Противостояние лучших

Смеющийся будда

Нью-Йорк, 1884 год

На город спустились сумерки, окутав его серой дымкой. Дэвенпорт ненавидел это время дня, час, заблудившийся между светом и тьмой, когда все вокруг становилось неясным и расплывчатым. Стоя в тени, он наблюдал за особняком на противоположной стороне улицы. Разросшиеся липы частично скрывали дом, выстроенный в стиле королевы Анны, но Дэвенпорт видел свет, мешавшийся с солнечными лучами, которые отражались от окна под покатой крышей. Из открытой балконной двери доносилась печальная мелодия «Лунной сонаты» Бетховена — великолепный аккомпанемент унылому полумраку.

Даже при таком скудном освещении изысканный особняк с фронтонами, коваными железными перилами и горгульями, прячущимися под скатами крыши, производил сильное впечатление, являя собой символ богатства.

Но не его богатства.

Он бессознательно сжал челюсти, почувствовал это и заставил себя расслабиться.

Передняя дверь с барельефом, изображавшим герб — гигантская птица, поднимающаяся из костра, — открылась, и на пороге появилась изысканно одетая женщина. Она, в отличие от него, не имела ни малейшего представления о том, что ее ждало по возвращении домой вечером, и Дэвенпорт подумал, что, если произойдет худшее, она примет его сочувствие, будет на него полагаться и никогда в жизни не узнает, что именно он стал причиной ее горя.

— Перси? Эсме? Поторопитесь, мы не можем опоздать на день рождения вашего кузена! — крикнула дама.

Дети — десятилетний мальчик и его восьмилетняя сестра — промчались мимо нее по ступенькам, опередив мать по дороге к ждавшему их экипажу.

Как только детский смех и топот ног по выложенной булыжником улице стихли, Дэвенпорт осторожно перебрался на другую сторону и бесшумно вошел в дом. Стараясь ступать как можно тише по черно-белым квадратам мрамора в прихожей, он направился по коридору к открытой двери, ведущей в библиотеку, где, сидя за письменным столом, работал его брат Тревор Тэлмедж. Он склонился над бумагами, время от времени делая какие-то пометки и не замечая незваного гостя.

— Я смотрю, ты трудишься в поте лица, — произнес тот негромко.

Тревор вздрогнул, поднял голову и снисходительно улыбнулся:

— Ты когда пришел? И почему Питер о тебе не доложил?

— Я вошел сам.

— Я не знал, что у тебя остался ключ, — проговорил хозяин дома, скорее уставшим, чем удивленным голосом.

— Хочешь, верну?

Тревор мгновение колебался, а неожиданный гость размышлял, хватит ли этому ублюдку решимости сказать «да»?

— Нет, конечно, нет. Хочешь стаканчик портвейна? Мне только что доставили новую партию с Мадейры. — Хозяин показал на хрустальный графин и стаканы, стоявшие на буфете.

— Эту сладкую гадость? Нет, лучше бренди.

Тревор встал, чтобы налить гостю бренди и снова наполнить свой стакан, а Дэвенпорт взглянул на бумаги, разложенные на столе:

— Итак, наконец-то я вижу знаменитый текст. Ты достал его из подвала на один вечерок. Как продвигается перевод?

— На удивление хорошо. — В голосе его собеседника появилось такое невероятное возбуждение, что, казалось, эту эмоцию можно было потрогать руками. — Судя по тому, что утверждает писарь, создавший этот документ, потерянные Инструменты памяти — вовсе не легенда. Они действительно существовали. Он их видел и приводит подробное описание каждого амулета и драгоценных камней, которые их украшали. Он утверждает, что их тайно вывезли из Индии в Египет задолго до тысяча пятисотого года до Рождества Христова, а отсюда следует, как ты и сам наверняка понимаешь, что предположения нынешних историков насчет того, когда были открыты торговые пути, ошибочны. Когда я опубликую свою работу, она вызовет бурные споры.

— Ты по-прежнему намерен ее опубликовать?

Тревор протянул брату стакан, наполненный янтарной жидкостью, которая сияла, точно золото, в свете настольной лампы.

— Разумеется. И прошу тебя, не пытайся меня отговаривать. Наш отец создал Фонд Тэлмеджа, потому что считал эту историю очень важной. Тот, кто контролирует прошлое, управляет будущим. И я совершенно согласен…

— Именно по этой причине твою работу нельзя предавать гласности. Неужели ты не понимаешь, что лишишься контроля? — перебил его Дэвенпорт, в голосе которого появились умоляющие нотки. Он надеялся, что брат не заставит его прибегать к крайним мерам.

— Если такие инструменты действительно существуют и если они помогут людям узнать о своей прошлой жизни, мы — ты, и я, и все члены клуба «Феникс» — должны будем позаботиться, чтобы эта могущественная сила служила во благо всего человечества, а не стала собственностью отдельных людей, — возразил Тревор.

— Документ найден во время раскопок человеком, которому платил наш отец. Я не позволю тебе это сделать.

— Ты не позволишь мне? Ты не сможешь мне помешать! — презрительно рассмеялся хозяин дома. — Неужели ты не понимаешь, насколько важен документ, о котором идет речь? Важен в духовном смысле. Мы же говорим не про клад из золотых и серебряных монет! Возможно, это доказательство того, что мы возвращаемся в наш мир в новой инкарнации. Мы не можем единолично владеть такой информацией, она должна принадлежать всем. Как иначе можно найти истинные Инструменты памяти? Все, дискуссия закончена.

— Ты не имеешь права один принимать решение опубликовать перевод, — сказал Дэвенпорт.

— Я могу повторить эти же слова, обращаясь к тебе, — заявил его брат.

— Будь ты проклят!

Гость с такой силой поставил стакан на стол, что он разлетелся на мелкие осколки, и жидкость разлилась, чудом не уничтожив документы.

Разозлившись на брата, а точнее, на себя за то, что тому удалось его разозлить, Тревор быстро собрал древние бумаги и положил их на книги, занимавшие полку у него за спиной, чтобы с ними ничего не случилось. Теперь надо было спасти собственные записи, и он принялся собирать их, стопку за стопкой, а потом убрал на другую книжную полку.

Он стоял спиной к брату и не видел ни того, как тот достал маленький серебряный револьвер из кармана пиджака, ни появившейся у него на лице гримасы, как будто они снова стали детьми и Дэвенпорт намеревался одержать победу в очередной игре.

Выпущенная гостем пуля с такой силой толкнула Тревора вперед, на книжные полки, что одна пачка бумаг с его записями завалилась за книги. Он протянул руку, пытаясь сохранить равновесие, и схватился за переплетенный в кожу том, по иронии судьбы оказавшийся тибетской «Книгой мертвых».

Она упала вместе с ним на пол.

Кровь вытекала из его тела так же быстро, как разлилось бренди из разбитого стакана, и Тревор, умирая, смотрел, как его брат выскользнул из библиотеки, убрав в карман пистолет и засунув под мышку свою добычу. Умирающий еще несколько мгновений думал о том, что станется с драгоценным знанием, которое он пытался и не смог защитить, а потом перестал дышать.

Чайнатаун, Бостон, наше время

Древний том в кожаном переплете с потускневшим золотым тиснением и потрепанными страницами остался частично зажатым в правой руке мертвеца, когда тот упал на пол за массивным письменным столом, убитый одним-единственным выстрелом в грудь. Бостонский сержант Ди Ди Уоррен, одетая в отличный костюм, стояла в дюйме от тела, на единственном свободном месте в заполненном людьми кабинете, и пыталась понять, что произошло.

— Он ее поднял, — сказала она своим напарникам Нилу и Филу, показав на упавшую книгу. — Увидел пистолет и попытался инстинктивно прикрыться.

Нил, самый молодой в их подразделении, бывший специалист по оказанию первой помощи, сразу же покачал головой:

— Не-е-е… На книге нет никаких следов пороха и пули. Он схватил ее, когда падал. — Молодой человек показал на листы бумаги, которые балансировали на краю стола с мраморной столешницей. — Могу поспорить, что книга лежала сверху. Выстрел толкнул его влево, он потянулся к столу, но вместо этого ухватился за книгу. И упал вместе с нею на пол.

— Тогда она отлетела бы в сторону, — возразила Ди Ди, которая очень любила перебрасываться со своими коллегами предположениями на месте преступления. Она считала, что мертвый человек многое может рассказать. — Таков побочный эффект. В то время как наш труп держит книгу в руке.

— Хочешь, я расскажу, сколько самых разных предметов мне довелось вытаскивать из рук мертвецов? — пожав плечами, спросил Нил. — Человек видит, что приближается его смерть, и рефлекторно хватается за все, что оказывается поблизости. Не знаю, может, они думают, что, если будут достаточно сильно цепляться за этот мир, им не придется отправляться на тот свет…

— Ответа на твой вопрос нет, — пробормотал стоявший у двери Фил.

Он был самым старшим в подразделении, ему было без малого шестьдесят, и у него были любящая жена, четверо детей и стремительно увеличивающаяся лысина. Тот факт, что он являлся семейным человеком, не мешал ему спокойно смотреть на жертвы с близкого расстояния и не переживать по этому поводу. Однако два вырезанных из камня китайских льва высотой в пять футов на некоторое время приковали его к месту. А может быть, это сделал яркий керамический дракон, расправивший крылья и стоящий на краю мраморного стола. Или огромное количество нефритовых статуэток, которые, точно огромные листья, украшали полки, заставленные книгами в кожаных переплетах.

Фил прижал маску к лицу, но не затем, чтобы защититься от неприятного запаха: он собирался чихнуть — что в таком тесном и пыльном помещении было совершенно нормально, но могло бы испортить улики.

Уоррен выпрямилась и сморщила нос, стараясь справиться с собственной реакцией на затхлый воздух в комнате:

— Ладно. Начнем с жертвы. Что мы знаем?

— Его зовут мистер Джон Уэн, — ответил Фил. — Пятьдесят восемь лет, вдовец, никаких судимостей или серьезных правонарушений. По словам его помощницы Джуди Чэн — именно она обнаружила тело сегодня утром, — мистер Уэн был тихим, спокойным человеком, преданным своей работе, которая, как вы уже, наверное, и сами догадались, глядя по сторонам, заключалась в импорте древних китайских артефактов. Недешевых. В общем, серьезный человек. Антиквариат, элитные клиенты, сам разбирался с таможней — в общем, все в таком духе. Он любил охотиться и устанавливать подлинность обнаруженных им предметов. А в ее обязанности входили связи с общественностью.

Ди Ди кивнула. Это объясняло местоположение магазина Уэна, находившегося в стороне от шумной Бич-стрит, ярко изукрашенной главной улицы, проходившей через центр Чайнатауна. Кроме того, в отличие от соседей убитого, чьи лавки выставляли напоказ шелковые платья, китайскую еду или хаотично наваленные дешевые побрякушки, в витрине этого магазина стояли только три искусно вырезанных панно из дерева. Оказавшись внутри, можно было прочитать на не бросающейся в глаза бронзовой дощечке, что они принадлежали такой-то династии и что их можно приобрести за сто пятьдесят тысяч долларов. Если подумать, это объясняло дорогой костюм элегантного голубого цвета, в котором умер Джон Уэн. Получалось, что он вращался в кругах элиты и выглядел соответственно. Интересно…

— Итак, бизнесмен, — подвела итог Ди Ди. — Очевидно, образованный. Уважаемый? И пользовавшийся доверием?

Ее старый помощник кивнул.

— Возможно, это не ограбление, — продолжала Ди Ди, окинув взглядом небольшую коллекцию статуэток из нефрита, расставленную в маленьком кабинетике. — Может быть, очередная сделка не задалась? Мистер Уэн сказал, что какой-то предмет принадлежит третьей династии, но на самом деле его сделали на прошлой неделе на заводе в Гонконге, а потом дети состарили его, отбив тяжелыми цепями.

— Невозможно, — произнес новый голос из-за спины Фила.

Пожилой полицейский сдвинулся в сторону, насколько это было возможно в узком проеме, и в комнату с очень серьезным, даже торжественным видом вошла красивая молодая азиатка.

— Кто вы? — спросила Ди Ди.

— Джуди Чэн, — ответила девушка. — Я проработала с мистером Уэном пять лет. Он был хорошим человеком. И ни за что не стал бы обманывать своих клиентов. Кроме того, он никогда не ошибался.

— Как вы познакомились с мистером Уэном? — начала расспрашивать ее Уоррен.

— Он поместил в газете объявление, что ему нужна помощница и продавец в магазин. Я и пришла.

Ди Ди окинула взглядом хрупкую невысокую девушку с точеными скулами и блестящими угольно-черными волосами.

— Расскажите о ваших отношениях, — задала она следующий, вполне логичный вопрос.

Помощница мистера Уэна сердито посмотрела на нее:

— Я работала с мистером Уэном, со среды по воскресенье, с девяти до пяти. Иногда приходила в нерабочее время, чтобы помочь подготовиться к встрече с важными клиентами. Ну, понимаете, из тех, кто выставляет доспехи, которым три тысячи лет, в качестве украшения в прихожей и готов за это платить.

— У вас есть список таких клиентов?

— Да.

— И еще ежедневник мистера Уэна. Мы бы хотели на него взглянуть.

— Я понимаю.

— Он собирался вчера вечером с кем-нибудь встретиться?

— Мне про это ничего не известно.

— А вам он сказал бы о такой встрече?

— Как правило, он говорил. В его делах не было ничего тайного. И он все чаще и чаще прибегал к моей помощи. Мистер Уэн высоко ценил мое умение обращаться с компьютером.

— Когда вы видели его в последний раз?

— Вчера, в пять вечера, когда закрывала магазин.

— Где он находился в это время?

— В своем кабинете, в задней части магазина. Обычно он оставался после закрытия, работал с документами, занимался исследованиями. У него не было семьи. И это… — Джуди обвела рукой тесное помещение, — составляло всю его жизнь.

— Он работал над чем-то особенным в последнее время? — спросил Фил, стоявший у нее за спиной.

— Мне он ничего такого не говорил.

— Пропало что-нибудь ценное? — Старый полицейский тоже обвел рукой кабинет.

Впервые за весь разговор девушка ответила не сразу. Все три бостонских детектива не сводили с нее внимательного взгляда.

— Я… не знаю, — пробормотала она наконец. — Он почти не выходил из кабинета.

Ди Ди приподняла одну бровь, посчитав ее заявление очень странным.

— Мистер Уэн говорил, что ему лучше думается в окружении прошлого, — продолжала Чэн. — Большинство вещей в кабинете собраны в течение всей его жизни — это подарки коллег, клиентов и друзей. А книги… он их любил. Называл своими детьми. Я нередко просила его разрешить мне, по крайней мере, стереть с них пыль и навести здесь порядок. Но он мне не позволял. Ему нравилось все как есть, даже кучи бумаг, которыми завален стол. Он называл это горизонтальной системой хранения. И знаете, она ни разу его не подвела…

Девушка замолчала. Она не смотрела на полицейских, но не сводила напряженного взгляда со стола.

— Что-то не так, — вдруг произнесла Чэн без всякого выражения. — Я не могу объяснить, в чем дело… но что-то здесь не так.

Ди Ди послушно посмотрела на стол, отметив горы бумаг, разбросанные записные книжки, самые разные на вид, и круглую деревянную миску, наполненную какими-то мелочами, а рядом с ней — тяжелую позолоченную статуэтку, изображавшую женщину с формами, гораздо более соблазнительными, чем у самой Уоррен, не говоря уже о множестве стопок старых и пыльных книг.

— Я не вижу компьютера, — сказала она наконец.

— Мистер Уэн работал на бумаге, вручную. Так ему лучше думалось — объяснила Джуди. — А когда требовалось что-то сделать на компьютере, он пользовался тем, что стои́т в магазине.

Ди Ди решила зайти с другой стороны:

— Утром магазин был заперт?

— Да.

— Как насчет системы безопасности?

— У нас ее нет. Мы обсуждали необходимость поставить охранную систему, но мистер Уэн возражал и говорил, что воры не станут красть древнюю мебель. По-настоящему ценные предметы здесь… они большие и тяжелые, как вы видите.

— Но все фигурки из нефрита…

— Это его частная коллекция, она не продается.

Фил подхватил идею Ди Ди:

— Входная дверь была заперта. Значит, мистер Уэн сам впустил своего гостя.

— Думаю, да, — кивнула Чэн.

— Он встречался с клиентами в кабинете? — спросила Уоррен и обвела рукой тесное пространство, где можно было только стоять.

— Нет, — ответила девушка. — Обычно он встречался с ними в выставочном зале, за одним из столов. Он верил в то, что история сохранила не только свою силу, но еще и полезность. «Вы не должны просто покупать антикварные вещи, — любил говорить он. — Живите с ними».

Взгляд Ди Ди остановился на книге, все еще лежавшей на ладони мистера Уэна:

— В выставочном зале есть книги?

— Нет, это его…

— Частная коллекция. Я поняла. Таким образом, если он встречался с кем-то, кого интересовала определенная книга…

Детектив снова опустилась на колени, чтобы получше рассмотреть фолиант в кожаном переплете. Позолоченные буквы названия стерлись, и прочитать их было почти невозможно. А в следующее мгновение она сообразила, что перед нею не английский, а какой-то другой язык, которого она не может узнать.

— Будда! — неожиданно выдохнула Джуди.

— Что? — оглянулась на нее Уоррен.

— Будда. Вот что пропало. На левом углу стола мистера Уэна. У него была статуэтка Будды из целого куска нефрита. Восьмой век, династия Тан. Мистер Уэн никогда его никуда не убирал. Он купил его сразу после смерти жены, и Будда имел для него особое значение.

— Размер? — Фил уже вытащил блокнот.

— Хм-м-м… Сам Будда восемь дюймов в высоту, круглый, из целого куска камня, сидящий… ну, знаете, с большим животом и смеющимся лицом. Статуэтка имела квадратное деревянное основание с позолоченными швами, инкрустированное галиотисами.

— Сколько он стоил? — спросила Ди Ди.

— Я не уверена. Мне нужно посмотреть. Но, если считать унциями, в настоящее время нефрит хорошего качества стоит дороже золота, а статуэтка такого размера… да, она была недешевой.

Уоррен поджала губы. Ей понравилась идея о том, что убийство совершено с целью ограбления. Только вот не следовало забывать, что остальные статуэтки из нефрита по-прежнему стояли на книжных полках.

— Почему Будда? — пробормотала она, скорее обращаясь к самой себе, чем к окружающим.

Красивая помощница погибшего покачала головой: она явно не знала, как ответить на этот вопрос.

— Итак, исчез один предмет. Вы считаете, что больше ничего не пропало? — уточнила детектив.

— Я еще посмотрю, но на данный момент… да, только одна статуэтка.

— Значит, Будда или что-то, имеющее отношение к Будде…

Ди Ди продолжала размышлять, когда Нил подал голос:

— Эй, я тут кое-что нашел!

Он вынул книгу из пальцев мистера Уэна, и все увидели кусочек белой бумаги, который упал на пол. Не вызывало сомнений, что он не был древним и появился в кабинете недавно. Нечто такое, что человек, умирая, посчитал необходимым зажать в руке.

— Что это? — спросила Уоррен.

— Визитка. — Нил перевернул карточку. — Фонд «Феникс». И какой-то Малахай Самюэльс.

Ди Ди припарковала взятую напрокат машину в Верхнем Вестсайде Нью-Йорка и принялась рассматривать огромный особняк на противоположной стороне улицы. Она не была специалистом по архитектуре, но достаточно долго прожила в историческом центре города, чтобы узнать стиль королевы Анны, включая золотистый цвет в нижней части окон с закругленным верхом. Лично ей больше всего нравились горгульи, которые выглядывали из-под скатов крыши.

Разумеется, она приехала сюда вовсе не затем, чтобы полюбоваться на архитектурный памятник. Ее интересовало убийство. Ди Ди прошла по дорожке к входной двери, остановившись на пару мгновений, чтобы изучить барельеф, который оказался старинным гербом. Ей потребовалась секунда, чтобы сообразить, что на нем изображена мистическая птица феникс, давшая название фонду.

Она нажала на кнопку звонка.

В конце концов дверь открылась, и Ди Ди вошла в здание, где расположился фонд «Феникс».

Она показала удостоверение уже ждавшей ее секретарше, отметив мимоходом, что стол, который стоит в приемной, старый и, вероятно, очень дорогой. А кроме того, в его отделке присутствовал легкий намек на китайские узоры. В общем, такой стол Джон Уэн вполне мог привезти из-за границы в свой магазин, а потом продать клиенту вроде Малахая Самюэльса.

— Детектив-сержант Ди Ди Уоррен, — представилась она. — Я хочу поговорить с доктором Самюэльсом.

— У вас назначена встреча?

— Нет, но я думаю, он меня примет.

Молодая женщина посмотрела на удостоверение Ди Ди, поджала губы и взялась за телефонную трубку.

— Будьте любезны, присядьте, пожалуйста; доктор сейчас занят с пациентом, но он освободится через пять минут, — сообщила она, поговорив с начальником.

Ну что же, прекрасно. Детектив направилась к горбатому дивану для посетителей. Ее предупредили, что разговор будет не из легких, поскольку у доктора Самюэльса имелся некоторый опыт в том, что касалось ответов на вопросы, имеющие отношение к убийствам.

Дожидаясь, когда он освободится, Ди Ди включила лэптоп, чтобы почитать пару найденных ею статей о знаменитом психотерапевте.

Малахай Самюэльс практиковал юнгианскую терапию и работал с детьми, имевшими опыт путешествий в свою прошлую жизнь. Он и его тетка, являвшаяся содиректором фонда, задокументировали рассказы трех тысяч детей и представили поразительные доказательства, которые те обнаружили в своих предыдущих жизнях. Исследования и методология этих специалистов оказались настолько изощренными, что их приняли в научном обществе и нередко обсуждали на съездах психиатров.

Однако в последние семь лет имя Малахая несколько раз возникало в связи с расследованием преступлений, заключавшихся в кражах предметов старины, приведших к смерти по меньшей мере четырех человек. Впрочем, реинкарнатору ни разу не предъявили обвинения, хотя специальный агент ФБР Люсиан Гласс, с которым встретилась Уоррен, невероятно разволновался, когда оказалось, что имя Самюэльса всплыло в деле об очередном убийстве.

Гласс продолжал считать, что Малахай виновен в нескольких преступлениях и его место в тюрьме.

— Но нам не удалось найти ни одной улики, которая указала бы на его причастность к совершенным преступлениям. Я очень надеюсь, что вам удастся это сделать, детектив Уоррен. Очень надеюсь, — сказал ей тогда Люсиан.

— Детектив Уоррен? — Размышления Ди Ди прервал густой медоточивый голос. Она подняла голову и увидела перед собой человека, о котором только что читала. — Я доктор Малахай Самюэльс. Чем могу вам помочь?

Отлично скроенный дорогой синий костюм, аккуратно завязанный галстук и туго накрахмаленная белая рубашка с монограммой на левом манжете — в общем, все, от одежды до манеры разговаривать, указывало на то, что Малахай Самюэльс далеко не в первом поколении принадлежал к высшим слоям общества. И это вызвало у Ди Ди новый вопрос: возможно, миляга доктор собирает ценные предметы старины, а может быть, включает в их число и самого себя?

— Я приехала к вам, чтобы поговорить об убийстве, совершенном в Бостоне, — сказала она. — Мы не могли бы побеседовать где-нибудь, где нам никто не будет мешать?

— Разумеется, сюда, пожалуйста.

Психотерапевт провел ее по коридору, на стенах которого, оклеенных обоями начала века, висели бра из витражного стекла. Ди Ди решила, что обои там были шелковыми: на них виднелся потускневший цветочный рисунок, а местами — что-то похожее на нити из настоящего золота.

— Не желаете кофе или чая? Может быть, воды? — спросил Малахай, открыв дверь в свой личный кабинет — так, по крайней мере, решила его посетительница.

В соответствии с духом этого места вдоль стен стояли книжные шкафы со старыми книгами, а на полу лежал великолепный персидский ковер. Кроме того, Ди Ди обратила внимание на антикварный письменный стол и удобный кожаный диван с креслами, поставленный так, что сидевший на нем смотрел во внутренний дворик, засаженный деревьями и цветами, — как и подобало сидеть доктору с тонкой нервной организацией.

Уоррен сказала, что с удовольствием выпила бы воды, и села, продолжая составлять мысленный каталог огромного количества антикварных вещей и произведений искусства, украшавших дом. Когда она заметила на столе Самюэльса лошадь из нефрита, явно прибывшую из Китая, по спине у нее пробежал холодок возбуждения.

Малахай протянул гостье хрустальный стакан, наполненный ледяной водой, и сел напротив за стеклянный кофейный столик.

— Итак, чем я могу вам помочь?

— Мы нашли вашу визитку на месте преступления.

— Это ужасно. А кого убили?

— Мистера Джона Уэна.

На лице хозяина кабинета не отразилось вообще ничего. По правде говоря, он настолько спокойно отнесся к этому известию, что мгновенно вызвал у Ди Ди подозрения.

— Вы были с ним знакомы, доктор? — спросила она.

— Я психотерапевт, детектив. Даже если б я и был знаком с мистером Джоном Уэном, я бы вам этого не сказал. Все, что происходит в моем кабинете, конфиденциально. Не сомневаюсь, что вы все правильно понимаете.

— Человек, о котором мы говорим, мертв, мистер Самюэльс. Его конфиденциальность лежит на полу в луже крови.

Малахай продолжал хранить молчание.

— Разумеется, вы понимаете, что, не отвечая на мой вопрос, вы признаете, что он являлся вашим пациентом, — добавила Ди Ди.

— Если вы желаете сделать именно такой вывод, это ваше право. Но я не говорю, что он был или не был моим пациентом. И я не вправе обсуждать с вами дело, которое вы расследуете.

— Он держал в руке вашу визитку, когда умер.

— Как неприятно для нас обоих…

Ди Ди нахмурилась, чувствуя, что ее охватывает раздражение. Самюэльс был в своем праве, но дело заметно осложнится, если ей придется запрашивать судебный ордер.

— Когда вы видели его живым в последний раз? — спросила она.

— А кто сказал, что я вообще его видел?

Специальный агент Люсиан Гласс оказался прав — Самюэльс был совсем не прост.

Уоррен решила зайти с другой стороны:

— Давайте предположим, что вы детектив, расследующий убийство человека, который импортировал предметы древности из Китая. Кому вы бы стали задавать вопросы?

Самюэльс лишь приподнял в ответ бровь. Затем едва заметно склонил голову, показывая на изящное зеркало, висевшее за его левым плечом.

«Фрейдистская ошибочка, — подумала Ди Ди. — Или невероятное высокомерие уважаемого джентльмена, которому, возможно, удалось избежать наказания за несколько убийств?»

— Прошу меня простить, детектив, — заявил Малахай, — но я ничем не могу вам помочь в этом деле. А теперь, если не возражаете, меня ждет следующий пациент.

Он встал, и его посетительнице ничего не оставалось, как последовать его примеру. Шоу закончено, встреча завершена. Она потратила солидную часть бюджета своего подразделения на поездку в Нью-Йорк, которая оказалась пустышкой.

— Красивая лошадь, — сказала Ди Ди и показала на нефритового коня, поднимаясь на ноги.

— Благодарю вас.

— Где вы ее купили?

— Я ее не покупал. Как и многое другое в особняке, я получил ее в наследство. А поставил у себя в кабинете, потому что она мне очень нравится. Вам известно, почему люди собирают предметы антиквариата, детектив Уоррен?

Ага, он все-таки решил поговорить!

— Потому что им нравятся старые вещи?

— Точнее будет сказать, потому что они идентифицируют себя со старыми вещами.

Ди Ди не удержалась и окинула взглядом кабинет, который явно принадлежал девятнадцатому веку. Однако симпатяга доктор нисколько не обиделся на ее невысказанный комментарий.

— Мистер Джон Уэн, — предприняла она последнюю попытку, — не просто собирал старинные вещи. Насколько я понимаю, он считал, что люди должны с ними жить. Совсем как вы.

— Совершенно верно.

— И что это значит?

— Это значит, что вы слишком много времени проводите в настоящем, детектив Уоррен, в особенности учитывая тот факт, что человек, чью смерть вы расследуете, жил прошлым.

Доктор Самюэльс одарил ее еще одной знающей улыбкой и исключительно вежливо, но твердо проводил до двери.

После ухода бостонского детектива Малахай вернулся в кабинет, где налил себе на дюйм «Макаллана»[21] сорокалетней выдержки. Он поднес тяжелый хрустальный стакан к губам и сделал глоток, наслаждаясь роскошным напитком, а затем со стаканом в руке тяжело опустился в кресло, стоящее за столом. Открыв верхний ящик, психотерапевт достал оттуда блокнот «Симсон».

Это был его личный дневник, куда он записывал размышления, касающиеся «Исследования»: так он называл свои изыскания, которые вел вот уже тридцать пять лет, с тех самых пор, как открыл книгу девятнадцатого века, посвященную месмеризму, на которую случайно наткнулся в библиотеке. Тогда же ему в руки попал выпавший из нее обрывок пожелтевшей бумаги. Похожий на тончайшую паутину почерк записи на этом листке, сделанной ручкой и чернилами, и само ее содержание позволили Самюэльсу датировать ее серединой или концом девятнадцатого века.

«Встреча с мистером Т. в два часа дня касательно места, в котором можно надежно спрятать документы. В среду, в его офисе, на Бродвее, 259», — гласила записка.

В соответствии с семейной легендой предок Малахая Дэвенпорт Тэлмедж имел в своем распоряжении документы, описывающие амулеты, украшения и камни, благодаря которым можно было отыскать утерянные Инструменты памяти. Считалось, что эти тайно вывезенные из Индии в Египет в 1500 году до Рождества Христова предметы обладают силой пробуждать воспоминания о прошлой жизни.

Интересно, эту записку написал Дэвенпорт? И имел ли он в виду список утерянных Инструментов?

Без особого труда, сравнив почерк на записке и письма своего предка, хранящегося в архиве, Малахай установил, что ее автором действительно являлся Дэвенпорт Тэлмедж, один из первых основателей фонда «Феникс». Выяснив это, Самюэльс сумел сузить время ее написания: это должно было произойти между 1884 и 1901 годами. Не раньше 1884-го, потому что именно тогда Дэвенпорт унаследовал поместье брата и создал фонд. И не позже 1901-го, потому что в тот год он умер.

На Бродвее, в доме номер 259, в то время находилась компания «Тиффани», торговавшая украшениями из драгоценных камней, а также всем необходимым для дизайна помещений.

Может быть, «мистер Т.» — сам Тиффани? Дэвенпорт был необычайно богат. Что он мог заказать в этой фирме, чтобы спрятать там бумаги? Возможно, этот предмет был потом продан? Или он продолжает оставаться в особняке, где практически в каждой комнате полно ламп и окон Тиффани? Не говоря уже о многочисленных каминах, отделанных переливчатыми плитками, сделанными в мастерских знаменитого ювелира и стекольщика… Печально, если документы находятся рядом, а он не знает, где именно.

Малахай принялся переворачивать страницы своих записей, сделанных за последние несколько недель, чтобы отыскать те, что были посвящены его беседам с мистером Джоном Уэном.

Всего они встречались восемь раз и обсуждали одно и то же. Антиквар Уэн пришел к нему за помощью — он хотел понять, почему его притягивают определенные предметы и места. Они как будто преследовали его, он был ими одержим. Много лет Джон пытался понять чувства, которые его охватывали, когда он видел некоторые старинные вещи. Дважды он чудом не обанкротился, покупая поместья, которые не стоили того, что он за них платил, в надежде обрести там мир и покой. В конце концов, погрузившись в отчаяние, Уэн признал вероятность того, что его призывают воспоминания о прошлой жизни. Пытаясь отыскать человека, который мог бы ему помочь, антиквар услышал про доктора Самюэльса и заявил, что каким-то непостижимым образом чувствует себя в его доме так же, как рядом с предметами старины. Он считал, что фонд «Феникс» — это место, где он найдет успокоение.

Однако Уэн не знал, что в прошлой жизни, примерно сто тридцать лет назад, он был одним из братьев Тэлмедж, основавших этот фонд. По крайней мере, он ничего не знал в реальности, но открыл это Малахаю во время сеанса гипноза.

«А если он является инкарнацией Дэвенпорта или Тревора, — размышлял Малахай, — то в таком случае, возможно, Уэн может привести меня к легендарным документам…»

Большинство просто посмеялись бы над этой историей. Но Самюэльс работал с тысячами детей, и они с тетей стали свидетелями их воспоминаний о прошлой жизни. Малахай видел, как его пациенты связывали между собою вещи, бросавшие вызов тому, что другие люди называют логикой. Сам психотерапевт не помнил о своей прошлой жизни, и никакие медитации или сеансы гипноза на него не действовали. Но множество его пациентов излечивались от страхов, фобий и неврозов, как только им удавалось их идентифицировать и определить, что они принадлежат их предыдущим инкарнациям. Самюэльс на собственном опыте познал целительную силу восстановленной памяти и наблюдал потрясающее облегчение, которое испытывали его пациенты, когда освобождались от своих кармических кошмаров.

Больше всего на свете Малахай хотел узнать о своих прошлых жизнях. Для этого ему требовался работающий Инструмент памяти, а чтобы найти один из немногих существовавших в природе Инструментов, ему необходимо было знать, что именно он ищет. Бумаги Дэвенпорта стали бы для него своего рода картой, поскольку являлись полным перечнем всех известных Инструментов памяти. И он подумал, что, возможно, китаец Джон Уэн, антиквар из Бостона, обладает ключом, который поможет ему наконец отыскать утерянные документы.

А это означало, что убийство Уэна было не просто возмутительным преступлением.

Оно стало событием, которое сулило невероятные неудобства.

Ди Ди пришлось признаться самой себе, что доктор Малахай Самюэльс одержал над ней верх.

Вот уже три дня после своей поездки в Нью-Йорк, вернувшись в Бостон, она снова и снова мысленно прокручивала их разговор. Уоррен пересказала этот разговор — точнее, почти полное отсутствие разговора — своим коллегам, Филу и Нилу, и даже позвонила и сообщила о том, что ей ничего не удалось узнать, специальному агенту Люсиану Глассу.

Уоррен изучила все четыре дела об убийствах, в которых Самюэльс был подозреваемым… и не нашла ничего, даже отдаленно напоминающего заслуживающую внимания информацию или факты. Только весьма прозаическое заявление, что антиквары идентифицируют себя с прошлым. Получалось, что ей настоятельно требовался Дим Сам: когда в Чайнатауне совершалось особенно запутанное преступление, обращаться следовало именно к нему.

Но если Джон Уэн импортировал предметы старины, потому что идентифицировал себя с прошлым, что нужно было его убийце? Лавочка набита бесценными антикварными вещами, но преступник забрал только нефритового Будду.

Почему?

Ди Ди заметила, что около двери стоит и терпеливо ждет хозяйка популярного китайского ресторана. Эта немолодая азиатка в безупречном костюме знала почти всех своих постоянных посетителей по именам, и Уоррен подумала, что, возможно, она сможет ей помочь.

Она подняла руку, чтобы привлечь внимание женщины, и та тут же подошла к ее столику.

— Прошу меня простить, — начала Ди Ди, — вы не могли бы мне сказать, где в Чайнатауне находится ближайший буддийский храм?

— Их несколько, детектив. Какой вам нужен? — отозвалась хозяйка ресторана.

— А как вы узнали, что я детектив?

— Мы все знаем, что вы расследуете убийство Джона Уэна.

— Вы были с ним знакомы?

— Да, он был очень хорошим человеком. Помог мне найти шелковые шторы для банкетного зала. По правде говоря, если вас интересуют буддийские храмы, вам следует поговорить с его помощницей мисс Чэн.

— А почему именно с нею? — удивленно спросила Ди Ди.

— Разумеется, из-за кулона, — взволнованно ответила ее собеседница. — Она постоянно носит на шее маленького нефритового Будду. Знак ее веры, как я думаю.

Ди Ди поблагодарила ее за помощь, заплатила по счету и стала звонить своему партнеру Филу. Они разговаривали с Джуди Чэн несколько раз, но на шее у нее не было нефритового кулона с изображением Будды.

А в связи с этим возникал следующий вопрос: что еще скрывает помощница Уэна?

Фил выяснил, что Джуди Чэн живет на четвертом этаже кирпичного дома без лифта, который находился сразу за углом от ресторана в Чайнатауне, и Ди Ди нашла его без всяких проблем. Однако на ее звонок никто не ответил. Тогда она позвонила в квартиру на втором этаже, и ей открыла пожилая китаянка в розовом халате с яркими цветами.

Уоррен помахала перед ее носом значком, чтобы та убедилась, что незнакомка представляет государственную службу.

— Пожарное управление, — представилась Ди Ди.

Один из первых уроков, которые она усвоила, когда начала служить в полиции, состоял в том, что население, как правило, не доверяет копам. Зато к пожарным, которые могут спасти их жизнь, дом и бизнес от огня, относятся с уважением.

Пожилая женщина окинула ее недоверчивым взглядом.

— Мне нужно проверить пожарные лестницы, чтобы убедиться, что все в порядке, — сказала детектив.

Китаянка нахмурилась, борясь с сомнениями. Ди Ди видела обычную недоверчивость пожилого человека: с одной стороны, просьба показалась ей странной, а с другой — она хотела быть уверенной, что в случае пожара все будет в порядке.

— Я быстренько войду, спущусь вниз по лестнице, а потом поднимусь наверх, — настаивала Уоррен. — Это займет не больше пяти минут, зато пожарные не будут ходить в ваш дом целых пять лет. В противном случае мне придется привести сюда начальника пожарной охраны или даже целый отряд инспекторов…

Обещание — или угроза? — что здесь может появиться целая толпа официальных лиц, сделало свое дело. Пожилая женщина махнула рукой, приглашая Ди Ди в квартиру, и через три минуты та уже поднималась по пожарной лестнице в квартиру Джуди, расположенную на четвертом этаже.

У нее не было никакой причины туда входить — было всего лишь растущее подозрение, что Джуди Чэн сказала им далеко не все. Так что взглянуть на ее квартиру стоило. А если Уоррен обнаружит там восьмидюймового нефритового Будду или, еще того лучше, пистолет, из которого недавно стреляли, она получит полное право войти в жилище Чэн или даже сможет вообще закрыть это дело.

Ди Ди с трудом подтянулась на платформу четвертого этажа и, слегка покачнувшись, выпрямилась. У нее болели руки оттого, что она с силой цеплялась за ржавые перила пожарной лестницы, не говоря уже о сердце, отчаянно колотившемся в груди.

И Ди Ди подняла голову.

— Дерьмо собачье! — выдохнула она.

Изображения смеющегося Будды были повсюду. Квартира Джуди была буквально забита ими. Картины, статуэтки, вышивки на подушках и даже крошечные фигурки из золота, серебра и нефрита. Всюду, куда бы Ди Ди ни посмотрела, она видела Будду.

Детектив стояла, широко раскрыв рот от изумления, и в этот момент дверь в квартиру Джуди Чэн открылась. Помощница Джона Уэна вернулась домой.

В сопровождении Малахая Самюэльса.

Малахай отлично чувствовал себя в этот день.

На самом деле, после того, как он узнал, что мистера Уэна убили и антиквар унес в могилу информацию о местонахождении легендарного списка утерянных Инструментов памяти, которой он, возможно, владел, психотерапевт пересмотрел свою стратегию.

Полиция, включая блондинку-детектива из Бостона по имени Ди Ди Уоррен, наверняка будет за ним следить — значит, он не мог действовать открыто, например, обыскать антикварную лавочку или жилище Уэна. Но тут ему пришло в голову, что нет никакой необходимости прибегать к таким грубым методам, когда можно использовать самый обычный жест вежливости.

Он позвонил помощнице Джона, красивой молодой женщине, с которой познакомился, когда она приезжала с мистером Уэном в фонд «Феникс», в Нью-Йорк, и принес ей свои глубочайшие соболезнования. Также Малахай добавил, что если может как-то помочь мисс Чэн в столь трудные времена, то с радостью это сделает. Более того, сказал Самюэльс, он будет в Бостоне в конце недели, и, возможно, они могли бы встретиться, чтобы выпить кофе и поделиться воспоминаниями о человеке, которого оба уважали и которым восхищались.

Отец давным-давно объяснил Малахаю, какое огромное значение имеет хорошо сшитый костюм, безупречное положение в обществе и голос, выдающий отличное образование. Джуди почти сразу же согласилась с ним встретиться. Утренний чай плавно перешел в прогулку по бостонскому Чайнатауну — это был поразительный центр китайской культуры, третий по величине в стране, — и наконец психотерапевт вежливо попросил разрешения в последний раз побывать в лавочке мистера Уэна.

Мисс Чэн с удовольствием ответила согласием, но сказала, что сначала им нужно зайти к ней домой, чтобы взять ключ.

Малахай, не жалуясь, поднялся вслед за ней на четвертый этаж, несмотря на то что больная нога доставляла ему определенные неудобства. Причиной этого был несчастный случай в Вене, произошедший много лет назад, и теперь Самюэльс изо всех сил старался не обращать внимания на боль. Стоя рядом, он ждал, когда молодая женщина откроет дверь в свою квартиру. А в следующее мгновение испытал первое потрясение за этот день, когда увидел повсюду изображения добродушного Будды — фигурки, резные статуэтки, картины, вышивки, шелковое белье…

Джуди Чэн, которая стояла на пороге в сшитом на заказ шерстяном пальто желтого цвета, доходившем до колен, смущенно на него посмотрела:

— Я коллекционер.

— Да уж…

Малахай протянул руки, чтобы помочь даме снять пальто. Он понял, что больше уже не спешит попасть в лавочку мистера Уэна и что правда, ключ к тайне, которую он пытается разгадать столько времени, находится здесь. Мания молодой современной женщины. Будучи опытным психоаналитиком, он мгновенно сумел заглянуть в ее душу.

— Вы не будете так любезны принести мне стакан воды, — попросил он. — Боюсь, подъем по лестнице оказался для меня слишком трудным — я умираю от жажды.

— Разумеется. — Освободившись от пальто, Джуди направилась на скромную кухоньку.

Оставшись один в комнате, Самюэльс начал расстегивать пуговицы своего огромного пальто из черной шерсти, одновременно внимательно оглядываясь по сторонам.

Ему показалось, или он и вправду заметил, как мимо окна промелькнула тень? Не важно. Он уже чувствовал, как кровь начала быстрее бежать по его венам. В ушах у него зашумело.

Все эти годы Будда, с его загадочной улыбкой и бесконечными учениями о карме, владел ключом к мучившей его тайне.

— Когда вы начали собирать изображения Будды? — спросил психотерапевт, когда хозяйка вернулась в комнату и протянула ему стакан воды. Пальцы у нее при этом слегка дрожали.

— Уже не помню, — ответила она. — Мне кажется, я делаю это всю жизнь.

— А мистер Уэн знал?

— Конечно. — Джуди покраснела и смущенно прижала руку к груди. — Он даже подарил мне медальон из нефрита с изображением Будды, который стал для меня своего рода талисманом.

— Мистер Уэн когда-нибудь рассказывал вам о наших с ним сеансах?

— Мне известно, что он встречался с вами по поводу своих собственных… предметов. Тех, которые он собирал. И непереносимого желания приобрести определенную вещь, вне зависимости от того, разумно ли это с точки зрения бизнеса. Он говорил мне, что вы считаете, будто бы он — возродившаяся душа, которая ищет нечто, потерянное много жизней назад.

— А вы?

Чэн замерла, а затем повернула голову и окинула взглядом свою комнату. Вслед за ней ее движение повторили ее волосы — шелковый черный покров, закрывший ей лицо.

— Я не знаю, почему я это делаю, — прошептала она наконец. — Возрожденная душа, которая хочет исправить совершенное зло? Такое объяснение представляется мне не менее разумным, чем все остальные.

— Могу я предложить вам короткий сеанс гипноза? — тихо спросил Малахай. — Он займет не больше тридцати или сорока минут и, возможно, даст ответы, которые вы ищете. На самом деле я могу провести его прямо здесь, у вас дома, где вы чувствуете себя комфортно.

Хозяйка ничего не ответила, но подошла к дивану и, немного поколебавшись, села.

Самюэльс не стал ждать еще одного приглашения: он сбросил пальто и опустился в удобное кресло из бамбука напротив нее. Чувствуя, как за ним наблюдают глаза многочисленных изображений Будды, Малахай начал с самого простого — обратного отсчета, — чтобы провести свою пациентку через переплетающиеся дороги времени.

— Где вы находитесь? — спросил он через пять минут.

Джуди описала особняк, частично скрытый разросшимися липами.

Что? Малахай наклонился вперед: он отчаянно боялся сделать вывод, который напрашивался сам собой.

— Расскажите, что вы видите? Что слышите? — продолжил он расспросы.

— Мимо проехал экипаж. Стучат копыта лошадей, — стала рассказывать женщина. — Сейчас вечер, и люди возвращаются с работы. Я слышу «Лунную сонату» Бетховена.

— Вам известно, на какой улице находится особняк?

— Разумеется. Восемьдесят третья улица, неподалеку от Сентрал-Парк-Уэст.

Было ясно, что она описывает дом предков Самюэльса. Его охватило волнение, но он постарался успокоиться и продолжал говорить ровным, ритмичным голосом. Джуди Чэн вернулась в конец девятнадцатого века, туда, где сейчас находился фонд «Феникс».

Малахай был поражен, потому что, когда он в первый раз провел сеанс гипноза с Джоном Уэном, старый антиквар вернулся в то же самое время и место. Любой другой человек посчитал бы это совпадением, но только не Самюэльс. Когда имеешь дело с реинкарнацией, совпадений не бывает. Каждое действие обладает собственным отзвуком, каждая встреча — целью. Мы возвращаемся, чтобы оказаться с теми же людьми и в тех же обстоятельствах и завершить кармический круг, исправить свои ошибки, получить еще один шанс. Души, чьи судьбы сплетены навечно, находят друг друга снова и снова, следуя за повторяющимися узорами судьбы.

Всякий раз, когда Малахай становился свидетелем возвращения пациента в прошлое, он получал право участвовать в этом путешествии. Но сейчас психотерапевт испытал настоящее возбуждение. История его собственной семьи — сложная и таинственная — наконец могла ему открыться.

Джона Уэна застрелили, и он погиб от руки человека, забравшегося в его кабинет, как и предок Малахая Тревор Тэлмедж два века назад. Его убил неизвестный, проникший в его кабинет, — так гласили семейные предания.

Но так ли это?

После смерти Тревора дом и все, что в нем находилось, унаследовал его брат Дэвенпорт. Включая и сокровище, которое так отчаянно искал Самюэльс, — список утерянных Инструментов памяти.

Теперь же, слушая, как Джуди в подробностях описывает кабинет, который она не могла видеть раньше, да еще в период времени, который не могла помнить, Малахай почувствовал, что еще один кусок головоломки встал на свое место.

— Что вы делаете? — спросил гипнотизер.

— Мой брат не прав, — сказала вместо ответа Джуди Чэн, и ее голос прозвучал увереннее, чем мгновение назад. Молодая женщина выпрямилась, и Малахай заметил, что она начала волноваться.

— Как вас зовут? — спросил он.

Мисс Чэн не ответила: она продолжала спорить с призраком, которого Самюэльс не видел и не слышал:

— Ты не имеешь права один принимать решение опубликовать перевод.

— Что опубликовать? — попробовал уточнить Малахай. — С кем вы разговариваете?

— С братом! — прошипела Джуди. — Он совершает ошибку.

И тут психотерапевт все понял. Тревора убил не какой-то неизвестный человек, проникший в его кабинет. Тревора застрелил Дэвенпорт.

— Вы знакомы с мистером Тиффани? — спросил Малахай, нарушив одно из правил гипноза и вмешавшись в процесс, чтобы задать вопрос, который мог вывести пациента из гипнотического состояния.

Но его догадка оказалась верной.

— Да, — ответила Джуди. — Он делал светильники для дома. Плитки. Драгоценности для членов семьи.

Самюэльс представил записку, которую нашел, написанную рукой Дэвенпорта, про посещение Тиффани почти сразу после смерти Тревора. Неужели Дэвенпорт убил собственного брата, чтобы заполучить древние тексты, рассказывающие про каждый из утерянных Инструментов памяти? Скорее всего, да. Затем он решил спрятать доказательство своего преступления в шкатулке, изготовленной Тиффани, чтобы сохранить тайну, которой не собирался ни с кем делиться. Ни в этой жизни, ни в другой.

А теперь Джуди, в двадцать первом веке, застрелила своего босса, Джона Уэна, чтобы снова украсть документы.

Неожиданно Малахай понял, что ответ на его вопрос нужно искать не в прошлом. Ответ находился в этой комнате и смотрел прямо на него.

Смеющийся Будда.

— Джуди, — быстро проговорил гипнотизер. — Вы меня слышите? Вы должны покинуть дом в Нью-Йорке. Возвращайтесь сюда, в настоящее.

Чэн безвольно замерла на своем месте, медленно приходя в себя.

— Вы в кабинете Джона Уэна, — сообщил ей Самюэльс глубоким успокаивающим голосом. — Пять дней назад вы пришли повидать своего босса. И тут вам на глаза попался Будда. Расскажите про него.

— Он из целого куска нефрита, высотой восемь дюймов, — прошептала женщина. — Сидит на квадратном деревянном основании с золотыми углами и инкрустацией. Он появился у мистера Уэна несколько месяцев назад, и ровно столько же времени я умоляла его отдать Будду мне.

— Но он не соглашался.

— Будда должен принадлежать людям, говорила я. Это неправильно — держать его в тайне, спрятанным от всего мира. Истинная сила в том, чтобы делиться знаниями, которые помогут людям, а не думать только о себе.

Малахай озадаченно заморгал:

— И вы решили забрать то, что принадлежит миру. Вы застрелили мистера Уэна. И унесли Будду из его кабинета. Где он сейчас, мисс Чэн? Скажите мне, и я помогу вам поделиться знанием с остальным миром.

В темных раскосых глазах женщины сиял диковинный призрачный свет, и Самюэльс понял, что она находится уже не в мире прошлого, но еще и не в настоящем.

— Насилие, — пробормотала она. — Всегда все заканчивается насилием. Брат идет против брата, супруг против супруги, друг предает друга. Я любил его и почувствовал, как его пуля входит в мое тело. Я любил его и нанес смертельный удар. Неужели нет другого пути?

Малахай слишком поздно сообразил, что мисс Чэн держит в руке пистолет, маленький, старинный, который она вытащила из складок платья и наставила ему на грудь.

Он совершил ошибку. Ужасную, страшную ошибку.

— Вы не Дэвенпорт, — прошептал он. Нет, конечно. Джон Уэн был Дэвенпортом, человеком, застрелившим собственного брата ради того, чтобы сохранить в тайне легендарные тексты. — Вы Тревор, — продолжал психотерапевт, обращаясь к Джуди.

Она была реинкарнацией брата, который хотел разделить знание об утерянных Инструментах памяти с остальным миром и заплатил за это жизнью.

Двести двадцать лет назад Тревор стал жертвой. Сейчас же, судя по пистолету, который даже не дрогнул в руке азиатки, все будет иначе.

Тайна смеющегося Будды станет всеобщим достоянием, и Тревор-Джуди намерен об этом позаботиться, вне зависимости от цены, которую придется заплатить.

— Я могу вам помочь, — услышал Малахай собственный шепот и почувствовал, что его голос охрип от непривычного для него отчаяния. — Покажите мне Будду. Полагаю, я разгадал его тайну. Я открою ее вам, и мы поделимся нашим знанием с остальным миром.

Но Джуди уже приготовилась спустить курок.

Бесконечная череда загубленных жизней, древней несправедливости и новой боли…

Самюэльс понял, что ему не суждено добраться до списка утерянных Инструментов памяти.

Он метнулся вперед.

И древний пистолет снова ожил, выплюнув огонь.

В тот момент, когда Ди Ди увидела, как Джуди Чэн села на диван, она поняла, что у помощницы старого антиквара серьезные проблемы. Детектив сразу обратила внимание на ее остекленевший взгляд и расслабленные черты лица.

Малахай что-то с нею сделал. Возможно, он чем-то опоил свидетельницу, чтобы помешать расследованию убийства. Ди Ди считала, что дело, скорее всего, обстоит именно так. Она поползла назад, вниз по ржавой пожарной лестнице, стараясь производить как можно меньше шума, а потом спрыгнула на землю и выхватила мобильный телефон.

Уоррен потребовала, чтобы на место прибыл отряд полиции, детективы подразделения и ее напарники, причем немедленно.

Затем Ди Ди принялась звонить в квартиру на втором этаже, чтобы как можно быстрее попасть туда, однако на этот раз пожилая женщина не открыла дверь, а только высунула седую голову в окошко наверху.

Уоррен больше не стала ее обманывать:

— Я из полиции. У девушки, которая живет в квартире на четвертом этаже, серьезные проблемы. Откройте дверь! Немедленно!

Женщина, судя по ее виду, задумалась над этими словами, а затем дверь медленно, но уверенно открылась, и Уоррен влетела внутрь.

Четыре лестничных пролета. Ди Ди дала себе слово, что, как только это дело будет закрыто, она начнет тренироваться в беге по лестницам. А пока изо всех сил нарезала круги.

Детектив выскочила на площадку четвертого этажа как раз в тот момент, когда прозвучал пистолетный выстрел. Проклятье! Она навалилась всем телом на дверь, и та распахнулась — судя по всему, ее не закрыли на замок.

Вытащив пистолет, Ди Ди присела на корточки, а потом, все так же пригибаясь, осторожно вошла в квартиру, оглядывая ее в поисках раненной или даже убитой мисс Чэн.

Вместо этого она обнаружила, что девушка спокойно стоит перед нею, а дуло древнего пистолета в ее руках окутывает дымок.

— Он солгал. Он забрал бы Будду себе, — совершенно спокойно проговорила Джуди. — Будда должен принадлежать всем.

Затем она протянула диковинный маленький пистолет Ди Ди, и в этот момент из-за дивана послышался стон Малахая:

— Вы не могли бы мне помочь, детектив? Кажется, меня только что ранили…

Самюэльс поерзал на стуле, пытаясь занять более удобное положение. Пуля угодила как раз в ту самую ногу, которая пострадала, когда он спасался бегством в Вене много лет назад. Впрочем, на сей раз ему повезло больше. Оказалось, что Джуди, частично находившаяся под гипнозом, стреляет не слишком хорошо. Она убила своего босса единственным выстрелом в сердце, но ее сумеречное состояние, вызванное Малахаем, спасло ему жизнь.

Прошло восемь месяцев, и в данный момент азиатка находилась в тюрьме: ее признали виновной в убийстве, несмотря на все старания адвоката убедить суд, что она не полностью отвечает за свои поступки, поскольку ее вводят в заблуждения видения из прошлой жизни.

Малахай сидел в заднем ряду во время всех заседаний суда. Если б адвокату мисс Чэн удалось доказать, что ее уверенность в правдивости воспоминаний о прошлой жизни означает безумие, работа психотерапевта подверглась бы сомнениям, а его страсть стала бы предметом шуток и насмешек со стороны окружающих. Однако победу одержал прокурор. Несмотря на то что двадцать пять процентов населения страны верили в реинкарнацию, а несколько мировых религий и вовсе основывались на этой концепции, Джуди вынесли обвинительный приговор. Присяжные не поверили в то, что, совершив убийство, она пыталась положить конец внутрисемейной вражде, которая длилась столетиями. Впрочем, ее обвинили в вооруженном ограблении и убийстве со смягчающими обстоятельствами.

Переселение душ одержало победу, а Джуди Чэн потерпела поражение.

— Мы представляем вам лот сто двадцать один! — выкрикнул аукционист своим певучим голосом.

Малахай наблюдал за тем, как стоимость нефритовой черепахи, принадлежавшей Джону Уэну, перешла рубеж десяти тысяч долларов. Старому антиквару действительно удалось собрать очень ценную коллекцию великолепных предметов китайской старины. Жаль, что он умер, защищая один из них…

Молодой мужчина в темно-коричневом костюме убрал черепаху, вынес следующий предмет и поставил его на подиум.

— А теперь, — заявил аукционист, в голосе которого отчетливо слышался бостонский акцент, — мы представляем вам Смеющегося Будду, лот номер сто двадцать два. Великолепный образец резьбы по камню, восьмой век, династия Тан.

Самюэльс едва дождался того дня, когда наконец имущество Уэна будет распродано на аукционе. Полиция категорически не желала расставаться с ним до суда над Чэн и исполнения всех формальностей.

— Мне кажется, или я услышал предложение, равняющееся десяти тысячам долларов? — громко спросил аукционист.

Малахай старался соблюдать осторожность, когда зашел в «Скиннер», чтобы осмотреть Смеющегося Будду перед тем, как статуэтка будет выставлена на продажу. Самюэльс понимал, что слишком явный интерес будет кем-нибудь замечен и вызовет вопросы. В частном выставочном зале аукционного дома имелась камера наблюдения, причем установленная на самом видном месте. Поэтому гипнотизер не стал рисковать и не пытался разобрать статуэтку, чтобы убедиться, что ее основание является тайным хранилищем, куда Дэвенпорт спрятал список утерянных Инструментов памяти. Но он внимательно изучил ее и пришел к выводу, что такое возможно. Примерный размер и форма подходили — постамент, на котором сидел Будда, был похож на классическую шкатулку фирмы «Тиффани» с позолоченными углами и изысканной инкрустацией. Малахай считал, что основание статуэтки вполне могло быть тем самым предметом, который Дэвенпорт заказал у «Тиффани» после своего первого убийства, два века назад.

— Пятнадцать тысяч справа от меня, — продолжал тем временем ведущий аукциона. — Я не ослышался… да, двадцать, джентльмен в заднем ряду. Двадцать пять? Двадцать пять тысяч, спасибо, мадам.

Следующие несколько минут Малахай ждал затишья в ставках. Он не хотел участвовать в увеличении цены. Предполагая, что она остановится на пятидесяти тысячах, он был удивлен, что цена продолжала расти, пока не добралась до семидесяти пяти тысяч долларов.

Но какое значение имели деньги сейчас, когда его поиски почти подошли к концу и он уже практически нашел список Инструментов памяти? Ведь он ждал этого мгновения несколько десятилетий!

— Семьдесят пять тысяч, джентльмен в заднем ряду. Раз. Два…

Самюэльс поднял табличку.

— Спасибо, сэр, — сказал аукционист, объявляя нового покупателя. — Восемьдесят тысяч в первом ряду… и… восемьдесят пять — в заднем. Теперь вы, сэр, девяносто, первый ряд.

Наконец через пять минут ставка вернулась к Малахаю — теперь она равнялась ста пятидесяти тысячам долларам. На этом торги остановились. У психотерапевта от возбуждения кружилась голова. Неужели Будда наконец принадлежит ему?

— Итак, раз… два… и… — Грохот молотка. — Спасибо, сэр. Сто пятьдесят тысяч, джентльмен в первом ряду.

Малахай получил свой приз.

Заплатив за нефритовую статуэтку, он унес ее в отель «Ритц», где снял апартаменты.

Осторожно, торжественно Самюэльс развернул статуэтку на великолепной подставке с золотыми углами и инкрустацией. Подпись «Тиффани» на ней подтвердили эксперты аукционного дома. В каталоге цена одной подставки равнялась десяти тысячам.

Но она стоила много, много дороже.

Малахай любил помпу и обожал ритуалы. Он считал, что человек должен наслаждаться моментами, которые являются основополагающими в его жизни. Теперь психотерапевт находился на вершине блаженства — ведь сегодня он подошел к концу очень длинной дороги. Оставив Будду с царственным видом сидеть на столе у окна, Малахай достал бутылку шампанского «Кристалл», которую положил на лед, когда уходил на аукцион. Выстрелив пробкой, налил себе полный бокал бледно-золотой амброзии.

Подняв бокал, Самюэльс поприветствовал безмолвную статуэтку и сделал глоток, размышляя о Джоне Уэне, умершем ради этого мгновения, и о Джуди Чэн, которой суждено было сгнить в тюрьме за попытку его предотвратить.

— Время пришло, друг мой, — сказал Малахай и подошел к столу.

Ранее он внимательно исследовал статуэтку и уже знал, что ему не придется снимать ее с подставки. Нужно только подвигать в определенном порядке соединения на нижней части. Эксперты сказали ему, что таким способом он сможет открыть тщательно скрытый от посторонних глаз тайник.

Все оказалось гораздо проще, чем он полагал. И так же многообещающе, как мечтал. Подставка сдвинулась, и на стол посыпалась тонкая пыль, указывая на то, что тайник не открывали много лет. Как и рассчитывал Самюэльс, в аукционном доме его никто не обнаружил.

Малахай не стал заглядывать внутрь тайника. Пока не стал. Предвкушение после стольких лет ожидания доставляло ему несказанное удовольствие.

Он сделал еще один большой глоток пенящегося шампанского.

Долгожданный момент наступил. После почти ста пятидесяти лет прошлое и настоящее сделали полный круг. Гипнотизер потянулся к крошечному тайнику, и его пальцы нащупали… гладкое дерево… и… снова гладкое дерево… шелковистое.

Он перевернул шкатулку и посмотрел на узкое, похожее на крошечный гроб, пространство, где когда-то лежало его сокровище — в том, что оно там находилось, он был совершенно уверен. Однако теперь оно оказалось пустым.

Малахай Самюэльс взял статуэтку в руки и словно заглянул в пропасть. На мгновение ему показалось, что он слышит смех Будды, хотя это было совершенно невозможно. А может быть, это Дэвенпорт Тэлмедж, продолжавший оберегать Инструменты памяти, потешался над ним из могилы. Он будет прятать их вечно, а Малахаю Самюэльсу суждено так же вечно их искать.