Прости за любовь

— В рехаб. Пусть кладут на лечение. Так больше продолжаться не может.

В рехаб? Кого? Меня?

— Вы охре… Охренели?

— Это ты, друг, охренел в край! Положил болт на всех и на всё. Вообще ни о чём и ни о ком не думаешь!

Морщусь. Прикрываю веки. Голова гудит и раскалывается.

Просто оставьте в покое.

— Пусть врачи как следует прочистят тебе мозги и вены!

— Не поеду туда, — отказываюсь заплетающимся языком.

— Я твоего согласия не спрашиваю.

— Чё?

— Чё слышал! Ляжешь и будешь лечиться от бутылки и от той дряни, что принимаешь.

— Ты попутал? — бью кулаком в водительское кресло.

— Тихо, Марс, — сдерживая, успокаивает меня Горький.

— Признай уже, что не можешь сам вылезти из этого болота! — продолжает бесить Ромасенко.

От агрессии его спасает лишь то, что меня накрывает внезапный приступ подкатившей тошноты.

— Воды?

Молча киваю. И Паша откручивает крышку с невесть откуда взявшейся бутылки.

— Спецучреждение — единственно верный вариант в твоём случае.

Я бы ответил умнику, но меня конкретно штормит.

— Макс, мне кажется, такое решение нужно принимать вместе с его родными, — выражает свою позицию Горький.

— Ты собираешься звонить в Красоморск? Не самое лучшее время, учитывая обстоятельства.

— Ну а что делать?

— Нельзя пока их трогать. Им сейчас не до этого.

— Какие ещё обстоятельства? — выдавливаю из себя, не понимая сути разговора.

— Такие.

— Макс…

Не нравится мне этот предостерегающий тон Вебер.

Они что-то от меня скрывают?

— Везём его к нам домой. Оклемается — поговорим с ним и там решим.

— Паха, ну проходили уже. Бесполезно пытаться до него достучаться.

— Останови.

— Что?

— Тормозни на обочине.

— Зачем?

— Тормози, Макс!

Горький, похоже, видит, что меня вот-вот вывернет наизнанку.

— Попробуй только дать дёру, Абрамов, — выполняя нашу просьбу, предупреждает Ромасенко, сидящий за рулём.

*********

Пробуждение в чужой квартире даётся тяжело.

Где я и как оказался тут? Не помню…

Отходняк лютый. Дезориентация. Голова чугунная. Кружится и не варит абсолютно.

Кое-как соскребаю своё непослушное тело с кровати.

Встаю.

Медленно, чуть пошатываясь, иду к двери, из-под которой в комнату попадает полоска света. Уже в коридоре до меня доходит тот факт, что я у пацанов в квартире и в памяти всплывают хаотичные картинки того, что происходило накануне.

Бар.

Громкая музыка бьёт по барабанным перепонкам.

Выпивка. Много выпивки.

Какая-то тёлка.

Бугай.

Драка.

Тачка.

Разговоры про рехаб.

Пока умываю морду, склонившись над раковиной в сортире, цепочка потихоньку восстанавливается.

Вытираюсь полотенцем. Мельком взглянув на своё отвратное отражение в зеркале, выхожу и сразу натыкаюсь на Ромасенко. Буквально нос к носу сталкиваемся.

— Проспался, козлина? — интересуется он недовольно. — Дай пройти, отлить надо.

Проходит в туалет, при этом намеренно задев меня плечом.

Еле сдерживаюсь от того, чтобы ему не врезать. Приходится сосредоточиться на том, что дико хочу курить.

Направляюсь в сторону кухни.

— Ты как, бро? — спрашивает Горький, стоящий у плиты.

Как меня задолбал этот вопрос.

— Нормально.

Двигаю прямиком на балкон. Открываю окно нараспашку. Беру с подоконника пачку сигарет и зажигалку.

Опять темень на улице.

Что сейчас? Вечер? Ночь?

— Есть хочешь? Я там намутил кое-чё по мелочи.

Отрицательно качаю головой.

— Марс…

— Только не начинай, ладно? Я итак про себя всё знаю.

— Нахрена раскодировался? Мы зашивали тебя зачем?

Молча затягиваюсь сигаретой, а он продолжает читать морали.

— Все за тебя переживают. Семья, пацаны, Илона, лейбл.

— Лейбл переживает за своё бабло.

— Ты не прав. Горина очень беспокоит твоё здоровье.

Усмехаюсь.

Да-да.

— Тебе нужно взять себя в руки, друг. Ради себя. Плевать на группу, если устал и не хочешь больше ею заниматься.

— Все устали, не он один, — ядовито подчёркивает появившийся в проёме Ромасенко. — Абсолютно не повод подводить тех, кто вовлечён в проект. Сливать концерты. Класть на тысячи людей, купивших билеты.

— Какие проблемы? Найдите себе нового солиста.

— Обязательно найдём, — кивает, с лёгкостью принимая эту идею.

— Ну вот и заебись.

— А права на песни отдашь? — ухмыляется Макс, прищуриваясь.

— Да подавись ты ими.

— Отлично. Явишься утром понедельника в офис подписать документы? Или опять, уже по традиции, будешь с пятницы заливать глотку?

— Слушай ты… — быстро преодолев разделяющее нас расстояние, хватаю его за грудки.

— Ну давай, чё, — вздёрнув подбородок, открыто меня провоцирует. — Отцу морду разбил. Девчонку опять чем-то обидел.

На больную мозоль давит.

— Осталось только с друзьями окончательно отношения испортить. Давай, вперёд!

— Харэ! Завязывайте, пацаны, — встревает Горький в наш острый диалог.

— Бей!

— Пошёл ты… — цежу яростно. Разжимаю пальцы и отталкиваю Ромасенко в сторону.

— Марс, подожди, куда ты?

— Не надо, не останавливай его, Паш. Пусть идёт закидываться. Таблами, синькой. Может, и порошок нюхает уже. Слабак, — прилетает царапающее в спину. — Никогда не думал, что мой лучший друг самовольно скатится на самое дно.

Обуваюсь в прихожей.

— Позорище. Сидеть с бомжами на земле! Ты хоть отдаёшь себе отчёт, до чего докатился?

Сдёргиваю с вешалки пальто.

— И из-за чего просрано всё? Из-за грузинской суки, которой ты на хрен не упал!

Проворачиваю щеколду и выхожу на лестничную клетку. Понимаю, что нужно уйти, иначе последуют дальнейшие ошибки, о которых потом буду горько сожалеть.

— Стоило ей снова появиться — и ты слетел с катушек! Она вон преспокойно укатила в свою Барселону, строит спортивную карьеру и трахается со своим тренером, а ты, придурок, до сих пор страдаешь по ней, как сопливый подросток!

Хлопнув дверью, спускаюсь по ступенькам.

Преодолев два этажа, пересекаю просторный холл. Прохожу мимо консьержки и выбираюсь на улицу, где холодный ветер отрезвляюще бьёт в лицо.

— Катись к дьяволу, мудило кучерявое, — последнее, что слышу с балкона вдогонку.

Ну с этим определением не поспоришь.

Покидаю территорию жилого комплекса.

Вдох-выдох.

Втягиваю спасительный кислород ноздрями и шагаю по тротуару в неизвестном направлении.

Сколько по времени длится эта «прогулка» — не знаю. В какой-то момент в кармане начинает вибрировать телефон. И если сперва мне удаётся его игнорить, то уже минут через десять террора я теряю терпение.

Достаю гаджет. Готов разгрохать его к чертям. Предполагаю, что это Горький или Вебер, но светящиеся на экране цифры вводят в ступор.

Останавливаюсь.

Не может быть.

Опять Она.

Значит, в прошлый раз действительно звонила? Меня не проглючило.

Телефон затихает, но ненадолго. Уже через пару секунд настойчиво вибрирует вновь.

«Стоило ей появиться — и ты слетел с катушек! Она вон преспокойно укатила в свою Барселону! Строит спортивную карьеру и трахается со своим тренером, а ты, придурок, до сих пор страдаешь по ней, как сопливый подросток!»

Стискиваю челюсти и, свайпнув пальцем по экрану, зачем-то принимаю этот вызов…

— Алло? Марсель… — доносится из динамика моё имя, произнесённое Её взволнованным голосом.

Молчу.

В крови всё ещё кипит злость, вызванная хлёсткими словами Ромасенко и да, эти самые слова красным флагом горят в мозгу.

Интересно, где сейчас этот её Хулио? Рядом или в сторону от него отошла, чтобы позвонить мне?

Сжимаю пальцы в кулак.

— Слышишь меня? Ответь, — просит она с нехарактерной для неё мягкостью.

— Что тебе нужно? — бросаю в ответ довольно недружелюбно.

Глупо, но я чертовски ревную девчонку к этому мужику.

Сразу после той нашей встречи чисто из любопытства нашёл в соцсетях его страницу и изучил его профиль.

Что в нём такого, чёрт возьми, чего не было во мне? Почему она с Ним?

— Слава Богу, я дозвонилась до тебя. Пожалуйста, не сбрасывай и не блокируй.

— Зачем набрала?

Шагаю дальше по мокрому тротуару.

— Я уже звонила тебя пару недель назад. Хотела просто… поговорить.

Мой телефон вновь вибрирует.

Смотрю на экран.

Денис.

— Поговорить, — повторяю, усмехнувшись. — Ты издеваешься, Джугели?

Объявилась. Пропала. Опять объявилась.

Какой-то бред.

— Всё это потом. Сейчас я набрала тебя потому, что мне больше не к кому обратиться. Знаю, это прозвучит странно, но мне очень… Очень нужна твоя помощь.

Чего? Не к кому обратиться?

— Помощь?

— Это срочно, — добавляет спешно, озадачивая всё больше. — Помнишь, ты провожал меня до съёмной квартиры Филатовой?

— И?

Вот вообще не понимаю, к чему она ведёт.

— Скажи, ты не мог бы туда съездить? Прямо сейчас.

— Джугели…

— Мы с Полей, как обычно, общались по телефону, когда ей в дверь позвонили. Она сказала, что это пришёл сосед. Якобы, наверное, извиняться. Мол, в руках у него была коробка конфет и цветы. Я велела не открывать ему, но Филя… — её голос дрожит. — Она открыла. Сказала, что перезвонит мне, но так и не перезвонила. Не перезвонила, понимаешь? Я переживаю. Возможно, случилось что-то плохое, — выводит в заключение своего сумбурного монолога.

— Почему ты так решила?

— Потому что с этими шумными соседями она активно воюет вот уже несколько месяцев подряд. Недавно собиралась участковому на них заявить. Там такой контингент… Пьют, гуляют, шумят регулярно, ну в общем… Она не отвечает сейчас на мои звонки и сообщения. Я не знаю, что там происходит. Ты можешь, пожалуйста, туда съездить? Я тебя очень прошу. Обратилась в полицию, но они сказали, что не выезжают по каждой больной фантазии.

— Адрес скинь.

На самом деле, он итак записан у меня в заметках, но ей это знать вовсе ни к чему.

— Спасибо! — выдыхает с явным облегчением. — Сейчас скину.

Сбрасываю и принимаю вызов от Свободного.

Сговорились они сегодня, что ли?

— Алло.

— Здорово, брат. Как ты?

— Горький попросил набрать? — выдаю вместо ответа. Уверен на все сто процентов, что это так.

— Марс… Пацаны волнуются за тебя. Чё там опять произошло у вас?

— Ничего. Давай потом потрещим.

— Занят?

— Типа того.

— А где ты? — типа беспалевно пытается выяснить, не бухаю ли я.

— Сейчас поеду к Филатовой на квартиру.

— Не понял… — тон беседы сразу меняется.

— Джугели попросила проверить, всё ли нормально у Полины. Она не отвечает на телефонные звонки. Вроде как сосед к ней какой-то мутный пришёл и она пропала.

— Я на машине, неподалёку от ЖК наших пацанов в кофейне. Могу подкинуть тебя, если надо.

— Ну давай.

Ориентирую по локации, сажусь на скамейку покурить и двадцать минут спустя его навороченная бэха заворачивает во двор.

«Если несложно, набери потом» — приходит в этот же момент от Таты.

Дэн коротко сигналит, приветственно моргнув фарами.

Встаю. Выбрасываю окурок в урну, подхожу к его тачке и падаю на переднее пассажирское.

— Привет, — пожимаю другу руку.

— Салют, братан. Как оно? — обеспокоенно на меня таращится.

— А то ж тебе не доложили, — криво ухмыляюсь, цепляя из подстаканника стакан с горячим кофе.

— Это правда, Абрамыч? Ты раскодировался?

— Да.

— Блин. Как так-то?

— Не парься. Я всё контролирую.

— Макс сказал, что вчера они забрали тебя из бара, расположенного где-то в жопе мира. Как ты оказался на окраине Москвы?

— Я катался на метро. Где-то вышел, — пожимаю плечом.

— Метро? — товарищ выгибает бровь.

— Ну да. Сто лет в него не спускался.

— Тебе блин только в метро ездить с твоим индексом узнаваемости, — выезжает со двора. — Ты же понимаешь, что каждый твой шаг снимается на камеру.

— Да похер. Итак каждый божий день про меня что-то дерьмовое пишут. Алкоголик. Торчок…

— Бро, мне кажется, не стоило расшиваться.

— Слушайте, давайте я сам решать буду. Ещё ты грузить меня по этому поводу собираешься? — недовольно на него смотрю.

— Нет.

— Ну вот и отлично.

— Ты не злись на нас, Марс. Мы просто на конкретном очке. Твоя затяжная депрессия пугает, и мы уже не понимаем, как вытащить тебя из этого стрёмного состояния.

— Я в норме. Просто осточертело.

— Ты про концерты?

— Да про всё.

— Музыка — это то, чем ты живёшь, разве нет?

— Уже не знаю, — глядя в лобовое на блестящий тёмный асфальт, признаюсь я искренне. — Может, настало время им двигаться дальше без меня…

— Город Пепла — это прежде всего ТВОЁ детище. Твои треки и твоя музыка.

— Пусть забирают всё. В понедельник встреча в офисе. Передам права, найдут себе нового солиста и вперёд, в тур.

— Да ты чё, Марс? Без тебя это будет уже не то. Ты давай не торопись с такими решениями. Надо бы остыть немного.

Молчу.

— Может, сгоняем вместе куда-нибудь отдохнуть? В Дубай, например? М?

— На кой икс я тебе там сдался? Лучше возьми с собой какую-нибудь цыпу.

— Ещё там мне их не хватало, а если серьёзно, Кучерявый, давай махнём? Тебе надо сменить картинку.

Понимаю, что это очередная попытка привести меня в чувство. Новая идея, которую они коллективно придумали.

— Не обижайся. Ничё не хочу, Дэн.

— Мне не нравится, что ты потерял интерес вообще ко всему. В жизни столько всяких классных вещей. Есть же что-то что может сделать тебя счастливым? Или кто-то… — добавляет многозначительно.

— Этот кто-то давно живёт своей жизнью. Давай тормознём бессмысленный разговор, дружище.

Он вздыхает.

— Как дома дела?

— Без понятия. Я там теперь нежеланный гость. Вон даже мать звонить перестала.

— С крёстным так и не общаешься?

— Не общаюсь и не собираюсь.

— Вы с ним виделись?

— Он приезжал в октябре, но я дал понять, что их с отцом предательство не прощу никогда. А чё ты адрес не спрашиваешь?

— Так ты ж мне ещё тогда его скинул.

— Ездил туда, что ли?

Клянусь, его подбитая скула краснеет. Даже в полутьме салона этот факт отмечаю.

— Всего один раз, — отвечает Денис очень нехотя.

— И зачем?

— Да просто, — уставившись на светофор, поясняет крайне размыто.

— Ну-ну… — хмыкаю.

— Чё? — хмурит рассечённую бровь.

— Тебя всё ещё парит та история с сочинским мажором?

— Нет, не парит, — уверяет, стискивая челюсти.

Ага, да. Так и быть, сделаю вид, что поверил.

— Жалеешь о том, что подставил её сгоряча?

— Я тебя умоляю. Кто кого подставил? Это она дураком меня перед всеми выставила. Строила из себя столько времени монахиню-целку, а сама в моё отсутствие… Закрыли тему, короче, — злиться начинает.

— Может, не было там ничё?

— Слушай, Марс, ну я не дебил ведь. Своими глазами всё видел. На фотках точно была она. Эти сиськи я узнал бы и без лица.

— Ясно. Не заводись.

— Повелась на бабло. Как никак, отпрыск ректора, а я кто? Сын банкрота, пытающийся делать первые серьёзные шаги в спорте. Выбор, по-моему, очевиден, — невесело усмехается.

— Да вроде бы Филатова не такая…

— Пф-ф. Я тебя умоляю, Абрамыч. Такая же, как и все.

— Ну не знаю.

— Где сейчас Я, и где она? Живёт в какой-то задрызганной съёмной халупе, работает за копейки в школе. Жизнь всё по местам расставила.

Киваю и дальше весь оставшийся путь мы едем молча.

— Тут подожду тебя, — притормаживает у знакомого дома. — Не хочу Её видеть.

Именно поэтому вызвался довезти меня сюда. Логика железная.

— Окей.

Выхожу из тачки, закрываю дверь и направляюсь к подъезду, закинув голову вверх.

По моим подсчётам, её квартира та, в которой мерцает свет от телека.

Нахмурившись, набираю код и захожу.

Какого хрена она не отвечает на звонки Джугели?

Поднимаюсь по ступенькам до нужного этажа. Пока мучаю звонок, вспоминаю то, что произошло в ту ночь на этой лестничной клетке.

Если бы Она только знала, как часто я воскрешаю в памяти заезженный эпизод с этим её неожиданным порывом обнять меня.

Порой доходит до того, что у меня развиваются галлюцинации. Вот даже сейчас… Я ведь будто бы вновь чувствую запах её духов.

Дебил помешанный. Совсем тронулся, не иначе.

Повторно жму на кнопку, а потом вдруг замечаю, что дверь хоть и прикрыта, но не до конца.

— Филатова… — зову её, беспрепятственно попав в квартиру.

В прихожей, обклеенной дешёвыми, но симпатичными обоями в цветочек, горит свет. Из комнаты доносится звук громко работающего телевизора.

Чё за хрень?

Тревожно становится. На полу валяется открытая коробка конфет и те самые цветы, о которых упоминала в разговоре Джугели.

— Полина…

Медленно шаг за шагом продвигаюсь дальше и всё больше деталей наводят на мысль о том, что тут явно произошло нечто нехорошее.

Стул опрокинут. Вещи разбросаны. Какие-то бумажки.

— Поль… — повторяю чуть громче и останавливаюсь, чтобы осмотреть небольшую комнату.

Диван. Кресло. Тумба с вышеупомянутым телеком. Шкаф-купе. Стол.

— Эй… — заприметив девчонку, забившуюся в угол, шарю рукой вдоль стены, а когда наконец нащупываю выключатель и загорается свет… В ступоре замираю и в течение минуты, не меньше, перерабатываю ужасную картинку, которую вижу перед глазами. — Полин… — хрипло и судорожно выдыхаю.

Первый шок проходит и я устремляюсь к ней, быстро опускаясь на колени.

Твою мать. Твою мать!

— Филатова!

Сердце барабаном грохочет о рёбра.

Осторожно переворачиваю её.

Страшно пиздец, аж потряхивать начинает.

Прижимаю два пальца к артерии, расположенной на хрупкой шее, и другой рукой набираю деда, с которым недавно разругался в пух и прах из-за своего пристрастия к алкоголю.

Глава 24

Тата

Так и не сомкнув за ночь глаз, рано утром еду в Академию. Накануне Бланко так и не вышел на связь. А набирала я его вчера, между прочим, раз пять подряд.

Сижу на ступеньках, ведущих в административный корпус, и снова думаю о Поле.

Как же так? Почему, Всевышний, ты допустил это? Почему она?

Зажимаю телефон в ладони и, уставившись в одну точку, всё ещё отказываюсь принимать ту информацию, которую сообщил ночью Марсель, явно ошарашенный произошедшим не меньше меня.

Сердце кровью обливается.

Как бы я хотела, чтобы всё это было лишь сном и не имело никакого отношения к реальности.

Дурное предчувствие давно поселилось в моём подсознании, но я даже не представляла, что может случиться нечто подобное. Просто в голове не укладывается.

Уроды! Сволочи! Звери!

Краем глаза замечаю, что неподалёку паркуется знакомый автомобиль. Чуть позже вижу, как оттуда выходит Бланко и одна из теннисисток нашей Академии, Паула Мартинес.

Вскочив на ноги, жду пока мой бывший соизволит подойти.

— Обрываешь телефон пол ночи, стережёшь под дверью офиса. Так не терпелось встретиться? — поравнявшись со мной, произносит он самодовольно.

То есть намеренно игнорировал мои входящие, я правильно понимаю?

Мозг на автомате сравнивает реакцию двух мужчин. Один, находящийся в тысячах километрах от меня, несмотря на многолетнюю ненависть, всё же ответил. Второй, будучи в пятнадцати минутах езды от моей квартиры, не соизволил даже узнать, что стряслось.

— Мне нужно кое-что сказать тебе.

— Жди. У меня по расписанию кофе и важный звонок.

— Разговор займёт всего минуту.

— Жди, — повторяет сухо, исчезая за дверью.

Усмехнувшись, снова присаживаюсь на ступеньки.

Ладно, я подожду. У меня ещё есть время.

— Что тебе нужно от него с самого утра?

Передо мной Паула. Стоит, уперев руки в бока, и недовольно на меня смотрит сверху-вниз.

— Прости, с чего вдруг я должна тебе отчитываться? — вопросительно выгибаю бровь.

— Потому что теперь это МОЙ мужчина, — подчёркивает она достаточно агрессивным тоном.

— ТВОЙ мужчина меня больше не интересует в личном плане, так что можешь быть абсолютно спокойна.

— Я и так спокойна. Просто знаю подобных тебе вертихвосток. Сперва характер показываете и набиваете себе цену, а потом, сообразив, что лоханулись, чуть ли не на коленях за мужиком ползаете.

— Колени — это твоя рабочая позиция, — не могу удержаться от колкого комментария. Однако девушка, похоже, воспринимает мои слова как комплимент.

— Да. И Хавьер от неё в восторге.

— Воздержись от подробностей, пожалуйста, — брезгливо морщусь.

— Не смей трезвонить ему по ночам. Ты теперь никто!

— Мартинес, я как-нибудь без тебя разберусь, кому и когда трезвонить.

— Я тебя предупредила, — поднимается по ступенькам. — И кстати… Так для справки, с Хавьером я сплю уже почти полгода», — выдаёт нараспев, будучи уже за моей спиной.

Достаточно ровно воспринимаю эту неожиданную новость — а-ля туз в рукаве, однако неприятный осадок всё-таки остаётся.

— Ты настолько самовлюблённая идиотка, что в упор не замечаешь ничего вокруг себя.

— Главное, чтобы ты потом заметила.

— Это сейчас к чему?

— К тому. Если умная, сообразишь. Иди уже, — сворачиваю нашу беседу, не желая больше с ней общаться.

«И, кстати, так для справки, с Хавьером я сплю уже почти полгода»

Ну прекрасно. Значит, всё верно я сделала. И нет не то, чтобы я свято верила в воздержание взрослого мужчины, но… Правда всё равно царапнула. Получается ведь, что он достаточно долго был нечестен со мной.

Поздравляю, Тата! Везёт тебе на экземпляров, неспособных справиться с низменными животными инстинктами. Хавьер. Леван. Марсель…

Хотя последнего из этого списка оправдывает тот факт, что в отношениях я с ним не состояла.

Бросаю взгляд на часы.

Раздражённо вздохнув, терплю ещё минут двадцать пять, а потом не выдерживаю и решительно направляюсь в кабинет Бланко.

Постучав, вхожу.

Он и не думает меня звать. Сидит, развалившись в кресле. Пьёт кофе, второй рукой лениво забравшись под юбку Мартинес.

— Удели мне две минуты своего времени и я уйду.

— У тебя действительно что-то срочное? Если нет, подожди за дверью.

Вообще-то я не склонна к тому, чтобы психовать, но своим поведением он меня прямо-таки выбешивает.

Хватаю с полки одну из увесистых наград и швыряю в стену.

— Ты спятила, Джугели? — едва успевает пригнуться. Благо, реакция отличная.

Бах!

— Пусть твоя подстилка выйдет.

— Что? Как она назвала меня? — грозно возмущается Мартинес, спрыгнув со стола.

Запускаю в полёт очередной трофей. На этот раз стеклянный.

— А ну прекрати! Совсем ополоумела?! — орёт Бланко, вскакивая со своего места под аккомпанемент звука битого стекла.

— Я сказала: пусть выйдет, — повторяю по слогам.

— Зай, она совсем оборзела?

— Я сейчас всё разобью здесь, — сообщаю о своих намерениях.

— Паула, оставь-ка нас.

— Ты МЕНЯ выгоняешь? — лупится на него, интенсивно хлопая ресницами.

— Иди переодевайся и на корт. Скоро тренировка.

— Но зай! Она…

— Иди, Паула! — подталкивает её к выходу и захлопывает дверь. — Что ты тут устроила? С ума сошла? — ко мне поворачивается.

Лицо перекошено. Красный весь от злости.

— Веди ты себя как мужчина, я бы не опустилась до вредительства, — отражаю спокойно и прохожу к стулу.

— Джугели…

— На субботнем турнире меня не будет.

— Что значит не будет? — хмурится он в ответ.

— Мне нужно уехать в Россию по личным причинам. Собственно, хотела предупредить, чтобы ты успел снять заявку.

— Личное, — сквозь зубы делает акцент на первом слове, — отодвинешь. В турнире ты участвуешь. Всё. Это не обсуждается. Свободна, — забирает со стола свой кофе и по привычке отходит к окну.

— Ты не понял. Я не разрешения пришла спрашивать. У меня куплены билеты и собран чемодан.

— Мне плевать. Ты оглохла? — ставит со звоном чашку и блюдце на подоконник. — Сказал, что не отпускаю! Тебе нужен этот турнир и дополнительные очки.

— Нет, мне нужно в Москву, к подруге. Она сейчас в больнице.

— Ничего, позвонишь, справишься о её здоровье, переведёшь денег.

— Ты не будешь решать за меня!

— Сама хочешь решать, да? — широким шагом преодолев разделяющее нас расстояние, быстро оказывается возле моего стула. — Тогда вот что, Джугели, — наклоняется ближе, опираясь ладонью о стол. — Можешь лететь в свою Москву, но… Контракт с тобой я разрываю. В одностороннем порядке. Ты теряешь мою поддержку, теряешь Фишера как тренера, и возможность тренироваться тут в принципе, — заявляет бескомпромиссно.

Молчу, пребывая в глубочайшем шоке от того, что он говорит.

— Шантажируешь? — наконец обретаю голос.

— Предупреждаю, — ядовито произносит мне в лицо, после чего выпрямляется во весь рост и убирает руки в карманы. — Расставляй приоритеты.

Тик-так. Тик-так.

Тяжёлая стрелка на больших настенных часах монотонно перемещается по циферблату, отсчитывая секунды гробовой тишины, повисшей в кабинете.

— Что ж, пусть будет так, — заключаю я, растягивая губы в грустной улыбке.

Встаю.

Иду по направлению к двери.

— Разрывай. Опустился в моих глазах итак ниже некуда.

— Дура, одумайся! Пожалеешь потом! — кричит он мне вслед.

Останавливаюсь, обхватывая пальцами ручку. Оборачиваюсь и смотрю на человека, которого долгие годы считала своим другом.

— Прощай, Хавьер.

— Ошибку совершаешь.

— Ошибкой было согласиться на отношения с тобой.

— «Отношения», — кривится он. — Смешно!

— Смешно? — выгибаю бровь. — Не ты ли собирался знакомить меня со своей матерью и дарить кольцо?

— Это всё уже неважно, забудь, — бросает сердито.

— Ты прав, неважно, — киваю. — Но очень жаль, что ты так и не смог с достоинством принять мой выбор и справиться со своими обидами…

*********

До Москвы добираюсь два дня спустя через пересадку в Стамбуле.

Мой багаж теряют. (Видимо, всё в том же Стамбуле). Но сейчас в сравнении со всем происходящим вокруг меня, это кажется настолько неважным, что нет ни сил, ни времени ругаться с авиакомпанией. Поэтому я, заполнив форму на стойке, иду к выходу из аэропорта и вызываю в приложении такси.

Пока жду у столба, служащего для водителя ориентиром, успеваю замёрзнуть. В столице достаточно холодно. Минусовая температура. Серое небо затянуто плотными облаками. Срывается снег.

Набравшись наглости, снова пишу Марселю. Прошу прислать адрес медучреждения, в котором находится Полина. Можно было бы узнать эту информацию посредством справочной службы, но я хочу сделать это именно через него.

Отвечает, спасибо, почти сразу. Скидывает улицу и номер дома.

«Это не больница?» — переспрашиваю озадаченно, забив адрес в поисковой строке браузера.

Марсель: «Филатова в моей квартире. Из больницы забрал её вчера. Она наотрез отказалась там оставаться»

«Ясно»

Марсель: «Назовёшь фамилию на посту охраны и покажешь паспорт. Я предупрежу, тебя пропустят».

«Хорошо».

Немного теряюсь, узнав, что придётся ехать к нему домой, но потом логически прихожу к выводу, что другого варианта не было. Видимо, парень понял, что ей попросту некуда идти. Вот и решил отвезти её к себе…

— Приехали.

— Спасибо.

— Это… Звезду поставьте. Там в приложении.

— Поставлю.

Как раз именно одну.

Думала, не доеду с ним. Исполнял на дороге такое, что не описать словами.

Выбираюсь из машины. На КПП элитного жилого комплекса, у меня действительно запрашивают и проверяют документы, лишь после этого пропустив на охраняемую территорию.

Аллея высаженных в ряд хвойных деревьев ведёт к высокому, многоэтажному стеклянному дому цвета морского бриза, в светлом и просторном холле которого консьерж поливает цветы.

— Здравствуйте.

— Добрый день.

— Я в семьдесят седьмую. Моя фамилия Джугели.

— Прямо по лестнице, к лифтам, — любезно подсказывает интеллигентная женщина, отвлёкшись от своего занятия. — Вам нужен шестнадцатый этаж. Правое крыло.

— Спасибо.

Иду, куда показали. Нахожу лифт и нажимаю на кнопку.

По прошествии нескольких секунд уже внутри внимательно осматриваю своё отражение в зеркалах. Нервничаю очень. Из-за Полинки и из-за Марселя, встречу с которым до недавних пор вообще уже не представляла.

Тяжело на сердце.

Как жаль, что она случится при таких обстоятельствах…

Створки лифта разъезжаются и я выхожу в коридор, пол которого выложен белой плиткой.

Квартиры находятся на приличном расстоянии друг от друга. Та, которая нужна мне, — самая крайняя справа. Подхожу к ней и решительно протягиваю руку к звонку.

Отступаю чуть назад.

Поправляю волосы.

Делаю вдох-выдох.

Сжимаю сумку пальцами.

Жду. И абсолютно оказываюсь не готова к тому, что дверь открывает Илона.

Наверное, с минуту молчим, просто медленно и детально разглядывая друг друга.

— Привет, — она начинает разговор первой.

— Привет.

— Проходи, — отступает влево, пропуская меня в квартиру.

Удивлённой совсем не выглядит. Видимо, Марсель любезно предупредил её о моём визите.

Чёрт! Конечно предупредил! Как же так я забыла про то, что она, судя по всему, тут хозяйка.

— Могу я увидеть Полину? — мнусь на пороге.

— С ней сейчас общается Игорь Владимирович. Раздевайся. Идём пока на кухню, — зовёт она и уходит, оставляя меня наедине с моими мыслями.

Ладно.

Расстёгиваю и снимаю куртку. Вешаю её и присаживаюсь на пуф, чтобы разуться.

Плевать на их отношения. В конце-концов, я приехала сюда для того, чтобы проведать подругу. Остальное вот вообще неважно.

Достаю из сумки телефон и прохожу в глубь мрачного, но довольно стильного лофта. Вебер застаю на кухне. Огромной по размерам и оборудованной по последнему слову техники.

Правда почему-то кажется, что здесь если и готовят, то крайне редко.

— Кофе будешь? — спрашивает, стоя у плиты, спиной ко мне.

То ли услышала, что я вошла. То ли почувствовала.

— Буду.

Сначала хочу отказаться из вредности, но признаю, что это глупо. Дорога реально меня вымотала. Горячий напиток для бодрости придётся в самый раз.

— Как раньше? Без сахара.

Помнит?

— Да.

Кивает. Ставит передо мной блюдце и чашку. Разливает нам из турки кофе, а я в этот момент открыто и пристально её разглядываю.

Стройная, ухоженная, со вкусом одетая. Макияж, укладка, маникюр. Строгий брючный костюм интересного кроя.

Забавно. От прежней Илоны, любящей мешковатую одежду исключительно чёрного цвета, не осталось и следа. Передо мной девушка, явно лишённая прежних комплексов. Вебер красива и уверена в себе.

Хотя… Не без удовольствия отмечаю, что её пальцы всё же дрожат. Полагаю, эта встреча ощутимо давит на нервы не только мне.

Вот ведь странно. Кто бы мог подумать, что несколько лет спустя мы с ней снова встретимся…

— Как она?

Отодвигает стул и садится с противоположной стороны красивого мраморного стола.

Держится на приличном от меня расстоянии.

— Плохо. У неё сотрясение, вывих плечевого сустава, гематомы, ну и… — выдыхает, качая головой. — Сама понимаешь.

— Почему так рано выписали из больницы?

— Она наотрез отказалась там оставаться, — точь-в-точь повторяет фразу Абрамова-младшего. — После осмотра врачей и сдачи анализов настояла на выписке.

— Бабушка или родители в курсе произошедшего?

— Ты что, нет конечно. Полина не разрешила им звонить.

Что ж. Может, оно и к лучшему.

— Игорю Владимировичу удалось уговорить её написать заявление?

С этим были проблемы. Как я понимаю, никакой огласки Поля не хотела.

— Вроде да. Во всяком случае в ту же ночь на квартиру, которую снимала Филатова, выехали сотрудники полиции.

— Этих мразей нашли? — желудок скручивает, стоит лишь упомянуть их в разговоре.

— Ещё нет.

— Сколько их было в квартире?

— Двое.

— Они скрываются?

— Да.

— А хозяйка что говорит?

— Что не сдавала никому свою жилплощадь. Она вообще где-то в Мурманске живёт. Уже третий год как.

— И как же…

— Похоже, эти люди проживали там незаконно. Очень мутная история, — поглаживает края чашки и мне вдруг бросается в глаза кольцо на безымянном пальце.

Знаю, не место и не время ревновать, но…

Грудь будто кипятком ошпаривают.

Это что, помолвочное?

В горле саднит.

— Мы закончили.

Мужской голос звучит неожиданно и вынуждает отвести взгляд от кольца, завладевшего моим вниманием.

— Девчонку оставлять одну категорически нельзя, — складывает в кожаный портфель какие-то бумаги.

— Мне нужно на работу. С ней побудет Тата.

Дед Абрамова, высокий и, несмотря на возраст, всё ещё довольно-таки привлекательный мужчина, внушающий своим видом какой-то необъяснимый, чисто интуитивный страх, смотрит на меня так пристально, что аж не по себе становится.

— Здравствуйте, — здороваюсь, стараясь не выглядеть в его глазах блеющей овцой.

— Может быть кофе, Игорь Владимирович? — предлагает ему будущая жена Марселя. — Только сварила.

— Опаздываю, дорогая, — отзывается тот, мельком взглянув на массивные часы, украшающие запястье. — У меня клиент через сорок минут, а на дорогах грёбаные пробки.

— Хорошо, тогда я провожу вас, — Вебер спешит подняться со стула.

— Она пусть проводит, — заявляет мужчина вдруг.

Илона в растерянности замирает.

Адвокат забирает портфель и выходит из кухни, как бы намекая на то, что я должна отправиться за ним следом.

Встаю.

Иду в коридор.

Понятия не имею, зачем ему понадобилась, оттого волноваться начинаю ещё больше. Особенно, когда он молча собравшись, повелительным кивком головы требует выйти за дверь.

— Джугели, — не то уточняет, не то спрашивает.

— Да.

— Та самая, — прищуривается.

— Смотря, что вы имеете ввиду, — мой голос не подводит и звучит ровно.

— Ты прекрасно знаешь, о чём я.

Ох уж этот абрамовский тон!

— Будете, как ваш сын, обвинять меня во всех бедах семьи? — смею предположить, судя по настрою беседы.

— Нет. У меня к тебе наставление, — удивляет он в ответ. — Поговори с моим внуком. Убеди в том, что нужно лечь в рехаб. Он бухает по-страшному и что-то употребляет. Теряем пацана.

— Убедить? — в сомнении выгибаю бровь.

— У тебя проблемы со слухом? — в секунду раздражается, цокнув языком.

— А у вас со зрением? — отражаю невозмутимо, чем удивляю уже его, судя по изменившемуся выражению покерфейса.

— Щас не понял, коза, — снова прищуривается.

Коза???

Манера общения у него, конечно, своеобразная.

— С чего вы взяли, что он станет меня слушать?

— От тебя не убудет, если попробуешь, — застегивает пуговицы на шикарном пальто.

Молчу.

— Тебе плевать на него? — задаёт прямой вопрос.

— Нет.

— Это главное, — делает странный вывод, поправляет ворот и шагает уверенной походкой к лифтам, напевая при этом… строчки из песни внука:

Я покурю. Уеду к себе домой.

А есть ли он вообще? Этот дом, мой

Холодный, пустой. Совсем неживой

Была бы Ты в нём, был бы он другой?

В шоке стою, наблюдая за ним.

— Что если у меня не получится? — спрашиваю, уже когда он, прекратив петь, нажимает на кнопку вызова.

— Сделай так, чтобы получилось. Не справишься с этой задачей ты, никто не справится.

— Вы переоцениваете мои возможности.

— А может, ты сама не осознаёшь свою власть над мальчишкой?

К щекам приливает жар.

Как вообще реагировать на подобные высказывания?

Створки лифта открываются.

Игорь Владимирович бросает взгляд в мою сторону и, усмехнувшись, произносит:

— До встречи, Девочка по имени Нельзя.

Глава 25

Когда возвращаюсь на кухню, Илона общается с кем-то по телефону и параллельно моет свою чашку под краном.

— Девятнадцатого, да. Абсолютно все билеты остаются действительными. Конечно.

Разговор явно по работе, и я невольно становлюсь его свидетелем.

— Нет, группа обязательно будет в полном составе.

Присаживаюсь на стул, чтобы допить свой подстывший кофе.

— Вы говорите с официальным представителем, разумеется, я даю вам актуальную информацию.

Терпеливо слушает собеседника. Ставит на полку в шкафчик вымытую чашку. Разворачивается ко мне.

— Концерт состоится, — вытирает руки о полотенце, зажав телефон между плечом и ухом. — Люди будут проинформированы в соцсетях. Расходы на городскую рекламу покроем. С вами завтра утром свяжутся наши ребята. Договорились? Отлично. Всего доброго.

Сбрасывает вызов. Нахмурившись, принимается кому-то писать, однако гаджет начинает вибрировать вновь.

— Блин, гендиректор. Филатова на тебе, — наконец обращает на меня своё внимание. — Я поехала на работу. Срочно вызывали в офис ещё утром.

Берёт со стула свою дизайнерскую сумку, что-то ищет в ней. Как оказывается, ключи.

— На случай, если тебе нужно будет выйти, — кладёт их передо мной и застёгивает молнию.

— Когда вернёшься?

— Не думаю, что в этом есть необходимость.

— В смысле?

— Моё присутствие для Полины не имеет никакого значения. Думаю, тебя, в отличие от меня, она будет рада видеть.

— Постой, ты разве не живёшь здесь? — выпаливаю вслух прежде, чем успеваю тормознуть себя.

— С чего ты это взяла?

— Не знаю. Ты и Марсель. Вы ведь вместе, — пожимаю плечом. Мол, логично всё, не так ли?

Илона, усмехнувшись, склоняет голову чуть набок.

— Вместе… — повторяет за мной, будто бы смакуя это слово на вкус. — Я бы хотела сказать тебе, что это так, но нет никакой объективной причины лгать.

Признаться честно, суть услышанного доходит до меня не сразу, а когда доходит…

— Но кольцо!

— Что? — растерянно смотрит на свои пальцы. — Ах, ты про это, — бережно поглаживает смутившее меня ювелирное изделие. — Дарил действительно Он.

— Издеваешься?

Закатывает глаза.

— Мы друзья. Выдохни, Джугели. Зелёный свет.

— Друзья не целуются в губы, — упрямо парирую я.

— В своих клипах Марсель перецеловал множество девушек.

— Но это ТЫ…

— Горин предложил поучаствовать в съёмках, парни поддержали мою кандидатуру, я не стала отказываться.

— Хочешь сказать, между вами ничего и никогда не было? — выражаю сомнение по этому поводу. — Я не верю.

— Извини, не считаю, что должна объясняться с тобой, — отрезает она сухо.

— Ты ведь столько лет влюблена в него.

— И?

— И никогда не говорила об этом мне, своей подруге. Знаешь, скажу прямо: всё выглядело так, будто бы ты только и поджидала, когда наступит удобный момент. Я уехала. Ты осталась в Красоморске. Провела с Ним лето в больнице, сблизилась с его семьёй, жила у них, а затем уехала вместе с ним в Москву.

— Да, это был МОЙ выбор! Ты сейчас предъявляешь мне за то, что я была рядом с Ним после аварии? Да ты хоть знаешь, в каком состоянии он находился? Из-за тебя, между прочим!

— Я не хотела, чтобы всё закончилось так, — в горле саднит. — То ДТП…

— Не в ДТП дело, Тата! Он тебя ждал! — перебивает, повышая голос. — В первые и самые тяжёлые месяцы, когда лежал переломанный. И весь последующий год, пребывая в глубокой депрессии! Чёрт, да я ведь защищала тебя в начале. Понимала, что ты, почти наверняка, действовала под давлением обстоятельств, но проходили дни, недели, месяцы, а ты всё не появлялась. Не будь рядом с Ним семьи и друзей…

— Как раз-таки семья и запретила мне связываться с ним!

— И тем не менее, спустя четыре года ты объявилась.

— Так вышло. Я бы никогда не нарушила данное Абрамову-старшему слово, если бы…

— Если бы что?

— Если бы не услышала песни Марселя, — выдаю, как есть. Ведь именно тогда, стоя на концерте, я вдруг почувствовала, что нам просто необходимо встретиться.

— Ты даже не представляешь, что наделала своим появлением!

— И в чём же я опять виновата?

— В том, что в очередной раз пустила его жизнь под откос. Он только-только решил, что хочет навсегда завязать с прошлым и вот она ты! — произносит с какой-то совершенно отчаянной грустью.

— Прости, что спутала тебе карты, — отзываюсь ядовито, ведь прозвучало всё именно с таким подтекстом.

— Я переживу это. А вот переживёт ли отец Марселя очередную операцию на сердце — большой вопрос, — чеканит брюнетка ледяным тоном.

— Что?

У меня внутри всё холодеет, а она в эту секунду, судя по лицу, понимает, что ненароком выдала важную информацию.

— Вебер, — давлю пристальным взглядом. — Выкладывай уже, как есть.

Даю понять, что мне нужно услышать правду, какой бы неприятной она не была.

— Отец и сын разругались из-за тебя в пух и прах. Марсель больше не общается со своей семьёй.

— Я… — открываю и закрываю рот.

Вдруг про Милану думаю. Кучерявый упомянул во время своего стрима тот факт, что они с сестрой поссорились.

— Не смей рассказывать ему за Яна Игоревича. Дарья Александровна сказала, что сделает это на днях сама. Они в Москве сейчас на обследовании. Абрамов-младший пока не знает.

— Не буду, — обещаю, сглотнув ком, вставший в горле.

Она уходит, прихватив с собой сумку.

Я какое-то время стою посреди кухни, ошарашенная и прибитая последними новостями.

Получается, что Марсель знает про моё обещание.

Как воспринял? Что думает? Сильно злится?

И Боже, как жаль, что произошёл конфликт с отцом! Я искренне не желала этого. Клянусь.

— Закройся на нижний замок, — доносится из коридора.

Когда выхожу, Илона, уже одетая, придирчиво изучает своё отражение в зеркале.

— Если появится Денис, не открывай, — последнее, что говорит, повернувшись ко мне.

Киваю.

Молча и пристально смотрим друг на друга, каждая транслируя взглядом своё. А после… После она всё также молча исчезает за дверью, покидая квартиру.

Выдохнув, проворачиваю щеколду и прислоняюсь спиной к стене.

Не думала, что будет так тяжело с ней общаться. Хотя… С чего бы нам было легко контактировать, учитывая обстоятельства?

Оттолкнувшись от стены, направляюсь в комнату.

Там темно, очень просторно и довольно мрачно. Минимум мебели. Горит одинокий торшер. Шторы плотно задёрнуты. Если бы я не заметила на огромной кровати в углу очертания хрупкой фигуры, то, наверное, решила бы, что здесь, в этом царстве тьмы и холода, никого нет.

Подхожу к постели и сердце болезненно сжимается.

Что говорить? Как подобрать правильные слова?

Медлю в нерешительности, переминаясь с ноги на ногу, а потом снимаю обувь и ложусь рядом поверх одеяла.

Прислушиваюсь.

Подруга не спит. Тихо и практически совсем беззвучно плачет.

— Полин… — зову осторожно.

Никак не реагирует.

— Поль… — потянувшись вперёд, обнимаю её, и она в этот момент, испугавшись, резко вздрагивает всем телом… — Тс-с-с-с. Это я. Всё хорошо, — шепчу, успокаивая.

— Тата…

— Да. Не волнуйся, — ласково глажу по волосам. — Я буду с тобой. К тебе приехала. Как ты, моя милая? — спрашиваю обеспокоенно.

— Не хочу жить, — произносит она в ответ надломленно.

Чувствую, как её, будто в лихорадке, трясти начинает.

— Хочу умереть.

Кошмар.

Становится так страшно от этих слов!

— Не надо. Не говори так, пожалуйста, Полин.

Крепче стискиваю её в своих объятиях. Она начинает рыдать громче, и у меня самой из глаз безостановочно катятся слёзы.

— Тата… — часто и неровно дышит.

— Тише. Всё будет хорошо, слышишь? Ты сильная. Ты справишься. Мы справимся. Всё будет хорошо, — упрямо повторяю я.

— Нет. Не будет, — отзывается обречённо.

— Поля… — зажмуриваюсь до белых мерцающих точек.

Как больно.

Как же за Неё больно…

*********

Всю последующую неделю провожу бок о бок с Полиной.

По максимуму не позволяю ей оставаться наедине со своими мыслями и потихоньку, очень медленно- ненавязчиво возвращаю её к жизни.

— Как она? — спрашивает мама как-то вечером, когда нам удаётся созвониться.

— Плохо, но уже не лежит сутками в постели. То фильм уговорю посмотреть, то в шахматы поиграть, то обед вместе приготовить.

— Правильно, нужно стараться её отвлекать. Чем занимаетесь?

— Готовлю ужин. Поля купается. Каждый раз, когда она уходит в ванную или туалет, я очень боюсь, мам, — признаюсь, понизив голос до полушёпота.

— Убери оттуда все потенциально опасные предметы.

— Убрала в первый же день, — отставляю сковороду на выключенную конфорку. — Меня очень беспокоит её состояние.

— Что насчёт терапии?

— Отказывается. Говорит, что ни с кем не хочет обсуждать случившееся.

— Закрылась в себе. Это нехорошо.

— Что делать?

— Попробую узнать у своего врача.

— Не тяни с этим, ладно? — достаю с полки тарелки.

— Конечно. Сегодня уже не буду тревожить человека, но завтра до обеда наберу.

— Спасибо. Как там бабушка?

— В порядке.

— Давление не шалит?

— Иногда бывает. Не без этого.

— Небось забывает пить свои таблетки?

— Да.

— А дед Эдуард как?

— Угасает с каждым днём всё больше, но пока ещё каким-то чудом держится. Ты бы видела его… Худой, кожа да кости, белый весь.

Даже представлять не хочу. Он летом-то уже мало напоминал себя прежнего.

— Погоди, мам.

Прислушиваюсь.

— Что такое?

— Кто-то стучит вроде. Перезвоню тебе позже.

— Договорились. Будь осторожна.

Отключаюсь и направляюсь в коридор, а вышеупомянутый «кто-то» тем временем продолжает попеременно тарабанить и мучить кнопку.

Смотрю в глазок, уже заведомо зная, кого там увижу. Понимала же, что придёт. Даже странно, что понадобилась целая неделя.

— Я не могу впустить тебя, Денис, — сообщаю через дверь.

— Мне нужно увидеть Полину.

— Она не хочет вашей встречи.

— Мне надо. Открой!

— Я не открою, — твёрдо стою на своём.

— Джугели…

Обеими ладонями по двери бьёт. Непроизвольно отпрянув, повторяю:

— Не открою. Ухожу, мне нужно готовить ужин.

Возвращаюсь на кухню и старательно игнорирую его попытки докричаться-достучаться.

Мою овощи.

Режу салат.

Заправляю.

Терпения в общей сложности хватает минут на пятнадцать.

— Гр-р-р!

Мою нож, прячу его на самый верх шкафчика к собратьям и в итоге снова шагаю к двери. Потому что слушать это просто невыносимо!

— Денис, я прошу тебя, прекрати! Пойми, сейчас совсем не время. Может быть потом вы…

— Да нет у меня времени! Нет его, пожимаешь?? — зло рычит в ответ по ту сторону.

— Что значит нет? — уточняю настороженно. Потому что уж очень резанула слух эта фраза.

— Дай мне немного побыть с Ней.

— Денис… — сглатываю. В горле пересыхает от волнения.

Дурное предчувствие накрывает с головой, когда вдруг приходит осознание того, по какой причине он мог отсутствовать целую неделю.

— Что ты сделал? — выдавливаю из себя тихо.

Не знаю, слышит ли? Полагаю, что нет.

— Тата. Пожалуйста. Открой.

Что-то отзывается внутри на это его отчаянное «пожалуйста», однако чувства и душевное состояние подруги для меня важнее.

— Джугели…

— Уходи.

— Дай мне увидеть её!

— Не могу.

Он вновь обрушивает ярость на ни в чём неповинную дверь.

— Уходи, Денис! — кричу я громко.

— Не уйду.

— Мне придётся вызвать работников ЧОПа или полицию, раз ты не понимаешь! — от безысходности угрожаю я сердито.

— Вызывай.

Вот ведь ненормальный!

— Открой.

Резко оборачиваюсь.

Не услышала в шуме, как Поля вышла из ванной.

— Ты уверена? — переспрашиваю с сомнением.

— Да, я ведь не смогу избегать его вечно, — шмыгает носом и, по-детски обняв себя руками, уходит в комнату.

Чёрт…

В растерянности стою на пороге. Денис подозрительно затих. Может, ушёл всё-таки?

Надеясь на это, поворачиваю щеколду и открываю дверь.

Нет. Не ушёл, разумеется. Сидит на полу у стены напротив. Правда почти сразу срывается с места и устремляется в квартиру, очевидно решив, что я вполне себе могу передумать.

— Только попробуй как-то обидеть её и я тебя…

— Где она? — лихорадочно мечется по сторонам рассеянным взором.

— В комнате. Стой, куда ты в обуви!

Бесполезно.

Вздыхаю. Закрываю дверь. Иду за ним. Потому как предсказать, чем всё закончится, трудно. Реакцию Полины сложно предугадать наперёд. Вполне возможно, она не справится со своими эмоциями, а значит я должна в этот момент быть рядом.

Вот Денис подходит к Полине.

Присаживается на корточки.

Осторожно дотрагивается до её плотно сжатых ладоней своими.

Прижимается к ним лбом. Целует губами.

Стою у стены. Стыдно и жутко неудобно наблюдать за ними, но страх за подругу превалирует и гасит все остальные чувства.

— Я забираю тебя, — заявляет он вдруг. — Мне нужно поговорить с тобой один-на-один.

— Чего? — едва успокоившись, снова начинаю волноваться. — Да кто тебе позволит «забрать» её? — цитирую возмущённо.

— Не верещи, Джугели, — морщится, бросив недовольный взгляд в мою сторону. — Марсель завтра возвращается с гастролей. У меня квартира пустая тремя этажами выше. Пусть Полина спокойно живёт там сколько потребуется.

— Я против! — категорично протестую.

— Вместе с ней туда переезжай, если хочешь.

— Нет, спасибо, мы останемся тут. Я сниму нам жильё в ближайшее время.

— Это глупость.

— Не обсуждается.

— Послушай, тебе не кажется, что ты много на себя берёшь?

— Не кажется.

Посылаем друг в друга мысленно стрелы.

— Я сказала, Поля никуда с тобой не пойдёт! — цежу сквозь зубы.

— Джугели…

— Ты вне зоны доверия, поэтому…

— Перестаньте разговаривать так, будто меня здесь нет, — вмешивается в наш диалог Полина.

— Хватит, — выдёргивает свою ладонь из его и поднимается с кресла, непроизвольно дотронувшись до головы. Закружилась, видимо. — Хочет что-то сказать мне, пусть скажет, — произносит она тихо, но достаточно уверенно.

Вижу, что это решение даётся ей с трудом. Она ведь, чёрт возьми, даже просто посмотреть на него пока не в состоянии.

— Идём.

— Полин…

Как остановить? Как уберечь от нового нервного потрясения?

— Я скоро вернусь.

— Обещаешь, что без глупостей?

Глаза в глаза.

До самой души.

— Будь спокойна. Резать вены в его квартире — даже для падшей меня будет как-то слишком, — отзывается девчонка, горько усмехнувшись.

Замечаю, как бледнеет и меняется в лице Денис, когда слышит эти слова. Кадык дёргается. Сбитые в хлам кулаки сжимаются.

— Стой.

Пользуясь тем, что подруга ушла вперёд, подлетаю к бугаю.

— Ни на секунду одну не оставляй её! — вцепившись в его куртку, наставляю строгим шёпотом. — Ты понял, Денис? Понял меня?

— Да.

Глава 26

Весь последующий день очень нервничаю из-за новости о том, что Марсель возвращается с гастролей. К тому же, состояние Поли очень тревожит. Вчера она отсутствовала в квартире около часа. Вернулась ещё более подавленной, чем была, и всю ночь проплакала. Думаю, из-за Дениса.

— Послушайте, я перевела вам вторую часть суммы ещё месяц назад, а мы до сих пор не сдвинулись с мёртвой точки! Вы то трубку не берёте, то кормите меня бесконечными завтраками. Это как-то несерьёзно и не профессионально с вашей стороны.

Разговариваю с адвокатом на протяжении получаса и не покидает стойкое ощущение того, что меня просто-напросто разводят.

— Тата, я предупреждал вас о том, что у меня много важных клиентов на осень. Вы ведь сами очень настаивали на сотрудничестве.

— Осень прошла, — довожу до его сведения. — Декабрь на календаре. Я такой же клиент, как другие, и жду от вас проделанной работы уже достаточно долго. Замечу, вы не за бесплатно мне помогаете, оплату взяли вперёд.

— В конце следующей недели займусь фирмой вашего отца и свяжусь с вами, — обещает он.

— Будьте так любезны, — чеканю в ответ и сбрасываю вызов, не попрощавшись.

Прячу телефон в карман. Постукиваю пальцами по мрамору.

Мутный персонаж. Столько времени меня за нос водит! Ещё и чемодан мой до сих пор неизвестно где путешествует!

Злюсь, однако когда раздаётся звонок в дверь, тут же забываю абсолютно обо всём.

Тороплюсь в прихожую и, уже стоя у двери, начинаю нервничать так сильно, что сердце, кажется, вот-вот выпрыгнет из груди.

Марсель приехал. Не знаю почему, но чувствую, что это именно Он.

Ждала его появления, долго настраивалась, но, честно говоря, всё равно оказалась совершенно не готова к встрече.

Бросив взгляд на своё отражение в зеркале, качаю головой.

Ну и видок! Так не пойдёт, Джугели! Выдохни. Надо взять себя в руки!

Рассердившись на разбушевавшийся и за секунды сошедший с ума организм, стискиваю зубы.

Да в самом деле! Что с тобой? Успокойся!

Как перед самой важной игрой собираюсь, ей богу!

Зажмуриваюсь. Медленно и глубоко дышу. Считаю про себя до десяти и, распахнув глаза, уверенно касаюсь пальцами металлической щеколды.

Проворачиваю её.

Открываю дверь.

У порога, как и предполагалось, Марсель. Уставший, замученный и, похоже, не совсем трезвый.

Отмечаю с сожалением, что несмотря на свою неизменную мужскую привлекательность, выглядит он действительно плохо. Бледный на фоне контраста с тёмными завитушками, спадающими на лоб. Под глазами залегли глубокие, чёрные тени.

Он так похож сейчас на своего отца в молодости, чьи фотографии я видела у него в соцсетях ещё в школе.

Серьга в ухе. То же выражение лица, от которого веет арктическим холодом.

Где тот беззаботный, весёлый, улыбающийся Марсель, которого я помню…

— Привет, — встречая его пристальный взгляд, выпаливаю тихо и взволнованно.

Как же всё-таки я хотела увидеться с ним снова!

— Почему не спросила кто? Прежде, чем открывать, — отчитывает недовольно.

Вот ведь дура!

— Денис предупредил, что ты приедешь, — оправдываясь, отступаю назад, чтобы запустить его в квартиру. — На улице опять снег?

Задаю глупые вопросы, чтобы хоть как-то преодолеть чувство неловкости, растущее в геометрической прогрессии.

Он ведь… Буквально заполняет собой всё окружающее пространство. Трудно дышать.

— Грёбаная метель, — стряхивает вышеупомянутый снег с волос.

Киваю.

Задерживает взгляд на своей футболке и мои щёки стремительно краснеют.

— Извини, пришлось взять. Мой чемодан потеряли…

Снова сталкиваемся глазами. Зацепившись визуально, смотрим друг на друга. Не моргая. Изучающе. Неотрывно.

— На, возьми Малого, — наконец разрывает этот болезненный зрительный контакт.

— Кого?

Расстёгивает утеплённую кожаную куртку, подозрительно оттопыренную на груди, и достаёт из-за пазухи… Сонного щенка, явно непонимающего почему его внезапно потревожили.

— Ты решил завести собаку? — растерянно спрашиваю, забирая шерстяного красавца.

Что за порода? Стаффордшир?

Такой окрас благородный, белый и серый мраморный.

— Подарили, — разувается, одной рукой оперевшись о стену. — Ещё не решил, куда его деть.

— Иметь питомца — большая ответственность.

— Намёк на то, что я безответственный?

— С твоим графиком только животных дома держать, — не могу удержаться от комментария.

Хмыкает в ответ.

— Что? Разве я не права?

— Я ухожу из группы, так что, в принципе, по хер, — снимает куртку и вешает её рядом с моей. — Дай ему похавать чё-нибудь. Собачий корм не жрёт.

Проходит мимо. Включает свет в ванной и исчезает за дверью.

«Я ухожу из группы».

Это сейчас прозвучало серьёзно?

Пёсель, внезапно активизировавшись, начинает поскуливать и вилять хвостом, отчаянно требуя моего внимания.

— Чего ты? — ласково провожу рукой по гладкой шёрстке. — Кушать хочешь, да?

Несу животное на кухню. Из комнаты нам навстречу выходит Полина.

— Приехал? Ой, а кто это у тебя? Кучерявый принёс? — удивлённо смотрит на щенка.

— Да, кто-то подарил ему.

— Какой хорошенький! — спешит пощупать-потрогать и впервые за эти дни улыбается. — Сколько ему?

— Не знаю, месяца полтора-два, наверное.

— Такой красивый!

— Нужно покормить его. Идём глянем, что есть.

Полинка, заметно приободрившись, шагает за нами. Пока инспектируем холодильник, который я забила на днях (ибо он был пуст совсем), подруга, понизив голос до полушёпота, интересуется:

— Пьяный?

— Да.

— Блин, — косится на дверь. — А где он?

— В ванной.

— Ясно.

На самом деле, я очень рада, что в квартире Полина и собака. Всё это отвлекает от мысли о том, что придётся остаться наедине для того, чтобы поговорить. Мне нужно ещё немного времени. Я не выстроила в голове чёткий план, способный подсказать, как действовать.

— И что ему дать?

— Подержи, посмотрю в интернете.

Передаю ей щенка и забиваю запрос в поисковик.

— Так… Нельзя макароны, сладости, копчёное, — читаю вслух. — Можно творог. Отлично, это есть. Овсяная каша на молоке. Яйца. Отварное мясо. Гречка. Это тоже найдём.

Решаю, что начнём с творога. Достаю его из холодильника и выкладываю содержимое пластиковой формочки в тарелку. Другого варианта нет.

— Ого, как уплетает.

И действительно, стоило Полине опустить щенка на пол, как он тут же побежал к импровизированной миске и набросился на свой ужин.

— Видимо, проголодался в дороге.

На пару наблюдаем за тем, как толстячок с удовольствием уминает творог.

— Вылизал так, что даже мыть не надо.

Гость тем временем пятится назад и…

— Ой-ой. Тат, он кажется…

Ага. Сидит и ссыт прямо на плитку.

— Кто это сделал? Пойду за шваброй, — вздыхаю, глядя на маленького преступника.

Направляюсь в коридор. Хулиган скачет за мной следом. Когда беру навороченную швабру в туалете, принимается с ней играться.

— Дурень, фу! Поль, возьми его на руки. Пусть посидит спокойно, нужно убрать.

— Иди-ка сюда.

Пока она нянчится с новоявленным питомцем Абрамова, отмываю пол с хозяйственным средством.

Вот вам и первые прелести содержания животного в доме.

— Вроде есть пелёнки специальные.

Придётся, видимо, заказать вместе с другим приданным.

— Как думаешь, Марсель оставит его тут?

— Марсель, со слов Джугели, безответственный. Ему нельзя собаку, — доносится до меня голос Абрамова.

— Я не так сказала.

— Да ну?

Стискиваю зубы.

Зачем провоцирует?

— Привет, рок-звезда, — здоровается с ним Филя.

— Привет. Ты как?

— Нормально, — отвечает девчонка, потупив глаза.

— Выглядишь хорошо.

— Спасибо, — она осторожно опускает пёселя на пол и тот, рванув с места, бежит к парню. — Он такой милый!

Кучерявый, присев на корточки, фыркает.

— Ссыкло. Весь номер обоссал в гостинице. Теперь принялся за мою квартиру?

Позволяет щенку кусать свою ладонь, а я никак не могу поверить в то, что всё это происходит на самом деле.

Москва.

Я.

Он.

Его квартира.

— У кого-то вибрирует телефон, — прислушиваясь, сообщает Полина. — Марсель, это твой.

Тоже вижу, что у лежащего на столе смартфона горит экран.

Абрамов-младший выпрямляется и берёт его в руки. Этим явно недоволен разыгравшийся питомец, пытающийся возмущённо тяфкать.

— Ма… Приехал, да. Я в норме. Чё случилось?

Уходит в комнату, а у меня внутри всё сжимается. Рассказала ли Дарина Александровна сыну про то, что отца готовят к операции?

А что если она сделает это прямо сейчас?

Мороз по коже.

— Тат, он жуёт тряпку.

Да ёпрст!

— Нельзя! Ну что ты делаешь!

Отодвигаю малыша и забираю швабру, чтобы отнести её на место. В коридоре краем уха слышу, как возмущается Марсель.

— Почему ты сразу не сказала? Давно? В какой он больнице?

Возвращаясь на кухню, мысленно предполагаю, что мои опасения подтвердились. А уж когда парень залетает туда, злющий до невозможного, окончательно убеждаюсь в этом.

— Что ты ищешь? — спрашиваю, глядя на то, как инспектирует бар и шкафы.

Не отвечает.

— Если алкоголь, то его там нет, — информирую сразу.

Поиски прекращаются.

Замирает.

Поворачивается и бросает недовольный взгляд в мою сторону.

— Где?

— Я всё выбросила.

Проходит секунда. Три. Пять.

— Ты… Что сделала? — переспрашивает, прищуриваясь.

— Выбросила, — повторяю твёрдо.

Матерится.

— Пойду покажу щенка Денису, — бормочет Поля, оперативно самоустраняясь.

Ну нет. Куда?

Хлопает входная дверь и мне приходится смиренно принять тот факт, что мы с Марселем остались в квартире вдвоём.

— Вот щас не понял, Джугели…

— Что непонятного? — отзываюсь смело. — Выкинула всё подчистую. Местные бомжи целый клад найдут.

Бутылок с дорогим алкоголем у Марселя дома было много.

— Не припомню, чтобы давал добро на это, — чеканит ледяным тоном.

— Хватит. Пора тормознуть, тебе не кажется? — сжимаю пальцами столешницу за спиной. Потому что он, сердитый и явно недоумевающий, подходит ко мне.

— Ты к подруге приехала? Вот и занимайся ею.

— Зачем сейчас пить? Ты ведь итак в аэропорту принял на грудь. Верно?

— Какое твоё дело?

— Я знаю про отца, вашу ссору и предстоящую операцию.

Теперь выглядит ещё и удивлённым.

— Илона сказала.

— Ну зашибись… Это только я, как всегда, не в курсе происходящего!

— Она просила молчать.

— Молчать, — повторяет, кивая. — Это у тебя всегда отлично получалось.

Закусываю губу.

Его слова режут заточенным лезвием по сердцу.

— Мне жаль, что так вышло.

— Тебе жаль? — зло смеётся, наклоняясь ещё ближе к моему лицу. — Ты сейчас о чём конкретно?

— Обо всём. Я не хотела, чтобы испортились твои отношения с семьёй.

— То есть, по-твоему, — прихватив за футболку, дёргает на себя. — Жить во лжи куда лучше? М?

— Марсель…

Сердце лупит о рёбра с удвоенной силой. Напряжение между нами такое, что вот-вот замыкание произойдёт.

— За столько лет не нашла возможности рассказать?

Его глаза, буквально прожигают меня насквозь, полыхая обидой и острым разочарованием.

— Прости, — проиграв в этой борьбе, опускаю взгляд.

— За что простить? — горячее дыхание опаляет кожу.

— За молчание. За то, что исчезла, не объяснившись. За то, что причинила тебе боль. Я искренне сожалею.

— Да не нужна мне твоя жалость, Джугели! — резко разжимая пальцы, восклицает гневно.

— Постой! — спешу за ним в коридор.

К двери направляется, на ходу срывая с вешалки свою куртку.

— Не уходи. Ты ведь только пришёл, — преграждаю путь, пользуясь тем, что обувается.

— Отойди.

— Не отойду.

— Джугели…

— Останься дома. Пожалуйста.

Прошу об этом отчаянно. Фактически умоляю, когда на меня надвигается.

— Я тебя видеть не могу, — вцепившись в мои плечи, произносит сердито. — Понимаешь ты, нет?

Морщусь потому, что делает больно.

— Понимаю, ненавидишь.

— Отойди, — раздражённо цокает языком.

— Давай поговорим.

— Не о чем нам говорить, — обрубает сухо. — Дай пройти.

— Нет…

Сопротивляюсь, пытаюсь помешать, но, увы, парень куда сильнее.

Он, не церемонясь, довольно грубо отодвигает меня в сторону и беспрепятственно покидает свою квартиру, заперев при этом дверь на ключ.

— Марсель!

Чёрт возьми!

Слышу, как уходит.

Прижимаюсь спиной к стене. Медленно оседаю на пол и обхватываю голову руками.

И всё-таки, похоже, вы переоценили мою значимость, Игорь Владимирович.

Или нет?

Я вдруг вспоминаю о том, что у меня есть свой ключ. Ключ, оставленный Илоной. Им я пользовалась уже не единожды.

Соображаю быстро. Дальнейшие действия совершаю абсолютно необдуманно.

Вскочив с пола, достаю из сумки связку, обуваюсь и, открыв дверь, выбираюсь в холл.

Проделав манипуляции с замком с обратной стороны, бегу к лифтам. Жму на кнопку и слишком поздно понимаю, что забыла надеть куртку.

Табло показывает цифру двадцать.

Нет, не успею вернуться. Да и плевать…

Нервно переминаясь с ноги на ногу, нетерпеливо жду, когда кабина окажется на моём этаже.

Створки наконец открываются.

Залетаю внутрь и едва не врезаюсь в пожилую дамочку, держащую на руках маленькую, пучеглазую собачонку.

— Господи Иисусе! — верещит она испуганно на пару с этой самой собачонкой. — Меня чуть инфаркт не хватил.

— Простите, очень тороплюсь, — извиняюсь виновато.

— Оно и видно, милочка, — косится в мою сторону, не без любопытства разглядывая. — Тише, Люцифер. Успокойся, мальчик.

Люцифер? Серьёзно?

Хотя, судя по нраву, кличка соответствующая.

— У него клаустрофобия. К тому же, он не любит ехать в лифте с посторонними.

— Что ж. Придётся потерпеть, — развожу руками и только сейчас замечаю, что шубка на чихуахуа — точь-в-точь миниатюрная версия той, в которую одета хозяйка.

Забавно.

— Метеопрогноз показывает минус двенадцать. Вы же не на улицу в таком виде? — удивлённо спрашивает последняя, когда звуковой сигнал и электронное табло оповещают о прибытии на первый этаж.

— Как раз туда, — устремляюсь наружу, стоит только створкам разъехаться.

Преодолеваю спуск по ступенькам под аккомпанемент пародии на собачий лай.

Бегом пересекаю холл, вызвав недоумение на лице консьержа, читающего газету.

Толкаю от себя первую стеклянную дверь.

И вторую, ведущую к парадному входу тоже.

Только бы не ушёл далеко. И не сел в такси!

Снова лестница.

На последней ступеньке, поскользнувшись, едва не падаю, проявив чудеса координации.

— Абрамов! — кричу, поймав равновесие.

Если меня не подводит зрение, это его фигура движется в направлении КПП вдоль пустой аллеи, красиво подсвеченной резными фонарями.

Да. Остановился. Успела.

Только что делать дальше? Не совсем понятно.

Несусь по выпавшему снегу меж высаженных в ряд сосен.

Светит луна. Метель лупит в лицо. Мороз нещадно кусает, но сдаваться я не намерена.

Нельзя его отпускать. Просто нельзя.

Притормаживаю метров за десять до цели. Замедляю шаг, пытаясь привести в норму сбившееся дыхание.

— Ты спятила, Джугели?

Усмехнувшись, киваю.

Вот ведь как бывает… Раньше бегал за мной он, а теперь мы поменялись местами.

— Иди домой, — командует строго.

Отрицательно качаю головой.

— Заболеешь, глупая, — снимает с себя куртку и набрасывает её мне на плечи.

— Марсель…

Надо что-то говорить, но у меня, как назло, правильный монолог мысленно никак не выстраивается.

— Иди давай, не мёрзни.

В глаза друг другу смотрим: убийственно долго и отчаянно пристально.

Тишина. Ни души. Падая с неба, кружат озорным хороводом снежинки.

Они оседают на тонкий, чёрный свитер. Опускаются на Его тёмные завитушки и лицо.

— Мне нужно кое-что тебе вернуть, — наконец обретаю голос.

— Вернуть? — хмурится, не понимая, о чём речь.

— Да, — делаю ещё один шаг вперёд. Так, чтобы оказаться максимально близко.

Сейчас или никогда, Тата.

Не даю себе времени на размышления касаемо гордости и приличий. Обвиваю крепкую шею руками и решительно прижимаюсь своими губами к его. Предварительно зажмурившись, конечно. Страшно ведь до ужаса, что оттолкнёт…

Поначалу, клянусь, есть ощущение, словно так и произойдёт, ведь на мой поцелуй, достаточно провокационный и обличающий, реакция со стороны парня следует не сразу.

Сперва он, чёрт возьми, вообще замирает неподвижной статуей, однако стоит мне попытаться отстраниться, почувствовав болезненный укол всепоглощающего стыда, как всё вдруг резко становится иначе.

Вот мою талию сжимают его ладони.

А вот в следующую секунду его ледяные губы целуют так горячо, что внутри меня целый фейерверк неописуемых по силе эмоций взрывается калейдоскопом.

Трепет. Чистый восторг наполняет каждую клеточку.

Исчезает весь мир вокруг. Остаётся только ощущение невероятного полёта и невесомости.

Я снова возвращаюсь в то далёкое, особенное лето. Драка. Задний двор. Дождь. Поцелуй. Именно тогда я впервые узнала, что это значит: по-настоящему чувствовать.

Когда между вами химия.

Когда кровь кипит, гремучей реактивной жидкостью перемещаясь по венам.

Когда сердце стучит на износ и кажется, что вот-вот не выдержит, разорвётся.

Когда душа парит, выпуская на свет порхающих крылатых созданий.

Когда ты понимаешь: хочу, чтобы это никогда не заканчивалось и продолжалось целую вечность.

— Джугели… — гладит холодными пальцами скулу, зарывается пятернёй в волосы и целует меня так, что я напрочь теряю всякую связь с реальностью.

Судорожно дыша, принимаю всю ту боль и страсть, что сокрушительным цунами на мои губы обрушивается. Едва успеваю ответной нежностью усмирять разбушевавшуюся стихию.

Не соображаю. Не анализирую. Не думаю.

Вкус. Дыхание. Прикосновения.

Каждое неосторожное движение распаляет.

Ближе. Сильнее. Ярче.

До дрожи. До озноба. До мурашек и подгибающихся коленок.

Беспомощно тону. Уносят потоком бурные, неистовые волны. Качают на себе. Поднимают вверх и резко опускают вниз. Дико пугают, однако вместе с тем позволяют ощутить всю остроту происходящего. Глубокую потребность раствориться в другом человеке. Ненормальную. Нездоровую. Губительную, но в то же самое время способную вылечить и спасти…

Больно.

Запредельно хорошо.

Невыносимо волнительно.

Одурманивающе.

Не знаю, сколько минут проводим в состоянии полнейшего отрыва от существующего вокруг нас настоящего.

Сознание затуманено. Голова кружится. Губы немеют и горят от поцелуев, прекращать которые — чистое преступление.

— Эу, молодёжь, завязывайте так откровенно хулиганить. Не то штраф вам выпишем за непотребное поведение в общественном месте.

Голос и смех со стороны действуют отрезвляюще. По крайней мере, на меня, смутившуюся от подобных замечаний.

— Марсель…

Призвать к благоразумию парня, явно слетевшего с катушек, удаётся не сразу.

Не отпускает. Не слышит. Тяжело и рвано дышит. Взгляд абсолютно невменяемый. Глаза дурные.

Подозреваю, что, возможно, и сама выгляжу ровно также.

— Идём домой, — шепчу тихо, когда касается своим лбом моего.

— Покурю, — произносит, неотрывно на меня глядя.

— Раздетый.

— Недолго.

Киваю и отступаю назад, осторожно высвободившись из плена его рук.

Щёлкает зажигалка.

Вспыхивает пламя.

Загорается фитиль сигареты.

Молчим на протяжении этих нескольких минут.

Да и нужны ли вообще слова? Думаю, нам обоим подобрать их сейчас будет проблематично.

Растираю ладони, чтобы хоть чем-то занять свои руки. Воспринимает, как отсылку к тому, что замёрзла. Выбрасывает окурок и, зацепив мои пальцы своими, ведёт по аллее к подъезду дома.

Боже, не сгореть бы со стыда.

Сама его поцеловала. Объясняться как будешь?

От беспокойных мыслей отвлекает разговор консьержа и двух людей, одетых в полицейскую форму.

Что-то случилось? Кто-то вызвал?

Поднимаемся по ступенькам.

Как назло, лифта внизу нет. Приходится ждать и, конечно, те самые полицейские в итоге оказываются с нами в одной кабине, причём по глупой улыбке узнаю в этом дуэте того самого прохожего, грозившегося нас оштрафовать.

Непроизвольно заливаюсь краской под внимательным взором сотрудников правоохранительных органов.

— Какие-то проблемы? — недружелюбно интересуется Марсель, отодвигая меня за свою спину.

— Разве?

— Уточняю.

— Нет никаких проблем.

— Но можно организовать, — подключается второй.

— Ну давай, организуй. А лучше объясни своему сопливому напарнику, что шутки шутить бывает опасно для здоровья.

— Марсель… — дотрагиваюсь до его предплечья, призывая тем самым к спокойствию.

— Слушай, Фёдор Ильич, мне кажется, я видел где-то его лицо, — прищуривается молодой. — Не на фотороботе случаем? В розыске у нас не числится?

— Да вы что? Какой фоторобот? — вмешиваюсь я, кожей ощущая идущее от Абрамова напряжение.

— Не, погоди, его по телеку показывали. Точно! В группе какой-то поёт. У меня дочь смотрела с ним программу.

— Да ладно?

— Наш этаж, — довольно громко извещаю, когда лифт останавливается на шестнадцатом. — Позвольте, мы выйдем

— Разумеется.

— Мож автограф тогда на прощание, звезда?

— Обойдёшься, — бросает Марсель, пропуская меня вперёд.

Выхожу.

Краем глаза случайно замечаю, что синим горит кнопка девятнадцатого этажа и сердце, толкнувшись о рёбра, перестаёт биться.

Лифт уезжает.

— Идём.

Не двигаюсь с места.

— Марсель…

Паника накрывает так внезапно, что я не могу с ней справиться.

— Что такое? — парень встревоженно на меня смотрит.

— Денис.

— Денис? — не понимает, причём тут он.

— Они приехали за ним, — выпаливаю, ощущая как тело пробивает дрожь.

— С чего ты взяла?

— Девятнадцатый. Там его квартира.

— Это какая-то ошибка. Дэн здесь не живёт, — отрицает уверенно.

— Живёт. Он… Он очень просил открыть ему. Настаивал на встрече с Полиной. Хотел побыть с ней. Сказал, что у него нет времени…

— Тихо, не нервничай, объясни нормально.

Сглатываю, успокаиваюсь, а затем, глядя ему в глаза, говорю:

— Его посадят, Марсель. Он с ними что-то сделал…

Глава 27

Марсель

Верно говорят, беда не приходит одна. Сперва случается весь этот ужас с Филатовой. Потом выясняется, что друг, в порыве мести находит виновных и совершает в одиночку расправу над ними. Теперь вот на очереди встреча с отцом, которого готовят к операции на сердце. В общем, всё не слава Богу.

Собственно, а как давно я к этому Богу обращался? Не помню когда.

— Сынок…

Мать спешит ко мне с другого конца коридора.

— Молодой человек, будьте добры, наденьте халат, его вам выдали не для галочки, — ругается медсестра, сидящая за стойкой.

Надеваю, а уже в следующий момент меня обнимают родные руки.

— Привет, мам.

Она встаёт на носочки, оставляет тёплый поцелуй на моей щеке и, отклонившись назад, с тревогой в глазах разглядывает.

— Как ты, дорогой? От дедушки узнали про Дениса. Я… Даже не знаю, что сказать.

— Да что тут скажешь, мам. Ему грозит реальный срок.

— Полина знает?

— Его при ней забирали.

— Кошмар, — прижав ладонь ко рту, качает головой. — Какой-то беспросвет кругом. С кем она? С Илоной?

— Нет. Всё это время с ней была Джугели.

— Тата? — переспрашивает удивлённо.

— Да. Она приехала в Москву сразу после случившегося.

— Правильно. Поле сейчас, как никогда, нужна поддержка.

— Петька и Сонька дома?

— Петя да. Представляешь, за неделю до нашего отъезда заболел гриппом. С ним сейчас бабушка, — тяжело вздыхает.

— Ты не переживай. Всё будет хорошо.

Кивает, но по щекам катятся слёзы.

— Не надо, мам. Не плачь, — осторожно заключаю в объятия её хрупкую фигуру.

— Я так боюсь, сынок… — признаётся тихо. — Когда-то врачи называли нам эти сроки, понимаешь?

Её беспокойство передаётся и мне. Страшно даже представить, что именно она подразумевает под словом «сроки».

Конечно, все мы (имею ввиду отпрысков) были в курсе батиных проблем со здоровьем. Видели бесконечный приём лекарств, знали про ежегодные обследования, но… Тогда это воспринималось как данность. Казалось, что просто всегда так будет и ничего плохого не произойдёт.

— Медицина не стоит на месте. Уверен, батю починят. По-другому быть не может, — сглатываю ком, вставший в горле.

— Угу…

— Держись, ма, — целую её в макушку. — Могу я зайти к нему?

— Да, там девчонки, — отступает на шаг, чтобы привести лицо в порядок.

— Что по деньгам? Я переведу, сколько нужно. Врачи хорошие? Может, за границей лучше бы операцию сделать?

— Мы советовались. Все утверждают, что делать надо здесь. Специалисты, оборудование, реабилитация. Всё на высшем уровне.

— Значит здесь. Когда операция?

— Послезавтра утром.

— Так скоро?

— Ты иди к нему, а то там медсестра должна прийти брать анализы.

Провожает меня до палаты.

Какое-то время стою перед дверью, настраиваясь, а потом, сжимая пальцами ручку, захожу.

— И она мне такая: «Абрамова, если не хочешь вылететь отсюда, сними корону с головы. Ты никто и звать тебя никак. Бездарность и посредственность в чистом виде». Нет, ну скажи, разве это нормально, па? Совсем офигела, грымза старая!

Отец смотрит на меня.

София тоже поворачивается. Вытаращив глаза, вскакивает с постели и с громким возгласом «Марсель!» несётся в мою сторону.

— Ты!

Чуть с ног не сбивает. Применяет излюбленный удушающий. Прижимается к груди.

— Привет, хулиганка, — дёргаю за левую косу.

— Я же говорила! Говорила, что он придёт! — отстраняясь, произносит довольно. — И от него не пахнет алкоголем вроде…

— Вроде, — хмыкает старшая.

— Не-не. Он трезвый, хоть и выглядит плохо.

— Рано радуешься, ещё не вечер.

Встречаемся глазами с Милой.

Вот ведь язва.

— Идём, София, поищем маму. Она хотела зайти в буфет.

— Подожди, какой буфет, блин! Дай побыть с ним немножко. Завтра он опять улетит на концерт.

— Потом. Идём я сказала, — настойчиво подталкивает мелкую к двери.

— Ну Милан!

— Глупая, что ли? Им наедине поговорить надо! — шипит на сестру и несколько секунд спустя хлопает дверь.

Молча стою, засунув руки в карманы.

Неуютная, почти звенящая тишина, напрягает, но сложно начать разговор, когда за плечами неприглядная история, подобная нашей.

— Что ты стоишь там? Иди сюда, — доносится до меня голос отца.

Шагаю к стулу. Чуть развернув его, сажусь.

— Выглядишь и правда дерьмово, Младший, — повторяет замечание Соньки. — Что за новость о том, что надумал уходить из группы?

Вот так запросто заводит разговор. Будто и не было между нами того конфликта.

— Так решил, — пожимаю плечом.

— Странное решение. От проблем оно тебя не избавит.

— Зато Я перестану быть проблемой. Для друзей, Илоны и лейбла.

— Что в итоге с Илоной? Не сложилось у вас, как понимаю?

— Нет.

— Н-да, как писал Александр Сергеевич: «Болезнь любви неизлечима». Безнадёжен ты в этом плане. Честно говоря, я думал, что со временем ты забудешь дочь Амирана. У тебя всегда было столько девчонок…

— Ты мать забыл? — бросаю в лоб. — Вы ведь тоже расставались.

— Не забыл.

— Тогда какого дьявола ждал от меня чего-то другого?

Разводит руками.

Ему явно нечего сказать в ответ.

— Ты поступил подло.

— Не отрицаю.

— Совесть не мучила?

— Иногда.

— Я страдал по ней все эти годы!

— Разлука для любви — то же, что ветер для огня: маленькую любовь она тушит, а большую раздувает еще сильней, — произносит задумчиво.

— Вы столько времени молчали! — возмущённо напоминаю. — Беркут, ты, она!

— Уже как есть, сын. Прошлого не вернуть. Тогда мне казалось, что её исчезновение тебя вылечит. Теперь впору просить Того, кто сверху, об обратном. Вижу ведь, как загибаешься. Твои пацаны сказали, ты опять раскодировался? На хрена?

— Бать, всё. Давай не обо мне сейчас.

— Нет уж, Кучерявый, давай о тебе, — чеканит жёстко. — Надо серьёзно поговорить. И сперва ты внимательно меня выслушаешь, ясно?

Киваю, исподтишка его разглядывая.

С сожалением отмечаю, что за те месяцы, в которые мы не виделись, сдал отец прилично.

— Прямо, как есть скажу. Девчонкам не могу, а ты знать должен. Потому что такие сюрпризы, ну его к чёрту. Лучше заранее быть готовым.

— Ты о чём?

В глотке пересыхает. Пульс учащается.

Мне его монолог уже заранее не нравится.

— Если так случится, что во время операции или после я отойду в преисподнюю…

— Бать…

— Не перебивай! — злится, и я смиренно затыкаюсь. — В общем, мне важно, чтобы ты осознавал, Марсель: семья будет на тебе. Мать, девчонки, Петька. На твои плечи ляжет большая ответственность и мне хотелось бы быть уверенным в том, что ты с ней справишься.

Смотрим друг на друга неотрывно.

Глаза жжёт так, будто туда кислоты плеснули.

— Не говори мне такие вещи. Заплатим сколько потребуется. Врачи сделают всё как надо, — убеждаю в этом нас обоих.

— Возможно и сделают, но предугадать, как поведёт себя мой организм, нельзя. Я общался с хирургом лично. Так что в полной мере осведомлён о рисках и процентах. Тут как повезёт…

— Ты не можешь нас оставить.

Звучит очень по-детски, но я… Я не в состоянии принять ту информацию, которую он столь спокойно преподносит.

Все мы привыкли к тому, что родители просто с нами есть. Задумываемся ли мы о том, что может быть иначе?

— Мой сын — не алкоголик и не наркоман, как пишут СМИ. Плевать на мнимые доказательства. Я не верю в это. Он не слабак. Он из другого теста, верно? Там есть характер, сила и воля.

Стыдно пиздец, но глаз не опускаю. Выдерживаю его пристальный, тяжёлый взгляд.

Так было всегда.

— Самое время привести в порядок свою жизнь. Собрать волю в кулак. Избавиться от всей той дряни, к которой ты по глупости пристрастился, и вернуть себе способность трезво мыслить. Пообещай, что сделаешь для этого всё возможное.

— Бать…

— Слово мне дай, Абрамов, — требует сердито.

Картинка плывёт.

Стискиваю челюсти до хруста.

Киваю.

— Слово… — давит он упрямо.

— Обещаю.

— Вот и прекрасно, — хлопает по плечу. — Держи его, как держала Джугели своё. Признаться, её поступок достоин уважения. Беркут — трепло! Так и знал, что он однажды расколется!

Дверь открывается. В палату заходит медсестра.

— Ян Игоревич, день добрый!

— Опять дырявить меня пришла, Елена Алексеевна?

— Ага. Контрольная экзекуция. Пять пробирочек приготовила.

— Каждый день ходит! Всю кровь из меня выкачала уже.

Женщина смеётся.

— Ой, это сын ваш? — разглядывает меня, не скрывая любопытства. — Красавец какой! Вы так похожи!

— Да уж, где мои двадцать два… — хмыкает отец.

— Там же где мои, — вздыхает медсестра. — Ой! Забыла кое-что, дура! Сейчас вернусь, мои хорошие. Вы пока прощайтесь. Буду вынуждена выгнать одного из вас, когда вернусь.

Бежит к двери. Снова остаёмся вдвоём.

«Прощайтесь».

Царапнуло до адской боли в груди.

Я не собираюсь прощаться!

— Есть сиги с собой?

— Тебе нельзя.

— Нельзя, — соглашаясь, цокает языком, — но так чертовски хочется, — хитро на меня косится.

— Не дам, — отрицательно качаю головой.

— Ой иди уже а! — встаёт и подходит к окну. — Всё, о чём говорили, только между нами. Понял?

— Разумеется.

— Я на тебя надеюсь, сын.

— Бать… — тоже поднимаюсь со стула.

— Ну…

— Прости за драку.

— Нормально всё. Это карма. Ответочка за деда прилетела, — усмехнувшись констатирует, стоя спиной ко мне.

— В смысле за деда?

— В коромысле. Иди, Младший, — повторяет, странно дёргая плечом.

Складывается ощущение, что прогоняет. Обидно даже.

Вытираю глаза ребром ладони и направляюсь к двери.

Когда шёл сюда, на душе было невероятно тяжело, но сейчас… Сейчас стало во сто крат хуже.

В коридоре, к счастью, никого из моих не встречаю. Положа руку на сердце, не готов говорить с кем-либо.

Спускаюсь по лестнице четыре пролёта. В холле стаскиваю с себя халат и грёбаные бахилы. Выбрасываю всё в мусорку и выхожу на крыльцо, по пути доставая из кармана сигареты и зажигалку.

Сажусь прямо на ступеньки.

Потряхивает. Пальцы дрожат, пока подкуриваю.

Затягиваюсь до рези в лёгких. Медленно выдыхаю и пытаюсь прийти в себя после разговора с отцом. Размотало меня конкретно.

— Как он? — голос Джугели вынуждает открыть глаза.

Девчонка стоит напротив. Всё это время ждала внизу. Сама вызвалась сопроводить меня в больницу.

— Готовят к операции.

— Вам удалось спокойно поговорить?

— Да.

Кивает и ни о чём больше не спрашивает.

Подходит ближе. Замешкавшись, неожиданно протягивает ладонь и ласково проводит пальцами по моим волосам.

Вроде простой жест, но меня жёстко выбивает, как и в случае с тем поцелуем, который я прокрутил в своей голове уже, наверное, сотню раз.

Зачем делает всё это? Играет со мной?

Улетит ведь опять в свою чёртову Барселону. Ляжет под своего тренера. Будет вот также его целовать.

Дёрнувшись в сторону, встаю со ступенек и делаю ещё одну глубокую затяжку.

— Мне надо в одно место.

Не смотрю на неё.

Чёрная ревность уже кипит кислотой по венам, и это не к добру.

— Я с тобой, — произносит она растерянно.

— Нет, я хочу побыть один. Езжай к Полине, — бросаю окурок в урну и шагаю к калитке.

*********

Странное человек существо… Верующим становится в определённые моменты, продиктованные обстоятельствами. Как только случается что-то в жизни лютое — ноги сами ведут в места, подобные этому.

Я — не исключение. В церкви был очень давно, но почему-то именно сегодня захотелось оказаться в её стенах.

Приходится взять с собой Софию. Мелкая догоняет меня уже за калиткой больницы и прилипает намертво.

Едем на такси в Покровский монастырь. Вроде по-другому его ещё называют храм Матроны Московской на Таганке.

Покупаем свечи, оставляем их перед ликами святых. Заказываю всем близким в церковной лавке сорокоусты о здравии, помня о том, что мать всегда так делала.

На улице становимся в очередь и час сорок спустя попадаем к чудотворной иконе Матроны. Слышал, что обратиться к ней за помощью едут люди со всех уголков нашей необъятной страны.

Тоже стою перед ней. Тоже прошу. Только об одном: чтобы с батей всё было хорошо.

— Давай и туда заглянем, Марс, — Софа тянет меня к бювету.

— Зачем?

— Как зачем? Попьём святой воды. Наберём для наших пару бутылочек. Папе завтра отнесём. Полине дашь.

— Ну идём.

В итоге и пьём, и набираем, как она хотела. Ещё и умыть лицо меня там заставляет.

— Замёрзла? — взявшись за руки, направляемся за ворота.

Мороз. Снег. Стояли на улице долго. Не хотелось бы, чтобы она заболела.

— Немного. А куда греться пойдём? В кафешку может? Или к себе в гости позовёшь? Переночую у тебя, — загорается тут же новой идеей. — Закажем пиццу, посидим посмотрим какой-нибудь дурацкий фильм, как раньше. В снежки ещё можно у вас в парке поиграть!

— Давай зайдём куда-нибудь перекусить, а потом я отвезу тебя домой.

— Не хочу домой, Марсель, — ноет капризно. — Мама и Мила постоянно плачут. Не могу там находиться.

— Я завтра ночью улетаю.

— Так это ещё сутки впереди.

Молчу.

— Ой, просто скажи, что хочешь побыть не со мной, а с этой своей грузинкой.

Дуется, а я в ответ вопросительно выгибаю бровь.

— Мы видели её рядом с тобой. Она в твоей квартире живёт сейчас, да?

— София…

— Девчонки девчонками, а я сестра! Тоже имею право на совместное времяпровождение. Поехали, а, — просит, состроив грустную моську. — Я так скучала по тебе, Кучерявый…

— Ладно. Напиши маме.

Вынужденно сдаюсь, хотя чувствую себя из-за проблем с алкоголем, мягко говоря, неважно.

— Ура-ура! — Мелкая радостно хлопает в ладоши.

— Только чур уговор. Веди себя с ней нормально. Поняла?

— Замётано! И если тебе интересно, я давно изменила к ней своё отношение.

— И почему же?

— Потому что постоянно слушала твои песни. Невозможно ненавидеть человека, которого так сильно любит родной брат.

Никак не комментирую вышесказанное. Вызываю машину.

Сонька всю дорогу без умолку болтает. Рассказывает про свои школьные приключения и желание родителей отдать её в отделение кадетского корпуса, которое недавно открыли у нас в Красоморске.

— Прикинь? Это им Петровна напела.

— Кто?

— Классуха моя. Она ж от меня вешается. Постоянно предкам жалуется. Вот недавно и выдала: «Мол, вашей Сонечке надо бы туда». Овца!

— Может и правда надо? Вы ж реально на пару с Ярославом этим закошмарили там всех.

То расфигачат что-нибудь во время ссоры, то подерутся, то урок сорвут. И так на постоянку.

— Вот его, козла, пускай туда и переводят!

— Скучать не будешь? — хмыкаю.

— Кто? Йа??? — пища, пучеглазится. — Да я блин перекрещусь! Достал он меня за эти годы неимоверно! Дебил! Вот вообще не понимаю, что в нём Степанова нашла, — выразительно кривится. — Ходят они в кино. Гуляют, видите ли. Фу!

Смеюсь.

Она так забавно выглядит, когда говорит про этого мальчишку.

— А ты откуда знаешь про кино? Следила за ними, что ль?

Краснеет до самой шапки.

— Вот ещё! Мы просто с Никитосом туда ходили на этот же сеанс. Так совпало! — оправдывается спешно.

— Ага, совпало. Выползай давай, приехали.

Выбираемся из такси. Минуя КПП моего ЖК, топаем в супермаркет, чтобы прикупить по мелочи то-сё, и пятнадцать минут спустя поднимаемся в квартиру.

— Мне собаку подарили, — делюсь этой инфой уже перед дверью.

— Офигеть! И ты ещё не хотел звать меня в гости?! Обалдел, что ль?

Достаю ключи. Вставляю в замок и проворачиваю.

Ушла? Думается тревожно.

Но нет. Когда заходим, вижу, что со стороны кухни горит свет. Оттуда же доносятся звуки телека, женские голоса и чудный аромат.

Последнее улавливаю моментально, учитывая, что в желудке двое суток пусто.

Не до еды было ни вчера, ни сегодня. Отделение полиции и больница напрочь отбили аппетит.

— Пошли посмотрим, что там у них есть.

Разуваемся, оставляем верхнюю одежду в шкафу и, помыв руки, отправляемся на кухню.

— Привет, — здоровается с девчонками Мелкая.

— Привет, София.

Джугели выглядит порядком удивлённой.

— Чё готовите? — сестра поочерёдно заглядывает в сковороду и кастрюлю. — О! Пасту с креветками?

— Да. Пицца ещё в духовке.

Ведьма, не иначе.

— Как мы удачно зашли! Ой, а это что за прелесть? — скачет к Полине, тискающей пса, и всё… Мы её, считай, потеряли. Увлекается питомцем, ничего другого не надо.

Подхожу к Джугели со спины, почти вплотную. Открываю дверцу шкафчика и тянусь за стаканом, попутно незаметно втягивая носом запах её волос.

Как ни крути, а держаться от неё на расстоянии — та ещё задачка. Со времён школьной скамьи.

— Помочь?

Вижу, что приготовила дуршлаг и собралась сливать воду.

— Не надо, я сама, — отвечает, сосредоточенно глядя на бурлящий кипяток.

Сами с усами.

— Отойди.

Отодвигаю её влево, чтобы не мешалась.

— Вот возьми.

Забираю у неё полотенце.

— Что значит вы ещё не придумали кличку щенку? — слышу, как возмущённо верещит Софа. — Он у вас так и будет ходить безымянным, что ли? Непорядок! Надо срочно подыскать имя. Скажи же, Марсель?

— Ага, — беру в руки кастрюлю.

— Только надо прям серьёзное подобрать. Это вам не шпиц какой-нибудь. Готовы рассмотреть варианты?

— Не торопись. Я ещё не решил, что с ним делать.

— Как что? Оставлять себе, естественно!

Справившись со своей миссией, протягиваю полотенце девчонке.

— Спасибо, — пытается его забрать, но я не отдаю его вот так сразу.

Смотрим друг на друга.

Сначала на глаза её колдовские залипаю. Потом опускаю взгляд ниже, на губы. Розовые. Пухлые. Манящие.

До сих пор не могу поверить в то, что сама меня поцеловала. Горячо, решительно, с вызовом.

Чуть сердечный приступ не словил там от шока. Чего угодно ожидал от неё, но только не этого.

Было охренеть как неожиданно. И охренеть как хорошо. Я будто умер и в рай попал.

— Креветки помешай. Сгорят, — разжимаю пальцы, отпуская край полотенца.

Её скулы заливаются румянцем и она тут же отворачивается к сковороде.

— Что с чемоданом? Решила как-то проблему? Или планируешь и дальше таскать мои футболки?

На самом деле, мне дико нравится видеть их на ней, но отказать себе в удовольствии смутить её по полной, я не могу.

— Чемодан нашли, но он ещё не в Москве. Завтра поеду забирать вещи Полины. Она поделится со мной чем-нибудь.

— Куда поедешь? — переспрашиваю, нахмурившись.

— Туда. Хозяйка позвонила. Сказала, если не явимся за вещами в течение двух дней, она всё выбросит.

— Одна ты туда не поедешь.

— Я не могу взять Полину, — понижает голос и косится на подругу, пытающуюся дрессировать собаку.

— Я сказал тебе, — повторяю ещё раз.

— У вас там креветки не горят? — громко осведомляется Соня.

Джугели закатывает глаза и возвращается к приготовлению ужина.

Сам ужин, кстати, проходит относительно ровно. Девчонки все вместе накрывают на стол, а потом, пока я активно набиваю желудок, общаются между собой на разные темы. Даже у Филатовой молчать сегодня не получается. Потому что моя систер кого угодно достанет.

— Зачем ты пошла работать в школу, Полин? Это ж пипец! Дурдом на выезде.

— Кто-то ведь должен помогать ребятам справляться с их проблемами.

— Сами пусть справляются. У них в конце-концов есть родители. Вот и пусть занимаются, иначе зачем рожали?

— Не все семьи благополучные, Сонь. Разные случаи встречаются.

— И всё равно, не представляю, как ты там работаешь!

— Как все.

— Эх, жалко, что в Красоморске не бываешь. Я бы привела тебе на консультацию одного индивида. Для постановки диагноза. А вообще, если вернутся к нашему разговору, выбор Дениса и Джугели, то есть Таты, — осекается, глянув в мою сторону, — мне ближе. Быть крутым спортсменом — классно. Трудно, наверное, но оно того стоит, мне думается.

— Стоит.

Краем глаза замечаю, как сникла Полина, услышав имя Дениса.

— Я знаю, что согласно рейтингу, ты входишь в ТОП-50, — с умным видом заявляет эта додельница.

Чтоб вы понимали, она не просто отслеживала успехи Джугели. Она ещё и мне о них периодически докладывала.

— Да. После US Open были ещё удачные соревнования и мне посчастливилось продвинуться выше в турнирной таблице. А ты не бросила секцию самбо?

— Нет.

— Продолжает отрабатывать приёмы на бедном Ярославе, — вставляю свои пять копеек я.

— Так уж и бедном! Ты вообще в курсе, что он стал тоже ходить на рукопашку?

— Ну так правильно, чтобы от тебя обороняться.

— Кучерявый, не беси… — цедит сквозь зубы. — Но вернёмся к беседе о карьере.

Бля, не могу. Она в свои двенадцать такая деловая, что мама дорогая.

— Вполне возможно, что в итоге я стану адвокатом. Дедушка Игорь говорит, на меня одна надежда. Эти поют. Петька рисует как гений, а на мне, внимание цитата, — выставляет палец вверх, — природа отдохнула. В плане талантов всяких.

Джугели едва сдерживает улыбку.

— Зато я унаследовала его хватку, стрессоустойчивость и аналитический склад ума. Буду профессионалом своего дела, если что.

— Даже не сомневаюсь.

— Паста — огонь, почти как у мамы. У неё руки растут из нужного места, Марсель. Чего мы идём фильм смотреть?

— Ребят, спасибо за ужин, я прилягу, с вашего позволения. Голова разболелась.

Обманывает, сто процентов. Глаза вон на мокром месте.

— Так… Филя слилась. А вы двое?

— Они составят тебе компанию. Тат, убираю я.

— Да перестань, я сама.

— Нет, без разговоров. Ты готовила. Идите, — машет рукой.

Если вкратце, вскоре мы меняем локацию и сидим уже перед огромной плазмой в комнате. Сонька, бесконечно тискающая щенка, устраивается на ковре, обложившись подушками. Мы с Джугели занимаем диван.

— Только не включай этого своего любимого шрамоносца. До сих пор помню наизусть названия всех частей и заклинаний.

— А ну перечисли.

Средний палец ей показываю, и она хихикает.

— Тогда на выбор: «Из тринадцати в тридцать», «Один дома» или «Терминатор»?

— Мне по хрен ваще, — внаглую укладываюсь на коленки девчонки.

Прям как раньше.

— Тата, какой фильм смотрим? — спрашивает у неё София.

— Первый. Судя по названию, я его не видела.

— Да ты чё, сириусли? Это ж известная комедия про девчонку, мечтающую превратиться во взрослую женщину.

— Включай уже, трынделка.

— Включаю.

— И свет погаси, — требую, зевая. — Чтоб как в кинотеатре.

— Угу. Только не вздумай уснуть, — грозится она, исполняя приказ.

— Тяф!

— Раздраконила? Заткни его.

Чердак раскалывается. Уснёшь тут.

— Фу, как грубо.

— Сонь, я серьёзно.

— Всё-всё. Он будет молчать, — обещает, регулируя звук на телеке.

Собственно, так начинается кинопросмотр. И если первые минут пятнадцать я ещё пытаюсь как-то отслеживать сюжетную линию смутно знакомой комедии, то потом тупо забиваю.

Мне дерьмово.

Ломает. Хочется принять что-то. Или выпить.

Ищу руку девчонки, дабы отвлечься от навязчивой идеи осуществить то, что требует организм. Кладу её ладонь себе на башку и, как только пальцы начинают медленно перебирать пряди волос, закрываю глаза, переключаясь исключительно на эти ощущения.

Скучал по Ней так, что иной раз впору было сдохнуть…

Почему-то меня всегда нездорово штырило, когда она делала это.

Кайфовал тогда.

Кайфую до сих пор.

Хотелось и хочется, чтобы касалась.

Чтобы просто была рядом. Вот как сейчас.

— Я одна смотрю фильм? — тихо интересуется по происшествии энного количества времени.

Нехотя заставляю себя разлепить глаза.

По ходу, да.

Измученная крайними событиями Сонька, дрыхнет на пару с шерстяным. С меня, понятно, зритель тоже так себе.

— Джугели, — таращусь в экран телека.

— М?

Класть на этого Хулио. Она ведь здесь сейчас.

— Можешь полететь со мной?

Глава 28

Тата

София — это, конечно, нечто.

Официально признаю: моя симпатия к младшей сестре Абрамова совершенно точно не знает границ, ибо нравится мне в этой девчонке абсолютно всё: и буйный нрав, и непростой характер, и непосредственная прямолинейность. Про природное обаяние и чудные «фирменные» кудряшки вообще молчу.

— Миска, пелёнки, расчёска, щётка зубная, шампунь, игрушки: канатики, мячик, во такой симпатичный заяц и ещё лежак. Видишь, какой шикарный! — хвастается она перед Полей покупками, когда возвращаемся из зоомагазина.

— М-м-м… Чтоб я так жила.

— А ошейник заценила? Круть же?

— Да.

— Мы с Татой вдвоём выбирали. Где малыш? Надо бы срочно примерить.

— Спал в комнате.

— Пойду посмотрю, вдруг проснулся.

Несётся в коридор.

— Тата, — подруга понижает голос, — ты почему отказалась с ним лететь?

— Полин…

— Ты не можешь нянчиться со мной бесконечно.

— Не в этом дело.

— В этом разумеется! Не делай из меня дурочку.

Вздыхаю, рассматривая физиономию игрушечного зайца.

— Ты должна находиться с ним. Видишь ведь, как ему плохо?

— Вижу.

Утром мы с Марселем провели бок о бок целый час в её съёмной квартире, но, увы, прошёл он в немом молчании. Я собирала вещи Полины. Марсель наблюдал за мной и курил.

Не обмолвившись и словом, вернулись сюда. Он проспал до двух, а потом уехал.

Просто ушёл, пока я была в душе. Вот так. Даже не попрощался…

— Человек на грани, а значит может сорваться в любую минуту. Вон, пожалуйста, аэропорт. Отличная возможность. Поверь, он ещё до рейса накидается в баре так, что, дай бог, на самолёт вообще сядет.

— Я тоже думала об этом.

— Тут и думать не надо. Проходили уже. Хватит заниматься ерундой. Позвони и скажи, что вы летите вместе.

— Как мне тебя оставить?

Сердце буквально разрывается на части. И его отпускать одного не хочу, и Полю бросать страшно.

— Не переживай. Всё будет нормально. Присмотрю за вашим щенком. Давай, Джугели. Сейчас нужно поддержать парня. В одиночку он не справится.

Заключаю её тоненькую фигуру в объятия. Закрываю глаза.

С души будто камень упал.

— Поль, спасибо тебе.

— Да за что? За то, что бросила всё из-за меня в Барселоне?

— Я не жалею. Работать с Бланко было невыносимо, сама знаешь.

— Беги, — подмигивает, отклонившись назад.

Смотрим какое-то время друг на друга.

Сжимаю её ладонь.

— А вдруг билетов уже нет?

— Чего гадать? Посмотришь в такси. В крайнем случае, полетишь следующим рейсом.

— Верно.

— Иди собирайся.

Отпускает меня и я, бросив взгляд на часы, метеором мчусь в комнату.

— Смотри, как подошла ему расцветка! — София демонстрирует ошейник на сонном питомце.

— Красиво, — мельком глянув на Шерстяного, открываю шкаф и ворую оттуда пару футболок.

— А чё такое происходит?

— Еду догонять твоего брата.

— А он из больницы сразу в аэропорт.

— Знаю.

— Погоди, — ставит щенка на пол, — ты всё-таки решила принять его предложение?

— Подслушивать нехорошо. И доносить тоже.

Не спала вчера, хитрюга мелкая!

— Так я ж во благо, — отзывается невозмутимо. — Поля молодец, грамотно уболтала тебя. Всё будет тип-топ. Летите с миром, дети. За нас не переживайте, мы с Филей прекрасно проведём время в ваше отсутствие.

— Мы? — поворачиваюсь. — Ты хочешь остаться с ней?

— Скажу маме, что поживу пока с Полиной. Мол, она за мной присмотрит. На самом деле мы-то с тобой понимаем, да, — шёпотом продолжает, — присмотрю за ней я.

— Спасибо, Сонь.

— С тебя крутой сувенир.

— Принято.

— И это, снежная королева, будь поласковее с моим братом, ок? — кричит мне вслед.

— Хорошо, — обещаю, улыбаясь. Так странно, слышать от неё подобное.

В прихожей нахожу свою сумку. Открываю её. Визуально осматриваю содержимое и, убедившись в том, что там есть все вещи первой необходимости, начинаю быстро одеваться-обуваться.

— Мы пришли тебя провожать, — объявляет Сонька, прижимая к груди пёселя.

— Поль, там на кухне моя зарядка от телефона.

— Уже несу.

Подруга появляется из-за угла с этой самой зарядкой в руках.

Я в этот момент вызываю такси.

— Держи.

— Всё. Я уехала, девочки, — застёгиваю молнии на сапогах и встаю.

— С Богом, Тат.

Обнимаемся с Полиной. Она целует меня в щёку.

— Удачи!

— Пока, Сонь!

— Пока! — машет щенячьей лапой, обладатель которой в этот момент пытается куснуть её за пальцы.

— Вы пишите-звоните мне, ладно?

— Вот ещё! Беспокоить вас будем.

— Поль…

— Иди. Машина, наверное, уже приехала.

Забираю сумку и проворачиваю замок.

— Давай, счастливо! — машет Филя.

— Не разрешай Кучерявому пить, пожалуйста. Тотал контрол! — высовывается из-за двери Соня.

— Постараюсь. Закрывайтесь.

Тороплюсь к лифтам. Нажимаю на кнопку и нетерпеливо жду, пока одна из кабин доедет до моего этажа.

— О, сегодня вы одеты, надо же!

— Добрый день.

По случайному стечению обстоятельств, снова еду вниз с хозяйкой клаустрофоба Люцифера, по традиции тявкающего на меня всю поездку.

— Слышали, недавно полиция арестовала какого-то преступника в нашем доме. Кошмар, с кем квадраты делим? Вот вам и элитная жилплощадь.

— Он не преступник, — цежу сквозь зубы.

— То есть?

— То и есть, — спиной к ней поворачиваюсь и, благо, диалог наш на том и кончается.

Холл. Аллея. КПП.

Пару минут спустя сажусь в такси и, сверив с водителем адрес конечной точки, открываю приложение, чтобы найти билет.

Удача, невероятное везение или судьба — не знаю, но билет до Питера купить удаётся. Как раз на тот самый рейс, которым улетает Абрамов.

Прохожу онлайн-регистрацию, чтобы не тратить время на простой в очереди к стойке.

Тирлям.

Мне прилетает сообщение от незнакомого абонента.

«Я выяснила: Кучерявый ещё в больнице у папы в палате»

А затем ещё одно.

«Там родственники наши приехали. Я велела им, чтобы они его задержали»

Сонька.

Отправляю Штирлицу смайл-поцелуй. Сохраняю номер и поворачиваюсь к стеклу, о которое ударяются снежинки.

А Москва-то, оказывается, вовсю готова к грядущему Новому Году… Улицы украшены гирляндами, арками и нарядными ёлками. Витрины магазинов пестрят разноцветными огоньками, заманивая прохожих.

Надо же. В свете всех произошедших событий я как-то и забыла про надвигающиеся праздники. Всегда раньше так их ждала…

— Здесь? Вам больница нужна?

— Да. Спасибо.

Водитель тормозит у шлагбаума и я торопливо выбираюсь из машины, надеясь на то, что успею поймать Марселя до того, как он уедет в Шереметьево.

Прохожу на территорию больницы.

Пока иду, пытаюсь при помощи хорошо знакомой дыхательной техники угомонить взбудораженное сердце, гулко толкающееся в рёбра.

Снег сыпет вовсю.

Прячу руки в карманы от мороза.

Останавливаюсь и выдыхаю с облегчением, когда замечаю своего Кучерявого в компании взрослых мужчин.

Они стоят чуть левее лестницы. Курят и о чём-то разговаривают. Однако как только мы встречаемся с Марселем глазами, он выбрасывает окурок, прощается с ними и направляется в мою сторону.

— Джугели, ты меня преследуешь? — поравнявшись со мной, спрашивает вопросительно выгибая бровь.

— Размечтался, — поджимаю губы.

— Что тогда? Пришла попрощаться? Надумала вернуться в эту свою Барселону?

— Нет.

— У меня закончились версии.

Склоняет голову набок. Смотрит на меня. Ждёт разъяснений.

— Я решила, что надо слетать к матери в Питер. Купила билет и раз уж у нас один самолёт…

На его бледном, измученном недосыпом лице, появляется тень улыбки.

— Что? — уточняю хмуро, ощущая, как горят при этом щёки.

— Твоя мать на пару с Даней летит сюда. Она звонила утром родакам. Хотят с отцом увидеться.

Чего?

— Не скоординировались…

Опускаю взгляд.

Вот блин! Ну мама! Могла бы и предупредить!

— Джугели…

Сквозь стыд и смущение, заставляю себя взглянуть на него.

— Будешь издеваться или шутить на эту тему, клянусь, я…

Протягивает руку. Накидывает капюшон мне на голову.

— Спасибо, Тата.

Когда я решила полететь с Марселем в Питер, я не учла одну вещь — популярность солиста группы «Город пепла».

С того момента, как мы оказываемся в аэропорту, меня не покидает стойкое ощущение того, что за нами постоянно наблюдают.

А желающие сфотографироваться? Молодёжь в этом плане без комплексов совершенно. Особенно девчонки.

И ладно бы только это. Неприятно поражает другое: люди ведь, не стесняясь, снимают Его на вездесущие телефоны. Причём везде. В зале ожидания, у гейта, в самолёте.

Кстати, про самолёт… Парня не устраивает вариант, при котором мы должны находиться в разных концах салона. Не знаю как, но ему удаётся договориться со старшим бортпроводником, и по итогу сидим мы рядом в бизнесе.

Всё также молча. Правда держась за руки, ведь в какой-то момент его ладонь уверенно касается моей…

— Как красиво…

Несколько часов спустя стою у окна нашего гостиничного номера. Вид отсюда открывается просто невероятный! Прямо на Исаакиевский собор.

— Я почти всегда здесь останавливаюсь. Удобно. Вышел — всё рядом. Гуляй по Невскому до утра, — тоже смотрит на улицу.

— Во сколько репетиция?

— Надо ехать, — Марсель вскидывает запястье с часами.

— Уже?

Мы только-только из Пулково приехали.

— Да. Ты ведь со мной? Раз уж навестить мать не вышло, — добавляет, ухмыльнувшись. За что, собственно, и получает локтем в грудь.

— Не знаю. Насколько это будет уместно?

— Более чем.

— Есть полчаса?

— Есть.

— Мне нужно в магазин одежды. Я всё ещё без вещей.

— Тогда идём. Знаю одно место. Тут недалеко.

*********

Итак, девять вечера.

После посещения магазина, покупки вещей и ссоры, возникшей на почве того, что Марсель самовольно оплатил покупку, едем в клуб.

Невероятно, но приезжаем мы в тот самый A2, попасть в который летом для нас с Филей оказалось проблемой, ввиду отсутствия доступных билетов.

Вот ведь надо же…

— Привет. Как долетели?

Илона, одетая с иголочки и встретившая нас почти у самого входа, несмотря на прозвучавшее «долетели», здоровается как будто бы исключительно с ним.

— Пойдёт.

— Ты плохо выглядишь, — констатирует концертный директор, встревоженно взглянув на своего артиста.

— Я вижу своё отражение в зеркале.

— Извини.

— Что по завтрашнему дню?

— Фестиваль начинается в двадцать часов ровно. Вы выступаете последними, — разъясняет на ходу, цокая шпильками. — То есть выход где-то в промежутке от двадцати одного сорока до двадцати двух ноль-ноль. Исполняете семь песен.

— Ясно.

— Горин должен прилететь днём. Его пригласили, как представителя лейбла. Какие-то награды то ли вручать, то ли получать.

— Плевать на эти награды.

— Аппаратура настроена. Ребята уже начали репетировать.

— Саундчек завтра во сколько?

— Думаю, часов в шесть.

— Окей.

— Я сделала то, о чём ты просил, — достаточно холодно произносит.

— Спасибо.

— В следующий раз предупреждай заранее, пожалуйста.

Вроде и разговаривают друг с другом относительно нормально, но вот в такие моменты прям остро чувствуется, что между ними пробежала чёрная кошка.

— Как отец?

— Ты была у него позавчера сама. Сегодня звонила матери. Зачем спрашиваешь?

— Что такого? Не могу спросить? — явно с обидой отзеркаливает она.

Не знаю, чем закончился бы этот напряжённый диалог, если бы мы не оказались в огромном пустом зале, где Ромасенко отрывается на барабанах.

— Я скоро вернусь, присядь вон там на випке, — говорит Марсель, наклонившись к моему уху.

— Как туда пройти? — озадаченно хмурю брови.

— Я провожу, — неожиданно для нас обоих предлагает Илона, проследив за моим взглядом.

И да. Она действительно делает это. Отводит меня наверх, неплохо ориентируясь в лабиринтах внутренних коридоров.

— Как себя чувствует Полина?

— Позвони и узнай.

— У меня нет её номера.

Усмехнувшись, киваю.

— Сложно сказать?

— Не уверена, что тебя это по-настоящему волнует.

— Волнует. Не нужно делать из меня монстра. Марсель употреблял что-нибудь вчера или сегодня? — интересуется тоном прокурора, когда поднимаемся по лестнице.

— Почему ты мне задаёшь этот вопрос?

— Очевидно потому что ты знаешь ответ, — отбивает бывшая подруга рикошетом. — Так что? Да/нет?

— Нет.

— Наверное, только поэтому он здесь. Раздражённый, агрессивно настроенный, но здесь.

— Ему очень тяжело сейчас.

— Ты считаешь, я этого не понимаю? Вообще-то, я довольно тепло отношусь к его семье.

Оно и видно. Приходила в больницу. Лично звонила его матери.

— Нельзя перенести оставшиеся концерты на будущий год?

— Джугели, — поджимает губы, — если бы ты знала, сколько их было перенесено…

— Тогда его отец не находился между жизнью и смертью.

— Думаешь, кого-то всерьёз беспокоят наши личные проблемы? Гендиректора лейбла, организаторов, людей, купивших билеты. Я итак наизнанку с АВГУСТА выворачиваюсь, то и дело прикрывая Марселя со всех сторон.

— Месяц целенаправленно подчеркнула? — выгибаю бровь, глядя ей в глаза.

— Всем прекрасно известно: Марселя понесло после твоего появления, — отзывается, воинственно выдержав взгляд.

— Он действительно хочет уйти из группы?

— Большей глупости и представить нельзя.

В этом я с ней согласна.

— Это будет конец для «Города». Нового солиста не примет ни коллектив, ни поклонники.

— Ребята говорили с ним на эту тему?

— Марсель в пух и прах разругался с каждым из них.

Оно и заметно. Парни даже не поздоровались друг с другом. Просто начали играть песню сначала.

— Паше и тому досталось. На прошлом концерте они чуть не подрались.

— Из-за чего?

— Из-за бутылки. Которая стала для Кучерявого дороже друзей, — констатирует, глядя на сцену.

— Не надо так. Это неправда.

— Послушай, — поворачивается ко мне. — Отрадно, конечно, что ты снова появилась в его жизни, в контексте того, что он этого очень ждал, но давай скажу, как есть…

— Говори, — прищуриваюсь.

— Ты опять всё пропустила. Уже по традиции.

Намекает на аварию, разумеется.

— А если без яда?

— Я про очередной тяжёлый период. Ты и представить не можешь, в каком состоянии мы его видели. Под чем и как часто, — делает многозначительную паузу. — Сколько раз он пропадал. Сколько раз мы его искали, забирали чёрт знает откуда. Сколько разговаривали, уговаривали обратиться к врачу. А как к этому самому врачу возили кодироваться? Дважды! Второй раз чуть ли не насильно скрутив.

— И чем это кончилось? Человек должен сам осознать, что ему нужна помощь.

Илона опять натянуто улыбается.

— Хорошо умничать со стороны, верно? Тебя ведь всё это не коснулось. Меня, как друга и концертного директора, да. Ребят, как друзей и участников группы, естественно, тоже.

— Пусть меня не было рядом тогда, но сейчас я с ним и постараюсь сделать всё, что от меня зависит.