Прыжок над бездной

После трагического прыжка Павла Кириллова прошло несколько лет.

В результате следствия, которое велось тщательно и придирчиво, выяснилось, что виноват в случившемся был прежде всего сам курсант: желая усилить эффект затяжного прыжка, он слишком поздно дернул кольцо, и слабые, обветшавшие стропы «Жюкмеса» лопнули…

Мысль о том, что имеющиеся парашюты не соответствуют требованиям развивающейся авиации, не была новой. Гибель Павла просто лишний раз подтвердила необходимость замены старых конструкций на новые, налаживания производства парашютов отечественной конструкции, развития этой отрасли наряду с самолетостроением. Не стоял в стороне от этого важного дела и Александр Христофорович Чайкин.

К этому времени сын Чайкина поступил в летную школу. Это далось Сереже с громадным трудом. После своего неудачного прыжка он много времени провел в больнице. Получил сотрясение мозга, а кроме того, повредил сухожилие на ноге и некоторое время прихрамывал совсем так, как его новый приятель Андрей, с которым он подружился в клинике. Оба они были помешаны на планеризме, парашютах, авиации. Андрей как с равным разговаривал об этом с Сережей.

Уже выписавшись, Андрей несколько раз навещал Сережу. А потом их жизненные дороги разошлись на долгое время.

Сергей занимался много, напористо, со всем юношеским пылом. Это было время появления все новых самолетов отечественных конструкций. «Фарманы» и «Ньюпоры» казались теперь нелепыми, чуть ли не ископаемыми чудищами. А давно ли авиаторы, уж не говоря о прочих смертных, смотрели на них словно на чудо?

Хуже обстояло дело с парашютизмом, и все, кто был причастен к развитию отечественной авиации, понимали: так дальше продолжаться не может.

Жили Чайкины на прежнем месте. Отцу, правда, предложили новую квартиру, но он отказался, сказав, что им двоим площади и так хватает.

Отец дневал и ночевал на работе, да и Сергей не очень-то отставал от него.

С личной жизнью у Чайкина-старшего так и не наладилось. Приезжала как-то Алла из Крутоярска. Свидание вышло невеселым. Сильно постаревшая Аллочка навезла им всяких гостинцев вкупе с приветами, поахала над тем, каким здоровенным Сергей вымахал – выше отца, а ведь и того росточком не обидели… С тем и отбыла восвояси.

– Женился бы ты, отец, – сказал Сергей, когда они проводили Аллу на вокзал.

– Раньше ты был против.

– Мало ли что…

– Упустил я свое время, сынок, – махнул рукой отец. – Уж буду доживать век бобылем, как говорили в старину.

– Вроде Аникея Багрова твоего?

– Что? Ах, ну да… Авось внуков от тебя дождусь. Надеюсь, твоя женитьба будет удачнее, чем прыжок с крыши.

– Батя, я сколько раз говорил тебе, – загорячился Сергей, – полет начался неплохо. Просто слишком узким оказался зазор между домами. Если бы я подруливать умел! У нас в школе вводится как предмет планерный спорт. А у меня в этом деле как-никак опыт, которого нет ни у кого из слушателей.

– Это точно.

– Как, кстати, поживают Аникей Багров и Иван Крашенинников? – спросил Сережа. – А еще инок Андрей и другие из осажденной крепости?

– Ничего, живут помаленьку. Хотя трудные у них времена, – неопределенно ответил Чайкин-старший.

Хотя со времени читки последней главы прошло несколько лет, Сергей в мельчайших подробностях помнил все, что происходило в повести.

– Так, может…

– И не думай! – засмеялся отец. – Читать повесть у меня абсолютно нет времени. Забыл тебе сказать: завтра на рассвете уезжаю в Тушино.

– Где это?

– Окраина Москвы. Ты еще услышишь это название.

– Ты же только что из Владивостока. И опять командировка?

– Что делать? Работа, – развел руками отец. – Такие, брат, дела по всей стране разворачиваем – потрясающе! Продолжаем учить молодежь планерному, авиационному спорту.

– И парашютному?

– Само собой.

«Быстро мальчик подрос», – подумал Чайкин, глядя на мужественное, волевое лицо сына.

– Как нога-то? Не беспокоит? – спросил Александр Христофорович.

– А ты почему спрашиваешь? – удивился сын. – Между прочим, медицинская комиссия признала меня годным к обучению. А она была достаточно придирчивой, смею тебя уверить.

Отец пожал плечами.

– К непогоде ноет… а так ничего, – произнес Сергей после некоторой паузы и пощипал начавшие пробиваться усы. – Вот на завтра, например, могу предсказать дождь…

Утром отец протянул Сергею знакомую тетрадку, уже с изрядно потрепанной обложкой.

– Почитаешь на досуге.

– Спасибо, батя, – сказал Сергей.

Они вышли вместе. Один торопился на поезд, другой – на занятия, назначенные сегодня на учебном аэродроме, расположенном за городом и памятном обоим по многим событиям…

Сергей целый день летал на планере, вернулся домой поздно и только тогда смог приступить к чтению рукописи.

В тылу вражьем. Из повести Александра Чайкина

…Наверху было гораздо холоднее, чем внизу. А может, во всем виноват ветрище, который здесь свободно гулял, как ему вздумается, не ведая преград в виде изб да плетней.

Во всяком случае, Крашенинников уже через несколько минут полета продрог так, что зуб на зуб не попадал.

Впрочем, в первые мгновения Ивану было не до холода. Он сразу же понял, что конь ему попался необъезженный, к тому же норовистый, с которым хлопот не оберешься. Хотя инок Андрей и показал ему на земле, что и к чему, но хитрую науку полета парню пришлось осваивать, можно сказать, на ходу, точнее – на лету. Порывистый ветер дул прямо в лицо, обвевая разгоряченные от волнения щеки.

Подтягивая веревки, Иван быстро набирал высоту. Вскоре он всем телом ощутил множество воздушных сил. Они вились, словно невидимый дым, поднимающийся из печных труб. Иные из этих сил помогали полету, дуя в крылья, словно в паруса, другие заходили откуда-то сбоку, норовя сбить, а третьи и вовсе прижимали к земле. В этой круговерти нелегко было разобраться. Но Ивану повезло, и он смог вырваться за стены осажденной крепости.

Что касаемо любопытствующих, архимандрит решил так: говорить всем, что Иван опасно занедужил и лежит в монастырском лазарете. Проведать же его нельзя, поелику хворь заразная.

Темень вокруг поначалу была – хоть глаз выколи, уж такое времечко они подгадали для начала полета. Однако Иван начал кое-что различать глубоко внизу. Задумавшись о тех, кто остался в крепости, Крашенинников попал в нисходящий поток и едва не упал, однако, дернув нужную веревку, в последний момент успел выровнять крылья. Парня тряхануло, как на хорошем ухабе, так что все косточки заныли, а лямки едва рук не вырвали, однако он взмыл кверху.

Крашенинников припомнил момент, когда он впервые оторвался от земли.

Перед этим они втроем развалили сарай Багрова, стараясь не поднимать шума. Затем вытащили крылья, которые на поверку оказались гораздо тяжелее, чем думал Иван.

Когда они находились на полпути к калитке, в полутьме за забором послышалось движение. Кто-то пробирался к дому. Трое замерли: случайный прохожий, хлебнувший бражки? Али какой лазутчик – говорят, их полно в крепости?

Шаги замерли у калитки. Затем кто-то осторожно постучал в нее.

– Эй, где вы там? – послышался приглушенный голос.

– Святой отец? – удивился Аникей, признавший голос архимандрита.

– Я, я это, – нетерпеливо подтвердил Иоасаф. – Отодвинь-ка щеколду.

Багров подбежал к калитке и отворил ее. В темноте, чуть-чуть разбавленной лунным светом, Иван увидел всесильного старца.

Инок сказал:

– У нас все готово.

– Вот и славно, – отозвался архимандрит. – Авось никого не встренем, улицы в сей час пустынны.

Они вышли со двора и осторожным шагом направились, как было договорено, к монастырю.

– Неужто сие возможно? – прошептал архимандрит.

– При таком ветре должна взлететь, святой отец, – произнес уверенно инок.

– Значит, по ветру полетит Ванюша, аки пушинка малая?

– Против ветра, – поправил Андрей.

– Ну-ну, поглядим. Дивны дела твои, Господи, – пробормотал архимандрит. – А и горазд ты на выдумки. Откуда у тебя это?

Инок промолчал.

– Ладно, про то поговорить еще успеем, – решил старец.

– Тьма египетская, – буркнул Аникей, споткнувшийся о какую-то корягу. После этого все четверо какое-то время шли молча.

Из-за тучи выглянул краешек луны.

– Ах, не вовремя, – с сердцем проговорил Крашенинников. Больше всего на свете юноша боялся, что неслыханный его полет по поднебесью может не состояться.

Багров спросил:

– А стража?

– Услал я ее, – сказал Иоасаф. – Ну, живенько!

Вчетвером они понесли аппарат к полуразрушенной древней часовенке, которая стояла на высоком холме, в самом конце обширного монастырского подворья. По пологому склону холма можно было разбежаться для прыжка.

Андрей послюнил палец и поднял его:

– Нужного ветра подождем.

Если бы теперь у Крашенинникова спросили, как дальше развивались события, он честно сказал бы: не могу вспомнить. Все происходило словно во сне. Смутно виделось, как вдевал он руки в лямки, как архимандрит перекрестил и благословил его на «полет неслыханный во славу Божью», как Андрей подтолкнул сооружение… И вдруг Иван почувствовал, что летит! Летит точь-в-точь как птица.

– Веревки подтяни, высоту набирай! – донесся до него откуда-то снизу приглушенный голос Андрея.

Сказано было вовремя: еще несколько секунд, и зазевавшийся Иван врезался бы в стену. Он дернул веревку и пронесся над нею, полоснув по верхушке ногами.

Крашенинников стремительно набирал высоту. Вскоре смутно посвечивающие купола Троице-Сергиевого монастыря, а с ними и вся осажденная крепость остались позади.

Теперь предстояло опуститься в каком-нибудь месте, а затем постараться разыскать там нужного человека…

Вскоре показалась деревенька. Дотянуть бы до нее. Невыносимо больно, особенно во время крутого подъема, резало под мышками, и Иван подумал, что надобно бы их переделать поудобнее. Впрочем, Господь ведает, понадобятся ли ему еще когда-нибудь сии крылья, и ежели понадобятся, то когда? Перед вылетом Андрей затребовал, чтобы, приземлившись, Иван крылья тотчас уничтожил, лучше всего – сжег. «Почто? – возмутился Крашенинников. – Мы столько трудов на них положили!..» Инок, запнувшись, сказал, что это трудно объяснить. «А, понимаю, – догадался Крашенинников. – Ты, видать, опасаешься, что враги могут использовать крылья? Дак не бойся, я так спрячу в чащобе – ни одна душа живая не отыщет». Андрей настаивал, но Иван уперся: он думал о приданом невесты, которое пошло на крылья. Сжечь?! Отдать огню то, что годами, кровавым потом мужицким наживалось… В конце концов Андрей скрепя сердце согласился с Крашенинниковым…

Крылья зацепились за верхушки елей. Иван успел разглядеть внизу куст орешника и прыгнул в него, высвободившись из лямок. Ветви смягчили падение, но ушибся он прилично. «Кости целы, и ладно», – подумал парень, ощупывая ноги. Затем, не мешкая, отыскал полянку побольше, возвратился к месту приземления, забрался на ель и с превеликим трудом спустил крылья на землю.

Густой бор выглядел безлюдным – похоже, никто из людей сюда не захаживал. Посреди поляны проходил глубокий овраг. Иван вымел из него набившийся снег, спрятал крылья на дно и тщательно присыпал сверху землей, а потом для верности намел целую гору опавших листьев и колючей рыжей хвои.

Закончив, он решительно двинулся в сторону деревеньки, слегка припадая на зашибленную при прыжке ногу. Теперь ему надлежало разыскать село Нижняя Константиновка, где, по словам архимандрита, был у него человек верный. С ним и посоветоваться, как поднимать мужиков против супостата.

Деревня встретила Крашенинникова дружным собачьим лаем. Псы по дворам бесновались, выходя из себя, почуяв чужака, и Иван на всякий случай выломал толстую палку. Кстати, и идти с ней оказалось гораздо легче.

У крайней избы он остановился, раздумывая, как действовать дальше. Вдруг в деревне поляки? Если начнут допрашивать, кто да откуда, можно с самого начала все дело загубить.

Но не рискнешь – не выиграешь!

Крашенинников поправил за плечами пустую суму и решительно двинулся к крайней избенке. Она выглядела победнее и поплоше остальных.

На стук долго никто не откликался, и Иван уже подумал было, что в избе никого нет, но тут дверь скрипнула, и на крыльце показалась подслеповато щурящаяся старуха.

– Кого еще нелегкая принесла с утра пораньше, – проворчала она простуженным басом и приставила ладонь козырьком к глазам, чтобы лучше рассмотреть незваного гостя, одетого в рубище. – Кто таков будешь?

– Погорельцы мы… – протянул Крашенинников таким гнусавым голосом, что самому противно стало.

– Ступай с Богом, – махнула старуха рукой. – Самим есть нечего, все поляки повымели, язви их в душу.

– Ну ин ладно, мамаша.

– Ишь, сыночек выискался!

– Побреду дале, – вздохнул мнимый погорелец, переступив с ноги на ногу. – В селе-то у вас поляков нет?

– Ушли, проклятущие. Все забрали, что можно, да к монастырю двинулись. Да не туда ли ты, парнишка, собрался? – всполошилась старуха.

– Пока не знаю.

– Али не слышал ничего? Монастырь поляки окружили, взять его хотят. Говорят, и птица оттуда не вылетит.

– Неужто возьмут?

– Подавятся, – сказала старуха и поправила платок на голове. – Сражения там идут – что твои страсти Господни!.. На вылазку люд выходит, а впереди – добрый молодец, смелый да проворный, как архангел Гавриил. А ты поберегись, не ходи туда.

– Как же не ходить туда, – усмехнулся Иван. – А кто поможет тем, кто стены обороняет?

– Как им поможешь?

– Вилы да дреколье в руки – и всем миром на супостата! – пояснил Крашенинников.

– Не про нас то, милок, – ответила старуха, испуганно оглядевшись. – Одни бабы с детишками остались здесь.

– А мужики где?

– Кого поляки угнали, кто в лесах попрятался. А кто и сам к супостату переметнулся, – понизила она голос.

– В Нижнюю Константиновку как попасть?

– Шесть верст отсюда Константиновка, – оживилась старуха. – Кума там у меня. Не знаю, жива ли… Вот по энтой дороге ступай, а за колодезем левее возьми. Да в бочагу не угоди, болота там, – крикнула старуха вдогонку.

Антип, зверовидный мужик с бородой, которой гребень, похоже, никогда не касался, встретил Крашенинникова с откровенным недоверием.

– Из монастыря, говоришь? – переспросил он, цепким взглядом окидывая пришельца, сильная фигура которого выделялась и под ветхим одеянием. – Ловок ты, парень, брехать, как я погляжу. Не знаю, кто тебя подослал, да мне это и неинтересно. А из крепости и мышь не выскочит.

– Но вот я же выскочил, – возразил Крашенинников. – И привет от архимандрита Иоасафа тебе принес.

– Проваливай, сосунок, – отрезал Антип. – Не на того напал. Много вас тут, таковских, шастает…

– И еще словечко молвить тебе велел святой отец, – пропуская реплику Антипа мимо ушей, продолжал Иван.

– Ну-ка? Что же передал архимандрит? – усмехнулся Антип.

– Спроси, говорит, у Антипа: не забыл ли, мол, как мы с ним в Киеве жили-поживали?

Слова Крашенинникова произвели сильное действие. Щеки Антипа налились свекольным румянцем, он с минуту помолчал.

– Теперь вижу, свой ты, – произнес Антип. – С того бы и начинал, парень. А то ходишь вокруг да около. А тут, знаешь, сколько нечисти. Что ж мы на пороге-то стоим? – спохватился Антип. – Заходи в избу, щец похлебаем, покалякаем.

– Один живешь?

– Один. Померла моя хозяйка, – вздохнул Антип.

Пока они ели подкисшие щи, Крашенинников помалкивал, хотя ему очень любопытно было: что скрывается за словами архимандрита о Киеве? Сам Иоасаф на сей счет не молвил ничего.

Антип, отодвинув пустую миску, проговорил:

– Эх и славные были деньки-денечки… Тогда, в Киеве-то. Молоды мы были… Иоасаф меня во всем наставлял-то… – мечтательным тоном проговорил Антип и вдруг круто поменял тему разговора: – А как ты из крепости бежал?

Иван развел руками:

– О том сказать не могу.

– Почему?

– Иоасаф не велел.

– Ладно, не говори, – согласился Антип, почесывая бороду. – Архимандрит знает, что делает.

Только теперь Иван разглядел, что Антип далеко не молод: больше чем наполовину борода его была седой.

Крашенинников сбросил котомку, прислонился к печке, наслаждаясь идущим от нее теплом и мысленно вновь переживая свой полет по поднебесью.

– Как дела в крепости? – сквозь полудрему донесся до него голос Антипа.

Иван встрепенулся:

– Тяжко. Помочь надобно, Антип. Иоасаф говорит, мужик ты дельный, люди к тебе прислушиваются.

– Чем можем мы помочь?

– Отряды сколачивать. Бить ворога, не давать ему ни минуты передышки. На обозы нападать, на отсталых солдат.

– Вовремя ты пришел, паря. Мы уже начали промеж себя думать про это, да не знали, с какого конца начать. А как там Иоасаф? Всеми делами, небось, заправляет?

– Есть еще два воеводы осадных, князь Григорий да князь Алексей. А как дела здесь, по деревням? – спросил Крашенинников. – Правда, пока добирался к тебе, повидал кое-что…

Антип вздохнул:

– Укрепляются поляки, где только могут. Станы строят.

– Значит, уходить не собираются?

– Только если крепко попросим, – осклабил Антип в улыбке щербатый рот. – А недавно гетман Сапега да пан Лисовский разделили меж собой войско.

– В раздор впали? – обрадовался Иван.

– Не похоже.

– Зачем же им войско дробить? – недоверчиво произнес Крашенинников.

– Прикидывал я, паря. Думаешь, Антип горазд только на печи сидеть? Так им сподручнее, наверно, осаду вести. Ходили в разведку наши люди… Судя по всему, враги скоро подкоп начнут вести тайный. Но как об этом архимандриту сообщить?

– Ты куда? – спросил Иван, увидев, что Антип решительно поднялся с лавки.

– Пойду дружков скликать. Время не терпит. Отдыхай пока. Что с ногой?

– Жилу растянул.

– Болит?

– Болит, – признался Иван.

– Еще б не болело, столько верст неведомо по каким тропкам прошагать, – покачал головой Антип. – Сосни пока немного.

…Уже на следующую ночь дозорные, находившиеся на стенах крепости, радостными криками приветствовали зловещее зарево, разгоревшееся глубоко во вражьем тылу…

Нарочный доложил о том архимандриту да двум воеводам осадным.

– Услышал Господь молитвы наши, – размашисто перекрестился Иоасаф. – Поднимается народ.

– Теперь и нам полегче станет, – обрадовались воеводы-князья…

Иван подружился с Антипом. Он оказался добрейшей души человеком, к тому же дельным и решительным. Крашенинников смог воочию убедиться, что для окрестных крестьян каждое слово его было законом.

Знал архимандрит, к кому направить своего посланца!

В течение двух-трех недель им удалось сколотить из мужиков несколько отрядов, направить разрозненные усилия тех, кто стихийно сопротивлялся врагу, в единое русло. Полякам пришлось оттянуть часть сил, занятых осадой крепости, на подавление крестьянского движения.

С каждым днем накапливались ценные сведения об общей численности врага, о расположении войск, вооружении и даже о намерениях. Их удалось выведать у поляков, захваченных мужиками. Но как передашь все это в осажденную крепость?

– Нужно в крепость пробиться, сведения собранные архимандриту сообщить, – чуть не каждый день теребил Антипа Иван. – Сколотим большой отряд – и клином…

– Силенок не хватит.

– Кабы поздно потом не было.

– Ты ж вот сумел выйти из крепости? – хитро улыбался Антип. – Вот и дуй тем же манером обратно.

– Говорил же тебе сто раз: не могу я раскрывать тот путь…

– Ладно, погоди, торопыга. Потерпи немного. У нас еще много дел не сделано. А там придумаем, как весточку архимандриту передать. Есть у меня задумка одна…

– Как?

Антип сощурился.

– Ты-то мне не говоришь, как из крепости выскользнул? Потерпи, узнаешь в свой час.

Крестьянское движение, сигналом к которому послужило прибытие Крашенинникова из осажденной крепости, продолжало неумолимо разгораться в тылу у врага, доставляя ему немало хлопот.

Одним из мужицких отрядов командовал сам Антип. Иван, нога которого к тому времени поджила, участвовал с ним в боевых операциях.

Когда выдавалась свободная минутка, Иван возвращался мыслями к тем, кто остался в крепости. И чаще всех думал он о Наташе. Выгонят поляков, вернется он на поляну, которую запомнил крепко, откопает крылья из-под земли да листа палого, спорет материю. Даст Бог, к тому времени не успеет попреть она. Каждую холстиночку почистит, отмоет. Все Наташе вернет: шей снова сарафаны да платья, наряжайся, как цветок вешний!

Однажды, после жаркой стычки с арьергардным польским отрядом, Антип затеял разговор, которого давно и с нетерпением ждал Крашенинников.

– Славно бы весточку в крепость подать, – произнес Антип, почесывая бороду. – Как полагаешь?

– Давно пора.

– Грамоте знаешь?

Неожиданный вопрос поставил Ивана в тупик.

– Маракую немного. Приятель один обучил, – промямлил он.

– Добро. А из лука стреляешь?

– В цель за сотню шагов бью без промаха! Нас много чему перед осадой научили, – оживился Крашенинников.

– А я из лука стрелять не могу. Не мужичье это дело, больше княжья забава.

– Да в кого ты стрелять-то собираешься? – начал терять терпение Иван.

Замысел Антипа оказался остроумен и в то же время прост. Он сводился к тому, что нужно нацарапать на имя архимандрита Иоасафа грамотку, в которой изложить все о враге. Грамотку свернуть в трубку и привязать к стреле. Далее под видом перебежчиков проникнуть в лагерь осаждающих.

– А потом совсем просто, – заключил Антип. – Улучить момент да послать стрелу с посланием, чтобы через стену в крепость перелетела.

– А как там догадаются, что стрела не простая, а с гостинцем? – вслух подумал Иван.

– Сделаем на стреле отметинку, и вся недолга.

– Какую?

– Да хоть бечевкой перевяжем, чтоб в глаза бросалась, – сказал Антип.

Крашенинников хлопнул его по плечу и проговорил с улыбкой:

– Есть у меня два друга. Там остались. Оба такие выдумщики – не приведи Господь. И ты, Антип, им бы в масть был. Придет час – сведу вас…

К вечеру Антип притащил откуда-то отменный лук, и они вдвоем двинулись в путь, одевшись поплоше.

Чем ближе к крепости, тем больше вражьих застав попадалось на дорогах. Иван предложил обходить их, но Антип отверг это предложение:

– Все путем делать должно, чтобы комар носу не подточил. А то поляки невесть что про нас подумают. Нужно, чтобы они нам поверили.

– Верно, – согласился Иван.

Пока везло: враги их пропускали, признавая за перебежчиков.

– Спешите, мужички, – напутствовали их на одной заставе. – Там много таких, как вы, требуется.

– А когда крепость возьмут, нас допустят туда добычу делить? – спросил Антип.

Вражеский солдат усмехнулся и ничего не ответил, только рукой махнул.

Когда до крепости оставалось совсем немного, их перехватил патруль, предводительствуемый седоусым поляком.

– Стой! – крикнул он.

Но они и не думали бежать. Покорно подошли к дюжине солдат. Вороной под пожилым поляком гарцевал от нетерпения, всхрапывал, грыз удила.

– Куда путь держите, мужики? – спросил старший на ломаном русском языке.

– Туда, – махнул рукой Антип в сторону монастыря, стены которого виднелись издали.

– Зачем?

– Участвовать в осаде хотим, – сказал Антип.

– Сказывали, крепость на три дня отдадут тем, кто будет брать ее, – добавил Крашенинников.

Польские солдаты смотрели на обоих отщепенцев с нескрываемым презрением.

– Где же вы раньше были? – строго спросил старший. – Пока мы кровь проливали, по болотам да чащобам прятались? А теперь, когда дело к концу подходит, с ложками к столу явились?

Антип и Иван молчали.

– Вижу, однако, люди вы серьезные, основательные, – продолжал поляк. – Со своим оружием к нам идете, – бросил он мимолетный взгляд на лук, перекинутый через плечо Крашенинникова. – Так и быть, найдем вам дело по душе. Следуйте за нами! – усмехнулся офицер.

Вскоре они миновали крохотную – в несколько курных изб – деревеньку, покинутую жителями. Никакой живности не было видно. Многие двери распахнуты настежь, несмотря на холод. Кое-где на снегу виднелись пятна крови.

Сердца обоих мужиков сжались при мысли о том, что здесь произошло.

– Бунтовщики. Сами виноваты, – проворчал поляк, словно угадав их думы. – Такая судьба ждет каждого, кто не подчинится войску нашего великого короля.

Они шли, и монастырь вырастал на глазах. Когда показались знакомые зубчатые контуры крепостных стен, Крашенинникова охватило волнение. Каменные языки строго темнели на фоне хмурого свинцового неба. Вон памятное место на стене, на котором они стояли с Аникеем в утро, когда вражеские отряды окружили монастырь. А вот и ворота, из которых шли они на первую вылазку.

С тех пор многое здесь изменилось. Враги обосновались прочно. Соорудили земляные укрепления, подтянули осадные орудия. А там, подальше, за леском – отсюда не увидать, – по сведениям, которые имелись у Ивана и Антипа, готовились делать подкоп под стену. Главная же тайна военная хоронилась в Терентьевской роще.

Двух захваченных на дороге мужиков седоусый поляк подвел к какому-то начальнику, и они о чем-то коротко переговорили. Затем тот повернулся к русским и махнул шпагой, указывая, куда следует идти.

Их впихнули в небольшой дворик, на скорую руку огороженный частоколом. Здесь были такие же, как они, мужики, которых набилось, как сельдей в бочку. Кто-то бросил:

– Нашего полку прибыло.

– Что за птицы будете? – спросил другой. – Из каких мест вас пригнали?

Оба, однако, молчали, привыкая к неожиданному обороту событий.

Антип огляделся – знакомых лиц, к счастью, не было. Что касаемо Крашенинникова, то он и подавно никого здесь не знал, поскольку люди были не из крепости, а из окрестных деревень.

– Молодой совсем парнишка, – пожалел какой-то согбенный дед Ивана. – Как же ты-то попался? В лес надо было уходить, в лес, где отряды наши собираются. Оплошал, что ли?

Иван пожал плечами.

– А теперь всем нам одна дорога, – заключил дед.

– Это куда же? – спросил Антип.

– А к Богу в рай, – пояснил дед. – Али не знаете?

Из разговора выяснилось, что за частокол поляки согнали людей, которые завтра в качестве передового отряда, играющего роль прикрытия, двинутся на очередной штурм крепости.

– Вот это попали, – прошептал Крашенинников, поправляя лук на плече.

Антип, не потерявший присутствия духа, отозвал его в уголок, к забору.

– Держись, паря, – сказал он, оглянувшись. – Как штурм начнется, придумаем что-нибудь.

– Придумаем.

– Лук да стрелу пуще глаза береги!

Откуда-то вынырнув, к ним приблизился юркий мужичонка неприметной наружности с бегающими глазками.

– Аль байки рассказываете?

– Самое время для баек, – отрезал Антип.

Иван добавил:

– Думаем, как бы не околеть до завтра.

– Не околеете, небось. У мужика кость крепкая, – ухмыльнулся юркий и отошел. Издали до них донеслось: – А и околеете, невелика беда.

– Я тебе, гад! – рванулся к мужичонке Иван, сжимая крепкие кулаки, но Антип остановил его:

– Побереги силенки. Завтра пригодятся.

Люди сбились в кучу, словно овцы, тщетно стараясь согреть телами друг друга. Ближе к рассвету мороз заворачивал круче. Повалил снег.

Крашенинников услышал, как кто-то безнадежно произнес в темноте – судя по голосу, давешний старик:

– Куда ни кинь – все клин.

На зубчатой стене крепости изредка появлялись фигуры часовых, которые расхаживали, пользуясь каменным прикрытием. Догадываются ли там, в крепости, о предстоящем штурме? Не застанут ли их поляки врасплох?

Под утро сквозь дыры в частоколе можно было наблюдать, как, словно повинуясь единой команде, лагерь ожил, зашевелился. Послышались короткие команды, отдаваемые приглушенными голосами, тяжелое сопение людей, тащивших грузы. Это были осадные лестницы и прочее снаряжение, необходимое для штурма крепостных стен.

– Вот и наш черед пришел, – вздохнул старик, когда послышался шум отодвигаемого засова.

Скрипнув, отворилась калитка, в проеме показался знакомый Антипу и Ивану седоусый поляк:

– Выходи!

Мужики, понурившись, гуськом потянулись к выходу.

– Давай на всякий случай попрощаемся, – произнес Антип и крепко обнял Ивана.

Мужиков наскоро построили и под усиленным конвоем погнали в сторону крепостной стены. Пар от дыхания мешался с белесой утренней дымкой. Снег перестал идти так же внезапно, как начался. Повсюду, словно открытая рана, чернела земля, разрытая копытами коней и колесами доверху груженных телег.

Они прошли сотни две шагов, когда у Крашенинникова созрело решение. Он понимал, что важно не упустить нужный момент. Прежде было слишком рано, а через минуту может оказаться поздно: на войне ситуация меняется мгновенно. Иван прикинул взглядом расстояние до стены и, выйдя из зыбкого строя, решительно подошел к старшему поляку.

– Чего надобно? – спросил тот, покручивая усы, и с подозрением окинул взглядом ладную фигуру юноши.

– Просьбицу имею, ваша милость, – смиренно проговорил Крашенинников.

– Говори.

– Дозвольте, ваша милость, часового из лука подстрелить, – указал Иван на крепостную стену, из-за зубца которой показался мерно вышагивающий охранник.

– Ты так метко стреляешь?

Иван пожал плечами:

– Утку прежде сшибал на лету.

– Что ж, а теперь сшиби соотечественника, раз у тебя руки чешутся, – милостиво разрешил поляк. Он что-то сказал конвою по-польски, и те расхохотались.

Крашенинников расправил плечи.

– Сшибешь – тебе это зачтется… где следует, – улыбнулся старший.

Опасаясь, что седоусый раздумает, Иван проворно шагнул в сторонку. Он спустил с плеча лук, достал из-за пазухи заветную стрелу, загодя перевязанную красным лоскутком. Затем крепкой рукой натянул тетиву и сделал вид, что тщательно прицеливается в часового, который, ни о чем не подозревая, успел повернуть и шагал в обратную сторону.

Мужики и поляки из конвоя с любопытством наблюдали за Крашенинниковым.

– Что у тебя к стреле прилипло? Покажи-ка, – проговорил вдруг поляк.

В тот же момент Крашенинников спустил тетиву. Стрела, описав крутую дугу, высоко взмыла над острым зубцом стены и полетела в крепость, не причинив часовому никакого вреда.

– Под руку сказали, ваше благородие, – с досадой произнес Иван и отшвырнул в сторону ненужный уже лук.

– Стрелок из тебя, хлоп, неважнецкий, – покачал головой поляк. – Да и то сказать, из хама не выйдет пана. А ну, марш в строй! – Он грубо схватил Крашенинникова за шиворот и подтолкнул в сторону отряда.

Иван и Антип обменялись быстрым взглядом, подумав об одном: дойдет ли письмо до адресата?

– Эй, пся крев! Стой! – послышался вдруг сзади резкий окрик.

Голос показался Крашенинникову знакомым. Он обернулся и в первое мгновение опешил: перед ним стоял здоровенный детина – вражеский солдат, с которым он осенью, во время вылазки, сошелся в поединке.

– В гости, значит, к нам пожаловал?! – зловещим тоном произнес солдат.

Иван молчал.

– Что ж, милости просим! В прошлый раз мы, кажется, не довели беседу до конца, – воскликнул поляк и схватил Крашенинникова за руку.

Подошел старший.

– В чем дело?

– Этот хлоп из осажденной крепости, – горячо заговорил солдат.

– Что ты мелешь чепуху? – усмехнулся старший. – Это один из сотен мужиков, взятых во время прочесывания.

– Говорю вам…

– Я сам с патрулем подобрал его вчера на дороге, – перебил седоусый. – А сегодня… – не договорив, он кивнул в сторону отряда русских мужиков.

– Нет! Это будет большой ошибкой. Ему надлежит сохранить жизнь.

– Как он мог выбраться из крепости?

– Не знаю.

– Не знаешь, а говоришь.

– Да ведь это летающий московит!

– Что?..

– Да, это тот самый летающий московит, о котором у нас в стане столько разговоров, – с торжеством повторил солдат.

Когда Крашенинников услышал: «летающий московит», – сердце его упало: неужели все старания сохранить в секрете его полет оказались напрасными? Неужели враги проведали о прыжке по поднебесью? Но как?..

– С чего ты взял, что это тот человек? – спросил солдата старший.

– Я узнал его. Сначала схватился с ним за обозом, когда он почти успел перерубить главную осадную лестницу, которую привезли из-под самой Варшавы. Ну а потом он перепрыгнул через волчью яму такой ширины, что это было выше всяких сил человеческих, да еще держа на плечах своего раненого товарища.

– Неужели это тот самый, летающий? – все еще не веря в свою удачу, переспросил старший поляк.

– Готов присягнуть!

Услышав объяснение, почему враги прозвали его летающим московитом, Крашенинников вздохнул с облегчением. Значит, речь идет о его прыжке через волчью яму, а тайна крыльев осталась врагу неизвестной.

– Эге, дело здесь нечисто, – в раздумье произнес поляк. – Не зря этот хлоп рвался под стены крепости. Других пришлось на аркане тащить, а этот с дружком сам напросился… Отвечай, чего тут искал? – обратился он к Крашенинникову.

Иван молчал.

– Ничего, заговоришь! – тонкие губы поляка растянулись в торжествующую улыбку. – Слышали про тебя, летающий московит. Знатная птичка попалась. Заодно расскажешь, как из крепости улизнул, что там за ходы-выходы имеются. Взять его, а заодно и вот этого, – ткнул он палашом в сторону Антипа, обращаясь к страже.

Солдаты проворно вытащили Антипа и поставили его рядом с Крашенинниковым. Офицер распорядился:

– Обоих доставить в мою палатку.

– В Терентьевскую рощу? – бойко переспросил угреватый поляк, донельзя довольный тем, что ему не придется принимать участия в штурме.

– Ну да, в Тере… сам черт язык сломит, – выругался офицер. – Беречь их – глаз не спускать. Если что случится – голову сниму. А еще лучше – выдам тебя московитам, они сами с тебя шкуру спустят за твои художества.

Побледневший поляк промолчал, только крепче сжал длинное копье.

Услышав слова «Терентьевская роща», Антип и Иван незаметно переглянулись: они знали, что с этим местом связана важная военная тайна поляков. О ней Крашенинников тоже написал в грамотке, которую несколько минут назад, к счастью, удалось с помощью меченой стрелы переправить в крепость. Может, грамотку в эти мгновения успели обнаружить и переправить архимандриту Иоасафу?..

– Вперед! – махнул тем временем рукой старший поляк, и отряд мужиков под остриями наведенных на них копий двинулся на приступ.

Дробно стучали барабаны. Осадные орудия грохотали так часто, что от порохового дыма стало трудно дышать.

Ивана и Антипа вражеский конвой повел к Терентьевской роще, прочь от крепости. Их провожали завистливые взгляды пленных мужиков, шедших на верную смерть.

– Гибель их ждет, – вздохнул Иван, посмотрев на понуренных мужиков, которые нехотя переставляли ноги.

– Нас, паря, думаешь, другое ждет? – откликнулся Антип. – Гляди, им еще позавидуем.

– Эй, разболтались, черти, – замахнулся на них копьем угреватый.

– Выслуживается, – прошептал Антип, но сержант услышал и ударил его по плечу так, что пленник едва не упал.

– Из-за таких, как вы, негодяев, крепость никак не возьмем! – зло выкрикнул сержант. – Давно бы уж осада кончилась, а тут мерзни, как собака.

Разношерстный конвой сочувственно загалдел.

– Не видать вам крепости как своих ушей, – сказал Иван твердо.

Угреватый размахнулся копьем, но раздумал.

– Ладно, летающий, с тобой разговор будет особый, – ухмыльнулся он. – Ты свое получишь.

Звуки осады стали глуше.

– Знать бы хоть, что сгинем недаром, – прошептал Антип.

Небольшой отряд свернул в рощу, монастырь исчез из виду…

В жизни каждого человека бывают дни, которые круто меняют его судьбу. Был такой день и у Сергея Чайкина.

В школе шел последний урок – по химии. Когда до звонка оставалось несколько минут, в класс вошел директор, а с ним какой-то незнакомый человек – плотный, с военной выправкой, хотя и в штатском. Двадцать пять пар ребячьих глаз с любопытством уставились на незнакомца.

– Друзья! – извинившись перед преподавательницей, произнес директор и поднял руку, чтобы прекратить легкий шумок, который возник в классе. – После урока прошу не расходиться. С вами хочет побеседовать Николай Андреевич Пухначев. Он сам вам представится…

Николай Андреевич оказался работником Генерального штаба РККА. Сережа, который сидел на первой парте, слушал его, боясь проронить хоть слово. Пухначев говорил не спеша, обстоятельно, с какими-то доверительными нотками в голосе. И говорил, главное, такие вещи, которые давно приходили Сереже в голову, которые частенько обсуждали ребята и на школьных вечерах, и просто в коридорах, и во дворе во время перемен.

– Вы, ребята, – надежда нашей страны, ее будущее, – говорил Николай Андреевич. – В ваших руках ее завтрашний день. Кому, как не вам, нести дальше знамя отцов? И потому уже сейчас вы должны готовиться к службе в армии, к защите Родины. А для этого необходимо многое знать и уметь.

Ребята переглянулись.

– Мы-то хотим готовиться к службе, – произнес за всех долговязый Димка, сидевший на камчатке, – но как это сделать?

– Даже в тир попасть не можем!

– Кружок планеристов не организовали – нет инструктора! – загомонили ребята.

– Не все сразу, – улыбнулся гость. – Вот об этом я и пришел потолковать.

Валя Егорова, невозмутимая отличница с круглым лицом, усыпанным веснушками, и в очках, подняла руку:

– Можно?

– Пожалуйста, – кивнул ей Пухначев, сидевший за учительским столом.

– Меня и других девочек интересует вопрос: как получить военную специальность, чтобы можно было пойти в Красную армию? – спросила Валя, порозовев от волнения.

– Вопрос ставится правильно, – кивнул ей Николай Андреевич. – Отвечаю: специальность можно приобрести в одной из школ Осоавиахима. Кстати, нам нужны не только ребята, но и девушки. Современная армия немыслима без медсестер, радисток…

– Запишите меня туда! – крикнул Димка, вызвав своей поспешностью общий хохот.

– Отлично. Там вы научитесь и стрелять, и на планерах летать, и мотоцикл водить, и машину…

– А самолет? – спросил Сережа.

– И самолет. Научитесь радиоделу, прыжкам с парашютом. А потом – милости просим к нам!

– Да вы нас к тому времени забудете, – выразил общее сомнение Димка.

– Не волнуйтесь, у меня память хорошая, – серьезно ответил Пухначев. – Я всех вас запомнил.

Беседа с Николаем Андреевичем затянулась до вечера. В заключение он пообещал помочь записать всех желающих в ближайшую школу Осоавиахима. Нужно ли говорить, что желающими оказались все? Предложили тут же составить список. Когда дело дошло до специальностей, желания разделились. Большинство ребят с Димкой во главе решили изучать самолет, чтобы стать пилотами. Девочек же больше привлекала специальность радисток. Когда очередь дошла до Сережи, он сказал:

– В парашютисты!

Ребята удивленно уставились на него: Чайкин оказался единственным среди них, кто выбрал парашютную специализацию.

– Хорошая вещь. Перспективная, – одобрил Пухначев, занося карандаш над списком. – Как твоя фамилия?

Сережа ответил.

– Чайкин? – внимательно посмотрел на него гость. – Фамилия знакомая. Ты не родственник Александра Христофоровича Чайкина?

– Сын.

– Вопросов нет, – развел руками Николай Андреевич. – Одно слово – наследственность.

– Охота тебе, Серега, всю жизнь прыгать на землю одуванчиком, парашюты испытывать, – произнес пренебрежительно Димка. – То ли дело – самолет! Давай переписывайся к нам, пока не поздно!

– Одно неотделимо от другого, – сказал Пухначев. – Чтобы покорить воздушный океан, нужно уметь не только взлетать, но и возвращаться. Так что летчик и парашютист – братья.

Пухначев прошелся между партами, сопровождаемый внимательными ребячьими глазами.

– Запомните, друзья, эти слова: воздушный десант, – произнес он со значением. – Солдат шагает по земле. Мы хотим дать ему крылья. Группы десантников можно забрасывать в тыл врага на парашютах. Конечно, создание таких отрядов – дело будущего. Тут многое от техники зависит: самолеты нужны соответствующие. Да и парашюты наши пока, честно говоря, оставляют желать лучшего… Но главное, конечно, – люди! Уже сейчас могу сказать вам по секрету, – улыбнулся он, – что в десантные войска будут набирать лучших из лучших. Самых сильных, ловких, умелых ребят. Десантник должен быть хорошо обучен. В принципе он должен уметь делать все. Сами понимаете, действовать ему придется в глубоком вражеском тылу, а это ох как непросто. Малейшая недоработка может погубить тщательно спланированную операцию… Не должно быть ничего, что было бы не под силу десантнику: надо – он машину поведет, на коне проскачет, патруль бесшумно снимет, языка возьмет. Короче, универсальная специальность – десантник! – закончил Пухначев.

Слушая Пухначева, Сергей припомнил далекое детство – уездный городок, ленивая речка Разиня, рыбалка, отец, рассказывающий о десанте. Тогда это казалось несбыточной сказкой, выдумкой. Теперь приобретает реальные очертания. И он будет, обязательно будет причастен к этому необходимому для страны делу!