Просто одна ночь

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Ушел.

Я была на грани панической атаки, когда меня привезли в больницу. Я плакала. Боже, как я плакала. Я в шоке, что у меня вообще остались слезы. Я не знала, что происходит — был ли у меня выкидыш, было ли это что-то серьезное, или я слишком остро реагировала. Боль говорила мне, что что-то не так, и я надеялась, что это не то, что случилось.

Я прижалась к кровати, с моих губ сорвался крик, когда они не смогли найти сердцебиение второго ребенка. Они проверили его один раз. Проверяли дважды. Ничего. Вина окутала меня, как одеяло, когда вошел Даллас. Я не должна была быть на дороге в глуши. Я не должна была переживать из-за мужчины, когда у меня были дети.

Сначала я винила себя.

Потом я переложила вину на Далласа.

Он не должен был просить меня поехать к нему домой.

Я не виновата в том, что мы потеряли ребенка.

Это не его вина, что мы потеряли ребенка.

Но иногда ты хочешь обвинить кого-то, потому что не можешь смириться с тем, что его больше нет. Хотя я не так долго была беременна, я уже начала любить своих детей, а теперь одного из них у меня забрали. Мое сердце болит, как будто кто-то воткнул в него нож и крутит его до тех пор, пока каждая часть меня не разорвется.

У меня все еще есть ребенок, который полагается на меня. Я не собираюсь подвергать себя другим стрессовым ситуациям. Я не буду беспокоиться о сердце Далласа, потому что я собираюсь сосредоточиться только на том, чтобы сохранить свое в порядке ради ребенка, а попытки завязать с ним отношения этого не сделают.

Мне нужно пространство. Мне нужно отстраниться. Я смотрю на дверь, гадая, вернется он или нет, и напрягаюсь, когда раздается стук.

Стелла заглядывает внутрь.

— Ничего, если я войду?

— Входи, — отвечаю я. Мне нужен кто-то прямо сейчас.

Она улыбается и садится на свободное место рядом со мной.

— Ты уже звонила маме?

Я качаю головой.

— Честно говоря, я не хочу никому говорить. Она захочет прилететь сюда и позаботиться обо мне, а этого я не хочу. Мне нужно время, чтобы отдышаться, смириться, принять это. — Я потираю живот. — Ты сможешь подвезти меня домой, когда меня отпустят?

Она сжимает свою руку над моей.

— Конечно. — Она открывает рот и тут же закрывает его. Она хочет поговорить о Далласе, скорее всего, хочет, чтобы мы наладили отношения, но сейчас это невозможно.

Как я и сказала Далласу, теперь я все понимаю. Я знаю, каково это — потерять кого-то, кого ты так сильно любишь, с кем, как ты думал, ты проведешь годы.

И я понимаю, что никогда не хотела отпускать его.

***

Прошло три дня с тех пор, как Стелла привезла меня домой из больницы.

У меня все болит. Истощена. Безнадежна.

Звонки и сообщения игнорируются, и единственная причина, по которой я видела Лорен, — это то, что у нее есть запасной ключ от моей квартиры, и она зашла ко мне без приглашения. Я эгоистична, потому что они беспокоятся обо мне, но я хочу, чтобы меня оставили в покое. Я попросила Далласа дать мне немного пространства, и, за исключением нескольких сообщений, он так и сделал. Но никакие слова, никакие нотации, ничто не остановит меня от чувства вины в этом. Я была слишком напряжена. Я неправильно питалась. Мне следовало больше отдыхать. Чувство вины за то, что это мое тело потеряло моего ребенка, убивает меня.

Я позвонила маме в тот день, когда вернулась домой. Мы плакали. Она молилась. Она умоляла прилететь сюда, чтобы быть со мной, а я умоляла ее не делать этого.

Я читаю очередную статью о синдроме исчезающих близнецов, когда слышу, как открывается моя входная дверь. Я разворачиваюсь на диване и закрываю ноутбук в тот же момент, когда входит Лорен, одетая в свою медицинскую форму и идет прямо на кухню, как будто она здесь хозяйка.

— Привет, девочка, — зовет она, когда я встречаю ее. — Надеюсь, у тебя есть аппетит. — Она включает духовку и начинает доставать контейнеры с готовой едой. — Сегодня в меню тако.

Я просматриваю все продукты, разложенные на прилавке. Мясо. Салат-латук. Сыр. Сальса. Гуакамоле.

— Ты все это приготовила? — спрашиваю я. — Разве тебе не нужно было работать?

Она смеется, снимая крышку с мяса и выливая его в кастрюлю.

— Милая, ты же знаешь, что моя готовка — дерьмо. Хотя разогревать я умею неплохо. — Она включает конфорку. — Даллас сделал все это вчера вечером перед уходом на работу и попросил меня принести это сюда.

Я фыркнула.

— Почему? Он боится, что я недостаточно хорошо питаюсь, и мы потеряем второго ребенка? — Слова вырываются прежде, чем я успеваю остановить себя.

Она бросает на меня взгляд.

— Нет. И мы оба знаем, что он так не думает, так что перестань вести себя как соплячка.

— Прости? — огрызаюсь я.

— Ты меня слышала, — говорит она, возвращая свое внимание к плите. — Перестань вести себя как ребенок.

Я надулась. Я задыхаюсь. Я хочу вышвырнуть ее из своей квартиры, но она продолжает:

— Я понимаю, что тебе больно, но не забывай, что ты не единственная, кто переживает эту потерю. Мой брат тоже.

Я прижимаю палец к груди.

— Это он пытался обвинить меня в потере ребенка.

— Он сказал эти слова?

— Ну… не совсем.

— Единственное, что точно в твоем аргументе, это то, что он никогда не говорил, что ты виновата. Ни разу. Ты злишься на него, потому что тебе больше не на кого злиться — потому что никто не виноват. Никто. Вы слышали доктора. Выкидыш случился бы, несмотря ни на что.

— Я не виню его за выкидыш.

— Но ты винишь его в том, что произошло до выкидыша. Тебе нужно на что-то свалить вину за потерю ребенка, поэтому ты сваливаешь все на вещи Люси в его доме.

— Не делай этого, Лорен, — бормочу я. — Я не буду говорить с тобой об этом.

— Тогда не говори со мной. Поговори с ним. Пожалуйста.

— Я поговорила. Мы переписывались несколько раз.

— У Мейвен сегодня ночевка. Пусть он придет.

— Я не могу, — шепчу я, и мой голос начинает ломаться. — Это будет слишком тяжело.

— Переживать трудные периоды в жизни гораздо сложнее, когда рядом нет никого. Все становится мягче, нежнее, когда с тобой есть кто-то еще. Поверь мне.

***

Даллас знает, что еда — путь к моему сердцу. Тако и кусок черничного пирога, который он прислал, заставляют меня передумать на счет того, чтоб встречаться с ним. Лорен права. Мы не сказали друг другу и пары слов после нашей ссоры в больнице. Я сотни раз прокручивала в голове нашу переписку, не спала допоздна, потому что не могла уснуть, и пыталась проанализировать каждое слово, сорвавшееся с его губ.

Я закрыла глаза и вспомнила, что он сказал.

«Сделать шаг назад от отношений, которые мы строили? Сделать несколько шагов назад от занятий любовью?»

Он сказал «заниматься любовью». Я поправила его и сказала, что мы только трахаемся.

Я единственная была честна с собой, с нашими отношениями. В ночь нашей встречи на одну ночь мы оба были в тяжелом состоянии, и я боюсь, что нас тянет друг к другу только из-за этого и моей беременности.

Но плохие дни, плохие месяцы не длятся вечно, и в конце концов мы переживем наши плохие времена и поймем, что использовали друг друга только как пластырь, пока не зажили раны. Он снова станет вдовцом, оплакивающим свою жену, но при этом будет продолжать трахаться. А я вернусь к роли женщины, которая не хочет иметь ничего общего с любовью, но все равно получает секс.

Мы занимаемся сексом ради потребности в нем, ради связи, ради желания. Не ради любви, как он сказал. Я сглотнула. Не из-за любви с его стороны, потому что чем больше времени я проводила с ним, тем больше понимала, что падаю в яму, куда не хочу попасть. В яму влюбленности в мужчину, который не заинтересован в том, чтобы влюбиться в меня, кроме как в постели. Я боюсь признаться, что влюблена в этого сломанного, красивого, любящего мужчину.

В дверь стучат, когда я достаю противень с печеньем из духовки. Даллас готовил для меня, и я хотела отплатить ему тем же. Печенье также помогло мне отвлечься от всего, что я переживаю. Конечно, я использовала готовую смесь из коробки, но девушка должна с чего-то начинать.

Даллас сказал, что придет после того, как заберет Мейвен с ночевкой. Я глубоко вздохнула и не потрудилась посмотреть в глазок, прежде чем открыть дверь.

— Какого черта ты здесь делаешь? — кричу я.

Бретт стоит в дверях с цветами. Да, опять эти чертовы цветы.

Его светлые волосы зачесаны назад в бейсболку, а футболка и джинсы обтягивают его высокое и тощее тело.

У моего бывшего мудака есть история неудачного выбора времени — он затащил девушку в нашу постель, когда думал, что меня нет в городе, отправлял фотографии члена, не поставив пароль на телефон, был на свидании с другой женщиной, когда я столкнулась с ним в магазине замороженных йогуртов.

Я запинаюсь, когда он делает шаг вперед и закрывает за собой дверь.

— Я слышал о том, что случилось с нашим ребенком.

— Мне жаль. Что ты только что сказал? С нашим кем? — Я сплю. Я должна быть во сне. Этого не может быть.

Бретт выпущен под залог. Он даже не должен покидать пределы округа, не говоря уже о штате.

Он пожимает плечами и идет в гостиную, ставит цветы на середину журнального столика и садится.

— Должен сказать, я недоволен, что ты скрывала это от меня, но я прощу тебя… ради нашей семьи.

— Ты сошел с ума? — Неужели тюрьма заставляет тебя фантазировать? Я делаю шаг ближе, чтобы посмотреть ему в глаза. Он, должно быть, под кайфом, чтобы считать это хорошей идеей. — Ты принимаешь наркотики?

— Нет, Уиллоу, я не принимаю наркотики, — раздраженно передразнивает он.

— Тебе нужно уйти.

— Я не уйду, пока мы не поговорим о нашем мертвом ребенке.

— Нет никакого нашего ребенка, тупица.

Мое дыхание сбивается, а кулак так и чешется, чтобы ударить его по лицу. Он только что назвал моего ребенка мертвым. Он встает и пытается схватить меня за руку, но я отбиваюсь от него.

— Уходи, пока я не вызвала полицию. Ты знаешь, что этот ребенок не твой. Я не прикасалась к тебе почти год.

— Мне все равно. Я возьму на себя ответственность, если это будет ребенок от другого мужчины, потому что я люблю тебя. — Он высокомерно оглядывает комнату. — Я не вижу здесь никого, кто мог бы тебе помочь. Что ты сделала? Забеременела от какого-то случайного парня, пока путешествовала со Стеллой? — Он щелкает языком и качает головой. — Знаешь, вот почему я сказал, что не доверяю тебе работать с ней. Ты злишься на меня за обман, когда я знаю, что ты делаешь то же самое.

Это ложь. Он всегда ревновал меня к моей работе.

— Пошел ты. Ты правда веришь, что я когда-нибудь заведу от тебя ребенка? Ты чуть не убил ребенка.

Он указывает на мой живот.

— Я хочу тест на отцовство того, кто еще жив.

Боже, могут ли его слова быть еще более ужасными?

— Прошу прощение? Ты признал, что ребенок не твой несколько секунд назад.

— Нет, я не делал этого.

У меня нет ни времени, ни терпения разбираться с этим засранцем сегодня. Или когда-либо.

— Да пошел ты. У меня только что был выкидыш, черт возьми, и ты решил, что это хорошая идея — лететь за тысячи миль и домогаться меня?

Мы смотрим на дверь, когда раздается стук. Бретт идет открывать, прежде чем я успеваю его остановить. Я успеваю сделать это в то же время, когда входит Даллас, столкнувшись по пути с Бреттом, и его внимание переключается между Засранцем и мной.

— Я что-то пропустил? — спрашивает он.

— Старый телохранитель Стеллы? — Бретт сплевывает с горьким смехом. — Какого хрена он здесь делает?

— Лучше спросить, почему ты здесь? — Даллас стреляет в ответ, проникая в его пространство.

— Стой! — шиплю я. — У меня есть соседи! — Я жестом показываю Далласу, чтобы он закрыл за собой дверь. Я не могу потерять свою квартиру из-за этого.

Бретт снова показывает на мой живот.

— Это мой ребенок, и я приехал, чтобы позаботиться о своей семье.

Даллас смотрит прямо на меня.

— О чем он говорит?

— Откуда ты вообще знаешь о ребенке? — наконец спрашиваю я Бретта.

— Мой отец рассказал мне после того, как твоя мама попросила церковь помолиться за тебя. Твоя мама не сказала мне, где ты, поэтому я взял дело в свои руки. Я решил, что ты все еще работаешь на Стеллу, следил за ее социальными сетями и нашел тебя. — Он пожимает плечами, как будто это совсем не жутко, а затем выбрасывает руку в сторону разъяренного Далласа. — Ты так и не ответил на мой вопрос. Что ты здесь делаешь, брат?

— Не называй меня братом, — рычит Даллас.

Он ухмыляется.

— Господи, блять, это тот чувак, с которым ты трахаешься? Это чувак, который пытается забрать у меня тебя и моего ребенка?

Даллас делает шаг ближе.

— Тебе лучше убраться отсюда, пока я тебя не вышвырнул.

— Значит, ты изменял своей умирающей жене с ней? Вы, ребята, трахались все это время. — Он смеется. — Это, блять, идеально. Не такой уж ты и хороший человек, да? Ты ходил вокруг, как будто ты идеальный муж, который бросил работу, чтобы заботиться о своей умирающей жене, но ты изменял ей и трахал мою девочку. — Он смотрит на меня. — Ты просто лживая дрянь.

Я подпрыгиваю, когда Даллас бьет Бретта кулаком в рот. Бретт отталкивает его. Даллас обхватывает шею Бретта и прижимает его к стене.

— Какого хрена, чувак? — Бретт с трудом выдыхает, пытаясь освободиться. — Я выдвигаю обвинение!

— Тебя вообще здесь не должно быть! — кричу я. — Вызывай копов, пожалуйста. Пусть они отвезут тебя туда, где тебе место — за решетку.

Копов вызывать не пришлось, потому что через несколько секунд они постучали в мою дверь.

— Полицейское управление Блу Бич! — кричит один из них.

Даллас убирает руку от горла Бретта, чтобы открыть дверь, и Бретт резко падает на пол, держась за горло и притворно задыхаясь.

Входят два офицера. Молодой парень и пожилой джентльмен.

— Здравствуйте, я офицер Бардж, — говорит старший.

Молодой полицейский наклоняет голову вперед.

— Офицер Лейн. — Он осматривает комнату. — Мы получили жалобу на шум из-за двух дерущихся мужчин. — Его глаза бросают взгляд прямо на Далласа. — Что происходит, парень?

— Он ударил меня! — кричит Бретт, спотыкаясь и выпячивая грудь. Теперь он крут, когда есть защита. — Я хочу, чтобы его посадили в тюрьму.

— Я ударил его, — говорит Даллас. — Потому что он приставал к ней. Она беременна моим ребенком, а он доставлял ей неприятности. Его выпустили под залог, а он даже не должен был покидать Калифорнию.

— Это правда? — спрашивает офицер Бардж.

— Нет, — лжет Бретт.

Офицер Лейн протягивает руку.

— Покажите мне документы.

Бретт вздрагивает.

— Вы собираетесь просить у него документы? Это он напал на меня!

— Я уже знаю, кто такой Даллас, — отвечает он, а затем наклоняет голову в мою сторону. — Я знаю, кто она. А теперь, может быть, вы позволите мне познакомиться с вами?

— Я скажу тебе, кто я. Я сын мэра в очень богатом калифорнийском городе.

— Классная история, мужик, — отвечает офицер Лейн. — Но здесь не Калифорния, хипстер. Мне плевать, что твой отец — мэр. Покажи мне удостоверение личности, или я буду вынужден арестовать тебя за отказ сотрудничать.

Бретт достает бумажник и неохотно протягивает водительские права.

— Я пойду проверю это, — говорит офицер Лейн, в то время как офицер Бардж не сводит глаз с Бретта.

Офицер и Даллас ведут светскую беседу, пока офицер Лейн не возвращается.

— Похоже, вы нарушили условия освобождения под залог. Мы отправляем вас обратно в ваш богатый город, где вы сможете насладиться пребыванием в камере. — Его верхняя губа скривилась в отвращении. — Я не могу поверить, что они вообще выпустили тебя под залог за то, что ты сделал.

Бретт бросает в меня все подряд имена, пока они надевают на него наручники и силой выталкивают из моей квартиры.

— Он не любит тебя! — кричит он, прежде чем дверь захлопывается. — Он всегда будет любить эту мертвую суку!

Даллас выбегает из моей квартиры, готовый ко второму раунду, но полицейский останавливает его на пути к Бретту.

— Оставь это, мужик, — говорит офицер Лейн. — Он того не стоит. — Он смотрит на меня. — Поздравляю с ребенком, вас двоих.

Даллас хлопает его по спине.

— Спасибо, мужик.

Он протягивает мне карточку.

— Уиллоу, дай мне знать, если он доставит тебе еще какие-нибудь проблемы.

Пораженный взгляд Далласа фокусируется на мне, когда он закрывает дверь, и его челюсть подергивается.

— Этот ублюдок говорит правду?

— А? — Мой мозг настолько измотан, что я не уловила серьезности его вопроса.

— Он говорит правду о том, что он отец?

Мое сердце бешено колотится.

— Ты шутишь? Ты ему веришь?

— Я не знаю, чему верить. Он казался чертовски настойчивым в этом.

— Если ты хочешь ему верить, то будь добр. Уходи. Я планировала сделать это сама с первого дня, и у меня нет проблем с тем, чтобы осуществить этот план. Мне не нужны ни ты, ни Бретт. Я женщина, у которой все в порядке. У меня хорошая работа, и мне не нужно, блять, нянчиться с парнем. — Я качаю головой. — Поверь мне, блять, было бы гораздо проще сделать это самой.

— Не говори так, — рычит он.

Я наклоняю голову в сторону двери.

— Уходи. Я сама позабочусь об этом предполагаемом незаконнорожденном ребенке.

— Не надо. — Он берет мою руку в свою. — Не говори так. Ты не можешь злиться на меня за то, что я спросил. Я спросил, ты сказала мне правду, я тебе верю.

Я отпускаю его руку и отталкиваю его от себя.

— Тот факт, что ты даже сомневаешься во мне, это дерьмо.

Это слишком много, чтобы справиться с этим прямо сейчас. Мои руки дрожат от гнева. Я должна была ударить Бретта по лицу.

Даллас вскидывает руки вверх.

— Мне жаль. Это была тяжелая неделя. Я пришел, чтобы все с тобой исправить, а этот мудак был здесь.

— Он пришел без предупреждения! Я же не приглашала его.

Он хватает меня за руку, ведет через комнату и усаживает на диван. Я задерживаю дыхание, когда он падает рядом со мной, а затем притягивает меня к своей груди. Я расслабляюсь, прижимаясь к нему, и мое сердце успокаивается, когда он начинает массировать мою шею.

— Почему кажется, что весь мир против нас? — шепчу я.

— Это не так. — Он целует меня в шею. — Люди проходят через испытания и невзгоды, но с нами все будет хорошо. Мы сможем пройти через это, потому что у нас есть друг, на которого можно опереться. Меня чертовски убило, что ты думаешь, будто я виню тебя в потере нашего ребенка. Мне было больно. Я расстроен. Выражать свои эмоции — это не то, в чем я преуспел. — Он усмехается. — Эти слова исходили от Лорен, а не от меня.

— Значит, нас двое.

Я откидываю голову назад на его плечо, чтобы видеть его, и мое тело расслабляется, когда он целует слезы, текущие по моим щекам.

— Как насчет того, чтобы начать ночь сначала? — спрашивает он. — Давай вести себя так, как будто твой придурок бывший с челкой длиннее твоей не приходил сюда.

Я тянусь вверх, чтобы обвить руку вокруг его шеи и притянуть его к себе для поцелуя.

— Ты даже не представляешь, как здорово это звучит.

Я планировала сказать ему, что сегодня нам нужно оставаться друзьями, но все изменилось. Бретт вбил в меня немного реальности. Я могу отвернуться от Далласа и иметь дело с большим количеством таких мужчин, как Бретт, потому что я слишком боюсь сблизиться с человеком, способным любить, или я могу провести время с мужчиной, у которого есть сердце.

У нас может ничего не получиться.

Все может пойти не так.

Но быть с ним гораздо лучше, чем быть одной.

Мы остаемся на диване и говорим обо всем, что произошло с тех пор, как мы виделись в последний раз. Мейвен чувствует себя лучше и снова стала такой, как обычно. Она задает сотни вопросов о том, где я.

Даллас укладывает меня в кровать и поворачивается, чтобы уйти.

— Ты не останешься на ночь? — спрашиваю я, разочарованная.

Он улыбается.

— Да, черт возьми, останусь. Но сначала мне нужно избавиться от этих уродливых цветов.

Я не могу удержаться от смеха. Мне это было нужно.

Он возвращается с еще более яркой улыбкой на лице, и я вопросительно вскидываю брови.

— Ты испекла мне печенье, — говорит он.

— Пыталась. — Я нахмурилась. — Они немного подгорели.

— Я тебе нравлюсь.

Мы проводим остаток ночи, поедая подгоревшее печенье в постели.

***

— Мейвен скучает по тебе, — шепчет он мне на ухо.

Уже утро, и слабый луч солнца проникает в окна, когда мы лежим в постели. Моя рука в его руке. Мои ноги в беспорядке лежат на его ногах. Мне приятно, что он снова здесь.

Я закрываю глаза.

— Я скучаю по ней. Скажи ей, что мы скоро увидимся. — Его рука крепко сжимает мою, и я вздыхаю. — Так вот на что похоже горе.

Неудивительно, что Даллас был так несчастен, когда умерла Люси. Эта боль — то, что он чувствовал. Эта пустота в моем сердце — то, через что он проходил.

— Потерять кого-то — это не весело. — Его дыхание замедляется. — Я просто хотел бы, чтобы мы могли встретиться с ним, даже если бы это была всего лишь минута.

Его глаза смотрят на меня, когда я опускаю подбородок на его теплую грудь и улыбаюсь ему. Я прижимаюсь к его телу, когда его руки обхватывают мою спину, и он усаживает меня рядом с собой, его пальцы прослеживают мой позвоночник.

— Он? — спрашиваю я.

Он усмехается.

— Разве плохо, что я был уверен, что у нас будет мальчик?

Я чувствую его тяжелое дыхание, когда глажу его грудь.

— Я была так уверена, что у нас будет девочка, что уже выбрала имя.

— Это Дафна? — спрашивает он, и я чувствую его смех через грудь. — Она может тусоваться со Скуби, и они будут вместе гоняться за привидениями.

Еще больший рев смеха вырывается из его груди, когда я щипаю его за сосок.

— Нет! — Я следую его примеру, чувствуя, как это происходит внизу моего живота, и, черт возьми, как приятно, когда что-то, кроме боли, поглощает меня. — Могу я попросить тебя об одолжении?

Он кивает.

— Давай подождем, пока у нас родится ребенок, прежде чем выбирать имя. Я не хочу обнадеживать себя, чтобы потом что-нибудь случилось.

Его рука крепко обхватывает меня.

— Ничего не случится.

Я поднимаю руку и провожу пальцами по щетине на его щеках.

— Просто на всякий случай.

— Мы будем ждать. И когда ты родишь нашего ребенка, и это будет девочка, мы выберем то имя, которое ты выберешь. Если это будет мальчик, мы выберем мое.

Я улыбаюсь.

— Мне нравится эта идея.

— А теперь, могу я попросить тебя об одолжении? Тебе не обязательно отвечать сразу. Подумай об этом и свяжись со мной, когда решишь.

Черт побери. Он и его одолжения.

— Что?

Искренность проступает в его чертах.

— Подумай о том, чтобы переехать ко мне. Я сделаю все, чтобы тебе там было комфортно. Спать на диване. Спать в подвале. Спать в моей машине, если понадобится.

— Это не закончилось хорошо, когда я была у тебя в последний раз. Я чувствую себя слишком чужой.

— Я все исправлю. Сделаю тебя счастливой там. Дай мне шанс.

Я медленно киваю.

— Я подумаю об этом.

— И… — он затягивается. — Еще один серьезный вопрос.

— Чего еще ты можешь хотеть? — спрашиваю я, симулируя раздражение.

— Почему ты назвала своего кота Скуби? Разрешая тебе дать имя нашему ребенку, это меня настораживает.

— У моего дедушки был кот по имени Скуби. Никто не понимал почему, и он никогда нам не рассказывал. — Я сужаю глаза, улыбаясь. — Так что считай, что тебе повезло услышать мою причину.

— И что же это будет?

— Потому что мой дедушка назвал его Скуби.

Он кивает.

— Давай оставим мультяшные имена нашим животным.