Пустыня или рай

Гармоничное сосуществование со всеми живыми существами — это для меня и есть рай. И передо мной как человеком стоит задача возродить этот рай и защитить его. Но для этого необходимо увидеть и познать его, нужно открыться этому. Я чувствую себя в раю, когда ощущаю себя частью целого. Рай зарождается во мне, когда я постигаю Природу и всеми фибрами души ощущаю невероятную, непостижимую многогранность жизни.

Это начинается с малого. Когда я беру горсть земли, когда я вижу ее, ощущаю запах и осознаю при этом, что сейчас в моей руке находятся миллиарды микроорганизмов, когда я понимаю, какие симбиозы и взаимодействия происходят у меня в руках, и уважительно отношусь к ним — тогда я уже в раю.

Затем я рассматриваю растения у себя под ногами: начиная от мхов и крохотных почвокровников, которые я с трудом могу разглядеть, и заканчивая цветущими кронами. От этих растений зависит жизнь множества насекомых — пчел, стрекоз, комаров. Далее я пытаюсь понять, какое значение имеет этот клочок земли для всей окрестности. Когда я наблюдаю и оцениваю масштабы и значение симбиозов, которые происходят тут днем и ночью, когда я вижу это и всей душой чувствую и принимаю, тогда мой рай начинает расти, шириться, он заполняет все вокруг. Для этого я должен поставить себя на место обитающих здесь живых существ и пообщаться с ними. Так я учусь видеть, чувствовать, ощущать, воспринимать рай.

Сад — это удивительный рай, ведь в нем я могу постигать жизнь. Сад — это аптека для каждой семьи. Он представляет собой намного большую ценность, чем просто суммарное количество растений, посаженных в нем, но только в том случае, если я осознаю, в каком биотопе нахожусь. Важно именно чувствовать, понимать, воспринимать.

Общение с Природой включает в себя все: запахи, цветы, плоды, симбиозы и циклы в жизненном пространстве человека, а также в лесу, в воде, в почве. Дождь, ветер, снег и солнце я тоже могу чувствовать и воспринимать, а значит, и общаться с ними. Ощущать и чувствовать жизнь, начиная с самых основ, не просто идти по ней, а охватить всю землю, саму основу жизни — это и есть рай.

Ощущать жизнь от самых ее истоков, не проходить мимо нее, а воспринимать землю в целом, как основу жизни

Чувства имеют большое значение. Если я связан с окружающим миром, то чувствую и ощущаю душу животных и растений, понимаю, что они думают или чувствуют и что у всех живых существ есть душа. Со временем каждый сможет развить в себе это чувство и научиться рассматривать Природу как единое целое, как творение, как чудо. Тогда Природа примет меня, я буду связан с ней, стану частью целого, смогу узнать все, что мне будет нужно. Тогда я смогу понимать даже мимику животных, ощущать, хорошо ли себя чувствуют корова или свинья. Начиная говорить с животным или касаясь его, я по поведению, выражению глаз и даже по запаху смогу предсказать его реакцию.

Рай находится не где–то снаружи, он начинается с сердца, с души, с духа. Только если жить так, будто я часть этого рая, можно его ощутить, почувствовать, познать. Если же смотреть на Природу и говорить: рай — там, а я — здесь, тогда все в одно мгновение рухнет. Я стану просто потребителем и разрушителем.

Я вновь и вновь повторяю: рай должен быть в сердце, в душе, в духе; именно эту задачу ставит перед нами Природа. Всю необходимую информацию, пожелания и побуждения человек получает на интуитивном уровне: в мыслях, во сне, в виде озарения; и он должен это принять и реализовать.

Если нам хорошо, мы готовы сделать все, чтобы и другим было хорошо. Если мы радуемся, то делимся этой радостью с окружающими, это происходит само собой, не требуя никаких усилий. Мы не может изолировать себя от других. Как это прекрасно — жить в таком раю: каждый может что–то дать другим, но может и должен что–то взять — у Природы, у животных и растений. И это предлагается нам на каждом шагу.

Примите это! Позвольте этому случиться! Не ограничивайте себя! Это жизнь, в этом смысл и энергия жизни. Она поддерживает ваше здоровье и дает силы для работы, любви, благополучия.

Существуют ли духи Природы

Когда я вижу памятники Природы — скалы, древние деревья или источники, у меня возникает ощущение, что они исполнены особой силы и энергии. Я чувствую эту энергию, когда останавливаюсь, чтобы присесть или прилечь, и могу вообразить процессы, происходящие в Природе.

Откуда берется эта сила? На этот вопрос никто не сможет ответить. В Природе существуют такие вещи, которые не поддаются научному обоснованию. Человеческий мозг не в состоянии охватить все, что есть в Природе, думать так слишком самонадеянно. Феномен Природы слишком сложен и масштабен, чтобы можно было все осознать.

Я не могу доподлинно утверждать, что существуют духи Природы или некие иные субстанции, но и не стану отрицать подобное утверждение.

Я лишь знаю, что в целом все является в какой–то степени живым. Целое — это живое существо. Тот, кто реально делает что–либо для Природы, получает отдачу. Сажаю ли я что–нибудь, сею семена или даю возможность течь ручью, общаюсь ли я с животным или деревом, озеленяю территорию в городе или убеждаю фермера отказаться от использования генетически измененных семян — словом, все, что я делаю для Природы, вернется ко мне.

Корни

Все имеет корни, даже если они не видны. Животные, например, точно знают, что им предопределено Природой. Однако человек утратил связь со своими корнями. Он блуждает по миру, не помня о своем происхождении. Он не заземлен, ему не хватает энергии, которую он мог бы получать через корни. Однако у него есть возможность вернуться к истокам.

У всего на свете есть корни, пусть даже невидимые. И только люди, к сожалению, утратили связь со своими корнями. Необходимо восстановить эту связь

Когда мне было приблизительно десять лет, я как–то летом нашел на куче камней яблоньку и вишенку. Они мне так понравились, что я решил взять их с собой. Голыми руками я выкопал их из земли, заботливо освободив даже кончики корней. Затем я посадил эти деревца в своем саду, но в неудачное для пересадки время и в самом неблагоприятном месте на склоне. Все сказали, что они не выживут. Мама сказала: «Деревья нужно сажать тогда, когда на них уже нет листочков». Совершенно интуитивно я стал бережно и с любовью обрывать листочки, все до единого, а под деревом старательно разложил рыхлый органический материал. Я тогда еще не знал, что таким образом я снял нагрузку с корней. Моей радости не было предела, когда, несмотря на все прогнозы, я увидел, что оба деревца выжили и выпустили новые почки. Таким образом я изобрел новый способ, который принес мне немалый доход. (Этот «шоковый метод» подробно описан в книге «Аргарий–революционер».)

Если вам доведется пережить нечто подобное, вы сможете вновь обрести свои корни и вернуться к Природе. Я убежден, что человек должен действовать интуитивно, показывать свои чувства и не скрывать даже сильных эмоций. Нужно рассказать о них Природе и просто дать себе волю. Так можно снова обрести самого себя.

Фермер в наше время — это раб в собственном хозяйстве. Само слово фермер уже стало ругательством. Раньше было совершенно по–другому. Горного фермера можно было сразу узнать. Фермеры сопротивлялись, если приходили распоряжения, которые их не устраивали. Они не поддавались на какие–либо уговоры. И сегодня тоже должно быть так. Ведь если гибнет фермер, то умирает и земля.

Для меня фермер — самая прекрасная профессия. Фермер должен стать примером уважительного обращения с окружающей средой, учителем для широкого круга людей. Я считаю, что необходимо широко распространять во всем мире методы децентрализованного ведения хозяйства, создавать как можно больше фермерских династий, в которых дети будут расти на земле в тесном контакте с Природой.

Как могло случиться, что профессия фермера утратила престиж? Что произошло за последние несколько поколений? Фермерство систематически и повсеместно лишали чувства собственного достоинства, знаний и радости от профессии. Раньше у нас было принято, что управление крестьянским подворьем всегда наследовал самый умный или трудолюбивый ребенок. Это мог быть старший сын, но могла быть и девочка, если она была смышленой и способной. Конечно, не всегда эту работу мог перенять первенец, тогда задумывались над тем, у кого из подрастающих детей есть данные для того, чтобы унаследовать имение, кто с детства проявил такие качества, как трудолюбие, смышленость, находчивость, решительность и уверенность в своих силах. Такому ребенку оказывали всяческую поддержку, чтобы он мог развить свои способности и реализовать их. Бывало так, что другие дети завидовали ему. Но такова жизнь: ведь на плечи того, кто унаследует управление хозяйством, ложится немало проблем, и ребенок должен с детства учиться решать их.

В те времена большинство семей не могли позволить себе дать детям образование в высших учебных заведениях. Они находились далеко в окружных центрах, а дети были помощниками на подворье, и от лишних рук невозможно было отказаться. Но на протяжении уже нескольких десятилетий фермерам оказывается поддержка в получении образования и обучении, к тому же дороги и транспортное сообщение стали лучше. Благодаря этому многие сельские дети теперь могут учиться в высших учебных заведениях, средних коммерческих школах, гимназиях и университетах.

Это могло бы значительно улучшить ситуацию, если бы не содержание учебных планов. Школы превратились в исправно работающий механизм, который уводил детей от Природы; им вдалбливались в голову такие ценности, как специализация, модернизация, изоляция. Молодежь стала отдаляться от Природы, превратилась в агентов по распространению ошибочных представлений о прогрессе.

Для меня профессия фермера — самая лучшая в мире. Фермер должен научить людей уважительно относиться ко всему живому

В фермерских хозяйствах это привело к нарушению веками установленного процесса отбора. Самые толковые из семьи, которые раньше могли бы перенять управление имением, становились теперь аграрными инженерами или юристами. В худшем случае они совсем не проявляли интереса к хозяйству, в лучшем — только как к месту, где можно провести свободное время. Они уже не видели ведение хозяйства своим призванием. А если родители все–таки планировали и дальше вести хозяйство, то в качестве преемников могли избрать только тех детей, которые обладали не самыми лучшими способностями и на которых с самого детства не возлагалось больших надежд.

Многие дети фермеров после обучения стали аграрными экспертами. И когда они возвращались в родительские хозяйства, то начинали внедрять так называемый прогресс: интенсивное и чрезмерное использование, монокультуры, массовое животноводство, синтетические удобрения и пестициды. То, что делали их отцы, они считали отсталым. Получив высшее образование, они становились консультантами в своих поселениях по сельскохозяйственным прогрессивным методам. Как специалисты с высшим образованием, они пользовались большим авторитетом. С их помощью была создана вся эта принудительная система давления и внедрения методов аграрной индустрии. Того, кто не желал принимать в этом участия, считали деревенщиной, их высмеивали, они вынуждены были влачить жалкое существование, потому что дотации были предназначены для других. А это были как раз те, которые остались вести семейное хозяйство и которым постоянно говорили, что умом они не блещут. Именно они и собирались теперь указывать, что прогрессивно, а что нет.

Лично я воспринимаю государственное содействие, обучение и индустрию как единую, отлаженно функционирующую в интересах определенных лиц систему. В системе аграрного среднего специального образования и в учреждениях по повышению квалификации нам всегда вдалбливали в голову самые поверхностные сведения о пользе применения удобрений и пестицидов. А нашими учителями были консультанты сельскохозяйственной палаты, которые обычно были еще и представителями компаний по производству удобрений и дилерами по продаже сельскохозяйственной техники. Проводились, например, акции по продаже удобрений, купив которые фермер мог получить 60% от стоимости в виде помощи. А нас на курсах допрашивали: сколько у вас земли, сколько удобрений вы заказали и использовали? Это была крайне неприятная ситуация, ведь тех, чьи отцы отказывались принимать в этом участие, высмеивали, остальные были вынуждены лгать, чтобы избежать насмешек.

К тому же велся постоянный учет того, сколько заказов делал фермер, так как это было напрямую связано с выплатами субсидий, а консультанты знали толк в цифрах.

Самые «прогрессивные» фермеры получали лучшие аттестаты об окончании обучения. Чтобы избежать насмешек в школе, мы с братом подбивали отца покупать больше синтетических удобрений. Учителя и представители сельскохозяйственной палаты раздавали нам впечатляющие цветные буклеты, где все было представлено в самом что ни на есть убедительном виде. Я помню, как мы, да и соседи тоже, в самых жутких условиях должны были по нескольку часов везти на коровах и лошадях мешки с удобрениями из деревни. Потом удобрения насыпались в ведра, мы несли эти ведра на склоны и разбрасывали удобрения вручную. Это была ужасно тяжелая работа. Например, томасфосфат — удобрение черного цвета, поэтому тот, кто его разбрасывал, выглядел как трубочист; а калийная соль жутко жгла пальцы, если на них были ранки.

Индустриализация сельского хозяйства начиналась в школе, то же самое было и с методами борьбы с сорняками и вредителями, механизацией и под конец с массовым животноводством: модернизация вдалбливалась нам в головы, как десять заповедей на уроках закона Божьего. И это происходило повсеместно.

Механизация считалась поначалу большим достижением. Больше не нужно было мучить ни корову, ни лошадь, со всем справлялась сила мотора. Но довольно часто происходили ужасные аварии со смертельным исходом и увечьями из–за техники, на которой распахивались крутые склоны. Сегодня у каждого горного фермера в хозяйстве есть дорогое транспортное средство повышенной проходимости с дополнительными приспособлениями для обработки площадей на очень крутых склонах. Чрезмерная механизация — вершина провального развития. Несмотря на высокие субсидии, затраты на приобретение техники как правило не окупаются, потому что риски и скорость износа колоссальные. В горах такой способ обработки земли на склонах приводит к вымыванию и эрозии грунта и тем самым к оскудению почв на длительное время.

Затраты на механизацию съедали хозяйство, фермеры продавали лес и землю, чтобы купить технику. Почему же они с открытыми глазами мчатся навстречу разорению? А потому, что послушались своего сына, который, возможно, побывал вместе с классом на одном из сельскохозяйственных машиностроительных предприятий, получил в подарок полдник и напиток и ему даже разрешили посидеть на большой машине. Теперь сын в полном восторге и упрашивает отца приобрести такую же, а отец не может отказать ему в этом, так как боится, что сын потеряет всякий интерес к сельскому хозяйству. Вот так он по большей части расходует имущество подворья и губит будущее своих потомков.

Обострение ситуации с появлением ЕС

После вступления в ЕС фермеры окончательно превратились в рабов собственных хозяйств. Большинство из них уже не в состоянии заполнять все сложные формуляры и выполнять обязательства. Зачастую даже представители сельскохозяйственной палаты не знают всех предписаний, которые меняются каждый год. Так фермер снова попадает в зависимость от консультантов и экспертов. В обмен на финансирование он получает предписания, в которых в мельчайших подробностях указано, что ему дозволено делать, что поощряется, а что нет. Таким образом, руководство процессом производства осуществляется сверху, и все должны делать одно и то же. Но в этом случае получится то же самое, что и при выращивании монокультуры: фермер сам создает себе конкуренцию, цена падает, и он больше не может работать рентабельно. Его продукция попадает в глобальную торговую сеть, где ценится не качество, а количество. Там все сводится не к добросовестному отношению к производству и питательной ценности продукта, а только к количеству. Однажды вступив на путь специализации, автоматизации и индустриализации, фермер вынужден продолжать этот путь.

Обработка и переработка продукта, т. е. именно то, на чем фермер может заработать самые большие деньги, усложняется большими сборами или даже запрещается. Это делается для того, чтобы на полную мощность загрузить крупное производство — мясоперерабатывающие, пивоваренные и молочные заводы, сыроварни и скотобойни. Убой скота на подворье теперь уже почти не встречается. Знания о том, как можно обрабатывать продукты, утрачены. Сегодня дети фермеров даже не знают, как делается сливочное масло или сыр, потому что молоко сдается на молокозавод. А закончится все тем, что они вообще откажутся от производства молока и у них останется только пастбищное хозяйство, ведь за это же платят деньги. А куда деваться животным? Их можно загнать на переполненное промышленное животноводческое предприятие. Это единообразие и изолированность. Это приведет к разбазариванию, эксплуатации, злоупотреблению и чрезмерному использованию во всех сферах сельского хозяйства.

Сегодня в усадьбе Краметерхоф: 40 лет бунтарства были ненапрасными — тысячи людей проявляют интерес к моей методике и стремятся посетить Краметерхоф

Когда мы видим все это, возникает вопрос: а что в результате остается фермерам? Риск, некачественный продукт, снижение доходов и много работы. Так фермеры попадают во все большую зависимость, залазят в долги, теряют имущество, вплоть до утраты всего хозяйства. За последние 40 лет девять из десяти фермеров отказались от ведения хозяйства. Радость от занятия любимым делом у них и так уже давно отняли. Выражение «гибель фермера» нужно воспринимать буквально, а не только как разорение фермера. Фермеры тихо умирают, многие из них «трагическим образом», как потом об этом пишут в газетах: самоубийства среди фермеров, которые не знают, как быть дальше, совершаются не только в Индии, но в Англии, Австрии и, вероятно, многих других странах, о чем просто нет сообщений в прессе. Но если умрет фермер, то умрет и земля.

Распространению приемов промышленного сельского хозяйства нужно противостоять, как только вы распознаете их. Как минимум, попытайтесь не допустить их на свою землю. Для этого нужно обладать определенной проницательностью и чувством уважения к собственной земле и окружающему миру. Обладая этими качествами, вы будете отстаивать и защищать свою землю и свои методы ведения хозяйства. Фермер не должен позволить превратить себя в раба на собственном подворье. Он должен быть учителем и являть собой пример уважительного отношения ко всем живым существам и Природе. Но при этом он должен быть свободен, он не может быть ведомым. Для этого требуются решительность и гражданское мужество.

Жизнь в сотрудничестве с Природой следует принимать как нечто само собой разумеющееся; благодаря этому сотрудничеству я и хозяйство смогу вести рентабельно в течение длительного времени. Все остальное — это же воровство у моих потомков. Но, слава Богу, есть еще фермеры, которые продолжают так жить, при этом выживают и ведут хозяйство соответствующим образом. Я сразу могу это определить, как только войду на подворье. Я чувствую, что здесь живут люди, у которых есть тесный контакт с Природой и их ближними, они могут направлять эту связь, они берегут и лелеют ее. Фермер, сознающий свою ответственность, может позволить Природе, растениям и животным работать на себя и может использовать себе во благо дары небес — дождь и солнце. Если все вокруг чувствует себя комфортно, фермер получит наилучший результат и наивысшее качество. Он сможет производить жизненно важные средства питания, а не отравленное химией продовольствие для набивания живота. Фермер, который учитывает все это в своем хозяйстве, уже не будет надрываться, он чувствует и ценит Природу, знает энергетические места силы на своей земле и высоко их ценит.

Фермер, который работает в соответствии с законами Природы, конечно, будет испытывать враждебное отношение со стороны других людей. И у него будут неприятности, особенно с бюрократами, свято верящими в свою правоту, которые пришли в кабинеты сельскохозяйственной палаты или комитета по финансированию сразу после окончания школы или вуза, не имея за плечами никакого практического опыта. Так они становятся теоретиками–калеками и предписывают фермерам, как те должны обрабатывать землю. Подобное недопустимо. На это даже внимание обращать нельзя. Такие бюрократы наносят огромный ущерб. (Слава Богу, что в политике и у власти есть ответственные люди, которые рассматривают процессы с природной точки зрения и могут решительно встать на защиту фермера. К сожалению, их не так много, но мне посчастливилось с ними сталкиваться. Иначе в этой борьбе, вероятно, нельзя было бы выстоять.)

У фермера, который не утратил контакт с Природой, достаточно энергии для того, чтобы отстоять себя. Но и проблем у него будет немало. Его назовут аутсайдером, и это еще самое безобидное. Но если сама Природа предоставляет мне право, то все остальное я даже слушать не стану. Тогда у меня будет сила, тогда я получу энергию, тогда я должен проводить разъяснительную работу и оказывать сопротивление чуждому Природе образу действий.

Все понимают, что это отнюдь не просто. Но в этом мое назначение, моя задача, и я уверен, что рано или поздно мою правоту признают. А будут меня называть псевдореволюционером или бунтарем, мне безразлично. Самым большим счастьем для меня было то, что моя семья всегда была на моей стороне и поддерживала меня. Иначе я не смог бы победить в войне с раздутым, далеким от практики управленческим аппаратом.

У детей в сельской местности есть такое же право на образование, как и у других людей. Так почему же обучение проводится только в больших городах, вдали от Природы? Нам нужны учебные центры, расположенные на территории фермерских хозяйств, практические курсы в условиях сельскохозяйственного разнообразия в конкретных усадьбах, где дети и молодежь из городов и сел могут получить практическое обучение основам гармоничного хозяйствования.