Я только и успел, что привести себя в порядок и подняться на поверхность, устроившись среди могучих корней ближайшего дерева, как к полигону подъехал чёрный автомобиль, отличающийся от своих одноцеховых братьев продольным «гребнем» посередине крыши. Выполнен этот аксессуар был в чёрном, идеально совпадающем с цветом машины, но вот рублёная черта «под золото» прямо-таки притягивала взгляд. И не позволяла перепутать этот транспорт с «такси», ибо студентов на территории всё-таки много, и иногда им требуется быстро добраться из точки в точку, не нарушая при этом правил и не летая по воздуху.
А я что? Я ничего!
Тем временем из рабочего авто выбралась Анастасия Белёвская, не переставая ругаться с водителем. Суть разговора от меня ускользала, но ровно до тех пор, пока девушка не наклонилась, очертив юбкой попу, и не достала с задних сидений… клетку. Внушительную такую, решётчатую клетку, из которой на ходу сыпались опилки. Водитель, глядя на это, заворчал ещё активнее, но палку перегибать не стал, просто проводив направляющуюся в мою сторону комиссара сердитым и недовольным взглядом. Я же одёрнул себя: мысли двинули совсем не в ту степь, в то время как разговаривать и вообще провести как бы не большую часть дня предстояло вместе с достаточно опытным, состоявшимся менталом, которую ещё и комиссаром назначили. И это было сделано не за красивую мордашку, ведь комиссар — это буквально облечённый властью представитель интересов Трона.
Потому любые эмоции придётся взять под жёсткий контроль.
— Артур. — Девушка безошибочно выцепила меня взглядом, — или, скорее, восприятием, — ещё в самом начале, так что сейчас приветливо помахала идеально чистым поддоном от клетки. А я начал чуть лучше понимать водителя, которому предстояло очистить от опилок половину салона служебного авто. — Ты знал, что за последние дни стал намного заметнее в плане активности разума?
— Подозревал. — Я кивнул. — Здравствуйте, госпожа комиссар.
— Сегодня обойдёмся без формальностей. — Комиссар Белёвская сделала бровки домиком. — Ни к чему лишний раз перегружать речь. Говорить придётся много, так что готовься.
К моему вящему удивлению, она не предложила последовать, например, в какой-нибудь кабинет или на полигон, вместо этого просто устроившись под тем же самым деревом. Между нами была водружена клетка с десятком забавных белых мышей, которым, как бы я ни ценил природу, суждено пасть жертвами моих экспериментов. А для чего ещё комиссар могла их сюда принести? Похвастаться питомцами? Покормить живущего среди деревьев удава? Очень сомневаюсь. Так что «практиковаться на мышках» в нашем случае выражение отнюдь не образное.
— Но первым делом, пожалуй, разберёмся с твоим вопросом. Мне передали, что ты заметил нечто на поверхности разума своей подруги? Сможешь описать подробно и точно? — С идеальной-то памятью? Впрочем, это скорее указание к действию, а не вопрос, так что…
— Смогу. Представьте, что к эху эмоций примешивается нечто, их искажающее. Как будто в чай добавили скисшего молока, и оно свернулось мерзкими хлопьями… — Я не стал приукрашивать рассказ собственными подозрениями, ограничившись фактами. Что, как, почему в том виде, в котором меня мог понять только другой псион. И Анастасия Белёвская, ментал и комиссар, обособившийся от рода, выдала своё заключение менее чем через пять минут. Правда, железобетонных оснований верить услышанному у меня всё равно не было: как-никак, она тут лицо заинтересованное.
Заинтересованное в том, чтобы если не обелить, то хотя бы не запятнать репутацию своей конторы сверх того, что уже было на ней наляпано в моих глазах.
— Я практически уверена, что это твоё «скисшее молоко» — эхо воздействующего на разум препарата или ментального вмешательства. Но последнее крайне сложно провести незаметно для цели, если та находится в удобоваримом физическом и психическом состоянии. Проще говоря, Алексееву едва ли могли «обработать» где бы то ни было. А вот съесть или выпить что-то…
— Если от вас она отправилась сразу домой, вариант с чем-то, подмешанным в напитки или еду можно сразу исключать. — Я покачал головой. — Или подозревать прислугу в её доме.
— Ксения не сразу поехала домой, знаешь ли. — Насупилась комиссар, встретив мой подозрительно-вопрошающий взгляд. — Не думаю, что это секрет, но у неё были какие-то дела в клубе…
«Клуб!».
Клуб. Ментальное вмешательство. «Мысль». Трубецкий, который Георгий, а не Игорь. К слову: не похоже, чтобы эти двое были родственниками… Но не будем пока об этом. Меня больше всего интересует, мог ли этот не в меру амбициозный парень с завышенным самомнением и готовностью идти по головам «сыграть» против меня таким нелицеприятным, подлым образом. И зачем? Интрига? Отправить Ксению мне в постель — это скорее радость, а не гадость. Значит, если там и была какая-то его выгода, то только проистекающая из нашего с «изгоем»-Ксенией статуса любовников. Но едва ли это стыкуется с оговоркой Ворошилова… которая и правда могла быть всего лишь оговоркой? Что он в принципе о нас знает? Лично мы пересекались дважды, и за это время он мог максимум составить обо мне впечатление сугубо рабочего плана. С Ксенией… Допустим, пересекался вчера. Разглядел в её поведении или ответах что-то, сделав неверные выводы? Предположим. Вот только способа подтвердить или опровергнуть это у меня всё равно нет, так что придётся руководствоваться ещё одним теоретическим вариантом. Но с ним я хотя бы могу копнуть в поисках правды, в отличии от ситуации с обер-комиссаром, который сам по себе фигура такой величины, что в его сторону даже косо смотреть опасно.
Ну, я ещё могу что-то сказать в его сторону, как было накануне ночью, но и это — ходьба по лезвию ножа, если объективно посмотреть. Ворошилов мог легко сбить с меня спесь, но не стал этого делать от доброты душевной… или посчитав это более выгодным в перспективе.
— Я разберусь. Спасибо, комиссар. Вы мне очень помогли. — Чистая правда. Как минимум на одного потенциального подозреваемого с мотивом и, что важнее, возможностями таки вывели. — Теперь можно с чистой совестью перейти к делам насущным, верно?
— Верно. — Девушка хихикнула, водрузив ладонь на клетку с крысками-мышками, которые от этого действа задвигались двое активнее, будто предчувствуя своё ближайшее будущее. — Я буду говорить, а ты перебей, если я скажу что-то, не соответствующее действительности. Тесты и прочую нудень оставим на потом. Итак…
Прислушиваясь к своим ощущениям в телепатическом плане я невольно пришёл к тому, что женский разум — непредсказуем и хаотичен. Сколько я ни встречал людей за последние дни, но только девушки и женщины могли за доли мгновения погружаться в какую-то эмоцию и тут же выныривать из неё, не меняясь в лице. А уж их чудесная способность выходить из пике и вычерчивать страшнейшие эмоциональные пируэты — это что-то за гранью. Я бы уже свихнулся, происходи такое со мной, а они сохраняли адекватность. В какой-то мере.
— Ты хорошо себе представляешь теоретическую часть. Что такое разум и сознание, чем они отличаются у обычных существ и у псионов, какие существуют вариации структур разума и какие характерные признаки имеют…
Она всё перечисляла и перечисляла, буквально идя по перечню тем в основных учебниках теоретической телепатии, которые я прочёл от корки до корки. И остановилась только после того, как я дополнительно ответил на парочку вопросов с подковыкой: вроде того, с какими трудностями я должен столкнуться при работе с крысами. А у меня перед глазами даже не текст учебника, а осмысленная, проанализированная и обработанная информация, ставшая знанием.
Так что и ответил я абсолютно точно, без малейшей заминки.
— С разумами крыс сопряжена сразу пара потенциально опасных факторов. Первый — общий для всех существ, разум которых полностью развёрнут в физическом органе. Нам, псионам, с ним работать сложнее, чем с ментальным ядром, представляющим из себя куда более податливую энергию. Тем не менее, «физические» разумы проще поддаются поверхностным внушениям вроде проекции эмоций и желаний. — Сопротивление разума другого псиона можно было сломить, да и другой псион мог банально не сопротивляться, превращая прогулку по своему разуму в туристический круиз.
Плюс разумы псионов схожи по своей природе, и полностью изучив себя телепат уже обретал солидную, глубокую базу для работы с другими такими же сверхлюдьми.
Вот только с мозгами без ментальных ядер и полей всё было сложнее, ибо это мало того, что сложно устроенный и чувствительный орган, так ещё и «наполнение» его может кардинально отличаться от случая к случаю, полностью перекраивая всю «топографию». Интеллектуал, простой работяга, творческий человек, страдающий от психических расстройств сумасшедший — у всех этих «подтипов» разум был устроен по-разному, и подходящий для одного случая метод мог привести к стремительному разрушению личности в другом. И если псиона ещё можно было «залатать» в силу природы энергетической части его разума, то с мозгами так не выйдет. Но практиковаться на псионах начинающим телепатам строго воспрещалось, так что — бойтесь, мышки, вам я пришёл.
Тем временем я продолжал говорить:
— Второй потенциально опасный фактор — это уровень животных инстинктов, погружение на который может повредить телепату. Список возможных проблем варьируется от лёгкого недомогания и мигрени до полного уничтожения личности. Угрозу эту можно считать весьма условной, так как в здравом уме погрузиться до уровня инстинктов в чужом разуме невозможно. Следовательно, мне достаточно лишь следовать известным инструкциям и не выходить за их рамки без полного понимания того, что я делаю.
— Абсолютно верно. В целом, тебе уже можно выдавать материал и начинать отрабатывать конкретные навыки, но я бы хотела побеседовать ещё немного. Самую капельку. — Я кивнул. Торопиться было некуда, а на человека, который бы стал разговаривать на слишком уж отвлечённые темы сестра знакомой мне вспыльчивой юной леди не походила. Да и статус комиссара, пусть и курируемого более опытным коллегой, кому попало не выдавали. Может, самому тоже «прицениться» к этому званию? Весьма престижно, ибо выше комиссаров только обер-комиссары в прямом подчинении тайных советников, которые, в свою очередь, держат ответ перед Императором. Коротенькая такая вертикаль власти, наделяющая огромнейшими возможностями… и не меньшей ответственностью. Надо ли оно мне? В плане обязанностей, конечно, не очень, но я что так, что так попадусь в эти «силки».
Вопрос лишь в том, что я от этого получу.
— Я весь внимание, госпожа комиссар. — Хорошо всё-таки, что на контакт со мной выходят в основном люди понимающие, не требующие невозможного.
— М-м-м… Что тебе известно о природе псионики и теориях, с этим связанных? Ты уже интересовался этим вопросом?
— Интересовался. Но из всего многообразия вариантов мне больше импонирует основная теория Столетова. Всё остальное слишком сильно полагается или на религию, или на мистическое-непознанное. — А то есть в мире сомнительные интеллектуалы, которым всё лишь бы попроще объяснить. И плевать они хотели на то, что уже сорок лет как есть отличная теория, выдвинутая одновременно чуть ли не в каждом регионе планеты.
Совпало так, что к нужным выводам все пришли одновременно.
— И как же ты видишь эту теорию, как проецируешь на себя?
— Интересный вопрос. — Уголки губ девушки чуть дрогнули, а в её глазах блеснула хитринка. — Меня нисколько не печалит концепция, в которой псионы — новый виток эволюции человека на пути становления энергетической формой жизни без капли «божественного». В конце концов, я, в отличии от подавляющего большинства не-телепатов, отлично вижу ментальные ядра и поля, представляющие из себя ни много, ни мало, а энергию в её наиболее чистом виде…
— Будь это чистая энергия, и еë давно уже зафиксировали бы силами техники. Сейчас же эту «чистую энергию» даже использовать невозможно…
— Всему своë время. — Я расслабленно улыбнулся. Солнце, ветерок, тень от дерева, приятная текстура древесины под спиной. И приятная глазу собеседница, конечно. Что ещë нужно для счастья? Шаурма! Но взять еë неоткуда, увы… — Пси тоже обнаружили не сразу, а теперь даже использовать получается. Неэффективно, конечно, но получается же?
— Хорошо, что ты так считаешь. Потому что с дураками работать сложно, а уж с фанатиками… — Белëвская тяжело вздохнула, устремив на меня несколько более серьëзный взгляд. — Но ты же понимаешь, что если это так, то телепат — априори более совершенный псион, чем любой, даром к этому направлению обделëнный?
— Это очевидно. — Зрячий среди слепых. Тот, кто к нашей новой природе куда ближе, чем обычный псион. Вот, кто такой телепат. — Но если вы опасаетесь того, что я из-за этого возгоржусь…
— Я не… — Возразила было девушка, не сумевшая заглушить своим голоском мою искромëтную шутку.
— … то я вас уверяю: этого не произойдëт. Если и считать себя выше всех прочих, то исключительно за универсальность, интеллект, харизму и скромность.
Комиссар прыснула в кулачок.
— Скромняга как он есть! — И посерьезнела. — Но я не шучу. Слишком часто начинающие телепаты, осознавая свои возможности, ставят себя много выше остальных псионов. Во многом это происходит за счёт способностей к эмпатии, но это ты и без меня наверняка уже знаешь. Должны были предупредить. Предупредили же?
Предупредили. И не единожды. Да только поздно это было сделано: я уже успел привыкнуть к постоянному использованию эмпатии, без неё чувствуя себя… ну, как обычный человек в окружении людей, носящих полностью закрывающие лица и искажающие голоса маски. Ужасное, неприятное чувство. А с учётом того, что я мог легко ситуацию исправить просто вернув эмпатию…
В общем, для меня «нормальная жизнь» уже потеряна, и окружающие наверняка об этом догадываются. Я ведь наверняка веду себя не так, как должно, а подмечать такие «социальные» мелочи люди наловчились ещё в древности.
— Предупреждали, и не один раз. Но эмпатия — слишком сильный инструмент, чтобы от него так просто отказываться. Он может спасти жизнь или показать, кто тебе откровенно лжёт. Опять же, так можно предвосхитить агрессию: с Дубинским как-то так и вышло… — Лицо комиссара посмурнело, а я понял, что сейчас, в общем-то, можно не только съехать с темы, но и задать свою. Интересно же, что там происходит. — К слову, о нём. В его отношении уже что-то решили? Не поймите неправильно: я спрашиваю не любопытства ради, но из беспокойства за безопасность моих друзей. Раз он так бросился на меня, то и на кого-то ещё тоже может…
— Не бросится. — Анастасия Белёвская лишь на секунду опустила веки и поджала губы, но я всё равно понял, что, похоже, вот она — причина редких вспышек негатива в её эмоциях. Потому что на мой вопрос вспышка последовала такая, что её и за взрыв можно было легко принять. — Господин обер-комиссар лично рассмотрел его дело, учёл все обстоятельства и отправил… Дубинского на принудительное лечение в закрытой психиатрической лечебнице. Тебе об этом ещё должны будут сообщить, когда решение полностью оформят официально. Как непосредственно потерпевший ты в праве об этом знать, так что не беспокойся.
Я разделял подавленное желание комиссара назвать Дубинского не Дубинским, а, например, ублюдком, но психушка? Нет, тут явно замешана или телепатия, или связи и огромные деньги для того, что б отмазать любимого сыночка-внука-родственника. В первом случае ему реально прилетело по голове так, что шарики за ролики закатились, а во втором… и так всё понятно во втором, короче.
— Спасибо за доверие. До официального сообщения я нем, как рыба.
— Да если бы это бесценное знание кому-то ещё было нужно. — Отмахнулась Белёвская. — Подумаешь, один из трёх десятков относительно плотно замешанных во всём студентов отправился отбывать срок не напрямую, а через перевалочный пункт в лице психлечебницы.
О том, что такие слова для человека её положения очень уж легкомысленны я, естественно, говорить не стал.
— Он подвергся ментальному воздействию? Понимаю, что вопрос довольно деликатный…
— Вся проблема в том, что доподлинно это определить не представляется возможным. Если воздействие и было, то крайне тонкое, на самой границе отсутствия воздействия. Условно говоря, даже ты мог это воздействие организовать, просто пожелав, чтобы он на тебя напал, и распалив его собственные эмоции через отражающий тип телепатического проецирования. — Я понял, что понимать тут пока было нечего. Да-да, потому что учебников по потенциально опасной телепатии я в глаза не видел, хоть и мог, чисто теоретически, устроить что-то подобное.
Даже задумался, а не сам ли я спровоцировал Дубинского…
— Разве может условный студент обставить всё так, чтобы профессионалы даже косвенных доказательств не обнаружили?
— Телепат — может. Обычно псионы со способностями к менталистике пробуждаются раньше всех прочих, и в среднем опережают одногодок, если так можно выразиться. Я, например, никогда не была гением среди гениев, но уже заняла своё место, в то время как мои ровесники только на середине пути в «учебке». И практиковать, серьёзно практиковать, я начинала уже к началу третьего года в академии. — Я уважительно покивал, ведь тут действительно было, чем гордиться. — Ну и не забывай о том, что само воздействие было совсем уж мимолётным. Может, «жертва» и сама бы не сдержалась, придя к такому же итогу. Или её вообще вели уже очень давно, раздувая нужное и притупляя ненужное. Точно это сказать сейчас нельзя, так что отталкиваться приходится от других фактов.
— Как травля, например. — Хмыкнул я. Что ж, не высшая мера, конечно, но, скажем, год в психушке с неясным итогом — уже неплохое наказание. Даже если в итоге он окажется на свободе, его уже буду ждать я. Даже пара месяцев реального времени может многое изменить в плане доступных мне возможностей, так что меня более-менее устроит любой исход. — Но не будем о грустном. Кажется, мы остановились на мышках?
— Да, да, на мышках. — Госпожа комиссар отмерла, вынырнув из омута собственных мыслей, и положила ладонь на крышку клетки, как уже делала не единожды за время нашего разговора. — Выбирай любую тебе приглянувшуюся. Твоя основная задача — освоиться в разуме животного. Я подстрахую и присмотрю, так что не пытайся вытолкать меня вовне. Понял?
— Полностью. — То, что в мозги мышки мы будем лезть вместе меня, признаться, несколько удивило, так как в теоретических материалах ни о чём таком не говорилось. Но в перспективе такой опыт полезен и, в общем-то, ничем грозить не должен, так что сейчас можно и не взбрыкивать. — Я начинаю.
Возможно ли полноценно описать телепатию существу, которому она недоступна? Кажется, что нет. Ощущения разнятся от человека к человеку, и «ментальное око», простите за такой термин, у каждого видит по-своему. Для кого-то свой и чужие разумы подобны музыкальным оркестрам, для кого-то это какофония красок, а кто-то, как и я, «моделирует» разум, выстраивая воображаемые мирки, отражающие, впрочем, всю суть. И чем глубже, чем «подробнее» телепат видит, тем больше возможностей ему на самом деле доступно. Вот только знаете, в чём соль?
Из-за индивидуальности процессов сравнить себя с кем-то ещё можно только по тому, на что способен ты, и на что не способен другой телепат. Это вам не плазменными шарами жонглировать, тут, хе-хе, ментальное ядро нужно.
А я тем временем «наводил мосты» между почти пустым фундаментом своего разума и крошечной пещерой мышиных мозгов. Да, разум грызуна я видел именно в такой форме: переплетение корней, почвы и стальных прутьев клетки, меж которых тянулись бесчисленные отнорки, каждый из которых что-то олицетворял. Даже мыши помнили и чувствовали, так что удивления наблюдаемая картина у меня не вызвала. Лишь научный интерес заинтересованно поднял голову, а Голод потребовал копнуть поглубже. Но это потерпит: сейчас мне и правда стоит просто осмотреться вокруг, да дождаться, пока огромный парусный корабль, — в видах не разбираюсь, уж извините, — не «причалит» к мышиному нагромождению.
Сама госпожа Белёвская предстала перед моим «взором» несколько более молодой и облачённой в натуральную флотскую форму, современный вид которой резко контрастировал со старинным фрегатом. Вид она имела лихой и придурковатый, а её эмоции в этом состоянии отслеживались куда чётче. Удовольствие, испытываемое ею от ментального путешествия, не шло ни в какое сравнение с тем, что ощущал я сам. Словно это она тут была впервые шагнувшим в неизведанное учеником, а я — седым, мудрым старцем-наставником, которому удивляться и восхищаться уже нечем.
— А ты на удивление спокоен. — Девушка окинула взглядом мой разум, за который мне почему-то стало стыдно. Уродец какой-то недостроенный. Не в первый раз же его видит, а прокомментировать, похоже, не откажется. — Только по состоянию твоего разума видно, что ты действительно пробудился неделю назад. Глядя на всё остальное об этом и не догадаешься…
— Тут можно по-человечески разговаривать? — Я ответил инстинктивно, даже не успев всё как следует обдумать. Интересное получилось ощущение: вроде слова, но на деле интерпретируемые разумом мыслеобразы. И в ту, и в другую сторону.
— Обычно этому учатся хотя бы пару дней, но в твоём случае… — Недоумение, неверие, восхищение и… желание оказаться на моём месте. Не зависть в чистом виде, и на том спасибо. — … я уже ничему не удивляюсь. Ты охватил восприятием весь разум этой мыши?
Я «прищурился», разглядев как будто бы вдалеке другие такие же нагромождения.
— И не только этой. Но для начала нам хватит и одного, верно?
— Ощущаешь сразу несколько разумов? Это отлично! Есть потенциал к массовым контролируемым воздействиям. — Я буквально ощутил её удовлетворение и радость за меня. Ну и толику огорчения, ведь она так, похоже, не могла. Или это далось ей лишь с большим трудом, что тоже возможно. — Но сейчас сосредоточься на нашей мыши. Попробуй вскрыть поверхностный слой её воспоминаний… и найти там своё лицо. Но для начала посмотри, как это сделаю я.
Я сосредоточился, намереваясь не пропустить ни одной детали, и я вас уверяю: сделал это не зря. Ибо до того же самого своим ходом я бы додумался отнюдь не сразу, предварительно сравняв разум бедного грызуна с землёй. Анастасия же действовала аккуратно, точными «движениями» причудливо вьющихся, тянущихся из её разума отростков касаясь разных точек разума мыши и определяя, что в себе скрывает эта конкретная область. Проверяла она не только поверхность, но и недра самих тоннелей, которые при всём при этом шевелились, словно клубок потревоженных и жутко недовольных червей. И чем больше времени проходило, тем сильнее животный разум «беспокоился». Сама мышка в это время металась в клетке и разве что на прутья не бросалась, явно испытывая серьёзное беспокойство. Оно и понятно: для зверя любое отклонение от нормы являлось бесконечным источником стресса, с которым зверь просто ничего не мог поделать.
Только паниковать, что и происходило на моих глазах.
— Иногда проще усыпить «пациента» во избежание травм тела во время таких вот припадков, но спящий разум не столь открыт. В нём сложнее ориентироваться и добираться до нужной тебе точки, которая может быть вообще заблокирована. А пробиваться силой не всегда допустимо, сам понимаешь. — Да, теоретически телепат не мог просто взять и погрузиться внутрь животного разума, как в случае с другим псионом. Мешала жёсткая привязка оного разума к физической, уязвимой и крайне хрупкой оболочке. С ней ведь как: чуть что не так — и ошибка проявляется в виде прямых повреждений мозга как органа. А это, как правило, легко приводит к катастрофическим последствиям вплоть до летального исхода. Даже псиона так приголубить можно при желании, так что пускать в свой разум кого попало строго не рекомендовалось. Но вот что интересно: чем эти деструктивные процессы не проявление воздействия ментальной энергии на материю?
А госпожа комиссар тем временем закончила процедуру осмотра, отыскав нужный участок тоннелей. Жгуты легко выскользнули из мышиного разума, и грызун начал стремительно успокаиваться.
— Пара минут, и мышка будет как новая. Помнишь, что в самую глубь погружаться нельзя?
— Конечно. Мне ещё дорого моё «я», и примерять на себя роль грызуна я не хочу.
— Хорошо, когда ученик отдаёт себе отчёт в собственных действиях. Меня точно по головке не погладят, если ты убьёшься из-за такой глупости. — Надо запомнить, что сглаживать углы в ментальном контакте не так-то просто. Ведь вряд ли Белёвская хотела сказать всё именно так. Или хотела, сделав вид, будто это не она такая, а реалии телепатии? Могла, опытный же ментал. Тоже возьму на заметку…
— Я начинаю. — Мышь достаточно успокоилась и, судя по наблюдаемой в реальном мире картине, решила стресс заспать насмерть. Проще говоря, она зарылась в остатки опилок и попыталась уснуть… но мои ментальные щупы ей этого сделать не дали, став тем самым шилом в заду. Мышь снова заметалась по клетке, а я потянулся к ближайшей поверхности её разума…
— Если что, то я искала другое воспоминание. Нужное тебе находится в другом месте… или в том же? Что-то я подзабыла…
— Не проблема. — Я весьма споро вник в процесс, ограничив чужие воспоминания, примитивные эмоции и прочий ментальный мусор, нестройным потоком хлынувший в мой разум. Если получится понять, по каким принципам работают эти конкретные мозги, то обнаружение искомых секунд в памяти будут вопросом нескольких минут. Но пока что картина выходила слишком мутная, и все мои предположения разбивались о набегающие факты. В какой-то момент я нащупал нечто, весьма близкое к нужному, а спустя минуту и своё лицо, — размытое и страшное, — обнаружил… но удовлетворения это не принесло. Я словно подобрал ответ к задаче, а не решил её, как положено…
— Не всё сразу, Артур. Телепатия слишком сложна и индивидуальна, так что то, к чему ты захотел прийти в первый же раз, может отнять недели и месяцы.
— Понять строение разума мыши — это не непосильная задача. Я попробую…
— Выживших мышей я отдам тебе с собой, так что ты сможешь поупражняться с ними в любое время. Я уже убедилась, что ты понимаешь основной принцип и не навредишь себе, так что поставки материала тебе, считай, обеспечены. — М-да, ещё только такого понимания мне недоставало. Но я что, действительно расстроился оттого, что не справился с задачей в рамках своих ожиданий? Ну и позорище…
— Спасибо. А следующий пункт нашего занятия?..
— Правильное проецирование эмоций или намерений, конечно же. — В реальном мире девушка предвкушающе оскалилась. Или улыбнулась? — Но пробовать будем на другой мышке. Эта пусть восстанавливается.
— Как скажете, госпожа комиссар.
Можно сказать, что день только начался, а я уже почувствовал свою «ментальную мышцу». Приятно.
Но, чую, к ночи устану как тягловой конь…