Простокровка из Дра'мора

Глава вторая

– Спасибо, что выбрали нашу булочную, – выдала дежурную благодарность Марори и присоединила к ней бумажный пакет, полный еще теплой сдобы.

Довольная клиентка сграбастала покупку. Марори с облегчением перевела дух – наконец-то эта бесконечная очередь закончилась. Каждый день одно и то же: наплыв клиентов к утренней выпечке, потом небольшая передышка перед обеденной волной и массовый наплыв клиентов в конце рабочего дня. И так – целый год. Мягко говоря, не совсем то, о чем она мечтала. Стоило ли учиться на «отлично», не спать ночами ради высшего балла в группе, чтобы закончить накрахмаленным чепчиком и передником? От очевидности ответа внутренний голос гаденько захихикал.

Пользуясь передышкой, Марори переложила часть выпечки на свободный поддон в витрине, а освободившийся поднос отнесла на кухню, где мать вымешивала новую порцию теста. Рядом с ней крутилась Клара – старшая сестра. Как и Дарэл, она была темноволосой, рослой и источала недюжинное здоровье. Полная противоположность бледной, болезненной Марори, которой невесть от кого в роду достались волосы цвета пастельной фуксии. Ни мать, ни покойный отец не любили разговоров на эту тему, из чего Марори давно сделала вывод, что и семейное дерево благополучных Милсов не миновали ураганы дрязг.

– Подай-ка мне муку, – попросила мать.

Марори послушно поставила на стол кадушку, откуда Налия Милс зачерпнула несколько ложек и снова энергично принялась за дело. Клара как могла подражала матери, компенсируя недостаток мастерства избытком старания.

– Кексы с изюмом и ржаные сырные палочки разобрали еще теплыми, – сообщила Марори.

Мать выразительно выгнула бровь: «Кто бы сомневался?»

– Кексы готовила Клара, – вслух похвалила Марори, отчего та довольно заулыбалась. Она никогда не скрывала, что готова расстелиться ковром, лишь бы заслужить материнскую похвалу.

– Я старалась, мам.

Клара никогда не отличалась острым умом, скорее наоборот – большая часть предметов старшей школы давалась ей туго. Марори, младше ее на два года, приходилось втолковывать сестре способы решения уравнений, особенности произношения эльфийского наречия, разъяснять исторические и политические последствия Разлома веры. Только благодаря этому Клара все-таки закончила старшую школу и обрадовала мать намерением поступить в кулинарный колледж. Закончила его в прошлом году и даже получила наградную медаль из замороженного в Материи шоколада. С тех пор Клара дневала и ночевала на кухне, недвусмысленно демонстрируя желание продолжить, когда придет время, семейный бизнес.

Перезвон дверных колокольчиков оповестил о приходе покупателя. Марори поправила чепчик и вернулась в магазин. Около витрины крутилась группа молодых чертей, разодетых, как водится, во всякий непонятный хлам. Они громко переговаривались, спорили, кто проголодался сильнее, и смеялись. Четыре штуки, а шума как от сотни.

– Добро пожаловать, – поприветствовала Марори, – чего желаете?

Тот, что был за главного, самый болтливый, с выступающими нижними клыками, облизнулся. То еще зрелище. Марори пришлось окаменеть, чтобы не выдать своего отвращения.

– Самую сладкую булочку, – сказал черт, без зазрения совести разглядывая девушку с ног до головы.

Старая песня – подобные ему гости заходили в булочную чуть ли не каждый день. Попадались и такие, кто буквально раздевал глазами. Вряд ли преследуя цель охмурить невзрачную продавщицу, а так, дабы не терять квалификацию. К таким взглядам привыкаешь, будь по ту сторону прилавка хоть черт, хоть человек. По большому счету – неважно, черт – не черт, если, конечно, не вздумает действительно клеиться, тем более в период линьки, о чем красноречиво говорили колтуны в шерсти на его руках. Марори сделала вид, что не поняла намека, и терпеливо порекомендовала взять кексы или рогалики с вишневым кляром. Дружки умника не упустили случая высмеять его неудачные заигрывания. Они сгребли почти все, что осталось от утренней выпечки, а уходя, клыкастый ухажер пообещал заглянуть вечером. Врет, конечно: о быстротечности чертячьей памяти не слышали только глухие.

На смену громким покупателям в пекарню вошел мужчина. Его размеренным шагам сопутствовал металлический лязг трости, на голове была шляпа с высокой тульей, в опоясывающей ее атласной ленте поблескивала брошь в виде сжатой в кулак ладони. Марори сглотнула, невольно спрятала за спину дрожащие пальцы. Дознаватель Хранителей равновесия, что ему здесь нужно?

Про этих людей ходило много всяких сплетен, правдивых и невероятных, но все, кому доводилось сталкиваться с дознавателями лично, становились на удивление немногословными, когда разговор заходил о подробностях личного общения. Несмотря на благую миссию, поборниками которой они себя провозгласили, за ними закрепилась дурная слава. Отчасти из-за жестокости методов, которые дознаватели, не стесняясь, использовали ради достижения своих целей, отчасти из-за все увеличивающегося количества их прав и возможностей.

Мужчина остановился у витрины, повесил трость на руку и медленно высвободил пальцы из перчаток. Его взгляд блуждал по помещению, ни на чем долго не задерживаясь. Марори, собрав волю в кулак, поприветствовала посетителя и склонилась в почтительном низком поклоне.

– Ты совершенно зря тревожишься, дитя, – произнес незнакомец. Его голос был тише шелеста листьев, но слова оглушали.

– Я. мне. мне бы хотелось, чтобы господин дознаватель был удовлетворен нашей стряпней, – отозвалась Марори.

Г олос предательски дрожал. С чего бы? Они – добропорядочное семейство без намека на примесь проклятой крови, а значит, не представляют никакого интереса для Хранителей равновесия. Дознаватель мог явиться просто так, без умысла, как и прочие посетители до него – в поисках «чем бы заморить червячка». Подумаешь, что раньше ни один из этой братии не почтил своим присутствием их лавку, все когда-то случается в первый раз.

– Твое стремление заслуживает похвалы, но беспокоиться не стоит. – Он умолк и какое-то время изучал ее лицо, словно намеревался отыскать там что-то лишнее.

Марори буквально остолбенела под этим взглядом, не в силах сдвинуться с места. Ей казалось, что она попала под воздействие сильнейших чар: ни пошевелиться, ни рта раскрыть. Передохнуть смогла лишь, когда дознаватель снял ее с крючка своего цепкого взгляда.

– Ты довольна своей жизнью, дитя? – осведомился он.

Странный вопрос от человека, который впервые ее видит, но Марори не отважилась произнести это вслух. Она кивнула, пробормотала что-то вроде полного удовлетворения, рассыпалась похвалой в адрес материнской заботы и сожалением по поводу скоропостижной кончины отца. Мужчина слушал и изредка кивал.

– Я вижу, родители не рассказывали обо мне, – сказал мужчина, когда иссяк поток ее слов. – Досадное и совершенно непонятное для меня упущение. Будь так добра, пригласи мать.

Марори была счастлива выскользнуть из-под его внимания. Вне досягаемости пытливых глаз дознавателя перевела дух, прокрутила в голове только что услышанное. Что общего у ее родителей с дознавателем? О чем они не рассказали и почему? В Марори боролись противоречивые чувства: с одной стороны, хотелось узнать причину, с другой – сделать так, чтобы незнакомец больше никогда не появлялся на пороге их лавки. Слишком тягостным было его общество.

Мать вышла ей навстречу, вытирая передником перепачканные сахарной пудрой и кокосовыми чипсами руки. Марори сбивчиво сообщила о госте. Налия Милс побледнела, словно получила послание с того света, и торопливо поправила прическу. Фартук полетел на ящики с заготовленными фруктами. От Марори не укрылась ее дрожь, и любопытство вспыхнуло с новой силой.

– Откуда ты знаешь дознавателя? – шепотом спросила девушка.

Вместо ответа мать окинула ее раздраженным взглядом, велела идти следом и не открывать рта, пока об этом не попросят. Она старалась скрыть волнение, но тщетно. Марори пообещал себе, что так и быть – сейчас она побудет послушной, но, как только дознаватель уйдет – не слезет с матери, пока та не расскажет все. Ведь не просто так этот господин удивился ее неведению.

– Лорд Ардей, ваш визит – большая часть, – Налия Милс замерла в глубоком поклоне. На место строгой женщине с властным характером пришла смирная законопослушная горожанка. Марори не могла не отметить, что впервые видит мать такой.

– Налия, – ленивым жестом он позволил ей распрямить спину, – сожалею о твоей утрате. Грегори был хорошим человеком, Светлые с радостью раскрыли для него ворота Небесной обители.

– Уповаю на это, лорд Ардей. Желаете чаю или кофе? Прошу простить неучтивость Марори – она с семи утра за прилавком, устала.

– Пустое, это я послал ее за тобой. Признаться, ее неведение огорчило меня.

Марори напрягла слух, боясь дышать, чтобы не упустить ни одного важного слова.

Женщина побледнела и выпятила подбородок, как делала всегда, если чувствовала за собой вину. Но даже в таком состоянии Налия Милс обычно не оправдывалась, а шла в атаку, если не забрасывая собеседника встречными обвинениями, то резко меняя тему разговора. Но не в этот раз.

– Грегори и я. Мы подумали, что время не пришло, выжидали удобного момента.

– Выжидали? – Он вопросительно вскинул бровь.

– У Хранителей равновесия не было на этот счет конкретных указаний, – поспешно дополнила женщина.

– Удобного момента? – рискнула вмешаться Марори.

Взрослые одновременно наградили ее сердитыми взглядами, после чего дознаватель предложил Налии найти для дочери какое-нибудь занятие, потому что предстоящий разговор не предназначен для ее ушей. Марори попыталась воспротивиться, но мать буквально силой вытолкала ее за дверь.

– О чем мне не сказали?! – зашипела Марори.

Вместо ответа Налия Милс плотно закрыла за собой дверь. После непродолжительной борьбы с совестью Марори припала ухом к дверной щели, силясь услышать хоть что-нибудь, но тщетно. С той стороны будто вакуум образовался: ни звука, ни полслова.

Раздосадованная, Марори уселась прямо на пол, намереваясь дождаться мать и вытребовать у нее ответы на все вопросы. Даже если ради этого придется окончательно превратиться в самую неблагодарную дочь.

Время тянулось медленно. Настолько, что она успела не единожды прокрутить в голове все мыслимые и немыслимые предположения. Большая их часть попахивала откровенным бредом и чертовщиной, остальные требовали больше информации. Совершенно точно Марори знала одно: у ее совершенно непримечательной семьи в прошлом были дела с Хранителями равновесия. И она, Марори, каким-то образом имеет к ним отношение. Почему дознаватель интересовался, довольна ли она жизнью? Не ради праздной забавы, уж наверняка.

Когда двери, наконец, открылись, Марори пулей влетела в магазин. Мать стояла за прилавком и как ни в чем не бывало пересчитывала наличность в кассе. Дознавателя и след простыл, на двери висела табличка «Закрыто».

– Я хочу все знать, – твердо заявила девушка.

– Что – все? – Налия Милс не потрудилась поднять голову. Ее губы беззвучно шевелились, пока она складывала купюры в стопки. – Кексы Клары сделали дневную выручку.

– Ты уходишь от ответа.

– Нет, я жду, когда ты скажешь, что именно хочешь узнать. Лорд Ардей – давний знакомый твоего отца. Одно время они вместе работали, но это было недолго, и Грегори не любил вспоминать те времена.

– Отец служил Хранителям равновесия?

– Выполнял небольшие поручения, не работал в полном смысле этого слова.

– Что за поручения он мог выполнять для этих людей?

– Те, о которых не стоит знать его шестнадцатилетней дочери.

Налия перетянула пачку банкнот резинкой, спрятала ее в карман рубашки и только потом взглянула на дочь. Все вернулось на круги своя: испуганная Налия Милс растворилась без следа, уступив место привычной жесткой, уверенной в себе женщине, с которой бесполезно спорить и которую бессмысленно упрашивать.

– Еще до вашего рождения мы с Грегори договорились рассказать вам обо всем, когда придет время. Пойми меня правильно, Марори, не всем из прошлого хочется гордиться, а еще меньше хочется рассказать об этом детям. Когда Грегори не стало, я решила, что будет неправильно марать его память перед детьми. Я знаю слишком мало, а Грегори в могиле и уже не сможет вставить ни слова в свою защиту. Если тебе дорога память об отце – ты больше никогда не заговоришь о том, что сегодня произошло.

– Но дознаватель.

– Лорд Ардей в некотором смысле твой крестный отец. Он лишь хотел справиться, все ли у тебя хорошо. У него свой взгляд на вещи, которые Грегори делал для Хранителей. Он считает, что я поступаю неправильно, скрывая его заслуги. Ардею и в голову не приходит, что не все считают их поводом для гордости.

– И это все?

– А что ты ожидала услышать? По-моему, тебе пора взрослеть и перестать жить в мире фантазий. И слушаться мать.

В самом деле, а на что она рассчитывала? Узнать страшные, покрытые мхом и плесенью тайны? Реальность банальна и обыденна.

– Прости, я не хотела тебя обидеть. – Марори порывисто подошла к матери, крепко обняла, чего не делала уже очень давно. – Этот человек напугал меня.

– Меня тоже, – призналась Налия и чмокнула дочь в макушку. – И вот еще что – брату и сестре совсем не обязательно знать о сегодняшнем госте. Клара очень впечатлительная, а Дарэл не успокоится, пока не вытрясет из меня все, чтобы потом заниматься самоедством.

– Я – могила, – охотно пообещала Марори.

У нее не было повода сомневаться в правдивости материнских слов, но все же что-то грызло девушку изнутри. Появление дознавателя, его странные вопросы, страх матери. Все это вылилось в большой пшик, хоть обещало чуть ли не взрыв сверхновой. И это-то беспокоило больше всего.

Весь остаток дня Марори провела с тяжелыми мыслями. Ночью ее мучила бессонница, стоило закрыть глаза и попытаться уснуть, как в памяти снова и снова всплывали обрывки фраз, лица, чувства. Чем больше она гнала от себя тягостные мысли, тем более четкими и навязчивыми они становились. Когда же Марори удалось забыться тяжелым сном, ей приснился дознаватель лорд Ардей, который кружился над ней, словно коршун, и все спрашивал: «Как тебе живется, девочка?»

Утром она проснулась словно в воду опущенная, за завтраком едва могла внятно разговаривать. Ощущение все нарастающей тревоги, как голодный пес, преследовало и хватало за пятки. Когда она дважды напутала с заказами, мать велела отправляться в постель. Из нее она выбралась только к вечеру, нервная от усталости и беспочвенного напряжения.

В гостиной Клара перебирала почту и, завидев сестру, вручила ей конверт. Плотная хорошая бумага, с тиснением, с единственной надписью на тыльной стороне: «Для айры Марори Милс». Она, не церемонясь, оторвала край, вытряхнула на колени сложенный втрое совершенно черный пергамент с позолотой на уголках. Девушка покосилась на сестру, но та была всецело поглощена изучением каталога распродажной одежды. Марори наспех сунула письмо обратно в конверт, сослалась на недомогание и поднялась к себе. Для надежности заперла дверь на ключ. Зачем? Зачем эти шпионские игры, она ведь даже не знает, от кого письмо и о чем в нем речь, но абсолютно уверена, что должна спрятать его от посторонних глаз.

Марори снова достала письмо. Ровные остроконечные буквы, написанные белыми чернилами и красная размашистая подпись внизу. В груди ёкнуло. Она уже видела что-то очень похожее, в прошлом году, в социальной сети какой-то парень хвастался одобрением своей кандидатуры на зачисление в Дра’Мор. Что? Но. Как?! Взгляд быстро пробежал по строчкам. Уважаемая айра Милс, приносим свои глубочайшие извинения за причиненные неудобства, бла-бла-бла. В связи с причиненным беспокойством, в качестве моральной компенсации администрация Др’Мора предлагает вам одно из вакантных мест, и т. д. и т. п… Марори сглотнула, переместила взгляд ниже. Там значилось: без дополнительных экзаменов и тестирования. И еще ниже: нет, на этот раз не розыгрыш. И еще одна порция извинений. Она сглотнула снова, с удивлением обнаружив, каким громким стало дыхание. Ноги подкашивались, девушка едва добрела до кровати, на которую упала совершенно опустошенная, остервенело прижимая письмо к груди, будто боялась, что оно исчезнет.

Дра’Мор? Университет высшего темного изучения Плетения и Материи? И в страшном сне она не могла представить, чтобы добровольно сунуться в это ужасное место. Та девушка в приемной сказала, что Эльхайм попытается все уладить, но вот так? Марори снова и снова перечитывала письмо, хотела убедиться, что не сходит с ума, что не бредит от недосыпа. Но письмо никуда не исчезало, и было самым что ни на есть реальным доказательством происходящего.

Дра’Мор!

Равно как и в Эльхайм, туда стремились толпы желающих, собственно, все, в ком текла хоть капля проклятой крови. Как и Эльхайм, Дра’Мор набирал всего лишь пятьдесят студентов в год, но если для поступления в Эльхайм требовалось предоставить лишь доказательство своих знаний, то с его темным отражением дело обстояло намного сложнее. В Дра’Мор не принимали посторонних, и для поступления ко всем тестам и экзаменационным документам следовало приложить так же образец собственной крови. Что же получается – ее берут без доказательств? Просто так, можно сказать, с улицы?

Марори перевернулась на живот, положила на голову подушку. Хотелось заглушить все мысли, перестать думать о том, что, вопреки всей абсурдности предложения, она едва сдерживается, чтобы не сорваться, за минуту собрать вещи – и со всех ног нестись в Дра’Мор. Тем более в письме требовали в случае ее согласия явиться в распределительный отдел до двадцатого числа, чтобы уладить формальности. Взгляд упал на календарь – восемнадцатое!

Она долго смотрела на конверт с письмом, перечитывала последнее, всматривалась в каждое слово. Наивный ребенок в ней настаивал на том, что нужно попытаться. Что другого шанса прикоснуться к Плетению у нее не будет. Но чем больше Марори перечитывала, тем отчетливее понимала невозможность этого поступления. Мать и побег в Эльхайм будет вспоминать ей до конца жизни, что уж говорить о Дра’Море, от одного упоминания о котором порядочную айрану Милс перекашивало, как духа от святой воды. Кроме того, для обучения в Дра’Море студентам, не достигшим на момент поступления полных семнадцати лет, требовалось предоставить письменное и юридически заверенное разрешение родителей о том, что они знают обо всех возможных последствиях и не будут иметь претензий к заведению в случае получения их ребенком телесных повреждений различной степени тяжести, инвалидности или даже летального исхода. Семнадцать ей исполнится только в октябре. Два месяца, пустяк пустяком, но мать никогда не согласится. А как только Марори заикнется об этом – ух, тяжело представить, во что выльется ее гнев. Налия Милс всегда, при случае и без, повторяла, что Плетение и Материя – это кровь и плоть мира. Тот, кто к ним прикасается, кромсает его, убивает то, что не умерло. Она и светлое-то принять не могла, а от темного просто рассвирепеет.

Марори тяжело вздохнула, сложила письмо и быстро, пока не передумала, спрятала его в старый учебник по астрономии, который сунула в глубину книжного шкафа. Некоторым мечтам просто не суждено исполниться. Мать права – ей давно пора повзрослеть, но сделать это можно только отпустив себя прошлую. У нее будет целый год, чтобы заставить себя поверить, будто медицина – ее призвание. Может быть, к тому времени она даже научиться ее любить.

Легла она поздно, за полночь. Долго читала, чтобы вытравить из себя желание бросить все, схватить извещение из Дра’Мора и сбежать навстречу мечте. Отчаявшись отвлечься книгой, села за компьютер, чтобы бездумно бродить по всем подряд сайтам из закладок, а потом вдруг поняла, что собирает информацию о Дра’Море и выписывает непонятные ей термины в отдельный файл. Без жалости удалила целых три страницы заметок, вернулась в постель и укрылась одеялом с головой. Все. Вот теперь она ставит большую жирную точку.

Ее разбудил звук разбившегося хрусталя. Марори всегда чутко спала, а уж сегодня тем более не могла крепко уснуть. Ночная тишина наполнилась жалобным плачем осколков. Девушка резко села в постели, жадно ловя каждый звук. Шум шел с первого этажа. Марори протерла кулаками глаза, взглянула на время на телефоне. Без четверти три. Кому приспичило шататься по дому ночью, да еще и разбить любимую мамину вазу – другой хрустальной посуды в их доме отродясь не было.

Дом снова погрузился в тишину. Звенящую, тяжелую. Марори даже на миг поверила, что приняла сон за реальность, если бы вслед за звоном разбившейся вещи не просочился едва слышный глухой шорох. Девушка быстро сунула ноги в кроссовки, подошла к двери и приложила ухо. Так и есть – шорох и стон. От последнего кровь застыла в жилах. Да это же мама!

Ей ответил неопределенного пола сиплый голос, но Марори не разобрала ни слова. Потом снова был материнский стон. Девушка приоткрыла дверь, выскользнула на лестницу и притаилась за колонной. Сердце грохотало за ребрами, к вискам прилила кровь, пальцы похолодели.

«Нужно вызвать Законников», – трепыхалась на задворках сознания разумная мысль, но страх сковал по рукам и ногам.

Мать лежала в тусклом пятне просочившегося в окна лунного света. Неестественно вывернутые руки и ноги придавали ей зловещее сходство с выброшенной за ненадобностью куклой. Ее голову и плечи, словно ореол, обрамляло уродливое темное пятно. Марори пришлось заткнуть рот руками, чтобы не закричать. То, что склонилось над ней, было темным и бесформенным, как скомканная бумага, которую намочили и которой кое-как придали очертания человеческого тела. Существо протянуло руку, сжало неестественно длинные пальцы на материнской шее. Налия Милс выпучила глаза, распахнула рот, издавая судорожные булькающие звуки. Ее губы обагрились темнотой. И именно в этот момент Марори поняла, что мать видит ее, хоть и находится на грани гибели.

– Где она? – прохрипело бесформенное нечто.

Вместо ответа Налия закашлялась, и из ее рта вырвался фонтан крови. Существо брезгливо утерлось, выпустило жертву.

Мать продолжала смотреть на Марори и слабо качать головой.

«Нет», – говорил этот жест.

Что нет? Не высовываться? Светлые, как же страшно!

– Я нашел девчонку, – раздался другой голос. Совершенно обычный, человеческий.

Со стороны комнаты Клары появился высокий мужчина крепкого сложения, одетый в обыденную одежду. Ни капли сходства с грабителем или головорезом, скорее уж прохожий – один из многих, кто ежедневно забегает в их лавку за свежей выпечкой и любимой сдобой. С одинаковым успехом он мог сойти за школьного учителя или офисного работника среднего звена. Если бы не одно «но»: в одной руке он держал тонкий, как бритва, нож, в другой – волосы Клары, которую волочил за собой. Сестра была без сознания, даже в полутьме был виден внушительный кровоподтек на ее виске.

Незнакомец бросил жертву и заковылял к напарнику. Передвигался он вразвалку, по-утиному, будто ноги были слишком коротки для столь крупного тела.

– Пряталась под кроватью, – сообщил напарник. – Начала визжать, пришлось успокоить. Существо склонилось над Кларой, убрало волосы с ее лба.

– Проверь второй этаж, – наконец, сказало оно. – А эту прикончи.

Марори ущипнула себя за руку. Не может быть, чтобы это происходило взаправду. Это всего лишь один из ее многочисленных кошмаров. Дает о себе знать стресс минувших дней. Сейчас она зажмурится, посчитает до пяти – и проснется. Бросит все планы сбежать, побежит к матери, разбудит ее и крепко обнимет. А потом расцелует Клару, потому что она самая лучшая в мире сестра.

Но проснуться не получалось. Кошмар же окончательно слетел с катушек, потому что тот, что был похож на человека, сгреб волосы Клары в охапку, поднял девушку над полом, словно та ничего не весила, и легким, пустяшным движением очертил ножом ее горло. Клара пришла в сознание, но лишь затем, чтобы породить несколько горловых звуков, задрожать в конвульсиях и безвольно отдать жизнь мяснику. Стараясь не шуметь, мужчина положил ее на пол. Марори перевела взгляд на мать, в глазах которой проступили слезы. Она мотала головой и несвязно мычала. А «обыватель» уже шел к лестнице.

Марори и сама не поняла, откуда взялись силы, но она стремительно поползла в сторону кладовой. Там Милсы хранили старые детские вещи и хлам, которым давно перестали пользоваться, который только и ждал своего часа до продажи на осенней гаражной ярмарке. Клара частенько любила там рыться, вспоминая о существовании какой-то «обалденной кофточки». И частенько получала от матери за беспорядок и открытую дверь. Марори никогда так не радовалась складу коробок, заваленных сверху вещами, которые в эти коробки попросту не поместились. Она забралась внутрь, в самую глубину, где отец когда-то смастерил нишу для спортивного инвентаря: сноуборда Дарэка и лыж дочерей. Девушка втиснулась туда, загородив себя коробками. Сердце едва не выскакивало из груди, глаза щипало от слез. Сознание отказывалось принимать происходящее, часть его елейно уговаривала закрыть глаза и посчитать слонов. Вот только звук скрипнувшей двери ее комнаты был самым что ни на есть настоящим.

Потянулось вязкое ожидание. Внутренности превратились в ледяную глыбу, удары сердца блуждали по телу, словно оно от страха пустилось в галоп в поисках убежища. Минута, другая. Бесконечное ожидание. Если он ее найдет – он тоже перережет ей горло? Как Кларе? И она тоже будет болтаться, чувствуя, как из разреза потоком бьет жизнь со вкусом крови?

Дверь в кладовую открылась, послышалось шевеление и возня. Марори зажмурилась, вжала голову в колени и принялась в уме что есть силы орать чокнутую попсовую песню о красотке Анне, у которой рыжий кот и клевые буфера. Нужно помолиться, попросить Светлых принять ее в Небесную обитель, ведь она так мало жила и наверняка не успела нагрешить. Но девушка упрямо выла песню о красотке, потому что попросту боялась молиться. Казалось, как только она начнет – все и случится.

А потом дверь закрылась, и звук удаляющихся шагов прозвучал как марш спасения. Ее не нашли?

Марори еще долго боялась покинуть убежище. Даже когда стихли все звуки, она боялась, что стоит высунуться – и тот, с ножом, выскочит из-за двери и разрежет ее горло от уха до уха. Но не может же она остаток жизни сидеть и дрожать!

Стараясь не шуметь, Марори осторожно выбралась из кладовки. Светало – значит, она пряталась пару часов, не меньше. Прислушалась, ловя каждый шорох. Ничего, кроме размеренного хода часов. Привычные звуки, которые обезличиваются на фоне повседневной жизни, но превращаются в набат, стоит ситуации резко измениться.

Девушка стремительно сбежала по лестнице. Всюду царил хаос. Все перевернуто вверх дном, выпотрошены книжные шкафы, вспорот диван и стулья, разбиты фотографии. И мертвая Клара на полу. Ее остекленелые глаза смотрели с осуждением. Куда бы Марори ни порывалась пойти – они следили за ней.

Девушка упала на колени, одновременно срывая рубашку, чтобы прикрыть уродливую рану на горле сестры. Слова прощания тонули в рыданиях. За что?

– Не. – раздалось едва слышимое.

Марори попятилась в сторону, едва не обезумев под стремительной волной ужаса. Потребовалось несколько минут, чтобы осознать, что голос принадлежит матери.

Марори бросилась к ней, трясущимися руками притронулась к ее щекам. Холодные, как у мертвеца. Но глаза широко распахнуты, а губы шевелятся.

– Не. не. – продолжала бормотать Налия.

– Мамочка, – Марори всхлипнула, осмотрелась в поисках телефона. Тот валялся неподалеку – растоптанный в пластиковый мусор чьей-то тяжелой ногой. Ее собственный мобильный остался в комнате. – Я сейчас, потерпи, не умирай, пожалуйста. Я только вызову.

Женщина вцепилась в ее запястье мертвой хваткой, заставила склониться к ней. Девушка стала противна сама себе, что она уже почувствовала сладко-гнилостный запах разложения.

– Ненавижу тебя. – Налии удалось завершить фразу. Ее пальцы причиняли невыносимую боль, выкручивали сустав, словно какой-то средневековый пыточный инструмент. – Они пришли. за тобой. Ненавижу. тебя. Беги, если сможешь.

И женщина выдохнула последний раз в жизни.

Треск только что разлетевшейся вдребезги обыденной жизни Марори оглушил. Жизни, в которой у нее был дом, были брат и сестра, а также пусть не осуществившаяся, но мечта. И мать, которая любила ее, которая бы не сказала перед смертью, что ненавидит. В той жизни она бы не увидела), как ее не слишком умной, но безобидной сестре вспороли горло. В той жизни, где в семейном гнезде Милсов всегда царила безупречная чистота, и каждая вещь лежала на своем месте.

Марори осмотрелась. Она здесь чужая или это место ей чужое? А эта женщина на полу – кто она? Марори смотрела – и отказывалась верить, что это сухое злое лицо, обагренное засохшей кровью, принадлежит той женщине, которая читала ей сказки на ночь.

Словно в бреду, она медленно поднялась к себе, взяла телефон и даже набрала номер неотложки. Оставалось нажать на вызов, но в голове вертелось: «Беги, если сможешь. Они пришли за тобой». Те двое – они не грабители? Они действительно пришли за ней? И ради этого убили двух невинных женщин, одной из которых едва исполнилось восемнадцать? Марори будто и сама раскололась на множество копий себя, и каждая из ипостасей твердила свое: мать просто бредила перед смертью, их дом ограбили, наверняка, то существо – какой-то опасный одержимый из Норсгейта. Взойдет солнце – и все станет на свои места. В дом придут люди в форме, родных запакуют в пластиковые мешки, а санитары вынесут их прочь. Другая же часть ипостасей требовала уносить ноги подальше от этого места. Потому что те двое переговаривались между собой, и они действительно кого-то искали. И, может быть, Клару убили только потому, что приняли ее за младшую из Милсов.

Бежать? Куда? К кому? Отец и прочая взрослая родня давно в могилах, Дарэк по уши зарылся в медицину и ничего дальше препарирования не желает видеть. Да они никогда и близки-то не были.

Но зачем кому-то понадобилось ее искать? Кому она, малолетняя соплячка, нужна? У нее даже прогулов в школе никогда не было, что уж говорить о вещах, за которые запросто могут перерезать горло?

«Беги, – продолжал подначивать внутренний голос, – беги, пока они не вернулись».

Куда?!

На полу, под грудой вываленных книг, мелькнул корешок учебника по астрономии. Марори с минуту смотрела на него, соображала. А потом забрала полученное из Дра’Мора извещение. Если она будет зачислена, то получит крышу над головой, какую-никакую еду, и будет находиться в относительной безопасности. Дра’Мор располагался в Мараабаре, территории проклятокровных, куда путь простым смертным и небеснорожденным заказан, если только у них нет на то специально заверенного разрешения. Там можно переждать какое-то время. Пока не станет ясно, что делать дальше.

«И что ты будет делать, когда приедешь? Прикинешься, что ничего не знаешь? Что убийство произошло уже после того, как ты „уехала“»?

Марори сжала ладонями виски, заставляя себя думать в правильном направлении, не отвлекаясь на отчаяние, которое разинуло над ее головой свою громадную пасть. Если те двое действительно приходили за ней, то они будут продолжать ее искать. Ее комната была перевернута вверх дном, как и остальные в доме. Что искали убийцы – непонятно, но они не тронули ни материнские драгоценности, ни кассу в магазине. Нажива их не интересовала.

Марори не дала мысли сформироваться и окрепнуть. Проблемы нужно решать по мере их возникновения. А сейчас главное – уйти туда, где ее вряд ли скоро хватятся. И ведь одно из первых мест, где ее стоило бы искать, – Эльхайм, потому что вся ее комната была одним огромным свидетельством желания хозяйки туда попасть.

Марори собрала только самое необходимое, чтобы не обременять себя тяжелым чемоданом. Пара книг, сбережения, которые хранила зашитыми в лапу игрушечного зайца. Небольшая сумма, но все, что смогла сэкономить, отказывая себе буквально во всем. Мать придерживалась правила, что лишняя наличность развращает, и за работу в магазине платила символическую сумму. Когда Марори окончательно решила поступать в Эльхайм, то втайне от матери нашла подработку. Шесть с небольшим сотен – этого на первое время должно хватить, а там будет видно. Взять что-то из кассы или драгоценностей матери не поднялась рука. Получалось, будто она грабит собственную семью.

Но самым тяжелым оказалось выйти из дому. Для этого пришлось снова пройти через первый этаж, снова увидеть мертвые лица матери и сестры. И почувствовать приторный запах разложения. Неужели так быстро? Часа не прошло, но смерть уже начала свою зловонную трансформацию.

«Нет, этого не может быть. Все это только игры воображения. Нет никакого запаха.»

Марори вышла через черный ход, но дверь за собой закрывать не стала. Рядом стоял заполненный контейнер с мусором. Бросила в него подожженный спичечный коробок. Самое большее через пять минут он будет дымить так, что соседи вызовут пожарный расчет. А тот, когда хозяева не откроют, выломает дверь. Остальное сделает государственная машина, которая не дает сбоев.

Нахлобучив пониже капюшон, благо на улице невесть откуда собралась гроза, она запросто слилась со спешащими по делам горожанами. На утренний поезд опоздала, потому пришлось час с лишним околачиваться на вокзале, шарахаясь от собственной тени. За это время Марори успела купить новую сим-карту в телефон, потому что старую из соображений безопасности выбросила в урну еще по дороге. Так она, по крайней мере, выиграет немного времени. По-хорошему бы купить новый телефон, только вот денег и так кот наплакал.

«Шпионские игры какие-то».

В голове не укладывалось, что она в лучших традициях гангстерского боевика заметает следы, будто в самом деле виновата во всем случившемся этой ночью. Убийство скоро обнаружат. Делу будет дан ход. Брата найти проще простого, а ее должны объявить в розыск. Марори только сейчас поняла, что этим побегом оказала себе же медвежью услугу: а что, если ее посчитают причастной?

В поезд она зашла на трясущихся от страха ногах.

Вот и все, пути назад нет. Только что она разменяла свою жизнь на неизвестность.