Прости за любовь

— На сколько ты приехала? — осведомляется вдруг. — Пробудешь в Москве до Нового Года? Или, может, задержишься на месяц, а потом исчезнешь? Когда назад в Испанию, Тата?

Звучит как издёвка, но я понимаю, почему она язвит. Имеет, в общем-то, право.

— Я в Испанию не вернусь.

Илоне не удаётся скрыть удивление. Судя по выражению лица, на такой ответ она вряд ли рассчитывала.

— А твои отношения с тренером?

Не берусь предполагать, откуда ей о них известно.

— Нет никаких отношений. Я поставила точку. Ещё в конце лета, после встречи с Марселем.

Осознанно даю это пояснение. Хочу, чтобы она знала: моему сердцу тоже дорог этот парень.

— Значит насовсем перебралась в Москву?

То ли я жутко мнительная, то ли в её глазах наблюдаю нечто, похожее на окончательное крушение надежд.

— Не хочу загадывать, но вполне возможно.

Она кивает и какое-то время молчит.

Явно расстроена. Ошарашена. Шокирована.

Но Вебер — это Вебер. В какую-то секунду она собирается и, вскинув подбородок, произносит:

— Что ж. Тогда терпения тебе и любви вашему союзу. Главное — взаимной, — добавляет едва слышно, а затем уходит, оставляя меня одну.

Минуты идут, а я так и сижу в растрёпанных чувствах.

Особенно не по себе становится, когда слышу песню, написанную Абрамовым после нашей встречи на теплоходе.

А всё потому, что в этой песне нас, очевидно, трое…

— Ты прости за любовь мою к ней

Не убить, ведь она яда сильнее

Не испить, она глубже, чем океан.

Не забыть. Без неё я безумен и пьян.

Ты прости. Не стереть. Помню эти глаза

В них мой ад и рай, в них моя весна

Не вини. Ты себя, это я — мудак

Так хотелось иначе, но пусть будет так

Ты права: травит душу, но мне это нужно

Стать нормальным? Прости. Мне это чуждо

Я помешан, разбит, потерян и болен

Моё сердце в крови, мои чувства в ноль…

Мазохист? Да, быть может, но всё же

Как с тобой, чёрт возьми, мы в этом похожи

Ждём тепла там, где в минус лютая стужа

И отчаянно так… Просто хотим быть нужными.

Ты прости за любовь мою к ней

Не убить, ведь она яда сильнее

Не испить, она глубже, чем океан.

Не забыть. Без неё я безумен и пьян.

Глава 29

В какой-то момент репетиция то ли заканчивается, то ли прерывается. Гитары не играют, барабанная установка молчит, но слышатся голоса.

Что-то не так.

Вижу, что парни скучковались и разговаривают на повышенных тонах, выясняя отношения.

Что конкретно там происходит, понять отсюда невозможно. Однако догадаться, чем всё может закончиться, нетрудно. Поэтому я, вскочив с места, тороплюсь спуститься вниз, по памяти придерживаясь того маршрута, который показала Вебер.

Кстати, про неё.

Резко останавливаюсь, случайно заметив девчонку на лестничном пролёте, мимо которого неслась.

Илона, одетая в свой дорогой небесно голубой костюм, сидит прямо на ступеньках и курит сигарету.

Услышав шаги или заметив какое-то движение, поворачивается, и мы смотрим друг на друга.

Неловко вышло.

Не знаю, как объяснить, что чувствую, когда вижу её мокрое от слёз лицо и ту боль, которой горят её глаза.

Мне почему-то тоже больно…

Как бы странно не звучало, но в эту самую секунду я искренне ей сочувствую, в полной мере осознавая, что сама никогда не находилась в подобной ситуации и в отличие от неё, была тем счастливым человеком, которого самоотверженно любили.

— Почему не играют? — шмыгает носом и опускает взгляд, явно смутившись того, что я увидела её в таком состоянии.

— Ругаются.

— Прекрасно, — выдыхает устало.

Наблюдаю за тем, как тушит сигарету, достаёт из кармана салфетку и поднимается со ступенек.

Дабы не создавать ещё большую неловкость, спешу продолжить свой путь дальше.

Вибрирует телефон.

Смотрю, кто звонит.

Хавьер.

По ходу движения сбрасываю вызов. Дважды подряд.

Что ему понадобилось от меня, не берусь даже представить. И гадать не хочу. Не до него сейчас от слова совсем.

— Давайте просто продолжим репетировать.

Это Горький говорит вроде.

— На хер.

— Ты чем-то недоволен?

Слышу голос Марселя.

— Представь себе, — отзывается Ромасенко.

Илона догоняет меня и на сцене мы оказываемся как раз вовремя, так как разборки в самом разгаре.

— В чём твоя проблема?

— Будто ты не понимаешь!

— Не понимаю.

— Проблема в ней! Ты притащил Её сюда. После всего, что было, — выплёвывает Максим с ненавистью.

— Тебе платят за то, что ты стучишь палками по барабану? Стучи молча.

— Пошёл ты! Я не собираюсь устраивать персональный концерт для этой твоей грузинской шку…

— Марсель!

Ну конечно не успеваем до него добежать.

Ни я. Ни Илона на эти своих высоченных каблуках. Ни Паша, который держит гитару. Ни подскочивший со стула от неожиданности Чиж.

Абрамов бьёт своего барабанщика по лицу. Тот, отлетев к своей установке, разозлившись, бросается на него в ответ.

— Не надо!

Дерутся. Боже, как они дерутся!

Агрессивно, остервенело лупят друг друга.

Падают на пол. Катаются по нему, матерясь.

— Чмошник, она ноги об тебя вытерла, а ты!

— Завали хлебало!

— Лох конченный, потерять всё из-за куска…

Договорить в очередной раз не успевает. Снова отгребает по зубам.

— Прекратите!

— Не лезь туда, Тата, — Чиж не позволяет мне вмешаться, в то время как Паша в одиночку пытается остановить происходящее безумие.

— Хватит, пацаны! Марс!

Но парня сдержать невозможно. Он итак все эти дни был эмоционально не стабилен, а теперь и вовсе, будто слетел с катушек. Злой, заведённый до предела, дубасит своего друга с такой жестокостью, что мне, честно говоря, становится очень-очень страшно за Ромасенко, не сумевшего, ввиду характера, закрыть рот.

— Марсель!

Что творится… Кошмар настоящий.

Словно самый дурной сон вдруг стал явью.

— Вы двое, немедленно перестаньте! С ума сошли? — отчаянно кричит перепуганная Илона.

— Разнимите их, Паш! Скорее разнимите!

Чиж устремляется ему на помощь. Кое-как вдвоём оттаскивают обезумевшего, взбешённого Кучерявого в сторону.

Я спешу туда. Илона — к кашляющему Ромасенко. У того лицо в крови.

— Хватит, Марс, притормози, — Паша всеми силами удерживает товарища, которому дай волю — и он продолжит драку.

— Отвали, Горький! — сопротивляется захвату, тяжело дыша.

— Ему достаточно. Слышишь?

— Недостаточно!

Предпринимает попытку скинуть руку, но когда понимает, что это я висну на его правом предплечье, перестаёт агрессировать. Видимо, чтобы случайно мне не навредить.

— Успокойся, Марсель, — молю, глядя в его почерневшие от ярости глаза. — Уйдём отсюда. Пожалуйста. Я прошу тебя. Прошу, — без конца повторяю.

Не знаю. Возможно, его приводят в чувство мои слёзы, потоком хлынувшие из-за пережитого стресса. Может, запоздало и сам, бросив взгляд в сторону друзей, осознаёт, что уйти сейчас — острая необходимость.

В общем, чудом позволяет увести себя оттуда.

Подцепив куртку, лежащую на стуле, тяну парня к выходу.

Лишь пять минут спустя, оказавшись за стенами клуба, немного выдыхаю, когда вызываю такси, пока он курит.

Вроде всё закончилось, а сердце до сих пор стучит как ненормальное и сжимается от боли, стоит увидеть сбитые костяшки его пальцев.

— Что? — смотрит на меня исподлобья, медленно выдыхая дым.

— Не нужно было этого делать, — качаю головой.

— Сам разберусь. Что нужно, а что нет, — стряхивает пепел.

— Он твой друг.

— И дальше что? Это даёт ему право вести себя подобным образом?

— Ты набросился на него так, что мне… Стало страшно, — говорю как есть. Потому что очень сильно испугалась.

— Ромасенко получил то, что заслужил, — отзывается холодно. — Я не собираюсь обсуждать это. Наша машина? — уточняет, глядя на подъезжающий автомобиль.

— Да.

— Поехали, — выбрасывает окурок и открывает дверь, когда такси останавливается рядом с нами.

Оба садимся назад.

Марсель закидывает руку назад. Прикрывает глаза.

Всю дорогу до отеля слушаем по радио дурацкую юмористическую программу и сопровождающий эфир смех водителя. Неуместный и раздражающий, учитывая обстоятельства.

— Кто трезвонит?

Марсель замечает, что я несколько раз подряд кого-то сбрасываю. Однако из-за спецплёнки, защищающей экран от любопытных глаз, увидеть имя абонента совершенно точно не может. Поэтому я лгу, дабы не обострять сейчас. И без того ведь накал нешуточный.

— Поля. Потом перезвоню.

Он молча отворачивается к окну, а я мысленно посылаю «добрый привет» своему неугомонному бывшему тренеру, объявившемуся по закону подлости в самый неудачный момент.

— Аха-ха-ха-а-а!

— Слушай, мужик, выключи это дерьмо! — несдержанно бросает Марсель водителю.

К счастью, тот реагирует адекватно. Прикручивает громкость почти в ноль и даже виновато извиняется, покосившись на пассажира, пребывающего в дурном расположении духа.

Как итог, оставшийся путь едем в напряжённой тишине.

— Всего доброго. Спокойной ночи, хорошего отдыха, — произносит мужчина, уже когда паркует машину у центрального входа в отель.

— И Вам.

Собираюсь выйти. Открываю дверь, и в эту самую секунду телефон, зажатый в моей ладони, вибрирует снова.

Оказываюсь абсолютно не готова к тому, что парень выхватывает его из моих рук и выходит с другой стороны.

Чёрт!

Сердце пропускает удар.

Нет-нет-нет!

Торопливо выбираюсь из ниссана. Шагаю к тротуару.

Марсель, конечно же, уже встречает таким взглядом, что становится ясно: скандала не избежать.

— Поля, — зло усмехнувшись, показывает экран, на котором горит проклятое Хавьер.

Почему, ну почему я не заблокировала его после того нашего последнего разговора в офисе! Дура!

— Я объясню… — сглатываю нервно.

А потом непроизвольно зажмуриваюсь, ведь он разбивает мой телефон об асфальт. Просто со всей дури швыряя его о землю!

— Ты… Что ты сделал? — растерянно смотрю на погасший и треснутый от удара экран.

Хватает за куртку. Дёргает к себе.

— Я же сказала, что всё объясню!

— Я похож на долбоёба?

— Не ори на меня!

— Я тебя ещё раз спрашиваю. Похож?

Ткань, натянувшаяся до предела, неприятно режет подмышкой.

— Ты делаешь мне больно.

— Пока со мной таскаешься, этого не потерплю. Ясно тебе?

Стискивает челюсти до скрежета зубов. Прожигает дотла глазами, пылающими ненавистью.

— Таскаешься? Я верно услышала? — прищуриваясь, цитирую.

— Как твоё поведение ещё назвать? — отбивает ледяным тоном.

— Знаешь что, Абрамов! Я хотела по-человечески поддержать, утешить, видит Бог, но…

— Поднимайся наверх в номер, — перебивает грубо. — Раздевайся догола и ложись в кровать.

— Что? — в шоке на него таращусь, не моргая.

— Что слышала. Перекурю, поднимусь — утешать будешь, — цитируя уже меня, заявляет зло и ядовито. — Покажешь, чему научилась за это время.

Секунды растягиваются в вечность.

Его слова как пули. Расстреливают в упор. Ранят насмерть.

Заряжаю ему такую хлёсткую пощёчину, что сама от себя не ожидаю.

Аж прохожие на этот звук оборачиваются.

Он же, в свою очередь, молчит. По-прежнему травит уничтожающим взглядом.

Бледный.

Желваки ходят по лицу.

Неосознанно дотрагивается до покрасневшей скулы пальцами.

А мне… Мне обидно. Обидно до болезненного спазма в груди. До удушающей тошноты, стискивающей горло.

Как он может вот так со мной?

Закусываю губу, чтобы не разрыдаться от того, насколько униженной себя чувствую.

Отступаю назад.

Поднимаю отлетевший в сторону телефон. Разбитый в хлам.

— Тебе нужен врач, ты и правда болен, — выдыхаю тихо.

Усмехнувшись, кивает.

Ещё с минуту стоит, опустив голову, а потом уходит прочь.

Убираю в карман не подлежащий восстановлению гаджет и прислоняюсь спиной к стене.

Закрываю глаза и слушаю, как падает снег…

Первая мысль — поймать такси, уехать в аэропорт и купить билет на ближайший рейс до Москвы.

Вторая — добраться до квартиры матери и провести ночь там. Благо, ключи у меня есть.

Оба варианта хороши по-своему, но я почему-то всё ещё стою у отеля и не решаюсь воплотить в реальность какой-либо из них.

Смотрю в ту сторону, куда направился этот кучерявый идиот.

Куда пошёл на ночь глядя? Пить?

Полина предупреждала о том, что сейчас его психика крайне нестабильна, и с вероятностью в восемьдесят процентов возможен срыв. Поэтому не удивлюсь, если он решит подзаправиться алкоголем в каком-нибудь баре.

Вздыхаю.

Переживаю за него, несмотря на то, что разругались.

Здравый смысл и гордость на пару кричат: «Не вздумай бежать за ним! Уезжай!» А сердце отчаянно протестует: «Нет, ты не можешь снова его бросить!»

Промаявшись на морозе неизвестный отрезок времени, принимаю крайне непростое для себя решение: подняться в номер и дождаться его возвращения. Как минимум, это необходимо для собственного успокоения, ведь мне очень важно убедиться в том, что с ним всё в порядке. Иначе, находясь где-то в другом месте, попросту не усну.

Открываю ключ-картой дверь. Прохожу за порог, разуваюсь, снимаю куртку.

Заглядываю в ванную. Ополоснув руки, смываю макияж гелем и возвращаюсь в комнату. Там, переодевшись в футболку, выключаю свет, устраиваюсь на подоконнике и, глядя в окно на Исаакиевский, принимаюсь терпеливо ждать.

Мысленно прокручиваю в уме хронологию этого вечера. Разговор с Илоной. Конфликт ребят. Драку. Нашу ссору.

Испугалась за дурака Ромасенко, но лукавить не буду: приятно было, что Марсель не позволил ему меня оскорблядь.

«Виртуозно оскорбил позже сам» — вновь подаёт голос уязвлённая гордость.

Был ли повод?

По сути, если включить взрослого человека и немного поразмышлять, то ответ положительный. Ссору у отеля вполне можно объяснить тем, что у него изначально в голове сложилась ошибочная картина происходящего, подкреплённая впоследствии настойчивыми звонками от Бланко и моим враньём.

Ставлю себя на место Марселя. И правда ведь получается, что я, будто бы находясь в отношениях с другим мужчиной, совершаю абсолютно неприемлемые для приличной девушки поступки: целую его, например, или лечу в Питер, где без проблем заселяюсь с ним в один номер.

Ужасно со стороны это выглядит. Надо было изыскать возможность объясниться раньше. Но что уж теперь? Как случилось, так случилось.

Пощёчина ещё эта добротная… Приложилась я рабочей рукой как следует.

Устало потираю глаза. Поднимаю взгляд.

Стрелка на больших дизайнерских часах ползёт раздражающе медленно.

Вот она подбирается к двенадцати.

Начинаю нервничать и гадать, где он.

Вот минует отметку в час и половину второго. А Марселя всё нет.

Становится тревожно. Переживаю очень. Вдруг по пьяни попал в какие-нибудь неприятности? Что делать, если не вернётся до утра? Кому звонить? И как, учитывая, что телефона нет.

Резко вздрагиваю и выпрямляю спину. Потому что щёлкает замок двери.

Напрягаюсь всем телом.

Слышу, как снимает обувь и верхнюю одежду.

Как заходит в ванную, а потом пару минут спустя направляется сюда.

Считаю про себя.

Три. Два. Один.

Вот он здесь. Останавливается у письменного стола, соблюдая дистанцию.

— Почему не спишь? Поздно уже, — интересуется так, словно мы и не ругались.

Трезвый, кстати. Что удивительно. На мою радость, никаких визуальных и других признаков опьянения не наблюдаю.

Почему не сплю?

Издевается он, что ли?

Новую волну захлестнувшей обиды испытываю. Однако на смену ей внезапно приходит другое чувство — злость.

«Пока со мной таскаешься…»

«Раздевайся догола и ложись в кровать»

«Покажешь, чему научилась за это время»

— Ждала, — отвечаю на его вопрос ледяным тоном.

Опускаю ноги вниз. Спрыгиваю на пол.

Смотрим друг на друга неотрывно.

Ну вот что. Пора нам уже со всем разобраться.

Снимаю с себя его футболку.

Швыряю чуть ли не прямо ему в лицо.

Инстинктивно ловит одной рукой. Растерянно следит взглядом за тем, как подхожу к огромной кровати и забираюсь под сдёрнутое с психом одеяло.

Явно не понимает, что происходит, а я, пользуясь этим, продолжаю представление.

Игнорируя смущение, сковавшее тело, снимаю бельё (оставаясь под одеялом, разумеется).

Кидаю в него, опять же. Вот ведь стыд!

Замечаю, как дёргается кадык.

Таращится на меня в шоке.

— Что ты делаешь? — спрашивает севшим голосом.

Нервничает? Отлично. Потому что я — очень, ведь к последствиям своей провокации абсолютно не готова.

— Делаю то, что ты хотел, — отвечаю, смело глядя ему в глаза.

— Ты…

— Иди сюда, — зову взволнованно, но предельно уверенно. — Утешать буду.

Ох… Вот это выражение лица!

Клянусь, лучшее, что доводилось видеть!

Жаль, телефон разбит, по его милости. Не запечатлеть этот шедевральный кадр на память.

— В твоём мире это так происходит? Сколько их было за минувшие пять лет? Десяток? Два? Больше? — предполагаю навскидку.

Достаёт из кармана пачку сигарет.

Роняет.

Матерится себе под нос.

Поднимает её, одновременно с этим бросая футболку на край постели.

— Оденься.

Мелькает красным пламя зажигалки.

Подходит к окну. Приоткрывает его, запуская в комнату морозный воздух. Курит, игнорируя пожарную сигнализацию, расположенную на потолке. Я же в это время трясусь под одеялом, как осиновый лист, и пытаюсь внешне сохранять образ роковой соблазнительницы.

Смешно.

— Не получается сосчитать? — по-своему интерпретирую отсутствие ответа.

— Спи, — произносит убито, затушив окурок о края стакана.

Закрывает окно. Поворачивает ручку. Задёргивает шторы.

По силуэту улавливаю, что двигается в сторону дивана.

Да. Так и есть. Укладывается там.

— Где ты был?

— Прошёлся по Невскому.

— Ясно, — выдерживаю паузу, а потом продолжаю: — Согласен со своим другом? Насчёт данного мне определения. Только говори, пожалуйста, правду.

Хочу знать, как есть. Мне важно.

— Нет.

— Тогда зачем ставишь вровень с другими?

— Извини за те слова.

Понимает, что обидел. Уже хорошо.

Нащупываю футболку, одеваюсь и отползаю к изголовью.

— С Бланко мы рассталась ещё в начале осени. Когда я вернулась в Барселону. После встречи с тобой.

Молчит, никак не реагируя на это дополнение.

Ладно. Раз так…

— Ты просил показать, чему научилась, — сосредотачиваюсь на люстре, очертания которой начинаю различать в темноте.

— Давай не будем развивать эту тему.

Снова злится, как мне кажется.

— Ты ревнуешь? Представляя, что я с кем-то…

— Замолчи, — перебивает, не позволяя закончить фразу.

Улыбаюсь.

Так и есть. Ревнует.

— Разочарую тебя, Марсель. Я ничего не умею, — признаюсь откровенно. — Ни с кем не вступала в такие… отношения, — впиваюсь ногтями в кожу бедра, дабы голос не дрожал от смущения.

Снова тишина.

Не верит мне?

— Так произошло не только потому, что отец воспитывал во мне уважение к традициям. Не из-за предрассудков, нет. Причина в том, что я никогда не чувствовала желания перейти эту черту. Не ощущала, что рядом человек, с которым я могла бы… Ну ты понимаешь, — сглатываю, переворачиваясь набок. — Или нет, — подкладываю ладонь под подушку. — У вас, мужчин, по-другому всё устроено. Можно любить одну, а «катать» на мотоцикле всех подряд.

Горечь не спрятать за усмешкой.

— Это ничего не значило, Тата.

Закрываю глаза.

«Тата», произнесённое его голосом, — самое прекрасное из того, что можно услышать.

— Я не осуждаю. Не имею на это никакого права, но если ты хотел сделать мне больно, знай: у тебя получилось.

Я ведь тогда реально мучилась и страдала. Очень тяжело было видеть всех этих девчонок рядом с ним.

— Ты отплатила мне сполна.

Снова у окна маячит. Собирается курить. Потом то ли передумывает, то ли что. Сигарету так и не поджигает.

— Марсель…

— Спи, пожалуйста, умоляю.

Замолкаю.

Тихо плачу.

Сердце кровоточит.

Люблю его. Впервые в полной мере ощущаю это так сильно и предельно чётко, что невероятно страшно становится.

Страшно снова потерять друг друга и страшно узнать, что не испытывает тех чувств.

Что нет их больше.

Что всё умерло.

— Замёрзла?

Наверное, слышит, как рвано я хватаю губами воздух.

— Да.

— Там в шкафу есть ещё одно тёплое одеяло. Принести?

— Нет. Мне не нужно одеяло, — шепчу я тихо. — Мне нужен ты…

Глава 30

Марсель

Это её «мне нужен ты» — контрольный выстрел в моё измученное, израненное больной любовью сердце.

Башкой понимаю, что сейчас я в том состоянии, когда следовало бы держаться подальше, но… Держаться подальше после всего того, что она сказала, просто невозможно.

Так и не покурив, забираюсь в постель.

Ошарашенный прозвучавшими признаниями, не соображающий от слова совсем, заключаю девчонку в тесные объятия. Втягиваю носом запах её волос. Закрываю глаза.

Непроизвольно прокручиваю на повторе визуальную картинку.

Как швыряет мне в морду футболку, оставаясь в одном белье.

Позволяет детально разглядеть в свете фонарей изгибы идеального тела.

Как срывает покрывало. Ложится в мою постель. Смотрит на меня и продолжает раздеваться под одеялом, воплощая в реальность самую желанную фантазию моей юности.

Как произносит решительно: «Иди сюда. Утешать буду».

Я охренел от происходящего. Словил лютый ступор и чуть было не пришёл к выводу, что поймал жёсткую галлюцинацию, употребив что-то. Хотя ничего ведь не употреблял.

Чуть не сделал это, если честно. Даже достал на Некрасова у знакомого «волшебную пыль», но занюхать её в итоге не смог.

Спасибо отцу. Вспомнил его слова и так мерзко в ту секунду от самого себя стало…

Разозлившись, вышвырнул в воду вожделенную хуету и попилил оттуда прочь. Просто тупо бродил по улице до тех пор, пока конкретно не замёрз, а затем вернулся в отель. Вообще не ожидая, что Тата будет здесь. Зная её характер, на сто процентов был уверен, что уехала после всего того звездеца, что я устроил.

Приоткрываю отяжелевшие веки, поскольку моя заноза, закопошившись, поворачивается ко мне.

В её глазах стоят слёзы. И мне не нравится их видеть. Не хочу, чтобы она плакала.

— Прости меня, Марсель.

Стираю пальцем влагу с её скулы.

— Если бы я могла остаться с тобой после аварии, я бы…

— Останься сейчас.

Мысли в голове шальным потоком бьются друг о друга. Неважно, что было в прошлом. Есть настоящее. Есть будущее.

«С Бланко мы расстались в начале осени. После встречи с тобой».

Знай я об этом раньше, забрал бы её из Испании ещё в сентябре. А то напридумывал себе, что она строит с этим Хуаном любовь-семью. Не считал возможным вмешиваться в её жизнь столько лет спустя. Бред же?

Отпустил. Страдал как проклятый, но отпустил.

Сколько мучился, представляя их вместе, один Бог знает. На стенку лез. С ума сходил.

Всегда адски ревновал её, по сути никогда не принадлежавшую мне. К Горозии. К этому испанцу, который не должен был появиться на горизонте в принципе.

Проклинал судьбу. За то, что поломала меня тем летом морально и физически, не позволив защитить. Не позволив отобрать своё из чужих рук.

«Что твоё, то к тебе непременно вернётся».

Так батя говорил. Напророчил.

Она моя. Моя! Пусть что хотят в противовес этому заявляют. Больше не отпущу.

«Разочарую тебя. Я ничего не умею».

«Ни с кем не вступала в подобные отношения»

Шах и мат, Абрамов! Живи теперь как-то с этой информацией. И да не поедет у тебя окончательно крыша!

Касаюсь своим лбом её.

Если бы она только знала, как я счастлив был услышать о том, что передо мной по-прежнему всё та же Джугели: чистая, непорочная, нетронутая, неприступная.

Башню рвёт, когда думаю об этом. Пока слушал её откровения, помер и воскрес, клянусь.

Не в силах больше терпеть, целую. Горячо и несдержанно. Потому что грудную клетку просто разрывает от того переизбытка чувств, что в ней вихрем-ураганом закручиваются.

Прижимаю её стройное тело к себе. Мучаю и отчаянно терзаю желанные губы. Мягкие. Сочные. Солёные на вкус.

Когда отзывается с той же страстью, вообще грань с реальностью на доли секунд теряю, отъезжая в небеса. Отлетая куда-то в стратосферу под воздействием эйфории.

Жадно и безостановочно пьём друг друга.

Одеяло летит в сторону. Мой свитер тоже.

Расстояние между нами сокращается почти в ноль. Объятия становятся теснее. Поцелуи всё жарче.

Её сердце часто-часто стучит мне в рёбра, но моё… Оно, подобно движку грёбаного спорткара, на износ лупцует. Вот-вот навернётся от чрезмерно высоких оборотов.

В какой-то момент подминаю девчонку под себя и она, охнув, вздрагивает, почувствовав через чёртову одежду, как сильно я её хочу.

Шарахает обоюдно на двести двадцать от этой опасной близости.

Перехватывает дыхание.

Сглатываю, ощутив внезапно возникшую сухость в глотке.

И она не дышит. Не моргает. Замерла.

Глаза в глаза топим.

Открыто транслирую свою глубокую потребность в ней.

Она в ответ прожигает взглядом, который до недавнего времени я мог бы расценить как готовность зайти дальше.

Дьявол, как же сложно сдерживаться, когда любовь всей твоей жизни по собственной воле лежит с тобой в одной кровати! Когда знаешь, что там, под тонкой тканью футболки, ничего нет.

Вот она, разгорячённая, смущённая, почти обнажённая и в твоих руках.

От осознания этого голову кружит так, что не соображаю совсем.

Я точно сплю. Это не может быть правдой. Либо я действительно отошёл в мир иной.

Нехотя оторвавшись от неё, припадаю ртом к тонкой шее. Ласкаю нежную кожу языком. Не удержавшись, прикусываю и зализываю выпуклую пульсирующую венку, одуревая всё больше, ведь Тата не отталкивает, не протестует. Покрывается мурашками. Часто дышит. Притягивает к себе. Стискивает мои плечи. Зарывается ногтями в волосы на затылке. Шепчет, дрожа, моё имя.

Когда-то я готов был продать душу за это. Лишь бы только однажды ответила мне взаимностью. Лишь бы только не холодное безразличие, убивающее клетку за клеткой.

Горю изнутри и снаружи. По венам неконтролируемая похоть разливается. Тело рьяно требует продолжения, но умом, каким-то чудом, не отказавшим ещё до критичного уровня, понимаю: нельзя сейчас вот так с разгона бросаться в омут. Надо притормозить.

Смешно, но у меня даже защиты с собой нет. Когда спонтанно, повинуясь какому-то необъяснимому порыву, позвал её с собой в Питер, и представлять не смел, что она позволит всё это, подарив надежду на нечто гораздо большее.

«Зачем ставишь вровень с другими?»

Как же ты не права.

— Марсель, я…

— Не бойся.

— Не боюсь, — храбрится, отражая упрямо.

— Я никогда не буду делать того, чего ты не хочешь, ясно?

— С тобой… Я всё хочу, — произносит так обезоруживающе серьёзно, что сердце, пытающееся перекачать кипящую кровь, ею же и захлёбывается.

Ох Всевышний, дай мне сил! Кое-кто сегодня точно вознамерился испытать мою выдержку.

— Не смейся надо мной.

— И не думал.

Глупая. Расценила мою идиотскую улыбку как насмешку.

Возвращаюсь к её лицу. Чтобы немного остыть, покрываю хаотичными поцелуями подбородок, щёки, нос.

Снова целую зовущие, тёплые губы. На этот раз не грубо, медленно и нежно пробуя их на вкус. Наслаждаясь до одури каждым движением языка. Каждым её вдохом-выдохом. Каждым будоражащим нервы прикосновением.

Бороться с собой — тот ещё особый вид садомазохизма, но что-то в этом есть, ведь чем дольше ты не получаешь желаемое, тем сильнее твоя жажда обладать.

Всё у нас будет, но не сразу.

В конце-концов столько лет ждал. Подожду ещё. Оно того стоит.

— Иди-ка сюда.

Усилием воли прекращаю поцелуи. Укладываюсь на спину, откидываю правую руку в сторону и она, подняв одеяло с края постели, устраивается на моём плече.

— Покурить бы, — запоздало вспоминаю про сиги.

— Не надо, не уходи, — укрывает нас обоих и прижимается сбоку.

Так и лежим какое-то время в тишине. Лишь бы не спугнуть этот странный, трогательный момент, раздирающий в клочья грудь.

— Останешься со мной? — спрашиваю, перебирая пальцами пряди её волос.

— Останусь.

— Я не про Питер, Тата. Я про «вообще», — обозначаю сразу.

— И я про «вообще». Что бы это для тебя ни значило…

*********

Тихо прикрываю дверь за спиной. Разуваюсь, снимаю куртку и прохожу в комнату.

Тата ещё спит. Обняв мою подушку обеими руками, размеренно дышит и забавно морщит нос.

Кладу цветы на постель. Разглядываю её пристально. Такая она сейчас по-особенному красивая… Беззащитная, хрупкая, маленькая.

Не хочу будить, но она, словно почувствовав мой изучающий взгляд, вскоре открывает глаза.

Смотрит. На меня. На цветы. Растерянно моргает и, отчего-то смутившись, улыбается.

— Привет, спящая красавица.

— Ты когда успел? — сонным голосом шепчет.

Садится, приподнявшись к изголовью кровати. Тянет к себе букет из нежно-розовых роз. Берёт в руки. Прижимает к груди и вдыхает аромат.

Они и правда пахнут. Я лично проверял, выбирая самые свежие и благоухающие.

— Спасибо, — щекой к лепесткам прислоняется. Вроде действительно приятно ей. Глаза блестят и светятся.

— Я принёс кое-что ещё, — подхожу. Оставляю возле неё коробку с телефоном.

— Не надо. Зачем?

— Затем, — присаживаюсь на край постели.

— Марсель… — хмурит брови.

Ага. С возвращением! Узнаю типичную Джугели по вот этому недовольному выражению лица.

— Я не могу взять его.

Начинается.

— Можешь. Это не обсуждается. Открой.

Достаёт из коробки затянутый в плёнку гаджет.

— Цвет нравится? Поинтереснее, чем чёрный.

— Эта модель стоит куда дороже моей, — упрямо гнёт свою линию.

— И что?

— И то.

— У меня есть деньги.

— У меня тоже! — отражает невозмутимо.

Вдох-выдох, Марс.

— Давай не будем ругаться, а? Просто прими его взамен разбитого и точка. Пароль и логин от своей учётки помнишь?

— Помню.

— Отлично. В нём появится всё то, что ты сохраняла в облаке: фотки, видео, заметки. Симка, кстати, уже работает. Включи.

Нажимает на боковую кнопку. На экране появляется заставка известного бренда.

— И всё-таки не нужно было.

— Завязывай, Тата. Проехали.

Вижу, как борется с собой, но в итоге, слава Богам, не продолжает эту тему. То ли смирилась, то ли сделала вид.

— Филатова тебя обыскалась.

— Ой! Точно! Я ведь сама просила их с Соней быть на связи. Нехорошо вышло, — цокает языком.

— Я сказал ей, что у нас всё нормально.

— А она как?

— Порядок, не волнуйся. Воспитывают Рокки всей семьёй. Матушка с Милой вчера заглядывали к ним в гости.

— Рокки? — хмыкает. — В честь Рокки Бальбоа?

— София придумала. Это её любимый киногерой.

— Я так и поняла. Ох… Уже десять сорок. Ты звонил отцу?

— Да. Ещё в половине восьмого.

— Операция уже началась получается? — спрашивает она осторожно.

— Перенесли на час дня, а запланирована была на девять. Как думаешь, почему так?

Затаившаяся в грудине тревога, снова даёт о себе знать.

— Наверное, у врачей есть какая-то причина.

— Какая? Зачем сдвигать время?

Меня напрягает, когда что-то идёт не так.

— Марсель, — отложив в сторону цветы и телефон, берёт меня за руку, — не переживай. Им виднее, как нужно. Всё подготовят и проведут. Это ведь лучшая больница. Лучшие врачи.

Киваю.

Наверное, она права. Мало ли, в чём там дело.

— Хочешь, соберусь и вместе сходим в Исаакиевский? — сжимает мои ледяные пальцы.

— Хочу.

— Дай мне двадцать минут.

Намеревается встать, но я её не отпускаю.

— Подожди.

— М?

— Набери при мне сейчас этого.

— Кого?

— Хулиана, мать его.

— Для чего? Мне говорить с ним не о чем.

— Узнай, что хотел. Он звонил тебе и ночью, и утром.

— Нас ничего не связывает. Ты не веришь мне? — произносит обиженно.

— Звони давай, — вкладываю трубу ей в ладонь и непроизвольно наблюдаю за реакцией.

— Ладно, — соглашаясь, пожимает плечом.

Ищет в контактах его номер. Нажимает на вызов и несколько секунд спустя из динамика доносится «Hola, Tata!» в исполнении этого грёбаного яйценосца.

Испанским я, в отличие от девчонки, не владею. Поэтому пока он в ответ на её вопрос задвигает целую речь, терпеливо жду пояснений.

Правда ненадолго моей выдержки хватает.

— Чё надо этому козлу?

Она закрывает микрофон ладонью.

— Предлагает возобновить контракт, который сам же недавно разорвал. Говорит, что произошло недоразумение. Что во имя профессиональной карьеры и шансов на её развитие я должна вернуться в Барселону, чтобы продолжить тренироваться у него.

— Спроси, не пойти ли ему на хер.

Переводит. Похоже, дословно, ибо «на том конце провода» какое-то время звучит исключительно тишина.

Переварив услышанное, этот испанский олень что-то эмоционально и зло тараторит.

Мне не нравится лицо Джугели в этот момент.

— Что буровит?

— Угрожает.

— Чего?

— Обещает, что у меня будут проблемы, если не приеду.

— А ну дай сюда, — отбираю телефон.

— Марсель…

Сбрасываю аудиовызов и перенабираю этого недомужика по видео. Подхожу к окну. Достаю сигу из пачки, и как раз в эту секунду на экране появляется недовольная морда Хулиана. Вытянувшаяся от удивления. Не ожидал, судя по всему, увидеть вместо испуганной девочки разъярённого меня.

— Hola, чепушило забугорное! — здороваюсь, щёлкая зажигалкой. — What the fuck? — затягиваюсь и выдыхаю дым, пока это чучело соображает. — What kind of problems are we talking about? — задвигаю спокойно. — If you call my woman again, YOU’ll be in trouble! I'm gonna wipe you out! Do you understand me, fucking мудила? Как там… — напрягаю извилины. — Get lost forever! Adiós, piece of shit!^[2]

Собирается чё-то вякнуть, но я решаю, что разговор, собственно, окончен и сбрасываю.

— Проблемы он создаст… Попутал? — возвращаю ей телефон. — Ещё раз наберёт, дашь мне его адрес барселонский. — Разозлил, урод! Нашёл кого пугать. — Почему ты улыбаешься? Думаешь, мне в лом поехать и пояснить ему? — мрачно уточняю.

— Нет, — встаёт, поправляя футболку. Подходит ко мне. Обнимает за талию и смеётся, уткнувшись в плечо. Сначала тихо, а потом громче. — Абрамов, ну ты выдал! Видел бы себя со стороны. «If you call my woman again, YOU’ll be in trouble!» — повторяет, пародируя мою интонацию и тон.

— Так и будет, не сомневайся, — подношу дымящуюся сигарету к губам.

— Покерфэйс! Терминатор прямо!

Она целует меня в щёку и я, точно павлин, расхорохорившись, распускаю несуществующий хвост.

— Не ожидала, если честно. Я про твой монолог из смеси трёх языков.

— Ты меня недооцениваешь, детка.

— Если мне не изменяет память, кто-то вечно отсыпался на уроках английского…

— Мы с Ромасенко восполняли пробелы, пока я валялся переломанный.

Когда делать не хрен, развлекаешь себя, как можешь.

Ромасенко.

Спотыкаюсь об это слово. Перед глазами картинки того, что случилось накануне.

— Как будете выступать сегодня?

Тата будто мысли мои читает.

— Без понятия, — признаюсь, как есть. — Одевайся, идём перекусим где-нибудь, а потом двинем к собору, если не передумала.

— Не передумала. Я быстро. Только в душ загляну.

Глава 31

День проводим вместе.

Сперва, забурившись в ресторане итальянской кухни, обедаем.

Затем, как и планировали, выдвигаемся в Исаакиевский. Ставим свечи перед иконами, заказываем молитвы и долго бродим, рассматривая богатое убранство собора: живопись, витраж, мозаику.

Мы с Татой здесь внутри впервые. Поэтому с большим интересом разглядываем всё вокруг. Это место действительно поражает своей красотой, мощью и роскошью.

— Четырнадцать разновидностей мрамора, тонны бронзы, золота, малахита.

— А полотна какие потрясающие! — произносит она восторженно, когда делимся друг с другом впечатлениями уже на улице.

— Отец рассказывал, что свыше двадцати известных художников того времени принимали участие в оформлении собора. Вроде как, из-за сырого петербургского климата краски быстро теряли первоначальный вид. Поэтому живописные полотна начали преобразовывать в мозаичные.

— Такая кропотливая работа!

— Слышала легенду про архитектора?

— Нет.

— Строительство собора длилось сорок лет. Поговаривают, что некий колдун предсказал Монферрану смерть после того, как проект будет завершён.

— Хм.

— Батя думает, что легенда — фигня. Мол, просто Монферран изначально просчитался и не учёл определённые детали. Поэтому строительство объекта затянулось.

— Скорее всего, так и есть.

— Одно но.

— Какое?

— Ты не поверишь, Монферран умер вскоре после того, как построил собор. Месяц едва прошёл.

— Ты шутишь?

Переглядываемся.

— Не-а.

— У меня мурашки.

— Его призрак видят иногда ночью на смотровой площадке, — вещаю загробным голосом.

— Ну Марсель! — испуганно восклицает.

Смеюсь, сжимая её замёрзшие пальцы.

— Задубела? — прижимаю их к своим губам, пытаясь согреть.

— Нет, — смущается от этого жеста.

Цепляемся глазами.

Обоюдно выдаём друг другу взглядом что-то такое, от чего в груди становится тесно.

— Слушай, а что Ян Игоревич говорит по поводу перемещения ста двенадцати гранитных колонн? Действительно реально было доставить их сюда с каменоломен острова?

— Да. В помощь инопланетян мой архитектор ваще не верит.

— А во что верит?

— В силу инженерной мысли. Давай заглянем сюда, — тяну её в сторону небольшого магазина, расположенного на углу.

— Поля звонит. Надо ответить.

— Ответь.

— Поговорю с ней и догоню тебя, — достаёт телефон из кармана.

Ну ясно. Девчачьи секреты, видимо. Ладно, пусть.

— Только никуда не уходи, — наказываю строго.

— Не уйду, — обещает она.

— Смотри мне.

Отпускаю её руку и направляюсь в магазин. Надо было раньше это сделать. Поздно сообразил.

Открываю дверь и башкой задеваю колокольчики.

— Добрый… День! Ой…

Продавщица, отвлекается от витрины и резко меняется в лице, таращась на меня, как на восьмое чудо света.

— Добрый, — прохожу вдоль стеллажей и осматриваюсь.

— Эм-м-м… Подсказать Вам что-нибудь? — отвиснув, интересуется.

— Мне нужны женские перчатки. Стильные, качественные, дорогие, — поясняю коротко.

— Обратите внимание на эту витрину. Классические, длинные, укороченные?

Разглядываю представленные модели.

— Вот эти дайте глянуть поближе, — прошу показать самые, на мой взгляд, чёткие.

— Очень достойный выбор, — умничает, передавая их мне.

Сам знаю.

— Это из новой коллекции, только получили. Натуральная кожа. Идеальная фактура и качество. Хорошо удерживают тепло.

— Беру, — выношу вердикт, покрутив пальцами вещицу.

— А размер?

— Должны подойти, — прикидываю чисто визуально.

— Как будете оплачивать?

— Картой, — лезу в карман.

— Угу. Давайте пройдём к терминалу.

— Давайте.

Пока она пробивает перчатки, достаю вибрирующий телефон и читаю сообщение от Горина.

— Прикладывайте.

Прикладываю карту, печатая Стасу ответ.

— Простите, могу кое-что спросить? Вы просто так похожи на одного человека…

— Да, мы с батей — одно лицо, — лениво отшучиваюсь, убирая трубу.

— У моей сестры над кроватью висит постер с вашим изображением, — признаётся девушка, отрывая чек.

— Нашла кого повесить…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — В смысле там вы и ребята. Группа. Она вас обожает. Ни за что не поверит мне, — бормочет растерянно и собирается укладывать перчатки в плоскую коробку.

— Не упаковывайте. Сразу наденем.

— Клянусь, каждый вечер сидит у себя в комнате и горланит ваши песни, — продолжает рассказывает про сестру.

— Сочувствую.

— Можно, пожалуйста, попросить автограф и видеопривет для неё?

— Давайте без видеоприветов обойдёмся.

Кивает, заметно расстроившись.

Мне не в лом. Просто момент не совсем удачный, да и выгляжу я сейчас вот вообще не айс.

— Как её зовут? — снимаю со стойки открытку.

— Рита.

— Окей. И о чём сеструха мечтает? — беру ручку. Начинаю выводить свои каракули.

Понимаю, что ответа на вопрос про мечту так и не услышал. Вижу, что девушка как-то странно отреагировала. Не улыбается. Опустила глаза.

— И чё там про мечту?

— Хотела попасть на ваш концерт. Мы не успели с билетом.

Печально, учитывая, что концерт последний.

— С билетами и правда напряжёнка.

— Извините за наглость… А нельзя как-то всё-таки купить его? Через вас, например? У меня есть деньги. Сколько нужно? Десять тысяч? Двадцать? Больше?

— Оставь их лучше на что-то полезное, Оля, — даю совет, прочитав имя на бейдже.

Возвращаюсь к открытке.

Так.

— Ритка болеет. Я боюсь, как оно дальше будет. Поэтому и…

Замолкает.

— Болеет? — поднимаю взгляд. — В смысле что-то серьёзное?

— Да, — тяжело вздыхает.

Не похоже, что обманывает. Речь ведь всё-таки идёт о здоровье близкого человека.

— Понял. Тогда вот что…

Пишу:

«Рита!

Привет тебе от солиста группы «Город пепла». Приходи на концерт в A2. Сегодня, в восемь»

Звякают колокольчики. В магазине появляется розовощёкая Тата.

— Это сестре, — отдаю продавщице открытку. — Это, — пишу номер Илоны на чеке, — тебе. Позвони, как будете у клуба. Вас встретят и проводят в зал.

— Ой… Правда? — моргает заторможенно. — Спасибо огромное!

Лезет обниматься на радостях. Джугели, остановившись в паре метров от нас, вопросительно выгибает бровь, глядя на эту картину.

— Извините, ради Бога! — девушка отступает назад и машет на себя руками. Растрогалась. Того и гляди расплачется. Ну даёт! Нашла повод. — Простите. Я просто как представлю её лицо! Да она в обморок упадёт от счастья!

— До вечера, Оля.

Забираю покупку, забираю свою девчонку и покидаю магазин.

— Тормози. Надень-ка это, — говорю ей снаружи.

— Марсель, — Тата настороженно на меня смотрит.

— Давай, ледышка, ныряй, — отдаю ей на примерку недавнее приобретение.

— У меня есть перчатки.

— И где?

— В чемодане.

— Содержимое твоего чемодана давно растащили турки.

— Нет! Он уже в Москве. Нужно забрать из аэропорта.

— Как ощущения? Удобно?

— Да.

— Клёвые же? Смотри, как офигенски сели!

— Без меня подобрал…

Явно очень удивлена. Да и сам я не меньше.

— Прикинь, как я угадал! Тютелька в тютельку.

Качает головой, вздыхая, хотя по реакции вижу, что перчатки ей реально нравятся.

— Теперь не будешь мёрзнуть.

Она обнимает меня и тихо благодарит.

— Давай что-то посущественнее слов, — пальцем маню к себе.

— Мы посреди улицы, Марсель, — напоминает, застеснявшись.

— И чё? — прижимаю к себе.

— Это не…

Некультурно. Неправильно. Неподобающе. Или что там ещё с этим дурацким не?

Целую её мягкие, розовые губы.

Прикрываю глаза от удовольствия, разливающегося патокой по телу, когда она, не взирая на смущение, отвечает на мой поцелуй нежно и не менее страстно.

Это необыкновенно чувствуется, чёрт возьми! Невероятно. Незабываемо. Нереально хорошо. Настолько хорошо, что отключается мозг. Уходит боль. Забываются проблемы, переживания.

По ходу, я отыскал своё волшебное лекарство от всего. Ну или почти от всего…

— Тут кругом люди, — ловко уворачивается, подставляя скулу.

— Плевать на них.

Никого, кроме неё, не вижу.

— Перчатки мне купил, а сам без шапки, — трогает мои волосы.

— Я их не ношу.

— Заболеешь и не сможешь петь.

— Не велика потеря.

— Ещё как велика! Ты пригласил ту девушку на концерт? — интересуется будто невзначай.

— Её и сестру. Кстати, про концерт. В пять собираемся с пацанами. Я просил Горина о встрече.

— Судя по всему, разговор будет не из приятных? — предполагает осторожно.

— Стасу он точно не понравится.

— Что ты собираешься сказать ему?

— Что я ухожу из группы.

*********

В обозначенное время стрельнуться не получается. Собраться всем вместе выходит только после саундчека, уже перед концертом.

На этой встрече присутствуют: Олег Батурин, совладелец лейбла, Горин, Илона и пацаны.

— Слушай, Вебер, в свете последних событий, начинаю верить в эту твою теорию относительно Ретроградного Меркурия, — невесело усмехается Стас.

Она пожимает плечами.

— Что тут у вас происходит, молодёжь? — переводит взгляд с меня на подразукрашенного Ромасенко.

Хера се, у него синячище на пол морды!

Но сам виноват.

— Чё с лицом? — интересуется Олег.

— Споткнулся и упал с лестницы, — цедит тот в ответ.

— Упал, — повторяет за ним Батурин, глядя при этом на сбитые костяшки моих пальцев. — Ты как с такой рожей выступать собираешься? Вы чё, дебилы совсем? По-другому свои проблемы решать не можете? Язык на что вам дан? — уже ко мне обращается.

— Сами как-нибудь со своими проблемами разберёмся.

— Пока, Абрамов, у тебя получается их только создавать, — подъёбывает язвительно. — Сегодня на концерте опять бухим-обдолбанным планируешь выступать, гений ты наш?

— Он трезвый, Олег.

— Пока трезвый, Стас.

— Я больше не пью и не употребляю, — сообщаю сквозь зубы.

— Правда? И давно? — усмехается.

— Олег, не надо, — встревает в наш диалог Илона.

— Ты рот закрой вообще, защитница, и скажи спасибо, что не выкинули тебя за все твои…

— Нормально с ней разговаривай, — перебиваю.

— Не то что?

— Тоже споткнёшься, — предупреждаю, припечатывая взглядом.

— Марсель…

— Охреневшие они у тебя, Стас. Вконец.

— Выкидывать меня смысла нет, Олег, я итак дорабатываю крайние дни, — сообщает девчонка.

Вот так. Даже не сказала мне.

Пацаны, судя по реакции, не в курсе.

— В смысле? — недовольно хмурится Батурин, только что выставлявший её вон.

— Собственно, это новость номер один, — вздыхает Горин.

— Причины?

— Личные.

— Я тоже ухожу, — заявляю следом.

— А это новость номер два, — констатирует Стас.

— Издеваетесь? Тебе, Кучерявый, моча в башку от популярности ударила? Забыли, кто вы и из какой дыры исключительно благодаря лейблу вылезли?

— Давайте мы все успокоимся.

— Успокоимся? Твои подопечные подрывают мне репутацию и срывают контракты!

— Мой заканчивается в этом году. Я ничего никому не срываю. Просто иду дальше своей дорогой.

— Своей дорогой? А она у тебя есть, моя дорогая?

— Концертный директор — востребованная должность в нашей сфере. Без работы не останусь.

— Ты смотри-ка, как заговорила. «В нашей сфере», «директор»… Почувствовала себя, блядь, ценным работником?

— Она и есть ценный работник, — заступается за подругу Паша.

— Это действительно так, — соглашается с ним Горин.

— А в чём особенная ценность заключается? Сосёт она, что ли, вам по очереди?

Ну всё, урод!

Подрываюсь со своего места. Через стол хватаю его за грудки.

— Марс!

Не успевают среагировать, как и в случае с Ромасенко. Батурин получает по хлебалу до того, как меня оттаскивают назад.

Валится со стула.

— Всё, тихо-тихо! — передо мной вырастает фигура Илоны. — Он того не стоит, Марсель. Просто обиженный мужик. Не надо.

— Слышь, охренел руки распускать? — Батурин, поднимаясь с пола, прижимает ладонь к носу.

На один разбитый теперь больше. Принял эстафету, сука.

— Я тебя предупреждал.

— Нарик грёбаный! Посмотри на себя! По тебе рехаб плачет! Неадекват!

Драться не полезет. Кишка тонка. Понимает, что уничтожу. Поэтому словами бьёт.

— Я уже зарезервировал себе там место, не переживай.

— Тварь, — вытирает кровь платком и смотрит на меня с ненавистью. — Вот никогда ты мне не нравился!

— Это у нас взаимно, — скручиваю крышку на бутылке.

— Вы у меня отсюда к чертям вылетите!

— Олег, иди найди врача. Я дальше сам тут с ними, — Горин помогает ему встать и активно подталкивает к двери.

— Всех вышвырну! Посмотришь! Это уже ни в какие ворота! — продолжает выражать своё возмущение.

— Что ты имела ввиду, когда сказала «обиженный мужик»? Он приставал к тебе, что ли? — спрашивает Стас по возвращении.

— Предлагал с ним спать. Я отказала. С тех пор отгребаю.

— Вот гнида! — коротко подытоживает Макс.

— Ладно. Время идёт. Давайте обсудим вопросы всё-таки, — садится за стол. — Илон…

— Даже не уговаривай. Я не останусь.

— Уже получила от кого-то предложение? — предполагает с сожалением.

— Да.

— Crazemusic тебя переманили?

— Стас…

— Всё равно ведь узнаю, — покручивает ручку пальцами. — Они?

— Никто не переманивал. Я сама подыскивала себе место. У них была вакансия.

— С кем будешь работать?

— Не могу пока сказать. Да и не уверена, что сложится. Там персонаж тот ещё. Надолго рядом никто не задерживается.

— Ясно. Марсель… — ко мне поворачивается. — Насчёт рехаба всерьёз?

— Да. Решил последовать твоему совету.

Он ещё летом предлагал мне лечь туда.

— Тебе, конечно, надо бы привести свою жизнь в нормальное состояние.

— Хочу завязать со всем дерьмом, но одного желания недостаточно, нужна помощь специалистов.

Ромасенко внимательно на меня косится. Не верит, разумеется.

— Это меня радует, но уход из группы сейчас, когда вы на пике популярности… — снова вздыхает Горин, качая головой. — Катастрофа.

— Мы против этого, Стас.

— Паш, говори за себя.

— Мы — это мы. Твои друзья.

— Я не вывожу уже всю эту движуху.

— Зачем уходить? Можно ведь перерыв взять на какое-то время, — расстроенно произносит Чиж.

— Найдёте себе нового солиста, не доставляющего вам проблем. Уже обсуждали. Права на песни принадлежат теперь группе. Как и обещал. Так что вперёд.

— Да ты серьёзно, бро? Что это за группа без тебя будет?

— Разберётесь, — отмахиваюсь. — Стас, я в Москве подъеду в офис, насчёт контракта. Ты там подготовь со своим менеджером документы. Про неустойку и прочее.

Мой телефон вибрирует. Читаю сообщение от Таты. Приехала. Ждёт у чёрного входа.

— Сорян, мне надо встретить человека. Илон, подскажешь, куда проводить?

— Да.

Встаём одновременно.

— Увидимся на концерте, пацаны. Давайте отодвинем взаимные претензии и отыграем так, чтобы не было стыдно.

Молча кивают.

Пожимаю Стасу руку и мы с Вебер уходим.

— Знаю, ты очень устал от всего, но если интересно моё мнение, мне кажется, что ты совершаешь ошибку, — первой заводит разговор, пока перемещаемся по коридорам клуба.

— Может. Время покажет. Ты почему про увольнение не сказала?

— Да ну к чему это?

— В Москве остаёшься?

— Нет. Улетаю в Штаты. Мой «подопечный» сейчас там.

— Уже и билет купила, да?

— Купила.

— Илон…

Останавливаю, разворачивая за плечи.

Так и не поговорили ведь нормально с тех пор.

— Я хотел объясниться…

— Не надо.

— Нет, послушай, пожалуйста, минуту. Ты должна знать, я очень благодарен тебе. За всё.

— Перестань.

— Ты была со мной. Тогда, после аварии. Была рядом все эти годы. Поддерживала, заботилась, терпела мои выходки.

— Мне хотелось был рядом.

— Ты настоящий друг и прекрасная девушка: сильная духом, честная, искренняя, преданная. Мне жаль, что я не смог оценить этого по достоинству.

— Ты ни в чём не виноват.

— Прости меня.

Смотрим друг другу в глаза.

Она не плачет. Держится. Но от этого ни хера не легче.

— Мне не за что тебя прощать, Марсель, — снимает мою руку с плеча.

— Прости. За то, что делал больно. Прости за любовь к другой, — перехватываю её ладонь.

— Сердцу не прикажешь, я всё понимаю, — сжимает мои пальцы своими дрожащими в ответ. — Всё нормально, — улыбается. Теперь уже сквозь слёзы.

Тяну к себе.

Как ни крути, а всё равно вину за собой чувствую.

— Прости, пожалуйста. Когда-нибудь. Если сможешь.

Целую её в макушку. Закрываю глаза, крепко обнимая.

— Будь счастлив, — произносит она тихо.

Глава 32

Тата

Фестиваль, на котором выступали представители альтернативного рока, собрал в клубе тысячи людей, но когда на сцену приглашают «Город пепла», становится понятно, что все они пришли сюда именно ради этой группы.

Уровень шума просто зашкаливает. Приходится даже уши прикрыть, ведь фанаты запредельно громко приветствуют солиста, появившегося буквально из ниоткуда.

Густой дым рассеивается. Марсель, одетый в чёрные джинсы, берцы и стильную кожаную косуху, задевает пальцами струны гитары и подходит к стойке с микрофоном.

— Привет, Питер, — произносит он.

Народ в ответ даёт новую волну сумасшествия, а ребята наконец делают то, чего все так ждали. Начинают исполнять свои хиты.

Всё идёт как надо на этом концерте. Парни, не взирая на вчерашний конфликт, работают слаженно, с полной самоотдачей. Настоящая магия звука происходит. Барабаны, гитарные соло. Его голос, от которого бегут мурашки по коже. Свет. Спецэффекты. Поющий зал.

Господи, да они ведь знают тексты наизусть и по первым аккордам определяют следующую песню! И песни эти — в самое сердце. Каждая строчка отзывается в душе. Оставляет свой отпечаток. Пробуждает целую бурю эмоций, вынуждая буквально проживать их. В моём случае, в самом что ни на есть прямом смысле, ведь поёт Марсель, по большей части, о нас. О нас в разные периоды.

Звучат всеми любимые «Девочка по имени Нельзя», «Почему», «Потеряны» и другие, не менее популярные треки.

— В моей руке твоя рука.

Бросаю взгляд в облака

Пахнет дождём. Море у ног

Ласкает белый песок

И я бы вернулся в тот день

Туда, где всё не потеряно

Но на этом мутном стекле

Лишь капли рисуют твой образ мне

— Забывая о тебе, я иду ко дну

Среди сотен других вижу лишь одну

И вокруг голоса, но не те. Не те

Чужой запах, не твой, хранит моя постель

Забывая о тебе, теряю смыслы

Крыша. Ночь. Бутылка. О шаге в пропасть мысли

Пьяный рассудок ведёт диалог с мёртвым сердцем

Оно давно не стучит, но хочет тобой согреться

— Её глаза обжигали холодом

Её губы манили голодом

Я бы душу свою продал угробленную

Чтоб целовать их по поводу и без повода.

Я бы встал на колени тогда, клянусь

Я бы крикнул во тьму, что не боюсь

Быть любви её пленником — лучший расклад

Чтобы рай ощутить, я пройду сквозь ад

Я взволнована, растеряна, разбита.

Сердце стучит, как ненормальное.

Картинка плывёт перед глазами.

В груди саднит и горит одновременно.

Это происходит всякий раз, стоит мне открыть плэйлист «Города», но живое исполнение, пробирающее до самых косточек… Оно, пожалуй, ни с чем не сравнимо.

Я под впечатлением. Поклонники творчества тоже. Кричат. Машут руками. Благодарят за выступление, срывая голос.

— Напоследок у нас есть новая вещь. Для вас и одного человека, присутствующего в этом зале.

Нервно сглатываю.

Никто из зрителей, конечно, не понимает, о каком конкретном человеке речь, однако мне начинает казаться, будто все они в курсе.

— Я написал эту песню для Неё, когда мне было восемнадцать. Ни разу нигде не исполнял, но сегодня особенный день, так что… Послушаете или как?

Народ встречает новость шумно и позитивно.

— Тогда погнали.

Марсель поправляет наушник и смотрит на Пашу. Когда Горький прикасается к струнам, становится тихо. Присоединяются барабаны Ромасенко и вторая гитара.

Сам солист, на радость фанатам, подходит ближе к ним, к самому краю сцены.

Кудри спадают на лоб. Глаза закрыты. Рука, покрытая вздутыми дорожками вен, держит микрофон. Он начинает петь и я, заворожённо наблюдая за ним, вслушиваюсь в текст песни.

— Ты так прекрасна, опасна

Но отступать уже поздно

Знаешь, а я почти сразу

Понял, всё слишком серьёзно.

Ты глубоко в крови

Личный мой демон, да

Останься со мной ещё

Не дай мне сойти с ума

Ты так прекрасна, опасна

Давай потанцуем, родная,

Пусть руки твои, словно цепи,

Крепко меня обнимают

Ты глубоко внутри

Личный мой ангел, да

Я бы тебя. К себе.

Приковал навсегда.

Гитарная партия на припеве — разрыв. Несмотря на то, что песня лиричная, музыкальная составляющая здесь просто что-то с чем-то!

Марсель, отступив назад, играет так, как я никогда не слышала.

Фанаты в полном восторге. Подняты вверх руки, горят фонарики. Это невероятно красивое зрелище.

— Ты так прекрасна, опасна

И отступать уже поздно

Знаешь сама, что напрасно

Всё отрицала всерьёз ты

Я не сверну с пути

Мы больше, чем кажется, да

Нас уже не спасти

Мы с тобой навсегда

Ты так прекрасна, опасна

Я украду тебя, слышишь?

Укрою от этого мира

Буду дышать, пока дышишь

Ты глубоко в крови

Личный мой демон, да

Останься со мной, прошу

Давай вместе сходить с ума.

И снова звучит гитара.

В горле стоит ком. Так сильно хочу обнять его! Столько всего важного хочу сказать в ответ!

И нет. Происходящее сейчас в клубе безумие лишь подтверждает мои внутренние ощущения: этому талантливому автору, музыканту и исполнителю нельзя уходить со сцены. Просто нельзя!

«Город пепла» — это больше, чем группа. Это больше, чем музыка. Это единый организм, отдельная вселенная, которая обязательно должна существовать.

Ради него. Ведь сам Марсель наверняка пока не осознаёт, что не сможет без всего этого жить.

Ради людей, которые слушают их песни, приходят на концерты и поют вместе с ним.

Ради ребят. Чувствовалось, что они, самые настоящие профессионалы своего дела. Играли сегодня совершенно особенно, понимая, что судьба коллектива предрешена.

— Рит!

В зале на финальных аккордах становится абсолютно темно и очень-очень шумно.

— Ритка!

Замечаю какую-то суету возле себя. Подсветив телефоном окружающее пространство, вижу, что девушке, сидящей по соседству, стало плохо. Она, похоже, упала в обморок, хотя здесь совсем не душно. Даже прохладно.

— Что с ней? — кричу, приседая.

Взволнованная до крайней степени подруга, в этот момент пытается привести её в чувство.

— Она не эпилептик?

— Нет. Нужен врач. Господи, ей нужно к врачу! — повторяет она испуганно.

— Сейчас приведу, — обещаю я, вставая, и устремляюсь к выходу.

Знаю, что на каждом крупном концерте присутствует медработник. Вот только где его искать?

Бегу по коридорам, надеясь увидеть там Илону или кого-то, способного мне помочь, но налетаю прямо на Ромасенко, курящего сигарету.

— Какого хрена, Джугели? — бросает недовольно. Встрече со мной он, ожидаемо, не рад.

— Максим, помоги! — выпаливаю, непроизвольно хватая его за рукав. — Там девушке стало плохо. Нужен врач! Где найти?

— Врач занят. Горин подрался с Батуриным.

Горин — это вроде продюсер группы. Вторую фамилию не знаю.

— Девчонка где? — стреляет глазами вниз и я, рассеянно разжав пальцы, отпускаю рукав, убирая руку подальше.

— На випке.

Тушит сигарету. Оставляет окурок и, Слава Богам, идёт со мной туда.

— Пришла в себя? — спрашиваю по возвращении у Оли. Так её назвала Илона, встретившая нас с Марселем перед концертом.

— Нет. Где же врач?

— У сцены.

— Свинтите обе.

Максим с лёгкостью поднимает худенькую девушку на руки, и как мы обе благодарны ему сейчас, не передать словами.

— Дверь подержи.

Делаю, что говорит.

Быстрым шагом движемся с Олей следом.

— Она чё вообще не ест?

— Ест, — произносит Оля в ответ.

— Ни хрена не весит. Чьи родственники-знакомые? Первый раз вас обеих вижу.

— Ничьи. Марсель подарил мне билеты. Он покупал перчатки для девушки в магазине, где я работаю.

— Кучерявый раздаривает билеты направо и налево? Прекрасно.

— Осторожно, ступеньки.

— У меня есть глаза, Джугели.

Никак не реагирую на его агрессивный выпад. Просто молча придерживаю следующую дверь, ведущую к гримёркам.

— Чиж! — орёт Ромасенко. — Зови Айболита.

— Чё такое?

— Зови давай!

Заносит девушку в небольшое помещение. Осторожно опускает на диван и она в эту секунду приоткрывает глаза.

— О, первые признаки жизни подаёт ваша Дюймовочка.

Дюймовочка хмурится и медленно моргает, глядя на Максима.

Очень удачное сравнение, кстати. Хорошенькая. Светленькая. Бледная, тоненькая, почти прозрачная. Такая хрупкая на вид!

— Ты как? Нормально? — интересуется парень и, протянув руку, поправляет прядь её волос, упавшую на лицо.

Этот жест, честно сказать, крайне удивляет. Его максимум проявления «нежности» по отношению к женскому полу из того, что я помню по школе, — шлепок по нижним девяносто.

— Ритка! — Оля бросается к ней. Сжимает её ладонь. — Ты меня очень напугала, зай!

Девушка, в свою очередь, по-прежнему не произносит ни звука. Видимо, не понимая, почему находится здесь, кто мы и что случилось.

— Так. Кому тут плохо?

А вот и врач.

Расступаемся, пропуская его.

— Что произошло?

Этот же вопрос тихо на ухо задаёт мне Марсель.

— Кузнечик, прикиньте, рухнула в обморок от того, как круто мы выступили, — хмыкнув, отзывается Максим и её губы трогает лёгкая улыбка.

— Рита болеет.

— Болеет? — врач приседает на корточки перед диваном и готовит стетоскоп.

— У неё онкология. Думаю, это из-за лучевой терапии. Мы сейчас проходим курс…

— Оля, замолчи, — Дюймовочка смотрит на сестру сердито и порицающе, а я…

Я, глядя на эту девушку, не могу поверить в то, что услышала.

Инеем внутренности покрываются.

Такая молоденькая.

Такая красивая.

За что?

*********

После осмотра врача, девушке стало легче. Она даже кое-что поела из того, что принёс ей Максим.

Не знаю как, но эти двое умудрились пошутить на тему произошедшего ещё не раз.

И это было так странно. Видеть её: совсем юную, улыбающуюся, и понимать, что она борется с таким тяжёлым заболеванием.

Сёстры уехали уже полчаса назад как, но я до сих пор думаю о Рите. Знакомство с ней оставило на душе тяжёлый отпечаток.

— Чиж, отвисай.

Пока парни собирают инструменты и технические прибамбасы, тот сидит на высоком стуле и взгляд его обращён в опустевший зал, который часом ранее был забит людьми.

— Как-то не верится, что всё это было в последний раз, — произносит он расстроенно.

Паша с надеждой смотрит на Кучерявого, но тот с невозмутимым выражением лица пакует свою гитару в специальный чехол.

— Марс, что там у Дэна? — переводят разговор в иное русло.

— Плохо всё.

— Насколько?

— Дед сказал, что условное не выбить.

— Его посадят? — Чиж в ужасе округляет глаза.

— Да. От двух до четырёх грозит. В лучшем случае.

— Пиздец, приплыли, — мрачно припечатывает Ромасенко, сидящий на полу и внаглую раскуривающий сигарету.

Надо отдать ему должное. Сегодня он ведёт себя более-менее адекватно. Терпит моё присутствие и не агрессирует в сторону Марселя. Уж не знаю, с чем конкретно это связано.

— Батю прооперировали?

— Да.

— Всё хорошо?

— Не владею подробностями. Надо набрать мать. Перед концертом у неё и сестёр были выключены телефоны.

Вижу, что очень сильно переживает. Вообще не представляю, как в таком состоянии он находился на сцене.

— Ну что вы, пацаны?

Перед нами появляются Горин и Вебер.

Мужчина прижимает что-то к щеке. Видимо, чтобы минимизировать отёк от травмы, полученной в драке.

— Собрали всё вроде.

— Выступили круто. Горжусь.

Они пожимают друг другу руки.

— Марсель, с девушкой познакомишь?

Речь обо мне. Я ведь единственный левый, присутствующий на концертной площадке.

— Тата, это Станислав Горин, наш продюсер, мой друг и просто хороший человек.

— Здравствуйте. Очень приятно.

— Взаимно, — мужчина с любопытством меня разглядывает. — Это что же, та самая Тата? — переводит взгляд на своего подопечного.

— Да. Та самая, — кивает он.

— Обалдеть…

Явно потрясён.

Смею предположить, он частично в курсе нашей истории.

— Когда будем публиковать официальное заявление? — заводит Илона осторожно.

— Через пару дней, — отвечает Марсель, переплетая свои пальцы с моими.

— Вы давайте первое время особо нигде не отсвечивайте, парни. Пусть шумиха вокруг этой новости поуляжется.

— С Батуриным как порешать?

— Порешаем.

— Вы уже порешали, — глядя на него, поджимает губы моя бывшая подруга.

— Чё случилось-то между вами? — хмурится Чиж.

— Неважно, это наши дела, — отмахивается Стас. — Вот ещё что хотел вам сказать: в офис опять диски прислали.

— Снова светская хроника ГП в монохроме? — хмыкает Ромасенко, выпуская дым.

— Да как-то меня пугает уже эта светская хроника. За вами пристально следят. На Кучерявого вообще досье отдельное. Даже поездку домой засняли.

Марсель удивлённо выгибает бровь, а мне становится не по себе от полученной информации.

— Будьте бдительны, дураков вокруг хватает.

— Кто-то тупо нас троллит. Забейте.

— Лучше всё-таки отнести диски в полицию, — не соглашается с Максимом Илона.

— Отнесу, — кивает Горин. — Хотя вряд ли они станут заниматься этим.

— Готово, — Чиж застёгивает молнию на чехле гитары. — Едем? — спрашивает с грустью в голосе.

— Куда? Отмечать похороны группы?

Ромасенко, как всегда, в своём репертуаре.

— Погнали. Машина ждёт.

— Что бы не случилось, держись рядом со мной, ясно? — предупреждает Марсель, когда десять минут спустя мы выходим вместе со всеми через чёрный вход.

Сперва не понимаю, что он имеет ввиду, но когда начинает визжать толпа собравшихся у клуба фанатов, всё становится предельно ясно. Группу подстерегают поклонники.

«Это они. Они!»

«Концерт — огонь!»

«Город пепла — лучшие!»

«Можно автограф?»

«Дай пять»

«Парни, селфи, пожалуйста!»

«Паша секс!»

«Макс! Макс, что с лицом?!»

«Вы подрались?»

«Марсель, посмотри сюда!»

«Марсель, ты сегодня трезвый?»

«Я люблю тебя!»

«Кто с тобой?»

Со всех сторон что-то кричат. Ребят фотографируют. К ним тянут руки, желая прикоснуться. Если бы не охрана, народ точно снёс бы ограждения.

Кое-как добираемся до микроавтобуса. Самый настоящий стресс по пути испытываю и немного успокаиваюсь лишь тогда, когда оказываемся в салоне за закрытой дверью.

— Чиж, где опять твоя шапка?

— Ушуршала по традиции.

— Скоро магаз шапок имени Чижова кто-то откроет.

Смеются.

— Чёрт, что за день? Я сломала каблук, — удручённо заключает Вебер.

— Это моё проклятие тебе прилетело, — язвит Ромасенко.

— Придурок, — она закатывает глаза.

— Ты в порядке? — Кучерявый встревоженно осматривает меня с ног до головы.

— Да.

— Вас куда везём, молодёжь?

Обнимает, притягивая ближе к себе. Сообщает адрес водителю.

Вообще изначально мы должны были уехать отдельно, но Горин попросил «не палить контору» раньше времени.

— Что за диски, Марсель? — спрашиваю тихо.

— Ерунда. Какой-то чел снимает нас в каждом городе. Все видосы выглядят как документалка. Смонтированная хроника с наших гастролей.

— А где снимают?

— Да везде.

— И давно это происходит?

— Где-то год, наверное. В последнее время фильмы стали приходить чаще.

Меня это прям настораживает.

— Надо было поискать глазами этого Тарантино, — произносит Паша задумчиво.

— И дружно дать ему пиздюлей, — поддерживает Ромасенко, сидящий у окна. — Слышь, Вебер, пока ты не свалила в Штаты, кинь мне контакты сестры Кузнечика.

Илона улетает в Штаты? Я что-то пропустила?

— Обломится. Ни к чему это, — вмешивается Марсель.

— Кучерявый, много на себя не бери, — цедит Максим.

— Не трогай девчонку. Ей итак тяжело сейчас.

— Без тебя как-нибудь разберусь.

— Зачем тебе телефон её сестры? — хмурится Вебер.

— И как отреагирует на это твоя Вика? — подхватывает Чиж.

— Бля, да я просто хочу помочь деньгами. Хера вы делаете из меня чудовище?

— Может потому что ты — тот ещё ходок?

— Вебер, ты свечу держала?

— Мне достаточно того, что я видела в туре.

— Ой давай не нагнетай, — цокает языком.

— Красивая она. Жалко, если умрёт такой молодой.

— Ты дебил, Чиж?

— Что? Это рак, — пожимает плечами. — Он никого не щадит. Мой отец сгорел за пол года сгорел. Но я в смысле желаю ей вылечиться конечно.

— Просто заткнись.

— Реально такую дичь иногда озвучиваешь.

Пока парни пререкаются друг с другом, достаю телефон и аккуратно просматриваю сообщения. Одно из них от неизвестного абонента.

«Тата, добрый вечер. Тебя беспокоит Дарина Александровна, мама Марселя. Мы не стали связываться с ним до выступления, но я планирую позвонить ему в ближайшее время. У меня к тебе большая просьба. Я знаю, что ты сейчас с ним. Пожалуйста, не оставляй его одного. Это, как никогда, важно. Будь рядом, как мать тебя прошу. Я очень переживаю за сына»

Она не пишет напрямую о том, что случилось, но внутри меня всё холодеет.

Убираю телефон в карман и изо всех сил пытаюсь сохранить спокойствие.

— Тормозни нам тут на углу, дружище.

Микроавтобус вскоре останавливается и наступает тот самый неудобный момент, когда ребятам предстоит прощаться.

— Держи в курсе насчёт бати, — Горький первым пожимает другу руку.

— Ладно.

Дверь открывается и я выбираюсь из салона, чтобы подождать Марселя уже снаружи.

— Стас, пока, на связи. Увидимся в Москве.

— Добро.

— Илон…

Вижу, как переглядываются, и дыхание перехватывает от жгучей ревности.

Этот её взгляд. Он так много говорит сейчас…

Всё-таки было. Что-то между ними однозначно было, но я даже думать не хочу, насколько далеко они зашли.

— Чиж, давай. Выше нос, братан.

— Ага.

— Пока, пацаны, — парень выходит ко мне.

Как и ожидалось, они с Ромасенко игнорят друг друга.

— Идём.

Берёт меня за руку и ведёт к отелю, навстречу бушующей метели.

— Замёрзнешь, если постоим тут немного? — накидывает мне на голову капюшон. Затягивает потуже шарф.

— Нет.

— Хочу покурить и набрать матушку.

Издёргался за это время от неизвестности.

— Набирай, конечно.

Вставляет сигарету в рот. Щёлкает зажигалкой и достаёт телефон.

— Ни хрена мои сообщения не читают, — раздражается, нахмурившись. — О, сама звонит.

Перевожу взгляд на дорогу. Неуютно присутствовать при разговоре и смущать его.

Может быть, нужно было дать возможность пообщаться с матерью не при мне?

— Алло, мам, — зажимает дымящуюся сигарету меж пальцев. — Отыграли, да. Мы с Татой уже в отеле. Что там у вас? Как батя себя чувствует?

Дальше в течение нескольких мучительно долгих секунд он молчит, тем самым вынуждая к нему повернуться.

Сердце пропускает удар.

Думала, страшно было получить сообщение от его матери, но нет. Куда страшнее видеть сейчас его лицо. Он абсолютно растерян.

— Я понял. Завтра будем. Держись.

Убирает телефон от уха.

Опускает руку.

Механическим движением возвращает гаджет в карман.

— Марсель, что случилось? — взволнованно спрашиваю, сжимая его ладонь.

— Батя…

Сглатывает. Дёргается кадык.

— Как он? — шепчу взволнованно.

Парень стискивает челюсти и я впервые вижу, как его глаза блестят от подступивших слёз.

— Не пришёл в себя после операции.

Глава 33

Ночью уснуть не удаётся. Марсель, получивший печальные новости от матери, совершенно разбит.

Ему плохо. Плохо и мне. Я буквально физически ощущаю всю его боль.

Так было с Полиной, когда мы впервые увиделись после произошедшего в той квартире.

— Ты точно не хочешь есть?

— Точно.

— Я могу заказать тебе что-нибудь из ресторана. Они работают круглосуточно.

— Ничего не надо.

Мы в нашем номере. Свет не горит. Я сижу на кровати, прислонившись спиной к изголовью. Парень лежит у меня на коленях.

— Ещё так поделай, — просит он, и я начинаю снова перебирать пальцами пряди его волос.

— Откуда у твоего отца проблемы с сердцем? — спрашиваю осторожно. — Это ведь не первая операция?

— Когда мне было шестнадцать, я узнал от его друзей о том, что в молодости он чуть не погиб при пожаре.

— Что случилось? — уточняю, нахмурившись.

— Перешёл кому-то дорогу. Люди одного влиятельного человека напали на него.

— Что значит напали? — внутренне напрягаюсь.

— Подробностей не знаю. Вроде как, отца избили в его квартире, пристегнули наручниками к батарее и облили бензином,

— Какой кошмар!

— Кошмар в другом. Такой способ расправы выбрали намеренно. Когда-то давно при пожаре погибла его родная сестра, Алиса.

— У меня мороз по коже от этой истории.

— Отец отказался обсуждать со мной те события.

— Оно и понятно. Значит, проблемы со здоровьем начались после того ужасного случая?

— Да. Это последствия отравления угарным газом. Клапаны на сердце меняют второй раз. Плюс что-то с сосудами-венами и перегородкой там. Я не особо шарю.

— Всё будет хорошо.

Что ещё я могу сказать?

— Ни хрена хорошего, Тата. Батя… Беседовал со мной накануне. Как будто чувствовал, что не вернётся к нам. Понимаешь?

— О чём вы говорили?

— О моих зависимостях. О том, что мне придётся взять ответственность за семью, стать её главой, если он…

— Надо надеяться на лучшее.

— Я думал, он просто пугает меня. Типа своего рода триггер для того, чтобы я наконец перестал гробить свою жизнь, но сейчас…

Сглатывает, качает головой.

— Боюсь, что не смогу справиться. Я, чёрт возьми, не готов к такому раскладу! Как мы без него? Это невозможно представить. Мать не переживёт. Они же как одно целое, понимаешь?

— Твои родители очень любят друг друга.

— Безумно. Хотя знаю, что история у них была сложная. Опять же в детали меня никто не посвящал, но про некоторые вещи я в курсе.

— Они ведь со школы вместе, да?

Помню, Дарина Александровна обмолвилась, когда я пришла к ним в гости пять лет назад.

— Да. Матушке непросто с ним было. Батя у нас — сложный человек. В юности там были свои закидоны. Он у меня в жёлтом доме умудрился оказаться. Представляешь? И она его не бросила. Ещё и четверых детей от него родила.

— У вас замечательная семья, Марсель.

— При всех нюансах он — настоящий мужчина и прекрасный отец. Строгий, где-то холодный, жёсткий и авторитарный, в силу характера, но в то же самое время заботливый, внимательный и любящий. Я благодарен ему за всё. Единственное, чего не могу принять, это его поступок в больнице.

— Илона сказала, вы серьёзно разругались из-за этого?

— Я ударил его. О чём сожалею. Не имел права, как бы там ни было.

— С этим соглашусь.

— Зачем он так поступил?

— Думаю, твой отец хотел как лучше. Если поставить себя на его место, то его поведение вполне можно объяснить.

— Он не должен был запрещать тебе общаться со мной.

— Я была источником твоих проблем. Ты чуть не погиб.

— В этом нет твоей вины.

— Косвенная — есть. Постарайся понять его.

— Почему не позвонила за столько лет? — не пытается скрыть отчаяние и обиду.

Вздыхаю. Бросаю взгляд на окно.

— Я дала ему слово, что не посмею больше лезть в твою жизнь.

— Ты так нужна была мне, Джугели…

Сердце сжимается, когда он произносит это.

— Неужели не хотела хотя бы поговорить?

— Хотела, но от Полины узнала, что рядом с тобой Вебер. Посчитала неуместным беспокоить.

— Почему же в итоге решила связаться со мной?

— Услышала твои песни на концерте. Мне показалось, что мы должны увидеться.

— Ты была на концерте? — поворачивается и смотрит на меня изумлённо.

— Да. В Адреналине. Когда вы выступали с оркестром. Марсель, сцена и музыка — твоё. Подумай об этом, пожалуйста. Паша правильно говорит, группа без тебя — это не группа.

— Давай не будем, — перебивает, поднимаясь с моих колен.

Встаёт с постели. Направляется к окну. Опять курить, конечно.

— Хуан твой не звонил больше?

— Нет.

— Встречалась с кем-то, кроме него? — ставит форточку на режим проветривания.

В темноте вспыхивает красно-жёлтое пламя от зажигалки.

— Нет. Я была сосредоточена на своей спортивной карьере.

— И чем тебя зацепил этот мудак? — затягивается. Выдыхает дым.

— Дело не в этом. Мы просто…

— Просто что?

— Много времени проводили вместе.

— И? Чем он завоевал твоё расположение?

— Взрослый, адекватный, долго ухаживал за мной, — пожимаю плечами. — Я сдалась и пошла на свидание.

— М. То есть там ты уступила, — хмыкает, усмехнувшись.

— Марсель.

— Я тоже ухаживал за тобой.

— На тот момент я была чужой невестой и не посмела бы ответить взаимностью.

Он, кивнув, молча курит.

Разумеется, мой ответ его не устраивает, но уж как есть.

— Чувства к тебе очень пугали меня, — признаюсь честно. — Я понимала, что нельзя им поддаваться. Поэтому вынуждена была держать дистанцию. Не получалось. Дружба казалась единственным выходом.

— Эта дружба меня убивала. Не думала, что попахивает эгоизмом с твоей стороны? По сути ведь очень удобно. Жених. И друг, который с ума по тебе сходит.

— Прости.

— Значит они всё-таки были?

— М?

— Чувства, — поясняет он.

— Были.

— А сейчас что? — гасит окурок в пепельнице. Возвращается ко мне. Снимает футболку, ложится рядом. — Как расценивать твоё «мне нужен ты»?

— Так и расценивать. По-моему, вчера я была предельно откровенна с тобой.

Меня смущает этот разговор.

— То есть ты со мной не по причине сострадания и жалости? Синдром спасателя и всё такое…

— Господи, нет конечно!

— А почему?

— Абрамов, — стреляю глазами. — Я поцеловала тебя первая. Полетела с тобой сюда. Заселилась в один номер и сплю в твоей кровати, что в общем-то, не характеризует меня как порядочную девушку. Что тебе до сих пор непонятно?

Прямо злюсь.

— Ладно, не заводись, — сгребает в охапку к себе. Смеётся ещё.

Хватает наглости!

— Ты забыла добавить, что разделась догола и пообещала утешить.

Краснею до корней волос.

Да он издевается, не иначе!

— Знаешь, как тяжело мне было справиться с собой? — хрипло спрашивает, обжигая горячим дыханием.

— Я благодарна тебе за это.

Прикрываю глаза, когда он прихватывает губами мочку моего уха, спускается чуть ниже и скользит ими к шее.

Мурашки ползут от этих почти невинных прикосновений, а уж когда целует со всей страстью, и вовсе задыхаюсь, непроизвольно ему её подставляя.

— Марсель…

Как же стыдно, Боже! Но ничего поделать с собой не могу.

— Тебе ведь нравится? — прижимает меня ближе к себе, продолжая покрывать шею поцелуями, от которых я начинаю волноваться всё больше. — Скажи…

— Да.

Прикусывает, лижет языком пострадавшую кожу, зацеловывает.

— Я сделаю тебе приятно, — обещает пылко. — Когда ты будешь к этому готова. Просто попроси.

Попросить???

Как он себе это представляет?

— Ей тоже делал приятно? — вылетает прежде, чем я успеваю перехватить эту ядовитую мысль.

— О ком речь? — отстраняется.

— Ах ну да, их ведь было так много!

Моя очередь усмехнуться.

— Джугели…

— Зови меня по имени! — раздражаюсь отчего-то.

— Непременно. Когда сменишь свою фамилию на мою, только так и буду называть. Вернёмся к вопросу.

— Я про Илону. Неужели не ясно?

Пытаюсь выбраться из-под его руки, однако он не позволяет.

— Ну давай поговорим об этом, если хочешь.

— Не хочу, — отвечаю довольно резко.

— Тогда для чего про неё вспомнила?

— Не знаю.

Самой бы в себе разобраться.

— Тата…

— Куда она собралась? Я слышала про Штаты.

— Улетает. У неё новый контракт. Будет там работать.

— Она из-за тебя решила уволиться?

— Думаю, да.

— Почему? Потому что ты бросил её?

— Я не бросал её.

— Вы ведь были в отношениях до того, как я дала знать о себе.

— Не было у нас отношений. Это была попытка перейти от дружбы к чему-то большему. По моей инициативе.

— И как? Перешли? — не могу не съязвить на эту тему.

— Нет, не перешли.

— И почему же?

— Что ты заладила почему, да почему, — тоже злится, вопреки этому стискивая меня в объятиях лишь крепче.

— Она красивая, яркая, сексуальная.

— Она — не Ты.

— Ты целовал её вот также.

— Прекрати, женщина.

— Спасибо, хоть на сегодняшнем концерте я этого не видела.

Песня была, но клип не показывали.

— Не верю, что между вами не было близости.

— Мне тебе тоже не верить?

— Что?

— Я про Хулио. Может, ты спала с ним, а мне заливаешь, что нет.

— У тебя, в отличие от меня, есть возможность это проверить, — выпаливаю сердито, не сразу сообразив, насколько провокационно это звучит.

Пискнув, замираю, будучи придавленной тяжестью его тела.

— Я проверю, не сомневайся, — смотрит на меня так, что под землю хочется провалиться. — Если окажется, что солгала мне, я тебя…

— Что?

— Убью, — заявляет на полном серьёзе и в глазах вспыхивает недобрый огонёк.

— То есть твои «победы» не в счёт?

— Я мужчина.

— Так себе оправдание.

— Поцелуй.

— Да с чего бы? — капризно вскидываю подбородок.

— Давай, — наклоняется. Трётся своим носом о мой.

— Не хочу.

— Хочешь.

— Спорим?

— Мне лучше знать!

Ловит моё лицо ладонями в захват и целует сам. Настойчиво. Пылко. Азартно. С жаром.

Сперва держу глухую оборону, но в какую-то секунду всё же покорно сдаюсь. Слабачка…

Обнимаю сильную шею, запускаю пальцы в мягкие кучеряшки. Скребу ногтями затылок, целую горячо в ответ и теряюсь в ощущениях, которые дарит эта близость.

Чёрт с ней с Илоной.

Плевать на всех остальных.

Хочу быть для него особенной.

Всё хочу. Всё…

*********

Утром меня ждёт «сюрприз».

Мы с Марселем собираемся в аэропорт в тот момент, когда менеджер скидывает ему последние новости сетевых пабликов.

Повсюду наши фотографии.

Пулково. Невский. Исаакиевский.

Есть даже видео, на котором мы идём к микроавтобусу из клуба.

Я просто поражена тем, что фанаты отслеживают каждый его шаг. А ещё больше ошарашена тем, что эти самые люди уже успели найти информацию обо мне.

«Солист группы Город Пепла появился на публике в сопровождении прекрасной незнакомки.

Пару заметили в центре Петербурга. Молодые люди держались за руки, обнимались и целовались у всех на виду.

Нашим подписчикам удалось выяснить, что на снимках двадцатидвухлетняя Тата Джугели»

«Русские Курникова-Иглесиас.

Популярный рок-музыкант закрутил роман с горячей теннисисткой.

Что мы знаем о девушке? Спортсменка тренируется в Барселоне. Не так давно она успешно показала себя на одном из самых престижных турниров мира, что позволило ей подняться в рейтинге и занять сорок седьмое место в турнирной таблице»

«Перестанет ли пить и употреблядь? Рок-музыкант Абрамов, похоже, влюблён»

«Город пепла исполнил новую песню на фестивале в А2. Фанаты уверены, что она посвящена вот этой девушке»

И всё в таком духе. С десяток постов, но это ладно. После приземления в Шереметьево Вебер присылает ссылку на ток-шоу, которое транслировали днём в эфире.

— Это кто?

Мы едем в такси.

Марсель, нахмурившись, смотрит в экран своего смартфона.

— Одноклассница твоя бывшая, — подсказываю я ему. — Ковалёва.

— А, точняк. Не признал сразу. Что с её ртом?

Утка вошла в чат.

— Тебя только это интересует? — выгибаю бровь.

— У нас в гостях модель, в прошлом участница конкурса Московская Красавица…

— Актриса, блогер и певица, — подсказывает Ковалёва ведущему.

— Актриса, блогер и певица…

— Инфлюенсер.

— Вики Ковалёва.

Вики.

Прям смешно.

— Всем здравствуйте.

Садится на розовый диван. Одета как прости-Господи. Кожаная миниюбка, сетчатые колготки, малиновая блузка. Вся в золоте.

Верно говорят, можно вывезти девушку из деревни, но деревню из девушки — нет.

— Вы утверждаете, что учились в одной школе с солистом группы Город пепла.

— Да. Мы с детского сада знакомы.

— Вики предоставила нам кое-что из личного архива. Вы только посмотрите на эти фотографии!

Крупным планом показывают снимки из альбомов разных лет. На них Марсель и ребята, общие фото с классом, моменты с каких-то мероприятий.

— Здесь ведь присутствуют и другие участники группы?

— Да. Вот они: Максим Ромасенко, Паша Горький.

— Ни для кого не секрет, что музыкальный коллектив образовался в маленьком курортном городке под названием Красоморск. Именно там всё начиналось.

— Да, первые концерты были в ДК, а репетировали они дома в подвале.

— Итак, вы учились все вместе.

— Мы не просто учились вместе. Мы дружили и у нас с Абрамовым, вообще-то, был роман, — подчёркивает многозначительно. — Это потом, когда я его бросила, появилась вот она.

— Чё? Она меня бросила? — смеётся Марсель.

— Здесь мы видим Тату Джугели.

На экран выводят теперь уже мою фотографию.

Звездец!

— Джугели приехала из Москвы, её сослали оттуда к бабке и деду. Потому что отца посадили за какие-то махинации в тюрьму.

Вот ведь стерва! И про отца упомянуть не забыла!

— Как любопытно. Получается, эти двое знакомы друг с другом с юности?

— Ага. Марсель заинтересовался новенькой, — кривит тюнингованное лицо, рано познавшее прелести ботокса. — Не потому что в ней есть что-то особенное. Сами понимаете, наше захолустье, а тут свежая кровь, прямиком из столицы.

— Они встречались?

— Нет. Эта грузинка считала себя грёбаной королевой, крутила носом. Вся такая на пафосе. У неё ж ещё был жених-грузин в Москве. Марсель какое-то время унижался, страдал-ухаживал, но не выгорело и он быстро забил на неё. Всех симпатичных выпускниц перекатал на своём мотоцикле, — улыбается, откидывая обесцвеченные волосы за плечо.

Так неприятно это слышать, но ведь правда. Так и было.

— На этом самом мотоцикле он из-за Джугели впоследствии разбился летом.

— Ну вот что, хватит смотреть эту дичь!

Парень пытается выхватить у меня из рук телефон.

— Нет, подожди. Дай дослушать! — не позволяю ему этого сделать.

— Обещанный эксклюзив, дорогие телезрители. Мы с вами первыми узнаем подробности, фактически из первых уст. Вики, некоторые источники утверждают, что Абрамов четыре-пять лет назад попал в серьёзную аварию и чудом остался жив. Опять же, вот мы видим пару снимков того периода. Они появились в сети относительно недавно. Сам музыкант достаточно расплывчато и сдержанно прокомментировал их.

— Дело было так. В июне Джугели на вечеринке изменила жениху. Та ещё, понимаете? А строила из себя, мама дорогая!

Мои щёки вспыхивают.

— Так что же произошло?

— Жених узнал об этом.

Не без твоей помощи явно. Уж слишком осведомлена.

— Случился скандал, в Красоморск явилась грузинская диаспора. Её хотели увезти из города ещё до выпускного. Марсель попытался этому помешать.

— Какие страсти! Описываете будто сюжет фильма, не иначе. Парень сильно тогда пострадал?

— Очень! Весь переломанный был, чуть не умер в больнице! И вы представляете, она даже не пришла навестить его! Ещё и показания против жениха не дала! Это ведь он сбил Абрамова!

Дышать не могу. В лёгкие будто стекла битого насыпали.

— Невероятно! — изображая изумление, качает головой телеведущий.

— Её гнобил за это весь класс. Поступок отвратительный.

— Чем же тогда всё кончилось?

— Чем, — Ковалёва закидывает ногу на ногу. — Джугели сбежала. Сначала с женихом, но потом его, по-моему, посадили и она в Барселоне каким-то образом оказалась.

— То есть с Абрамовым они после аварии не виделись?

— Конечно, зачем ей инвалид? Это сейчас Марсель цел, здоров, знаменит и богат. Неудивительно, что она опять появилась в его жизни.

Марсель всё-таки выдёргивает из ладони свой телефон.

— Забей. Дура конченая.

Дура не дура, а тут же побежала хайпиться за мой и его счёт.

— Она меня на всю страну выставила не пойми кем, — расстроенно констатирую.

— Это второсортное жёлтое шоу.

— Сперва паблики и мои фотографии повсюду, теперь центральный телеканал!

— Тата…

— Я на это не подписывалась, — качаю головой.

— Они бы всё равно рано или поздно узнали, кто ты.

— Нам не стоило появляться вместе на людях.

— Ты серьёзно? — прищуривается.

— Сейчас вся возможная грязь на меня выльется. Хотя, пожалуй, благодаря Ковалёвой это уже произошло, — вздыхаю, потирая висок.

Час от часу не легче.

— Да я её в порошок сотру!

— А что это изменит? Она меня опозорила на всю страну!

— Не преувеличивай.

— Не преувеличивай? Так и есть!

Злюсь.

— Чтобы ты понимал, я не в восторге от того, что моё имя муссируют интернет-издания и ТВ.

— Я виноват?

— Ты в том числе. Мог предупредить, что за нами повсюду следят твои чокнутые фанаты!

— Да плевать на них!

— Мне не плевать! — отражаю обиженно.

— Стыдишься меня? — усмехнувшись, выдвигает абсолютно глупое предположение. — Типа наркоман, алкоголик. Стрёмно тебе, да?

— Причём здесь это? — раздражённо цокаю языком.

— Ты ведь, с твоих же слов, была рядом потому, что хотела. Какая к чёрту разница, кто и что про нас пишет-говорит.

— Разница есть, если информацию подают в искажённом виде такие люди, как Ковалёва. И вообще, не спал бы ты со всеми подряд, вот этого всего бы не было! — выпаливаю сердито и, заметив взгляд водителя в зеркале заднего вида, смутившись, опускаю глаза.

— Класс. Всё сказала?

— Нет не всё, — демонстративно отворачиваюсь к окну, ощущая, что из-за сложившейся ситуации прямо-таки на взводе.

— Джугели…

— Ещё раз назовёшь меня по фамилии, — стискиваю зубы, — и я за себя не ручаюсь!

Дальше едем молча.

Переписываюсь с Полей. Потому что нужно как-то остыть и погасить свою злость.

«Посмотрела?»

Поля: «Ага. Вот ведь сволочь!»

«И вроде почти везде правду сказала, а всё равно умудрилась нелицеприятно исказить факты»

Поля: «Так себе правда»

«Даже отца моего не забыла упомянуть!»

Поля: «Это Ковалёва. Чего удивляться? Очень в её духе»

«Как она вообще на телевидении оказалась? *озадаченный смайл*»

Поля: «Она ж несколько лет назад уехала в Москву строить карьеру модели. Ходили слухи, что занималась там не только этим. Вроде в эскорт подалась. Спонсора богатого активно искала»

«И как? Нашла?»

Поля: «История умалчивает»

«Мы с Марселем повздорили»

Поля: «Из-за этой дуры?»

«Фотографии. Видео. Посты. Вика со своими откровениями… Меня, честно сказать, в моменте разозлило всё это. Я оказалась не готова к такому.

Поля: «Тат, Марсель — публичный человек. Звезда. Причём без преувеличения. Ты пойми, пристального внимания в вашем случае не избежать никак»

«Я понимаю. Просто это сейчас вообще не вовремя.

Поля: «А оно в принципе вовремя быть не может»

«Наверное, ты права»

Соглашаюсь.

Поля: «Если вы планируете быть вместе (держу за вас пальчики скрещенными ), тебе нужно научиться принимать эту часть его жизни. Ты справишься, не сомневаюсь»

«Хотелось бы верить»

Поля: Относись ко всему проще. Включи здоровый пофигизм. Тебе ведь всегда было наплевать на чужое мнение. Люди (посторонние и незнакомые, заметь) обсудят это за ужином и забудут. У всех свои проблемы, которые волнуют куда сильнее, чем увлекательная история одной, пусть и потрясной парочки.

«:)»

Поля: «Надо перетерпеть сейчас. Дальше будет легче. Ажиотаж пройдёт, страсти поутихнут»

«Такое ощущение, что мне постоянно отовсюду будет прилетать за моё прошлое.(»

Поля: «Что конкретно тебя тревожит?»

«Он итак не простил мне тот мой отъезд, а тут ещё Ковалёва напомнила о деталях, рассказав об этом некрасивом поступке всей стране»

Поля: «Теперь сама себе ответь на один простой вопрос. Только отвечай сразу и не думая»

«?»

Поля: Меня волнует мнение моего мужчины относительно этого поступка или меня волнует мнение всей страны?»

«Первое конечно»

Поля: «Вот и расставь приоритеты. Ему доказывай что-то, если считаешь нужным и важным. Не им!»

Этот совет особенно чётко откладывается в моей памяти.

Поля: «Чего ты хочешь, Тата? Есть осознание?»

«Есть. Хочу быть с ним»

Поля: «Значит будь»

«Я люблю его, Полин»

Поля: «А он об этом знает?)»

«Пока не готова признаться»

Поля: «Призналась самой себе — уже классно!»

«Я боюсь»

Вот так спонтанно выдаю я ей.

Поля: «Это нормальное, хоть и не присущее тебе чувство»

Поля: «Настройся на свою волну. Есть Вы и Ваш мир. Остальное фоном. Не позволь никому его разрушить. Не потеряй во второй раз то, чем дорожишь. Держитесь друг за друга, Тата. Только так»

«Спасибо тебе, Поль»

Вдруг понимаю, что прочитав её сообщения, успокоилась. Злость на пару с обидой отступила также быстро, как появилась.

Поля: «Вы когда приедете?»

«Мы сейчас сразу в больницу, потом домой»

Поля: «Сонька меня пугает. Она очень тяжело переживает то, что происходит в семье, но не плачет. Не говорит ни с кем. Разве что с собакой возится»

«Бедная(»

Поля: «Вчера домой ехать отказалась. Дарина Александровна не стала её трогать»

«Соня сейчас с тобой?»

Поля: «Нет, в больницу с Миланой поехала к матери»

«Ясно»

Поля: «Как Марсель?»

Перевожу взгляд на парня. Он тоже что-то кому-то пишет. Судя по лицу, в этой переписке мало приятного.

«Держится»

Поля: «Был срыв за эти дни?»

«Признался, что достал какую-то дрянь, когда мы поругались. Но принимать не стал, выбросил»

Поля: «Молодец! Борется с зависимостью. Это о многом говорит.

«Он собирается лечиться в рехабе»

Поля: «Правильное решение. Поддержи его. Помоги ему не свернуть с намеченного пути»

«»

Убираю телефон, а пять минут спустя мы уже подъезжаем к больнице.

Заплатив таксисту, направляемся к зданию.

Пока идём, так и не разговариваем, но я решаю, что надо сделать первый шаг самой, ведь куда важнее дать ему понять, что интервью Ковалёвой не изменит ничего между нами.

Беру парня за руку и его пальцы сжимают мои в ответ. Осторожно, но крепко. Только тогда с облегчением выдыхаю.

Раздеваемся в гардеробе. Получаем номерки от ворчливой женщины с высокой причёской. Надеваем бахилы и халаты. Поднимаемся на нужный этаж и тут же навстречу парню бросаются девчонки.

Старшая из сестёр плачет, обхватив его шею руками. Младшая обнимает за талию и утыкается щекой в грудь.

От этой картинки ком встаёт в горле. А стоит мне увидеть маму Марселя, нарастающая тревога наполняет каждую клеточку.

Дарина Александровна сама на себя не похожа. Старается держаться, но в глазах такая бездонная пустота, что сердце моё, глядя в них, сжимается.

Если представить, это так страшно. Человек, которого ты любишь, находится между жизнью и смертью и ничего, ничего сделать ты не можешь.

— Сынок…

Он осторожно заключает в объятия её тоненькую фигурку. Гладит по спине. Целует макушку.

Такой маленькой рядом с ним сейчас она кажется…

— Тебе надо домой.

— Нет.

— Нужно поспать. Ты ведь днём и ночью в больнице, так нельзя, мам.

— Я его не оставлю, — отрицательно качает головой.

— Привет, — здоровается со мной младшая, неожиданно обняв.

— Здравствуй, Сонь.

— Ты сдержала слово. Он трезвый, — шепчет тихо, пока Марсель расспрашивает об операции.

— Да.

— Спасибо тебе.

— И тебе за Полю.

— Уговор есть уговор.

— Даш…

В холле появляется крёстный Марселя. По лицу тоже видно, что он совсем не спал за минувшие дни.

— Добрый вечер.

Кивает мне, переводит взгляд на парня, протягивая ему руку.

Тот медлит, но по итогу, всё же отвечает рукопожатием.

— Что тебе сказали врачи? — взволнованно спрашивает у него Дарина Александровна.

— Пошли они на хрен, врачи эти! — выпаливает сердито. — Найду других. Выйдем покурить, Малой?

— Выйдем. Но сначала я к нему, — произносит парень бесцветным голосом. — Куда идти, мам?

— Прямо в палату не пустят, дорогой.

— Пусть только попробуют запретить мне увидеться с моим отцом, — цедит сквозь зубы, направляясь к дверям.

Провожаю взглядом его широкую спину.

Жжёт за грудиной.

— Я с тобой.

— Нет, мам, — оборачивается. — Я сам хочу.

— Как скажешь, — не перечит она.

Марсель смотрит на меня, а потом строго обращается ко всем присутствующим.

— Тату мою не обижайте! Ясно?

Глава 34

Полгода спустя

Май

Сет заканчиваю реверсом. Это удар по восходящему мячу, который пущен свечой.

Да, вот так!

Победа в полуфинале престижного чемпионата, проходящего на этот раз в Москве, за мной.

Сжимаю пальцы свободной руки в кулак.

Соперница от досады швыряет ракетку о корт. Непозволительная, на мой взгляд, выходка.

Что за неуважение к собственному инвентарю?

— Отлично, молодец!

Тренер хлопает меня по плечу и сдержанно улыбается.

Зрители аплодируют, но голос одного человека я слышу особенно чётко.

— Джугели — best of the best!

Улыбаюсь.

Что мой главный болельщик здесь, я почувствовала сразу. На каком-то необъяснимом интуитивном уровне.

Пью воду из бутылки. Забираю со скамейки полотенце. Вытираю пот. Бросаю свои вещи в сумку и, обменявшись с тренером ещё парой фраз, покидаю корт.

Сегодня без рукопожатия обойдёмся. Соперница в истерике. Ей не до меня. К тому же, я и сама очень тороплюсь.

С безумно колотящимся сердцем, шагаю по ступенькам наверх, еле сдерживаясь, чтобы не побежать.

Марсель спускается мне навстречу и в момент, когда обнимаем друг друга, время останавливается.

Всё вокруг исчезает. Люди, их голоса, общий шум.

Остаёмся только мы.

— Привет, — шепчу взволнованно и, прижимаясь к его плечу, прикрываю глаза. — Ты приехал на игру…

— Да. Соскучился по тебе, детка.

Горячие губы целуют висок. Его сильные руки сжимают меня в объятиях.

Я тоже очень тосковала по нему. Крайний раз мы виделись месяц назад в клинике. Потом я была вынуждена уехать сперва на один турнир, затем на другой.

— Идём отсюда.

Моя ладонь в его.

Продвигаемся вместе к выходу и конечно без встречи с журналистами не обходится. Эти же всегда тут как тут. Разумеется, сегодняшний день — не исключение.

— Тата — прекрасная игра! Марсель, как твоё самочувствие? Выглядишь отлично!

— Твоя реабилитация закончена?

— Планируешь снова заниматься музыкой?

— Проект «Город пепла» действительно заморожен навсегда? Не жаль фанатов?

— Марсель!

— Когда ты снова появишься на публике?

— Когда ждать интервью?

Наше терпение железобетонное. Просто молча продвигаемся к цели.

— Нам надо на парковку.

— Пройдём через эту зону, — тяну его за собой, зная, что посторонних сюда не пустят.

Кстати, о посторонних… За минувшие полгода я успела привыкнуть к представителям СМИ, не ведающим о таком понятии как личные границы.

Им дай волю, они к тебе и в машину заберутся, лишь бы получить ответы на интересующие их вопросы.

— Ты как?

— В порядке, а ты? — обеспокоенно на него смотрю, когда оказываемся в салоне поджидающего нас тонированного автомобиля.

— Нормально. Поехали, бро. Пока не налетели коршуны.

— Привет, Паш.

— Привет. Чё, выиграла?

— Ага.

— Выиграла? Да она просто разнесла соперницу! — с гордостью произносит Кучерявый.

— Красотка! Куда едем? Сразу к ребятам?

— Нет. Давай сначала домой заскочим. Думаю, Тата хочет принять душ и переодеться. Я же украл её прямо со стадиона, — обнимает меня, притягивая к своей груди.

— Окей. Да, алло.

Пока Паша общается с кем-то по телефону, мы внимательно разглядываем друг друга.

— Ты насовсем?

— Нет, завтра надо вернуться. А там уже останется пара недель до моей свободы.

Киваю.

Очень рада, что срок пребывания в стенах реабилитационного учреждения заканчивается. Хотя признаю: была какая-то особая романтика в этих наших встречах, проходящих на его территории.

Я искренне старалась поддерживать Марселя. Регулярно приходила в дни посещений и мы проводили наедине отведённое нам время.

Играли в шахматы. Гуляли в парке. Сидели на лавочке. Точнее я сидела, а он, по обыкновению, лежал на моих коленях.

Молчали. Иногда много разговаривали. Иногда просто долго целовались. До тех пор, пока не начинали неметь губы.

Несколько раз ездили домой, когда его стали отпускать на этапе социализации. Смотрели фильмы, я готовила ужин…

На самом деле Марсель — большой молодец. Он держался все эти месяцы очень стойко. Если случались периоды депрессии, справлялся. Если возникало желание бросить лечение, звонил отцу. Это всегда действовало на него отрезвляюще.

Да. Ян Игоревич, несмотря на отсутствие веры врачей, пришёл в себя. Что самое удивительное и невероятное, именно в те самые минуты, когда сын, разругавшийся с персоналом больницы, стоял возле его кровати.

Как после этого, скажите, не верить в чудеса?

Лично мы — верим.

Не могу передать, какое невероятное счастье испытала семья Абрамовых в тот вечер!

Знаю, что парень до сих пор каждый день заходит в часовню, которая есть на территории центра.

Говорит, просто ставит свечу и благодарит Того, кто сверху, за то, что молитвы были услышаны.

— Покурю, сгоняю в магаз и буду ждать вас, — сообщает Горький, когда добираемся до ЖК. — Филя уже на даче, если что.

Озадаченно выгибаю бровь.

— Погода суперская. Едем жарить шашлыки. Первомай же, — озорно подмигивает мне Пашка.

— Погодите, а Рокки? — спрашиваю, выбираясь из салона.

— Тоже возьмём, чё. Пусть носится на природе.

— А если испортит что-нибудь тебе в машине?

БМВ последней модели явно не предназначена для перевозки животных.

— Да забей. Не испортит. Рядом с собой посадишь и будешь следить. Плед в багажнике есть, ща постелю назад.

— Идём, — Марсель забирает у меня спортивную сумку.

Направляемся к высотке.

В холле здороваемся с улыбающимся консьержем.

Заходим в лифт.

Встречаемся глазами и, обжигаясь чувствами, пылающими в них, наконец, измученные тоской, соприкасаемся губами.

Разные поцелуи случались, но этот… Какой-то по-настоящему взрослый, откровенный. Столько в нём страсти и голода, что голова от накатившего волнения кружится.

Все мысли куда-то уплывают. Ноги становятся ватными. Упасть не позволяет лишь то, что парень крепко держит меня за талию.

Кабина останавливается.

Затуманенным сознанием идентифицирую механический голос, объявляющий наш этаж, но прервать то, что происходит, нет сил. Благо, Марсель сам отступает назад, перемещая наши тела в холл.

Там продолжаем бесстыдно целоваться, хоть и знаем про наличие камер.

Если бы не пёс, учуявший присутствие хозяев, мы бы, наверное, ещё долго не попали в квартиру.

Марсель нехотя отстраняется и достаёт из кармана свои ключи.

Я отступаю чуть в сторону. Рассеянно приглаживаю волосы, ощущая себя пьяной от переизбытка эмоций.

— Здорова, пацан!

Пользуясь тем, что Шерстяной переключил внимание на себя (шансов проигнорировать его приветствие у Марса просто нет), сбегаю в ванную, где пытаюсь привести себя в порядок и успокоиться.

Быстро принимаю душ. Натянув высохшее постиранное бельё, снятое с полотенцесушителя, вспоминаю о том, что оставила халат в комнате и, чертыхнувшись, закутываюсь в полотенце.

Закинув юбку и топ в корзину, выхожу.

Марсель с четвероногим прилипалой на балконе. Разговаривает с кем-то.

Только успеваю добраться до шкафа и открыть его, как парни появляются в комнате.

— Давай ма, — Кучерявый, разгуливающий по квартире в одних джинсах, сканирует пристальным взглядом моё тело. Да так, что кровь моментально приливает к щекам. — Перезвоню потом. Всем передай привет: бате, хулиганке Соньке и Петьке.

Достаю спортивный костюм с полки и намереваюсь вернуться в ванную по тому же маршруту, но не тут-то было.

— Стой, — преграждает дорогу.

— Надо поторопиться. Паша ждёт.

— Он поехал в шиномонтажку. Колесо спускает. Наберёт, когда будет у ЖК.

— М.

— Иди сюда, — ловит мои пальцы.

— Не сердишься, что поменяла шторы?

Кое-кто испортил прежние от скуки.

— Эти мне нравятся даже больше.

— Правда?

— Да.

Притягивает к себе и снова целует. Сперва сдержанно и нежно, но стоит мне ответить, как всё в секунду меняется.

Вот я уже без вещей и прижата его горячим, обнажённым торсом к стене. Каждую напряжённую мышцу ощущаю.

— Постоянно о тебе думал, — пылко произносит прямо в ухо.

— И я.

Его губы припадают к шее. Чувственно и настойчиво ласкают её, вызывая уже знакомое ощущение тяжести внизу живота.

— Ты так вкусно пахнешь, — носом ведёт по коже, делает глубокий вдох и я покрываюсь мурашками.

Целуемся.

Увлечённо и жарко.

Всё дальше уплывая куда-то.

Как перемещаемся на кровать, не помню. Как остаюсь без полотенца в одном белье — тоже.

Не соображаю ведь совсем. Да и хочу ли? Большой вопрос.

— Свали, блохастый! — ругается парень на собаку, решившую присоединиться к нам.

— У него нет блох. Мы лекарство принимаем и носим специальный ошейник.

— И всё равно я не жду его тут сейчас, — ворчит Марсель недовольно. — Вниз!

Рокки спрыгивает на пол и издаёт забавные звуки, явно выражая несогласие на этот счёт.

Смеюсь.

— Он хочет поиграть с тобой.

— Лучше ты, — ложится на спину. Закидывает одну руку за голову. Второй манит к себе.

Ну ладно. Сам напросился.

Почувствовав невесть откуда взявшуюся храбрость, забираюсь наверх и, хитро улыбаясь, начинаю рисовать узоры на его груди.

— Я переставила стол на кухне в другой угол.

— Да хоть выкинь его.

— А вазы с сухоцветами ты заметил? Они мне так понравились! Очень подходят по стилю для твоей квартиры.

— Нашей.

Не комментирую его ремарку.

Пусть я и живу здесь, никогда не посмею сама так сказать.

— Хочешь поцелую?

— Не спрашивай.

Наклоняюсь. Целую. Затем повторяю всё, что видела в его исполнении ранее.

Заявляю с полной уверенностью: поцелуи в шею мужчины любят не меньше нашего. По крайней мере, мой так точно.

Сегодня решаюсь ещё на один эксперимент.

Сползаю немного. Касаюсь губами рельефного пресса и довольно отмечаю, как парень при этом вздрагивает.

Целую чуть ниже. Скользнув языком по напряжённым мышцам, поднимаю взгляд.

— Нравится так?

Судя по тому, как он сглатывает и смотрит на меня, очень даже да. Хотя конечно имеются и другие, выдающие его признаки.

Ещё раз повторяю свои действия смелее. Ноготком намеренно задеваю выглядывающую из-под джинсов полоску трусов.

— Тата…

Подтягивает меня к себе.

Перекатываемся — и вот я снова под ним. Принимаю его напор и сумасшествие. В ответ даю всё тоже самое.

— Марсель…

Зацеловывает меня до беспамятства.

Дыхание перехватывает, когда он, толкнувшись возбуждённым пахом вперёд, даёт мне почувствовать, как сильно жаждет близости.

Раньше я смутилась бы и испугалась, но дело в том, что я тоже очень этого хочу.

— Может, не поедем на дачу к ребятам? — тихо шепчу, глядя в его захмелевшие от страсти глаза. Они как омут. Затягивают в царство похоти. Обещают так много всего!

Гладит моё лицо.

— Останемся? — изучает его внимательно.

— Да, — отбрасываю ненужные сомнения прочь, пока моё сердце отчаянно бьётся ему в рёбра.

Секунда. Две. Три.

Запечатываем наше общее решение жарким поцелуем и… В это же мгновение чёртова трель звонка безжалостно разрушает окутавшую нас магию.

— Твою мать! Я убью того, кто за дверью! — прикрыв веки, клятвенно обещает Кучерявый, перед тем скатится влево.

Пересекает комнату и направляется в коридор вместе с Рокки.

Я, вскочив с постели, принимаюсь спешно одеваться и переделывать хвост.

— Труба села, прикинь? — доносится из прихожей голос Пашки. — Пришлось к вам подниматься, вы же звонка моего ждёте. Или не ждёте? — засомневавшись, предполагает осторожно, очевидно заценив внешний вид друга и реакцию последнего на его появление.

*********

На дачу приезжаем часам к четырём. Там уже вовсю идёт подготовка к вечерним посиделкам.

— Гуляй! — Марсель спускает Рокки с поводка и тот принимается радостно скакать по двору.

— Чья была идея собраться?

— Горький предложил пожарить мясо, я решил не отказываться, — пожимает плечом.

— Что если ребята не хотят меня видеть? — спрашиваю осторожно.

Сказать по правде, меньше всего хотелось бы, что он вступал сейчас с кем-то в конфликт. Проходили уже.

— Всё будет нормально, не переживай, — оставляет лёгкий поцелуй на щеке и сжимает мои пальцы своими. — Идём.

— Вчера приезжал Игорь Владимирович.

— Надеюсь, по делу? Или опять подкатывает?

— Что за глупости. Он поделился со мной последними новостями. Руднев общался с ним накануне. Результаты всех проверок по фирме у него на руках. Семнадцатого состоится судебное заседание. Мне присутствовать в зале суда необязательно, но…

— Ты, конечно же, намерена туда пойти, — заканчивает за меня предложение.

— Да.

— Одну не отпущу. Вместе пойдём, — строго на меня смотрит.

— Я не думаю, что тебе стоит видеться с этими людьми.

— Почему нет? Я с удовольствием взгляну и на одного, и на второго.

— Марсель…

— Закрыли тему.

Я бы поспорила с ним, да нет желания ругаться. Оставим это на потом.

— И долго дед был в гостях?

— Часа три-четыре, может больше.

— Чего?

— Мы играли в нарды. А ещё он попросил сварить ему борщ и испечь блины. Что? — отражаю хмурый взгляд улыбкой, которую просто невозможно сдержать.

— Джугели, какого хрена ты подкармливаешь других мужиков в моё отсутствие? — выдаёт возмущённо.

— Напомню, что это — твой дедушка и я очень обязана ему за то, что он помог с адвокатом.

— Мне не нравится его интерес к тебе, — бросает ревниво.

— Ой дура-а-ак… — смеясь, качаю головой.

— Кучерявый!

— Никитос, вот так сюрприз! — Марсель протягивает руку Чижову.

Тот пожимает её в ответ.

Обнимаются.

— Привет, Тата.

— Привет, Никит. Ты вернулся?

Не ожидала его здесь увидеть.

— Ага. Пару дней назад прилетел. Классно выглядишь!

— Спасибо.

— Эй, поосторожнее с комплиментами, дружище. Это МОЯ девчонка, — Марсель толкает его локтем в бок.

— Ребята! — Полина машет нам рукой.

— Марс, есть спички? Костёр развести, — кричит Паша.

— Жига.

— Пойдёт. Ромас где-то свою просрал. Моя не пашет.

— Несу.

— Пойду к девчонкам в беседку, — пытаюсь освободить ладонь.