! Шагом передвигаемся. Плитка кругом, нос разобьёшь! Баранов! Оставь Клюева в покое!

Ещё и по именам-фамилиям их знает…

— Он у меня телефон забрал! — раздаётся возмущённый возглас мальчишки.

— Дима, немедленно верни телефон товарищу, — спокойно, но строго командует она. — Нельзя брать чужие вещи! Ты разве этого не знаешь?

— Знаю. На, соплежуй…

— Спасибо Полина Сергеевна.

— Идти-то можно?

— Идите, — даёт добро.

— Дурдом у тебя там.

— Я уже привыкла.

— И как? Правда нравится работать в школе? — уточняю с сомнением.

— С детьми да. Если б ещё кучу всякой ненужной фигни не навязывали, вообще было бы прекрасно. Здравствуйте.

— Вы прямо как школьница, Полина Сергеевна. По звонку со всех ног летите домой.

— Я иду за обедом, Олеся Викторовна. Через пятнадцать минут вернусь.

— Проверю, моя хорошая.

— Это кто там твоё рабочее время отслеживает?

Молчит секунд двадцать, а потом, удалившись на приличное расстояние, рассказывает:

— Зам по воспитательной работе. Такая мегера, ух! У неё прям на лице написано, что я ей не по нраву. И ведь ничего плохого я не сделала, а она меня цепляет постоянно. То блузка чересчур облегающая, то манера общения с ребятами слишком фривольная.

— Не принимай близко к сердцу. Мало ли, что у человека в жизни происходит.

— Да ну её… — зевает. — Прикинь, я сегодня опять не спала.

— Соседи?

— Они самые. Полночи гульбанили. Реакции на мои возмущения ноль! И стучала, и вниз к ним ходила.

— Ходить туда не надо! Они же неадекватные.

— Ну а как?

— Уроды. Слушай, может поискать другую квартиру?

— Ну уж нет, мне тут нравится. Район неплохой, школа близко.

— Ну это не дело, что они тебе регулярно спать не дают.

— А я завтра напишу на них заявление участковому. Пусть придёт и проведёт профилактическую беседу. Достали! И кстати про квартиру, зачем ты опять перевела мне деньги?

— Заплати хозяйке, забей холодильник продуктами. Тебе пока тяжело, я знаю.

— Тата! Я верну их прямо сейчас. Не могу так!

— Не вздумай! Обижусь. Серьёзно, Филатова.

— Ты пойми, мне дико неудобно.

— Всё удобно. Разбогатеешь — отдашь. Закрыли тему.

— Но…

— Закрыли!

— Ладно. Ты чего делаешь?

— Я в трамвае. Еду домой.

— Что-то рано.

— Устала после игры. Хочу немного отдохнуть.

— Правильно. Ты заслужила. Переутомление — опасная вещь. Так, минутку повиси, я рассчитаюсь на кассе.

— Ладно.

Жду, пока она оплатит покупку.

— Всё, я тут. О чём мы говорили?

— О переутомлении. Поль, я хочу спросить тебя кое о чём…

— М? — отзывается она, шагая по улице.

— Ты видела ролик с концерта в группе «ГП»? — внутри меня поднимается тревога, ставшая уже перманентной.

— Видела. Я ещё утром по этому поводу хотела тебя набрать, но решила, что не надо делать это перед игрой.

— Думаешь, то, что пишут люди, правда?

— Похоже на то, — вздыхает она расстроенно.

— Алкоголь?

— Пьёт однозначно, — выносит неутешительный вердикт. — И, честно говоря, есть у меня ощущение, что употребляет, Тат…

— Кошмар.

Холодок бежит по телу от этих беспокойных мыслей.

— Это предположение, может и нет. В любом случае, там налицо зависимость, которую пора лечить. Недаром с концертами беда. То переносы, то отмены. Уже фанаты возмущаются. А крайнее выступление? Равнодушный стеклянный взгляд в пустоту, абсолютное нежелание контактировать с публикой. Зуб даю, убитый там в хламину.

— Куда смотрит семья? Друзья, Илона?

— Не знаю, что там у них творится. Где-то писали, что парни в контрах. Возможно, как раз на этой почве конфликтуют.

— Я хотела позвонить Ему, но боюсь, как бы не сделать хуже.

— А куда хуже? Итак печально всё до крайней степени.

— Вдруг он не станет говорить со мной?

— Ну… Не позвонишь — не узнаешь. Набери, Тат.

— Наберу, — обещаю сама себе.

И обещание выполняю.

Этим же вечером, промаявшись пару часов в сомнениях, звоню. Однако в динамике вместо гудков лишь сухое «аппарат вызываемого абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

Повторяю дозвон позже, но ничего не меняется. Марсель, увы, недоступен.

Натянув одеяло до самого подбородка, какое-то время тупо таращусь на экран блымающего в полутьме телевизора.

Беру пульт в руки. Выключаю бормочущий ящик. Переворачиваюсь на спину и, снова тянусь за своим смартфоном. Уже традиция. Перед сном смотрю видео, связанные с группой «Город Пепла». Или слушаю Его песни.

Ругаю себя за это, ведь каждый раз разрывается сердце. Ругаю, но не слушать их не могу…

Забиваю в поисковую строку «Марсель Абрамов солист группы Город Пепла». В рекомендациях выскакивает запись прямого эфира двухнедельной давности. Выложили с какой-то другой платформы сегодня утром. Подобные ролики — большая редкость. Кучерявый нечасто выходит на связь с поклонниками его творчества.

Незамедлительно нажимаю на плей.

Продолжительность эфира одиннадцать минут. На экране бегут строчки с вопросами. На некоторые из них парень выборочно отвечает.

Он сидит на балконе. Лица в темноте почти не видно. Лишь тогда, когда подносит сигарету ко рту, удаётся разглядеть бледное, измученное недосыпом лицо и тёмные круги под глазами.

— Будет ли новый альбом? — зачитывает вопрос от Cherry77. — Да хер его знает… Пока нет желания делиться с вами тем, что пишется.

Затягивается. Выпускает дым.

Так и курит, совершенно не жалея себя. Не бросил эту отраву, конечно же…

— Когда снова появятся футболки с надписью «Девочка по имени нельзя?» Хочу такую. Анжелика, они не появятся. Забудь.

Стряхивает пепел.

— Как ты себя чувствуешь, дружище? Да никак, Ratmir. Никак… В каком ты сейчас городе? — озвучивает следующее рандомное сообщение. — Блин… Где-то в Сибири.

Соображает достаточно долго.

Как можно не помнить, где ты находишься???

— Красивый.

Хрипло смеётся, потирая веки. И этот его смех вибрацией глубоко под рёбра забирается.

— Rina, я вижу своё отражение в зеркале по утрам. Не гони давай. Выгляжу я дерьмово.

В его руке появляется бутылка. Пьёт прямо из горла…

— Спасибо за сегодняшний концерт. Было супер. Ты в Новокузнецке, если что.)) Точно, Lena-solnce, — щёлкает пальцами. — Новокузнецк… Холодно тут у вас. Зима… Хотя по календарю она вроде как не настала ещё. Или настала? — хмурится, всерьёз сомневаясь.

Шмыгаю носом и вытираю слёзы, которые безостановочно катятся по щекам.

— Марс, ты в запое? Ronny, я по-твоему не могу расслабиться после концерта, что ли? — его взгляд в момент ожесточается и становится сердитым. Поджимает губы. В глазах горит злость и раздражение. — Завязывайте слать всю эту херню про кодировку, вещества, лечение и прочее. Я в норме, мать вашу. Отдыхаю. Ясно?

Молча курит, пока сообщения сменяются одно другим. И проходит не меньше минуты до того, как вновь начинает говорить.

— Выступление в Кемерово состоится? Состоится, Manyak. Приходи, если ты — тот чел, который вечно за нами таскается с камерой в руках.

Прикладывается губами к бутылке.

Очень больно смотреть на то, как он себя губит.

— Почему отменяете концерты? Потому что.

Никаких разъяснений, разумеется, не даёт. Причин не называет.

— Где твоя сестра Милана? Почему перестала выступать с вами? — затягивается, выпускает изо рта кольца дыма, делая очередную паузу. — Поругались, IraДвадваВосемь. Интересные вопросы сегодня будут, нет? — осведомляется недовольно, прислоняясь затылком к стене.

Разругались с Милой? Да так сильно, что не поют вместе?

— Расскажи про песню «Бессонница». Где и когда написал её, при каких обстоятельствах. Вот оно тебе надо знать, Venom? Нравится — слушай. В Питере написал, на крыше. Отвратительно тогда себя чувствовал.

Переключает камеру.

— Снег пошёл, зацените.

Несколько секунд демонстрирует вид на ночной город, переливающийся огнями.

Возвращает всё обратно. Читает вопросы молча.

«Марсель, не пей, пожалуйста!»

«Так жаль его((((Спивается»

«Употребляешь, чел?»

«Его надо лечить…»

«По ходу, послезавтрашний концерт тоже не состоится»

«Грустный такой»

«Какая бутылка по счёту, бро?»

«Пацаны, кодируйте его. Теряем солиста»

«Сиги, алкоголь и нарко — зло».

«Из-за чего всё это с ним происходит?»

«Марс!!!!! Возьми себя в руки, прошу!:((((((»

— Всё короче. Отключаюсь, иду спать. Вы опять присылаете мне то, что я не хочу видеть.

Изображение исчезает. Видео заканчивается. А я всё ещё смотрю в телефон, не сразу отложив его в сторону.

Глава 23

Марсель

— Эй, Марс! Ты слышишь? — будто бы сквозь вакуум доносится до затуманенного сознания знакомый мужской голос.

— Дружище…

Кто-то тормошит меня. Это дико бесит.

Оставьте в покое, а.

— Он, по ходу, опять пьяный в хламину.

— Или обдолбленный.

— Ему же нельзя бухать.

— Врач звонил. Марсель раскодировался на днях, — расстроенно произносит девушка.

— Сука, прекрасно, мать вашу!

— Марс…

Злодеи активно мешают спать, пытаясь довольно грубо растолкать меня.

Я заторможенно выдаю в ответ что-то на матерном.

— Абрамов!

— Господи Боже! Почему у него руки в крови? — взволнованно восклицает девушка.

— Бармен сказал, что он с кем-то подрался.

— Может скорую?

Что вас всех…

Насильно вынуждаю себя разлепить глаза.

Темно.

Изображение плывёт и идёт рябью. Не пойму сперва, кто суетится вокруг меня. В какой-то момент мозг лениво распознаёт, что это мои пацаны.

— Ты как, Кучерявый? — обеспокоенно спрашивает Горький, чьё лицо возникает прямо передо мной.

— А то ж не видно как. Давайте тащите его в тачку.

Ромасенко ворчит. Злой как чёрт. Его недовольная рожа тоже в фокус попадает.

— Встаём, друг.

— Отвалите от меня…

— Нам надо двигать отсюда, бро. Поднимайся.

О, и Чиж здесь. Всем составом явились. Кто просил?

— Подъём!

— Один хочу побыть.

— Щас мы тебе это организуем, — сердито обещает Макс. — Предупреждал тебя, что в рехаб засуну, если опять сорвёшься.

— Чё?

— Предупреждал?

— Пошёл ты…

Благодетель херов.

— Я то пойду, но сначала, Абрамов, ты ляжешь в наркологичку. Поднимайте его с земли, Паш.

— Осторожно, ребят!

Илона тоже здесь. После всего того, что по итогу получилось, она по-прежнему искренне за меня переживает…

Встречаемся глазами. Мои почти наверняка транслируют немое раскаяние. Её — горят волнением и тревогой.

Очень и очень жаль, что у нас ничего не получилось. Я ведь правда хотел попробовать. Так чтоб всерьёз и надолго, но… Проклятая одержимость в очередной раз заботливо напомнила о себе.

Оставить практически обнажённую женщину, лежащую под тобой, в самый интересный момент со словами «прости, я не могу» — это пиздец полный, но, клянусь, нет ничего хуже, чем целовать и сжимать в объятиях одну девушку, а думать в эту самую секунду о другой. Будучи захмелевшим, мозг просигнализировал мне о том, что даже для такого ублюдка, как я, это — too much…

Пока парни тащат меня до машины, мысленно благодарю проклятую Джугели за то, что не позволила в ту ночь перейти черту.

Вебер нужен человек, способный в полной мере оценить её заботу и любовь. С ней нельзя поступать как с теми, мимо проходящими. Она точно этого не заслуживает.

Дёргаюсь и отворачиваюсь, словив вспышку чуть ли не прямо в морду.

Нецензурная брань Ромасенко.

Возмущённый возглас Горького.

Чьи-то голоса.

Какие-то люди.

Всё фоном. Ни хера не втыкаю, что происходит вокруг, когда меня заталкивают в тачку.

— Грёбаные журналюги! Откуда только пронюхать успели!

— Работа у них такая.

— Дерьмо, а не работа.

— Чёрт с ними. Куда везём его? — озадаченно произносит Паша.