Прости за любовь

Да. Пожалуй, оставим так.

— Поль, как думаешь, красиво?

— Очень, — утвердительно кивает подруга. — Чёрный с золотым — это шедевр. Стильненько.

Телефон, лежащий на столе, начинает вибрировать.

— Алло, Паш, — отвечаю шёпотом. — Поняла.

— Приехали?

— Да. Иди постой на стрёме, Поль, — сбрасываю вызов.

— Что делать, если он проснётся?

— Просто не пускай его сюда.

— Ну хорошо.

Ныряю в коридор. Задача — тихонько выпорхнуть из квартиры и встретить гостей.

Теперь моя очередь организовывать Кучерявому сюрпризы.

— Доброе утро!

Первыми из лифта выходят Абрамовы.

— Привет! — здоровается со мной София. — Смотри, какого медведя я буду дарить, — разворачиваясь, демонстрирует огромного мишку, фактически с неё ростом.

— Рокер?

— Ага.

Очки. Кожаная куртка, бандана. Всё как надо.

— Прикольный.

— Здравствуй, Тата, — Дарина Александровна обнимает меня и, улыбаясь, кивает на дверь. — Спит?

— Да.

— Успели значит. Держи. Здесь капкейки и заварные пирожные, — отдаёт мне бумажный пакет. — Торт у Яна. Мы его чуть не потеряли, Боже! Таксист решил, что он Шумахер. Едва в аварию не попали, представляешь?

— Да вы что!

— Ты же помнишь, как мы вчера пол дня этот торт делали, — присоединяется к разговору Мила. — Клянусь своими связками, я бы не пережила, если бы с ним что-то случилось.

— Правильно, похер, что чуть главу семьи не потеряли, — саркастично выдаёт Ян Игоревич. — Главное торт!

— Не придирайся к словам! — смеясь, отмахивается жена.

— Дайте уже пройти, Абрамовы, — недовольно ворчит самый старший из них. — Привет, моя грузинская красавица!

— Здравствуйте, Игорь Владимирович.

Всё ещё испытываю некоторую неловкость в те моменты, когда он крепко стискивает меня своими ручищами и по-свойски прижимает к себе, прямо как родную.

— Ну чё, не ударил в грязь лицом наш Кучерявый? — берёт меня за запястье и его взгляд задерживается на кольце.

— Нет. Он молодец.

— Мои гены, — подмечает горделиво.

— Мы с мамой обрыдались, пока смотрели видосы, — качает головой Мила. — Брат у меня ещё тот романтик! Песня. Вертолёт, яхта. Эх… Вот это я понимаю, предложение, — мечтательно вздыхает.

Песня?

— Тоже замуж хочешь, что ль? — фыркает София.

— Конечно хочу. Любая девочка об этом грезит.

— Не любая, — кривится младшая. — Лично я лучше умру старой девой. На фиг нужен этот муж? Уж лучше кошками обзавестись.

— Сонь, ты чё ненормальная? А как же свадебное платье?

— Сама ты ненормальная, из-за платья замуж выходить.

— Считаешь, нет достойных претендентов на твою руку?

— Естественно их нет!

— Ну и самомнение!

— Я реалистка.

— Ты дурочка.

— Сама дура. Кругом не пойми кто. ГП не в счёт. Разве что среди них есть достойные претенденты.

— Это кто же?

Спор не успевает разгореться. Потому что на нашем этаже останавливается лифт, из которого появляются ребята.

— О, а вот и претенденты, — хмыкает Ян Игоревич.

— Всем доброе утро! — бодро приветствует собравшихся Чиж.

— В пол девятого оно добрым не бывает, — сонно цедит Ромасенко.

— Привет. Привёз. Держи. Осторожно.

— Спасибо, Паш! — аккуратно забираю свой подарок.

— Ну чего мы? Идём? Раз все в сборе.

— Да.

— Только тихо.

Дружной толпой перемещаемся в квартиру.

Людей много поэтому, разумеется, не обходится без мелких эксцессов. Чиж задевает спиной ложку. Та падает на пол. Игорь Владимирович спотыкается о тапочки и выдаёт нам порцию брани. Рокки, прибежавший на грохот, начинает прыгать на медведя, очевидно, приняв его за своего собрата.

— Полин…

— Он в душе. Туда пришлось пустить ввиду физиологических потребностей.

— Ладно. Давайте все на кухню.

Спешим с Дариной Александровной туда первыми. Хватаю с холодильника свечи.

— Ой, как клёво! — Мила задирает голову. — Сколько шаров! Ты когда успела?

— Рано утром курьер привёз.

Родители Марселя как-то странно переглядываются.

— Что-то не так? — уточняю, нахмурившись.

— Всё так. Просто вспомнила, как вот также поздравляла Яна в школе. Шарики ему привезла, подарок. Тащила их с другого конца Москвы. А он меня выгнал. Даже на порог не пустил.

— Чё? Пап, ты совсем ку-ку? — перестаёт улыбаться Мила.

— Во-первых, у меня дома была компания парней. Во-вторых, я хотел её спасти.

— Спасти?

— Тогда у вашей матери ещё был шанс не связываться со мной, — Ян Игоревич смотрит на жену и ласково стирает с её щеки слезу.

— И чем же дело кончилось?

— Чем. Она ушла.

— А шары?

— Шары и подарок я забрал в квартиру.

— Вот хитрый жук!

— А чего добру пропадать?

— Там вода перестала шуметь, — докладывает Чиж. — Выйдет сейчас, наверное.

— Ой! Приготовьте кто-нибудь зажигалку!

— Ма, открывайте торт скорее!

— Где ребята?

— Да тут мы, тут.

Кухня у Марселя просторная, но в данную минуту здесь очень много людей и свободного места практически нет. Яблоку, как говорится, негде упасть. Ещё и Рокки скакать пытается, нападая на медведя.

— Чиж, найди песню из Чебурашки про днюху.

— Тихо вы! Он не должен догадаться, что все мы тут!

Втыкаем с Милой свечи в четыре руки.

— Дайте цифры сюда. Блин нет, это тридцать два, что ль? — в ужасе на них смотрю.

— Пхах, так и оставьте! — смеётся Игорь Владимирович.

— Ерунда, — Мила разламывает их посередине и меняет местами. — Вот и всё. Поджигай, что стоишь, — недовольно командует Паше, приготовившему зажигалку.

— А хлопушки когда взрывать, Ромас?

— Никитос, не задавай глупых вопросов. Зайдёт, стрельнем.

— И хором, как договаривались, скандируем «С днём рождения!»

— Ага, ясно.

— Приоткройте окно, дышать нечем.

— Тебе плохо, Ян? — беспокоится Дарина Александровна.

— Нет, не кипишуй, жена, просто здесь душно.

— Включите кондиционер.

— Всё тихо. Заткнитесь все, — шикает София. — Кто скажет слово, тот будет мыть за всеми посуду после праздничного чаепития.

Детский трюк, но это работает. В кухне наконец становится тихо.

— Филь, где моя жена? — доносится из коридора.

— Она пока тебе не…

— Уже считай, что да. Так где она?

— Кофе варит, видимо.

— Иди проверь, — беспристрастно бросает Полина и все мы, затаившись, ждём, когда именинник нарисуется в проёме.

— Включай песню, Чиж.

Пусть бегут неуклюже

Пешеходы по лужам,

А вода по асфальту рекой.

И неясно прохожим

В этот день непогожий,

Почему я веселый такой?

Как только Марсель, растерянный и ничего не подозревающий, появляется перед нами, все мы дружно кричим «С днём рождения, Кучерявый!»

Мальчишки взрывают хлопушки и по воздуху летят разноцветные конфетти.

— Офигеть! Вы все тут! — удивляется парень.

Я знаю, что уже давно этот день он встречает не в кругу семьи. Один. И так не должно быть.

— Загадывай самое сокровенное желание скорее и задувай свечи, — пододвигаю к нему поближе безумно красивый двухъярусный торт.

Даже не верится, что мы с Милой сделали его сами. Ну почти сами. Нами грамотно руководила мама Марселя. Я ею, как хозяйкой, безмерно восхищаюсь.

— А если моё желание уже сбылось?

От его взгляда становится горячо.

— Значит надо придумать новое.

— Не тормози, бро!

— Давай.

— Лады.

Пару секунд он размышляет, а потом задувает разом все свечи.

— Ура!

Хлопаем. Поздравляем. По очереди обнимаем и целуем именинника.

— Вот это сюрприз вы устроили! — разглядывает композицию из шаров.

— Держи, это тебе, брательник! — растолкав мальчишек, Сонька вручает ему медведя.

— Воу! Подарки пошли.

— Это от нас, родителей и бабушки с дедушкой. Только пообещай, что откроешь в день свадьбы.

— Хорошо. Договорились.

— Это от меня. Для новых песен, — Милана отдаёт ему дорогую кожаную записную книжку.

— И это тоже, — передаю ему чехол, украшенный огромным красным бантом, и у него тут же загораются глаза.

— Да ладно? Stratocaster? — заглянув, восклицает.

— Кастомная, — киваю.

— Охренеть! — вытаскивает электрогитару. — Это ж та, которую я хотел!

— Красивая пи…

— Не выражайся при женщинах, Ромасенко! — толкает его в бок Ян Игоревич.

— Спасибо! — Марсель меня целует. По реакции вижу, что очень доволен.

— Откуда ты…

— Друзья помогли.

— Кстати, про друзей, — произносит Паша громко. — У нас тоже есть подарок. Мы хотели дождаться свадьбы, но раз уж днюха…

— Не томи, Горький!

— Держи, — передаёт ему маленькую коробочку.

— Ну вы, как всегда отличились, братва. Меньше коробки не нашлось? — шутя, ворчит.

— Ты давно думал об этом, собирался приобрести и мы, посовещавшись с твоей семьёй, решили опередить тебя…

Марсель достаёт ключи из коробочки и неверящим взглядом смотрит на пацанов.

— Взамен того, старого, — пожимает плечом Пашка.

— Это пригодится, — Полинка ставит на стол шлем, также перевязанный бантиком.

— Ребят… — сглатывает.

Хочет что-то сказать, но не может. Зато сколько эмоций сейчас на его лице!

— Только пообещай, что в шахматы на дороге больше играть не будешь, — строго смотрит на него Максим.

*********

Чаепитие проходит весело. Заседаем в шумной, весёлой компании до самого обеда. Едим торт, который получился просто невероятным на вкус. Радуемся мегауспешному старту нового альбома. Слушаем анекдоты Игоря Владимировича и истории, которыми охотно делится Дарина Александровна.

Наблюдаем очередной жаркий спор, разгоревшийся между Пашей и Милой. Осторожно обсуждаем дату предстоящей свадьбы, запланированной на конец июля.

Хорошо на душе. Не думала, что мне так понравится быть частью большой семьи, которой у меня никогда не было…

А ещё мне очень нравится видеть, как Марсель улыбается. Так искренне и тепло, что сердце каждый раз при взгляде на него замирает.

Мы постоянно держимся за руки. Он то и дело обнимает меня. Касается волос, лица.

Когда проводив гостей, остаёмся вдвоём, горячо целует в губы, шепчет разного рода нежности и долго на меня смотрит. Смотрит так, как смотрел раньше, в далёкие школьные времена.

Не дышу. Дико стыдно от собственных мыслей, но так уже хочется, чтобы между нами всё случилось!

Я имею ввиду близость. Почему-то именно сегодня я особенно остро ощущаю потребность в этом. Отчего-то тревожно и неспокойно. Звучит как полный бред, но я словно чувствую: сейчас самое подходящее время.

Под воздействием всплеска адреналина невесть откуда храбрость берётся. Смущение отходит на второй план и что-то такое необъяснимое, волнующее мною овладевает. Маленькая женщина внутри просыпается, распуская крылья.

Целую своего Кучерявого со всей страстью, на которую способна.

Сидя сверху, снимаю с него футболку. Обнимая голыми ногами его торс, прикасаюсь ладонями к широким плечам.

Пробегаюсь пальчиками по груди и напряжённым мышцам пресса.

Поцеловать бы его живот, но пока для меня это чересчур.

Вынуждаю парня лечь.

Прижимаюсь губами к шее.

Качнувшись волной, отражаю телом его возбуждение и по спине россыпью бегут мурашки от соприкосновения в самых интимных местах.

Да, мы, вроде как, всё ещё одеты, но столь тесный контакт будоражит и сводит с ума обоих.

Сколько можно? Он хочет меня. Я — его.

Провокационно повторяю предыдущее развратное движение и наблюдаю за реакцией.

Прикрывает веки.

Дёргается кадык.

Из его рта вырывается мучительный стон.

— Тата, — выдыхает хрипло.

Давай, включай соблазнительницу, ну!

Медленно расстёгиваю рубашку. Снимаю её, встречая его горящий взгляд.

Удивительное дело, но в белье он видел меня не так уж много раз, если подумать.

Спускаю лямку от бюстгальтера с плеча. Чувствую, как заливаются румянцем щёки.

— Воу. Притормози, я ведь не железный, — не моргая, следит за мной.

Отрицательно качнув головой, сглатываю.

— Давай сделаем это, — прошу я шёпотом. — Ещё один подарок, м?

Судя по выражению лица, он в шоке и сомневается в моём решении.

— Ты…

— Сейчас, Марсель, — наклонившись к нему, перебиваю.

И как бы стойко он не держался всё это время, есть предел мужского терпения.

Срывается под моим напором.

Ладони забираются под юбку. Стискивают ягодицы.

— Тата…

Переворачиваемся.

Теперь он сверху, а я снизу. Придавлена тяжестью его сильного тела. Обезоружена ласками и поцелуями. Такими несдержанными и пылкими, что голова кругом.

— Марсель… — прижимаю к себе, обвивая руками крепкую шею.

— Я так люблю тебя, Джугели…

Петарды под рёбрами от этих его слов взрываются.

Любит. Любит!

— Сделай своей. Сделай, — посылаю свои самые сокровенные желания ему в губы.

Состояние сродни безумству. Не соображаю, что говорю. Не понимаю, что правильно, а что нет, но в одном уверена: я давно готова к этому шагу.

Сейчас в моменте есть только мы. Мы и жгучее, томительное, сокрушительное желание обладать друг другом.

— Чёрт… — обнимая меня, выдыхает зло.

Замерев, жду продолжения, но ничего не происходит.

Прорычав в подушку матерное слово, начинающееся на букву Б, приподнимается на локтях и сползает влево, оставляя меня в полной растерянности.

— Эй… Что не так? — интересуюсь осторожно.

— Всё так. Я кретин.

Рассеянно проходится ладонью по волосам. Встаёт с постели. Подходит к тумбочке и, обжигая меня голодным взглядом, берёт пачку сигарет.

Принимая вертикальное положение, поправляю юбку, запоздало смутившись.

— Марс… — наблюдаю за тем, как направляется к двери, ведущей на балкон.

— Дай мне пару минут.

Щёлкает зажигалкой. Молча курит.

— Мы договаривались быть честными друг с другом и обсуждать всё, — напоминаю на тот случай, если он забыл.

— Да.

— Что да? — психую, взрываясь.

Обидно. Всё ведь было так хорошо! Ну почему его опять переклинило?

— Тата…

— Только не говори про дань традициям, уважение и прочее, — опускаю ноги на пол. — Из нас двоих ты на этом помешан куда больше!

— Зай…

— Просто звездец, Абрамов! Как бесишь! — кулаки сжимаю.

— У меня нет защиты, — обескураженно выпаливает, выпуская дым наверх.

— Что?

— Другие методы не сработают. Я себя рядом с тобой вообще не контролирую.

До меня не сразу доходит, о чём речь, а когда доходит, кровь к щекам приливает ещё сильнее.

— Скажешь ещё потом, что нарочно тебе малого заделал.

Тушит окурок о пепельницу. Возвращается ко мне и приседает на корточки.

— Прости олуха, — упирается лбом в коленку. Целует её горячими губами и мне вдруг так за себя стыдно становится.

Парень ведь реально настроился на первую брачную ночь, иначе по-любому на всякий пожарный припрятал бы дома то, что в юности всегда и всюду таскал с собой.

— Забавно. Раньше такой проблемы у тебя не возникало, — усмехнувшись, зарываюсь пальцами в мягкие кучеряшки.

— В смысле?

— Я про защиту.

— Что за намёки? — поднимает голову и хмуро на меня взирает.

— Ты носил их даже в школу, Абрамов. Сама лично видела. В рюкзаке. В кармане куртки.

— Ты не сравнивай, да? И вообще, мы договаривались, что обнуляем всё.

— Ладно-ладно, просто шучу, — примирительно успокаиваю, почувствовав, что начинает заводиться.

— Даже не представляешь, какой это облом. Фаталити на хрен, — произносит убийственной интонацией.

— Ничего страшного, у нас есть шахматы, — ободряюще улыбаюсь. — Сыграем партию?

Глава 42

— Какие, к дьяволу, шахматы? Я сейчас вернусь. Жди меня.

Направляется в прихожую, и уже через минуту хлопает входная дверь.

Улыбнувшись, падаю на кровать и, раскинув руки-ноги в позе морской звезды, думаю о том, какой он у меня всё-таки хороший.

Кому скажи, не поверят, что действительно решил ждать до свадьбы. Это ведь сейчас такая редкость…

Вздрагиваю, когда рядом вибрирует его телефон, выпавший, очевидно, из кармана.

Беру его в руки. Смотрю на экран. Горький безостановочно трезвонит.

— Паш, он вышел ненадолго, — отвечаю, принимая вызов.

— Ты передай ему, пожалуйста, что надо срочно подъехать в зал. В пять саундчек, а у нас тут серьёзная проблема со звуком нарисовалась.

— Поняла, передам.

— Спасибо.

Он отключается, а я встаю и иду на кухню, чтобы попить воды.

Надо же, я и забыла, что сегодня вечером у Кучерявого концерт. Концерт, которого так ждёт группа! И вместе с ней семь тысяч человек, купивших билеты.

— Сонь, как у вас дела? — интересуюсь, набрав его сестру.

— В поряде.

— Квартира Игоря Владимировича цела? Рокки ещё не успел разнести её?

Пояснение: Абрамовы взяли собаку с собой. Уж очень Соня об этом просила.

— Нет. Пытался сожрать кожаный портфель, но мы спасли его. Ну почти спасли, — хихикает.

— Вот паршивец!

— Да не. Играть хотел просто. Мы с мамой купили ему светящийся мяч. Я бросаю, он носит. Так что не переживай. Он нормально себя ведёт.

— Ну хорошо. Вы когда на концерт пойдёте, оставьте его в коридоре, плотно прикрыв двери во все комнаты. Иначе испорченным портфелем дело не кончится.

Она смеётся.

— Ладно.

— До встречи, Сонь.

— Угу.

Сбрасываю вызов.

Сперва хочу отложить телефон Кучерявого в сторону, но чисто женское любопытство берёт надо мной верх. И нет, обычно я вообще не занимаюсь подобными вещами, но…

Открываю галерею. Листаю, листаю, а там кроме моих и наших общих снимков почти ничего. Разве что фото Рокки, ребят и семьи попадаются.

Захожу в чаты мессенджера.

Там множество непрочитанных сообщений. Очевидно, что большое количество людей хочет поздравить Марселя с днём рождения. Ничего такого.

Из всех сообщений меня интересуют только два. От бывшего концертного директора и от нынешнего. Причём в первом случае вот вообще придраться не к чему, чего не скажешь о втором.

Сперва в шоке перечитываю текст.

Трижды.

Растерянно моргая, открываю прикреплённый файл.

А уже через несколько секунд меня такой лютой злостью накрывает!

Наверное, не позвони мне Филатова в этот момент, я бы приготовилась ту ещё взбучку Абрамову устроить.

— Да, Поль.

— Тат, я могу зайти?

По голосу слышу, что плачет.

— Конечно. Ты где-то рядом?

— Возле вашего дома.

— Заходи, конечно.

— Это точно удобно?

— Точно.

После прочитанного Кучерявому светит только скандал.

Делаю скрин. Отправляю его себе. Удаляю чат и, отложив его чёртов телефон в сторону, иду встречать подругу.

— Ты в порядке? — спрашиваю, едва та появляется на пороге.

— Нет.

Так и есть, ревёт.

И успокоить сразу с ходу не выходит.

— Идём на кухню, расскажешь, что случилось, — веду за собой, сажаю за стол, наливаю воды. — Что такое, Филь?

— Я к Денису ходила, — выпаливает, шмыгая носом. — Решилась наконец.

— Держи, — протягиваю ей салфетки. — Как прошла ваша встреча?

— Плохо прошла.

— Почему?

— Поругались из-за квартиры.

Ещё одно пояснение.

После того, как Свободный оказался за решёткой, мы узнали о том, что приобретённая им в спешке квартира принадлежит по документам Полине.

Он купил её для неё, но, естественно, Филатова такой подарок принять не смогла. Собственно, по этой причине отдала ключи Марселю.

— Он вообще не был рад меня видеть.

— Как так?

Я думала, если честно, что реакция будет обратной.

— Фактически прогнал меня. Тактично и вежливо, но прогнал!

— Прогнал?

— Да. Сказал: «Не приходи сюда больше». Представляешь? — плачет.

— Ну тихо.

Опускаюсь на соседний стул. Обнимаю её дрожащую фигуру. Слышу, как хлопает входная дверь.

Вернулся мой «хороший» и «правильный».

И как же повезло ему, что здесь сейчас Филатова! Это его вот прям спасло, можно сказать.

От тяжёлой керамической сковороды.

— А чё происходит? — замирает на пороге кухни, глядя на рыдающую Полинку.

Отмахнувшись, киваю на телефон.

— Горький тебя искал, — опускаю взгляд на плитку. Потому что видеть его не хочу.

— Что-то срочное?

— Да, — бесцветным голосом подтверждаю.

— Ясно.

Якобы расстраивается.

Как же!

Стиснув зубы, наблюдаю за тем, как забирает смартфон и выходит.

Испытываю облегчение, когда спустя минуту ставит в известность о том, что ему надо ехать на площадку.

Кивнув и бросив «езжай», даже не двигаюсь с места.

Больно. Очень.

Но, наверное, хорошо, что я узнала обо всём сейчас, а не после свадьбы.

Дура…

— Вы тоже поссорились? — спрашивает подруга, когда снова остаёмся в квартире вдвоём.

— Ещё нет, — разжимаю объятия. — Но вернётся с концерта и это непременно произойдёт. А может и нет. Наверное, куда красивее и достойнее просто собрать вещи и оставить кольцо.

Поля таращится на меня, как на умалишённую.

— В смысле?

— В прямом. Кофе будешь? Сварю.

Встаю. Подхожу к плите.

— Джугели, это предсвадебный мандраж так на тебя действует, что ли?

Молчу.

— Собираешься отказаться от кольца? Спятила совсем? Кучерявый этого не переживёт.

— Переживёт. Передарит.

— Кому?

— Вот ей, — кладу перед ней свой телефон. Там скрины и файл с «поздравлением».

*********

— Сюда.

Виновница моего плохого настроения, покачивая бёдрами, ведёт нас в випку.

Да. На концерт, как вы поняли, я всё-таки пришла. Уж очень захотелось посмотреть воочию на эту девушку.

— Располагайтесь. Самые лучшие места. Красивое платье, кстати, — невзначай делает мне комплимент. Ещё и хватает наглости улыбаться.

Стерва.

— Спасибо, я знаю, — цежу сквозь зубы.

Про твой проститутский наряд мне сказать нечего.

Признаю, фигура у неё хорошая, но зачем же вот так откровенно выставлять все свои достоинства напоказ? Вебер себе такого не позволяла, при этом оставаясь всегда стильной и по-деловому привлекательной.

— Что-то не так? — невинно хлопает ресницами и внимательно исследует моё лицо. Как будто что-то прочитать по его выражению пытается.

Хмыкнув, отворачиваюсь к сцене.

Вы когда-нибудь представляли, как таскаете кого-то за волосы? Я да.

Один Бог знает, как удаётся себя сдержать.

— Ну ладно, отдыхайте, девчонки, — прошелестев, удаляется.

Полина становится рядом.

Поднимаю взгляд.

Смотрим друг на друга.

— Шлэндра, — нетипично для себя припечатывает ёмко, едва вышеупомянутая Аля исчезает из поля зрения.

— Говорю тебе, у них было, — выдыхаю расстроенно.

— Да ни фига! Я не верю, — настаивает упрямо. — Марсель помешан исключительно на тебе. Как смотрит, м-м-м-м… — мечтательно закатывает глаза.

— Угу, а пар спускает с ней.

— Блин, Джугели, ты свечку, что ль, держала?

— Я, по-твоему, дура, Филь? Она же чётко и ясно написала: «Можем в любое время повторить наше горячее июньское after-party».

— Мало ли, что и кто пишет?

— Он с ней спал! Пока я в теннис свой играла!

— О-о-о-о… Чушь несусветная, — фыркает. — Ну сама посуди, на фига ему тогда делать тебе предложение? Вертолёты, яхта, столько заморочек!

— Одно другому не мешает.

— Ну знаешь, это максимально нелогично.

— Может, однажды соблазнился и решил искупить вину…

— Не думаю.

— А ты подумай лучше о том, что мы полгода в пионеров играем.

— И чего? Он, между прочим, демонстрировал тебе свои серьёзные намерения.

— А ей что демонстрировал? То, что пониже пояса?

Она цокает языком.

— Я такое простить не смогу. Нет. Никогда. Одно дело, когда мы дружили, но сейчас…

— Господи, Тата! Остынь! Ты с вероятностью в девяносто девять и девять процентов обвиняешь парня в том, чего он не совершал.

— То есть один процент ты всё же оставляешь, — прищуриваюсь.

Подруга закатывает глаза.

— Н-да… С тобой невозможно разговаривать. Не думала, что ты настолько ревнивая!

— Я не ревнивая, — яро отрицаю сей факт. — Просто не хочу, чтобы меня водили за нос.

— Так, давай по факту. Отвечай на мои вопросы.

— Ну.

— Переписку их листала? Ту, которая до этого сообщения.

— Да.

— Там было что-то похожее?

— Нет. Всё по работе вроде.

— Смайлики?

— От неё да, — утвердительно киваю.

— От него?

— Односложные ответы.

— Ну вот видишь!

— Что?

— Эля эта, возможно, тупо в него влюблена. Парень-то видный.

— Полина, она поздравляет его с днём рождения голой фоткой и пишет про «повторить»! А ты мне про какие-то сообщения! — теряю терпение. Трясёт аж всю на эмоциях.

— Д — доверие, Джугели. Не слышали, да? Ты на каждую его поклонницу так реагировать будешь? Тогда у меня плохие новости. Ничего у вас не выйдет.

— Она его концертный директор!

— Одно другому не мешает, — ехидно ввинчивает мою же фразу.

— Гр-р.

Смеётся.

— Успокойся, а.

Такова, видимо, наша участь — по очереди успокаиваться.

— Подыши-ка, как там тебя врач твой учил.

— Иди ты, — злюсь пуще прежнего.

— Нет, это ты иди, пожалуй, — отражает невозмутимо. — Возьми своего Кучерявого и на очную ставку к ней отведи. Пусть объясняются на пару. Поймёшь, кто из них врёт, когда столкнёшь лоб в лоб.

— Прямо сейчас идти? — замерев, уточняю.

— Пригорает же. Вон аж дымишься вся! — изображает клубы дыма над головой.

Бросаю растерянный взгляд вниз.

Зал активно наполняется людьми. Уже скоро начнётся концерт. И с одной стороны, время ещё есть, а с другой, ребята наверняка готовятся и настраиваются.

К чему сейчас скандал и выяснение отношений?

Достаю вибрирующий телефон.

Марсель : Так и не пожелаешь мне удачи?(

Предыдущие сообщения и звонок от Него я проигнорировала.

Сижу.

Пять. Десять минут. Пятнадцать.

Встаю.

— Вот и правильно, — доносится в спину от подруги.

Встречаюсь у входа в вип-зону с Абрамовыми и Беркутовыми. Эля уже во всю старательно улыбается новым гостям.

— Ты куда? — окликает меня Соня.

— Скоро вернусь.

Спускаюсь вниз и набираю Марселя.

— Как пройти за сцену?

Он объясняет мне, куда двигаться, и сам идёт навстречу.

— Девушка, вы куда?

На середине пути меня, ожидаемо, останавливает охранник.

— Я к Абрамову.

— Не положено.

— Я вообще-то его будущая жена! — выпаливаю раздражённо.

— Ага, — зевая, задерживает взгляд на моих ногах, — вас таких по десять на один квадратный метр. Возвращайся в зал, жена.

— Я на ты с вами не переходила.

— Так давай перейдём? — поигрывает бровями. — Восемнадцать есть?

— Вы мне в отцы годитесь.

Прямо-таки негодую.

— И чё? — ухмыляется, пожёвывая жвачку.

— Пропусти её. Она ко мне, — слышим голос Кучерявого, стоящего в конце длинного коридора, и громила, обернувшись, нехотя сдвигается вправо.

Обхожу его, одарив своим фирменным взглядом.

Пока иду, спиной ощущаю, как смотрит вслед.

— Думал, не придёшь уже, — Марсель обнимает меня за талию, целует в висок и ведёт дальше мимо гримерок к сцене. — На сообщения и звонки не отвечаешь. В чём дело?

— Починили звук? — пытаюсь как-то поддержать диалог, а у самой в груди всё горит.

— Починили.

— Волнуешься перед выступлением?

Знаю, что для него этот концерт много значит.

— Меня волнует другое.

— Что?

— Ты обиделась, да?

— На что конкретно?

— На мою тупость. Джугели, — зажимает в тесном пространстве где-то за кулисой. — Я реабилитируюсь, идёт? Сначала тут, потом дома. У нас целая ночь впереди, — обещает, задевая губами ухо.

— А как же традиционное after-party?

Ненавистное слово само по себе из меня вырывается.

— К чёрту её. К чёрту всех, — целует ключицы. — Концерт пройдёт и сразу вернёмся домой.

— Не хочешь отпраздновать возвращение со всеми?

— Единственное, чего я хочу, это ты, — своим лбом к моему прикасается. — Лажал на саундчеке жёстко. То вступить не могу, то слова забываю.

— Почему?

Глаза в глаза. Трудно дышать.

— Все мои мысли о тебе.

— Только обо мне? — уточняю зачем-то.

— Всегда. С тех самых пор, как впервые увидел.

— Марс, пора на сцену, — зовёт его Паша.

— Иду, — бросает через плечо. — Поцелуй.

— Тебе нужно к ребятам.

— Мне нужны твои губы.

Сам в них впечатывается долгим, жарким, нетерпеливым поцелуем. И где-то тут мои сомнения рассыпаются в пыль.

Нельзя вот так целовать одну, а ложиться в постель к другой. Нельзя же ведь, да? Нельзя?

Пусть наивно и глупо. Пусть…

— Пиздец, как теперь идти к ним? — хрипло смеётся, прижимаясь ко мне эрекцией. — Пятый член группы нарисовался. Здрасьте.

— Марсель… — тоже непроизвольно смеюсь.

— Всегда рядом с тобой стоит.

— Это всего лишь физиология.

— Мы же пообещаем нашему другу, что возьмём его в солисты чуть позже. М?

— Иди уже, дурачок.

Высвободившись из его объятий, отхожу на несколько шагов вправо и поправляю платье.

— Ты у меня самая красивая, знаешь? — обжигает моё тело хищным взглядом.

— Не всё сказал ещё?

— Не всё. Я там продолжу с твоего позволения? — показывает в сторону зала.

— Вот так при всех? — выгибаю бровь.

— Я тебе одной всегда пою, — небрежным жестом взъерошивает свои кудряшки.

— «Всегда» прозвучало уже трижды за вечер. Осторожнее, Абрамов.

— У меня с тобой только «всегда» и ассоциируется.

Глупо улыбаюсь.

Он улыбается в ответ.

Молчим.

За сценой какая-то суета творится, но мы зациклены лишь друг на друге.

Его глаза в полумраке так блестят!

Д — доверие, Джугели. Повторяю я себе Полинкины слова.

— Марс! — недовольно рявкает Ромасенко.

— Удачи, — шепчу одними губами и парень, подмигнув мне, уходит.

Сколько людей его окружают тут же!

Один даёт ему микрофон.

Второй надевает на него наушник.

Третий быстро даёт какие-то указания и поправляет на нём куртку.

Полностью гаснет свет.

Зрители громко кричат в предвкушении.

Стреляют пушки.

Огонь. Всё в дыму.

На спецэффекты Горин никогда не скупился.

Вспыхивает экран. На нём загорается таймер, отсчитывающий секунды.

Десять. Девять. Восемь.

Люди считают хором.

Семь. Шесть.

Подбираюсь ближе.

Пять. Четыре.

Мандражирую так, словно это мой собственный концерт.

Три.

Два.

Один.

На экране появляется фирменная заставка группы. Буквы «Город пепла» полыхают алым на чёрном фоне. Сгорают под характерный треск костра. Остаётся лишь пепел. Пепел, натурально летящий в зал и на сцену…

Это просто вау!

С обеих сторон выходят гитаристы.

Дым постепенно рассеивается.

Ромасенко, уже занявший место за барабанами, начинает отбивать ритм.

— С Богом, — шепчу, скрестив пальцы, и с замиранием сердца наблюдаю за тем, как мой Кучерявый под оглушительный рёв многотысячной толпы тоже появляется там, где его так сильно ждут…

Глава 43

Концерт начинается с хита «Опасна» и хотя я затёрла эту песню в плейлисте до дыр во время нашего расставания, сейчас снова будто слушаю её первые.

— Ты так прекрасна, опасна

Но отступать уже поздно

Знаешь, а я почти сразу

Понял, всё слишком серьёзно.

Ты глубоко в крови

Личный мой демон, да

Останься со мной ещё

Не дай мне сойти с ума

Ты так прекрасна, опасна

Давай потанцуем, родная,

Пусть руки твои, словно цепи,

Крепко меня обнимают

Ты глубоко внутри

Личный мой ангел, да

Я бы тебя. К себе.

Приковал навсегда.

— Ты так прекрасна, опасна

И отступать уже поздно

Знаешь сама, что напрасно

Всё отрицала всерьёз ты

Я не сверну с пути

Мы больше, чем кажется, да

Нас уже не спасти

Мы с тобой навсегда

Ты так прекрасна, опасна

Я украду тебя, слышишь?

Укрою от этого мира

Буду дышать, пока дышишь

Ты глубоко в крови

Личный мой демон, да

Останься со мной, прошу

Давай вместе сходить с ума

Улыбаюсь. Потому что опять звучит это его «навсегда».

— Лучше тебе вернуться в зал.

Голос Али безжалостно вырывает меня из моих мыслей.

— Оттуда обзор лучше, — невозмутимо продолжает она, пока её взгляд направлен на сцену.

— Зачем ты прислала ему свою обнажённую фотографию? — без вокруг да около задаю беспокоящий меня вопрос.

— Ой, — брюнетка поворачивается ко мне и совсем неправдоподобно изображает виноватое выражение лица. — Ты тоже увидела, да? Прости.

— Он без пяти минут женат, — напоминаю ледяным тоном.

— Нет.

— В смысле нет?

— Этого не будет.

— Не тебе решать!

Офигеваю с наглости этой девицы.

— А что дата свадьбы уже назначена?

— Представь себе!

— М-м-м, — тянет непонятной интонацией и отворачивается к сцене. — Слушай, всегда хотела спросить у тебя. Каково это?

— Что?

— Каково чувствовать, что все его песни посвящены тебе?

— Тему не переводи, пожалуйста. Я задала чёткий вопрос. Зачем ты прислала эту чёртову фотографию?

— Твой вопрос звучит довольно глупо, — приосанивается. — Два и два сложить не можешь?

— Будь добра, поясни, — цежу, скрипя зубами.

— У нас с ним связь.

— Н-да? И как давно?

— Давно.

Что ещё за странный ответ? Я уже ничего не понимаю.

— Ты пришла на должность концертного директора в начале июня. Получается, недавно.

— Но как долго я к этой должности шла, — произносит задумчиво.

— Значит утверждаешь, что между вами что-то есть? — прищуриваюсь. — Марсель, полагаю, это подтвердит, если после концерта мы поговорим втроём?

Смеётся, но за доли секунд до этого я успеваю заметить первую реакцию. И это — испуг.

— Мужчины склонны отрицать подобные вещи. Ты меня совсем не помнишь, да? — озадачивает следом.

— Мы раньше встречались?

Повнимательнее разглядываю её профиль. Теперь уже, ей Богу, и сама сомневаюсь в том, что вижу эту девушку впервые.

— Забавно. Он тоже поначалу не узнал, — кивает.

— Ну вот что, — меня дико напрягают все эти головоломки. — После концерта жди нас здесь. А сейчас, извини, последую твоему совету и пройду в зал.

На этой ноте я с ней прощаюсь, однако пока возвращаюсь в випку, не могу отделаться от какого-то неприятного ощущения. Меня остро преследует шлейф этого странного разговора.

— Она пахнет, как чёртов райский сад

Её ногам жёстко завидует Синди

Она улыбнётся — и Ты попадёшь в Ад

Я оттуда вам пишу, прикиньте.

По симптомам смертельно болен я

У меня от неё безнадёжно поехала крыша

Все твердят: она девочка по имени Нельзя

А я, убитый в ноль, никого не слышу…

— О, а вот и наша девочка по имени «Нельзя», — комментирует моё появление Полина. — Как всё прошло? — наклоняется вплотную к моему уху. — Ты их прижучила?

— Я не стала портить Марселю настроение перед выходом на сцену, но с ней поговорила.

— И чего?

Зал скандирует «С днём рождения!» Приходится переждать и потом продолжить.

— Она утверждает, что у него с ней связь.

— Серьёзно?

— Я ей почему-то не верю.

— Аллилуйя!

— После концерта выясним. Я поставила её перед фактом. Сказала, что хочу поговорить втроём.

— Блин, не надо было этого делать.

— То есть?

— Ты дала ей время на подготовку. Вся соль была как раз в том, чтобы поймать эффект неожиданности.

— А ты не могла сразу обозначить данный пункт, товарищ психолог? — возмущённо восклицаю.

— Я думала, это само собой разумеющееся.

Моя очередь цокать языком.

— Ладно, неважно. Уже как есть, — отмахиваюсь. — Скажи, Поль, а лицо этой Али не показалась тебе знакомым?

— Нет, — хмурится. — А что?

— Ничего, забей. Давай просто смотреть концерт.

Сосредоточившись на нём, наконец отвлекаюсь.

«Город пепла» исполняет хит за хитом. Зрители громко поют вместе с солистом. Фан-зона визжит, когда он совсем близко подходит к краю сцены.

Сотни рук тянутся к нему. Буйные девчонки, обезумевшие от счастья, жаждут дотронуться до своего кумира и в какой-то момент они чуть не стаскивают его вниз, намертво вцепившись в куртку.

— Кошмар.

— Чеканутые, — вздыхает Филатова.

— Воу. Мы так не договаривались, — отшучивается парень, отступая назад к ребятам.

— Бро, держи дистанцию, пока мы тебя не потеряли, — в микрофон произносит Ромасенко.

— Всё нормально. Они просто скучали.

Девицы орут в подтверждение его слов.

Что ж. Поля права: мне нужно учиться как-то терпеть всё вот это.

— Так, что? Погнали дальше? Позовём вместе на сцену одну классную певицу? Вы ведь давно не слышали нас вместе, да?

К нему выходит Милана. На ней кожаная курточка и такая же кожаная юбка. Короткая, но оригинально драпированная сверху чёрным фатином. Образ дополняют массивные ботинки с заклёпками. По стилю её прикид очень вписывается в общую концепцию.

— Привет, Москва!

Зал бурно её приветствует.

— И я очень рада вас видеть.

— Споёшь со мной? — предлагает брат, когда берёт её за руку.

— Ну раз ты просишь, — улыбается Мила в ответ.

Свет становится более приглушённым. Паша начинает играть первые аккорды популярного хита «Потеряны».

— Мои хорошие!

— Ну чего ты ревёшь, Даш?

За соседним столиком растрогавшаяся от этой картины Дарина Александровна.

— Фу ты ну ты, — закатывает глаза Сонька. — Пап, а мама случаем опять не беременна?

— С чего такие выводы?

— Жутко сентиментальная снова стала.

— София, прекрати, — вытирая слёзы, шикает на неё Дарина Александровна.

— Я просто предположила, чё?

— Прикинь, если правда? — Филя толкает меня в бок.

— Поль…

— А что? Они вполне себе ещё молоды. Ян Игоревич после операции на сердце прям расцвёл.

— Уймись. У них итак четверо детей.

— Там, где четверо, там и пятеро, — хихикает.

— Дурочка.

— Помнишь, как Шац шутила на эту тему?

— Абрамовых много не бывает, — произносим в унисон.

Марсель и Милана тем временем поют уже вторую песню дуэтом и это явно трек с нового альбома, ведь я совершенно точно до сегодняшнего дня его не слышала.

Интересна эта песня тем, что текст выстроен в форме диалога, происходящего между парнем и девушкой.

— Скажи, почему же внутри так пусто?

Я задыхаюсь в темноте от лютой тоски и грусти

Со мной не ты. Моя гитара и полночь

Струны опять поют о Тебе. Топлю себя в горечи

А ты? Разбиваешь наш мир на осколки

Паузы. Расставания-расстояния. Сколько их?

Ну скажи, разве я прошу так много?

Будь просто рядом. Это то, что мне дорого

— Сложно. Пойми, быть с тобою так сложно

Ты своих беспокойных мыслей вечный заложник

Молчишь? И опять мой вопрос без ответа

Прости, но я так сильно устала от этого

— Что осталось от нас?

— Эти строки, минорная терция

Мне объятия твои не дают согреться

— И что дальше? Конец? Улетишь?

— Улетаю

Не пиши, не звони

Я тебя забываю…

Сглатываю тугой ком, вставший в горле.

Удивительно, как точно рифмы и эти двое передают все те эмоции, которые я тогда испытывала. Действительно ведь в моменте казалось, что предложенная мною пауза — конец и точка невозврата.

— Завязывайте. Развели грёбаную драму, — Максим в присущей ему манере комментирует отзвучавшую песню. — Отпускай сеструху, — вместе со всеми наблюдает за тем, как они под аккомпанемент ора многотысячной толпы тепло обнимают друг друга.

— Люблю тебя, — Мила трогательно целует брата в щёку и уходит за сцену, по пути прощаясь с зрителями.

— Давай представим людям по-настоящему крутую новинку. Пока её ещё не запретили.

Они смеются, переглядываясь между собой.

Чиж заводит мелодию.

Речь, конечно, о провокационном треке, раскрывающем чувства человека, поддавшегося разного рода зависимостям. Эта песня о людских слабостях. О том, как легко можно упасть и о том, как сложно выбраться из ямы в которую попал.

Собственно так сингл и называется. «Яма».

И очень правильно, на мой взгляд, что Марсель раскрывает изнанку состояния эйфории. Ни для кого ни секрет, что современная молодёжь зачастую пытается поймать лжеощущение счастья таким способом.

— Битое зеркало. Здравствуй, агрессия.

Это сейчас твоя худшая версия

И так легко вновь играть эту роль

Но на смену экстазу опять пришла боль

Города, люди. Самолёты. Гостиницы

Ты снова в хлам, с тобой что-то творится, да

Небо. Асфальт. Поменялись местами

Звёзды погасли. Что с тобой стало?

Весь этот мир послан к чертям

Бутылка и «снег» — замена друзьям

Ловишь приход, распадаясь на части

Мостовой лужи. Вот твоё счастье?

Жалкий слабак? Ставлю автограф

Хайпа поймать набежали фотографы

Голоса, вспышки. Вопросы и критика.

На хуй идите — моя политика

Яма всё глубже. Теряю границы

Мама, прости, но, похоже, не выбраться

Глаза закрыты, страшно до дрожи

Это земля. По моей коже…

А по моей бегут мурашки от этих слов, пробирающих до самого нутра. И почему-то вспоминаю Илону. Когда я появилась в его квартире, она рассказывала о том, что Марсель не раз находился в том состоянии, о котором сейчас поёт.

Признаю честно: боюсь это даже представить и очень надеюсь, что ему хватит сил и воли для того, чтобы никогда не вернуться в эту яму.

— Да кто мне так настойчиво трезвонит? — психует Полина, сбрасывая вызов. — Мешают снимать. Я ж должна своим идиотушкам в школе показать это.

— Алкоголь и наркота — зло. Не теряйте себя. В жизни столько классных вещей. Спорт, творчество, путешествия, любовь. Что-что? — спрашивает Марсель у кого-то в первом ряду. — Эта девчонка говорит, любовь убивает. Как тебя зовут? Яна? Яна, я согласен с тобой. Отчасти. Почему отчасти? Да потому что иногда только она способна вытащить тебя из того дерьма, в котором оказался. Она и обещание, данное родному человеку. Бать, я не подведу.

Смотрит в нашу сторону и камера неожиданно берёт в фокус Яна Игоревича и Дарину Александровну. Их прямо в эту секунду показывают на большом экране.

— Видели, какие красивые? — с гордостью произносит парень. — Дайте шуму и поприветствуйте мою семью, народ. В этот важный день самые близкие люди со мной.

Зал ревёт.

— Ладно, вижу по лицу бати, что пора завязывать с минутой славы. Вань, отбой, — даёт команду оператору. — Всё, угомонитесь, — задевает пальцами струны гитары. — Кстати, у Саши Флэйм есть такая песня, называется «Аритмия». В клипе снимались мои предки. Зацените потом.

— Прикинь, твоя фанбаза после просмотра клипа переключится на батю, — шутит Ромасенко.

Зрители смеются.

— Да не удивлюсь, — улыбается Марсель. — Паха, Никитос, погнали, — даёт отмашку.

Ребята начинают играть и я, к своему стыду, опять не узнаю мелодию. В свете последних событий не успела послушать его новый альбом.

— Привет, детка. Я пишу тебе с крыши

Ты сейчас далеко, но скоро услышишь

Те слова, что хочу лишь одной тебе

Говорить я при всех и наедине

На экране появляются кадры.

Ночь. Огни Питера. Кучерявый с гитарой в руках действительно сидит на краю крыши. В зубах сигарета. Ветер треплет кудри.

— Мои мысли чисты, а мечты банальны

В них вписалась бы ты просто идеально

Кто-то скажет я лжец, но клянусь собой

Я бы жил эту жизнь только лишь с тобой

Склейка.

Площадка перед школой. Шары. Последний звонок.

Кто-то снимает наш танец на камеру. Видимо, его родители.

— Какие красивые, — шепчет Полинка.

— А ты помнишь наш май? Те банты и косы

Мне казалось, что я нереально взрослый

Мне хотелось тебя окружить заботой

Я так яро желал подарить свободу

И пускай ты тогда не ответила «да»

Я вопрос повторю тебе через года

Убежим? Ты со мной? Навсегда? Навсегда

Потому что я Тот. Потому что ты Та…

Играет на гитаре.

Нарезку с полётом на вертолёте, баннером и нашими объятиями смотрю уже сквозь пелену слёз.

Ни черта не вижу.

Моё сердце разодрано в клочья.

Плачу. И Филя ревёт тоже.

Она крепко-крепко меня обнимает и лепечет какую-то ерунду. Вроде того, что было бы неплохо, если бы кто-то по мотивам нашей истории написал книжку.

*********

«Город пепла» не отпускают долго.

Парням приходится исполнить некоторые хиты повторно и в итоге время концерта серьёзно увеличивается. Но, увы, фанатам и этого недостаточно. Они кричат, визжат, плачут и требуют продолжения даже после того, как группа прощается с ними.

— Ну как ты?

Мы наконец встречаемся за кулисами и Кучерявый вместо ответа горячо целует, крепко прижимая за талию к себе.

— Устала ждать? — спрашивает, нехотя оторвавшись от моих губ.

— Нет, — заворожённо смотрю в его глаза.

Столько всего хочется сказать…

— Как тебе концерт?

— Супер.

— Всё получилось вроде.

Доволен проделанной работой.

Улыбается. Заряженный. Взгляд горит.

— Новые песни — огонь.

— Не льстишь?

— Нет. Где ты нашёл то видео с линейки? — бью кулачком в грудь.

— Матушка снимала. Ты там такая нереально красивая… И грустная.

— Да…

Просто стоим.

Я обнимаю его за шею.

Он вдыхает запах моего парфюма.

— Так ты ради клипа так старался? Вертолёт, предложение руки и сердца, яхта.

— Чего? Для клипа? Обалдела?

Звонко смеюсь, когда приподнимает, переставляя.

— Всё взаправду значит?

— Взаправду.

— Сбежим, как обещал? — шепчу я тихо, цитируя текст его песни.

— Только об этом и мечтаю.

— Хочу домой.

Да. Именно так. Домой. Его квартира действительно стала для меня домом. Хоть он и не жил там со мной толком.

— Единственное что… Горин очень просил выйти к журналистам в конференц-зал. Ненадолго.

— Есть одно дело, — подсобравшись, возвращаюсь мыслями к одной неприятной особе. — Мы ведь договаривались всё обсуждать, верно?

— Да. Говори.

— Можешь позвонить своему концертному директору?

Выражением лица транслирую тот факт, что разговор будет не из приятных.

— Зачем? — хмурится и тоже становится серьёзным.

— Попроси Алю подойти сюда.

— Далась она тебе!

— Марсель. Звони.

— Что случилось? Объяснишь?

— Звони, — непреклонно настаиваю.

Хлопает себя по карманам.

— Моя труба где-то в гримёрке.

— Ничего. Я подожду. Иди бери, — складываю руки перед собой.

— Ладно.

Он отправляется на поиски телефона. Я стою и гадаю, почему здесь до сих пор не появилась Аля. Я же чётко дала понять, что мне нужна эта встреча.

Неужели она слилась? Где логика?

— Какого ляда ты вечно жёстко косопоришь в «Девочке», Чиж?

— Нормально было.

— Нормально? Для кого? Для глухого?

Навстречу мне идут парни.

— Сядь, блядь, выучи переход. Каждый раз одно и то же, — песочит Чижа Ромасенко.

— У тебя вообще палка хер знает куда улетела на «Кайманах».

— Потому что я в раж вошёл. Это другое. А ты лажаешь.

— Меня огонь пугает. Я вечно забываю, в какой момент пушки начинают работать.

— Ой бля-я-я… А на финальной чё кусок запорол в конце?

— Где?

— В рифму ответить?

— Завалитесь уже рефлексировать, — цокает языком Горький. — О, Тата, салют, — натыкается на меня взглядом.

— Привет ещё раз, ребят.

— Как тебе концерт?

— Вы отлично отыграли!

— Это ты Кучерявому в уши лей, — раздражённо отмахивается Максим. — Где он, кстати?

— Телефон ищет. Алю не видели?

— Алю?

— Нет.

— На фига она тебе?

— Нужна.

Переглядываются как-то странно. И мне это не нравится.

— Я чего-то не знаю?

Горький чешет затылок.

— Так Аля крайний день сегодня работает. Мы опять без концертного директора.

Выгибаю бровь.

Интересно…

— Увольняется? — уточняю на случай, если неверно расценила эту новость.

— Типа того.

— Почему она уходит?

— У них там с Марсом свои качели какие-то.

— Качели? В каком смысле?

— Хз.

— Он настоял на том, что её надо уволить.

— Ага, за профнепригодность.

Горький толкает Ромасенко в бок.

Моя уверенность тает и уступает место волнению.

Неужели между ними действительно что-то закрутилось в июне и Марсель таким образом просто избавляется от неё? Чтобы не сболтнула мне лишнего.

— У них что-то было? — выпаливаю прямо в лоб.

Хотя… Это ведь его друзья. Они не сдадут своего пацана ни при каких обстоятельствах. Мужской кодекс.

— Переспали, да?

Мне в горло будто стекла битого насыпали.

Пытаюсь по их лицам прочитать ответ.

— Если сама не даёшь, будь готова к тому, что кто-то другой, слабый на передок, будет рад раздвинуть ноги.

— Макс…

— Хера ты бережёшь её душевную организацию, Горький? Взрослая баба.

— Парни, вас ждут в конференц-зале! — кричит менеджер. — Это срочно.

— Поссать-то я могу? — бесится Ромасенко. — Или мне прямо перед журналюгами Ниагарский водопад устроить?

— Не обращай внимания на его слова, — успокаивает меня Паша, когда тот, матерясь, в компании Никиты уходит в направлении туалета. — Выкинь всю чушь из головы. Марс влюблён в тебя намертво и никто другой ему не нужен.

— Даже на раз?

Стыдно, но я вот-вот заплачу, клянусь.

— Тем более на раз, — улыбается, подмигивая.

Киваю.

— Вообще не сомневайся в нём. Поняла?

Обнимаю его. Порывисто. По-дружески.

Просто в моменте испытывая в этом необходимость.

— Спасибо.

— Ну зашибись! На пять минут нельзя оставить. Опять трёшься возле моей девчонки?

Слышим, собственно, недовольный голос Кучерявого.

— Горький, вот со школы напрягает эта твоя тяга к телесному контакту, — высказывает сердито. — То танцы, то обнимашки…

Отступаем друг от друга, словно провинившиеся.

— Я сама.

— Ага, слышал уже.

Ворчит, но закидывает руку на друга.

— Если б не знал тебя, шею свернул бы. Чё Мила опять рыдает в гримёрке? Поругались? — переключается на другую тему.

— Нет.

— Я видел, как она в тебя вцепилась. Прямо, как в детстве.

Только сейчас обращаю внимание на то, что у него сильно расцарапана рука. Не мешало бы обработать.

— Накрывает её периодически, сам знаешь, — отмахивается парень.

— Когда она повзрослеет — непонятно.

— Ладно я пойду. Ты тоже не задерживайся. Марина сказала, надо выйти в конференц-зал.

— Помню.

— Давайте.

Пашка тоже самоустраняется и мы снова остаёмся вдвоём.

— Нашёл телефон?

— Нет его.

— Ясно.

Достаю свой, почти севший в ноль. Открываю мессенджер. Показываю скрины.

Пока смотрит-читает губы в тонкую линию вытягиваются.

— Первое. Почему она присылает тебе такие «поздравления»?

— Ебанутая потому что.

— Второе. Что означает «если захочешь повторить»? — напираю на него. Тон прокурора. Лицо обвиняющее.

— Она нарочно отправила эту хуету.

— Зачем?

— Вот как раз за этим, чтобы мы разосрались. Знала ведь, сука, что я с тобой в этот день.

— Как есть говори всё, Абрамов. Почему ты настоял на том, чтобы её уволили?

— Потому что она здесь не нужна.

— Я вспомнила её. Это одна из тех, кого ты «катал». Я шла мимо. Она сидела на твоём мотоцикле. Ты ещё поцеловал её тогда мне назло.

— Джугели… — устало вздыхает. — Да, это она. И да, было у нас с ней один раз. По пьяни.

— В июне? — округляю глаза в ужасе.

— Чё? В каком июне? В школе!

— Понятно, — опускаю взгляд.

— Это ничего не значило. Да я блин не узнал её даже, когда Горин нас «знакомил»!

Молчу.

«Если сама не даёшь, будь готова к тому, что кто-то другой, слабый на передок, будет рад раздвинуть ноги»

— Она предлагала тебе что-то?

— Предлагала и была послана. Контракт лейбл с ней расторг, нам не нужны тут эскортницы. Всё. Забей и забудь, — гладит моё лицо. — Ты поэтому дома так холодно себя вела при Полине?

— Представь моё состояние.

— Идиотка, попадётся мне на глаза, порву!

— Иди в конференц-зал. Тебя там ждут.

— Пойдём вместе?

— Нет, я посижу в гримёрке, ладно? Не готова сейчас отвечать на какие-то вопросы.

А они стопроцентно будут.

— Окей. Я недолго, как обещал. Договорились?

— Да.

Короткий поцелуй и мы опять вынужденно расстаёмся. Кажется, что на целую вечность.

Ясное дело, что парней там конкретно взяли в оборот СМИ.

К тому моменту, как Марсель возвращается, успеваю даже задремать на маленьком диванчике.

— Кис…

Растерянно моргаю, глядя на своего красивого именинника.

— Домой? — спрашиваю с надеждой.

— Да, — целует в лоб. — Дойдём до машины, полчаса и мы наконец вдвоём.

— Скорее бы.

Отрываю голову от подушки. Принимаю вертикальное положение, поправляю волосы и улыбаюсь оттого, что Марсель, присев на корточки, обувает меня.

Сам справляется с туфлями и ремешками. Целует в обе коленки.

А потом снова суета.

Собираемся.

Выдвигаемся.

Зевая, кутаюсь в куртку парня. Она хранит его запах и тепло.

Устала, если честно. Такой день перенасыщенный.

Вообще ловлю себя на мысли, что живу как-то чересчур… активно. Неделя за год. Такое количество событий, что голова кругом!

Вместе с остальными членами команды идём по узким коридорам, но чёртова дверь, через которую мы должны выйти незамеченными, почему-то закрыта.

Охранник лишь пожимает плечами.

Долго ищут ключ. Звонят кому-то. Бегают туда-сюда. В итоге ничего не решается.

Возвращаемся.

Приходится выходить через центральный, а там, естественно свой «коридор». Фанатский. И происходит на улице ещё большее сумасшествие, чем тогда в Питере.

Невозможно просто. Всё-таки насколько слава отвратительная вещь!

— «Город пепла» — лучшие!

— Марсель! Марсель!

— С днём рождения!

— Паша!

Ор. Шум. Гам.

Руки. Лица со всех сторон.

Мне некомфортно и почему-то дико тревожно.

Наши с Марселем пальцы крепко переплетены, но приходится идти друг за другом. Сначала Горин, звуковик, Паша и Никита. Потом Марсель, я за ним. Следом Максим и девушка менеджер.

— Марсель!

Где-то на подходе к микроавтобусу чуть притормаживаем.

Стоим.

Ждём, пока в салон пройдут те, кто впереди.

Как-то совершенно интуитивно поворачиваю голову вправо. Хотя, наверное, не только в интуиции дело. Моё внимание привлекает невесть откуда взявшийся человек в капюшоне и маске, закрывающей лицо.

Уж слишком он выделяется в толпе ярко-накрашенных девчонок.

Секунда.

Две.

Опускаю взгляд.

Сердце сбивается с ритма. Пропускает ход.

Кровь резко бьёт в уши.

Немой крик застывает в горле и я, похолодев от ужаса, делаю в моменте то единственное, что могу.

Один шаг.

Шаг, который, как я надеюсь, сможет спасти жизнь тому, кого я так сильно и безоговорочно люблю…

Глава 44

Марсель

Жизнь способна опустить тебя с небес на землю буквально за считанные секунды, ведь самый счастливый день за прошедшие крайние лет пять внезапно превращается в истинный кошмар наяву.

Оборачиваюсь на крик Ромасенко.

— Марс! Охрана!

Вижу, как он резко перепрыгивает защитное ограждение и расталкивает фанатов.

Ничего не понимаю. Ровно до того момента, пока не встречаюсь глазами с моей Джугели. В них отражается такой лютый испуг, что у самого мороз по коже.

— Что такое? — наклоняюсь к ней.

Она стискивает мою ладонь. До боли.

— Тата…

Прикрывает веки и резко морщится, плотно смыкая губы.

— Тебе плохо?

Не отвечает. Как будто теряя равновесие, норовит упасть, но я не позволяю этому случится.

— Зай…

Замечаю, что дышать начинает иначе и прижимает пальцы правой руки к груди.

Как будто теряя равновесие, норовит упасть, но я не позволяю этому случиться.

— В чём дело? — хмурится Горький, выглядывая из салона.

— Не знаю, Паш.

Сажаю девчонку прямо на ступеньки микроавтобуса и, распахнув куртку, в ужасе смотрю на это.

Её пальцы в крови.

Моя девчонка истекает кровью!

— Тата!

— Марсель, что-то случилось?

Рядом Горин.

— О-ох, — тоже замирает в шоке.

— Кто-то стрелял. Отойдите! — подхватив на руки Тату, заношу её в машину. — Паш, помоги. Брось сюда одеяло.

— Там был человек. В капюшоне и маске, — слышу испуганный голос Марины, нашего менеджера.

— Дядь Вань, срочно в ближайшую больницу! — ору водителю.

Кто-то закрывает дверь.

Шум неуёмной толпы стихает.

— Твою мать! Это что, огнестрел?

Чиж в ступоре.

— Аптечка где?

— Под крайним сиденьем сзади. Военная, хорошая, — подсказывает дядя Ваня, отслуживший ранее по контракту много лет.

Пока Паша ищет её, я вспоминаю правила оказания первой помощи при ранениях. Раньше, когда нас готовили к «Зарнице», мы зубрили их на случай, если попадётся такой билет в теоретическом этапе. А ещё обэжэшник, на наше счастье, регулярно заставлял отрабатывать практику.

— Тата… Слышишь меня?

— М-м…

Она пока в сознании, но явно уплывает.

— Всё будет хорошо.

Сука, как же мне страшно!

— ИПП?

— Да. И чем резать.

— Держи.

Горький, присевший рядом, оперативно передаёт мне индивидуальный перевязочный пакет и ножницы.

— Стой, родная. Мне нужно вот так.

Снимаю с неё куртку, режу платье спереди и сзади.

Вскрываю индивидуальный перевязочный пакет. Разорвав прорезиненную оболочку по надрезу кромки, извлекаю бумажный сверток, вынимаю булавку и разворачиваю бумагу. Затем одной рукой беру конец бинта, другой — его скатку. Расправляю подушечки.

Касаться руками подушечек можно только с одной стороны. Обратная должна оставаться стерильной.

Трясущимися пальцами быстро накладываю к небольшому входному отверстию раны герметизирующую оболочку и марлевую подушечку.

Прибинтовываю подушечку и конец бинта закрепляю булавкой.

— Спину посмотри хорошо. Выходное отверстие есть?

— Нет.

Значит пуля внутри.

— Милая…

Она так тяжело дышит!

Ей больно. Лицо мокрое от слёз. И у меня сердце разрывается от этой картины.

— Ваня, далеко ещё?

— Навигатор показывает семь минут.

— Чёрт.

Одну руку держу на груди. Второй сжимаю её ладонь.

— Потерпи немного, родная.

— Как это произошло? — подаёт голос наш звуковик. Очевидно, охеревший от происходящего.

— Я вообще не понял!

— Марина говорила про какого-то человека.

— Ромас погнался за ним?

— По ходу.

Тата роняет голову мне на плечо, потеряв сознание.

— Блядь. Нет…

У меня жуткая паника.

— Она отключилась.

— Где пуля, ребята?

— Правая сторона груди.

— Плевральные полости, в которых находятся лёгкие — шокогенные зоны. Их ранение может завалить давление, да и… В общем нужен обезбол.

— Паш, ищи.

— Там есть в шприце, — называет препарат. — Колите.

— Куда?

— Плечо или бедро.

— Давай ты, а?

— Ладно.

Доверяю ему.

После аварии был период, когда нужно было проколоть меня всякой хернёй. Горький на пару с Вебер поочерёдно приходили на помощь. Я это дело не люблю. Да и неудобно самому.

— Врачам обязательно сказать, что кололи и во сколько.

Придерживая Тату, наблюдаю за тем, как друг, обработав руки, делает укол.

— Есть, — прижимает ватный диск к её обнажённому плечу.

— Спасибо.

Трогаю пульс, ощущая, как у самого кровь с лютой интенсивностью шарахает в ушах от волнения.

Только будь со мной. Не уходи, пожалуйста!

Прислонившись губами к виску, молю Всевышнего лишь об одном. Чтобы не забрал Её у меня. Потому что если это случится… Клянусь, я следом отправлюсь туда. Мне ничего без неё не нужно. Ничего…

— Держись, — сцепив зубы, целую её волосы.

Секунды слишком медленно перетекают в минуты, но с того момента, как добираемся до больницы, время ускоряет ход.

Всё происходит быстро и будто не с нами.

Паркуемся прямо у шлагбаума.

Паша открывает мне дверь.

Подняв девчонку на руки, несу её в сторону здания, минуя КПП.

Чиж бежит вперёд, сообщить о случившемся дежурному врачу.

Меня встречают на ступеньках. Ориентируют. Попутно задают какие-то вопросы.

— Сюда, — указывают на каталку.

— В реанимацию её, Вера, а вам молодой человек нужно подойти заполнить бумаги на…

— Спасите её, пожалуйста, — перебиваю, в отчаянии вцепившись пальцами в ткань белого халата. — Я любую сумму заплачу, только помогите ей, прошу.

Тата

Помню, как-то в детстве, посмотрев раскрученный зарубежный боевик с отцом, всерьёз задалась вопросом: «Что чувствует человек, когда в него стреляют?»

Мне было очень интересно узнать ответ, но, честно говоря, не настолько, чтобы на себе испытать все «прелести» данного события.

И тем не менее. Во мне была самая настоящая пуля. Пуля, пробившая ребро и лёгкое.

Что я чувствовала в тот самый момент?

Удивительно, но в первые секунды — ровным счётом ничего. А вот потом… В груди стало невыносимо жечь. Сильно-сильно. Нестерпимо.

Что происходило после, помню крайне плохо. Всё как в тумане.

Знаю только, что мой Кучерявый был постоянно рядом. Я слышала его голос и дыхание. Я чувствовала, как его ладонь сжимает мою.

Он был со мной до тех пор, пока я не отключилась.

Очнулась уже в больнице. После всего.

После дренирования и тораскопии — операции под эндотрахеальным наркозом, выполняемой при помощи особого эндоскопического прибора. Его вводят внутрь тебя через прокол в грудной стенке.

Врач сказал, что во время проведения операции ему удалось обнаружить плотный инфильтрат между позвоночником и аортой, в который была вовлечена ткань легкого.

Там и «засела» пойманная мною пуля.

Её благополучно извлекли.

Я жива, но по ощущениям ещё какое-то время в это не верится. Потому что там, стоя посреди орущей толпы, я поймала абсолютное ощущение того, что это — конец.

Я вдруг подумала о том, что судьба могла намеренно свести нас с Марселем. Не ради счастливого совместного будущего, а ради этого дня.

Она помогла мне вернуть ему тот кармический долг.

Пять лет назад, спасая меня, пострадал он. Теперь ситуация зеркальная. Мы поменялись местами. И если бы нужно было отдать свою жизнь взамен его, я бы это сделала, но, очевидно, Всевышний возлагает на меня ещё какие-то планы. Раз уж я по-прежнему здесь.

— Тата!

Мама. Прилетела.

Как всегда красивая, перепуганная, заплаканная, в край встревоженная, она стоит у моей больничной койки.

— Дорогая моя, — плачет. Целует. Накрывает мою ладонь своей. — Как ты, милая?

Только собираюсь что-то ответить, как звучит строгий голос медсестры:

— Ей нельзя сейчас напрягаться. Даже говорить.

— Простите, — извиняется виновато. — Ты так напугала нас… Сначала я увидела новости по телевизору, а потом мне позвонила Даша. Господи, это какой-то кошмар…

Опять плачет и мне не нравится видеть её такой. Семья Джугели итак принесла ей море бед и страданий.

— Марсель места себе не находил. Извёлся весь, — качает головой и будто бы в подтверждение её слов, мы тут же слышим разговор на повышенных тонах.

— Мне нужно лично убедиться в том, что с ней всё в порядке.

— Я не могу впустить вас в палату.

— Я должен её увидеть!

— Вы никто!

— В смысле никто? Я почти муж ей!

— Почти — не считается. Я же вам объясняю, с разрешения врача только самые близкие родственники сейчас могут на минутку заглянуть к девушке.

— Я и есть самый близкий, ясно?!

— Молодой человек!

Дверь открывается и в палату заходит Он.

— Джугели…

Парень бросается ко мне и маме приходится чуть отступить назад, отпустив мою руку.

— Нет, ну что за беспредел! Я сейчас охрану позову.

— Зовите кого угодно, — Марсель осматривает меня беглым взглядом. Взвинчен. Взволнован до крайней степени. Часто дышит. — Тата…

Столько эмоций в его воспалённых глазах читается!

Тревога. Растерянность. Страх. Облегчение.

Наши пальцы снова находят друг друга. Его — дрожат, и я стараюсь сжать их в ответ покрепче, хотя сил нет совсем.

— Немедленно выйдете, молодой человек! Не положено! — сиреной вопит женщина в медицинском халате.

— Дайте им минуту, — вмешиваясь, просит мама.

— Не положено! — повторяет та, словно робот. — Вы слышите меня?

Марсель, сцепив зубы, наклоняется ко мне.

— Я скоро вернусь к тебе, — на секунду прижимается своими горячими губами к моим и только тогда я полностью осознаю, что действительно жива.

Что это не сон, а реальность. Реальность, в которой мой Кучерявый одним своим взглядом разбивает мне сердце.

— Нельзя так со мной, — ласково гладит по лицу. В глазах стоят слёзы. Кадык дёргается, когда сглатывает. — Нельзя, слышишь? — повторяет, стискивая челюсти.

Киваю, выдыхая рвано.

— Навсегда, Джугели. Ты обещала.

Глава 45

Марсель

— Чё, как она, бро?

Макс стреляет окурком в урну.

— Отходит от наркоза. Повреждено ребро и правое лёгкое, но врачи уверяют, что всё будет хорошо.

— Ну слава Богу. Пацанов твоё состояние напугало, — косится на меня обеспокоенно.

— Я в норме.

— Это сейчас, а вчера что было? Горький сказал, что ты рыдал и заикался про суицид…

— Накрыло в моменте. Когда Тату увезли.

— Охерел совсем? — бьёт кулаком в плечо.

— Мне без неё ничего не нужно, Ромас.

— Это у вас, по ходу, обоюдное. Я в ахуе с неё, — качает головой. — Тупо взяла и закрыла собой как живым щитом. Вот вам и девчонка… Беру все свои слова назад относительно того, как она к тебе относится.

— Следователь приехал?

— Да, менты уже минут пятнадцать копошатся в хате этой ёбаной дуры.

— Погнали тогда поднимемся. Мне надо успеть вернуться в больницу.

Кивает и заходим в подъезд неприметного высоченного муравейника.

— Какой этаж? — спрашиваю, вызывая лифт.

— Двенадцатый. Двести первая.

Заходим в кабину. Нажимаю на кнопку.

— Батя просил, чтобы ты набрал его. Чё с трубой?

— Села.

— Ясно.

— Наберу.

— Журналюги свалили с территории больницы?

— Нет. Одному чуть табло не разбил. Лезет со своим микрофоном. В жопу бы его засунул себе!

Бесит, что даже в такие моменты пресса не видит берегов.

— В сети херова тонна статей о покушении.

— Плевать. Главное, что ты поймал эту суку.

Меня захлёстывает лютая волна ярости.

Лифт останавливается. Открываются створки.

На лестничной клетке беседуют опер и какая-то пожилая женщина. Из обрывков разговора становится понятно, что это соседка.

— Давно снимает, да. Уж несколько лет.

— А как охарактеризовать можете?

— Да как охарактеризовать… Никогда не здоровалась так-то при встрече, но вроде тихонько себя всегда вела. Мужиков не водила. Гулянок не устраивала. А чего? Ваши тут по ночи шуршали, дверь вскрывали. Убили её, что ль?

— Нет, Валентина Петровна, не убили. Сама Богу душу отдала. Спасибо за информацию, — сотрудник смотрит на нас, почёсывая взмокшие под фуражкой волосы.

— Мы к Макаренко, — отвечаю на немой вопрос.

— Да, он предупреждал. Идите за мной.

Ведёт нас до квартиры, дверь в которую приоткрыта. По очереди проходим в узкий коридор.

— А эту притрухнутую уже вынесли из ванной? — интересуется Макс.

— А ты думаешь, вас сюда пустили бы? Криминалист отработал ещё утром. Саныч, тут Абрамов, — орёт он громко своему коллеге.

— Ну пусть сюда двигает, ему будет любопытно на это посмотреть, — отзывается тот откуда-то из недр. — Ты соседей опросил?

— Ещё не всех. В двести третью сейчас пойду.

— Давай, Лёх, по-бырому.

— Это надень, — суёт мне бахилы в руки. — Культяпками ничего не трогать, — предупреждает строго. — А ты, вообще-то, подожди тут.

— С хера ли? — недовольно бычится Ромасенко.

— Ты свою миссию уже выполнил.

— Ты хотел сказать вашу работу?

Пока они пререкаются на пороге, перемещаюсь вглубь жилого помещения. Обычная на вид двушка, коих в Москве тысячи.

Так я думаю до тех пор, пока не оказываюсь в одной из комнат.

— Это что за…

Растерянно осматриваю окружающее меня пространство. Здесь повсюду… Я.

— Впечатляет, не так ли? — хмыкает следак, в то время как я замираю у двери, разглядывая весь этот треш.

Стены от пола до потолка обклеены постерами и плакатами. На полке диски и вся коллекция мерча с моим изображением, начиная от футболок и заканчивая кружками.

Натыкаюсь взглядом на диван. Даже плед и подушки — всё с моей рожей.

У письменного стола висит огромный стенд с фотографиями, и я подхожу ближе к нему, чтобы всё детально рассмотреть.

— Значит с Третьяковой вы знакомы давно? — Макаренко встаёт рядом.

Перевожу взгляд с одной фотки на другую. Тут чего только нет. Одни снимки ещё с Красоморска, другие — более свежие: из тура, например. Какие-то были опубликованы мною в соцсетях. Какие-то я вижу впервые.

— Мы учились в одной школе.

— Ага, вижу, — указывает пальцем на снимок с вечеринки, где в общей компании есть я и Третьякова. — Мотоцикл твой?

На соседней фотокарточке она позирует у моего Kawasaki.

— Да.

— В каких отношениях вы состояли? — снимает со стенда наше селфи.

Вообще не помню, когда оно было сделано. Судя по морде, я был тогда в хламину.

— Переспали один раз по пьяни. На этом всё.

— То есть никакого общения в дальнейшем между вами не случилось?

— Нет. Разошлись, как в море корабли.

— Спокойно разошлись?

Напрягаю память.

— Она настаивала на продолжении, но я сразу дал понять, что ничего больше не хочу.

— И как отреагировала?

— Истерила, плакала, пару раз пыталась поговорить. Потом вроде угомонилась.

— Угомонилась, ага, — снова хмыкает. — Да тут у нас прямо-таки Храм имени Марселя Абрамова. Первый раз вижу что-то подобное.

Моё внимание привлекает наполовину сожжённая фотография, лежащая в блюдце рядом со свечой.

Узнаю её, невзирая на повреждения.

На ней мы с Джугели целуемся на заднем дворе дома Горького.

Так вот кто отправил снимок Горозии!

— Саныч, короче на всех дисках одно и то же, — в комнату заглядывает ещё один опер.

— И что там?

— Хроника-документалка, снятая из разных городов, — отвечаю сам, сопоставив факты.

— Откуда знаешь?

— Мы регулярно получали такие диски. Горин даже в полицию их носил.

— А как Третьякова оказалась на должности концертного директора? — хмурится.

— Прошла собеседование на общих основаниях, — пожимаю плечом. — Стас сказал, у неё был опыт работы и огромное желание сотрудничать с лейблом.

— Ну ещё бы…

— Она произвела приятное впечатление на руководство.

— Первое впечатление, как известно, бывает крайне обманчиво.

— А я ведь даже не узнал её при встрече, — запускаю пальцы в волосы.

Дико и жутко от этой истории.

— Её это расстроило?

— Да. Потом уже пацаны объяснили мне, кто это.

— Как она себя вела в твоём присутствии?

— Странно. То молча на меня таращилась, то в открытую себя предлагала.

— Вот видишь, как бывает сынок, — хлопает меня по плечу. — Ты поразвлёкся и забыл, а у неё капитально сорвало крышу. Помешалась. Да настолько, что завалить тебя решила на почве ревности. Курсы по стрельбе посещала на протяжении трёх месяцев, представляешь?

— Чего ж доверила мою смерть другому человеку?

— У самого есть версии?

— Поняла, что не может сделать это сама?

Всё-таки одно дело — спланировать убийство и совсем другое — на это пойти.

— Нет. В предсмертной записке написано, цитирую: «Я вдруг поняла, что мы не встретимся ТАМ, если я сделаю это сама, как фанат Джона Леннона»

Нахмурившись, пытаюсь понять, что к чему.

— Не догнал? Типа ты в рай попадёшь, а она в ад. Замысел про «наконец-то мы будем вместе» в таком случае не осуществится.

Пиздец.

— Почему Горозия сразу сдал её?

— Думает, это скостит ему срок, как исполнителю.

— Он не знает?

— Нет ещё.

— Ё-ёпта! — Ромасенко застывает в проёме и присвистывает, таращась на стены.

Тата

Марсель вернулся, как обещал, но я, увы, спала, и будить меня никто не стал.

О том, что «ваш непонятливый молодой человек приходил снова» узнаю на следующий день от той пожилой ворчливой медсестры, когда интересуюсь, откуда появились розы на тумбочке.

Не успеваю расстроиться, как раздаётся стук в дверь и в палату заглядывает Кучерявый.

Улыбаясь, наблюдаю за тем, как идёт ко мне, сжимая в руках букет с моими любимыми тюльпанами.

— Привет.

Аккуратно кладёт цветы справа от меня и наклоняется, чтобы нежно поцеловать в губы.

— Как ты себя чувствуешь?

— Нормально.

Это действительно так, хотя голос звучит очень тихо и слабо.

Марсель берёт стул и пододвигает его к моей кровати.

— Тебя не выгонят? — бросаю сомневающийся взгляд на дверь.

— Нет, — устраивается напротив. — Твой врач разрешил мне немного посидеть с тобой.

Его пальцы гладят мою ладонь, а после он прижимает её к своему лицу, и мы просто долго-долго смотрим друг на друга.

— Зачем ты сделала это, Тата?

— Ты бы сделал тоже самое, — отражаю невозмутимо, и ответить ему на это нечего.

— Ты хоть представляешь, что я испытал, когда понял, что в тебя стреляли?

— Стреляли в тебя. Кто? Человека в маске поймали? — выражаю надежду на это.

— Макс очень быстро среагировал. Он бросился за ним в толпу. Догнал, повалил на землю. Со слов свидетелей, сам едва пулю не выхватил. Благо, армейская подготовка помогла сложить эту тварь.

— Кто? — повторяю свой вопрос, ведь он не даёт мне покоя уже вторые сутки.

— Горозия-младший.

— Что? — таращусь на него в шоке, широко распахнув глаза.

Непроизвольно дёрнувшись, кашляю и тут же морщусь от дикой боли в груди.

— Тихо-тихо. Врача позвать? — обеспокоенно вскакивает со стула.

Отрицательно качаю головой.

— Точно?

Зажмуриваюсь, кивая, и ещё с минуту перевариваю полученную информацию.

Леван? Это был он?

— Давай мы потом обсудим это. Ты сейчас не в том состоянии, чтобы…

— Расскажи, — сиплю настойчиво, пытаясь выровнять дыхание.

— Ладно, но ты пообещай не волноваться. Тебе нельзя.

Возвращается на место и снова берёт меня за руку.

— В общем, если по порядку, Алефтина Третьякова была моей фанаткой на протяжении нескольких лет. Я был у неё в квартире вчера.

— И что там?

— Стенд с моими фотографиями. Все стены обклеены плакатами и постерами. Мерч в несусветном количестве. Десятки дисков с видео, отснятыми в туре.

— Это она их присылала?

— Да. Она следила за мной. Здесь, в Москве, и за её пределами. А ещё вела дневник, в котором писала о том, что мы с ней скоро встретимся и якобы опять будем вместе.

Резко вспоминается та её фраза про должность концертного директора. «Как же долго я к ней шла».

— Аля устроилась на лейбл неслучайно, — не спрашиваю, констатирую.

— Горин сегодня в разговоре со следаком обмолвился о том, что она присылала своё резюме три года подряд.

— А должность долгое время занимала Вебер…

— Третьякова собиралась устранить её, но не успела.

— Илона ушла сама, — догадываюсь я.

— Да. И рядом со мной внезапно появилась ты, переключив внимание на себя. Ничего не хочешь сказать мне? — испытывает взглядом, поджимая губы.

— Это она присылала мне угрозы? — предполагаю, сопоставив детали.

— На её личной странице обнаружено свыше сотни таких сообщений, адресованных тебе. Джугели, разве можно скрывать такое? Почему ты, чёрт возьми, не рассказала мне?

Явно злится и негодует.

— Не хотела, чтобы ты переживал, — виновато опускаю глаза.

— Нельзя молчать о таких вещах. Ты понимаешь, что она — нездоровый человек? Ходила на курсы по стрельбе. Интересовалась изготовлением ядов, приобретением кислоты. В любой момент могло случиться, что угодно. И, собственно, так и произошло.

— Ты читал её дневник?

— Я видел некоторые страницы. Плюс общался с Макаренко.

— Почему целились в тебя, а не в меня?

Опять же логичнее было бы убрать соперницу. Разве нет?

— Я достаточно грубо отшил её. Наговорил кучу всего неприятного. Уволил. Плюс она узнала от пацанов о предстоящей свадьбе.

— И…

— И решила, что раз мы не можем быть вместе в этом мире, то непременно должны поскорее отправиться в иной.

Судорожно сглатываю.

— Там, в толпе, в день моего рождения, она хотела убить нас обоих. Меня и себя.

Холодеет всё внутри. Становится жутко от этих слов.

— Потом от идеи стрелять Аля отказалась. Посчитав, что таким образом мы не встретимся после смерти. Якобы я, как жертва, попаду в рай, а она — в ад.

Ненормальная.

— Пожалуйста, скажи, что эта девушка сейчас за решёткой или в психиатрической больнице.

Марсель устало потирает переносицу.

— Третьякова исполнила своё желание, Тата.

Суть произнесённой им фразы доходит до меня не сразу.

— Застрелилась дома в ванной. В тот момент, когда Горозия стрелял в меня.

Боже.

— Это ведь ужасный грех. Таким людям путь в рай закрыт.

— Она считала иначе. Больной человек. У неё была своя идеология.

— Как во всё это оказался втянут Горозия-младший?

Не могу понять, как эти двое пересеклись.

— Она снова написала ему в соцсети. Предложила встретиться и познакомиться поближе.

— Что значит «снова написала»? — уточняю, нахмурившись.

— Это Третьякова отправила ему ту фотографию пять лет назад.

Сразу понимаю, о какой именно фотографии идёт речь. Из-за неё всё тогда закрутилось. Пошла цепная реакция, повлёкшая одно событие за другим.

Леван сообщил отцу о том, что я не хочу выходить за него замуж. Показал фотографию. Явился с Анзором в Красоморск, чтобы насильно забрать меня в Москву.

Погоня. ДТП.

Да. Точно. Я вспомнила. Аля Третьякова однозначно была на той вечеринке, организованной по случаю дня рождения Горького…

— Между ними возникла кратковременная связь. Леопардовый утверждает, что она, мол, капитально промыла ему мозги и убедила в том, что нужно отомстить мне. За срок. За невесту. За отжатый бизнес.

— Господи…

Всё это просто не укладывается в голове, хоть и очевидно, что пазлы наконец собрались в единую картинку.

*********

Моё пребывание в больнице длится две недели. Врачи ежедневно мониторят состояние правого лёгкого и делают всё возможное для того, чтобы процесс восстановления прошёл как можно быстрее.

— Ого! — Сонька таращится на цветы, количество которых всё это время растёт в геометрической прогрессии. — Да у тебя тут уже целая оранжерея!

— Твой брат упрямо продолжает приносить их каждый день, — развожу руками. — Просила угомониться, но нет…

— Это так мило, — улыбается Полинка, наклоняясь к одной из корзинок.

— А мы тебе ежевику с малиной принесли.

— Спасибо.

— И мама передала куриные котлеты с пюре.

Дарина Александровна меня закормила. Они с Яном Игоревичем постоянно приносят что-нибудь вкусное, домашнее.

— Я такими темпами в свою одежду перестану влезать.

— Да прям. Ты всё ещё худая. Вроде, — в своём стиле успокаивает София.

— Вроде, — повторяю, вздыхая. — Хорошо хоть свадебное платье не успели купить. Не поместилась бы в него, наверное.

Девчонка смеётся, протягивая мне большой прозрачный стакан с крупной малиной.

— Как дела, Сонь?

— Фигово, — она разувается и забирается с ногами на постель. — Классуха маме позвонила.

— Так каникулы же. Зачем?

— Эта крысятина любезно напомнила предкам по поводу моего перехода в другую школу. Сказала, мол, директор на этом прям настаивает и родители одноклассников.

— Они не имеют права требовать подобное, — надкусывая яблоко, говорит Полина.

— И тем не менее, вечером дома состоялся родительский совет, на котором было принято окончательное решение отдать меня в кадетский корпус, — недовольно рассказывает девчонка.

Не удивлена. Насколько знаю, разговоры об этом ведутся уже давно.

— Ты ведь понимаешь, что всё к этому шло.

Полагаю, и школьный коллектив, и семья просто устали от бесконечных выходок Софии.

— Её послушать, так я бультерьер, который держит в страхе всю школу.

— Думаю, педсостав просто решил развести вас с Ярославом по разным зданиям, ибо школа не выдерживает ваш «дуэт».

«Эти войны уже за гранью» — обронила как-то Дарина Александровна.

— Вот пусть он и уходит! Почему я должна? Не хочу быть проигравшей!

— Вы когда-нибудь пытались жить мирно и не делить территорию? — задумчиво спрашивает Филя.

— С таким придурком перемирие невозможно!

— А ты пробовала?

— Вот ещё! — фыркает пренебрежительно Сонька. — Этот идиот столько гадостей мне сделал, что и десяти лет мести не хватит!

— Ну, гадости вы поочередно исполняете, — вставляю небольшую ремарку. — И твои, кстати, не уступают по жести.

— Сам виноват. Он это начал!

— Вот скажи, как можно было подкрасться и отстричь мальчишке кусок чёлки?

Хохочет довольная, мотыляя ногами.

— Моя месть за жвачку на косе. Нефиг было спать. Расслабился. А враг-то не дремлет!

— Это кошмар, Сонь, — осуждающе качаю головой.

— Зато ему нечего было потом перекидывать направо-налево. А то ходил, понимаешь ли, перед девчонками строил из себя кинозвезду.

— Новая стрижка идёт ему не меньше.

— Вообще не идёт!

— Получается тебе не нравится повышенное внимание девочек к Ярославу, — цепляется за интересную мысль Полина. — Ревностно к этому относишься?

— Чего? Ревностно? — скулы Софии показательно краснеют. — Да я просто пытаюсь раскрыть этим глупым курицам глаза. Шмелёва вон даже целовалась с ним, представляете? Фу, как можно было? Он же… Чудовище!

— Вообще неправда, Сонь. Если абстрагироваться от ваших взаимоотношений, Ярик — самый симпатичный мальчик в классе.

— Ты с дубу рухнула, Тата? — кривится и пучеглазится одновременно. — Ничего симпатичного в нём нет, — отрезает категорично.

— Я не соглашусь с тобой, извини.

— Мне Ярослав тоже внешне нравится.

— Пф-ф. Да вы сговорились, что ли?

— Ненависть ненавистью, но не отрицай очевидное. Он вырастет настоящим красавчиком.

— Он не вырастет, если ещё хоть раз что-то мне сделает!

— На субботнике майском что не поделили?

— Грабли! Я этими граблями ему как дала потом по спиняке!

— Это очень опасно. Ты могла поранить его.

— Я и поранила, — невозмутимо отбивает рикошетом. — Он же мне на голову мусорный пакет натянул! Вот и получил.

— А перед пакетом что было?

— Что? — невозмутимо хлопает ресницами. — Ну каштаном в лоб попала, подумаешь? Так он первый кидаться ими начал!

Н-да… Тяжёлый случай.

— Бедный парень. Травма на травме, — вздыхает Филатова.

— Это он-то бедный? Ты на меня посмотри! Вот я коленку сбила до мяса, когда убегала от него, — задирает левую штанину. — Вот след от гвоздя, — снимает носок и демонстрирует нам пятку. — Проткнула, когда гналась за ним по заброшке.

— Что ты делала на заброшке? — уточняю, нахмурившись.

— Мы с ребятами играли в казаки-разбойники, — отмахивается она беззаботно. — Мм. А вот у меня шрам от пореза на локте. Мы тогда, толкаясь, дверное стекло в холле случайно выбили.

— Вам реально противопоказано находиться рядом друг с другом.

— Это физические травмы. Про моральные и психологические вообще молчу! — заряжает возмущённо.

Полина еле сдерживает улыбку.

— Может оно и к лучшему, что я перейду, — рассуждает Сонька вслух. — Не нужно будет каждое утро наблюдать его рожу. Счастье-то какое!

— Ещё скучать по нему начнёшь.

— Да не бывать этому никогда! Перекрещусь и забуду! — обещает она.

(Мы тогда сделали вид, что поверили.

Да и кто мог предположить, что эти двое по итогу оба окажутся в кадетке).

— Пойду чипсы куплю в автомате, — Сонька спрыгивает на пол и, обувшись, ретируется из палаты.

У меня вибрирует телефон.

— Алло, пап.

Радуюсь, что он снова позвонил.

— Как ты? — интересуется сухо.

— Я в порядке.

— Ещё не выписали?

— Послезавтра.

— Ясно.

— А твои как дела? Врач осмотрел тебя?

Сильный кашель в прошлый раз очень меня насторожил.

— Нет.

— Почему? Вдруг это какое-то серьёзное заболевание?

— Выйду — проверюсь. Ладно, мне пора. Поправляйся.

— Пап…

К сожалению, он в эту секунду отключается.

Скупым и прохладным вышел наш диалог.

— Не успела пригласить на свадьбу, — бормочу расстроенно, глядя на потухший экран.

— Ты всё ещё рассчитываешь на то, что он примет приглашение? — осторожно спрашивает Поля.

— Даже если нет, озвучить дату я должна.

К тому моменту отец будет на свободе и мне, наверное, хотелось бы видеть его на своей свадьбе.

— Ну, до пятнадцатого сентября ещё есть время. Может, он свыкнется с мыслью, что ты выходишь замуж не за грузина.

Пожимаю плечом.

— Расскажешь про звонок Вебер? — усаживается рядышком и ставит передо мной пластиковый контейнер с ежевикой. — Извини, но мне дико любопытно узнать, о чём вы говорили.

— Да особо нечего рассказывать, Полин. Она спросила о моём самочувствии. Обменялись парой фраз и всё.

— Нет, ну ты представляешь, она уже во второй раз предрекла страшное происшествие, связанное с вами! Она ведьма, говорю тебе.

— Я никогда особо не верила в эти её расклады, но жизнь показывает, что стоило бы.

— Дозвонись мы тебе в тот вечер, ты, возможно, не пострадала бы.

Да. Удивительное дело, но Илона спешила предупредить нас об опасности.

— Всё случилось так, как должно было. Я ей тоже самое сказала.

— Давай ещё убей меня тем, что и её позвала на вашу свадьбу.

— Нет конечно. Ты меня знаешь, я никогда не умела изображать двуличие. Да и хвастаться победами — не мой стиль.

Как бы это выглядело по отношению к её чувствам?

— Она не собирается возвращаться в Россию?

— Мы на эту тему не общались.

— Да тот факт, что вы вообще общались, — уже нонсенс.

— Нет причины на неё злиться и обижаться.

Сейчас я чётко понимаю, что не могу осуждать Илону за то, что она была рядом с Марселем все эти годы. Жизнь — такая короткая и непредсказуемая штука… Нельзя винить человека за попытку стать счастливым.

Я свою теперь точно ни за что не упущу.

Тук-тук.

— Войдите.

В палату заглядывает бабушка Алиса.

Элегантный лимонный костюм. Шляпка. Белые ромашки. Тортик.

— Тата! — взволнованно щебечет и спешит ко мне.

Эх. Мама всё-таки проболталась. Иначе быть не может. Телевизор бабушка с момента похорон деда не смотрит. Новости в интернете читает редко.

— Дорогая моя! Как же так?! Господи!

Целует меня. Плачет.

— Со мной всё хорошо, ба, — сжимаю её ладонь. — Не плачь. Всё правда хорошо.

Глава 46

Пятое сентября

Марсель

До пятнадцатого не дотерпели.

— Паш, вы наличку сняли? — нервно дёргаю ворот белой рубашки. Сидит она идеально, но почему-то всё равно раздражает.

— Да.

— Разными купюрами. Всё здесь, — докладывает Чиж, демонстрируя барсетку.

— А букет невесты где?

— Вот он.

— Отлично.

— О, смотрите чё там!

Наш лимузин, на капоте которого сердце из роз, тормозит напротив шикарной резиденции покойного Эдуарда Зарецкого. У ворот и дальше вдоль дороги припаркованы машины гостей. На самих воротах висит огромный плакат: «Тили-тили-тесто. Здесь живёт невеста».

Перемещаемся из комфортной прохлады салона на улицу, в жару плюс тридцать.

— Приехали! — совсем «беспалевно» вещает Сонька за высоченным забором.

— Сука, пекло, — Ромас недовольно хмурится и тоже снимает к чертям пиджак. — Ощущаю себя таким задротом в этом костюме.

— Да ладно, тебе неожиданно идёт, — хмыкает Беркут-младший.

— Стиль — изысканная гопота, — по-своему называет это Горький.

— Крайний раз мы в таком виде на выпускном отсвечивали, — Макс подкатывает рукава рубашки.

— Ага. У Дэна тогда пиджак лопнул под мышкой прямо во время вручения аттестата, — рассказывает Чиж.

— Хорошо хоть не на жопе треснул.

Сперва смеются, вспоминая свой выпускной, а потом на несколько секунд между нами воцаряется неловкое молчание. Потому что в этот важный день нашего друга с нами нет, и это очень печально.

Свободного осудили на четыре года по сто одиннадцатой статье. Возможность выйти по удо, как говорит дед, появится, но не скоро.

— Ну чё, погнали вызволять красавицу-невесту?

— По карманам бабло распихайте. Не пойдём же мы как дебилы с барсеткой.

Делят купюры между собой. Мне в карман тоже пару пачек засовывают.

— Братан, ты в норме?

Киваю, пытаясь сохранять невозмутимый покерфейс.

На самом деле потряхивает меня сегодня конкретно. Так переживал накануне этого важного события, что всю ночь не спал.

— Пароль, — басит один из охранников, преграждая путь.

— Какой, блядь, пароль? — бычится Ромасенко.

— Спокуха. «Пароль — свита жениха», — с умным видом чеканит Чиж.

— Проходите, — пропускает нас верзила.

Едва заходим на территорию Зарецких в украшенный шарами и прочей праздничной атрибутикой двор, вокруг становится нереально шумно.

Гости, выстроившиеся вдоль дорожки с двух сторон, громко приветствуют жениха и его друзей, а на самой дорожке нас встречают девчонки: красивые до невозможного, нарядные и явно максимально серьёзно настроенные.

— Здрасьте-здрасьте, господа!

Вы откуда и куда?

Ну-ка ближе к нам идите.

Цель визита огласите! — деловито горланит Сонька, одетая (аж не верю собственным глазам) в платье.

— За невестой приехали! — орёт Никита в ответ.

— За невестой? Мы вам рады

Отдадим её в награду

Но сперва пройдёте квест

Квест по поиску невесты!

Вперёд выходит Полинка, ответственная за проведение данного мероприятия. На груди у неё красуется атласная лента свидетельницы.

— Парни, вы не тормозите

Жениху-ка помогите

Стартанём сейчас с разминки

Отвечайте без запинки!

— Филатова, ты, блин, как всегда, — ворчит Ромасенко, цокая языком.

— Поехали. Как поймать тигра в клетку?

— Нанять братьев Запашных.

— Нет.

— Сырым мясом туда заманить.

— Нет.

— Тигров в клетку не бывает. Только в полоску.

— Молодец, Паша! Наступайте на следующее сердечко. Итак, вторая загадка. В чем сходство мотоциклиста и курицы?

— Чё?

Тупят стоят. Помощники!

Приходится отвечать самому.

— Оба садятся и несутся.

— Правильно, жених.

— Вперёд, пацаны.

— Как звали первого ГАИшника?

— Откуда нам знать?

— Напрягите извилины, вспомните сказки, — подсказывает Мила.

— А кто там был?

Совещаемся. Перебираем версии. Ниче толкового на ум не приходит.

— Ну кто свистел, останавливал и грабил? — даёт наводку сестра.

— А, этот, как его! Соловей-разбойник.

— Свидетель опять спасает ситуацию, — улыбаясь, хвалит Пашку Филатова. — Вопрос номер четыре. Эти три телезвезды были хорошо известны каждому из нас в детстве. Блондина зовут Степан, шатена зовут Филипп. А как зовут лысого?

— Хрюша, ясень пень, — неожиданно выдаёт Ромасенко.

Таращимся на него ошалело.

Вопросительно выгибаю бровь.

— Чё? «Спокойной ночи, малыши». Я ни одной передачи не пропускал. Лет до шести, — добавляет он, краснея.

Ржём.

— Какая женщина сначала трется возле тебя, а потом начинает требовать деньги?

— Проститу…

— Нет, Ромасенко!

— Кондуктор.

— Верно, Никита! Делайте ещё шаг вперёд. А теперь подскажите, товарищи-музыканты, какими нотами можно измерить расстояние?

— Ми-ля-ми.

— Да, Марсель.

Отбиваем пятюню.

— Где найти океан без воды?

— На карте.

— Павел у нас эрудит! Отличный темп, ребята! Так, дальше. Почему блондинка съест йогурт в магазине?

— Чего?

— Тупая типа?

— Близко, но надо бы поконкретнее.

— Вспомните саму баночку. Этикетку.

— А. Потому что на упаковке написано «открывать здесь», — догадываюсь я.

— Правильно. Следующий вопрос. Ты сидишь в самолете, впереди тебя лошадь, сзади автомобиль. Где ты находишься?

Тут мы зависаем конкретно. Даже и предположений нет. Ноль вариантов.

— Филя, что за ересь? — морщится Ромас, мозг которого уже вовсю кипит.

— Отвечать вы не хотите

Так что денюжку платите!

Соня протягивает руку и Чиж достаёт из кармана несколько крупных купюр.

— У нас тут у Яна есть ответ! — кричит матушка.

— Ян Игоревич, будьте добры.

— Карусель, — изрекает батя, качая головой.

— А-а-а-а…

— Точно.

— Ослы.

— Не догнали.

— Что ж. На этом завершим разминку

Вы, ребята, однозначно молодчинки

Переходим к туру номер два

Просим встать, пожалуйста, сюда

— Нас вопрос один волнует

Всех гостей давно интересует

Почему, скажи, решил жениться?

Надо срочно людям объясниться

— Видишь шарики вон там, братишка?

— Ну.

Далеко они от тебя слишком

Дротики туда скорей кидайте

Свою меткость, силу проявляйте.

Там указаны возможные причины

Почему вступают в брак мужчины.

— Бросать в любой?

— Да. Доверься интуиции.

— Окей.

Целюсь в зелёный. Попадаю в синий.

Бах!

На землю падает бумажка.

Оля поднимает её и громко читает: «Подруги невесты пригрозили».

Все присутствующие, естественно с этого прутся.

— За ошибку платим взнос

И готовим лавандос!

Мила протягивает руку. Чиж достаёт из кармана деньги.

— Теперь я.

Ромас метит в жёлтый шарик. Дротик достигает цели. «Могут перехватить».

— Хороша причина, но не та

Платим-платим, господа!

Горький бросает в оранжевый. Там бумажка ещё хуже. «Женюсь по расчёту»

— Сорян, бро.

Ржём и продолжаем платить.

Артём попадает в фиолетовый.

«Мама сказала, что надо»

Да блин!

Поправляю ленту «самый красивый жених во Вселенной» и наблюдаю за тем, как задаёт траекторию полёта Чиж.

Мимо.

Соня снова вымогает деньги. Я кидаю дротик в красный шарик, расположенный по центру.

— По любви! — торжественно объявляет Оля. — Ура!

— Слава те, Господи, думал нахрен без бабла останемся, — хохочет Никитос, толкая меня локтем в бок.

Проходим до крыльца. Там нас ждёт очередное задание.

— Чтоб невесту увидать

Надо нам экзамен сдать

Вот учителя, предметы

Ждём, Марсель, твои ответы!

Первый на пути — дядя Паровоз с табличкой «историк».

— Чё делать? — развожу руками. — По датам гонять, что ль, будешь?

— Только про одну уточню. Историю знакомства с невестой рассказывай.

— А, ну это просто. История началась с того, что я чуть не ослеп, благодаря моей драгоценной. Потому что Тата в целях самообороны воспользовалась газовым баллончиком. Заслуженно. Признаю.

Присутствующие смеются.

— Зачёт.

Передо мной появляется его жена, тётя Саша. Она у нас за математика.

— Отгадай, что означают все эти математические числа и символы, зай.

Держит в руках ромашку из плотного картона. Срываю первый белый лепесток.

— Тридцать восемь.

Думаю.

— Размер её ноги?

— Ага.

Следующий лепесток выдираю.

— Четыре.

— Четыре года длилась наша разлука?

— Правильно.

— Шестнадцать с половиной.

— Размер кольца.

Это я знаю.

— Жених неплохо справляется, да?

Толпа гудит.

— Пятьдесят четыре.

— Вес.

— Отлично!

— Одиннадцать.

Напрягаю извилины. Что бы это могло означать?

— Берём помощь друзей?

— Берём.

— Платим-платим за подсказки

Вы в реальности, не в сказке!

Ушлая Сонька опять внаглую сдирает с пацанов деньги.

— Они в одиннадцатом классе познакомились, — озвучивает свою версию Горький.

— Да.

— Финальный символ.

Знак бесконечности.

— Столько мы будем вместе.

— Оу, мой хороший, — тётя Саша крепко меня обнимает и целует в щёку.

— Крёстный, салют. Биология? Неожиданно.

— Ответь на один вопрос, сынок. Какими органами сливаются влюблённые?

— Я могу за него ответить, — вопит со своего места Ромасенко.

— Не надо, — спешит тормознуть его Филатова.

— Это easy. Фиброзно-мышечными, обеспечивающими ток крови посредством ритмичных сокращений, — отвечаю в его стиле. — Сердцами, конечно.

— Достойно.

Пожимаем друг другу руки. Пропускает меня дальше.

Следующий предмет «химия». Тётя Яся, приехавшая из Америки вместе с мужем и четой Паровозовых, держит в руках поднос.

— Разбираем, мальчики, напитки. С каким лицом выпьете содержимое стаканов, с таким лицом будет встречать наша невеста будущего мужа ежедневно.

Пхах.

Чиж выпивает свою водичку залпом.

— Сладенькая, — улыбаясь, заключает довольно.

Ромасу явно достаётся что-то похуже. Он еле сдерживается от проявления эмоций на своей роже.

— Как будто моря грязного хлебнул, — отставляет пустой стакан и вытирает губы.

Девчонки соли, видимо, туда бахнули.

Третьим эстафету принимает Тёмыч.

— Чайный гриб, по ходу, — констатирует. — Неплохо на вкус, кстати. Как лимонад.

Последним остаётся Горький. Смиренно опустошив тару, бодро докладывает:

— Водка.

Жесть.

— Спасибо, — хлопаю его по плечу.

— Иностранный! — объявляет Мила.

— Тебе надо громко признаться в любви на пяти разных языках, — заявляет тётя Алёна.

— Блин. Труба.

— Давай, братан!

— I love you! — ору так, чтобы до балкона точно долетело. — Te amo!

— Так. Это два.

— Ich liebe dich, — приходит на помощь Пашка.

— Да, лебедих.

— Платим за подсказки дань

Доллар, рубль иль юань!

— Да погоди ты, Сонь, — взъерошиваю кудри. — Как там на французском. Je t'aime, — выдаю по лягушачьи картаво.

— Это четыре и…

— И…

Мои лингвистические познания на этом заканчиваются.

— Не тупи, Марсель.

— Я тебя люблю, Тата! — прокричав на весь двор, догоняю запоздало.

— Принято!

— Заключительный предмет — физкультура, — матушка свистит в свисток. — Упор лёжа всем принять, мальчики. Отжаться столько раз, сколько лет желаете нашей паре прожить в браке.

Надо отдать должное друзьям, не ноют, выкладываясь на полную катушку.

Короче, время идёт. Фестиваль конкурсов продолжается.

Жених и его случайный партнёр (эта честь по жребию выпадает Ромасу) репетируют перед гостями танец молодожёнов под песню Уитни Хьюстон. И это полный пиздец, клянусь. Потому что Макс — тот ещё медведь. Туфлям моим брендовым кабзда.

Дальше девчонки выносят большой плакат с изображением знаменитого голливудского актёра, на котором оставлены отпечатки губной помады. Задание такое: отыскать, какой из отпечатков принадлежит моей Джугели.

Четыре раза мы с пацанами промахиваемся и, разумеется, за каждую ошибку активно платим купюрами. На пятый, когда я уже ни хера не понимаю, Мила, сжалившись, ехидно произносит:

— Неужели ты думаешь, что твоя невеста стала бы целовать кого-то, кроме тебя?

Фиаско нафиг.

Ладно. Признаю. Косякнул.

Зато в последующем конкурсе реабилитируюсь, быстренько отыскав на входной двери фотку маленькой, симпотной, но чрезмерно серьёзной для юных лет девчушки.

— Красава! Прямое попадание с первой попытки! — гордятся мною пацаны.

— Ну эти брови я не мог перепутать.

Нас наконец запускают в дом. Там на каждой ступеньке лестницы разложены странные сочетания из букв алфавита.

— Чтоб добраться до любимой

Поспеши назвать скорей

Что ты будешь делать в браке

Кроме маленьких людей

— ПБ.

— Причинять боль?

— Это точно нет. Покупать брюлики, — расшифровываю по-своему.

— Хорош!

— МП.

— Мыть посуду?

— Засчитано!

— ГК.

Быстро соображаю, поднимаясь выше по лестнице.

— Говорить комплименты.

— Назови-ка комплимент на каждую букву фамилии ДЖУГЕЛИ.

— Дерзкая. Желанная. Удивительная. М-м-м… Гордая. Единственная в своём роде. Лучшая. Идеальная.

— Ой-ой-ой, вот это скорость! Фантастика! Сказано, творческая личность!

Гости аплодируют. Свистят. Активно подбадривают, а я продвигаюсь выше.

— Так, ВП. Всегда помогать.

— Супер!

— ЦН… Целовать ноги? Такие ж грех не целовать!

— Принято.

— ННР. Это что ещё за аббревиатура страшная?

— Подумай.

— Носить на руках, — прилетает от Пашки.

— Точняк.

— Готов носить? — спрашивает Мила строго.

— Конечно.

— А тебя? Буквы закончились.

— Я вижу, систер.

— Добраться до крайней верхней ступеньки нужно так, чтобы ты не коснулся оставшихся.

— Прикалываешься, что ли? — нахмурившись, размышляю о том, как вообще подобную задачу можно выполнить. — Я не Карлсон. Пропеллера у меня нет. По перилам ползти?

— Подключаем критическое мышление, парни.

— Я понял.

— Чё ты задумал, Паха? — растерянно хлопаю глазами.

— Держись, Абрамыч.

Ну капец, друг поднимает меня и тащит на себе.

Ржём, угорая, и едва не заваливаемся на пол уже на самом верху.

Прикольно, что всю эту дичь снимает оператор. Честно говоря, поначалу я не горел желанием видеть что-то подобное на своей свадьбе, но сейчас я даже благодарен Филатовой за то, что она нам тут устроила. Понимаю, что потом спустя годы будет реально интересно на это посмотреть. Останутся приятные воспоминания о веселье и дурачестве. Пусть.

— Вот это я понимаю дружеская поддержка! В прямом смысле этого слова!

— Выкладываем купюры, ребята! Рисуем большое-пребольшое сердце для Таты! — требует неуёмная Сонька.

Ну мы и рисуем, вынимая из карманов всё оставшееся бабло.

— Дырку заткни в середине, Ромас.

— Это сердечная рана.

— Не надо нам ран никаких больше. Докладывай или разложи по-другому, — наказываю недовольно.

Пыхтим старательно ещё несколько секунд. Прям шедевр цветной по итогу получается.

— Подведем итог, друзья

Можно нам или нельзя

Передать Марселю Тату

Навсегда и без возврата?

Народ громко кричит «да» и я, уставший от бесконечных заданий и дико соскучившийся по своей девчонке, получаю заслуженный ключ от принцесскиной комнаты…

Тата

Слышу, как мой будущий муж громко признаётся в любви на разных языках.

Смеюсь, когда до нас доносится версия на французском.

— Всё, мы закончили, — сообщает визажист, напоследок легонько взмахнув кисточкой для пудры.

— Дверь закрыта с той стороны на ключ. До окончания выкупа вам придётся посидеть с нами, Лен, — предупреждает её мама.

— Ой, да вообще без проблем, — она отходит, пропуская меня к большому зеркалу.

Расправляю платье. Оцениваю результат, придирчиво рассматривая своё отражение.

— Ты очень красивая невеста, Тата.

— Не то слово! Она у нас просто невероятная! — умиляется бабушка Алиса.

— Четыре часа колдовства не прошли даром? — отшучиваюсь, поворачиваясь к женщинам.

— Ты прекрасна, — мама, улыбаясь, заботливо поправляет фату.

— Куда летите в свадебное путешествие? — спрашивает Лена, складывая в сундучок косметику.

— Если бы я сама знала…

Конфиденциальность — наше второе имя. Вон даже о свадьбе проинформированы лишь те, кто должен на ней присутствовать.

— Так это сюрприз?

— Марсель не говорит, её и родителей жениха тоже расколоть невозможно, — с нажимом констатирую, глядя на маму.

— Я не в курсе, Тата, — отводит взгляд.

— Да-да.

Не верю. Все невербальные жесты говорят об обратном.

— А сама ты куда хотела бы?

— Мне всё равно, Лен, — признаюсь абсолютно искренне. — Главное, чтобы мы были вдвоём. Больше ничего не нужно.

— Медийной паре сложно скрыться от вездесущих журналистов.

— Он обещал, что в этом месте мы их не встретим точно.

— Дай Бог! — вздыхает бабушка. — Леночка, могу я попросить вас зафиксировать мне причёску повторно? Что-то вот здесь распадается.

— Сейчас всё сделаем, Алиса Андреевна.

На улице становится нереально шумно. Почти как на концерте ГП.

— Что там, мам? Можно взглянуть?

Любопытно ведь очень.

— Идём.

Перемещаемся на балкон. Оттуда отлично видно происходящее.

Во дворе толпа. Играет песня Уитни Хьюстон «I will always love you», под которую мой жених с кем-то танцует в центре образовавшегося круга.

В груди неприятно вспыхивает.

— Не поняла, — ревниво прищуриваясь, жду, когда он поставит на ноги лженевесту. — Кто там, мам? Я же просила Филатову о том, чтобы он ни с кем близко не контактировал.

Уговор был. Никаких танцев, поцелуев и прочего. Всё это должно быть только со мной!

— Подожди, ревнивица. Это… Ромасенко?

Нам наконец удаётся детально рассмотреть парочку.

— Правда он? — чувствую, как меня отпускает. — Господи… Вот это да!

В целях попадания в образ на Максима надели фату и пышную юбку.

Как он перенёс это издевательство над собой и как со своим характером вообще согласился на подобное задание — загадка, но гости просто в восторге от этого шоу.

— Нервничаешь? — мама обнимает меня за талию.

— Да.

— Не стоит. Вы ведь так ждали этого дня.

Ждали. Чуть с ума не сошли. Пришлось мне даже к Полинке переселиться на время.

— Как не уронить кольцо во время церемонии?

— Не уронишь.

— А если вдруг? Говорят, это дурной знак.

— Не думай об этом, Тата. Всё пройдёт хорошо, — успокаивает она.

Киваю.

— Я так рада, что это не случилось пять лет назад… — произношу вслух, вспоминая, как отец вместе с Горозиями планировал мою свадьбу.

— Замуж нужно выходить только по любви. Как показала практика, это единственный путь к счастью.

— Мам, — разворачиваюсь, вынуждая её чуть отступить. Пользуясь тем, что мы с ней сейчас вдвоём, хочу проговорить важные вещи, — Даня ведь не обиделся на то, что я попросила Игоря Владимировича сопровождать меня к алтарю, если отец не придёт?

— Разумеется, нет.

— Поймите правильно, ладно? Не хочу ощущать себя предателем.

— Даня всё понимает, милая. Не переживай.

— А по поводу папы вы охрану предупредили? Они же пропустят его, да?

— Пропустят.

— Будет как с гостями? — уточняю недовольно. — Его тоже станут обыскивать?

— Это меры предосторожности, дорогая. Учитывая всё то, что случилось два месяца назад…

— Но он ведь мой отец!

— Никому нельзя доверять, дочка.

— Кошмар, — качаю головой. — Скажи, вы обсуждали его появление на свадьбе с друзьями Дани?

Тревожно. Мы ведь знаем, что между этими людьми было в прошлом.

— Ты не волнуйся. Если Амиран всё-таки придёт, обещаю, мы сделаем всё возможное для того, чтобы не возникло никаких проблем.

— Спасибо.

— Кажется, жених и друзья уже вошли в дом.

— Тогда скорей возвращаемся в комнату, — тороплю я её.

Бабушка с Леной ведут непринуждённую беседу.

На столе срабатывает мой телефон.

— Таблетки, мам. Здесь есть вода? — паникую. Это будильник.

Лекарство мне нужно пить строго по часам. Очень не хотелось бы в этот важный день на нервной почве заполучить приступ. Я очень боюсь его повторения, хоть и пребываю в состоянии ремиссии уже довольно длительный срок.

— Держи, — достаёт из сумки бутылку.

Запиваю водой таблетки.

Суетимся.

Сто пятьдесят пятый раз поправляем причёску, макияж, платье, фату.

Выстраиваемся в одну линию с мамой и бабушкой.

Лена фоткает нас, и в эту же секунду мы слышим, как проворачивается ключ в замке.

Дыхание перехватывает.

Сердце заходится в каком-то бешеном ритме.

Его стук пульсирует в висках.

Бум-бум-бум.

Щелчок.

Дверь, распахнувшись, впускает в спальню матери моего жениха. Высокого. Красивого. Стильного. Решительно настроенного.

Марсель резко замирает на пороге.

Растерян. Шокирован. Изумлён.

Не моргая. Внимательно. Долго-долго. Изучает меня взглядом.

Смотрим друг на друга.

Время останавливается.

В его глазах горит чистый восторг, и все мои сомнения относительно того, что я выгляжу недостаточно хорошо, рассеиваются, превращаясь в пыль.

Пауза затягивается.

В моих лёгких заканчивается кислород.

Ситуацию спасает мама. Спасибо ей.

— Марсель, — нарушает она тишину первой. — Передаю в твои руки главную драгоценность нашей семьи. Очень хочу пожелать вам счастья и бесконечной любви. Береги её, пожалуйста, — шмыгает носом.

Ну вот. Только начали, а она уже расплакалась.

— Буду беречь, — обещает он, делая шаг вперёд.

Наши дрожащие пальцы соприкасаются, и могу отметить, что волнуется будущий муж не меньше моего.

— Марс, вот.

Чиж, запыхавшийся и красный как рак, протягивает ему один из главных атрибутов невесты, который тут же вручается мне.

Улыбаюсь.

Это белые тюльпаны, нежные и бесподобно оформленные дизайнером-флористом в элегантный букет.

Поднимаю взгляд.

Марсель, засмотревшись на меня, кажется, без преувеличения, снова забывает, как дышать.

Пять лет назад мы вот также тут стояли.

— И это. Надо ехать, а то опоздаем в ЗАГС.

Озвученная Никитой фраза действует на нас обоих отрезвляюще.

Выходим к людям, крепче сцепив ладони.

Пока спускаемся по лестнице, нас громко приветствуют родные и друзья, а дальше всё так быстро происходит, что только и успевай фиксировать это в памяти.

Лимузин.

Весёлые лица наших друзей.

Бокалы. Шампанское.

Шутки парней.

Заливистый смех девчонок.

Обжигающий взгляд любимых глаз.

Плен его рук.

Марсель хранит молчание, но мне и без слов всё ясно. Как скажет позднее бабуля: «Дай Бог каждой девочке, чтобы на неё вот так смотрели».

Приезжаем на площадку, с которой открывается невероятный вид на море и горы.

Декорации. Шары-цветы. Гости занимают свои места, и вот мы уже стоим с Игорем Владимировичем в ожидании начала выездной свадебной церемонии.

— Моя прекрасная грузиночка, ты необыкновенно хороша сегодня, но, скажи мне, пожалуйста, как можно было нахрен спрятать эти ноги?

Смеюсь.

— Нет ну серьёзно, Джугели, это преступление века! — заявляет возмущённо. — Зря я, что ли, к оптометристу ходил за новыми очками?

— Это платье-трансформер, Игорь Владимирович.

— Пояснительную дай.

— Верхняя юбка отстёгивается.

— О! Вот это по-нашему! — одобрительно кивает. — А то я уж было расстроился.

Начинает играть музыка.

Папа всё же не почтил нашу свадьбу своим присутствием…

Мне приходится принять сей факт и просто пережить это.

Игорь Владимирович ведёт меня к моему жениху и я отчаянно стараюсь не расплакаться в этот момент. Спасает желание выглядеть самой-самой ради того единственного, с которого не свожу глаз.

Останавливаюсь с ним рядом.

— Дорогие Тата и Марсель! — звучит голос свадебного регистратора. — Вы встретили друг друга на жизненном пути и обрели то, что ищут миллионы людей. Самое настоящее богатство. Взаимную любовь!

Заставляю себя повернуться к даме в белом костюме и шляпке.

— В ваших силах сохранить и приумножить это прекрасное чувство, не растерять его с годами среди жизненной суеты.

Наши с Марселем ладони снова находят друг друга. Так обоим спокойнее.

— В любой ситуации, важно помнить, что вы — единое целое. Вы — та сила, которая может справиться с любыми трудностями, которые уготовила вам судьба.